Арсений Сергеевич Попов всегда старался жить так, чтобы окружающим было совершенно ясно, что у него в жизни все не просто хорошо, а прямо-таки превосходно.
Он спал не дольше 6 часов в день — больше просто не удавалось. С утра и до вечера, в зависимости от дня недели, он был либо психологом в школе, где собирал материал для диссертации, либо психиатром в поликлинике, где в основном проводил медосмотры желающих получить водительские права. По вечерам, когда у основной массы его пациентов или потенциальных пациентов заканчивался рабочий день, он вел частный прием в личном кабинете как психотерапевт. Приползая домой измотанным чужими проблемами и эмоциями, он садился за диссертацию, которая в последнее время почему-то писалась очень тяжело. Наверное, сказывалась усталость. По субботам он виделся с научником и в рамках педагогической практики читал студентам-второкурсникам лекции по общей психологии. По воскресеньям у него был долгожданный выходной, который был насыщен уборкой, готовкой еды на неделю вперед, решением накопившихся бытовых проблем и опять-таки диссертацией, и пролетал, как один миг.
Но каким бы уставшим он ни был, Арсений ложился спать не раньше и не позднее 11 часов вечера, чтобы в 5 утра встать на утреннюю получасовую пробежку, после которой он принимал душ, завтракал, пил кофе, одевался непременно в стильную и дорогую одежду, на которую каждый месяц тратил не менее четверти совокупной зарплаты, брызгался любимым ароматом Versace Eros и выдвигался на одну из работ.
Ухоженность, подтянутость, стильная одежда и приятный запах были частью его жизни наряду с подчеркнутой общительностью, доброжелательностью и стремлением к вниманию окружающих.
То, что со временем стало привычкой, поначалу было просто игрой, в которую он начал играть примерно лет в 10.
Детство Арсения было… сложным. Мама любила ребенка и старалась сделать его жизнь счастливой, но все ее усилия перекрывались папой. Сергей Александрович был запойным алкоголиком. Стоило ему только выпить бокал вина на каком-нибудь семейном торжестве, он уже не мог остановиться и уходил в запой на несколько дней. Выход из запоя был сродни наркоманской ломке. Отца рвало, трясло, ломало, он испытывал почти животный ужас, причину которого сам не мог назвать. Арсению было больно и страшно смотреть на папу в таком состоянии.
Однажды мама повела Сергея Александровича к психотерапевту кодироваться от алкоголизма. Домой отец вернулся другим человеком. После кодировки он не пил 5 лет, то есть, ровно тот срок, на который был закодирован.
Арсений был крайне впечатлен результатом работы психотерапевта. Ему этот специалист казался волшебником. До того, как мальчик узнал о существовании психотерапевтов, он думал, что ничто не может заставить его отца отказаться от алкоголя, ведь большая часть детства мальчика прошла в одном доме с громким пьяным отцом.
Но страшнее была жизнь отца между запоями. Когда папа был трезв, иногда он был нормальным родителем: мог взять мальчика на прогулку, что-то вместе смастерить, свозить куда-то. Но вместе с тем у отца очень часто случались психозы. В такие моменты его настроение менялось за секунду: вот он смеется и шутит, а вот злится и ругается. В периоды психозов его бесило все: что часы тикают, что жена разговаривает, что сын слишком громко дышит…
Поначалу Арсений винил себя за то, что раздражает папу. Был период, когда он с силой бил себя по щекам за то, что он такой плохой сын. Красные щеки увидела мама, выяснила причину, а потом терпеливо объяснила, что мальчик ни в чем не виноват — просто папа болен. Арсений все понял и перестал себя наказывать, но по-прежнему вызывал раздражение отца одним своим появлением в его зоне видимости в неподходящий момент. Поэтому очень скоро мальчик научился по шагам, по мимике, по дыханию папы различать, в каком он настроении в текущую секунду.
Научившись распознавать эмоции и настроение отца, мальчик попробовал применить это знание и на других людях и с удивлением обнаружил, что он буквально читает людей. Вот учительница чуть громче вздохнула, значит, чем-то раздражена, вот друг посмеялся над шуткой, но глаза его остались грустными, значит, чем-то его эта шутка задела, больше так шутить нельзя, вот соседская девочка посмотрела на него чуть дольше, чем стоило бы, значит, он ей нравится.
Довольно скоро мальчик обнаружил, что чужие эмоции можно не только понимать, но и влиять на них. Он заметил, что нытье и отстраненность раздражают людей, зато доброжелательность — раcполагает.
Тогда он и начал свою игру.
В любом состоянии, в любом настроении, вне зависимости от того, что накануне учудил отец, Арсений приходил в школу свежим и опрятным, в выглаженной белой рубашке и в брюках со стрелочками. В компании одноклассников, друзей или приятелей Арсений старался быть общительным и доброжелательным. Также он хорошо уяснил, что для этого вовсе не обязательно разговаривать — достаточно слушать, выражать внимание и задавать вопросы. Многие из его собеседников признавались, что им стало лучше от общения с ним. Так Арсений понял, что он может помогать людям, просто выслушивая их.
