***
Спустя какое-то очень непродолжительное время впервые пошел слух о том, что Карл МакКой восстал из мертвых. Сначала этому не придали большого значения, хотя и почти каждый житель города по-своему просмаковал эту внезапно появившуюся своеобразную городскую легенду. В силу отсутствия прочих подобных развлечений, каждый сполна насладился этой байкой — каждый в зависимости от его отношения к разного рода страшным историям, якобы основанным на реальных событиях. Так как первым всадника, подозрительно напоминающего МакКоя, увидел старый Джонсон, то новость эту списали на признак наступающего старческого слабоумия. Затем, когда все больше людей стали видеть «призрака», Хэтфилд и ему подобные скептики, решили, что кто-то решил позабавиться и устроить небольшой маскарад. Кто-то же списывал это на то, что на людей излишне впечатлительных и суеверных так действовала зловещая байка, все еще не утратившая своей популярности среди местного населения. То, что самому Хэтфилду «МакКой» никогда не показывался на глаза, лишний раз доказывало, что кем бы ни был запущен этот розыгрыш, он старался избегать представителей власти. Однако, как бы там ни было, призрак все же был выпущен — напоминание о мертвеце не позволяло забывать его и присутствие Карла будто вполне реально ощущалось в мире живых, а специфичность, с которой призрак был призван, создавала налет мистичности и мрачности. В Хэтфилде же все это вызывало странное чувство своеобразного отвращения и дискомфорта.***
Однажды утром, быстро разобравшись со всеми не терпящими отлагательств делами, шериф отправился на кладбище. Он сам не знал, что влекло его на могилу МакКоя, но это что-то почему-то очень напоминало ему чувство вины. — Ты не оставишь мою душу, — едва слышно с ухмылкой произнес Хэтфилд, спешившись у кладбища и направившись к могилам МакКоев. Достигнув цели, Хэтфилд остановился у четырёх свежих, стоящих в некотором отдалении от остальных, могил. Он учтиво приподнял шляпу и кротко улыбнулся, повернувшись к надгробным камням, на которых были написаны имена жены и дочерей МакКоя, словно, соблюдая приличия, как он их понимал, приветствуя еще живых дам. Достав фляжку с виски, шериф плеснул немного на могилу Карла и сделал глоток сам. Затем он достал из кармана старый, потертый портсигар, извлек из него сигару и, раскурив ее, мрачно затянулся. — Уныло тут, — будто пробуя шутить, обратился к могиле Хэтфилд, бросив тоскливый взгляд на пейзаж кладбища. Невеселая улыбка скользнула по лицу и тут же мгновенно исчезла — одинокая фигура всадника медленно приближалась к кладбищу и явно не намерена была проезжать мимо. — А этот что еще здесь делает? — озвучил собственную мысль шериф, быстро узнавая в приближающемся человеке своего старого знакомого Дэйва Эллефсона, которого по старой памяти все в городе звали Джуниором, словно в память о тех временах, когда этот парень был в банде Дэйва Скотта Мастейна, который был старше его на пару лет, да, к тому же, еще и куда проворнее. Спешившись, Эллефсон не торопясь направился к Хэтфилду. Шериф на мгновение даже подумал, что этот парень искал его, и что у него к нему есть какое-то дело, но Эллефсон остановился недалеко от могил МакКоев. Опустив голову, он смотрел на кладбищенскую землю, словно погруженный в мрачные мысли. — Пришел навестить кого-то из друзей юности? — шериф, бросил испытывающий взгляд на Джуниора. — Да… — саркастически отозвался тот. — Заешь… спустя десяток — другой лет внезапно решаешь посетить могилы тех, с кем был знаком в ранней молодости и о знакомстве с кем предпочел бы не вспоминать вовсе, — лениво протянул Джуниор, вложив в свой ответ на удивление для себя слишком много яда. Хэтфилд ухмыльнулся в ответ. — Серьезно, парень, зачем ты здесь? — Я здесь из-за него, — к удивлению Хэтфилда без обиняков ответил Джуниор, кивнув на могилу МакКоя. — Я ведь свою прежнюю лихую жизнь и родную банду не из-за того, что меня предали оставил, вопреки общественному мнению. Я не держал и не держу зла на Мастейна и других, за то, что тогда они оставили меня раненого — возьми они меня с собой, без должного ухода я бы наверняка умер, а ещё все мы могли попасться, так как я сильно тормозил остальных и был для них страшной обузой. И то, что меня тогда еле живого не потащили за собой, не является причиной тому, что я ушел от них. — Меня оставили в доме какого-то фермера, который только и мог, что хреново, но перевязать мои раны, а так же дать мне кров, еду и посильный уход. Несмотря на то, что, как я уже сказал, человек этот обо мне как мог, заботился, с каждым днем мне становилось все хуже. Затем, в какой-то момент к фермеру пришел МакКой с друзьями и попросился на ночлег. Ты, скорее всего, знаешь, что, как и я в, молодости он зарабатывал на жизнь, как мог… Фермер пустил их, только просил не тревожить меня. Узнав о раненом, МакКой попросил взглянуть на меня, пообещав, если сможет, помочь. Получив согласие фермера, он осмотрел меня и обязался вылечить. Я не знаю, что им тогда двигало, но он спас меня и после того, как я начал идти на поправку, быстро убедил меня, что смерть, которая мне грозила — смерть постыдная и глупая. Он не взял с меня обещания, что, когда я окончательно поправлюсь, я не возьмусь за старое — это было мое дело, но после того, как наши пути разошлись, я был твердо намерен начать новую жизнь. — Я виделся с ним, когда он появился в городе, выражал ему свою благодарность, но этот парень не особо жаждал братания со мной, — Джуниор ухмыльнулся. — Все говорили, что он мистик, оккультист, или что-то еще из этого сверхъестественного разряда, но я в это не верю. Я знал его. Хоть и не слишком хорошо, но все же знал… И врачевал этот парень, как настоящий маг, — Джуниор ностальгически и вместе с тем скорбно засмеялся. — Я не знаю деталей, я был тогда слишком плох, чтобы обратить на них внимание, и слишком плох, чтобы хоть что-то хорошо запомнить, но его методы казались мне вполне… — он остановился, подбирая нужное слово, — научными… — Старая дружба, — ухмыльнулся Хэтфилд. — В каком-то плане. Джуниор хотел спросить шерифа о том, что самого его привело на кладбище, но тут до его слуха долетел звук старой песни, доносившейся, по всей видимости, откуда-то издалека, но источник звука даже приблизительно определить было невозможно. Едва различимые два женских голоса выводили напев, вспомнить который Джуниор никак не мог. Впрочем, содержание песни интересовало его меньше всего — хоть и пение звучало чуть слышно, он мог поклясться, что голоса принадлежали никому иному, как сестрам МакКой. Джуниор посмотрел на Хэтфилда и по выражению его лица понял, что тот слышал то же самое, что и он. — Будто МакКоевы девочки снова решили порадовать нас… — поежившись, прошептал Джуниор, словно боясь быть услышанным, или же кого-то спугнуть. Вдруг, словно в ободрение, откуда-то со стороны города вдруг донеслись отчетливые звуки пения местных ребятишек. — Померещится же, — проворчал Хэтфилд, злясь на собственную игру воображения. Затем, перекинувшись еще парой слов с Джуинором, но, не ощущая уже при этом прежней свободы в общении, он направился к городу. На душе почему-то было погано.