Потанцуй с моими тенями

      Оглушительная фраза вторгалась в его сон, тем самым провоцируя новый виток кошмаров. Липкий пот стекал по его позвоночнику. Белая футболка неприятно прилипала к телу. Каждая мышца была напряжена. Нотт скрежетал зубами. Его правая рука неосознанно сжимала белую рукоятку кинжала. Мужской крик вначале казался лишь игрой подсознания. Это могло быть чем угодно: криком его неисчислимых жертв, выдумкой его собственного мозга или просто отдходняком от интоксикации организма.       Но Теодор даже во сне пытался разгадать ещё одну загадку. Он множество раз практиковал осознанные сновидения. Игры с собственным разумом не приводили ни к чему хорошему. Психиатры и сомнологи в один голос кричали, что это может влиять на качество сна. Так же это вызывало привыкание. Но Нотту было откровенно плевать на чьи-либо советы. Особенно сейчас, он как никогда был рьяно настроен решить головоломку.       Если бы вы слегка присмотрелись, милый читатель, то могли заметить пульсирующую вену на его левом виске. Ненавистное чувство беспамятства давило на него уже не первую ночь. Он выглядел хреново. И ваш автор мог бы ощутить толику вины за этот процесс его собственной борьбы с провалами в памяти. Я мог бы ощущать этот тяжелый груз на своих плечах, но нет. Иногда правда может быть болезненной. Она оголяла каждый нерв. Скребла острыми зубами под коркой черепа. Но все всегда была лучше сладкой лжи.       Ещё один шаг по извилистой дороге собственной памяти. В кромешной тьме. Была бы у нас возможность заглянуть в отделы памяти Теодора Нотта, мы бы вначале увидели оживленное шоссе. Большое количество машин, воспоминаний, а после дорога прерывалась. Асфальт становился бугристым, с огромными ямами. Ни один фонарь не освещал этот участок. Будто кто-то усилил основную способность нашей памяти — забывать. Увеличил её до предела и вырвал плоскогубцами важный участок.       Последний шаг и вновь оглушающий крик. Но теперь. Только сейчас он начал набирать обороты. Теодор улавливал знакомые нотки. Цеплялся за ниточки. Крик Римуса… Это абсолютно точно был он. — Северус, помоги мне, черт возьми…       Резкий рывок из лап Морфея. Нотт тяжело дышал, пытаясь сфокусировать взгляд на темной стене напротив своей кровати. Во рту пересохло, как в тот день после его отравления валиумом. Его кудрявые волосы изрядно спутались. Под глазами залегли черные круги, делая его внешность ещё более непримечательной и даже отторгающей от себя. Тео уже вторые сутки подряд практиковал осознанные сновидения, чтобы докопаться до сути. И сейчас получил первую победу.       Быстрые выводы привели его к тому, что это рук Римуса и Северуса. Все казалось логичным. Снейп отлично разбирался в ядах и препаратах. Он не мог знать об его аллергической реакции, как и Люпин, который нагло лгал ему. Возможно, они на самом деле покопошились в его мозге с помощью гипноза и просто решили спрятать это наркотическим препаратом. Или он увидел то, что не должен был. Теодор лихорадочно работал над разгадкой основного мотива. Пазл не складывался из-за отсутствия огромных кусков в головоломке.       Но одно он знал абсолютно точно. Северус Снейп действительно вернулся в Лондон в тот день, когда у него случился провал в памяти. И Римус Люпин видел его последним перед его потерей сознания. Эта фраза, оторванная от основного диалога, была весомым доказательством их причастности. И если бы Нотт был более эмоциональным, точнее вообще смог овладеть чем-либо кроме маниакальной агрессии, то он бы моментально сорвался устраивать погром в кабинете психиатра. Но здесь было нечто более тонкое, и он хотел это разгадать. — Гипноз, вот что мне нужно, — скрипя зубами, хриплым голосом произнес Тео и медленно встал с кровати.       Вначале мужчина решил привести себя в порядок. Эти два дня медленно протекали сквозь тонкие пальцы, будто заставляя увязнуть его в играх собственного разума. Днем он следил за Джонсон. Думаю, что для вас это очевидно, милый читатель. Нотт ведь у нас очень доверчивый парнишка. Надеюсь, что вы уловили нотки сарказма, а поэтому перейдём к итогам слежки. Коротко можно сказать, что она не удалась. Рыжая сука, так её мысленно окрестил Теодор, точно знала, что за ней наблюдают. Поэтому она делала все возможное, чтобы выбесить его.       