Правило клуба O(r/d)dinary №239:
Если любишь – отпусти
Третий звоночек не прозвенел. Он ударил так, что у Хенджина перед глазами разверзлись земля и небеса. Призрачная надежда на счастье истончилась и пошла дырами. А сам он осознал, что окончательно сошел с ума. Действия его темной силы хватило на четыре дня. Сдерживающей способность выдержки – на четыре с половиной.***
Глубокая ночь. Но Хеливатор не спит. Не спят и те, на кого Хенджин сегодня открыл охоту. Теневой клинок уносил одну жизнь за другой. Он бы мог прикончить всех разом, но по одной забирать веселее. Тем более, он не хотел отбирать веселье у Феликса. Они, всё же – команда. Всё идёт хорошо. Пока не остаётся один, последний враг. Хенджин уступает Феликсу сцену, отходит к стене, прислоняется к ней спиной. Феликс уклоняется от одного удара, второго. Третий блокирует и берёт руки противника в захват, не давая ему вырваться. В зеленых глазах блестят очертания чёрного ворона – вот-вот вырвется. Но Феликс закрывает веки. Голову пронзает такая сильная боль, что он разжимает пальцы, отпуская врага. И тут же получает удар поддых. Феликс падает на колени, сжимая руками сходящую с ума голову. Где-то на фоне Хенджин добивает его цель. Перед зрением одна за другой меняются картинки. Красный свет. Красное яблоко. Красные волосы. А в ушах смех. Который больше похож на хохот, но его звучание – выигрыш самой большой лотереи в жизни. Хенджин тормошит его за плечи. Феликс от боли срывается на крик. И теряет сознание.***
– Знаешь, есть такая поговорка. Если любишь – отпусти. Хенджин оборачивается так стремительно, что Джисон знает – от смерти его отделяет только надежда на остатки здравого смысла у Хвана в мозгах. Ледяные пальцы демона молнейносно сжимают хрупкую шею и пришпиливают его голову затылком к стене. Перед глазами пляшут звезды, но Джисон сжимает ладонью кольцо в кулак. И улыбается. – Зачем ты пришёл? – Хенджин, всё же не спешит его окончательно добивать. – Напомнить тебе, что ты когда-то был человеком. Даже несмотря на то, что стал демоном, хоть что-то от тебя прежнего остаться внутри должно. Так услышь меня, душа Хенджина. Дрянь, которую ты вселил в Феликса, вот-вот его убьёт. Хенджин слушает его широко распахнув глаза. Пальцы с каждой секундой сжимают шею сильнее, так что на последних словах Джисон уже задыхался. Хван косит глаза за спину. Там, на кровати, корчится от боли Феликс. Его любовь всей жизни, которую он с таким рвением старался обрести. – Я придумаю другой способ... – тихий, едва слышный шепот Хвана звучит растерянно. Остатки кислорода вырываются из лёгких Джисона смехом. Хенджин вдруг понимает, что вот-вот действительно убьёт его. И в испуге отдергивает руки. Джисон давится кашлем. Глядит на Хенджина, который снова принял надменный и злобный вид. Но Хан видел секундой назад его испуг. Значит, он угадал. Прежний Хенджин всё ещё живёт где-то глубоко внутри этого тёмного создания. Главное теперь до него докричаться. Если он не сможет, не сможет уже вообще никто. – Другой способ – вернуть его туда, откуда взял! – рявкнул он на Хвана со всей злобой. – Он не сможет жить у нас, что бы ты ни делал! Темнота внутри и вокруг отравляет его и будет отравляеть до тех пор, пока не убьет! Что лучше – живой Феликс, но не твой, или твой, но мёртвый?! Хенджина перемыкает. Перемыкает окончательно. Перед глазами всё тает и плавится, как свечной воск. Надежда согреться об огонёк в виде Феликса медленно затухает, оставляя морозную стужу. Что-то ломается. Кажется, остатки нежно хранимых надежд. Хенджин выходит, хлопнув дверью. И не сказав ни слова. Поднимается на крышу. Глядит на чертов перевёрнутый город на головой. И кричит. Кричит от боли до тех пор, пока режущие сердце осколки не растворяются во тьме окончательно. Пока в груди не становится нечему болеть.***
Джисон чувствует, что дела совсем плохи. И с Хенджином. И с Феликсом. С Феликсом в особенности. Джисон не знает, как ему помочь. До Хенджина, как видно, докричаться так и не получилось. Хан садится на краешек кровати. Ловит Феликса в объятия. Тот отпирается и старается вырваться. Получив сопротивление, постепенно успокаивается. Но вместо этого начинает плакать. Джисон снова пытается набрать номер Чанбина. Звонок всё так же не проходит. Каждый день Хан надеялся на приход помощи. Но всё тщетно. У Феликса, чтобы помочь, был только он, Джисон из другого мира, которого он даже не знает. И от которого толку – ноль. Он не оставлял попыток понять, что же это такое, путешествия между мирами. Но так и не смог ни до чего додуматься. Джисон снова набрал Чанбина. И снова