Правило клуба O(r/d)dinary №66: Никогда не говори "никогда". Судьба не играет по твоим правилам – она всегда бросает тебе вызов.
Морские волны разбивались о песок и утягивали в свои пучины мелкие камни. Солёный ветер обдавал холодными брызгами щеки стоящему по щиколотки в воде Феликсу и, перекликаясь с чайками, завывал тревожные песни на известном ему одному языке. Феликс вглядывался в горизонт. Ждал, когда солнце полностью утонет за ним, будто после этого должно произойти что-то, что поможет избавиться от комом сжимавшегося в груди беспокойства. – Ты слишком долго стоишь здесь. Пошли. Феликс не успел понять, кому же принадлежит этот голос. Только почувствовал, как на предплечье нежно сжались чьи-то пальцы и краем глаза заметил размытое отражение в воде. Хëнджин?***
– Феликс, Хëнджин вернулся. Уже совсем другой голос вернул парня в реальность, и он резко сел. Ему понадобилось несколько глубоких вдохов, чтобы отойти от невероятно яркого сна и осознать, что сидящий на его кровати Чанбин настоящий. И то, что он только что сказал, тоже правда. – Он в порядке? – придя в себя выпалил Ли. – Ничего серьезного. Звал тебя в следующий дозор, судя по написанному. – Чанбин помахал перед Феликсом листком. – Сказал, что будет ждать у здания, и чтобы ты приходил, как проснёшься. Феликс осторожно вытащил из его пальцев записку. Чанбин же улыбнулся каким-то своим мыслям. Может быть, он и хотел озвучить их, но ему помешала открывшаяся настежь дверь и появившийся на пороге неожиданный гость – Ян Чонин. – Судя по пропавшим с кухни яблокам, Хван вернулся, – проговорил он с утверждением, облокачиваясь на дверной косяк. – С ним всё хорошо? Чанбин показал ему знак "окей" и закатил глаза. – Сказал, сам обработается и упорхнул на следующий дозор. Атмосфера вокруг Яна сгустилась – брови недовольно нахмурились, а к серьезности примешалось раздражение. – Сам? А я тут для красоты? Чувство ответственности за жизнь Хвана было вырезано на его лице чёткими буквами. Он, по слухам самый младший в группе, вдруг показался Феликсу чуть ли не самым старшим. – Остынь, Хван всегда такой. Ты же знаешь, – Попытался успокоить Чонина Со, но его ответ вызвал только больше возмущений. – Вот потому что знаю, поэтому и говорю, – фыркнули в ответ. – Сначала такой "ой, ничего страшного". А потом "ой-ëй, спасай меня, Чонин". И не боится же. Я клятву Гиппократа не давал, имею право медицинские знания не в то русло применять. – Тише-тише. Угомонись. С Хенджином всё нормально, – Чанбин, видимо решив устроить антракт в развернувшейся трагикомедии, приобнял Яна за плечи и повёл из комнаты. Перед уходом Со обернулся и подмигнул Феликсу, мол "всё в порядке, так постоянно происходит". Феликс и сам бы не хотел беспокоиться, но сердце против воли больно билось о рёбра. Хëнджин в порядке – от этой новости камень с плеч рухнул. Он и не заметил, когда между ними успела возникнуть тонкая нить.***
Хëнджин обнаружился далеко не сразу. Феликсу пришлось несколько раз протоптаться вдоль передней стены здания клуба, прежде чем он догадался опасливо заглянуть в переулок сбоку. И опять же – Хван-то нашелся, вот только очень интересным образом: висящим вверх ногами, зацепившись за какую-то арматуру и мирно спящим. После недолгих раздумий Феликс зацепился за пожарную лестницу и повис рядом. Как и ожидалось, положение очень неудобное, но, кажется Хенджину было нормально. Летучая мышь, не дать-не взять. Зачарованный изящным профилем, Ли разглядывал его длинные ресницы и родинку под левым глазом. Спящий Хенджин казался еще более нереальным – будто его облик был сотворенной им же самим иллюзией. Феликс всё смотрел на него и смотрел до тех пор, пока ресницы напротив не приоткрылись, обдав его ледяной голубизной. Хван пару секунд сонно моргал, пытаясь понять, кто перед ним, а потом его глаза вдруг широко раскрылись. Лёгким движением Хëнджин спрыгнул на землю и, неожиданно заключив Феликса в объятия, осторожно отцепил от лестницы. Ли от этих действий непонимающе смутился, но потом почувствовал, насколько сильно от висения вверх ногами закружилась голова. Если бы его не сняли, неизвестно, удалось бы ему спуститься целым и невредимым. Пытаться повторять за Хваном оказалось глупой идеей. Но сейчас проблема была не в этом, а в том, что этот самый Хван не спешил выпускать его из рук. – Ты как, порядок? – спросил он. Феликс нервно кивнул. Теперь он уже не знал, отчего голова продолжает кружиться – от прилившей крови или абсурдности ситуации. В объятиях было тепло и уютно, но до ужаса неловко. И неправильно. Момент смущения разорвал невольно зацепившийся за руки Хвана взгляд. По аристокротически-бледной коже яркими линиями протянулись бросающие в дрожь глубокие раны. Что случилось? Кто их оставил? Почувствовав его любопытство и вдруг осознав, что делает, Хëнджин отстранился. Даже слишком сильно. На полдесятка метров. Феликсу же от увиденного стало больно. Ведь такие раны не могут не болеть. – Всё нормально, – Хëнджин поправил рукав, пряча красные следы. – Пошли. Но Ли помотал головой из стороны в сторону, отрицая увиденное, не вязавшееся со смыслом слова "нормально". И, конечно же, Хëнджин его не понял – ожидаемо его жест воспринялся как отказ идти на миссию. Хван преодолел им же выстроенное расстояние и, раздражённо схватив Феликса за запястье, потянул его за собой. – В нашей профессии нельзя быть таким мягким. Если тебе стало страшно, скажи об этом Чану. Я уже говорил, что эта работа тебе не подходит. Ли с силой выдернул руку из захвата, заставляя Хëнджина в удивлении замереть. Феликс глубоко вдохнул, пытаясь унять накатившую дрожь. – Дело не в этом! – А в чем тогда? – слова Хëнджина приобрели угрожающий оттенок. Еще немного, и он окончательно выйдет из себя. А там и до похорон Феликса недалеко. Но Ли вдруг стало на это все равно. – Что с тобой случилось? – его голос немного надломился, поддавшись волнению. – Где ты был всё это время? Хëнджин в ответ тяжело вздохнул. И дальше повисло долгое давящее молчание. То-ли он ждал от Феликса ответа, в чем же все-таки дело, то-ли просто не хотел ему ничего рассказывать. Но объяснений своего поведения Хёнджин от Феликса не дождется. Не говорить же Хвану, что стало больно за него? Это прозвучит как-то неуместно и неправильно. Они же недостаточно близки. Недостаточно. Непрошенная игла кольнула Феликсу под ребра, заставляя поморщиться в непонимании накативших эмоций.***