Дважды он за ней ходил в детскую комнату. Джонсон точно знала, что его раздражают маленькие орущие животные. Потом подслушивал собрание феминисток. Три часа наблюдал, как та оглядывается будто что-то скрывает, а после заходила в салон, чтобы сделать маникюр. Эти игры утомляли его, разжигая в нем гнев все сильнее. Но он не мог просто взять и бросить это абсурдное подобие слежки. Ведь пока она играет с ним, то ничего не может делать за его спиной.       Поэтому лишь сегодня утром он дал Лисе фору. Теодор достал свой флакон из сейфа и начертил знакомые ему руны. Кровь иссякала, и её сила тоже. Ему нужно было перерезать глотку Родольфуса первым, иначе его сила начнет слабеть. После ритуала он принял холодный душ. Казалось, что он впервые с убийства Рона чувствовал себя лучше. Его натянутая улыбка в отражении зеркала слегка подрагивала от нервного перенапряжения и двух литров выпитого энергетика.       Он вызвал под своим домом такси, ведь не доверял собственным действиям сейчас. Если он уснет за рулем собственного Мерседеса, то его цель не будет достигнутой. Поэтому Нотт впервые сделал себе услугу. Забыл о Кэтти на дневное время суток, ведь сегодня ночью они все равно отправятся на бал, и подумал о себе. Было ли это ошибкой, спросите вы, милый читатель? Возможно. Иногда я знаю больше, чем наш юный убийца, но иногда брожу в том же неведении. И сейчас был именно такой день, когда нужно было просто смириться и плыть по течению.       Короткий стук в дверь. Натянутая дрожащая ухмылка. И напряжение в глазах Дафны Гринграсс. Она была дерьмовым психиатром, хотя бы из-за того, что спала со своим клиентом. Но такое от неё было сложно скрыть. — Теодор, нам не следует пробовать то, что ты написал, когда ты в таком состоянии.       Он отмахнулся от слов девушки. Конечно же, Нотт сделал именно это. Предостережения были для него пустяком. Даже волнение в голосе Дафны не могло на него повлиять, а лишь раздражало. Ему нужны были ответы на собственные вопросы, и если для этого нужно распотрошить собственный разум перочинным ножиком, то он пойдет на это, даже не задумываясь. — Я не спрашивал твоего мнения, Дафна, — грубо сказал Нотт. — Будь хорошей девочкой для меня и давай приступим. Я отблагодарю тебя после.       Теодор Нотт был ублюдком, который мастерски играл с женскими чувствами. Был бы у малышки Гринграсс внутренний стержень, она бы абсолютно точно отказала ему бы в этой услуге. Девушка бы выпроводила клиента и захлопнула бы перед его носом дверь. Но в ней не было этой силы. Она была яркой противоположностью Кэтти Джонсон. Огонь и вода. Так их можно было бы описать. Будь на месте психиатра Джонсон, то Нотт бы уже вызывал себе такси до дома. Но нас очень часто окружают люди, которые не могут нам противостоять. И иногда это спасает, а иногда становится точкой невозврата для снежной лавины, которая вот-вот готова обрушиться на мирных граждан. — Присаживайся, Тео, — с упреком в голосе произнесла Дафна. — Ты берешь ответственность за содеянное, поэтому подпиши эти бумаги.       Дежавю. Вот, что испытывал Нотт в этот момент. Но оно было столь наигранным, будто вытканным лишь со слов Римуса. Не настоящим. Поддельным. Но ему оставалась кивнуть и поставить свою ненастоящую подпись, которая была ещё одним элементом его искусного вранья. — Приступай. У меня очень мало времени.       Отрывистый кивок. Нервный мандраж в руках Дафны. Гипнабильность Нотта была под вопросом, и он это понимал. Но множество психиатров утверждали, что чем больше травмирующих событий перенес человек в раннем возрасте, тем легче он может поддаться гипнозу, если касаться именно этого периода. Гринграсс села рядом с пациентом, практически касаясь своими коленками его. — Ты слышишь мой голос, — на выдохе произносит девушка, мягко касаясь руки пациента. — А теперь закрой глаза и погрузись в воспоминания, когда ты был маленьким мальчиком, — мелодичный голос будто убаюкивал, поглаживания на его руке производятся с той же интенсивностью и периодичностью. — У тебя нет никаких хлопот. Нет забот. Ты свободен. Ты спокоен.       Сердце Нотта перестает бешено колотиться в груди. Впервые за эти долгие дни. Его пульс замедляется. Ему кажется, что он не слышит вокруг ничего, кроме размеренного тиканья часов и умиротворенного голоса Дафны. — Ты стоишь на берегу голубого озера, — продолжает Гринграсс. — Ты в безопасности. Солнце согревает твою кожу. Дно прозрачное. Вода мягкая и теплая. Ты едва сдерживаешься от желания нырнуть. Прикоснуться ко дну и взять в руки ту маленькую блестящую ракушку, которая ярко поблескивает на золотистом песке.       