Правило клуба O(r/d)dinary № 92:
Иногда судьба зависит от нас больше, чем мы от нее
– Если ты так убиваешься по этому поводу, то почему не забрал его сразу? Чего ждёшь? Лед стучит о стенки стакана. Полутьма помещения не скрывает на лице грустной ироничной улыбки. – А ты так спрашиваешь, будто тебе интересно. Все это, – Незнакомец обводит рукой помещение и с вызовом глядит на своего "товарища". – Моя злость. Мои страдания. Человек напротив не видит его взгляд из-за ткани капюшона, но чувствует исходяющую от него ауру убийства. И ухмыляется, отпивая крепкий алкоголь. – Конечно мне не интересно. Я ведь знаю, чем все это кончится, меня просто забавляют твои попытки. Ты стараешься, так много народа уже положил, но ради чего? Судьба, знаешь ли, та ещё сука – если будешь пытаться её менять, мало ли, что может... Незнакомец подался вперёд, забрал стакан из его рук и осушил его до дна. – Не важно. Будет так, как я хочу. Стук стекла о поверхность стола. Стук каблуков. И стук закрывшейся двери. "Товарищ" Незнакомца даже не проводил его взглядом. Только бездумно водил пальцами по стенкам блестящего льдом стакана, собирая влагу. Предсказания. Судьба. Для только-что покинувшего бар человека все эти слова – лишь ненужная шелуха, в которую он не верит. А следовало бы. Ноготь ударяет по стеклу. Звон добирается до самых дальних уголков помещения. – Угораздило же тебя, Ли Феликс, влюбиться именно в него. Другого никого выбрать не мог? Вопрос, конечно, риторический. Не мог. Кто же может быть его любовью, кроме Хван Хенджина, если так уже заранее прописано судьбой? Но говоривший только что с ним парень... Он всё так усложнил. И в судьбе Феликса теперь полный бардак. Неизвестно, чем всё закончится. Заплутавший в рассуждениях провидец отогнал от себя лишние мысли. Окликнул бармена, попросив добавки, и ему тут же щедро плеснули новую порцию. Какая разница? Это, в общем-то не его дело.***
Книжные шкафы в библиотеке Странного Клуба делились на отсеки. Каждый был заботливо подписан, но это Феликсу не особенно помогало, ведь нигде не значилось таблички – "За информацией о перевёрнутом городе направо, затем налево и вверх по лестнице до потолка", а архивов имелось аж целых три. Не ясно, с какого начинать, если нужное ему вообще всё ещё находится на здешних полках, а не перекочевало в чью-нибудь комнату. Временно оставив (скорее всего бесполезные) попытки найти что-либо, Ли опустился на диванчик у стены и уставился в окно. Там, в небе, сияли не далёкие и не близкие дома, до которых не добраться, но ему и не было это нужно. Хотелось только чем-то себя занять, придумать оправдание, почему он хочет спрятаться именно в хранилище знаний, а не в своей комнате, откуда его вполне могут вытащить. После увиденного ему хотелось побыть одному, чтобы привести голову в порядок. Вот только неудачные попытки найти интересующую информацию навевали всё более и более гнетущие мысли. В конце концов глаза парня так и застыли, прикованные к ночным небесам, но видя совсем не их. Развороченный торговый центр. Ухмылку незнакомца. Израненную спину Хенджина. Феликс не знал, сколько так просидел, пока к нему не протянулась рука с зажатой в ней папкой. Коршун сел рядом и, следуя его примеру, вгляделся в потусторонний мир. Лицо его, однако, выражало отнюдь не заинтересованность – неодобрение. – Чтобы попасть туда, нужно зайти в лифт и нажать кнопки с восьмой по первую, – сказал он. – Что? – переспросил Феликс, крутя в руках непонятную папку. И вдруг возвращаясь к реальности, когда до него дошёл смысл сказанных слов. – Но нужно соблюсти ещё одно условие, о котором я тебе не скажу. И там, – он указал на папку. – об этом тоже не написано. – Но Хенджин говорил, что никто не знает, как туда добраться, – поразился Феликс. – Верно. Никто не знает. Кроме меня. Я раньше никому не рассказывал и тебе тоже не скажу, – грустно подмигнул ему Со, отчего интерес Феликса к переданной ему информации тут же поугас. Но