Хван же все никак не мог понять, что не так с человеком напротив – что его так сильно ломает и почему он сам так много об этом думает. Царапины и шрамы – не проблема. Это сущая ерунда и пустяки. Куда больше ранит беспокойство таких как Феликс – искреннее и чистое, бьющее в самое сердце и оставляющее на нём болезненный след, который порошком смешанным с содой и солью не ототрешь – все равно останется виноватый шрам как от ожога. И становится стыдно, что не позвонил и не написал, хотя не мог и не должен. И хочется отвести глаза и смотреть под ноги. Извиняться хочется за это беспокойство. Пальцы Феликса мяли ткань джинс. Волосы его снова немного растрепаны, а во взгляде то, что Хëнджин ненавидел больше всего – сочувствие. Но у Ли Феликса очень красивые глаза. И с этим его взглядом можно как-нибудь смириться. Хëнджин ещё раз вздыхает. Отдирает пленку-гордость, давит на молчание, заставляя его лопнуть, и, наконец, с неимоверными усилиями переступает через себя. – Вляпался в неприятности. Но если это ради безопасности товарища, то не страшно. Merde, je n'arrive pas à comprendre pourquoi mon cœur répond si fort à tes paroles. Сказав так, он потянул Феликса из темноты на свет. Мало ли, какие страхи притаились в его искренней душе. Дикие псы могут появиться в любой момент, а этот волнующийся о пустяках птенчик только и умеет, что бестолково размахивать неоперенными крыльями. И как бы Хван не ненавидел чужое волнение, беспокойство Феликса в конце концов вызвало у него улыбку. Лëгкую, в самых уголках губ. Кажется, он правда не в себе.***
И в этой ситуации проблема была даже не в том, что Феликс не понял, что сказал Хёнджин во второй половине своего непродолжительного монолога. Проблема была в том, что Феликс очень хорошо знал французский. И, кажется, он сейчас что-то неправильно перевел и окончательно запутался в происходящем. Ступая следом за Хваном, парень копил в душе вопросы. Удастся ли когда-нибудь подобрать ключи-ответы для каждого из них? И существует ли ключ, что откроет для него самую главную загадку – человека перед ним? Конечно, подсмотреть за мыслями Хёнджина было бы гораздо проще, чем мучиться в догадках. Но нельзя лезть в голову человеку, который тебе симпатичен – можно нарваться на неожиданную правду. А она порой режет не хуже ножа.***
Стоп, Хван Хенджин ему что, симпатичен?***
Если бы Феликса попросили описать только-только начавшийся день в двух словах, он бы назвал его «Полным открытий». За короткое время пребывания в Странном клубе он не то чтобы узнал много, но, по крайней мере, думал, что Хëнджин всегда и везде передвигается пешком. Оказалось же, что на далекие расстояния тот сбегает на байке, на который Хван как раз его и усадил. Ли пришлось обнять Хёнджина за талию, чтобы не свалиться. Вновь было неловко, теперь уже от щекочущего нос яблочного запаха. Феликс какое-то время пытался угадать, куда именно они едут, но это оказалось бесполезным – Хван свернул с главной дороги и стал петлять по узким улочкам, в которых Ли совершенно не ориентировался. Неспокойное предчувствие зашевелилось где-то на подкорке и стало нашептывать в уши что-то нехорошее. Они оставили байк у изрисованной маркерами телефонной будки и дальше отправились пешком. Район явно не был жилым – только тут и там в кучах мусора копались бродячие собаки, да вороны пытались расклевать прошлогодние орехи. Феликсу от этой картины стало еще больше не по себе. Даже не зная, зачем они сюда пришли, он уже молился, чтобы возвращение было удачным. – А теперь тихонько, – приложил палец к губам Хван и тенью проскользнул в переулок. Феликс последовал за ним и едва сдержался от того, чтобы не охнуть. На кирпичной стене расположился невероятно реалистичный рисунок дракона в свою полную величину. Приветствуя нежданных гостей, он широко раскрыл пасть и распахнул крылья. Картина оказалась настолько красивой, что Феликсу было трудно сразу же от нее оторваться. Идущий впереди Хёнджин мимолетно коснулся лба дракона и, жестом поманив слегка отставшего Феликса, снова свернул куда-то влево. Шли в спешке. Под ногами хрустела разбитая черепица, отчего Хван хмурился и старался выбирать более чистый от шумов маршрут. Наконец он остановился у угла и, присев на корточки, стал оценивать обстановку, попутно подтащив ничего не понимающего «напарника» поближе к себе. – Итак, что ты умеешь? – шепотом спросил Хёнджин, пытаясь поймать что-то глазами в окне напротив. Вот и приехали. Феликс нервно сглотнул. Что Хенджин сделает с ним, когда узнает? Сразу ли бросит петлять в этих безлюдных переулках до конца дней своих? – Я могу читать мысли, – Ответил Феликс, едва шевеля губами. Хенджин кивнул, казалось, найдя то, что искал взглядом. А потом вдруг развернул лицо к Феликсу. Тот даже не представлял, чего ему ожидать. Но в итоге получил только огромную степень ошеломления на лице напротив. Такого выражения Феликс меньше всего ожидал увидеть у казавшегося вечно злым Хвана. – Так это все упрощает, – в итоге пришел к выводу парень, указав подбородком в бок. – Там кое-кто прячется, сможешь узнать от него что-нибудь? Феликс облегченно выдохнул и кивнул. Он не был уверен, сработает ли – здание находилось слишком далеко – но все рано решил попробовать, раз уж его не собирались умертвить на месте. Он всмотрелся в темноту оконной рамы и почувствовал чье-то волнение. Цель нашлась, хоть он ее и не видел. Краем зрения Феликс заметил, как мимо что-то пролетело. Хенджин проводил это «что-то» взглядом с ним на пару. Спустя мгновение на пыльный подоконник приземлилась сплетенная из солнечных лучей