secrets i’ve held in my heart
are harder to hide than i thought,
maybe i just wanna be yours.
Сколько недель прошло с поездки? Наверное, около трех. На улице во всю жарило знойное лето, настолько теплое, что находиться где-то, кроме как под кондиционером, было невозможно. В общежитии такое устройство почему-то было предусмотрено только в холле и нескольких кабинетах для официальных встреч. Студенты должны были лишь тихо умирать в своих душных каморках никем не замеченные. Но у Чимина была привилегия. Еще в первый день, как только градусник за окном показал тридцать один, он собрал самые необходимые вещи, попрощался со страдающим соседом и умотал к Чонгуку. Возможно, поначалу его пугал общий быт и жизнь в одном пространстве, но со временем парень даже наловчился. Они спали, ели и смотрели фильмы по вечерам вместе. Иногда обсуждали жизнь в университете за кружкой чая, а иногда спорили о выборе той или иной премьеры. Но так или иначе это была лучшая жизнь без одного важного, по мнению парня, элемента. Чимин долго вчитывается в рецепт, граммовку каждого продукта и этапы приготовления, чтобы не дай бог не напортачить хоть где-то. На нем лежит своего рода огромная ответственность — любимое блюдо его парня. И он очень бы хотел, чтобы в итоге Чонгук остался более чем довольным. Парень слегка трясущимися руками отмеряет нужное количество муки, заливает молоком, добавляет остальные ингредиенты. На сковородке появляются небольшие аккуратные блинчики. Если говорить об отношениях с Чонгуком, то они заметно улучшились. Прогресс на лицо так сказать. Парень все еще был осторожен в словах и действиях, но уже больше показывался его характер. Они могли спорить, могли покрикивать друг на друга и уходить по разным комнатам обижаться. Все-таки различность интересов и некоторых взглядов на жизнь играла свою роль. Но ни один долго не мог терпеть разлуки, хоть и ограниченной одной бетонной стеной. Связь предназначенных, а может простая привязанность делали свое дело. Либо Чимин, либо Чонгук обычно через час или два возвращался, садился рядом. Несколько минут проходили в неловкой скрипучей тишине. А потом кто-то обязательно наваливался на другого, шептал извинения на ухо, касаясь открытых частей тела. И они говорили, старались говорить как можно больше, чтобы таких конфликтов никогда не возникало, потому что ни одному такое положение дел не нравилось. Чимин устраивается за столом. Ждет. Слышно, как в ванной плещется вода, Чонгук роняет что-то из рук, и баночка с грохотом летит на плитку. По кухне распространяется сначала едва уловимый, а затем густой и насыщенный запах шоколада. Сладость так и оседает на легких, заставляет Чимина забыть обо всем, о чем он думал, и переключить мысли на еду. Парень кипятит молоко, разливает его по кружкам и добавляет какао-порошок. От количества сахара невольно начинают сжиматься зубы. Вода в ванной затихает. Чимин тоже останавливается, прекращая раскладывать еду по тарелкам, замирает. Дыхание невольно замедляется, чтобы слышать малейший шорох из коридора. Щелкает замок, дверь скрипит и открывается. Через несколько секунд Чонгук уже оказывается в комнате, останавливаясь за спиной Чимина. Он машинально обвивает чужую талию руками, кладет голову на плечо и заглядывает в тарелку. — Ну и талант же у тебя вытворять такие штуки. Из ничего сделать такое. И пахнет великолепно, — Чимин и правда слышит, как Чонгук глубоко вдыхает шоколадный аромат. Тело сзади так и ходит ходуном. — Не выдумывай. Просто делал по рецепту, а на вкус мы ещё даже не пробовали, — парень наконец продолжает раскладывание блинчиков на тарелку. Посыпает это все сахарной пудрой и достает вилки. — Я знаю, что прибедняться ты точно умеешь. Но уверен на сто процентов, что это невероятно вкусно. Чимин уже хотел было перенести тарелки на стол, но не успевает он даже взять в руки еду, как Чонгук разворачивает его к себе и подхватывает под бедра, поднимая наверх. Парень от неожиданности проезжается ногтями по чуть мокрой и прохладной коже, цепляется руками за плечи. Сердце разгоняется и тарахтит в груди, а Чимин всматривается в серьезное лицо напротив. Они остановились на несколько минут в таком неестественном положении. Чонгук так и хотел что-то сказать, но почему-то стопорился. Вода капала с его волос, текла по телу. Зачем только он сделал этот выпад? Просто потому что захотелось? Чимин не находил себе места, но старался не ерзать, лишь время от времени перекладывая ладони. — Я забыл, что хотел сказать изначально. Но не надо думать, будто ты и твои способности какие-то заурядные. Я еды в жизни вкуснее твоей не ел, и это чистая правда. И я не пытаюсь подлизаться к тебе, потому что мы встречаемся. А говорю так, как думаю. Хочу, чтобы ты был более уверен в себе, — они медленно двигаются к столу, Чимин опускается на стул, а Чонгук как ни в чем не бывало идет обратно расставлять посуду и приборы на стол. — Поэтому ты решил меня поднять, чтобы сказать это? Будто я над всем этим мирским? — Чимин краснеет, закрывает лицо руками, облокачивая их на стол. Чонгук всегда был таким: внезапным, серьезно говорящим абсолютно невероятные вещи, будто это не комплимент, а констатация факта. Похоже, именно так он и считал. — Может так, а может, потому что хотел лишний раз тебя обнять, — парень проходится рукой по чиминовым волосам, гладит мягко и бережно, а затем садиться напротив, накалывая на вилку панкейк. И ничего ему в мире больше не нужно. Все уже здесь: Чимин, любимая еда и какао. Без остального он легко проживет сотню, а то и тысячу лет. Если бы только вечность существовала. — Ешь, а то остынет. Я же говорил, что это будет потрясно. А Чимин не умел принимать комплименты с такой же уверенностью, с которой Чонгук их говорил. Он доверял, всецело верил, не сомневался в правдивости слов. Но не мог сказать простое спасибо, при этом не краснея, как рак, и не пытаясь хоть как-то откреститься от слов. Парень никогда не получал столько. Мама хвалила его, говорила, что он большой молодец, но чем старше Чимин становился, тем меньше видел ее и слышал ласковый голос. А потом пустота, наполненная лишь попытками выбраться из вороха ужасных и подобных унижению слов. Но теперь Чимин знает, что всецело любим, жаль, что собственных тараканов так быстро не унять. Хотя он обязательно научится принимать все, что ему дают с гордо поднятой головой и уверенностью. Чонгук успел съесть уже половину, пока Чимин витал в собственных мыслях. Панкейки действительно получились вкусными, воздушными и сладкими, прямо как на картинке. Надо будет сохранить именно этот рецепт. Все-таки хоть что-то в этой жизни, кроме как тревожиться, он умел. — Кстати, Мингю решил умотать на летних каникулах в Америку. Дай только человеку возможность, так он и попрется на другой конец света. Сказал, что познакомился с каким-то американцем в социальных сетях, вот и поедет с ним кататься на серфах. Просил узнать, хочешь ли ты что-нибудь в качестве подарка, — Чонгук говорил тихо, мешая собственный голос со стуком вилки по посуде. Теперь-то он заимел привычку рассказывать о чем-то, пока ест. Чимин пробурчал что-то невнятное, будучи даже не уверенным, что слышал, о чем его спрашивают. Чонгук зачем-то выперся из ванной голым. Когда Чимин только заметил, то больше не смог оторвать взгляд. Не то чтобы это был первый раз, когда он видел парня топлес. Но это были по-настоящему редкие моменты, когда Чонгук появлялся без майки, словно солнечное затмение раз в тысячу лет. Поэтому надо было пользоваться ситуацией. И Чимин пользовался. Рассматривал каждую деталь, одинокую родинку или царапину, запоминая все. Чонгук выглядел иначе, чем в старшей школе. Он уже не был так хорошо сложен, с ярким и острым рельефом мышц на теле. Но занятия спортом все же не