Бескрылый дракон

      У Деймона Таргариена была просто какая-то одержимость тем, чтобы срывать чужие цветы. Он уже и не помнил, скольких юных дев он лишил невинности, должно быть, десятки за всю свою жизнь. И он представлял, что каждый раз проникая в рот или в задницу племянника, он завладевает им снова и снова. И чем сильнее Эймонд кричит и плачет, чем больше на нём остаётся синяков, засосов, царапин и крови, тем в большей степени он принадлежит Деймону. Ведь раны на теле племянника — это его следы, его метки, его подпись...       Пока Эймонд демонстративно отмывал свой венок в реке, его дядя наблюдал за ним, сжимая в руках флакон с драконьей слизью. Он вспоминал, как Эймонд ещё несколько минут назад давился его членом, как слезился его глазик, и как мило он кряхтел.       Воспоминания были слишком яркие, чтобы не возбудиться вновь. Деймон воображал, как он снова возьмёт его этой ночью. Как племянник будет извиваться под ним и стонать. Какой он будет узкий и сладкий внутри... Как Деймон оставит на нём свежие засосы, такие же потрясающие, как эти славные ранки в уголках его губ.       Порочный принц утопал в своих сексуальных фантазиях, и потому удержать твёрдость в штанах у него, конечно, не вышло, и он приспустил их вновь, подойдя к Эймонду сзади, пока тот елозил венком по воде.       — Ну всё, хватит, я уже понял, что ты расстроился оттого, что я забрызгал твой красивый подарок, — ухмыльнулся Деймон.       Эймонд эмоционально вздохнул и, подняв мокрые цветы над рекой, стряхнул с них капли воды, а затем обернулся на дядю.       Увидев его без штанов с оголённым эрегированным членом, младший Таргариен ухмыльнулся.       — Уже? — он наблюдал дядину плоть прямо перед своим лицом. Эймонд мягко поцеловал головку члена и поднялся на ноги.       — Ты так сексуально злишься... Да ещё и так мило сидишь над водой на коленках почти голышом. Мне не терпится снять с тебя штаны.       Эймонд улыбнулся. От нежного поцелуя в шею его колени подкосились, и его собственный член отвердел тоже.       — А мне не терпится почувствовать твои пальцы внутри меня... — томным голосом признался он, смотря в глаза Деймону, и облизнул свои губы.       — Ммм... — Старший Таргариен расширил глаза. — Только попроси...       Он схватил племянника за задницу и, хорошенько облапав его упругие ягодицы, проник пальцами между ними сквозь одежду. А затем жадно впился в его истерзанные членом губы и, взяв Эймонда за руку, повёл его к расстеленному покрывалу.       Эймонд попытался расстегнуть на дяде рубашку, но Деймон был слишком нетерпелив. Он обхватил плечи юноши и, резко повернув его к себе спиной, слегка надавил на его подколенные ямки, заставив того опуститься вниз.       Когда племянник оказался на покрывале, Деймон недолго думая стянул с него штаны и шлёпнул по его восхитительной заднице.       — Я хочу войти в тебя, милый, да поглубже, — признался он.       Старший Таргариен открыл флакон и капнул его содержимое себе на ладонь. Разогрев драконью слизь на своих пальцах, он коснулся ими ягодиц племянника.       Эймонд вздрогнул и повернулся на дядю.       — Деймон... — прошептал он и облизнул свои губы.       — Да, милый...       — Мне лечь на живот?       Старший Таргариен улыбнулся и, сев на колени рядом с младшим, скользнул влажными пальцами между его напряжённых ягодиц.       Эймонд зажмурился.       Погладив промежность племянника, Деймон поцеловал его в щёку и, обхватив нежные плечи, надавил на них, наказав:       — Ложись.       Эймонд прижался животом к покрывалу и с предвкушением ожидал дядю. Мурашки окутали тело младшего Таргариена, когда губы Порочного принца вновь поцеловали его шею.       — Деймон... — Юноша обернулся. — Когда ты войдёшь в меня своим членом... — прошептал он, — это будет опять так же глубоко, как и тогда, в башне?       Деймон удивился его вопросу.       — А что? Разве тебе не понравилось? Я ведь тогда даже не вошёл в тебя полностью.       — Понравилось... Но... — Эймонд сделал паузу. Его щёки покрылись нежным румянцем. — Когда твой член был очень глубоко, было больно... Я чувствовал, как он давит на мою промежность и живот...       Деймон придвинулся поближе к племяннику и прижал его лицо к своей груди.       Ласково поглаживая его светловолосую голову, он прошептал ему на ухо:       — Не волнуйся, милый. Это не навсегда. Просто ты ещё слишком узенький. — Деймон тяжело вздохнул и поцеловал его в макушку. — Я бы хотел, чтобы ты испытывал только наслаждение, милый, — с грустью в голосе проговорил он. — Но первое время ещё будет немного неприятно, пока я не растяну достаточно твою милую попку.       Порочный принц обхватил щёки племянника и внимательно посмотрел в его разные глаза: фиалковый Таргариена и синий Неведомого. Иногда Деймону казалось, что сапфировое око вовсе не сле́по, что эта инородная часть племянника может видеть его насквозь. И заглядывая в его искусственный глаз, он опасался, что Эймонд однажды увидит его истинную сущность. А может, ему это чудилось? Ведь под определённым углом Деймон мог рассмотреть в камне своё собственное отражение, а о своих грехах он знал гораздо больше, чем любой из богов.       — Когда твоя дырочка станет шире, больно больше не будет, — пообещал Порочный принц, прикрыв ладонью сапфир. — Но за один раз это не произойдёт. Понадобится больше времени, милый. Чем чаще мы будем заниматься сексом, тем быстрее твоё тело привыкнет и растянется под мой член... И больше не будет больно. Ты понимаешь?       Эймонд кивнул, прикусив губу.       — Так ты готов? Ты хочешь секса со мной, Эймонд? — ласково спросил Деймон, позволив Неведомому увидеть своё лицо.       — Да, — тихо ответил юноша.       — Хорошо. Ты понимаешь, что пока ещё может быть некомфортно?       — Да. Я понимаю.       Деймон кивнул и положил руки на плечи племяннику.       — Тогда договоримся: если тебе неприятно и больше невыносимо, то ты должен сказать мне об этом, и я дам тебе отдохнуть. Мы сделаем перерыв. Главное, не молчи, солнышко. Ты меня понял? — спросил он.       — Да... — шёпотом ответил Эймонд, смотря дяде прямо в глаза.       — Если ты будешь просто кричать, я могу не понять, кричишь ты от боли или от удовольствия...       — Если мне будет больно, я попрошу тебя остановиться.       Деймон улыбнулся:       — Да, милый. Всё верно.

***

      Его пальцы были нежнее прежнего, его тёплое дыхание на шее щекотало кожу, заставляя её покрываться рябью. Низ живота изнывал от предвкушения следующего акта, когда на смену дядиным пальцам придёт его толстый член. Трепет перед недавно открытым наслаждением затрагивал каждый нерв и играл на них, словно бард на струнах лютни, заставляя тело Эймонда непроизвольно дёргаться, вытанцовывая под властью дядиных рук одним лишь богам известный танец. Он чувствовал, как от массажа Деймона вскипала в жилах кровь, отчего конечности вздрагивали, наполняясь приятным теплом. Дядины фаланги что-то точно задели внутри, и Эймонд ощущал, как река удовольствия, беря исток из его промежности, растеклась по всему телу и накрывала его с головой.       Эймонд мгновенно простонал, почувствовав новый прилив. Отдать себя во власть умелым рукам дяди было лучшим исходом этой ночи. Последней ночи, когда они с Деймоном могут побыть вдвоём под луной: без масок и длинных балахонов, скрывающих лица, без гвардейцев отца, следующих за ним по пятам, без стеснения и чужого осуждения, и без одежды.       В Красном замке придётся делать вид, что между ними ничего не было, прятать ото всех свои чувства и придумывать оправдания своим действиям и поступкам. И Эймонд верил, что эта ночь не станет последней, когда они могут насладиться друг другом, что дядя и после останется с ним. Молодой принц не хотел и думать о том, что Деймон улетит к Рейнире после всего постыдного и удивительного, что между ними произошло. Эймонд мечтал, что дядя будет также заботлив и внимателен к нему, как и во время их путешествия. Что он будет выслушивать его измышления и делиться своими, рассказывать ему о своей жизни, учить его ещё лучше фехтовать и общаться как с лордами, так и с простолюдинами. Эймонд хотел, чтобы Деймон и после того, как они окажутся дома, делал ему комплименты, обнимал его талию, целовал его губы и ласкал его тело...       