Герой на полставки.

      Им выделяют две кареты, десять стражников и пятёрку слуг.       Шторм постепенно утихает. Мелкие прохладные капли неприятно моросят по лицу, промозглый северный ветер треплет волосы. Небесное полотно укутано угрюмыми грозовыми облаками. Вдали слышится гром, а на щёку Адама падает первая крошечная снежинка; она тает быстрее, чем парень успевает ощутить холод.       Барон Сольхейм хмурится, оглядывает присутствующих суровым взглядом исподлобья и скрипящим от недовольства голосом заявляет, что только самая распутная юная дева поедет в одной карете с двумя мужчинами. Разумные доводы вроде «мы же росли вместе» или «мы же родственники» его не интересуют.       К списку их имущества добавляется третья карета.       Оскорблённая мать Морганов в гневе топает ногой, упирает руки в бока и грозно шипит: — Амадей также нуждается в уединении. Наследнику рода не пристало ехать вместе сыном лорда, он может научиться дурным манерам.       И отправляет сына в самую большую из повозок.       Таким образом, к концу дебатов спустя четверть часа, от фамильного поместья отъезжает нестройный ряд из четырёх конных экипажей с сопровождением.       На несчастного, униженного Луку больно смотреть. Немного жаль разобиженную Лив, которая уже на середине пути к карете начинает жаловаться на смертельную скуку; однако сам Адам чувствует облегчение. Он планирует изучить устройство мира, почитать несколько прихваченных из дома книг, вдоволь налюбоваться здешними пейзажами и узнать у робота-бога всю доступную обычному пользователю информацию. Светские беседы с друзьями или сёстрами в данный список не входят. Парень хлопает дверцей прямо перед носом уже знакомого, того самого прислужника, почему-то до сих пор уверенного, что господин просто устал, и вальяжно разваливается на удобном мягком сиденье.       Первый час пути проходит чудесно.       Пейзаж за окнами достаточно однотипный, чтобы наскучить уже через пару минут, однако как может приесться абсолютно неизведанный магический мир? Амадей с жадностью ловит взглядом каждую травинку, совершенно точно простую, блеклую, серо-зелёную; в его глазах она сияет призрачным изумрудным блеском. На многие километры вперёд тянутся необработанные пашни. Колосится пшеница, рожь, половина земель усеяна странными соцветиями. Обилие красок завораживает. Сезон холодов наступает неожиданно, но быстро: уже через несколько дней, в крайнем случае, неделю, всё выросшее богатство уберут специально нанятые для сбора посевов столичные маги, а пока Адам лишь надеется, что наступившие заморозки окажутся не столь смертоносными.       Снег падает медленно, кружась в загадочном танце, смысл которого обычным смертным понять, увы, не дано. Сквозь массивные тучи пробивается блеклый солнечный луч, на мгновение озаряя дорогу тёплым светом; никто, кроме Моргана, этого маленького героя не замечает.       Он подтягивает колени к груди, подпирает щёку кулаком и влюблённо глазеет в окно.       Пятый час пути подходит к своему завершению, когда парень понимает, что ему наскучило смотреть на пейзажи. Безусловно, красота неописуемая, но, будем говорить честно: земли восточной империи вдоль и поперёк захвачены бесконечными полями; трава под колёсами кареты уже кажется обычной травой, а кусты — кустами. Он чешет затылок, лениво потягивается, разминая затёкшие от долгого сидения ноги, и падает на сиденье всем телом. — Поговори со мной, мне скучно.       Айлу не отзывается. Не получая ответ от первой системы, Адам думал, что неправильно называет команды; сейчас появляется недвусмысленное впечатление, что его просто-напросто игнорируют. — Э-эй, Айлу, ну, пожалуйста! Уважаемый хост, у вас есть пять непрочитанных книг. — отмахивается голос в голове, а Морган, наконец получив хоть какую-то реакцию, победно улыбается. — Я не хочу читать. Поговори со мной. Расскажи о себе. Кто ты? Какого пола? Почему вообще меня… курируешь? Раньше ведь была другая система, а теперь обновилась?       Если тишину можно охарактеризовать прилагательными кроме «мёртвая» или «неуютная», Адам назовёт её недоумённой.       Система молчит некоторое время, словно бы обдумывая варианты ответа, после чего задумчивым голосом выдаёт: Механизм ILY.FTTY-2010000 не имеет пола, расы, цвета кожи или ориентации. — То есть, тебя ненавидеть вообще не за что? — смеётся Морган, на что Айлу лишь снисходительно фыркает, явно не понимая шуток собеседника. Обновления позволяют игровому механизму лучше адаптироваться к характеру взаимодействия с пользователем для получения им наилучшего игрового опыта.       