проходили даром, и Чимин изредка замечал, как юношеское тело возвращается к Чонгуку уже в иной, более взрослой форме. Мышцы показывались от каждого малейшего движения, и Чимин вел глаза вслед за ними, зависая то на торсе, то на руках. Чонгук не был ни капли похож на супер качка, который сутками не вылезал из спортзала. Да и это вовсе не нужно было. Парень выглядел прекрасно уже в той форме, которую имел. Чимин верно для себя заметил, что с их первой встречи два или три месяца назад, Чонгук стал выглядеть здоровее и крепче. И Чимин очень сильно бы соврал, если бы сказал, что не хочет видеть этого парня над собой в совершенно иной плоскости. Раньше секс для него был эфемерным творением его воображения, где были лишь нечеткие силуэты людей в воображаемых декорациях, которые он никак не мог соотнести с собой. Но чем дальше, чем больше Чимин находился рядом с Чонгуком, чем крепче он целовал и обнимал его, тем яснее становились его фантазии. Теперь у силуэтов появились весьма четкие лица с выраженными чертами и деталями, которые творили то, что парню даже и не снилось. Было бы глупо говорить, что Чимину не хотелось. Хотелось. До дрожи внутри его души несмотря на весь страх и тревожность. — Давай займемся сексом, — Чимин заставил остановить всю планету в одночасье. Чонгук одним рывком поднял голову, едва не выплевывая все, что находилось у него во рту. Ему действительно не показалось сейчас? Уши точно не обманывали его? Это действительно сказал Чимин, решительно краснея и бледнея одновременно. — Ч-чего? — в самом сексе не было ничего странного, совсем не это заставило Чонгука остановиться. Они встречались, поэтому рано или поздно должны были переспать. Но Чимин предложил это. Сам, прямым текстом произнес. — Хочу переспать с тобой. Заняться любовью. Трахнуться. Да как угодно, Чонгук, ты меня понял, — Чимин выглядел очень серьезно, почти не дышал, задыхался из-за волнения и страха от реакции, которая могла поступить от Чонгука. — Не хочешь? Для Чонгука его и без того небольшая кухня сузилась в одну маленькую точку. Конечности вмиг похолодели, а сердце бешено забилось в грудной клетке. Почему-то он очень испугался. Это не было для него первым разом. Парень не то чтобы не знал, что от него требуется. Но речь шла о Чимине. Предназначенном, любимом человеке, его драгоценности. Весь прошлый опыт стирался в пыль по сравнению с этим. — Не в этом дело, Чимин- — Тогда в чем? Придумай такой предлог, в который я могу поверить. Я настолько непривлекателен и не возбуждаю, что ты остерегаешься меня, как огня? — парень уже был готов расплакаться. Нос покраснел, а глаза покрылись сеточкой сосудов от перенапряжения. Ну и выдумал же он себе сказку. Не успела хотя бы одна слезинка капнуть из чиминовых глаз, как Чонгук с грохотом отодвинул свой стул и почти также громко приземлился перед Чимином, обхватывая его голые колени своими ладонями. Он трепетно гладил их, пока не заметил, что парень успокоился и был готов слушать, хоть и выглядел очень поникшим. Смотрел куда-то в сторону, думал о своем, то и дело шмыгая носом. — Чимин, дело правда не в том, хочу я тебя или нет. Мне не надо, чтобы наш первый раз был просто быстрым перепихом или чем-то подобным, чтобы закрыть гештальт. Мне хочется, чтобы мы оба были морально к этому готовы. Ты особенно, — останавливается, сглатывая. — Я не знаю, насколько вся та история с ублюдком Юнхо могла сломать тебя. Поэтому я не хочу доломать твою психику. Мы можем не торопиться. — А я хочу, потому что мне надоели эти картинки перед глазами. Мне надоели галлюцинации тебя и меня в одной кровати, а потом осознание, что это лишь мое воображение меня разыгрывает. Я хочу почувствовать тебя настоящего, — Чимин почти хнычет и трогает ладони на своих коленях. — Пожалуйста, не думай, что я эгоист и звучу, как маленький ребенок, которому не дают игрушку. — Я так не думаю. Но ты же понимаешь, что я не завалю тебя прямо здесь, — Чонгук поднимается с пола, оглядываясь по сторонам будто в поисках чего-то. — Д-да, конечно. Я схожу в душ, подготовлюсь, — а в голове в это время пустота. — Я не только об этом. Хотя это тоже очень важно. У нас ни презервативов, ни смазки нет. Значит, ты идешь в душ, а я в магазин. Идет? — Чимин несмело кивает, целует в щеку и уходит в ванную, закрывая двери. Он медленно раздевается, садится в ванну и включает воду. А в голове и вправду ни единой мысли. Что будет дальше? Что ему делать сейчас? Горячая вода плещется, обжигает ступни. Кожа краснеет, а Чимин медленно наблюдает за этим немигающим взглядом. В коридоре хлопает входная дверь, и парень остается один. Страх подкрадывается семимильными шагами. Ну и что теперь? Молодец, Чимин, предложил, настоял, а теперь даешь заднюю. Клубок тревоги медленно разрастается. Как будто парень собирается на сложный экзамен. Он встает под горячий душ, нещадно трет тело до того, что оно краснеет. Почему ему так страшно? Возможно, потому что это его первый опыт, может быть, он боится разочарования Чонгука. Чимин не знает о сексе ничего, почти ничего. Это адски больно без подготовки, но приятно, если сделать все правильно. А как черт возьми правильно? Должен ли он сходить в туалет? Должен ли он сам растянуть себя? Чимин мечется по ванной уже минут двадцать, хватаясь то за одно дело, то за другое. Он скрупулезно пытается вычистить себя где только можно. Может быть, во время всех его потуг счетчик за воду набежал приличный, и им придется найти деньги, чтобы покрыть эти расходы. Парень будто на долгое время оказался в ином мире. Суетящийся он, в шуме воды и клубах пара, пытается сделать со своим телом хоть что-то, чтобы не облажаться в край. Почему ни в одном порно, ни в одном фильме не показывали эту заднюю кухню, где люди тоже готовятся, тоже нервничают, а не несутся в порыве страсти на кровать? — Черт, больно-то как, — он простонал, скрипя зубами. Растяжка тоже не вышла у него удачной. Пальцы просто не заходили внутрь. Лишь один, едва-едва, причиняя огромную жгучую и ноющую боль. Как туда должен был поместиться член? Чимин не был уверен, что делает абсолютно все правильно, но механизм же был вроде как известен. Так почему ничего не получалось? Паника завладевала разумом. Ничего не получится. Поэтому Чимин оставил любые попытки сделать что-то со своим телом, садясь обратно в воду. Возможно, сейчас следовало дождаться Чонгука, извиниться и сказать, что его организм не готов. А потом они забудут этот несбывшийся позор и сядут смотреть фильм. Будет расстроенный Чонгук, но не будет разочарованного Чонгука. А Чимин как-то придет в себя и подготовится, посмотрит информацию, учтет ошибки. В коридоре хлопает дверь, и Чимин тоже спешит выйти. Лучше вывалить все на духу, а иначе парень сожрет себя, в попытках предугадать реакцию предназначенного. Он надевает чистую одежду, насухо вытирает голову и выходит из жаркого помещения. Голые ноги и руки сразу обдает холодный воздух, появляются мурашки. Шагает по коридору и натыкается на Чонгука, распластанного на кровати. Наверное он устал бегать по такой жаре. Теперь Чимин еще больше чувствуют себя виноватым. Дурак, почему он думал, что секс это раз плюнуть? Парень стопорится в дверном проеме, переминается с ноги на ногу, не в силах произнести и слова. Где твоя чертова былая смелость, Чимин! — Чонгук, — тянет, обращая на себя взор парня. Тот приподнимается, вопросительно поднимает брови. Ждет, когда Чимин все же решится. — Извини, пожалуйста. Мне кажется ничего не выйдет. — Ты не готов? — Чонгук следит, как Чимин активно кивает головой. — Ничего страшного, значит подождем еще. Ложись рядом. Чимин медленно подходит к кровати, ложась напротив парня. Чонгук, к его удивлению, не выглядит ни капли расстроенным или сердитым. Смотрит также с теплом, переливающимся в