Карты открыты

Мужчина вышел из комнаты молча, но как только они оказались нос к носу в коридоре, начались вопросы. –Даже спрашивать не буду, как ты сюда вообще попал. –Дима махнул рукой, понимая гиблость этого дела. Его приятно удивил визит мальчика, особенно в праздник, ну, почти. Дима не отмечал Новый год ещё со студенческих времён. *** Старший хотел поставить чайник, но вспомнил о припрятанной бутылке коньяка, которая осталась с какого-то раза. Юра долго всматривался в силуэт мужчины, стоявшего к нему спиной, и не мог понять, что не так. Что-то определённо изменилось, что-то привычное и правильное исчезло. –А бинт? –Точно, на руке не было белой повязки с торчащими нитками. Дима заметил то, что мальчик немного завис и, лишь отследив его взгляд, ухмыльнулся. –Ага... Долго ждал. –Дима потряс перед носом рукой, которая всё ещё ощущалась странно после столького времени в повязках. Да, возможно, он сам был в этом виноват, но кого это волновало? Только вот это всё немного подпортило его репутацию. Но ею он особо никогда не дорожил, предпочитая делать то, что хочется. Не позволяя погрузиться в мысли, его отвлёк недовольный оклик сидящего. – Че завис?! –Юра кричал уже который раз, судя по его недовольному выражению лица, так и было. – Да всё-всё –Разливая выпивку по старого типа стопкам, сказал мужчина. Парень скептически посмотрел на треть жидкости в рюмке и такой же взгляд поднял на мужчину. –Мне что, 12 лет? –Он немного лукавил. Ни разу разу не брав на язык ничего крепче пенки от родительского пива или недавнего шампанского, он очень сомневался в правильности своего решения, но не хотелось показаться мальчиком-одуванчикои в чужих глазах. Дима всё-таки долил ещё, постаравшись скрыть ухмылку. Оба сели друг напротив друга и, не зная, что говорить, просто молча опрокинули стопки, задрав резко головы. Старший громко вдохнул, а подросток поморщился и сунул в рот конфетку из пиалы, пытаясь заглушить горький привкус во рту. –Ты что кривишься? Не пил никогда? –Ну знаешь! Я не нарик конченный, вообще-то. – глаза начали потихоньку заплывать от выпитого ранее алкоголя. Со второй рюмкой пришло головокружение. С третьей, такой же полной, как предыдущие, он начал шататься и щуриться, теряя смысл сказанного собеседником, и то и дело выпадая из пространства. Голова кружилась, а движения немного тормозили, и при попытке взять ещё одну стопку, просто из-за бараньего упорства, которое, он уверен, однажды доведёт его до плиты, Юра, естественно её уронил. По стеклянному столу растеклась янтарная жидкость. Наверное, парень даже не понял, что именно сделал и, пробормотав скомканное «извини», отодвинулся от стола, в очередной раз чуть не потеряв равновесие. Дима только молча наблюдал за подростком, подперев голову рукой. Такого опьянения он не ощущал. –«Видимо, на такую тушу четыре стопки — это ничто.» –Юра резко встал со своего стула. И тут же упал. Его подкосило на ровном месте, и ноги уже не держали. Он ожидал удара плашмя об пол, но боли так и не почувствовал. Мальчик действительно выглядел так, будто готов упасть в любой момент, поэтому мужчине только и оставалось, что быть на чеку и не дать ему упасть, повредив ещё что-нибудь. И да, действительно он оказался прав, когда подорвался с места в ту же самую секунду, когда мальчик начал падать. –Блядь, да у тебя вечные проблемы. –Тихое бормотание не помешало слышать в ушах лишь слабый гул и шипение, которые били с обратной стороны черепной коробки. Юра сам не знал, в сознании был или нет. Прикосновения к телу ощущались очень слабо, а звуки звучали как через слой ваты. Его подняли в воздух и почти сразу опустили на мягкую поверхность, которая прогнулась под весом сначала одного тела, а потом и двух. Дима осматривал бледнеющее почти на глазах лицо. Ну не мог же подросток надраться так с пары рюмок коньяка? Он явно что-то пил или принимал до