связь оборвалась. Тяжёлый вздох. У него у самого слезы подступают к глазам. Но он их давит. Глядит на номер в контактах, записанный рядом с номером Чанбина. Нет. Нет-нет-нет. Ни в коем случае, себе дороже. Но делать, кажется, нечего. Дрожащий палец бьёт по кнопке набора – словно спускает курок. В свою же голову. Гудки тянутся. Но, по крайней мере, они хотя бы идут. Пока время вызова не заканчивается глухой тишиной. Джисон пробует ещё раз. И ещё раз. Злится. Скидывает на этот же номер координаты. Следом за ними сообщение: "Прости меня. Очень нужна твоя помощь". И всё равно получает тишину. Сообщение даже не читают. Джисон в раздражении откидывает телефон подальше. Успокаивающе гладит Феликса по спине, продолжая крепко обнимать. – Пожалуйста. Кто-нибудь. Хоть кто-нибудь... Джисону больно и страшно. И всё, что он может – быть с Феликсом рядом до конца. Пусть Хенджин убьёт его за это – не важно. Он хочет помочь. Он хочет сделать хоть что-то.***
Звонок шёл долго. За ним последовали второй и третий. Все это время вызываемый абонент держал телефон в руке, внимательно разглядывая мультяшную белку на контакте звонившего. Болтал ногами, сидя высоко на крыше небоскрёба. На душе было тяжело. И тоскливо. Но с каждой секундой, что до него пытались дозвониться, давняя обида потихоньку ослабевала. Признаться, он уже и сам соскучился. Может, стоит отбросить прошлое и пойти навстречу будущему? Может быть. Телефон принимает сообщение. Он внимательно глядит на высветившееся в уголочке цифры-координаты. Экран подсвечивает его скрытое маской лицо. И полные испуга глаза. Чан подрывается с места. И летит на выручку, не чуя под собой ног. Снова. Это снова происходит. Сначала Чанбин бесследно пропал, а теперь и Джисон умудрился угодить в такую передрягу, что вспомнил о существовании своего хëна. И, кажется, Чан вполне правильно подозревал возможного виновника всех бед. Увидит Хенджина – в лепëшку раскатает. Какие бы он там оправдания не плёл.***
Джисон вдруг чувствует, что руки Феликса смыкаются за его спиной. Чувствует, что его дыхание выравнивается. А потом до его ушей доносится спокойный голос: – Джисон. Что это за место? Хан мгновенно отстраняется. Недоверчиво глядит в чистые без следа прежней боли зелёные глаза. – Ты же не наш Джисон, верно? – подтверждает Феликс его догадки. . А Хан готов сойти с ума от счастья. Потому что Феликс – снова тот же Феликс, что и раньше. – Да. Мы не знакомы, – Джисон глядит на него словно завороженный. – Добро пожаловать в Хеливатор. Надеюсь, ты не будешь против поскорее взять ноги в руки и вернуться в свой мир. Порадуй меня и скажи, что знаешь, как это сделать. Но Феликс ошеломленно качает головой. Джисон нервно сглатывает. – Значит, нужно придумать. Потому что ты, такой беззлобный, не проживёшь здесь долго. А со злобой – и того меньше... Хан прерывается, слыша шаги по коридору. Опускает голову Феликса ладонью и понижает тон до шёпота. – Сейчас придёт Хенджин. Лучше тебе убедительно отыграть, что ты страдаешь от боли. Иначе, я не знаю, что ещё способен вытворить этот псих, если почует, что ты пришёл в себя.***
Феликс только успевает откинуться на подушку и прикрыть глаза, когда раздаётся скрип двери. Стук каблуков перебивается громкими ударами сердца в висках. Притвориться, что ему больно? Да он сейчас от страха действительно сознание потеряет и не нужно будет ничего играть... Ледяная рука коснулась щеки. Феликс сморщился, как от невыносимой боли. И она тут же, в испуге, отдернулась. А что нужно сделать, чтобы он совсем ушёл, истерику закатить? Феликс был не против. Пальцы зарылись в волосы. Сквозь слегка приоткрытые веки Феликс увидел, что они теперь глубокого чёрного цвета. Он выдохнул от негодования и неожиданности. Всё болело. Будто каждую косточку ломали, а затем сращивали по кругу по меньшей мере пару десятков раз. Эта вязкая, тягучая боль, тянулась от сердца. Тоже покалеченного. Прошло немало времени прежде чем каблуки застучали обратно к двери. Тогда Феликс открыл глаза окончательно. И уставился в перепуганное лицо Джисона. Примерно на этом этапе Ликс осознал, что, всё же, жив. А он ведь думал, что умер, там, в пробирке. Что было после того, как он отключился? И, что важнее... – Джисон. Ты случайно не знаешь, живы ли мои товарищи? Джисон от нервов всю ладонь уже исцарапал кольцом. Больше не до крови, но достаточно больно, чтобы хоть как-то удерживать поддающееся панике сознание на плаву. – Хотел бы я тоже знать. Феликс, ты в очень затруднительном положении. Надеюсь, что ты веришь в чудеса, потому что спасти тебя сейчас могут только они.