зрачках, и привязанностью. Трепетно гладит по влажным волосам. А Чимина чуть не пробивает. Может, это он такой совсем глупый и неопытный, что реагирует на все, бегая из крайности в крайность. Только почему Чонгук постоянно спокоен? Чимин прижимается ближе к чужой груди, вдыхая запах и мычит: — Почему ты не злишься? — замечает, как Чонгук вздрагивает, останавливая свои руки. Он не видит его лица, но с уверенностью в тысячу процентов может сказать, что парень хмурится. — А почему я должен? — Чонгук оживает, перекладывает руку на спину, начиная вырисовывать круги вокруг позвонков. Чимину бы его спокойствие во всех жизненных ситуациях, вот правда. А не бросаться в омут тревоги и паники каждый раз, как что-то идет не так. — Потому что я ляпнул, не подумав, все-таки уговорил тебя, а теперь, после того, как ты уже сходил в магазин, говорю, что не могу, — Чимин поднимает голову, заглядывает в чужое лицо. Чонгук делает тоже самое. В такие моменты, встречаясь глазами, слыша сердцебиение, Чимин понимает, как, в какой степени он все-таки влюблен. Чуть что, его не отдерут ничем от Чонгука. Он его не отпустит. — Мне важен ты в первую очередь, твое желание и твоя готовность. А то, что я зря в аптеку бегал, это ничего страшного. Останется на будущее, хорошо? — Чонгук мягко улыбается, прижимает голову к своей груди. — Я тебя и без этого люблю. — В следующий раз я подготовлюсь лучше, обещаю, — Чимин бурчит, прячет взгляд в футболке. С таким предназначенным он точно в безопасности. Чонгук умеет его слышать и слушать, не давит и позволяет творить несусветные глупости. — Ты о чем сейчас? — Ну, мое тело не готово. Наверное, я что-то делаю неправильно, поэтому я изучу вопрос лучше и подготовлюсь, — Чимин тараторит так, будто отвечает заученный билет, добавляя при этом в свой рассказ примерно ноль сути. Чонгук принимает сидячее положение, заставляя и парня сесть напротив. — Чонгук, не заставляй меня говорить это. — Не заставляю, просто хочу понять, о какой готовности ты говоришь. Ты не готов в каком плане? Моральном? — смотрит с интересом, перемешанным с недоумением. Чем больше они говорят загадками, тем сильнее запутывают друг-друга. А оказалось ведь, что о совсем разных вещах говорят. — В моральном? Не знаю, как я себя должен чувствовать внутри, но мне нравится сама мысль о сексе с тобой. Я не против этой части хоть сейчас, — Чимин кажется умирает и воскресает вновь, когда говорит все правдиво и без приукрас. Его слегка потряхивает, и он берет в свои руки чужие ладони, сжимает их для поддержки. — Есть другая проблема. Ты в меня не войдешь. Там, ну, то есть прямо внутри нет места. Теперь было время Чонгука падать и оживать. Он-то думал, что весь пласт неуверенности Чимина лежит на самой мысли о половом акте. Да еще, если считать опыт чуть не совершенного изнасилования, его, по мнению Чонгука, должна была пугать именно эта часть: ментальное состояние, триггеры. А у него вот какие проблемы. И дело даже не в словах Чимина, его нервозности, которая по воздуху передавалась и парню, но Чонгука до ужасного все это насмешило. И он прыснул под шокированный взгляд предназначенного, хватаясь за живот и сгибаясь пополам. Они такие придурки, он в особенности. Но не мог Чонгук просто успокоиться. Парень никогда с таким трепетом и осторожностью не подходил к сексу. С Чимином приходилось подбирать слова, но оказывается, они как обычно друг-друга недослышали. Что в итоге привело обоих в состояние нервозности. Чимин испуганно дернулся, когда услышал глубокий смех Чонгука. Он редко смеялся, а теперь делал это с такой силой в ситуации чиминова позора. И парню не то чтобы было обидно, а просто непонятно, что именно вызвало такую реакцию. Чонгук схватил его за талию, опрокидывая обратно на матрас. Он все еще смеется, нависает сверху и хватает чужое лицо, удерживая в ладонях. И Чимин тоже начинает смеяться: от абсурдности ситуации, от заразительного смеха предназначенного, от того, что весь день на нервах. Чонгук мажет по губам, неглубоко, едва касаясь. Целует нос и лоб, не прекращая смеяться. А потом затихает в один момент, будто весь шум скукоживается до одной точки. И их окружает тишина. — Чимин, секс — это не только вставить член внутрь и кончить спустя несколько движений. А я как твой партнер не должен заставлять тебя мучиться наедине с собой в ванной. Не удивлюсь, если ты решил растянуть себя просто мокрыми пальцами с настроем, будто нелюбимое дело делаешь, — Чонгук все еще держится на вытянутых руках, рассматривая так Чимина. Замечает, как тот отводит взгляд в сторону и хмурится. — Ну, прости, гуру секса, я не догадывался как-то, что все должно быть именно так. Мне почему-то казалось, что это должно быть проще, — Чимин и не спорил, что был явно глупее обычного человека в таком элементарном деле. Просто было странно, что они с Чонгуком так по-разному были осведомлены. — Я никакой не гуру. И спал с людьми, число которых можно на пальцах одной не целой руки пересчитать. Нет ничего страшного, если чего-то не понимаешь или не умеешь. Я не буду стыдить тебя. — Приятно познакомиться, а я девственник. Буду рад поучиться у вас хоть чему-то, господин Чон, — смеется, перекатываясь на бок. На глаза попадается пакет из аптеки, аккуратно лежащий на краю матраса. — А что ты купил? Чимин подполз к пакету, будто хотел найти там что-то удивительное. Но ничего удивительнее пачки презервативов и нескольких упаковок со смазкой он не нашел. Значит, они действительно собирались сделать это. Осознание подобралось ближе, стуча молоточком. Все готово, осталось только снять штаны и пойти в бой. А они битый час потратили на шутки-прибаутки по вине Чимина. Зато на душе стало значительно легче: от него не ждали каких-то убойных навыков и способностей. Чонгук всегда мог взять все в свои руки. — Устал? Можем посмотреть какой-нибудь фильм, — Чонгук слез с кровати, чтобы наконец переодеться в домашнюю одежду. Все-таки температура воздуха дома и на улице отличалась. Было бы странно ходить в потной одежде в квартире. — Ничего не хочу, — Чимин распластался на кровати звездой, смотря в потолок. Думал. В голове сплетались разные мысли, непохожие друг на друга. И окружающая обстановка совершенно не помогала их заглушить. Душный воздух, мельтешащий Чонгук, который складывал вещи, этот чертов пакет из аптеки — будили в Чимине совсем не то, что после всего хотелось. Навязчивые мысли выли в голове волком, скребли его и без того уставшую головушку. Но если он сейчас выскажет все, Чонгук точно посчитает его психически больным.*
Уже прошло достаточно времени. Каждый разбрелся по разным углам, занимаясь своими делами. Чонгук работал над домашкой, Чимин делал вид, что читает. В особенности он уже полчаса сгрызал кожу с губ, стопорясь на буквах в книге. Дурацкий мозг, дурацкие мысли. Надо было что-то делать. Либо бежать из этого места на улицу в поисках отвлечения от навязчивых образов, либо признаваться в своей глупости. Но ничего из этого не хотелось делать. Чонгук сидел в другом конце комнаты, не хотелось отвлекать его. Но с другой стороны- — Что случилось? Ты уже сколько времени не можешь усидеть на месте. Книга настолько скучная? — парень перевел взгляд с монитора на Чимина, поджавшего от неожиданности ноги. Все он замечает! Даже скрыть ничего не получается. — Чимин, выкладывай давай. — Если скажу, ты меня убьешь. — Что бы ты ни сказал, я даже косо на тебя не посмотрю. — Чонгук. Серьезно, не надо. Я лучше пойду прогуляюсь, — Чимин порывается встать, но парень останавливает его взглядом. — Правильно, лучше же терзать собственные губы до крови, чем поговорить с парнем? — Чонгук вздыхает, закрывает ноутбук и откладывает свои записи. Стул издает натужный скрип. Парень подходит ближе, останавливается возле края кровати в нескольких