Юноша надеялся, что его новый любовник не бросит его, как только они вернутся домой.       Деймон вновь надавил на комочек нервов внутри племянника, и Эймонд, блаженно простонав, задрожал точно в судороге.       Порочный принц облизывал свои губы и улыбался, наблюдая за его очаровательными реакциями. Этой ночью нутро юноши охотно поддавалось ласкам. Деймон растягивал его трепетно и упорно, добавляя палец за пальцем. И ничего не было комплиментарнее, чем ответные движения бёдрами им навстречу. Его малыш не стеснялся сам насаживать свою восхитительную задницу на фаланги пальцев. Он так мило скулил, прося о большем, и Порочный принц мгновенно откликался на эти негласные мольбы.       Растяжение было достаточным. Кольцо мышц племянника уже меньше сжималось и совсем не выталкивало пальцы наружу, и Деймон медленно вытащил их сам, а затем шлёпнул юношу по ягодицам, предупреждая о скором намерении.       Деймон взял флакон со слизью в руки и, капнув тягучее вещество на ладонь, принялся хорошенько обмазывать им свой член, подглядывая за заворожённо наблюдающим за ним Эймондом. Его племянник приподнялся на четвереньки и уставился своим зорким глазиком на твёрдую плоть, что ещё недавно надрывала его податливую глотку.       Драконья слизь на члене и пальцах Деймона имела особый запах и структуру. Её прямое предназначение — обволакивать драконьи яйца в заботливой ласке, сохраняя внутри кладок материнское тепло, словно живое пламя, и защищать будущих чудовищ от природных стихий. Она долго не высыхала и пахла чем-то особенно приторным и абсолютно манящим. Это был запах только что вылупившегося драконьего чада, девственной чешуи, едва прорезавшихся клыков и первого пламени. И Деймону нравилось использовать её в сексе: кроме того, что для него открывались все её потрясающие свойства, он чувствовал себя причастным к чему-то высшему и божественному, ведь мало кто из людей хоть раз в жизни держал нечто подобное в своих руках.       Даже при лунном свете старший Таргариен не мог не замечать розового румянца на худых щеках племянника. А его похотливый взгляд, так внимательно следящий за каждым движением, дарил лестное осознание, что юноша сам желает, чтобы Деймон хорошенько его поимел.       Эймонд сглотнул слюну. Член Деймона был таким красивым... Он, весь покрытый прозрачной смазкой, потрясающе переливался в ночи под светом луны. Его дядя так сексуально гладил себя ладонью, что внутри Эймонда что-то сжималось. Он рассматривал его естество и надеялся, что эта красивая и огромная дядина часть больше не причинит ему боль.       Сев на колени позади племянника, Порочный принц дёрнул бровью и, мягко обхватив плечи юноши, чуть надавил на них, намекая прижать их книзу. Эймонд покорно поддался и опустился на покрывало, оставив колени согнутыми, чтобы Деймон мог насладиться потрясающим видом его упругого и разнеженного зада.       Когда старший Таргариен достаточно посмаковал его образ, он наконец приблизил влажный член к его ягодицам.       Эймонд прикусил губу, расслабился и закрыл глаз, предвкушая скорое вторжение.       Пусть его губы прошлой ночью и целовала Миранда, но у дракона может быть только один наездник. И имя его — Деймон Таргариен. И разум, и тело Эймонда принадлежат только ему.       Деймон медленно толкнулся головкой вовнутрь.       Юноша сжался, но после быстро расслабился снова, пропуская дядю в себя.       — Всё хорошо? — с нежностью спросил Деймон и вытащил из него своё естество.       Эймонд кивнул и приготовился принять дядину плоть снова.       Деймон тёрся горячей пульсирующей головкой у входа, заставляя племянника дрожать и двигаться ему навстречу, чтобы ощутить большее.       — Он уже внутри, милый... — прошептал Деймон, медленно продавливая кончиком члена упругие стенки.       