канарейка и с любопытсвом уставилась на притаившегося внутри человека. Это его сила так на далекие расстояния действует? Так вот что это была за светящаяся кошка! Отогнав от себя лишние размышления, Феликс прислушался к переплетению несвязных мыслей в своей голове. Эмоции неизвестного метались, не находя выхода, и оттого разрывали его изнутри. – Ему очень страшно, – тихо заговорил Феликс, - Ему сказали, что если уйдет отсюда, его ждет расправа. На самом деле, чуть ранее, его подставили и отдали под суд. Чтобы получить помилование, он стал платить не тому человеку и в итоге по уши погряз в долгах. Ради быстрого заработка, он связался с какими-то наемниками. Он не знает, какова их цель – просто выполнял их указания. А в итоге его заперли и заставили ждать непонятно чего. Внимательно слушавший Феликса Хëнджин закусил губу. – Дальше. Где тот человек, которого они схватили? Феликс немного поразмыслил, распутывая узлы мыслей. Канарейка бесшумно взлетела и, покружив над разбитыми крышами, в итоге приземлилась на плечо Хвану и вперила в него свои глаза-бусинки. – Сейчас они держат его где-то здесь. Кажется, как раз недалеко от места, где ты оставил свой байк. Я уже видел сегодня это здание. Получив ответ, Хёнджин подорвался с места, не забыв при этом прихватить Феликса за шкирку. У того от резкого разрыва мысленной связи в ушах будто барабаны застучали, даже перед глазами поплыло. Но жаловаться было некогда, он просто последовал туда, куда его тащили. Что делать дальше яснее ясного. Чтобы завершить сегодняшнюю миссию осталось только указать Хвану на нужное место. И вдруг… – Не смотри. Всё, что успел разглядеть Феликс, это кроваво-красную надпись, выведенную прямо поверх пятью минутами ранее белоснежного дракона. Дальше его глаза прикрыла ледяная ладонь Хенджина, погрузив мир во тьму. Однако небрежные буквы уже расплылись по сетчатке: «Смерть одаренным» Феликс не мог отделаться от странного ощущения, будто в воздухе повис тяжелый запах железа. Может, так оно и было, но ему не дали полностью это осознать, а аккуратно развернули и повели прочь.***
Хенджин бросил взгляд на перекрытого кривой кровавой надписью белого дракона, опустил его на тело с развороченной грудной клеткой и лицо, черты которого не удавалось разобрать от количества ран. Но это было и не нужно. И так было понятно, что это тот, за кем они сюда пришли. Их специально поджидали. Убили беззащитного человека только ради того, чтобы показать свою силу и побросаться угрозами. Как это глупо и нелепо – то, что в мире спокойно существуют такие ублюдки. Глаза Хвана горели синим огнем преисподней. Ему хотелось разнести здесь каждый сантиметр, чтобы разобраться. Докопаться до правды. И больше никогда такого не допустить. Но сейчас в его руках был Феликс, поэтому он только и мог, что проскрежетать сквозь зубы: – Не на тех напали.***
Наблюдавший за ними снайпер получил по рации команду «Отставить». Его товарищ, прятавшийся до этого на соседней крыше, перемахнул через подоконник и издал раздрожженный смешок. Лица обоих скрывали маски, и даже они никогда не видели друг друга без них – приходилось различать только по позывным, да вышитым на груди цифрам. – Они же клялись, что он ходит на задания один, – недовольно произнес новоприбывший, когда второй снайпер отключился от связи с руководством. – Одаренный рядом с ним не опознан. Придется теперь искать информацию про этого мальчишку, – устало ответили ему, кидая теперь бесполезное оборудование в ближайший угол. Им только и оставалось, что негодовать на свою нелегкую судьбу. – Вот ничего с этими странными не работает нормально. – Все еще возмущался первый снайпер, будто его речи могли что-то изменить, – Что, Хвану так жалко было схватить нашу приманку за грудки и помереть? Второй снайпер только усмехнулся. Одаренный, которого они переманили на свою сторону, обладал способностью становиться ядовитым, когда чувствовал опасность. Если бы все прошло по плану, их цель умерла бы еще до наступления заката. Или они бы просто подстрелили Хвана, когда он отвлечется, и дело с концом. Однако, непонятно по какой причине, но тот так и не приблизился к оставленной приманке. Скорее всего, дело было во втором мальчишке. А так как одаренные, как правило, якшаются только с такими же ненормальными, пришлось отступить до следующего раза. Неизвестно, что эта парочка могла выкинуть, действуя заодно.***
В тот день Хёнджина спасло всего лишь искреннее желание взять Феликса на миссию. Его неожиданный талисман беспокойно оглядывался по сторонам. Чувствовал, что произошло что-то непоправимое, но Хвану вопросов не задавал, за что тот был безмерно благодарен. Ведь если бы его спросили, история вышла бы слишком длинной, а у него еще есть на сегодня незаконченные дела. Первое – в безопасности доставить Феликса туда, откуда взял. Второе – рассказать о произошедшем Чану. И, наконец, самое главное – сделать уже что-то со своей головой. Ведь если бы раньше Хенджин встретил человека, читающего мысли, он бы был с ним предельно осторожным, а то и вовсе побыстрее от него избавился. Но, по какой-то причине,новость о способности Феликса не вызвала волнения и на сотую долю процента. Если бы Хёнджину кто-то сказал, что этот птенчик представляет опасность, он бы рассмеялся в голос. Может быть, Хван просто был слишком самоуверен. А может быть дело было в веснушках на щеках и невероятно ярких зеленых глазах.***