метрах от Чимина. — Ну? Чимин мотает головой. Не скажет. Лучше потерпит время, чтобы не казаться таким уж дураком. Они играют с Чонгуком в немые гляделки, где никто видимо не собирается проигрывать. Чимин хмурится, не готовый сдаваться. Он водит зрачками из стороны в сторону, медленно откладывает книгу и подскакивает в направлении двери. Ему казалось, что Чонгук далеко, и он сможет успеть выбежать в коридор. Но его предназначенный был намного проворнее, следя за каждым движением. Не успел Чимин сделать и трех шагов, как был пойман за руку. Чонгук развернул его, впечатывая в себя. Парень и пискнуть не смог, через секунду уже дышал в чужие ключицы. Руки обвили тело, прижимая еще ближе. — Чонгук, отпусти. Сделаешь же еще хуже, — парень подергался в объятиях, но выбраться никак не получалось. Предназначенный только схватился сильнее, отчего Чимин животом чувствовал чужие мышцы и кости. Температура в комнате начала стремительно расти. Будто кондиционер и вовсе прекратил работать. Это отчасти было похоже на их обычные перепалки, но чаще всего они уступали друг-другу и расходились. Правда, в этот раз Чонгук уступать не собирался. А Чимин был слаб. Он чувствовал, как тонкой нитью устанавливается их связь, обвивает запястья, лодыжки, проходится по торсу. Это манило и пьянило сильнее всего. И Чимин сдался. Он обхватывает чужое лицо, впечатывая губы в губы Чонгука. Если предназначенный не был бы настолько же сильным, его скорее всего бы снесло от прыти и страсти, которую пытался вложить в поцелуй Чимин. Они продолжают свою немую игру, кусают губы, зализывая выступающую кровь. Чонгук расслабляет хватку, цепляется пальцами за футболку, оглаживая бока под ней холодными пальцами. Чимин вздрагивает всем телом, пищит в поцелуй, так и не разрывая его. Остановится — проиграет. А проигрывать Чонгуку он больше не хочет. Не сегодня. Чонгук чувствует, как собственные колени начинают дрожать, почти подгибаются. Он садится на кровать, тянет за собой бедра Чимина, усаживая его за собой. Его прыть удивляет. Сердце внутри бушует и клокочет от того, сколько же желания, страсти, любви он чувствует прямо сейчас от Чимина. Чонгук разрывает поцелуй, кусает голое место под ключицей, давая возможность парню отдышаться. Они никогда не были настолько близко. Он хочет остановиться, но Чимин не дает. Ерзает на коленях и трогает, трогает, трогает. Волосы, лицо, шею, торс под футболкой. Все, до чего достают ладони. Целует еще раз, уже не так глубоко, быстро проходясь по губам. Дышит загнанно, хрипит через раз, но не останавливается. — Чимин, Чимин, тихо-тихо, остановись, — Чонгук едва удерживает лицо предназначенного перед собой, заставляя смотреть прямо в глаза. Оба чудовищно помятые, со слюной на лице, взглядом, едва фокусирующимся на предметах. Чимин дышит, смотря в чужие зрачки, а руки продолжают блуждать по телу Чонгука. — Стой, подожди. — Я же сказал, что не буду тебе ничего говорить. А сказать уже нечего. Мы достаточно говорили сегодня, разве не время перейти к действиям? — говорит хрипло, тяжело. Он прикладывает неимоверное усилие, чтобы произнести хоть что-то. Хмурится, видя, что Чонгук прикрывает глаза. — Думай, что я придурок, сумасшедший, да что угодно. Но мое первое, самое первое предложение еще в силе. — Не боишься, что я съем тебя? — усмехается, лишь чуть-чуть расслабляясь. У Чонгука сейчас голова кругом пойдет от всей ситуации. Теперь ему пора бояться и нервничать за Чимина в своих руках, что наверняка рассыпется, если станет очень больно. — Я бы на твоем месте боялся за себя. И Чимин сам цепляет края своей футболки, снимая ее. Та летит по непонятной траектории на пол, оставляя после себя лишь прохладные дуновения ветра. Чимин обнажен всего наполовину, но открыт на сто пятьдесят процентов. Чонгук замечает и подтянутый живот, и выпуклые от позы ребра, и свое имя, все ярче и ярче мерцающее на бледной коже. Позорно стонет, приближаясь губами к символам. Будет ли это выглядеть очень высокомерным, если поцеловать собственное имя на коже предназначенного? Может быть. Но он кончиками пальцев, внутренностями чувствует, как Чимин млеет, моментально сгибаясь. Чонгук готов поспорить, что он чуть не умер, когда почувствовал дрожь парня после того, как очередной раз коснулся губами символов. — Это что, моя эрогенная зона? Почему я чувствую буквально все? — Чимин едва сдерживается, чтобы не застонать, кусает губы и зависает. Он будто прямо сейчас ловит связь со Вселенной. А она шепчет, обволакивает, натягивает нить все крепче. — Чонгук, остановись, я сейчас откинусь. Чонгук послушно поднимает голову, гладит белые прядки, дает успокоиться. Он смотрит на пунцовые щеки, залитые перламутром глаза, и не может оторваться. Отпускает Чимина на секунду, чтобы стянуть с себя вверх. Теперь они на равных. Даже так видна небольшая разница в их телосложении. И Чонгук наслаждается этим, притягивает ближе, не давая соскочить с колен. Чимин отмирает, дотрагивается до открытой голой кожи. Ее, такую гладкую и красивого оттенка, хочется укусить, что он и делает. Впивается в плечо зубами, а затем зализывает, выцеловывая узор. Ему бы только коснуться, неважно как, неважно чем, только бы почувствовать себя частью другого тела. — Все еще не хочешь прекратить? Больше нельзя будет отказаться, — Чонгук смеется, переворачивая парня на спину. Тот вздрагивает, оказываясь в новом положении. — Я чувствую, насколько ты не хочешь прекратить, — моргает, переводя взгляд на пах Чонгука. Член и правда стоит, ноет и ждет разрядки. Но парень упорно продолжает не замечать этого. Сегодня не он главный герой. Чонгук должен позаботиться о Чимине и его комфорте. — Может, тебе стоит помочь? Мотает головой. Он не умрет, если подождет еще немного. Не так уж это и больно. Чимину будет больнее, если Чонгук не уделит ему должного внимания. Ну и кому тут труднее? Парень садится у сложенных ног, смотрит нечитаемо на Чимина. Того слегка потряхивает, но он сам, собственными руками поддевает резинку шорт, стягивая их. Остается в одних лишь трусах. Чимин краснеет ещё больше, глубоко вдыхает воздух. Чонгук терпеливо ждет. Они никуда не спешат. Впереди их личная вечность вместе. — Закрой глаза, я стесняюсь, — Чимин привстает, держится за кромку нижнего белья, не решаясь его спустить. Чонгук мягко смеется. — Чимин, у меня такой же член, как и у тебя. Все нормально. Проходит еще минута, прежде чем парень наконец стягивает белье, аккуратно откидывая его в сторону. Он стопорится на месте, не знает какую позу ему принять дальше. Чимину жуть как неловко. Замечает, как Чонгук не сводит взгляда, дрожит под ним, но колени крепко держит вместе. Не может расслабиться, хоть и знает, что надо. Но предназначенный не торопит. Трогает лодыжку, проводит ладонью по косточкам. — Я что-то нервничаю, — произносит почти шепотом, скорее даже себе, чем Чонгуку. Надо отвлечься, успокоиться. Он только стопорит все на месте. — Хочешь, можем остановиться? — Чонгук будто ни капли не разочарован. На покрасневшем лице нет злости, усталости и прочего негатива. Он проживает каждую секунду с предназначенным, наслаждаясь всем. — Нет! — Чимин будто моментом забывает обо всех страхах и переживаниях. Если все закончится на той ступени, когда они оба возбуждены, а он и того валяется голый, парень себе этого точно не простит. Хватит за сегодня его истерик. Получится так, что Чимин сам не знает, чего хочет. — Я скорее своих тараканов в голове стесняюсь, чем тебя. Наконец Чимин пересиливает себя, принимает более расслабленную позу, открываясь. Следит за взглядом Чонгука, видит, что предназначенный места себе не находит, насколько ему нравится происходящее. Парень хоть и пытается держать лицо, слабо улыбается, но руки, оглаживающие бедро, начинают заметно подрагивать. Чимину