Всё для вас — весело думает Амадей и закрывает глаза, прислушиваясь к тихому, монотонному голосу робота, пребывающего в заметном замешательстве.       К концу второго дня пути он чувствует скуку.       Нет, не так.       Скуку Морган чувствовал семь часов назад. Сейчас это полноценная Скукотища.       Экипаж останавливается лишь для того, чтобы пообедать, позавтракать или поужинать в тавернах — как придётся, потому что жилые поселения появляются всё реже и реже, а бескрайние пашни постепенно сменяются болотистой местностью.       Он из интереса открывает толстую книгу с красивым переплётом, украшенным маленькими драгоценными камнями; та оказывается учебником по Истории Великой Империи за последний курс академии. Старые, пожелтевшие от сырости и времени страницы приятно хрустят под пальцами, так и норовя порваться, поэтому Адам переворачивает лишь пару листов и тут же суёт его обратно в широкую походную сумку. Чемоданы с собранными прислугой вещами валяются где-то в других повозках, поэтому из развлечений остаются только литература, окно и третировать Айлу.       Кошмар.       Парень зевает, сонно потирает глаза и собирается вздремнуть, даже не подозревая, какими ужасными последствиями обернётся это глупое решение. Пробуждение спустя пару часов сна превращается в настоящую пытку. В висках пульсирует клятая мигрень, шею ломит от неудобной позы.       За окнами бушует стихия. Амадей кричит кучеру остановить экипаж, вылезает наружу, ёжась от пробирающих до костей порывов ветра, и, заплетаясь в собственных ногах, мрачно, но целенаправленно прётся в соседнюю карету. Её обитателем оказывается Лука. Юноша дремлет, кутаясь в безразмерный походный плащ, однако, услышав оглушительный хлопок дверцы, распахивает глаза и ошарашенно следит за влезающим на соседнее сиденье гостем: заспанным, раздражённым, а, что самое главное — насквозь мокрым. — Доброе утро, — хрипит он. — Господин Морган?.. — то ли утвердительно, то ли вопросительно пищит Сольхейм, тут же подрываясь с насиженного места и вытягиваясь по струнке, — Что случилось? Вы что-то хотели? Чем я могу вам помочь? — Хватит, хватит.       Юноша выглядит настолько взволнованным, что становится чуть-чуть не по себе. Адам влез к нему посреди ночи, разбудил, забрызгал дождевой водой, а бедолага ещё и услужить пытается: — Расслабься. Называй меня по имени. Прости, что влез без спроса, ты можешь спать. Я просто думаю, что сойду с ума, если просижу в одиночестве в замкнутом пространстве ещё хотя бы десять минут. — Но ваша уважаемая матушка… — лепечет Лука, однако тут же затыкается под кислым взглядом собеседника. — Мне не хотелось тебя напрягать. Ты ведь дышишь через раз, когда мы вдвоём. Всё, что сказала госпожа Морган относительно тебя — ложь. — Я не… дышу… — не очень уверенно возражает смущённый Сольхейм.       Диалог заходит в тупик. Потенциальный собеседник забивается в самый дальний угол, хватает увесистый томик незнакомой книги, судя по названию относящейся к научной литературе, и старательно читает.       Морган устраивается поудобнее.       Вокруг не бардак, но заметный беспорядок. На кресле, прямиком напротив его бедра, валяется кипа бумаг, переплетённая толстыми нитками, отдалённо напоминающая уже виденную тетрадь; под креслом лежит неаккуратно сложенная сменная одежда. Под ногами парень с удивлением находит увесистую деревянную коробку, в которой, судя по количеству чернильных отметин на поверхности, находятся письменные принадлежности. Несколько похожих пятен виднеются на рукавах чужой рубашки и тканевой обивке сиденья. Амадей шевелится, ёрзает и слышит тихий хруст, после чего вытаскивает из-под себя сломанную перьевую ручку.       Смятение Луки становится почти физически ощутимым.       Адам уже жалеет, что припёрся к несчастному пареньку. Лучше пойти к Оливии: молодая девушка, безусловно, нуждается в большем уединении, поэтому беспокоить сестру совершенно не хочется, но и сидеть в одиночестве осточертело. Он собирается вернуться назад, когда попутчик, наконец, смущённо кашляет, быстро сгребает раскиданные вещи в кучу и осторожно сжимает тонкие пальцы гостя своими. — Простите, господин Морган! Я не хотел, чтобы вы чувствовали себя некомфортно. Я просто, понимаете, я действительно удивлён, что вы общаетесь с кем-то помимо Оливии и своих однокурсников! — Сольхейм смотрит пристально, преданно; в его глазах мелькает нечто Адаму совершенно незнакомое, волнительное, — Всё это заставляет нервничать, но я смогу привыкнуть. Господин Морган, если только вы хотите общаться с кем-то вроде меня… — По имени, — в самых смешанных чувствах бормочет парень, не зная, что делать с зажатой в чужих руках кистью.       