Ли Минхо в любой комнате вел себя как в своей собственной – ходил где вздумается и делал, что хочется, словно кот. Особенную любовь в его сердце занимало бродить вдоль увешанной фотографиями стены Сынмина, разглядывая бесчисленные снимки. Иногда даже удавалось выпросить парочку особенно понравившихся – с Кимом было не так уж сложно договориться, он в этом плане был настоящим душкой.(Чего не скажешь об их владельце картинной галереи. Из нее был шанс выйти не только без картины, но и с воткнутым в череп мастихином). Сегодня Минхо обнаружил несколько новых фотографий, чему не мог не подивиться – несмотря на сильную занятость, их младшенький успевал и хобби посвятить время. Может быть даже специально, чтобы порадовать любопытного кота-хёна. В кадры попали подсвеченные закатом облака, выстроившиеся в форму летящей птицы, вечерний город, конфеты из киоска сладостей, пушистый черный кот с фиолетовым ошейником и подозрительным взглядом. На последней фотографии в уголке была надпись: «Лино-хён, это ты?». Минхо посмеялся и мельком бросил взгляд на Сынмина. Тот, сидя на полу, что-то усердно выискивал в ворохе газет, а найдя, вырезал и вклеивал в блокнот. Красивый такой, с ромашками на обложке. Лино сделал себе пометку на будущее, что неплохо бы рассмотреть эту вещицу поближе. Фотография с котенком отложилась на стол. Не все снимки еще были просмотрены, да и спешить некуда. Пусть Сынмин себе занимается своими секретными-не-секретными делами. Так думал Минхо, ровно до того момента пока не заметил фотографию со знакомым веснушчатым лицом. – Когда это вы с Феликсом успели сдружиться? – Что? – Ким отвлекся от газеты и поправил очки. – Вообще-то как раз не успели. Никак не могу подобрать момент. А что такое? – В смысле? – Лино в полном недоумении снял паларойдный снимок с силовой кнопки. – А это тогда что? Газета с шумом выпала из рук, а сам Ким мгновенно оказался рядом с Минхо. – Да ты посмотри, где он висел! Губы Лино вдруг выстроились в идеально круглое, невысказанное «о», а потом растянулись в мягкую улыбку. Все ему стало понятно и без дальнейших объяснений, отчего захотелось громко рассмеяться и приклеить фотографию Феликса одному несчастному на лоб, чтобы затем сделать уже новый снимок. Минхо очень осторожно провел пальцами по фотографии. Спрятав её в рукав и улучив момент, когда Сынмин, отвлекшись, ошеломленно разглядывал теперь уже пустующее место на стене, ловко схватил со стола фотоаппарат. С лукавой улыбкой он пошел к выходу спиной вперед. – Я одолжу ненадолго? – Обронил он, привлекая внимание Кима. Тот непонимающе обернулся и тут же вскрикнул: – Эй, хён! Нет! Но Минхо уже, громко хохоча, летел по ступенькам вверх. Настроение у него сделалось невероятно прекрасное – хотелось трезвонить о произошедшем на весь белый свет. Но прежде чем слухи облетят все уши Странного клуба, хотелось бы переговорить с непосредственным участником всей заварившейся истории. Пробежав пару коридоров, Минхо приостановился как раз вовремя, чтобы на развилке не снести с ног случайного прохожего в виде… Ли Феликса. Очень и очень кстати. Минхо даже подивился, как вовремя тот оказался в нужном месте. – О, Феликс. Будь умницей, подержи. Минхо вложил ничего не понимающему Ли в руки фотоаппарат и, заговорщически подмигнув, исчез в лестничном пролете. Появившийся спустя несколько секунд запыхавшийся Сынмин удивленно уставился на держащего «украденный» фотоаппарат Феликса. Кажется, Лино воспринял его слова о подборе момента для разговора буквально.***
– Следить за стёклами под подошвами, значит не создавать самому себе неприятности. Ты, дорогой мой, за стёклами не уследил. Хёнджин как раз находился на этапе попытки починить свою голову путем пропитывания легких свежим кислородом, когда на крышу ступил Минхо и полностью раздолбал на части остатки его деланного спокойствия. Они абсолютно и безоговорочно ненавидели друг друга. И если один из них вдруг сам изъявил желание начать разговор, на это должны были быть очень веские причины. Хенджин облокотился спиной о перила, даже не смея предположить, в чем истинное значение слов Минхо. Зная, насколько тот не от мира сего, за ними могло стоять что угодно. Кот же даже не предпринял попытки объясниться – просто картинно, словно фокусник, разыгрывающий представление на сцене, вытащил из рукава паларойдную карточку и протянул в руки Хёнджину. Не зная, не ловушка ли это, Хван с огромной неохотой принял фотографию. Обнаружившийся на ней Феликс мгновенно вызвал целый ворох вопросов. Но подпись чуть ниже до боли знакомым – его собственным – почерком тут же их перечеркнула, под чистую сметя из головы и все прочие мысли. Перед глазами остались только рассыпавшиеся по щекам веснушки, да буквы, которые никак не хотели собираться в слова: «Этого никогда не будет». От внезапно налетевшего порыва ветра, фотография грозилась вырваться у Хёнджина из рук, но вовремя заметивший это Минхо сжал свои пальцы поверх его запястья и тихо посмеялся. Да, как бы странно не звучало, но первым, кто узнал, что Хëнджин влюбился, оказался далеко не сам Хëнджин. И, кажется, над ним даже не насмехались – ухмылялись только над тем, каким глупым оказался финал тянущейся уже целую вечность истории. А точнее финал саги двух лет, событий на которых пришлось как на целый век. Отсмеявшись, Минхо встал рядом со все еще разглядывающим фотографию своей несчастной любви собратом по несчастью и шутливо пихнул его плечом. – Разве не ты говорил, что никогда не влюбишься? – Ты тоже так говорил, но проиграл в споре гораздо быстрее, – не упустил возможность подколоть его Хёнджин. Когда эти двое перекидывались язвительными ухмылками, то были похожи, как отражения в воде. Рябь волн искажала изображение, но суть от этого не менялась. В этом и была причина их взаимной неприязни – не каждому по душе видеть, как ты и твои поступки выглядят со стороны. Особенно когда при этом подмечаешь не только сильные стороны, но и уязвимые места. Хван убрал фотографию в карман и устало спрятал лицо в ладонях. Скрылся от стоящего рядом Минхо, случившегося с ним веснушчатого недоразумения и самого себя.***
