Пламя во плоти

Следующие несколько дней Эймонд проводит в собственных покоях, изредка уделяя время тренировкам. Летать на Вхагар он сейчас не хочет - для этого нужен полный контроль над собой и своими мыслями, а его занимают совсем другие вопросы. Необъяснимая боль становится сильнее, а отец чувствует себя с каждым днем все лучше, продолжая подолгу смотреть в окна. Судя по тому, что ни матушка, ни дед не готовятся встречать Рейниру и ее семью, король не сказал никому об их скором приезде. Эймонд задумывается, стоит ли сообщить матери о надвигающемся событии, но приходит к выводу, что раз воля короля такова, что об этом никто не знает, то он не имеет права ее нарушать. В конце концов, эта политическая игра - пока что не его битва. Как бы он не презирал сводную сестру, все же, уроки политики и истории дали ему представление о правильном монархе, и слабовольный, незаинтересованный пьяница-повеса Эйгон им не является. Но Рейнира? Он мало что о ней знает, если не считать редкие, но полные яда рассказы матери и осторожные, холодные замечания деда. Отец в нее верит, и Эймонду интересно посмотреть, насколько это оправданно. Да и даже если бы он хотел вмешаться, хотел предупредить Отто Хайтауэра, как бы он объяснил, что уверен в прибытии сводной сестры? Со слов отца, она летела в небе уже в тот момент, когда они говорили. Но прошло несколько дней, и если бы Рейнира направлялась прямиком в Королевскую Гавань, то уже к вечеру того дня была бы в столице, а значит, прямо сейчас она, вероятно, посещает еще какие-то места. Слишком мало информации, чтобы понять, что же проиходит за гранью его осведомленности. О его визите к королю, видимо, все-таки никто не донес, сам отец тоже об этом никому не говорил, так что раскрывать эту маленькую тайну он не не хочет. Можно было бы списать все на видения Хелейны, но... Дед никогда не воспринимал их всерьёз, а самого Эймонда высмеял бы, если бы он завел о них разговор. Матушка выслушала бы, улыбнулась, но тоже не приняла бы к сведению. Ситуация получалась безвыходной, как ни крути, так что Эймонд со спокойной душой оставил эти дворцовые интриги. У него есть дела важнее. Свитки и книги, которые он взял из покоев отца, в основном являлись жизнеописаниями прошлых Таргариенов. И, конечно же, большинство из них были написаны на Высоком Валирийском. Эймонд был хорош в нем, мог спокойно изъясняться и понимать речь, однако старые, не сильно разборчивые рукописи, содержавшие к тому же много необщеупотребляемых слов, заставили его приложить больше усилий к этой задаче, чем он изначально планировал. Хотя, в этом было и удобство. Однажды к нему в покои зашла мать, удивленная тем, что он уже второй день не показывался при дворе, и он спешно объяснился, что нашел давно интересовавшие его древние Валирийские трактаты о стратегии драконьих битв. Матушка, как и любая благородная девица, изучала Высокий Валирийский в детстве, однако, это не шло ни в какое сравнение с тем, как язык предков ложился в головы Таргариенов. Она тогда лишь с едва грустной улыбкой окинула взглядом занятый стол, положила свиток приглашенных на его скорые именины гостей - Обязательно просмотри, может быть, ты захочешь кого-то добавить - и ушла, попросив напоследок не сильно увлекаться историей. Он ее последнюю просьбу услышал, но, даже имея желание, не выполнил бы. Вопрос об отметках медленно обрастал все более интересными, не связанными с ним самим подробностями, и он чувствовал, как гончие на охоте чувствуют запах крови, что эта тема уже очень скоро сыграет свою роль. Одним из первых, что ему удалось разобрать и обдумать, стал тот самый свиток Алисанны Таргариен, что взял из его руки отец. И это дало ему желаемую почву для размышлений. Жена короля Джейхейриса в основном описывала не предыдущих представителей крови, а своих детей и внуков, коих у пары было достаточно много. Оттого из всех прочитанных им трактатов этот казался Эймонду самым достоверным, и именно