Голова Нотта становиться ватной. Его пальцы на руках расслабляются. В ногах он ощущает покалывание. Его сознание на мгновение сопротивляется и старается противиться, но Дафна не намеренна сдаваться. — Я дам тебе команду, и ты нырнешь в озеро, чтобы заснуть глубоко и крепко, — продолжает шептать психиатр. — Я считаю до трех, давая привыкнуть тебе к теплой воде вокруг твоего тела.       Правая ладонь Дафны оказывается на лбу мужчины, согревая его своим теплом, словно лучами солнца. Он пытается открыть глаза, но ощущает будто веки наполнены свинцом. Это приятно, но одновременно пугающе. — Я считаю. Один, — отчетливо и громко произносит Дафна. Голова Теодора падает вниз. Гринграсс делает рывок, слегка давя на затылок и опускает его ещё ниже. — Два. Когда я скажу три, ты нырнешь глубоко под воду и задержишь дыхание.       Перехватывая затылок Нотта правой рукой, она делает глубокий толчок, заставляя того запрокинуть голову. Его тело настолько расслаблено, что шея неестественно висит в воздухе. Если бы не руки Гринграсс, то казалось бы, что он вот-вот сломается. — Три, — громко произносит девушка. — Ты в безопасности. Но ты можешь видеть то, что ранее скрывал от самого себя. В глубоком сне тебе откроется то, что ты ранее блокировал. Просто наблюдай.       Шепот Дафны успокаивает рассудок, который начинает судорожно метаться в поисках закрытых истин. Метод дестабизиации вестибулярного аппарата клиента считался одной из шоковых манипуляций, но все же был более рабочим. С помощью такой терапии можно было навредить, ведь теперь мозг пациента напоминал мягкий податливый пластилин, с которого можно было лепить то, что тебе вздумается. Но у Гринграсс не было таких мотивов. Хоть девушка никогда не ощущала теплых чувств со стороны Теодора, она все же любила его. Да, все просто. Дафна любила Теодора Нотта и искренне хотела ему помочь. — Что ты видишь перед глазами, Тео? — аккуратно спросила она, ожидая чего угодно, но только не честного ответа. Девушка все ещё не верила в действенность гипнотерапии для него. — Я на дне рождении моей кузины Элеонор, — шепчет Нотт. Его веки подрагивают, словно он видит яркие картинки перед глазами. — Мне пять лет, но я рассержен. Нет, я в ярости. Джо ударил малышку Элли. Мою малышку.       Рык сорвался с губ мужчины. Это было так неестественно для него и так эмоционально. Его руки сжались в кулаки. Ярость ослепляла его, не давая увидеть большего. — С Элли все в порядке, — шепчет Дафна. — Видишь, ты защитил её. Джо уехал. Что ты видишь рядом с собой?       Нотт содрогается. Минутное молчание вызывает у Гринграсс мурашки по телу. Ей кажется, что своими словами она сбила пациента с нужного русла. Ожидание убивает её. Заставляет сомневаться, до того момента, как Нотт вновь начинает говорить. — Я вижу маму и папу. Множество гостей, — шепчет Нотт. — Все они знакомы. Кроме одного. Я его не знаю. Не знал.       Эта фраза дает психиатру ниточку, за которую можно потянуть, чтобы распутать огромный алый клубок тонкой пряжи. Спутанный из крови невинных жертв. Клубок, который лишь сегодня начнет свой путь и покажет весь отрезок злодеяний человека из теней. — Кто он такой? Взрослый Теодор знает его? Он ему навредил? — задает вопросы Гринграсс один за другим, когда осознает, что Теодор пытается выбраться из состояния гипноза. — Гриндевальд.       Последнее слово, произнесенное на выдохе. Карие глаза распахиваются. Зубы Нотта стучат. Все его тело бьет невыносимый озноб. Гринграсс укутывает его в собственные объятия и колышет, словно он малое дитя. Её аккуратные ладони мягко гладят мужчину по спине. Она шипит, имитируя белый шум, дабы успокоить раздраженную нервную систему.       Теодор пытается прийти в себя после образов, которые открылись перед ним. Для Дафны это было лишь именем. Незнакомым. Но ему эти знания давали многое. Ребенком он не видел и не замечал мужчину в сером костюме, который прятался в тени кроны огромного дуба. Не видел его ухмылки, когда малыш Нотт наносил удар за ударом по лицу Джо. Не замечал страха в глазах мистера Нотта, но не от действий сына, а от мужчины спрятанного от любопытных глаз.       Нотт чувствует успокоение внутри себя. Действия Дафны дарят ему покой. Но он ощущает нечто большее. Силу. От знаний и правды, которую он обрел сегодня. Эта информация не дает ему точных ответов. Геллерт мог быть знакомым отца. Либо он был ему чем-то должным, поэтому тот хотел припугнуть своим присутствием мистера Нотта. Либо кто-то из присутствующих на дне рождении работал вместе с Директором или на него.       Но одно он знал точно.       