Как познакомились Лино и Хëнджин? Честно говоря, первое, что они сделали, встретив друг друга – подрались. Бывает любовь с первого взгляда. А еще с такого же первого взгляда, но косого – настоящая вражда. Вот эти двое как раз целиком и полностью олицетворяли второй случай, и в день их первой встречи лампа в кабинете Чана строго помигивала им в лица. – Вы с такими манерами навсегда одни останетесь, – устало проговорил тогда Чан, пытаясь хоть как-то примирить Хенджина и Минхо. Но из этого не вышло ровным счетом ничего – те только зло переглянулись, оценивая «боевые потери» друг друга. Хван прижал платок ко все еще кровоточащей губе, а Минхо накрыл ладонью подбитую скулу с уже расцветающим синяком. – А я и не планирую влюбляться! От любви одна морока! – бесстрашно выпалил Лино в лицо Бану. – Хоть где-то мы сошлись, – тихо добавил к этому Хван. Новоиспеченные враги перекинулись ненавидящими взглядами. Кажется, мысль о том, что их мнения по поводу чего-то сошлись, разожгла искру еще большей неприязни. Которая и заставила их вновь кинуться друг на друга с кулаками. – Так, всё, разошлись! – Чану едва удалось вклиниться между ними, останавливая развернувшееся перед его носом безобразие. – Выгоню вас обоих! От этих слов все еще распаленный Хван послал Чану полный ненависти и неверия взгляд, в котором явно читалось: выгонит он его, как же, он бы посмотрел на то, как он это сделает. Минхо же всем своим видом стал излучать удовлетворенность складывающимися обстоятельствами – ведь именно этого он и добивался сегодняшней выходкой. Что от Чана не укрылось Лидер растянул на губах донельзя доброжелательную улыбку и добавил: – Выгоню мыть коридоры и лестницы. Вперед и с песней, давайте-давайте. В общем, в тот вечер незадачливые драчуны получили свое наказание и в поте лица драили полы, стараясь при этом держаться как можно дальше друг от друга. Но когда дело дошло до лестниц… Чан знал, что делает, давая им эту нелегкую задачу. Лестницы, которые казались абсолютно обычными, на деле имели свойство изменяться по собственному желанию. Выстраивали новые направления, путались друг с другом, а после исчезали и на их месте появлялись другие, тоже требующие уборки. С момента ссоры Хвана и Минхо прошло несколько часов тяжелой работы, и вот они уже перебрасываются не злобными взглядами, а умирающе-обреченными. Оба прижимаются к стене и сползают по ней на пол, тяжело выдыхая и глядя на то, как вредная лестница снова перестраивается, покрывая свои ступени пылью. Минхо метнул швабру в ступеньки, словно копьё, и окончательно признал свое поражение. Бан Чан победил со счетом один ноль, и теперь придется думать, чем же ему таким отомстить за свое эксплуатирование. Хёнджин рядом с ним закрыл глаза и провалился в усталую дрему. Глядя на него, Минхо вздохнул еще более обреченно. Осознание, что, придя в Странный клуб, он лично захлопнул капкан на собственной лапе, шумело в ушах со звуком хлопающих крыльев ангела смерти. Да, того самого, что сейчас мирно посапывал рядом, но некоторое время назад чуть не оставил его без глаза. Как бы Лино не была противна эта мысль, с Хваном у них тоже было один-ноль. И с этим нужно было что-то делать. Шестеренки в уставшем от физического труда мозге лениво перебирали гранями, пока вдруг не зажгли яркую лампочку-идею. Минхо покопался в карманах и, изъяв наполовину засохший маркер, толкнул Хвана плечом. – Эй, давай вот что – я не лезу к тебе, а ты ко мне, но при условии, что мы поспорим. – О чем же? – пробормотал Хенджин без особого энтузиазма, только чтобы от него скорей отстали. Не будь он таким уставшим, он бы вообще с этим человеко-котом не разговаривал – О том, что мы никогда не влюбимся. А если влюбимся, покроем нашу репутацию позором людей, не исполняющих данных самим себе обещаний. Ну что, идет? Хёнджин на это долго молчал, но все же, когда Минхо начал писать на стене в последствии знаменитую на всю клуб надпись, протянул руку за маркером и тоже вывел в ней свою часть букв. Потом они нашли Сынмина и попросили их сфотографировать. Способность Кима позволяла запечатлять на фотографиях не только уже прошедшие счастливые моменты, но и будущие. Во втором случае паларойды получались черными и только со временем, когда событие уже произошло в настоящем, обретали краски. С тех пор конфликтов между Лино и Хваном не было, как в общем-то и особой дружбы. Виделись они редко, только то и дело слышали друг о друге новости, да подслушивали после сложных миссий сквозь щели в дверях, жив ли еще его товарищ-соперник. Их спор заключился из вредности и вспыльчивости, присущей всем не ладящим молодым людям. Но, став капельку старше под влиянием обстоятельств, каждый из них составил свою собственную причину, почему хотел навсегда остаться один. И дело было не в скверных характерах, а в нежелании разбить своей второй половине сердце в случае своей внезапной кончины. Все же, работа, которой они занимались, была слишком опасной, чтобы планировать свое будущее далеко вперед. В конце концов, на первом черном снимке появился улыбающийся Хан Джисон. Но к тому времени этот отдающий незрелостью спор уже не был так интересен его участникам. Если вдуматься, после вступления Кот всегда и во всем проигрывал Клубу. Но, в конце концов, он оказался рад проиграть Хенджину и своей драгоценной любви – Хану. «Этого никогда не будет». – Сказали они так, но теперь смотрят друг на друга как дураки, наступившие на одни и те же грабли. И теперь стало непонятно, почему они дружно враждовали эти два года. Или же враждавали дружа? Кажется, Минхо и Хван никогда не разберутся в этом клубке, но, может быть, оно и к лучшему. Ведь можно навсегда оставаться враждующими соперниками, в трудных ситуациях перевоплощающимися в родственные души. – Скажи, Лино. Любить ведь страшно? – в конце концов спрашивает Хёджин, не глядя на своего собеседника. – Скорее, страшно остаться без любви, – серьезно ответил Минхо, тоже глядя куда-то вдаль. – Почувствуешь любовь однажды – и пути назад не будет. Так что свою любовь нужно беречь. – Думаю, в моём случае лучше уж сразу пресечь всё на корню, – Хмыкнул Хёнджин. – Ну и дурак, – вернул ему его смешок Кот. – С чего бы это? – Феликсу нельзя оставаться среди нас, – ровным тоном ответил Хван, но Минхо его сразу раскусил – за его простым ответом и ненадежно склеенным безразличием бушевало множество эмоций. Поэтому, поразмыслив, Лино кивнул, но недовольно закусил губу. Черт его побери