к нему он не раз возвращался, словом за слово разбирая изящный, виетивый почерк королевы. Алисанна описывала метки каждого из тринадцати ее детей, даже самых младших. Цвет, узор, местонахождение, влияние на самочувствие и жизнь в целом, изменения, проходящие с годами. События, этому способствующие. Эймонду оставалось только удивляться. Не было какой-либо единой системы, порядка, в соответствии с которым отметки появлялись и менялись. Не было ни закономерностей, ни постоянства - в каждом Таргариене текла общая родовая кровь, но каждый был уникален, словно язык пламени огромного костра. Хотя какие-либо сходства между особенностями представителей семьи все же были. Так, например, из нескольких книг времен Эйниса и Мейгора, а также из рукописей Доброй королевы следует, что многие Таргариены не чувствуют тепло чужих людей. Алисанна выделяла несколько "особенностей" родовых знаков, и главы, посвященные особенности восприятия тепла, Эймонд перечитывет по несколько раз, внимательно изучая. Кто-то мирился с этим недугом всю жизнь, кого-то он посещал только временами, а кому-то... везло находить исцеление от бесчувственного мороза по коже. В другом человеке. ...так, моя милая, нежная девочка Дейла всю жизнь чувствовала разрушающий холод, и спас ее совсем неожиданный человек, будущий муж, немолодой лорд Аррен... ...Бейлон и Алисса с детства проводили все свободное время друг с другом, я искренне радуюсь за них и сейчас, ведь далеко не каждому потомку нашей крови удается найти свой драконий огонь, согревающий всю жизнь... ...Алисса, увядающая как цветок без солнца пока Бейлон находится в Королевской Гавани, жаловалась мне на колющую боль в своих знаках. Ее дни все еще полны делами и проказами, она кажется все той же яркой и решительной девочкой, какой ее знает Двор, однако я вижу, что ее сердце и тело кровоточат вдали от брата... ...ведь я сама привязана к Джейху всем своим сердцем, мы вышли из одной утробы, вместе пронесли радости детства и тяготы юности. Его прикосновения, объятия, поцелуи лечат мои недуги, греют замерзшие кости. Когда мы рядом - мы чувствуем себя единым целым... ...в ту ночь он сказал мне "...ведь ты мое пламя, ты мой неугасающий огонь, а я - навсегда твой..." Ладони Эймонда, до этого спокойно лежащие на столе, с силой сжимаются в кулаки по мере прочтения. "Чушь" - хочет сказать он. Глупости, бред, не более чем красивые сказки. Однако в сознании против воли всплывают несвязанные друг с другом воспоминания, подтверждения только что прочитанных строк. Слова отца про его первую жену - Эймма Аррен была дочерью той самой Дейллы, о которой пишет королева Алисанна. Теперь он уверен, что та фраза отца о теплоте, его привязанность к Рейнире - не просто прихоти больного рассудка. Поведение Эйгона. Его раздражение каждый раз, когда кто-то касается принца и быстро скользящее на лице разочарование, топимое в вине, когда он сам хватает служанок. Едва ощущаемое касание пальцев той девчонки-бастардки по его собственной щеке, пронзающее сильнее чем клинок в ее руке. Нет, нет, нет... Отец говорил, что Рейнира летит вместе со своими детьми. Связано ли это с его... Подозрения проникают ядом в мысли, разливается необъяснимой злостью по телу. Вторят покалываниям в коже по рукам и груди. Он одним махом сметает со стола все книги и свитки, чернильцу и перья. Кубок с нетронутым вином разбивается мелкими алмазами. Вино растекается по полу как когда-то его кровь по камням одной из пещер Дрифтмарка. "Этого не может быть", понемногу приходит в чувства он. Это не более чем глупое совпадение. Этого не будет. ××× Он бьет яростно, зло. Кружит по тренировочному двору, отбивает удары нападающего стражника. С азартом, привычно поглощающим его в битвах, уличает момент и атакует. Без жалости, без колебаний. Делает выпад, переносит вес тела на повернутую в сторону соперника стопу. Рука, утяжеленная длинным мечом, движется сама, набирает скорость. Встречает препятствие в