застилает глаза. Он наконец увидел реакцию на себя, свое тело и покорность. Жесты, мимика, ощущения внутри точно не дадут соврать. А Чимин чувствует, как Чонгуку нравится. Он слышит, как дребезжит чужая душа, и от этой мелодии все может закончиться здесь, прямо сейчас. Чонгук тянется за сброшенной на пол упаковкой смазки. Чимин наблюдает, как пальцы аккуратно снимают пленку, раскрывают крышку. Жидкость небольшой струей капает на ладонь. Парень дергается. Атмосфера совсем не похожа на ту, когда в ванной он пытался хоть что-то сделать с собой. Другой воздух, другие ощущения. Чимин придвигается чуть ближе, удобнее устраиваясь на матрасе. Чонгук замечает это, укладывает одну руку под бедром, второй проводит по члену, аккуратно спускаясь ниже. Чимин вздрагивает от холода и ощущения рук там, где еще никогда не трогал. По инерции дергает ногами, чтобы сомкнуть бедра, но предназначенный удерживает его. — Не бойся. Будет больно и неприятно, но тебе нужно лишь потерпеть. Если что, сразу говори, — Чонгук выглядит серьезным, поэтому Чимин тоже решает, что отнесется ко всему ответственно. Осторожно кивает, стараясь расслабиться. Чонгук выливает еще больше смазки, как кажется Чимину, почти все, что есть. Липкая прохлада хорошо отвлекает. Парень витает где-то в своих мыслях, сжимает ладонями одеяло, пока предназначенный размазывает жидкость вокруг входа, изредка надавливая. Будь спокоен, Чимин, ты в надежных руках. Он старается не смотреть в лицо Чонгуку, водит взглядом по потолку, считая секунды. Интересно, сколько времени уже прошло? Парень поддерживающе мажет ладонью по животу, трогает тазобедренные косточки. Вводит всего один палец, медленно, наполовину, дожидаясь реакции. Чимин хмурится, видно, как ему становится неприятно. Но это не оказывается чем-то очень больным, даже по сравнению с тем, что он делал в душе. Чонгук двигается дальше, давит на внутренние стенки уже полностью вошедшим пальцем. Аккуратно, медленно, давая привыкнуть. — Чонгук, можешь не настолько медлить. Мне не больно, всего лишь неприятно, — Чимин лежит, ждет хоть каких-то новых ощущений. Теперь ему кажется, что все не так страшно, и большее напряжение он наверняка сможет вытерпеть. Предназначенный вздыхает, вытаскивая палец. — Я не хочу, чтобы ты сидеть потом не смог. Один палец — это не целый член, Чимин, не недооценивай, — льет на пальцы еще больше смазки, давит уже двумя пальцами. — Потерпи еще немного. Чимин недооценил, кается. Два пальца оказались достаточной нагрузкой, чтобы вскрикнуть от неожиданности. По ощущением это было совсем неглубоко, но чего стоило одно касание. Боль одним жгучим потоком потекла снизу вверх, достигая всех нервных окончаний в теле. Чонгук моментально убрал руку. Настала удушающе-тихая пауза длинной в несколько минут, где никто даже не шелохнулся. Они оба пребывали в шоке, смотрели друг на друга широко раскрыв глаза. — Эт-то я случайно вскрикнул, от неожиданности. Не так уж и больно было, — Чимин привстал, пытаясь ухватиться за свободную ладонь Чонгука. Парень выглядел страшно недовольным: хмурился, прокусил губу и теперь смотрел по сторонам. — Все нормально, не переживай. — Ага, как же. Блять, что я вообще делаю, — Чонгук встал с кровати, отчего Чимин испуганно потянулся за ним. Но предназначенный быстро вернулся обратно с другой упаковкой смазки. Сколько ж он ее уже потратил? — Начнем сначала. — Чонгук, посмотри на меня, ну же, — Чимину пришлось подняться, ловя лицо парня руками. Он выглядел виноватым, отводил взгляд, убегая глазами от глаз предназначенного. Чимин приблизился еще, придерживая лицо и чмокая его в щеку до того момента, пока Чонгук не посмотрел на него. Парень слабо улыбнулся. — Никто не умер, Чонгук. Все хорошо. — Я-я просто вроде как должен был взять ответственность, чтобы все прошло хорошо, но ничего не получается. — Все у тебя прекрасно получается. Давай, давай вместе, ладно? — Чимин хватает руку парня, заводит за спину. Опирается грудью на Чонгука, выдыхает прямо в шею. С подачи самого Чимина один палец входит вполне свободно. Парень двигается внутри, все также осторожно, прощупывая и растягивая стенки. Смазка течет по ногам, из-за чего Чимин понимает, в какой же позе находится. Вдыхает глубоко. — Молодец, а теперь аккуратно второй. И Чонгук слушается. Следует за рукой предназначенного, подбираясь ко входу. Но на секунду он застопорился. Чимин выглядел напряженным, крепко опирался на Чонгука и тяжело дышал. Но его рука подталкивает вперед. Он осторожно вводит второй палец, еще медленнее, чем раньше. Чимин шипит, задерживая дыхание, а потом шепчет, чтобы парень продолжал. Постепенно палец входит полностью, но двигаться Чонгук все еще боится. Осторожно начинает растягивать стенки, расширяя пальцы на манер рогатки. Чимин чувствует давление всем телом, но покорно терпит, сжимая зубы. Он же не слабак какой-то, чтобы плакать по любому поводу. Парень укладывает голову на плечо предназначенного, следит за его мимикой. Чонгук так старается, чтобы не навредить ему. И это чертовски подкупает, лучше любых ваших плотских утех. С них обоих стекает пот от напряжения и тепла, которое они вместе источают. Чимин наконец расслабляется, на секунду прикрывая глаза, чтобы через мгновение раскрыть в изумлении, рвано дергаясь. Чонгук повторяет движение пальцами, сложив их внутри, отчего Чимин издает непонятный то ли писк, то ли стон, дергаясь еще больше. — Не знаю, чего хочу сейчас больше: чтобы ты вытащил пальцы или сделал так еще раз, — Чимин сдавленно дышит в плечо, сам не замечая, как прогибает спину сильнее и расставляет бедра шире. — Ты уж вытерпи эту пытку, — Чонгук немного наклоняется, устраиваясь удобнее, но не прекращает ритмично двигать пальцами в стороны, доставая до бугорка мышц и продолжая массировать его. Спустя столько времени у них получилось хоть что-то. Чимин сверху кряхтит все громче, проезжается по спине ногтями. Размашистые движения не дают и продыху. Он не успевает следить ни за дыханием, ни за тем, как вообще двигается. — Чонгук, господи, если ты так продолжишь, я вот-вот кончу, — Чимин жмется ближе, тянет чужие волосы. А перед глазами пляшут звезды. Никогда не понимал всех тех людей, которые кайфовали от секса, но теперь кажется он начал все осознавать. И неважно, что место здесь было не только удовольствию. С Чонгуком парень мог бы хоть горы свернуть, попробовать все что угодно. Сила предназначенности давила на него мягким одеялом, тянула в пучину чувств, а Чимин не хотел отсюда выбираться. В конце-концов, Чонгук разбалует его, и так он отвыкнет от обычной жизни. — Стой, я не хочу сейчас. Парень останавливается, вытаскивает пальцы, усаживая Чимина на колени. Возможно, ему нужен перерыв. Он весь мокрый, разнеженный, чуть фокусирует взгляд. Чонгук сам еле держится в сознании. Ни один из его прошлых опытов не был похож на этот. Он спал просто, чтобы спать, не вкладывая туда абсолютно никаких чувств. Уже в те разы ему казалось, что секс — разовая акция по выпуску пара, где каждый заботится только о себе. Они не сделали с Чимином ничего особенного, оба были возбуждены почти до предела. Но у них не было цели просто кончить и разойтись по домам. Все было завязано намного глубже. Чонгук получал удовольствие просто от вида своего предназначенного, от его блестящих закатанных глаз, от сжатых на запястье пальцев, от маленьких хрипов прямо на ухо. Он был готов растворяться в этом вечно. — Чонгук, давай, стягивай штаны. Нарастягивались уже, — Чимин хрипит и слезает с колен, чтобы дать парню возможность раздеться до конца. — Смотрю, тебе невтерпеж, — Чонгук смеется, тянется за неглубоким поцелуем, прерываясь на секунду. Чимин порывается что-то сказать, но отвечает, в итоге оказываясь лежащим на спине. Чонгук нависает сверху, ухмыляется