Гриндевальд притворялся, что не знал Теодора Нотта ранее. Притворялся, что искренне скорбит вместе с ним. О чем он ещё лгал? Где он ещё играл святое неведение? Вся эта сессия открывала невиданный ранее ящик Пандоры. Но, как я уже говорил вам, милый читатель, горькая правда чаще всего полезнее сладкой лжи. Здесь работает то же правило, что и с пилюлями. Они могут быть омерзительными на вкус из-за сочетания препарата, но лишь они дают нужный восстанавливающий эффект для вашего организма. И впервые Нотт ощутил это и начал прозревать.        Он быстро оставил мягкий поцелуй на губах Дафны и вылетел из кабинета с чистой головой. Поцелуй благодарности и признательности. Девушка растаяла от этого, словно масло под лучами августовского солнца. Никто не заметил, что тень от одного из шкафов слишком темная для его размеров. Внимательность Нотта была под вопросом до этой сессии. А Гринграсс едва ли замечала иногда очевидные вещи. После Теодора зашла секретарша с кофе. Пятиминутный разговор о девичьей ерунде создал неизгладимое алиби для Теодора Шедоу.       Тень от шкафа пошевелилась и началась увеличиваться. Рыжая прядь волос стала первым предвестником беды. Девушка быстро заподозрила неладное, когда ранним утром она не обнаружила за собой такой привычной слежки. У неё даже зачесались ладони от предвкушения поменяться ролями. Но какой было для неё неожиданностью узнать, что Нотт поплелся к мозгоправу. Забраться в кабинет безмозглой курицы не составило ей труда.       Жалкое зрелище должно было открыться перед ней. Она ждала слезливых рассказов о детстве. Или проработку внутренних комплексов. Возможно, даже того, что он будет жаловаться на нового напарника. Ей говорили, что Нотт редкий бесчувственный психопат, но все могло быть игрой в их мире. Именно так размышляла Кэтти Джонсон до момента, пока не прозвучало имя её неизменного начальства. Решение пришло к ней моментально. Взгляд Теодора полный осознания был для неё звоночком, что он не перестанет копать дальше. А этот поцелуй после и вовсе выглядел омерзительно. Будто тот сейчас расплачется.       Когда дверь за секретаршей закрылась, и Гринграсс надела на нос неизменные очки в тонкой оправе, пришел её звездный час.       Тихого бесшумного убийцы.       Девушка не была запланированной жертвой, а поэтому смысла измываться над ней не было. Лишь расходный материал. Лезвия прошло по горлу, как по маслу. Булькающий звук, заглушенный кашемировым шарфом идиотки. Непонимающие голубые глаза, которые лишь на секунду переполнил животный страх. Алые пятна крови по всему столу из красного дерева. Карточка Нотта в брызгах, словно от кетчупа. И огромный разрез, который не был совместим с жизнью.       Кэтти поднесла ко рту руку, сдерживая пугающее хихиканье. Она тихо уложила голову девушки на стол и спрятала черные одноразовые перчатки себе в карман. Бросая последний взгляд на кровавую картину, девушка медленно вышла через окно, проверяя наличие камер и ускользая через задний двор, набросив на голову черный капюшон и спрятав рыжие локоны. Убийство для неё всегда было чем-то незначительным, но сегодня она ощущала толику удовольствия, что насолила этому кретину.       Прийдя домой девушка обнаружила, что до приезда Теодора осталось лишь тридцать минут. Надев на себя черное длинное шелковое платье, быстро накрутив локоны и накрасив губы красной помадой, она даже не успела взглянуть на себя в зеркало, прежде чем залезть в кожаный салон шикарного авто. — Я не заказывала такси бизнес-класса, — саркастически пошутила Кэтти. — Но все же буду надеяться, что вы не будете донимать меня разговорами.       Хмурый взгляд Нотта столкнулся с её издевкой в голубых глазах, которая моментально угасла. Ей на миг показалось, что он её разгадал. Все понял и сейчас точно так же перережет тонкую шею. Девушка выдохнула и попыталась стереть любые эмоции страха перед тем, как станет что-то известно. Нотт закрыл машину, словно подогревая её воспаленное воображение и завел двигатель. — Помада, — коротко объяснился мужчина. — У тебя на щеке остался след от красной помады. Если дорвалась до маминой косметички, то красься с умом.       Джонсон шумно выдохнула, надеясь, что тот не заметит этого или спишет на её недовольство от её комментария. Рыжеволосая девушка достала небольшое зеркальце из клатча и посмотрела на небольшое засохшее пятнышко. Фортуна явно играла на её стороне. Красная помада была идеально подобрана под запекшееся пятно крови Дафны Гринграсс на её молочной коже, усыпанной созвездиями из веснушек.