Он трогал кольцо мышц юноши пальцами, пока его собственная плоть постепенно поглощалась сладким нутром.       Эймонд тихо стонал. И его стоны были прекрасны. Порочный принц блаженно закрывал глаза, вслушиваясь в потрясающую мелодию этой ночи.       Разве можно было представить себе что-то чудеснее этого акта и этих сладостных всхлипов? Соитие двух Таргариенов должно заставлять землю дрожать, а драконов вылупляться из своей скорлупы. Деймон уже чувствовал это... Вот-вот и небеса зажгутся кометой, что озарит всю землю от Красной Пустоши и до Стены. Она оставит за собою кровавую метку, такую же чёткую, как свежий алый засос на шее его племянника. И пусть все гадают, зачем боги её нарисовали, но лишь Деймон будет знать правду. Но лишь Деймону будет она предназначена, как лишь ему был предназначен он. Комета будет пылать огнём, отчего будет казаться, что рассвет случился быстрее. А значит, у них совсем мало времени, ведь тьма будет развеяна скоро, а кроме как в ней, им больше негде прятать свои секреты.       Руки Порочного принца обхватили внутренние стороны бёдер юного племянника и сжали их крепко, до синяков, вынуждая Эймонда чуть сильнее расставить скользящие по покрывалу колени.       От дядиной твёрдости внутри и его сладостного аромата снаружи младший Таргариен безвольно таял. Прохлады на нагой коже он больше не чувствовал, когда горячее и влажное проникало так глубоко... Ни ветер в волосах больше не ощущался, ни щекотка от этих странных светящихся крылатых жучков, что иногда садились на его обнажённые плечи и скулы, ни маленькие капли воды, которые касались голых пяток, когда рыба выпрыгивала из реки в поисках пищи.       Интенсивность толчков нарастала. Казалось, что глубже уже не бывает, но с каждым новым рывком член дяди захватывал всё больше изнаночной территории его тела. Эймонд мог поклясться, что ещё мгновение, и Деймон сможет разместить внутри него своё знамя.       Капельки пота покрывали спину росою, внутри племянника было тесно и жарко, и потрясающе мокро. Порочному принцу так нравились эти скрипяще-хлюпающие звуки его нутра, когда его собственный член так плотно заполнял его площадь.       Стоны Эймонда становились звучнее, а естество Деймона не входило в него даже наполовину. Старший Таргариен покрывался мурашками, когда у него получалось продавливать анус племянника ещё глубже, а Эймонд в ответ начинал дрожать и вдыхать воздух с таким сильным всхлипом, будто вот-вот собирался родить. А затем он оборачивался на ухмыляющегося Деймона, и по его лицу юноша понимал, что длина органа дяди всё ещё не вся была поглощена его собственным нутром.       — Пока ещё половина, малыш... — шептал Деймон, смотря на его очаровательное удивлённое лицо. — Я хочу, чтобы сегодня ты принял меня полностью... Не напрягайся, милый, расслабься. Почувствуй его внутри... Почувствуй, как он заполняет тебя.       Эймонд закрыл глаз, покорно отдавая себя на милость дядиной воле.       Порочный принц остановил толчки и, взяв в руки волосы племянника, обмотал их вокруг запястья, а потом, сомкнув их в кулак, притянул юношу к себе ближе.       Эймонд поднялся на ладони и, чуть сильнее выгнув спину, расплавился в блаженном стоне.       — Повращай своими бёдрами, милый. Покрути ими. Я хочу, чтобы ты подвигался сам...       Эймонд выполнял медленные круговые движения задницей, как дядя его и просил. Поглощать его естество самостоятельно было приятно. Он чувствовал, что теперь он сам контролирует их полёт, он сам решает насколько ещё позволять дядиной плоти проникать в себя. Эймонду хотелось проверить, как глубоко он способен ещё насадить себя на этот огромный и твёрдый член.       И он сделал короткий рывок. А затем ещё один, и ещё... Пока не почувствовал боль.       — Ааай, — простонал юноша и сжался, отчего внутри стало ещё больнее.       Деймон дотронулся до его живота. Ещё немного и он ощутит сквозь кожу племянника свою твёрдость. Нужно лишь растянуть его больше, чтобы член Деймона мог добраться поглубже, настолько, чтобы пропасть в нём полностью...       — Тссс, расслабься... Всё хорошо... — успокаивающе прошептал Порочный принц и, поглаживая худой живот, поцеловал племянника в шею.       Эймонд надрывно выдохнул и медленно выдавил из своего нутра горячую дядину плоть.       И он тут же почувствовал себя неприятно пустым...       По внутренней стороне бёдер младшего Таргариена ручьём потекла тёплая драконья слизь. Расслабленное нутро, как и покрытое по́том тело, мгновенно остыли, стоило ветру коснуться его влажной кожи. Эймонд вздрогнул от этого хлёсткого холодного дуновения. Стало противно чувствовать эту леденящую жижу меж ягодиц, ведь драконы любят тепло, а без наездника из магического существа он превратился в холодную и мокрую рептилию.       Эймонду было необходимо снова согреться и ощутить в себе до вибраций и боли горячий дядюшкин член.       Деймон поднял его за плечи и прижал крепко, тесно прислонив свою грудь к его холодным лопаткам, а к его бёдрам своё естество.       Дядино тело грело, мурашками разнося тепло по всем дрожащим конечностям. Его губы шептали на ухо валирийские нежности. Горячий язык щекотал тонкую шею, выпрашивая у раскрытого в удовольствии ротика сладкие стоны.       А руки Деймона зажимали чувствительные соски, гладили кубики пресса, дотрагивались до мошонки и ласкали острые плечи.       И Эймонд растворялся в них, таких властных и мускулистых, с головы до самых кончиков пальцев ног...       Эймонд млел и просил о большем, сжимая в своей ладони влажную плоть Порочного принца.       Младший Таргариен сам подставлял горячий член Деймона к своей скользкой заднице. Он плотно прижимался к нему ягодицами и его оголённой головкой гладил себя между ними, в блаженстве закатывая фиалковый глазик.       — Уже соскучился по нему, милый? — томно прошептал Деймон. — Не терпится, чтобы он растянул тебя снова?       Эймонд прикусил губу. В его животе запорхали бабочки, глаз зажёгся похотью, а тонкие губы прошептали стыдную просьбу.       Старший Таргариен подарил очередной засос его шее и усадил племянника на четвереньки.       Эймонд сексуально выгнул спину и повилял мокреньким задом, зазывая Деймона обратно в свою узенькую промежность.       И не сдержавшись, Порочный принц хорошенько шлёпнул эту упругую похотливую попку перед тем, как грубо вставить в неё своё естество.       Эймонд заскулил и затрясся, ощутив невероятно плотно в себе желанный дядюшкин член.       Деймон обхватил плечи и притянул податливое тело юноши на себя, снова прижав его спину к своей, покрытой шёлковой тканью, груди.       Младший Таргариен расслабил шею и положил её на крепкое плечо дяди. Он открыл глаз и принялся заворожённо смотреть на блаженное лицо снизу вверх.       Дядина плоть проникала в Эймонда невозможно глубоко. И Порочный принц насадил его ещё сильнее, настолько, что Эймонд оказался у него на коленях.       Осознав, что огромный член Деймона вошёл в него без остатка, Эймонд широко расширил свой глаз.       Деймон улыбнулся ему и остановил движения бёдер.       — Да, милый... У тебя получилось, — довольно прошептал он. — Чувствуешь? Ты чувствуешь его полностью?       Эймонд лишь простонал, не в силах выговорить что-то в ответ.       — Я хочу, чтобы ты посидел так подольше, прижимая свою милую попку к моим ногам, ощущая его внутри... Принимая в себя всю его длину.       Деймон оторвал взгляд от удивлённо лица племянника и перевёл глаза на его худой живот.       "Да... Потрясающе!"       По телу Порочного принца пробежали мурашки, когда он увидел как сквозь стенки животика Эймонда выпирает его собственный член.       Деймон плотно обхватил торчащую из-под тонкой кожи твёрдость ладонью и принялся массировать сокрытую головку руками.       Он давил на живот племянника так сильно, что Эймонд дрожал, как испуганный кролик. От такого давления с двух сторон на свой кишечник по его лицу бежала дорожка слёз, а рот был открыт в истоме.       