и кажется не собирается ничего делать. — Дурачина, кому говорю штаны снять. Ну и чего ты лыбишься? Один я буду с голым задом валяться? — Чимину же и правда невтерпеж. Руки чешутся прикоснуться к собственному члену, но он стойко борется с этим желанием. Это будет нечестно. Чонгук проявляет милость, о боги, и действительно начинает снимать штаны. Делает это нарочито медленно, красуясь, пока не получает ступней по руке. Парень заливисто смеется, наконец снимая и белье. Чимин охает, рассматривает парня со всем вниманием к деталям. И это действительно его предназначенный? Он достался ему? Парень краснеет, если это еще видно на и без того красном лице, кусает губы. Если он кончит просто от взгляда на тело парня, то винить в этом следует только Чонгука. — А мне точно достался человек, а не Аполлон? Сказали бы мне в школе, что меня будет трахать это, не поверил бы, — Чимин откидывает голову назад, прикрывает лицо ладонями в мучениях. Чего только стоит его имя, написанное в нескольких сантиметрах от возбужденного члена. Он точно откинется через несколько минут. — Скажешь тоже. Это ты себя распластанного не видишь. Надеюсь ты не расстроишься, если не вознесешься на небеса после нашего секса? Мои способности немного далеки от божественных, — хоть Чонгук и пытается отшучиваться, но притягивает бедра Чимина ближе. Немного нервно распаковывает презерватив, после раскатывая его. Главное сейчас все сделать правильно. — Ой, Чонгук, не прибедняйся! — Чимин делает голос немного выше, копируя фразу сказанную предназначенным еще утром. Нашел же, что сказать. Он просто уже ждать не может. Сердце колотится как ненормальное. Телом чувствует, как Чонгук собирает смазку с его тела, надавливает головкой на проход. В голове нет ничего кроме судорожного мата и кричащих остатков его нервов. — Блять. Чонгука и самого трясет как ненормального. Он пытается совладать с собой, пытается хоть как-то успокоить сорванное дыхание. Только ничего не получается. Он входит медленно совсем чуть-чуть, выходит так же аккуратно и делает несколько подобных поступательных движений. Слышит сорванные вдохи предназначенного, поэтому гладит, трогает, пытается подбодрить, заставить расслабиться. Им обоим сейчас тяжело. И если для Чонгука это не совсем новые ощущения, то он не представляет, каково Чимину чувствовать все это впервые. Какого ему вообще бороться с ролью принимающего. Парень качает бедрами, входит с каждым разом все дальше. Через несколько долгих минут, наполненных мучительными вздохами обоих, Чонгук оказывается полностью внутри. — Ты как? — наклоняется, зависая над лицом предназначенного. Чимин выглядит уставшим, кусает губы и пытается унять дрожь в руках тем, что хватает простынь под собой. Встречается взглядом с Чонгуком, когда несколько слезинок скатываются вниз. — Чимин, мне выйти? — Только попробуй. Мне не так уж и больно. Просто ощущения странные, — Чимин борется с этим чувством напряжения и наполненности уже некоторое время, постепенно привыкая. Не так-то и просто лежать, ощущая инородный предмет у себя в заднице. Но Чонгук правда очень сильно облегчил все подготовкой, поэтому парень не чувствует огромного дискомфорта. — Давай полежим вот так немного, а потом начинай двигаться. — Ты огромный молодец. Я правда горжусь тобой, — Чонгук наклоняется вниз, целует сначала нос, потом губы, спускаясь к метке. Ластиться к ней щекой, после облизывая. Видит, как млеет Чимин. Кончики ушей краснеют, а глаза закрываются с озорным блеском. Он прижимает Чонгука еще ближе за плечи. — После таких слов меня не покидает чувство, что мы школьники какие-то. — У тебя какая-то страсть к школе, даже после всего, что было? — Чонгук усмехается в плечо, поднимаясь на затекших руках наверх. Садится у расставленных ног, поднимая одну за коленку. — Назвать тебя цыпленком? Мой маленький нежный и пушистый цыпленок. И Чимин почти стонет, позорно отворачивая голову. Чонгук — его ходячая катастрофа. Все последние годы он так сильно избегал этого прозвища, напоминающего ему обо всем плохом в его жизни, чтобы теперь пищать, слушая, как собственный предназначенный низко хрипит его в момент их первого секса. Чонгуку интересна такая реакция. Он слегка наклоняется, пытается заглянуть в лицо, которое Чимин старательно прикрывает. — Двигайся, придурок, — его душа поет и танцует на могиле из собственных чувств. Чимин разбивается в дребезги. От накатившего тепла, от улыбки предназначенного, от его рук, тянущих за плечи. Кажется, он не выйдет отсюда живым. — Как скажешь, цыпленок. Чонгук медленно выходит, чтобы ворваться с сильным и жутко пошлым громким толчком. А Чимин видит матушку-Вселенную. И улыбается ей в ответ. Жарко невыносимо. Его челка липнет ко лбу, кожа покрывается потом, а внизу хлюпает смазка. Чимин стонет протяжно, как только умеет, пытается совладать с собой. Но Чонгук не разрешает. Не сегодня, не в их первый раз. Он входит и выходит, меняет темп, как ему заблагорассудится. Толчки перемешиваются. Сильные, слабые: Чимин не различает. Его уносит далеко и надолго. Никакой Чонгук не Аполлон, а чертов бес, доводящий до пика. Как только Чимин терпит, чтобы не кончить, одному богу известно. Потому что Чонгук не дает ни секунды продыха. Сжимает его бедра, оставляя царапины, и сам будто едва держится. Чимин судорожно пытается нащупать его ладонь, ищет почти вслепую, а когда находит, переплетает дрожащие пальцы. Тело жжет, ноет, но он не хочет заканчивать. Чонгук использует запрещенный прием. Тянется к нему, дует на гладкую кожу, все время не останавливаясь. Подбирается ближе к надписи, кусает ключицу ровно над меткой. Оставляет след. Парень сводит их тела вместе, прижимает соединенные руки крепче к постели и не дает даже подумать. Чимин вздрагивает всем телом, будто ловит огромную судорогу, в итоге приносящую желанный оргазм. Тонет в ощущениях, расщепляется на атомы, потому что Чонгук делает еще несколько толчков в его тело, а после выходит, следом кончая. Тело пульсирует. Чонгук поднимает его безвольного на себя, а сам ложится на спину. И как только у него хватает сил на что-то? Но это действительно максимум. Больше они не двигаются. Дышат едва не в унисон, подстраиваясь под друг-друга. Грязные, мокрые и потные, они только и делают, что пытаются собрать себя по кусочкам. Чимин чувствует себя заново родившимся. Волшебный миг не пропадает, как бы он ни боялся, даже после секса. Он все ещё здесь, лежит на Чонгуке, слышит его сердце. Прикрывает глаза на время. Чонгук открывает глаза через несколько минут. Его организм странным образом выключился, давая прийти в норму. Тело будто оплетают мягкие, без шипов лозы, связывают их с Чимином. Если так теперь работает связь, если теперь он будет чувствовать Чимина не только душой, но и телом, он согласен. Это лучшее, что можно получить. — Чимин, — зовёт совсем слабо, распространяя вибрации. Предназначенный мотает головой, поднимает ее, цепляясь взглядом за глаза напротив. — Как дела? — Только что предназначенный вытрахал из меня всю душу. Это был лучший секс в моей жизни, — смеется насколько только хватит сил. Чонгук улыбается тоже, касается взмокших волос, отлепляя их от лба. — Наверное, потому что это был первый раз? — Надеюсь, ты будешь говорить так после каждого раза. — Ха. Ещё бы, — отворачивается и сползает на бок рядом с Чонгуком, переплетая их ноги. — Знаешь, у меня есть несколько желаний прямо сейчас. — Какие? — Чонгук мычит, тоже перекатывается на бок, пытаясь сосредоточиться на голосе. Он сделает все, о чем попросит Чимин, лишь бы так и дальше проходили их дни. — Первое, я хочу на тебе жениться. А второе, это то, что мне ужасно хочется рамена. Острого желательно. Умру, если не поем сейчас. Возле твоего дома как раз есть магазинчик, мы должны сходить и поесть