ярко-рыж

кровать мягкая, как пух. возможно, в подушках он и есть, но байерса это волнует в последнюю очередь. сейчас его главной проблемой является один брюнет, который, кажется, в один момент может съесть его и не подавиться. так и исчезнет знаменитый фрик джонатан байерса. шея начинает ныть от изнурительных укусов и поцелуев. мочка ухо холодит из-за слюны и сквозняка из открытого окна в комнате. одеяло неприятно комкуется под боком, упирается в поясницу некомфортным и твердым клубком. бедра беспощадно разведены в стороны чужими острыми коленями — стив думает, что все худые парни очень даже пластичны. знал бы он, как ошибается. руки у харрингтона теплые, большие — кажется, могут заменить джонатану целое одеяло. думать об этом долго парню не позволяют. футболка, которая была последней защитой от холода исчезла, открывая взору ребра, обтянутые тонкой белой кожей. джонатан всегда стеснялся своей худобы. мол, ходит тут худой вампир. ему только детей на хэллоуин пугать, да в кошмарах являться. стив никогда не был согласен с этим. каждый раз, когда во время близости партнёр старался натянуть на себя футболку, харрингтон очень злился на того за то, что тот скрывает от него красоту. острые плечи, которые так приятно кусать, облизывать, целовать, придерживать за них. позвонки, выступающие аккуратным рядом на спине, которые напоминали о себе приятной выбрацией по ладони, когда стив быстро проводит по спине джонатана. и, о боже, ключицы. они всегда страдали во время уединений парней. харрингтон то кусает их, после зализывая оставленный им же след широким мокрым языком, как бы извиняясь зап предоставленный дискомфорт, то слегка надавливает большим пальцем, выдавливая из байерса болезненный стон. вот и сейчас стив медленно целует чужие ключицы, поглаживая руками чужие соски, почти не уделяя им должного внимания, что очень огорчает обладателя лучших ключиц на всем белом свете. колени перехватили одно бедро байерса, из-за чего одно из коленей приятно давило на пах, позволяя потереться, добраться до большего количества ощущений. джонатан всегда был стеснительным. во время того, как он сидит на стиве, принимая все прикосновения и толчки, успевает ещё и смущаться. стиву нравится это. нравится мурлыкать пошлые вещи ему на ухо, пока тот содрагается и сжимает кулаки от удачного толчка. нравится. как бы он хотел потрахаться в том месте, в другом, в какой позе и как бы долго он это делал. как долго бы растягивал парня, насколько больно кусал бы. а в это время гладит — по спине, ягодицам, рукам, волосам, щекам, промурлыкивая каждую деталь его тайных и не совсем желаний по отношению к телу парня. вот и сейчас он успевает засмущать парня, сначала облизывая один сосок, а потом поднимаясь выше по шее со словами о сексе в разных местах и позах. харрингтон нагло пользуется каждым известным ему слабым местом своего партнёра, а тот лишь и может, что тихо скулить, пытаясь расслабиться. штаны давно пропали с бедер, а между ними расположился харрингтон, улыбающийся, как кот, попавший на завод по изготовлению сметаны. осторожно поглаживает член, целуя внутреннюю часть бедер. между поцелуями говорит о том, какой джон у него красивый, умный, ласковый, послушный мальчик. прелесть. его прелесть. тот лишь смущается, пытаясь свести ноги. всё ещё не может привыкнуть к таким откровенным позам, в которых стив нагло рассматривает все, что может увидеть. одно теплое и влажное прикосновение языка к головке и джонатана можно считать убитым без оружия. колени непроизвольно сдвигаются, а грудь заходится колесом, сбивая дыхание, которое так и так было не очень-то и ровным. карие глаза зажмуриваются, а руки сжимают темную ткань до побеления костяшек тонких длинных пальцев, когда язык проходится по всей длине члена, а позже ощущается тепло чужого рта и мягкое кольцо губ. главной задачей всегда является не пропустить момент, когда стив успевает выдавить смазку, да начать свою пытку пальцами. джонатан благополучно пропускает этот момент, когда стив сначала вводит один палец, попутно втягивая щеки, дабы избавить джона от неприятных ощущений. слегка поглаживает, вводит до самой костяшки, а потом вытаскивает, добавляя второй палец. берет чуть глубже, помогая себе второй рукой, пока два пальца размеренно двигаются в тесной теплоте чужого тела, которое содрагается, да выгибается до хруста костей от каждого точного попадания по простате. добавляет третий палец, выпуская изо рта член, но продолжая его выцеловывать невесомыми прикосновениями мягких губ. так же успешно пропускает момент, когда его ноги оказываются на чужих плечах, а горячая головка проходится между ягодиц, так сказать, примеряясь. как входит, больно растягивая кожу вокруг. оба знают, что дискомфорт быстро сменится вяжущим теплым, но очень приятным чувством в животе, да тихими и не очень стонами байерса, который отчаянно будет хвататься за стива, как тонущий за круг, за свою последнюю надежду на спасение в океане. просыпается лишь на моменте, когда время на привыкание истекло. когда чувствует внутри движение, тепло, разливающееся внутри вязким медом, и несколько волн мурашек, исходящих из под каждого прикосновения харрингтона. медленно входит, поднимая взгляд на байерса, считывая его эмоции. если сведёт брови и подожмет губы, пряча лицо — больно. все остальные можно считать за согласие, если джонатан не говорит что-то о неприятных ощущениях. толчки становятся то медленными, но глубокими, то наоборот — размашистыми, но почти не проникающими внутрь, заставляя джонатана дрожать от желания, чуть ли не плакать. стив знает границы, которые не стоит переходить, ибо джонатан может потеряться в волне удовольствия, заставив свое тело дрожать сильнее, а слезы литься, не прекращаясь. опыт никогда не бывает лишним, особенно в близости с человеком. стив давно понял, что в джонатане находится нескончаемый объем слез на все случаи жизни — грусть, радость, секс и все остальное. байерса хватает на несколько громких стонов, скорее напоминающих вой. раз, два, и тот обмякает в руках стива, пытаясь отдышаться. харрингтон же не собирается отставать, лишь догоняет джонатана, доходя до разрядки и сразу же валясь рядом с байерсом, кладя свою увесистую руку на чужую грудь, которая медленно, но высоко вздымается при каждом вдохе.