Умопомраченье

Зандик будет утверждать, что всё пошло не так с Капитано. Это была рутина для него, как «Второго» Предвестника. Не многие, за пределами их круга, знали, что основная боевая мощь приходится на сегментов Дотторе. И может, из-за боевого опыта; может, из-за того, что он чувствовал боль своими синтетическими нервами; может, из-за его способности думать на сверхзвуковой скорости во время боя — именно Зандик привёл «Дотторе» на второе место. Не сказать, что оригинал был слаб, но с появлением зелёного дендро в его руках — он стал способен исцелять, будто был настоящим врачом. Что также иронично, как и в первый раз среди песков. Возвращаясь к сути, места Предвестников определяют силой, умом, влиянием и тем, как ты объединяешь в себе эти качества. И проблема Зандика, помимо нескончаемой бумажной волокиты, является тот факт, что большинство Предвестников помешаны на поединках. Зандик бы с радостью втоптал в землю Скарамуччу или Синьору ещё раз (он не хочет думать о том с каким рвением до него практически домогался Тарталья, когда он впервые вытер им льды Дворца, у него всё ещё паранойя, что энергичный рыжий подросток снова выскочит из-за угла с желанием реванша), но спарринги с такими людьми, как Коломбина, Капитано или, упаси его архонты, Пьеро — это не то, к чему он может отнестись, как к разминке. Что приводит его к моменту, что он также не имеет права отказать никому из них, так как подобное происходит не часто. Чёртовы правила, высеченных на каком-то льду, и подписанные размашистой подписью оригинала в каком-то документе. Поэтому, когда, впервые за семь лет, Капитано, сохраняющий своё место Четвёртого Предвестника эти годы, приходит к нему в начале его рабочего дня — Зандик уже знает, что ему скажут. Капитано достаточно любезен, чтобы позволить ему выпить чернильно-чёрный кофе из зёрен Ли Юэ. Маленькие радости жизни одного несчастного клона. Не более. Пять часов спустя он кашляет кровью, синей и искусственной, его кожа покраснела и холод кусает его руки и колени, когда он падает в снег. Капитано без сознания, по какой-то причине менее раненный, чем он, но более вымотанный. Условно говоря, он стоит, он побеждает. Он кашляет снова, ощупывая рёбра. Какая сила, сломать его скелет не так-то просто, чёрт подери. Зандик восхищён, и заставляет себя оставаться в сознании. Они ушли достаточно далеко от Заполярного Дворца, примерно в сорока минутах бега. Это будет долгий путь обратно. Архонты, это больно. Он старается дышать, но задыхается кровью. Его копьё воткнуто землю, белое, как снег вокруг него, с синим лезвием из снежианской руды, как его кровь. Пальцы скользят по металлу, и он едва не падает лицом вниз, когда чувствует, как его плечи удерживают вверху. — Ну и ну, ты только посмотри на эту картину, — женский голос у его уха, тёплый и спокойный, низкий и полный зарождающегося веселья. — Удерживаешь наше место, как всегда, в одиночку. Знаешь, Дотторе даже не заметит, если упадёт в звании, тебе не стоит ради него так стараться, — её пальцы горячие на его шее, когда её дыхание касается его щеки. Он чувствует запах чего-то пряного и сладкого, как её духи. — Если, конечно, всё, что я слышала за время моего отъезда, не является чем-то большим, чем строчками из книжонок Арлекино? — она, не изменяя себе, полна презрения к оригиналу и снисхождения к Предвестникам, он чувствует её неодобрение, даже если она перекидывает его руку через плечо и поднимает их обоих. Он поднимает голову, мимо неё и желтизны гео в её слишком открытом декольте для холодов зимней страны. Жёлтый отражает оранжевый закат впереди них. Он видит, как позади неё растворяется её лук, а сапоги, чёрные и длинные, тонут в сугробах. — Капитано справится, взрослый мальчик, — равнодушно решает она за них обоих, подхватывая его копьё в освободившуюся руку. С ней путь проходит куда быстрее, если бы он был один. Зандик хотел бы верить, что им просто повезло не встретить никого по пути, но он слишком хорошо знает её, чтобы это не было ею спланировано. Он видит её улыбку, когда они доходят до её личной допросной (ни кабинета, ни лаборатории, ни помещения). Она позволяет ему рухнуть на прибитый к полу стул, беря у входа аптечку и разрывая на нём остатки одежды с большим рвением, чем он готов отметить прямо сейчас. Зандик кашляет ещё раз, когда она касается его рёбер. Вогнутая внутрь полость выглядит далеко от здоровой. — Это будет больно, — говорит она, единственное предупреждение, какое он может получить, прежде чем она вправит это нечто с помощью своего элемента. Он дышит через рот, её пальцы по-прежнему горячи на его ледяной коже, когда она берётся зашивать рану по левому боку до бедра. — Что я пропустила, помимо твоих увлекательных похождений? — он не видит её глаз, но уверен, что она смеётся над ним. Её руки твёрдые, а стяжки ровные, когда он считает секунды и медленно моргает. — Двадцать седьмой пытался всех убить, опять, — скучно сообщает он. — Пытался начать с оригинала. — Пожалуйста, скажи, что у него получилось, — Зандик игнорирует это, когда она тянется к нему, чтобы перекусить нить вместо ножниц. Он знает, что она делает. Он ранен, а не глуп. Её пальцы бегут вверх по его телу, легко и нежно, как едва ощутимый ветерок, а её колено аккуратно приземляется между его ног, слишком близко к паху. Зандик уверен, что открыл тогда какой-то ящик пандоры. И просто позволяет хаосу вокруг него разворачиваться. Она притягивает его лицо к своей груди и это мягко. И приятно. И тепло. Её маска слетает вниз с лёгким щелчком, когда он замораживает застёжку и та ломается. Она усмехается ему, он лениво думает о том, что она испачкала свои пальцы в его крови и размазала синеву по его телу. Снова красный к красному, когда он поднимает голову вверх, не поднимаясь от её декольте. — Да, — отвечает он. Она тихо смеётся, её руки на его щеках. Тепло. — Да, оригинал мёртв? — она знает ответ, просто дразнит его. Зандик немного устал для игр, но может сыграть, если она того хочет. Он улыбается в её руках. Возможно, к нему подкрадывается лихорадка. — Да, те слухи правда, — первый вопрос в снегах и закатном солнце посреди вечной зимы. Тридцать девятая, единственная женщина из сегментов, результат очередной прихоти оригинала, и абсолютное коварство воплоти, нежно улыбается ему в ответ, наклоняясь ближе.