O(r/d)dinary

Правило клуба O(r/d)dinary №49: Правда там, где ты её не ищешь

Свешенные с балкона ноги болтаются и бьются о звонкий кусок металла на стене. Врученная жестяная банка из холодильника морозит руки. Кажется, это был яблочный энергетик. Взгляд Феликса впервые в жизни так сильно цепляет перевёрнутый город, зависший буквально над макушкой. Никогда он не был таким ярким и завораживающим, ведь Ли ни разу и не видел Хеллеватор так близко – с этажа Хёнджина он правда был, как на ладони. – Чего ты пялишься на него так, как будто не видел никогда, Феликс? – владелец комнаты опустился совсем рядом. – Мы же всю жизнь им любуемся. – Я-то точно видел его не всегда. Хёнджин делает гримасу недопонимания. Феликс уже собирался пуститься в разъяснения, но банка в руках отвлекла его внимание. День получился слишком богатым на события, так что её содержимое оказалось как раз кстати. Однако, сделав пару попыток дёрнуть ключ, Феликс признал своё поражение – вредная поверхность безнадёжно скользила под пальцами. Пронаблюдав за ним некоторое время, Хëнджин тяжело вздохнул. Вот же. Птенчик без своей няни совсем ничего не может. Но это даже мило. Хван протянул руку, и сразу же раздался щелчок. Феликс почувствовал, как краснеют щеки, и порадовался, что в полутьме, освещаемой лишь городскими огнями сверху и снизу, его смущение не так просто разглядеть. Пока Ли пытался привести мысли в порядок, Хëнджин недовольно созерцал перевёрнутые многоэтажки. И, разглядев в его взгляде неприкрытую придирчивость, Феликс не мог понять – это ему мироздание не угодило безобразием в небе или для ненависти есть свои скрытые причины. Заметив, что Феликс наблюдает за ним, Хëнджин смягчился и вопросительно приподнял бровь, ожидая продолжения его последней фразы. Феликс сделал глоток, отметив в напитке терпткий привкус корицы. – Я сюда переехал, когда ещё был ребёнком. К тёте. В родном небе я видел только Млечный путь ночами, а Хелеватор был где-то далеко-далеко, поэтому сейчас он для меня поразительнее других планет. — М... – Протянул Хëнджин. – А чего переехал то? Не сказал бы, что у нас безопасно, как раз наоборот. — А, да... Родители попали в катастрофу, поэтому она меня у себя приютила. Подробностей происшествия я не знаю до сих пор – сколько не просил рассказать, тётя только плакать начинает, на том всё и заканчивается. — Понятно, классика. Хенджин, кажется, правда не был удивлён его историей. В общем-то, Феликс и сам не считал себя каким-то уж очень особенным, но настолько спокойная реакция собеседника всё ещё вызывала массу вопросов. — В смысле? Звучит так, как будто ты обесцениваешь смерть. — Да не в этом дело, Ликс. Тут все такие, как ты: у кого-то отношения с предками просто отвратительными были, кто-то решил уйти из дома, пока чего не случилось, а у кого-то их и не было. Кто-то даже с радостью присоединился к клубу, а чьи-то когти пришлось несколько месяцев отдирать от прошлой жизни. – Зато теперь их не отдерёшь от Хана, – Феликс улыбается и замечает, что Хван тоже. – Ха-ха... – уши Ли впервые за всё время в клубе наполняются смехом Хёнджина. Да, пусть он тихий, пусть больше похож на хохот, но до чего же сладко на душе. А ощущения такие, будто выиграл в самую главную лотерею своей жизни. Не верится, что Хван посмеивается, сидя в расстоянии нескольких сантиметров. С неохотой, но всё же вглядывается в перевёрнутые высотки, проезжающие "на той стороне" машины и будто пытается увидеть в них что-то новое. Хотя за несколько лет прибывания в клубе, он правда выучил каждый миллиметр этих улиц. Разве что не слышал разговоры людей-перевертышей. Город как город, но за компанию можно и посмотреть. – Хван! – внезапно почти вскрикивает Феликс. – Хён-джин, – вдруг фыркают в ответ, – Что у тебя за привычка называть по фамилии? Забудь о ней вообще. – Да. Да-да-да, извини, Хёнджин. А ты знаешь его историю? – Ли кивком указал на