Однажды он стоял перед кабинетом в чужой школе, куда пришел писать олимпиаду. Вместе с ним стояли его сверстники из других школ. Арсений, как обычно, много шутил, пытаясь снять напряжение, над его шутками смеялись те, кто их слышал. Но перед кабинетом зачем-то висело зеркало, и Арсений обратил на себя внимание.
Станиславский бы сказал: «Не верю!».
Арсений, научившийся сходу читать других людей, абсолютно не верил мальчику в зеркале: тот смеялся и выглядел, как уверенный в себе человек, но глаза и жесты выдавали грусть и желание быть в своей комнате в темном углу, подальше отсюда. В тот миг Арсений понял, что проигрывает в этой игре, и будь его окружение чуть эмпатичнее, они раскусили бы его в ту же минуту. Тогда Арсений начал тренировать мимику перед зеркалом. Он учился выглядеть так, чтобы любому было ясно: у него все хорошо.
Со временем это стало образом жизни. Когда Арсений был в 11 классе, у него не возникало вопроса «кем стать?», он точно знал, что хочет делать то, что у него получается лучше всего: читать людей, влиять на людей, помогать людям, просто выслушивая их. Он хочет быть психологом.
Однако мама, как и абсолютное большинство мам, настаивала, что мальчик должен стать врачом.
Арсений предложил компромисс: он станет психотерапевтом. Тем самым волшебником, избавляющим людей от зависимостей. То есть отучится в медицинском на лечебном факультете, как хочет мама, потом в ординатуре на психиатра, а потом пройдет курсы психотерапии.
Мама с таким планом согласилась.
Когда новоиспеченный врач-психиатр удовлетворил маму дипломами и сертификатами, настала пора учиться на психотерапевта. И тут Арсению пришлось бороться с самим собой: в рамках специализации требовалось пройти 200 часов личной психотерапии. То есть, рассказать психотерапевту в том числе об отце. Арсений готов был выслушивать кого угодно с какими угодно проблемами, поддерживать, помогать, наталкивать на правильный ответ, но сам он совершенно не был готов открываться кому-либо.
Но пришлось.
Специалист, который был его личным психотерапевтом, оказался психологом, доктором психологических наук, профессором. На втором или третьем сеансе у них установился контакт. Арсений доверился и рассказал все, что годами держал в себе. Стало действительно легче. По итогу он был чрезвычайно доволен своим терапевтом, часто консультировался с ним уже как психотерапевт в рамках супервизии, а в какой-то момент решил прийти к нему на кафедру психологии в педагогический университет, чтобы под его руководством написать диссертацию по общей и педагогической психологии.
Когда Арсений устроился в школу, чтобы собирать материал для диссертации, он провел вводные занятия в выпускных классах. На этих занятиях он разговаривал с детьми на отвлеченные темы, выяснял, кто в классе лидер, кто оторва, кто заучка, кого все любят а кто всех бесит — устанавливал контакт. Настороженные в начале занятия дети к концу занятия расслаблялись и раскрепощались, и достаточно скоро Арсения в школе стали считать своим в доску.
Арсений с детства хорошо усвоил, как располагать людей к себе.
В одном из девятых классов его внимание привлекли сразу двое людей. Один из них — будто пытающийся сделаться незаметным парень в серой худи, который не контактировал ни с психологом, ни с одноклассниками. Арсений в первом приближении для себя решил, что парень, вероятно, стопроцентный интроверт, но поставил пунктик, что позже стоит познакомиться с ним поближе.
Вторым учеником, привлекшим внимание Арсения, был, наоборот, слишком общительный, дружелюбный парень, стремящийся к вниманию одноклассников, одетый в стильную одежду и обвешанный браслетами. Казалось бы, обычный истероид, но Арсения привлекли его глаза.
Сколько бы ни улыбался, ни шутил и ни смеялся парень, его глаза были грустными.
Как у самого Арсения когда-то.
Что же тебя тревожит, мальчишка?
Арсений решил, что проведет СПТ, дождется его результатов, а позже поговорит с этими двумя. Почему-то парень, демонстрирующий всем и вся, что у него в жизни все заебись, зацепил Арсения куда больше, чем все остальные. Попов с чего-то был уверен, что у мальчика проблемы в семье. Если не такие же, как у самого Арсения, то, как минимум, похожие. Уж слишком он похож на него самого в детстве.
Когда психолог получил долгожданные результаты СПТ, он чуть не взвыл от разочарования, увидев, что весь класс дал абсолютно одинаковые, «идеальные» ответы.
Но когда, пообщавшись буквально с первой по списку ученицей этого класса, Арсений выяснил, что саботаж СПТ произошел именно с легкой руки больше всего заинтересовавшего его парня, он был взбудоражен, как сумасшедший ученый на пороге великого открытия. Близилась разгадка мучившей его загадки.
Что же ты скрываешь, мальчишка?