Старший Таргариен, хорошенько насладившись моментом, медленно возобновил толчки, не выпуская из своих рук натянутый живот юноши.       — Боги... — тонким голоском простонал Эймонд сквозь слёзы. — Деймон...       Бёдра младшего Таргариена сводило в судороге от этого невозможного давления, колени напряженно тряслись, а спина обливалась ручьями пота.       — Тебе хорошо? — спросил Порочный принц так невозмутимо, будто бы его член не пытался прямо сейчас выдавить из Эймонда все его внутренние органы.       — Деймон... — лишь имя дяди он мог произойти в ответ.       И Порочный принц понимал, что это значит.       Дядя был сильным, сексуальным, опытным и знаменитым. Он приятно пах, а его член источал вкуснейшие соки. И Эймонду было до жути лестно, что Деймон уделял ему так много внимания. Что он настолько был близок к нему, буквально сливаясь с ним воедино, когда проникал такой сладкой и важной частью себя в его тело... Ничего ближе этого быть не могло. Никто, кроме Деймона, в нём ещё не был. И никому, кроме него, он бы никогда не позволил...       Быть с ним — оказаться на вершине самой высокой горы и одновременно в самом жарком пекле огромнейшего из вулканов.       Принимать его член своим нутром — чувствовать то, что могут позволить себе ощущать только боги...       И за то, что Эймонд вкусил только для них созданное удовольствие, он или вознёсся к ним ближе, или проложил себе путь в преисподнюю...       Разум, что с детства впитал в себя заповеди Семерых, твердил ему, что связь их запретная и неправильная. Но тело...       Тело хотело большего.       Растворяться в этом блаженстве. Ощущать до неуправляемых вибраций в себе его член. Поглощать все дядины соки и запахи без остатка. Стонать под ним, извиваясь, и молить его...       Молить его не останавливаться...       Вместе с удовольствием тела, Деймон дарил ему свободу и перерождение.       Сливаясь с ним воедино, он больше не был собой. Он был чем-то большим. Он чувствовал себя иначе, чем когда-либо, живее и лучше. Ему казалось, что, когда дядя в нём, он обретает шестое чувство, ранее ему невиданное. Когда дрожат все конечности... Когда зрение и слух обретают особую остроту, когда из спины прорезаются крылья.       Он чувствовал их. Они начинали зудеть и проситься наружу. Как же хотелось расчесать рёбра до крови и подарить им свободу. Разодрать на части свою человеческую кожу и дать чешуе прорезаться!       Эймонд искал особый смысл в этом невероятном ощущении. Их запретная связь обязательно должна чем-то закончиться. Такое незабываемое удовольствие не могло быть подарено им богами просто так. Они обязательно взимут свою плату.       Всегда взимали.       Связь женщины с мужчиной обычно заканчивается детьми. Но чем же закончится их? У Эймонда внутри вряд ли есть органы, чтобы выносить их дитя, но что, если боги именно для этого их и свели? Получал бы он этот ослепительный экстаз, не будь в этом их особого замысла?       Эймонд чувствовал себя драконом, он точно знал, что умеет летать... И он знал, что Деймон тоже им был... Матушка всегда говорила, что кровь Эймонда дурна, что в кровь, текущую в его жилах, боги подмешали кровь "огромных тварей не из нашего мира".       Эймонда осенило.       Он знал, что драконы иногда могут менять свой пол. Он читал это в книгах, об этом рассказывали драконоблюстители и его отец...       Самцы могут становиться самками и вынашивать яйца!       А что, если его самого ждёт та же учесть?! Что, если он чувствует себя иначе лишь потому, что превращается.       Но не в дракона...       А в самку!       А может, он уже носит ребёнка?! Ведь Деймон в предыдущий их секс излил своё семя прямо в него...       Эймонду стало страшно. И в то же время безумно хорошо... Внутри его живота и даже в его голове произошёл невероятный всплеск эйфории. Чувства прекраснее не существовало, ему захотелось раствориться в нём полностью. Воздух стал слаще, пейзаж вокруг ярче, запах Деймона интенсивнее, а нутро было накалено до предела, словно сталь под молотом Кузнеца, и пульсировало быстрее его собственного сердечного ритма. Эймонд уже и не понимал, где ощущения насыщеннее: в его тяжёлой ноющей мошонке или в заполненной дядиной плотью горячей промежности. Все телесные ощущения слились воедино, и юноша полностью отдал себя их власти.       