Возникает ощущение, что все существующие в его теле нервные окончания концентрируются на кончиках пальцев. Морган чувствует жар, лёгкое покалывание, словно от онемения. Сцена напоминает тупой клишированный кадр из аниме или романтичных фильмов для подростков настолько сильно, что Амадей не выдерживает, выдёргивает свою ладонь из чужой хватки чуть резче необходимого, отворачивается и не замечает, как темнеет лицо собеседника. Он чувствует, как пылают скулы, проклинает себя, мир, Легенду и Айлу заодно, потому что надо же было ему запихнуть многострадальную душонку Адама в тело наследника. Не могли, что ли, обойтись без участи пушечного мяса в теле какого-нибудь левого ученика младших курсов академии?       Необъятная водная гладь океана за окном приводит Амадея в восторг.       Он забывает обо всём на свете, ахает и припадает к мутному, запотевшему от горячего дыхания стеклу. До окончания поездки остаётся три часа, сорок две минуты, четырнадцать секунд. — самодовольно комментирует система, напоминая беспилотное такси, и хост оглядывается на Луку, искрясь таким неповторимым детским восторгом, что младшему остаётся лишь вздохнуть. — Господину Моргану нравится Северная империя?       Амадей игнорирует попытки собеседника завязать диалог до тех пор, пока тот, чуть не плача, не называет его по имени; лицо юноши сравнимо с кем-то, кто съел дольку лимона, перед этим выпив литр серной кислоты. Бедняжка пытается держаться ровно и это почти хорошо, однако стоит Моргану нахально подмигнуть, как вся несокрушимая уверенность несчастного тут же трещит по швам.       Адам может его понять; когда сестра впервые покраснела, этот живой контраст казался всепоглощающим.       Амадей — не милашка Оливия. Амадей — бесхарактерный набор команд, без прошлого, без личности, простая жертва осуществления чьих-то потребностей в насилии.       Он надеется, что сможет стать человеком с историей прежде, чем его убьют шестью различными способами, если такое всё же случится. Он смеётся, по привычке прикрывая рот рукой, а Сольхейм пялится.       Север — империя на тысячах замёрзших озёр, сотнях льдистых рек и огромном, бушующем целую вечность океане. Здесь холодно в каждый из трёх сводов. Солнце в столице мутное, тусклое; оно показывается лишь изредка, предпочитая прятаться от людей за безграничными пасмурными облаками, словно гневается на бесполезный народ. Снежные бури тут особенно страшные. Даже воздух насквозь пропитан морозным инеем. А в бесконечных морских глубинах, на самом дне, обитают русалки.       Парня пробирает дрожь.       Наследный принц северной империи — Марэй Иль Каллисто, третий фаворит главной героини, относится к представителям этой расы. Если уточнять, к сиренам.       Несмотря на дворянское происхождение, маньяк из него получился самый жестокий, потому что потомственный. Несколько десятилетий назад на сушу выбрался род чистокровных сирен Иль Каллисто. Никто не говорил об этом вслух, однако каждый знал, каким именно способом нынешний император пришёл к власти. Таким образом, имея в руках не только врождённые магические способности, но и совершенно необузданное императорское господство, третий фаворит не столько пытал врагов, а несчастного Амадея в частности, сколько сводил с ума своим проклятым голосом.       Ему не сбежать.       Парень вздрагивает. Он не успевает опомниться, вынырнуть из омута собственных страхов, поэтому добродушное, взволнованное лицо напротив будит в памяти новое воспоминание. В оригинальной новелле Лука, многие годы влюблённый в Оливию, просит её руки. Морган, к тому моменту уже получивший полноправный контроль над родом, отказывает: он считает статус барона ниже достоинства любимой сестры, к тому же, у Лив уже есть наречённый муж. Неудавшийся жених отправляется с глаз долой, из сердца вон, и находит утешение в объятиях главной героини.       Адам всегда считал этот сюжетный поворот самым грандиозным провалом за всю историю существования Легенды. Как можно так легко отказаться от чувств? Как можно так безропотно отречься от возлюбленной? Ему всегда казалось, что Амадея Сольхейм убил не из ревности, а просто из жажды мести. В некоторой степени, оригинал это заслужил.       Лука смотрит испуганно; рука, потянувшаяся было к чужому плечу, застывает на середине движения. Он ничего не понимает, а Адам его не винит. — Всё в порядке, не переживай, — без зазрений совести лжёт Морган, растягивает дрожащие губы в самой искренней улыбке, на которую только оказывается способен.       Кучер тормозит лошадей. Суетящиеся слуги открывают дверцы кареты, накидывают на господ тёплые одежды, а взору парня предстают огромные стены, устремлённые ввысь, к небесам.