этого Хвана! С ним правда слишком трудно говорить, а тем более серьезно, без привычных манере Минхо шуток и подколов. – Может быть, – в конце концов согласился Кот. – Но ты не думал о том, что стоит покинуть ему эти стены, как его тут же убьют? – Не говори так, – Хван бросил на него опасный взгляд. – И не надо на меня так смотреть, – Кот развел руками. – Я реалист. Если клуб сам его принял, ему грозила опасность. Он уже с нами. А ты уже влюбился. Чем пытаться всё отменить, может, попытаться сделать лучше? Завтра ведь может случиться что угодно. На этом Лино решил закончить разговор. Он и так сегодня слишком много говорил с тем, с кем возможно не следовало и о том, что обычно не озвучивается вслух. Кот уже отошел на порядочное расстояние, когда с оглушительным смехом прокричал Хёнджину: – Тебе всё равно от любви не сбежать! Она уже опутала тебя паутиной. И, может быть, он был прав. Спрятанная фотография даже сквозь плотную ткань прожигала Хвану кожу, а сжатые в кулак пальцы грозились до крови впиться в ладони. Хенджин сопротивлялся себе сколько мог, но все же потянулся за снимком. Однако пальцы схватили кое-что гораздо быстрее. Маленький, уже изрядно потрепанный листок для заметок с криво улыбающимся попкорном и подписью: Вернулся домой.***
– Прости, это, кажется, твое. Неловко улыбнувшись Сынмину, Феликс тут же вернул ему фотоаппарат. Кажется, местный человеко-кот был не только опасным и подозрительным, но еще и любящим творить шалости, от которых приходилось страдать его младшим коллегам. Ли еще не успел отойти от произошедшего, пусть утро и осталось далеко позади. В голове кружилось множество наслаивающихся друг на друга мыслей, дополняющихся то и дело всплывающим перед глазами угрожающим кровавым посланием. Он даже не знал, что в нём перевешивало больше – страх или всё же желание во всём разобраться – и вот, к полному непониманию происходящего, прибавился ещё и стоящий напротив Сынмин. Он уже сделал несколько попыток уйти – делал шаг назад, но снова останавливался. И смотрел при этом на точку чуть выше головы Феликса. Кажется, он что-то от него хотел, но не знал, как лучше начать разговор. Феликс тяжело вздохнул. Очень ему надоели недомолвки и недосказанности этих стен. Как свои так и людей вокруг. Видимо, пора прекратить их собственными силами. Он сам преодолел разделяющее их расстояние и, протянув руку и легонько улыбнувшись, произнёс: – Привет, меня зовут Ли Феликс. А ты Ким Сынмин, верно? Мы можем поговорить? Тот тут же кивнул и пожал его руку. Не отпуская его ладонь, Феликс повёл Кима к лестничной площадке, и они вместе присели на ступеньки. Подперев щеки руками, Ли "просканировал" своего очередного нового знакомого. На первый взгляд он выглядел как тот, кто говорит не очень много, но если скажет, то это определённо будет что-то важное. И если такой человек изъявил желание пообщаться, то на это есть очень веские причины.***
– В общем, думаю, лучше сказать, как есть. Сынмин прервался, отложил камеру и, сняв очки, стал осторожно протирать стекла платком. Так он старался избежать прямого зрительного контакта с Феликсом – слишком уж у того был открытый взгляд, с треском выдающий слишком высокий уровень доверчивости. И не было в этой его привычке, вкладывать свою искренность в чужие ладони, ничего хорошего – ведь однажды это могло сыграть против него. Души бывают разные – доверившись не той, растеряешь веру в последующие. Сынмин отогнал лишние мысли. Раз уж начал говорить, нужно договаривать. Может даже к лучшему, что шанс обо всем спросить выпал именно сейчас. – Я могу запечатать на снимках счастливые моменты жизни, – Ким заговорил немного напряжённо и краем глаза наблюдал за чужой реакцией. – Та фотография... Чан отдал ведь её тебе, верно? Феликс вспомнил, что что-то такое действительно было. Несколько дней назад Чан выловил его после миссии и отдал палоройдную карточку, которая теперь, кажется, ютилась на столе. Парень утвердительно кивнул, и Сынмин продолжил: – Первая фотография с помощью моей способности это всегда самое сильное и счастливое воспоминание. Поэтому всё то время с тех пор, как тебя заснял , я всё задавался вопросом: Твоё самое большое счастье было в таком далёком прошлом или это что-то с моими силами не так? На самом деле, если вдуматься, Феликс помнил тот день, который удалось запечатлеть способности Кима. Это был его день рождения много-много лет назад. Тогда у него был дом, родители и мир, полностью залитый солнечным светом. Воспоминания того времени были непродолжительными, но такими яркими и тёплыми, что в них хотелось окунуться с головой и навсегда остаться в их пучинах. Но, то в детстве. Потом жизнь Ли превратилась в сплошную полосу, в которой и зацепиться-то особо не за что. Но разве в наши дни это редкость, чтобы так сильно заострять на этом внимание? – Способности же работают так, как работают, что с ними может быть не так? Ты наверняка уже сам понял ответ на свой вопрос, – прямо ответил Феликс, слегка пожав плечами. В общем, в подтверждение догадкам Кима, он правда был абсолютно уверен, что в более позднем возрасте не имел достаточно сильных счастливых воспоминаний, которые можно было бы отпечатать на плёнке и не считал это большой проблемой. Но, видимо, так было только если смотреть с точки зрения Феликса. Ким же видел перед собой не его, а постепенно покрывающееся глубокими трещинами нечто, что нужно было срочно склеить, иначе не избежать мировой трагедии. Чувствуя, что от Сынмина исходит очень смешанная волна эмоций, Феликс снова включил любопытство. Пододвинувшись чуть ближе, он спросил: – Что будет с человеком, если у него совсем не будет счастья? – Безразличие, – многозначительно ответил Ким. Он, наконец, поднял взгляд и посмотрел Феликсу прямо в глаза. Затем, покопавшись в карманах, достал жвачку и развернул упаковку. – К примеру, это. Здесь есть вкладыш с переводной татуировкой, но 99% людей не заостряют на этом внимания, просто выбрасывая этекетку. Потому что им всё