Вот-вот и избыток чувств выплеснется наружу!       Эймонд слишком сильно сжал свою челюсть и расширил глаз. И ему казалось, что от этого невероятного давления в его теле, сапфир из глазницы выпадет наружу и укатится по траве прямо на дно Мандер.       Он вдохнул побольше воздуха в лёгкие, закрыл глаз, расслабил кулаки, которые уже достаточно успели выдрать травы из земли за время этого высшего акта, и, сомкнув ладонь на твёрдом члене, помог ему выплеснуть семя.       Эймонду пришлось пасть без сил на плечо Деймону, когда его нутро тесно сжалось вокруг дядиной плоти. Ещё мгновение назад пробуждающая внутри него лавину удовольствия твёрдость теперь стала ему жутко мешать, доставляя болезненный дискомфорт.       Он грубо схватил руки Деймона и резко убрал их со своего живота, освободив его от давления хотя бы с внешней стороны. И придерживая дядю за плечо, Эймонд принялся медленно вытаскивать из себя его распирающей член.       Лицо юноши морщилось в муке, ноги каменели от судорог, естество дяди внутри ощущалось деревянным посохом. Семь потов сошло с Эймонда, пока он с болью и стонами выталкивал из своего тела огромный член.       Когда юноша закончил, он упал на покрывало, размял свои ноги и тяжело вздохнул.       Эймонд задумался: так ли больно вытаскивать из раны стрелу? Ведь дядюшкин член куда толще и проникает он гораздо глубже...       Разве что после него тело не истекает кровью.       Если он пережил это, то сможет пережить и войну.       Эймонда всё ещё не отпускало полученное наслаждение от оргазмических конвульсий. И даже вся боль, что захватила его после, была забыта. Его тело, ватное и разнеженное, теперь вдоволь было напитано и удобрено дядиными соками, и оно хоть и уставшее, но плодородное настолько, что могло отрастить не только крылья, но и новый глаз.       И молодой принц был готов принимать дядины жидкости и дальше. Ещё и ещё... Пока они не заполнят пустоту в нём полностью и не будут сочиться из его увечной глазницы, вытесняя собою сапфир.       Отдышавшись, младший Таргариен наконец поднял глаз и взглянул на старшего. По лицу Деймона юноша понял, что, кажется, дядя не был доволен тем, что он так скоро покинул его член.       Деймон вздохнул и, чуть качнув головой, еле заметно улыбнулся ему.       Эймонд приподнялся на локти и упёрся виноватым взглядом в его лицо.       Порочный принц не сводил и своих глаз в ответ, откровенно заглядывая в душу Неведомому, который однажды уже не сумел уберечь Эймонда от чужих слишком больных фантазий. А значит, и в эту ночь у него не выйдет...       Эймонд изучал задумчивое лицо дяди не отрываясь. И уловив в этом взоре что-то знакомое, но забытое, ему вдруг вспомнился их семейный ужин, который был, как казалось теперь, так давно, будто в прошлой жизни. Именно в тот день, после трапезы и его оскорбительного тоста, Деймон смотрел на него таким же откровенно оценивающим воспитательным взглядом.       Эймонд сглотнул слюну. Он задумался: мог ли его дядя уже тогда думать о нём не как о сыне своего брата, а как о будущем любовнике? Молодой принц вздрогнул и возбудился от одной только мысли об этом. Ведь он сам в тот день ни за что бы не представил подобного.       Оторвав долгий пристальный взгляд от Деймона, младший Таргариен поднялся на колени и подполз к нему ближе.       — Прости... — смущённо выговорил он. — Стало так больно после того, как я кончил.       — Не извиняйся, милый, — улыбнулся Деймон. — Я рад, что у меня получилось подарить тебе сладкий оргазм.       Он взял племянника за плечи и нежно поцеловал в губы.       Эймонд решил, что точно порадует дядю в ответ. Ведь после всего, что он испытал, он был готов позволить ему делать с собой всё что угодно...