этого. Пазлики в голове стали складываться, но ничего хорошего это не сулило. Догадки только лишь заставляли волноваться всё сильнее. Мужчина был явно спокойнее, чем следовало бы, и виной всему был алкоголь. Но, заметив, что последняя искра сознания в глазах угасала, он начал действовать. Дима не смог придумать ничего лучше, чем отодвинуть ворот кофты от горла и дрожащими пальцами проверить пульс. Быстро нащупав венку на шее, ему сначала показалось, что кожа была прохладной. Паника брала своё, а масла в огонь подлил сумасшедший ритм биения юношеского сердца. Дима не стал считать удары под пальцами, зная только то, что они давно перевалили за сотню в минуту. В голову лезли самые худшие мысли, а Дима старался их гнать. Помочь сейчас было гораздо важнее, чем заботиться о своём состоянии, и он прекрасно понимал, что на его диване лежит передозник, и его жизнь можно сказать зависела от действий мужчины напрямую. Протащив из ванной таз и предусмотрительно поставив его недалеко от дивана, Драма начал бить по щекам подростка и одновременно с этим что-то ему говорить. –«Ну блядь, проснись же... Пожалуйста. » Юра никак не реагировал, а его щеки уже были красными, дышал он тоже еле-еле. В глазах у старшего собрались слезы. От безысходности, которая вела его сейчас. Он хотел позвонить в скорую, но край сознания, который вечно оставался трезвым, подсказывал, что ему этого так никто не оставит. Конечно, сообщат родителям, а те уже точно найдут, что сделать. Дима не обратил внимания на то, что всё это время судорожно сжимал чужую ладонь в своей. Очнулся он только тогда, когда почувствовал в ответ слабое движение. Что-то еле заметное и ощутимое сейчас принесло столько надежды, сколько ещё никогда и ничто. –Юра! Юр, ты меня слышишь? – крик переходил на шёпот и обратно. Пару слез всё же скатились по щекам. У обоих. Мальчик перевернулся на бок и его сразу же вырвало в рядом стоящий таз. После он собрался в позу эмбриона, так и не открыв глаза. То, что из желудка ушла большая часть дряни, не могло не радовать. Дима перенёс подростка в самую лучшую комнату дома–его спальню. Без какого-либо подтекста, просто хотелось, чтобы Юре было как можно комфортнее. Так что он просто оставил его там, открыв окно на проветривание, и ушёл убирать следы их попойки. Вслед за радостью пришла апатия. Хотелось вернуться в прошлое и врезать себе в челюсть. Да хорошо так врезать, не давая мальчику выпить тот проклятый коньяк, не реагировать на его глупую фразу: «Мне что, 12 лет? ». Он ненавидел себя за это, но всё же немного и допускал, что Юра вообще-то реально мог бы и сам подумать, не делая этого. Нет, это всё равно виноват он, он старше, он должен был подумать, предостеречь. Дверь на балкон тихо открылась, и в помещение пробрался порыв холодного ветра. Дима равнодушно оглядел мёртвый послепраздничный город. Шёл мерзкий и уже такой привычный то ли дождь, то ли снег. Подставляя лицо его капелькам, он закурил. Затяжка — и горелый табачный дым покидает лёгкие, вырываясь сизым облаком изо рта. Облачко рассеялось, поддавшись ветру, а он посмотрел туда, где оно было мгновение назад. Ещё одна затяжка в тишине и куча мыслей. Было невыносимо осознавать то, что он чуть своими руками не угробил того, к кому питал тёплые чувства. Сигарета истлела уже больше, чем наполовину, а одежда и волосы были покрыты мелкими не растаявшими каплями-снежинками. Он вышел с балкона подавленный чувством собственной никчемности только из-за того, что подростку могло бы что-то понадобиться, а его могло не быть рядом. Опять. А Дима, как будто предчувствуя неладное, тихо заглянул в спальню, едва приоткрыв дверь. И увидел, как больной неспокойно треплется по кровати, нещадно комкая постельное и подминая под себя подушку. Мужчина начал судорожно вспоминать то, как они с Ваней носились над подростком, то меняя компрессы, то открывая окна. Но