равно. Безразличие – очень опасная вещь. Она как вирус. Подцепишь и начнёшь медленно затухать, пока от тебя не останется лишь обгоревший фитиль. Феликс ошеломленно заморгал. Выжигающее изнутри безразличие – звучало знакомо. Разве не так можно было описать его, когда он только-только переступил порог клуба? Съжившиеся в нём дрожащим клубочком нечто, стало подавать голос только недавно. Сегодня вот оно даже малость осмелело и первое заговорило с Сынмином. Правда, в последствии в кровь напоролось на неожиданную правду. Видимо заметив, что попал точно в цель, Ким добавил: – Да, кажется, ты особый случай запущенной стадии безразличия. Однако если пресечь его вовремя, оно не опасно. Я просто попросил быть с ним поосторожней, потому что твоё первое фото выглядит странно. – Всё здесь – странно. И я тоже,– только и оставалось признать Феликсу. Кажется, негласное правило для участников клуба – быть немного не от мира сего – и его не обошло стороной. С этим можно было только смириться и даже в какой-то мере порадоваться тому, что, оказывается, не так уж он и выбивается из здешней компании. Может быть, когда рана от невидимого ножа-истины заживёт, шрам в последующем будет напоминать, как не следует себя вести. Кажется, безразличие правда опасно для жизни, и хорошо, что на данный момент оно стало потихоньку отступать. – В последнее время, если быть честным, я правда не знаю, чего хочу, – признался Феликс. Разговор с Сынмином шёл слишком уж легко и непринуждённо. Будто они были уже давным-давно знакомы и выворачивать друг перед другом душу для них обыденное дело. – Может, самому быть себе счастьем? – Сынмин потряс камерой в воздухе. – Его в наше время и так слишком мало. Да и никогда не поздно начать всё сначала, если жизнь не задалась. – Быть счастьем, – Феликс будто пробовал эти слова на вкус. Иногда так просто дойти самому до чего-то сложного, но так трудно осознать элементарное, пока не услышишь это из уст другого человека. Он всё это время искал, что ему делать, а нужно было просто перелистнуть страницу жизни и отправиться своей дорогой дальше. Какой бы опасной и трудной она не была, обратный путь для него уже отрезан. Оставалось только собрать силы и уверенно шагать навстречу опасностям. С дрожью в коленях. И с искренним любопытством. И от осознания этого Феликсу стало легко и хорошо.***
Чанбин застал Сынмина и Феликса всё там же, на лестнице. Они обклеивали руки друг друга переводными татуировками из жвачек, при этом, кажется, обсуждая что-то касающееся загородного парка, примыкающего к фруктовым садам. У Со даже от сердца отлегло. Младшенькие наконец сдружились. Одной проблемой в этих стенах меньше Решив их не отвлекать, он завернул в соседний коридор, и направился в своё гнездо. Как и всегда, ему нужно было посмотреть записи с камер ближайших районов и, проанализировав вместе с Чаном результаты активности тёмных существ, провести расстановку дозоров. Всё же, Паредайз слишком огромный город, их маленькой компании никогда не удастся уследить абсолютно за всеми случаями нападений. Можно было только попытаться минимализировать потери среди простых людей путём рационального использования сил. Этот день обещал быть полным надежды на то, что, очень и очень скоро, новая боевая единица в их рядах будет внесена в общие переплетения схем, чтобы спасти множество жизней. Но тут взгляд Со упёрся в подпирающего стену Хана. Тот внимательно смотрел в сторону Сынмина и Феликса, и хмурое выражение его лица не сулило ничего хорошего. Вопреки одной решённой проблеме, новая показала голову. Стоило Чанбину приблизиться, как Джисон тут же заговорил: – Вы все верите ему один за другим, у вас чувство самосохранения совсем отсутствует? Со оглянулся на лестничную площадку, понимая, что из-за эха в коридоре их разговор будет прекрасно слышно на весь этаж. Он потянул Хана за рукав, чтобы найти другое место для предстоящего скандала, но тот отбросил его руку, не желая ничего скрывать, и заговорил только громче. – По мне он очень похож на шпиона. – Если ты не видел Феликса в нашем будущем, это ещё не значит, что он враг, – спокойно сказал на это Чанбин. – Ты не думал, что это с твоей способностью что-то не так? – С ней не может быть не так. Правило странного клуба номер тридцать – Способность одарённого не делает ошибок, – отчеканил слово за словом Хан, начиная выходить из себя. – Тогда наша жизнь – ветка вероятностей, где Феликс вступил в Странный клуб, – Со старался держать себя в руках, даже в такой спорной ситуации пытаясь не разругаться с Джисоном, а просто воззвать его разум к здравому смыслу. – Ты же не можешь уследить за абсолютно всеми возможными вариантами событий, разве не твои это слова? Да и какой от Феликса может быть вред? – У тебя все хорошие. А я за Хвана беспокоюсь. Что если я прав и Феликс навредит ему? Чанбину вдруг стало очень смешно. – Ну и что он ему сделает, карандаши спрячет? Он на днях чуть приступ не словил всего-то от выползщего из тени Чана, а ты хочешь его в преступники записать. Кстати... – Коршун сложил руки на груди. – Это же из-за тебя мы его в первую встречу напугали. Мне всё ещё стыдно, но я хотя бы извинился. Тебе бы тоже не мешало. – Да иди ты... – Куда? – Компьютер свой собирать. Кажется, Хан тоже не хотел ругаться с Чанбином, но и не говорить о том, что сложившаяся ситуация его тревожит, тоже не мог. Вот и получалось, что они одновременно и ругались, и не говорили друг другу ничего плохого. Понимая это, Со всё же решил хотя бы попытаться изменить его мнение о Феликсе. А лучше бы, если они с Джисоном сами поговорили и пришли к взаимному пониманию. – Вот и пойду, – Улыбнулся Коршун. – А ты поговори с Ликсом. Хан задохнулся в возмущении. – Сдался он мне. На той фотографии таким милым ребёнком был, а потом как будто превратился в превидение – няньчишься с ним, а толку. Ничего, что ты для него сделаешь, его не поменяет. Потому что внутри у него всё выгоревшее и неживое. – Хан! Чанбин хотел его одернуть, но было уже поздно. Джисон