обязательно, — тараторит, рассказывая о том, какую именно марку лапши собирается выбрать. Только Чонгук теряется еще в самом начале. Он даже встаёт с нагретого места, ловит себя смотрящим в противоположную стену нечитаемым взглядом. — Так, а что ты там сказал про женитьбу? — в голове наконец щелкает. Совсем уже последние мозги отшибло. Значит, Чимин готов провести с ним остаток жизни, как подобается, вступив в брак? Чонгук хватается в панике за сердце, потому что оно больше таких потрясений не вытерпит. — Говорю, что было бы славно стать Чон Чимином. А еще завести огромную собаку. И увидеть, как ты превращаешься в ворчливого деда, просящего сварить тебе какао на ночь, — Чимин видит ступор Чонгука, укладывается на выставленные ноги и лыбится, зная, что никто ему не откажет. — Я добавил достаточно романтики в наши серые будни? — Думаю, более чем достаточно. Но я собираюсь серьезно подумать над твоим предложением, — Чонгук в жизни бы не поверил, что будет страстно желать вот таких отношений для себя: с совместным подъемом по утрам, поздним завтраком, сексом и неторопливыми разговорами после него. Но, честно, он ни о чем не жалеет. — А теперь марш в душ. И пойдем есть твой рамен. — Принято, господин Чон, — Чимин улыбается во все тридцать два, треплет волосы предназначенного и упархивает в ванную, насколько вообще ему хватает возможностей. Через несколько мгновений включается вода. Чонгук валяется на кровати еще несколько минут, пытаясь сдержать эту глупую улыбку у себя на лице. Ну не может он. Пора бы наконец перестать прятать эмоции и больше смеяться. Смех ведь продлевает жизнь. А Чонгуку еще жить и жить. У него впереди с Чимином вечность. Парень все-таки поднимается и идет в душ следом.*
Оказалось, что на улице уже давным-давно потемнело. Каково же было их удивление увидеть, как солнце скрылось за горизонтом, оставляя на небе лишь покрасневшие разводы. Ну и пусть. Темнота придавала отдельное настроение этой их вылазке. Чимин чуть не прыгал по пути в магазин. Свежий воздух с прохладным ветерком теперь не душил на каждом шагу. Если и нужно было выходить на улицу, то только в такую погоду. Похоже, пора было становиться вампирами и жить по ночам. Чонгук шел медленнее сзади, рассматривая пейзаж вокруг. Его райончик с многоэтажками всегда выглядел таким живым и ярким? Похоже, что за несколько часов у него поменялось восприятие, а голый серый бетон теперь выглядел более атмосферным. Когда он только переезжал, думал, что умрет от депрессии в этих коробках. Но в этот день так не казалось. Парень заметил и яркие вывески вокруг, и уютные ларечки, откуда вкусно пахло свежей едой. Возле подъездов были посажены цветы, а жители как только ни украшали свои окна растениями и шторками. Пары гуляли с собаками и детьми, улыбались друг-другу и всем окружающим в ответ. Теперь-то Чонгук понял, что значит жить по-настоящему. — Что будешь есть? — Чимин бродит между стеллажей, рассматривает красочные упаковки с лапшой и напитками поодаль. Он долго не слышит Чонгука, поэтому оглядывается. — Ну чего ты? Какой ты любишь? — Я всегда брал один и тот же, вон тот красный, — парень и вправду никогда не разбирался во всем этом многообразии лапши, предпочитая обычную без наворочек. Цена не кусалась, а на вкус было довольно сносно. Но видимо для Чимина это было чем-то необычным, из-за чего он взял все на свой личный счет. — Ну ты даешь, конечно. Значит, на этот раз я побуду твоим учителем. Где-где, а во вкусах рамена я профессионал, — звучало это круто. Но не от простой жизни Чимин выучил всевозможную быстроготовящуюся еду. Когда он работал в подобном магазинчике и экономил буквально на всем, чем только можно было, то приходилось есть лапшу. А чтобы вкус не приедался, парень старался пробовать новое чаще. Зато теперь он точно знал, что есть не надо, а что стоит попробовать. — Возьмем вот эти три штуки и еще попить. И может быть пару онигири. Чимин выглядит правда увлеченным. Чонгука это удивляет. Как и удивляет то, как же хорошо он лавирует между стеллажей, чтобы заварить лапшу и подогреть все остальное. Выбираются на улицу они с тремя чашками лапши и еще целым пакетом еды. Видимо, Чимин решил провести предназначенному полную экскурсию по самой вкусной еде из супермаркета. Они занимают одинокий столик под кроной дерева, раскладывают все приобретенное. Парень садится, выставляет лапшу перед лицом Чонгука, дожидаясь, пока тот усядется и попробует. — Ну как? Какая больше нравится? — Чимин сам сидит и жует рисовый колобок, внимательно следит за парнем, пробующим понемногу. Он ведь никогда не видел, чтобы Чонгук ел что-то простое наподобие лапши. Его вкусовые привычки отличались от привычек Чимина. Да и ел парень что ли с большим изяществом, следя за тем, как лежат руки и как он держит спину. Наверное, это было как-то связано с тем, в какой семье Чонгук рос. — Сырный самый вкусный. А эти два для меня слишком острые, даже вкуса не чувствую, — Чонгуку пришлось быстро все запивать водой, потому что рот жгло очень сильно. Поэтому это было большим удивлением, когда Чимин забрал у него два краснющих рамена, принимаясь есть их без единой эмоции. Это стоило похвал, как парень за обе щеки уплетал то, от чего даже за километр пахло перцем. Его губы стали ярко-красными, да и сам он покраснел. Чонгуку жутко хотелось его поцеловать: вот такого домашнего, в толстовке с огромным капюшоном, умело орудующего палочками. Что парень и сделал. Привстал, наклоняясь через весь стол. Чимин с удивлением остановился от жевания, поднимая голову. Чонгук потянулся руками и заглянул в глаза. А он очень сильно любил их: широко раскрытые, с каплей вечной тревоги, принятия и привязанности, плескавшейся на дне. Чимин приблизился навстречу, утопая моментом в руках и губах парня. Пускай все подождут. Чонгук коснулся пылающих губ, непонятно охлаждая их или нагревая еще больше этим поцелуем. Они зависли на несколько десятков секунд в неудобной позе, через время падая на свои стулья. Чимин прикрыл рот ладонью, впиваясь глазами в предназначенного. — Чего это ты вдруг? — по привычке облизнул губы, чуть прокашливаясь следом. — Просто захотелось. Ты красивый, вот и поцеловал, — Чонгук усмехнулся, видя, как Чимин краснеет и отворачивается. Эта живая реакция не переставала удивлять. И все равно, что вокруг куча людей, снующие подростки и работники магазина. — Цыпленок. — Мне всегда было интересно, а если бы мы познакомились в средней школе или еще раньше? Были бы наши отношения лучше? — Чимин ложится на собственные руки, прикрывая глаза. — Мне кажется ты был очаровательным малышом, Чонгук. Наверняка, также хмурил свои бровки, когда тебе не давали игрушку. — Я не был желанным ребенком, поэтому не думаю, что это очень приятное зрелище — смотреть на одинокого ребенка. Но игрушек у меня было предостаточно самых разных. Если бы я только рос в другой семье, то думаю мы могли бы пересекаться в одной песочнице. Никакой же вредный ребенок не давал тебе лопаткой по голове? — они смеются вместе даже над слегка больной темой, но Чонгук моментом успокаивается. — Было бы хуже, если мы чудом не поступили в один университет. Тогда бы не было их двоих сидящих за столом и наворачивающих рамен, не было бы поездки и их первого поцелуя, не было ничего, что связывало бы их вместе. Чимин наверняка бы обзавелся кучей друзей, играя роль веселого парня. Возможно, со временем он бы потерял себя настоящего. Стал компанейской версией себя, продолжая отрицать Вселенную и настоящие чувства. Нашел бы себе кого-то на недолгое время, пытаясь отыскать ту самую свободу. И однажды в погоне за счастьем не успел бы. Чонгук, еще недавно не представляющий свою жизнь без таблеток, точно долго бы не прожил. В один из пасмурных дней не пришел бы на учебу, да и этого