Арсений был уверен, что он сможет ему помочь. Помня себя в детстве, будучи взрослым, он хотел помочь каждому ребенку. Иногда желание помочь становилось навязчивым и иррациональным, но Попов ничего не мог с собой поделать. Он считал, что чем большему количеству детей он поможет справиться с проблемами психологического характера, тем меньше травмированных, как он, взрослых появится в этом мире.
И он искренне хотел помочь Антону. Как когда-то его психотерапевт помог ему.
Но Антон оказался твердым орешком. Закрытым, ершистым, четко выстраивающим личные границы. Защищающимся, даже когда на него не нападают.
И когда после многих попыток Антон вдруг признался, что у него проблемы в семье, Арсений ликовал. Не из-за проблем мальчика, конечно, а из-за того, что тот наконец начал открываться. Да, он сказал только слово «семья», и впереди еще много работы, но первая трещинка в непробиваемой бетонной стене уже есть.
Чем же тебе помочь, мальчишка?
***
В субботу, на следующий день после пятничного боулинга, друзья вчетвером отправились на квест, где по сюжету оказались на тонущем корабле. Серега подогнал промокод, и квест обошелся друзьям в полцены. В одной из комнат Леха по-читерски взломал два кодовых замка. Просто потому что. Безо всякой необходимости — коды и так были обнаружены минутой позже: один из них произнес зычный голос на аудиозаписи, имитирующей голос диспетчера, пытающегося связаться с тонущим кораблем, а второй был написан на инструкции боцмана, изрядно потрепанной другими игроками квеста. Но Леха просто не мог удержать свои хакерские замашки в узде. Антон над ним из-за этого беззлобно подшучивал.
В воскресенье Шастун, начитавшись анонсов на Хабре, написал Воронову сообщение по email.
From: mut_ant25519@mutant.ru
To: alex_crow707@alexcrow.ru
Subject: CTF
В конце ноября будет CTF в СПб. Го?
--
mut_ant25519
И незамедлительно получил ответ.
From: alex_crow707@alexcrow.ru
To: mut_ant25519@mutant.ru
Subject: Re: CTF
Я всегда «за»
--
alex_crow707
В понедельник в школе Леха здоровался с Антоном, Димкой и Серегой, как с заядлыми корешами. Впрочем, так оно теперь и было.
***
На третьем уроке в класс зашла школьная медсестра. Антон напрягся. Появление медсестры никогда не предвещало ничего хорошего.
В этом году в списке книг для летнего чтения были «Мертвые души». Когда Антон читал эту книгу на каникулах, его знатно повеселило, как Н.В. Гоголь иронично делил приятных дам на «просто приятных» и «приятных во всех отношениях».
Школьная медсестра была дамой, неприятной во всех отношениях. Вечно недовольная, внешне похожая на жабу, говорящую злым писклявым голосом, она внушала страх одним своим появлением. Все ее движения были резки, а манипуляции приносили боль. На бояшек она по обыкновению кричала, а также могла ущипнуть или ударить. Родители однажды написали коллективную жалобу на действия медсестры на имя директора, требуя ее увольнения, а директор лишь развел руками и предложил кому-нибудь из родителей устроиться в школу на место медсестры за ее зарплату. Дураков не нашлось, и скандал потихоньку затих, а медсестра осталась на месте, но обозлилась пуще прежнего.
Антон оглядел класс и увидел, как его остальные одноклассники прижухли, затравленно глядя на медсестру.
— Девятый «А»? Все на прививки. Ревакцинация от полиомиелита.
Класс нехотя поднялся и медленно поплелся за медсестрой. Каждый знал, что сейчас будет больно и неприятно от бесчеловечного отношения к себе.
Но не каждый из них ятрофоб.
А вот Антон — да. Поэтому он отстал от медленно плетущегося класса, пошел спиной назад, а затем развернулся и побежал.
Куда он бежал? Впереди ведь только несколько учебных классов и кабинет психолога.
«К психологу! Он же пригласил на консультацию», — осенило Антона.
Он резко распахнул дверь, даже не постучавшись, и немного запыханно поздоровался с изумленным обитателем кабинета.
— Здра… здравствуйте, Арсений Сергеевич.
Попов застыл с кружкой кофе у рта и округленными глазами.
— Ну привет, — ожил он через мгновение. — Куда так спешишь?
— На консультацию с вами, — весело откликнулся Антон. Успешный побег от болючей прививки ввел его в состояние эйфории. И пусть ее все равно придется сделать, но уж лучше в поликлинике, чем у школьной медсестры. Бррр.
— Я думал, ты придешь после уроков, — окончательно успокоился Попов.
— Но пришел сейчас, — улыбнулся Антон.
Арсений несколько секунд оценивающе смотрел на веселое лицо парня.
— Антон, ты ведь помнишь, что мы договорились больше не врать?
— Да, — Антон напрягся.
— Хорошо. Тогда скажи мне, почему ты решил прийти в разгар учебного дня, когда вовсю идет третий урок?
Антон помялся.
— Помогите мне, пожалуйста.