вспыхнул к сидящему перед ним человеку. – Ты что, бывал там? – в тихом благоговении спросил Ли. – Больно надо, – хмыкнул Чанбин. Феликс хотел продолжить спрашивать, но не решался. По реакции Чанбина казалось, что, хоть он и вложил ему в руки ответы на кучу интересующих вопросов, всё же бы предпочел, чтобы он не совал в это дело свой нос. И не потому что считал, что информация опасна – она и была опасной во всех смыслах. – Помнишь, я однажды сказал, что любопытство тебя погубит? Я просто знаю, что обычно становится за него ценой. И не хотел бы, чтобы тебе пришлось пережить подобное. Чанбин взъерошил свои светлые волосы, полностью открывая искуственный глаз, и невесело посмеялся. – Так вот как ты его потерял... – всё что смог выдавить из себя Ликс. Пальцы непроизвольно смяли листы. – Не могу сказать, что жертва была напрасной. В тот день мы нашли более важную информацию, которая того стоила. Иначе вряд ли хотя бы половина из нас дожила бы до сегодняшнего дня. Хенджин бы точно нет. Коршун прервался. Отвёл взгляд от окна, прикрывая глаза. – Я пришёл в самое худшее время, когда Хван начал борьбу с агмами. Он постоянно валялся на грани смерти, а Чан то и дело убивался рядом с его кроватью. Хенджин немного отходил от ранений– и снова в бой. А потом опять умирал под капельницей. Я не мог на это смотреть, поэтому стал искать способы помочь. И нашёл. Правда, информация добывалась не только в благих целях. Я заинтересовался агмами еще и потому что узнал о их связи с перевёрнутым городом. Мне говорили не лезть, быть осторожным. Но послушал ли я уговоры? В общем, из-за меня у нашего бати под синей шевелюрой прибавилось седых волос. Феликс чувствовал, как с каждым словом Чанбина внутри него что-то ломается. Он одновременно хотел знать и закрыть уши, чтобы ничего не слышать. Больно. То, что Чанбин говорил о подобном спокойным голосом, но при этом его живой глаз под прикрытым веком полнится грустью – больно. То, что, защищая его сегодня, Хенджин снова пострадал. Больно. – В общем, Хван теперь не любит попадаться врачам на глаза – потому что раньше он был единственным оперативником и ловил на себя все шишки. Пока будет способен передвигаться или Хлеб не выцепит его на осмотр, сам ни за что за помощью не обратится. – Значит, шрамы на спине получены им в то время, – Феликс от их разговора совсем приуныл. Он подтянул и обнял свои колени, сжимаясь в маленький клубочек. Наверное, внутренне надеясь таким образом спрятаться от правды, чтобы та его не достала. Сколько за судьбами ребят стоит боли? И как они смогли пережить её, оставаясь при этом такими добрыми, нежными и тёплыми? И не принёс ли он своим приходом неприятности, которым суждено вновь сломать их жизни? – Стоило мне прийти, и несчастья снова посыпались одно за другим. Может, я – бедствие, свалившееся на вашу голову? Хан же не видел меня в вашем будущем, – Феликс не сдержал внутри колючих слов. Но получил в ответ улыбку в голосе: – Не говори так. У судьбы иногда бывают исключения. – И какие же? Чанбин долго молчал, выжидая, когда же Ликс достаточно заинтересуется ответом и поднимет голову. И когда это произошло, он поймал его щеки в свои ладони. – Люди, в чьих сердцах нет зла. В тебе я не вижу и грамма плохого. Таких людей не бывает, но, вот он, ты, стоишь перед нами, вполне себе человек. Поэтому с тобой предсказания работают иначе – ты родился, чтобы самостоятельно прокладывать себе путь без каких-либо ограничений вселенной и руководствуясь только своим выбором. Такие, как ты, Феликс – светлые, яркие, часто появляются в самые тёмные времена, чтобы стать теми, кто эту тьму рассеют. Феликс смотрел в его глаза. Слова рассыпались в сердце солнечными лучами, но и бесконечным беспокойством. – Но что, если я не знаю, как это сделать? – Это пока. Не забывай, ты уже спас Чана. И тем самым изменил его судьбу. – То есть?... Коршун убрал руки, а улыбка, так долго державшаяся на его губах, всё же затухла. – Скажу