никто бы не заметил. Умер бы тихо, незаметно, так и не познав настоящие чувства, когда тебя сильно любят, заботятся и одаривают вниманием. Единственные, кто бы заметил неладное, соседи, которых начали бы раздражать вонь и запах испорченного мяса. А забытая могила бы заросла уже через месяц. Его бы не оплакивали. Лишь мимо проходящие люди читали бы табличку на его надгробии, охая, каким же молодым он умер. Чонгук не замечает, как слезы начинают течь по щекам, падая на деревянный стол. И он не может их остановить. Парень лишь криво усмехается, нервно перебирает руками, пытается стереть мокрые дорожки. А потом замечает, что Чимин тоже плачет. Плечи дерганно двигаются, а он почти не может вдохнуть свежего воздуха. Будто бы задыхается. В голове сплошные проклятия на двоих. Сломанные, они сидят без возможности противиться образам. А судьба все подкидывает и подкидывает картинки. Крест, громко каркающая ворона и люди, проходящие мимо, для Чонгука. Белая дорожка, машина и кровь, смешанная с дождем, для Чимина. Кажется, что кого-то тошнит. Чонгук не понимает, его ли это ощущения или Чимина. Его ли или Чимина может разорвать на части. Если таким образом Вселенная пытается доказать, что они сделали правильный выбор, то почему так больно? Чонгук давно осознал, сколько дерьма он натворил в своей и чужой жизни. Но он же меняет ход истории, проверяет каждый свой шаг, так зачем? — Значит, в итоге мы оба умерли бы молодыми? — со стороны хрипит Чимин, собирая себя по кусочкам. Чонгук садится рядом, утыкается в грудь, все еще пытаясь унять бешеное сердцебиение. Слышит, как хлюпает носом парень. — Не оставили бы после себя ничего в веках и были бы забыты каждым, кто нас знал. Вселенная, я знаю ты слышишь. Значит слушай: мы правда трепещем, дрожим в страхе, но я не жалею ни о чем. Если все эти испытания были для того, чтобы прийти в эту точку, достичь этого момента, то я прожил жизнь не зря. Подумаешь, напугала нас нашей смертью. А мы взяли и перевернули все в свою пользу. Своими силами. Разве мы не молодцы? Разве теперь мы не достойны счастливой старости? Чонгук слушает слова, вибрацией распространяющиеся по всему телу. И он чувствует, как отпускает, как расслабляется душа. Нет больше тревоги, странной агонии и боли. Если так звучит принятие, то теперь он спокоен. Чимин опускает на него руки, проводит ладонью от волос до позвоночника, повторяя движения туда и обратно. На небе зажигаются две звезды, маленькие и незаметные, но звездное небо не было бы таким красивым и волшебным, если бы не множество самых разных светил на нем. Так была бы правильной и полноценной их Вселенная, если бы в ней погибли два человека, не познавшие никаких чувств, кроме злости, обиды и одиночества? — Идем домой? — Чимин наконец приободряется, потягиваясь на скамейке. Чонгук следует его примеру, встает и начинает собирать мусор в пакет. Глупая идея приходит Чонгуку на ум, но он хочет подчиниться. У этого долгого дня должен быть более радостный конец, чем тот, что они оба придут вымотанные домой и завалятся спать, постараясь выкинуть из памяти плохие воспоминания. Либо все будет так, как захочет этого Чонгук. — Иди вперед, а я тебя догоню. Зайду в магазин, забыл, что мне нужно купить кое-что для Мингю, — Чонгук стопорится возле дверей, стараясь, как можно меньше выдавать нервозность в себе. Улыбается при этом еще так натянуто. — Видел там что-то вроде оберега для удачной поездки. — Точно не хочешь зайти вместе? — Чимин в неуверенности изгибает бровь, а после нескольких активных кивков Чонгука, начинает идти вперед. — Ну ладно, но я подожду тебя у дверей в дом. Чонгук дурак, полный придурок, в какой же детский сад ты играешь. Но нельзя же быть всегда спокойным, правильно? Нельзя делать только обдуманные поступки? Жизнь состоит из воспоминаний, чаще запоминаются приятные и яркие, а почти девятнадцать лет жизни Чонгука покрыты пылью и сорняками. Значит, пора творить эти моменты. Парень догоняет Чимина у дверей в подъезд, глубоко сунув руки в карманы. Хоть предназначенный не подает виду, но ему жутко любопытно, что вообще тут происходит. Почему Чонгук такой загадочный, старается держать свое обычное лицо, даже будто забывая моргать. Чимин открывает входную дверь, проходит дальше в коридор. Квартира остается такой же, какой они ее оставили. Только они будто немного другие. — Надо поменять постельное белье, я приберусь на кухне, и можно будет ложиться спать. Что-то этот день порядком затянулся, не считаешь? Но мне даже нравится, — Чимин стаскивает обувь, щелкает выключателем света и собирается идти по направлению в ванную, чтобы помыть руки. Но Чонгук ему так и не отвечает. Он вообще зашел в дом? Замок вроде защелкнулся. — Чонгук, ты чего не отвечаешь? Где ты застр-. А почему ты в такой позе? Чонгук сидит на одном колене с вытянутыми вперед руками, сцепленными вместе. Все как в самых правильных ванильных ромкомах. Он жутко краснеет, так, наверное, как никогда. А Чимин в этот момент кажется ловит паническую атаку, хватается за сердце, не в силах даже шелохнуться. — Д-дурачина, вставай. Чонгук! — У меня совсем не было времени приготовить какую-то животрепещущую речь. И я знаю, что этот день уже и так слишком сумбурный, с ужасно приятными и не очень моментами. Я могу быть лишним, но хочу поставить точку в сегодня, — парень прокашливается, а самого трясет от неудобной позы и нервозности. По ладоням будто течет вода. — Чимин, ты знаешь, каким я частенько бываю придурком и глупцом, не умеющим слушать и давать что-то в ответ. Я могу кричать, могу злиться и не разговаривать с тобой, но это ни капли не отменяет то, насколько же сильно я люблю тебя. Тебя по праву можно назвать самым потрясающим человеком в моей жизни. Ты красив, божественен, прекрасен, можно найти еще уйму подходящих эпитетов. Сегодня я только еще больше убедился в этом. — Сожалею, что не всегда умею высказывать свои чувства доходчиво и правильно, из-за чего у нас возникает куча недопониманий. Но я учусь и буду учиться дальше. М-мне нравятся твои глаза, которые бегают по страницам книг, нравится, как ты морщишь нос, когда ешь что-то острое. Нравится, когда ты краснеешь, прямо как сейчас. Мне нравятся твои руки в моих, частичка тебя на моей коже. И это даже не малая часть того, что я могу сказать, — Чимин теряет почву под ногами, сползает по стене вниз и ловит прямой взгляд предназначенного. Чонгук растягивает губы в улыбке, раскрывая руки. — Это не официальное предложение, я сделаю его с настоящим кольцом. Но раз мы здесь, в нашем доме, после того, как наелись лапши, я смею спросить. Цыпленок, ты станешь моим мужем? В его ладонях крошечное игрушечное кольцо с цветком посередине. Оно будто сможет налезть только на мизинец, но Чимин протягивает свою руку. Их обоих трясет, как в день их первой встречи. Чонгук еле натягивает игрушку, и она вправду чудовищно мала. Даже для мизинца. Но Чимину хватит и этого. На всю жизнь хватит. И чуть-чуть на вечность. — Ты знаешь, что ты сумасшедший? — Чимин не знает, что сейчас нужно испытывать, нужно ли плакать от радости или смеяться. Смотрит на этот маленький улыбающийся цветок и тоже замечает, как улыбается. — Такой тебе достался, уж придется потерпеть, — Чонгук ухмыляется, ловя предназначенного в объятьях. Чимин обхватывает его шею, мажет губами куда-то туда же, и они вместе, потеряв равновесие, валятся на пол. — А никто не говорил, что со мной будет проще. Жизнь будет сложной, невероятно тяжелой уже с самого рождения. С кучей разочарований, обид, а может даже драк. А может полной сырого одиночества. Они думали, что все будет так, не следовали ни единому предписанию судьбы, посылая ее далеко и надолго. А теперь лежат на теплом полу, утопая в объятиях друг-друга. И лишь бы это мгновение не кончалось.