виде чужого металла. Эймонд пылко фыркает, сдувает выпавшую на лицо прядь волос. Нападает снова, не давая гвардейцу и секунды обдумывания. Шаг, поворот. Отскок, блок. Удар. Движения быстрые, резкие. Точеные, отработанные годами, но все так же приносящие в его буйную душу неожиданное спокойствие. Горячащие кровь, лишающие и шанса отвлечься. Последний из серии ударов сир Мейнот принимает не мечом, а кольчугой. Эймонд добивает, ногой толкая гвардейца в сторону. Очередная победа. Он выдыхает, удовлетворенный. Проводит рукой по лицу, убирая волосы и смахивая капли пота. - Поздравляю, мой принц. Ваше умение биться длинным мечом значительно возросло с тех пор как мы с вами бились в последний раз. Эймонд кивает, даже не смотря в сторону гвардейца, и отходит к стойке с оружием. Длинный меч - необходимое оружие любого юноши, им ведутся битвы и турниры, его носят в ножнах как знак чести и готовности дать отпор. Однако Эймонд больше предпочитает кинжалы. Незаметные, удобные, практичные. Идеальное оружие для ближнего боя. Врагов ведь надо держать близко, не так ли? Он оставляет свой меч в ножнах и берет несколько кинжалов, намереваясь пометать их в мишени. Сделать передышку, дать дыханию восстановиться и снова пуститься в бой, вытесняющий все мысли из головы. Он не хочет думать. Не хочет пытаться понять, почему спустя пару часов после импульсивного погрома стола боль в узорах утихла, оставив после себя лишь легкий зуд где-то под кожей. Эймонд просто списывает это на добрый знак, на подтверждение нереальности его глупых мыслей. Уже час как он гоняет гвардейцев по тренировочному двору, раз за разом одерживая победы, выслушивая их лесть и восторженные шепотки собравшиейся толпы. Ему не интересно. Битвы помогают забыться так же, как и вино брату, не более. - Эймонд! Его рука дергается, он резко поворачивает корпус в сторону звука. Кинжал в его ладони скользит как продолжение руки, и только благодаря выработанному за годы контролю он не выпускает сталь в сторону окликнувшего. В глубине души хочется. Неужели нашелся идиот, решивший влезть ему под руку пока он вооружен и явно в плохом настроении? Гнев его утихает, как только он видит быстро идущую к нему Хелейну. Он никогда не злился на сестру по-настоящему, однако сейчас все-таки с недовольством ждет пока она пересечет площадку для битв, намереваяся упрекнуть ее в том, что она выбрала неподходящее время и место чтобы поговорить. В том, что она чем-то взбудоражена и хочет этим с ним поделиться, он не сомневается. Хватает одного быстрого взгляда на ее оживленное и удивительно радостное лицо, чтобы это понять. Мальчишки и гвардейцы расступаются перед принцессой, склоняя головы. Наиболее бестолковые тихо шепчутся, кидая взгляды на белые языки пламени, двигающиеся вместе с ее кожей, по ее коже вторя улыбке, будто реальный огонь, извергаемый драконом принцессы, Пламенной Мечтой*. Хелейне все равно на шепотки и битвы, которые она прерывает, девушка идет прямо, не срезая и не обращая внимания на людей, однако Эймонд быстрым разгоряченным взглядом отмечает шепчущихся и глазеющих, запоминая и мысленно делая себе пометку побить их в поединках сильнее необходимого. - Брат, они здесь, они прилетели! В глазах у нее искры непонятной ему надежды, и она без страха и лишних мыслей хватает его за ладонь, которой он сжимает кинжалы. Привычный холод уже не трогает его рассудок. Он на секунду зависает, пытаясь понять, о ком она говорит. - Рейнира и ее дети, - продолжает она, чуть успокаиваясь и смотря ему в глаз - Сиракс приземлилась на внутреннюю площадь перед замком. Матушка тааак удивилась, но ведь я ей говорила - с легкой досадой заканчивает Хелейна. Эта новость для него хоть и не такой сюрприз, как для матери и десницы, но все же выбивает у него почву из-под ног. Охрипшим голосом он спрашивает - Давно? Хелейна отпускает его ладонь и легкомысленно пожимает плечами. - Наша сестра прибыла только что. Отец встретил ее лично, у