сейчас был не тот случай! Не тот, черт возьми! Просто смотреть на это не было ни сил, ни, как полагал старший, времени. Так что на полках быстро была найдена полу-пустая пачка активированного угля. Пять таблеток на ладони и резкие, рваные действия, чтобы не передумать и не струсить в последний момент. Мальчик затих и успокоился, было непонятно спит он или нет. Дима похлопал его по щекам, отложив таблетки в сторону. Сквозь стоны и скуление с трудом удавалось различать бесспокойный шёпот. Звуки не складывались в слова, но глаза он всё таки открыл. Открыл, и сразу впился испуганным, загнанным взглядом, а рукой схватился за чужую. Ногти больно впивались в кожу, но это отрезвляло, привело в себя обоих. Юра сразу убрал руки и провёл по лицу, стирая пот и редкие слезы. Пальцы немного дрожали, так как для организма это было неплохой взбучкой. Сознание было в беспорядке до сих пор, живот болел нещадно, его крутило и хотелось только одного–свернуться калачиком и ничего не делать, ни с кем не разговаривать, никому ничего не объяснять. Не рассказывать врачам, а потом и родителям, которые сто процентов сидели в коридоре больницы и ждали возможности войти к нему в палату. Перед глазами был ослепительный свет, заставлявший закрыться. Потом он вцепился в чужую руку мёртвой хваткой, отказываясь выпускать последнее, что держало его в сознании. Эта был не противный латекс перчаток врача, не тонкая рука мамы с маникюром, не тонкие пальцы Вани. Тёплая немного шершавая ладонь, в разы больше его собственной, она не сильно сжалась в ответ, будто этот человек ждал реакции. Так осторожно, будто боясь повредить, переломить пополам. Это прикосновение не позволяло ему сейчас вернуться в мир кошмаров, который вот-вот придет, когда он закроет глаза. Стоило векам тяжело сомкнуться, белый свет исчезал, уступая место темноте. Пугающей и звенящей, окутывающей со всех сторон. Те остатки сознания, что оставались у него в эти мгновения, хотели чтобы его кто-то забрал. Кто-то вытащил из этой бесконечной тени, перспектива остаться в которой тяготила и пугала. Кто-то пришёл и спас. Как маленького ребёнка во время ночных кошмаров вывели за руку, сжимая пальцы в спасительно-утешительном жесте. Закрывать глаза не хотелось, закрывать и видеть пустоту. Ещё больше не хотелось их открывать. Зная, что он окажется там, где его будут утомлять вопросами, давить нотациями и душить слезами и заботой. Не хотелось ничего этого. Когда сил жмуриться не оставалось совсем, Юра понял, что всё это время не дышал. Совсем. Одновременно он распахнул глаза и сделал глубокий, шумный вдох, глядя в потолок. Серый потолок. Вовсе не больничный потолок. Ногти ещё сильнее сжались на спасительной руке, впившись в неё глубже. Казалось, он даже ощутил влагу, коей являлась кровь, в ранках полу-месяцах. Человек, что сидел над ним, казалось бы, не ощущал всего этого, и никак не реагировал. Проморгавшись, Юра по-настоящему удивился тому, что видел не противную больничную палату, а уже знакомую комнату. И сидящий рядом человек точно не был ни врачом, ни мамой, ни Ваней. И сейчас это было лучшим из того, что он мог себе представить. Почему он не в больнице? Где крики и наказания. Они просто молча смотрели друг на друга, а мужчина, отвернувшись, утер единственную слезу. За то время, что парень лежал без сознания, он, казалось бы дышал через раз и постарел на несколько лет вперёд. Бутылка конька была допита ровно в тот самый момент, когда грудь парня перестала судорожно вздыматься и опала. Два пальца на запястье, биение под ними было очень тихим и еле заметным. Очень долго оно вообще молчало, не сообщая, жил ли вообще мальчик. В один момент всё как будто замерло. Дима замер, сидя на краю кровати, а руки его начали подрагивать. Но то, что могло, не случилось, ведь глаза открылись и вслед за этим, с небольшим опозданием прозвучал тяжёлый, хриплый вдох.