сказал это так громко, что Феликс наверняка не упустил ни звука. Кажется, Джисон и сам понял, что что-то пошло не так, потому что прикрыл рот ладонью и тихо, почти шёпотом, проговорил: – Кажется, я сказал лишнего. – Только кажется? Третий голос, принадлежащий Сынмину, морозным инием лег на плечи говорившим. Обернувшись, Чанбин и Хан увидели Кима. Будучи всегда спокойным и даже немного отрешенным, сейчас он был подобен грозовой туче, готовой в любой момент убить разрядом молнии. Феликса же нигде не наблюдалось. – Можете не искать, – проследив за их взглядами, Сынмин только больше разозлился. – Он слышал каждое ваше слово и уже ушёл. Хан, знаешь, что Феликс сказал на твои обидные слова? Что это он сам виноват в том, что ты ему не доверяешь. Думаешь, он заслужил такого отношения? Получив в ответ мёртвое молчание, Сынмин горько улыбнулся. – Очевидно, родителей Феликса не стало сразу после того, как была сделана фотография. С тех пор его одно за другим преследовали несчастья. Чудо, что он дожил до сегодняшнего дня, а ты решил его уколоть именно отсутствием эмоциональности. И, могу поздравить, у тебя получилось. Феликс никогда не скажет тебе об этом, он слишком добрый. Но хорошо, что я – нет, поэтому выскажусь за него. Джисон, ты последний идиот. – Я... – Джисон не мог подобрать слов в ответ. Ким никогда и ни с кем не говорил в такой манере. Никто в клубе даже не знал, что он может вот так закрыть кому-то рот – что даже сказать в своё оправдание будет нечего. – Дам тебе совет – извинись,– праведная злость Сынмина постепенно сбавляла бушующее пламя, оставляя пост печали. Прежде чем он успел скрыться в этажах странного клуба, Чанбин успел догнать его и заключить в объятия. И почувствовал, как сердце Кима вырывается из груди, готовое разбиться на клочки.***
– Что ты видишь, когда делаешь снимки? – когда-то давно спросил его Чанбин. У этого не было особенных предпосылок, ему было просто интересно, как работает сила тогда ещё только пришедшего нового коллеги. Ким долго молчал, прежде чем дать ответ. – Жизнь человека наполнена бесконечным счастьем, если он знает, где и в чем его искать,– начал тогда издалека Сынмин. – Но даже у самого счастливого судьба чередует удачу с неудачей. Потому что если бы не было тьмы, мы бы не смогли оценить свет по достоинству. На сделанном Сынмином снимке запечатлялись улыбки людей. Но сам "фотограф счастья" сквозь объектив видел помимо радости и крошечный кусочек тёмной бездны. Чаще всего он не понимал, что значат показанные ему обрывки печали – их смысл можно было расшифровать только после диалога с человеком, которому они принадлежали.***
– Родителей Феликса убили,– тихо сказал Сынмин не отпускающему его Чанбину. – Он скорее всего даже не знает об этом, но это был не какой-нибудь несчастный случай. Всё было подстроено. В глазах Со – одном настоящем, другом искусственном, блеснула сталь. – Мы обязательно узнаем об этом больше. Не сомневайся.***
Вытащив противень из духовки, Феликс вздохнул с облегчением. Здешнее оборудование не позволяло нормально отрегулировать температуру, но даже так он вполне неплохо справился. В ближайшем будущем он хотел попросить Чана поставить на кухню печку получше. Ведь если раньше в ней возможно не было надобности, теперь Феликс планировал сделать кухонное пространство своей территорией. С момента неудачного окончания разговора в коридоре прошло некоторое время. На улице уже успело полностью стемнеть, а мысли в голове потихоньку выстраивались в правильный порядок. Возможно, то, что он слышал Хана, было к лучшему. Чуть позже, им обязательно нужно поговорить и расставить все точки над "и", чтобы между ними стало гораздо меньше недопониманий.***
– Что тебе мешало поговорить с ним сразу? – узнавший о сложившейся ситуации Чан приподнимает бровь. Они медленно шли по коридору вместе с как никогда поникшим Джисоном. Тот после гневной тирады Сынмина чувствовал себя ни то что не в своей тарелке, а так, будто его с его тарелки высадили на космической станции. – Стыдно тебе, да?– Чан похлопал его по спине. – Но слово не воробей, как говорится, теперь только извиняться. – Да если бы мне такое сказали, я бы с этим человеком больше не заговорил, – признался Хан. – Хочу надеяться, что Феликс меня не пошлет, иначе до конца жизни буду чувствовать себя виноватым. Феликса не оказалось в его комнате, поэтому было решено проверить кухню. Где их ожидал сюрприз. На столе стояла тарелка с ещё тёплой выпечкой, а рядом лежал маленький листочек для заметок с короткой надписью: "Простите, я был не прав". – Если я завтра позову его к себе поиграть на приставке, он же согласится? – покрутив записку в руках, Джисон осторожно положил её обратно на стол. Чан потрепал его волосы, сегодня так удачно не прячущиеся под беретом. И отметил, что Джисон после прошлого такого раза, когда его удавалось поддерживающе гладить по голове, стал значительно выше. Дети странного клуба росли слишком уж быстро и это вызывало лёгкую грусть. Ведь некому было следить за их взрослением, кроме их самоназванного отца. Чан гордился каждым. А особенно, когда они самостоятельно осознавали свои ошибки. – Он же не сбежит верно? – Джисон всё ещё беспокоился. Чан покачал головой. – Теперь всё будет хорошо,– заверил он Хана и запихнул ему в рот испеченную Феликсом булочку. – Жуй. Завтра помиритесь и больше его не обижай.***
Тень за кухонным окном шевельнулась, подтянувшись на этаж выше.***
Феликс стоял у коридорного окна, глядя на то, как в вышине одна за другой загораются звезды. Разливающееся по венам спокойствие вызывало сонливость, а любопытство всё не уставало подкидывать неожиданные вопросы. И о сегодняшнем неудачном задании с Хваном и о людях, с которыми он теперь был в одной лодке. В окно тихонько постучали с другой стороны, и Феликс уже почти не удивился внезапно появившемуся и вставшему рядом с ним Хëнджину. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, после чего Хван отвернулся, бросив короткое: – Иди за мной.