город. – Вообще… есть много версий, почти у каждого своя… – парень откинулся назад, уперев руки в шершавый пол, – Одна из них: разлом. Хёнджин отводит от Феликса ледяные глаза и продолжает: – В одной из историй, которую я в архиве нашем нашёл, говорилось, что когда-то жили идиоты, что захотели над ядром сосредоточения аномальной энергии города поэксперементировать. И «бах!» – часть его откололась. Сами в мир иной отправились, ещё и из их тел появились сущности… – Сущности?! – Феликс впал в откровенный шок от услышанного. – Это их имел ввиду Кристофер, когда говорил про «с чем не справляются власти и полиция»? — Их и не только. Не перебивай, иначе ничего не буду говорить, – прищурился Хëнджин. Феликс поднял руки в извиняющимся жесте. — Прости. — Так вот. Сущностей мы сейчас называем агмами и ведём борьбу с ними. Эти красные черти высасывают душу исключительно через левые уши, а потом сжирают тело, не оставляя ничего. Из-за них в городе ходит «посмотри налево», а мелких из семей одарённых пугают красным цветом. Обычно у всех красный ассоциируется с любовью, но не в этом городе. Паредайз скорее про запрещающий светофор, нарушив правила которого можно сыграть кроваво-красную партию. Хёнджин переводит взгляд на Феликса, что, кажется, смотрит на него не моргая и впитывает каждое слово. — А Хеллеватор… Никто не знает, откуда он взялся. То-ли виной его появления на свет является тот самый разлом, то-ли он всегда был в небе, а всплеск энергии просто проявил его для глаз людей со сверхспособностями. Так же, неизвестно, откуда пошли слухи о существовании лифта, который якобы перенесёт в эту чертову небесную обитель. Подлинность их всё ещё не подтверждена – за все года удалось обнаружить только несколько ложных, но где настоящий – большой вопрос. Многие из нас хотели туда попасть, когда были детьми... Но потом выросли, узнали, что там творится чертовщина, и забили на эту идею. Кстати, даже Чанбин раньше пытался найти лифт, прикинь? — Чанбин?! — Ха, он самый, — Хван вдруг поднимается с места и сливается с темнотой комнаты – только красные волосы горят, — а потом его мозг затуманила техника. Теперь он при желании может целую голограмму Хеллеватора отстроить, причём такую, какую сам захочет. Глаза Феликса привыкают к комнатной темноте и следят, как Хван собирает волосы в низкий хвостик: — Хуже тем, — продолжает тот, — кто в итоге с этой мыслью не прощается. Они как будто застревают между городами и не относятся ни туда, ни сюда. Плохо кончается. — М... — в голове Феликса каша потихоньку варится и выходит за пределы черепной коробки, — А ты сам то когда-то хотел попасть туда? — Я? Не смеши, у меня проблем и здесь хватает. В том городе живут наши отражения, которые свернули на тёмную дорожку. Так вот, больно надо мне встретить того себя. Молчание задерживается и начинает звенеть в ушах. Что? Феликс всмотрелся в фонари над головой и представил, что оттуда на него так же пристально глядит второй он – темный. Больше тянущие в свои объятия огоньки не выглядели приветливо, а скорее, как в сказке о Русалочке, предлагали променять голос на ноги и в результате сделки всё равно оставить ни с чем. Хëнджин отряхивает пыль с коленей, ставя точку в своём безмолвии вздохом. – Окей, всё? Мне патрулировать пора, поэтому pardonnez-moi, mon chéri . — Да, конечно, иди... Джисон, кажется, просил помочь смазать старые часы, я тоже скоро пойду. Феликс снова начинает болтать ногами и пятками легко бить по стене. По комнате гуляет железный звук, сквозняк и Хёнджин, что был уже около двери, но хрустальная кисть зависла над ручкой. — У тебя очень красивые глаза. — Что? Феликс поворачивается и удивлённо смотрит на Хвана. А тот и виду не подаёт, что что-то сказал секунду назад. Хёнджин создаёт иллюзию забвения и наконец щёлкает ручкой. В очередной раз изящная фигура лишь показала спину и скрылась за дверью, оставляя наедине с пустотой.