как есть. Чану пророчили короткую жизнь. Он запрещал подробно смотреть в его будущее, но Хан всегда говорил, что там всё плохо и держал ухо востро, чтобы в случае наступления бесповоротного момента попытаться что-то сделать. Но потом пришёл ты, и знаешь, почему это так важно? Потому что когда Джисон увидел сон, в котором Чан умер, он должен был уже быть мёртв. Но ты взял и поменялся с ним местами. И в итоге вы оба живы. Говоришь, ты – бедствие? А может, наше спасение? Феликс так и замер с ошеломлением на лице. Он ведь ничего такого не сделал – всего-то влип в неприятности. А всё оказалось гораздо сложнее. – Хочу сказать тебе спасибо за него. И за нас. На этом Коршун решил оставить Феликса в покое – наедине со своими бесконечными мыслями, которые, он надеялся, после сегодняшнего разговора перестанут его съедать. – Прочитай то, что я принёс. И никогда не приближайся к Хеливатору,– добавил Чанбин уже на выходе.***
Слишком много смешалось в одном единственном дне, да переваривать информацию некогда. Горевать, жалеть о происходящем – кажется, с такой насыщенной жизнью на всё это не было времени. Лучше посвятить себя ярким моментам, ведь она однажды может случайно оборваться. Живи полностью и до конца. Иначе после пожалеешь. Наверное, примерно это имел ввиду Коршун, заведя с Феликсом разговор. И он был прав. В глазах Ли блеснули яркие огоньки. Он посмотрел на папку в своих руках, и понял, что терять ему уже нечего. Так или иначе, он должен знать, какая информация стоила того, чтобы отдать за неё глаз. Он открыл первый лист, надеясь увидеть распечатки. Но наткнулся на рукописный текст. Час проходил за часом. Страницы шуршали под пальцами. Глаза бегали по аккуратным строчкам. Когда слова на бумаге закончились, небо на горизонте уже успело подернуться тонкой белой пеленой. В горле Феликса встал неприятный ком эмоций. И он не знал, ему необходимо выйти подышать воздухом, прокричаться или разрыдаться в голос. Он осторожно обнял папку и побрёл к выходу. Ниже, по лестничному пролёту и прямо к лазарету, в котором сейчас находился Хенджин. Внутри не горел свет, но и дверь не была заперта. Феликс робко заглянул, и не нашёл Яна на своём караульном месте за столом, а значит и сопротивления для входа. Хенджин в такое время, ясное дело, спал. Ликс опустился на стул возле его кровати и стал наблюдать, как с каждой прошедшей минутой свет из окна всё чётче обрисовывает черты его лица – даже во сне немного нахмуренные брови, родинку под глазом, слегка спутавштеся пряди красных волос. Поддавшись порыву, Феликс провёл по ним пальцами, приводя в некое подобие порядка. Но вот сердце больно ударилось о рёбра, и он больше не решился на прикосновения. Что, если хочешь быть рядом, но не можешь дотянуться? Вот она, твоя любовь, прямо перед тобой. Но будто за сотни километров. Между ними пропасть из событий. Феликс только сейчас начал узнавать Хенджина. И он верил, что чем больше приложит усердия и желания его понять, тем сильнее затянется разделяющий их разлом. Возможно однажды он станет настолько мал, что Феликс сможет перепрыгнуть. И быть рядом всегда.***
Застал Хенджин Феликса уснувшим, облокотившись на край кровати. Осторожно высвободил из его пальцев листы папки, которую со вздохом пролистал. И, подняв незадавшегося визитера на руки, понёс в его комнату. Там задернул шторы, пресекая попытки утренних лучей разбудить Феликса слишком рано, и уже собирался вернуться туда, откуда пришёл. Но губы то и дело растягивались в улыбке при одном только взгляде на мирно спящего парня. Одновременно с этим в груди щемило от понимания, почему именно Феликс пришёл к нему в палату этим утром. Он теперь знает небольшую тайну и наверняка его из-за этого беспокоит совесть. Такой трогательный и милый. Хенджина снова околдовали созвездия веснушек. Он винил именно их, когда наклонился и невесомо коснулся губ Феликса своими. А затем, смутившись, покинул поле боя. До следующей встречи. До утра.