ворот, ведущих на площадь, представляешь? - А... ее дети? Он так удивлен словами об отце, который еще дней пять назад был прикован к кровати, что совсем забывает о том что он, вообще то, не должен знать что Рейнира прилетела вместе с детьми. Невольно прикусив губу, он тут же отпускает ее, возвращяя себе самообладание. Нет ничего странного в том, что он поинтересовался, одна ли она прибыла. Его сестра то ли придерживается того же мнения, то ли просто воспринимает его слова как нечто само собой разумееющееся. - Джейс, Люк и Энья направились сразу в Драконье Логово, еще час назад. Им нужно было договориться о содержании драконов, и они все еще там. Эймонд не спрашивает, откуда его милая сестрица это знает. Вместо этого он напряженно молчит, пытаясь отогнать непрошенные воспоминания детства. Из них всех только Хелейне она позволяла так коверкать ее имя, на остальных же злилась и кидалась, когда они сокращали ее воинственное "Висенья" до простого, нежного "Энья". Он мотает головой в сторону, будто прогоняя нежеланную мысль. Злость на ситуацию и себя вновь поднимает в нем свою чудовищную голову, скребется когтями о кости. Для Хелейны это не остается незамеченным. Она доверительно берет его под руку и ведет ко входу в замок. - Колесо перемен уже запущено, брат. Кровь возьмет свое, и ты не сможешь ничего сделать - словно случайно роняет она, но эти чудаковатые слова, привычные от Хелейны, вонзаются в его сердце ничуть не хуже стрелы врага. - Что ты сказала? - оглядывается он на нее, все еще ловя в ее веселых глазах непонятные искры. Она смеется, уводя его с тренировочного двора, десятки глаз смотрят ей в спину. - Матушка послала за тобой служанку, но я нашла тебя раньше. Отец приказал деснице организовать скорое сопровождение наших племянников и племянницы, - ее лицо, поглощенное теменью коридора, светится несвойственным ей лукавством - И по его воле мы встретим их у Драконьего Логова. ××× "Это была плохая идея" - думает он. Напряжение, царящее в карете, можно словно рукой пощупать. Король встретил дочь стоя у распахнутых ворот, и весь путь до них он проделал сам. Медленно, иногда опираясь о трость, под внимательным взглядом окружающих его гвардейцев. Но сам. Это - большее, чем он кто-либо видел от короля за последний месяц. Рейнира сердечно поприветствовала отца, хоть именно его указом она со своей семьей и была отослана на Драконий Камень после очередной склоки с королевой. Они обмолвились несколькими фразами на родном языке и после она изъявила желание поехать встретить детей. Это никого не удивило. Приказ короля подготовить две лошади - для него самого и дочери - шокировал всех. Перед тем, как сесть в карету, Хелейна шепотом рассказала ему о том, как в ответ на особенно навязчивые возражения Десницы и мольбы матушки - Ты даже ходишь с трудом, муж мой! - отец гневно откинул в сторону свою трость. Сейчас он ехал во главе процессии, хоть и не сильно уверенно, но все же крепко держась в седле. Подле него, довольно близко, чтобы успеть поймать, шагом шли два королевских стражника, за ними - десница. И Рейнира, вровень с отцом, на лихом вороном коне. Народ кричал, хлопал, рукоплескал Королю и его Наследнице. "Довольно умно со стороны отца" - невольно признал Эймонд, вслушиваясь в ликования толпы. Мать на это только сильнее поджимала губы, морща от недовольства красивое лицо. Эйгон сидел рядом с ней. Отвернувшись лицом и оперев его на стену кареты так, чтобы королеве не было видно, он спал. Вероятнее всего его вытащили из какого-нибудь борделя или кабака, где он весело провел ночь и уснул после на утро. Телом он может и здесь, но сознанием все еще там. Единственной, кто радовался сложившейся ситуации, была Хелейна. Сидя ближе всего к выходу, она с улыбкой смотрела в решетчатую дверь, силясь рассмотреть внимательней жителей Королевской Гавани. В ее настрое нет ничего удивительного - в детстве единственной ее искренней подругой была Висенья, несмотря на недовольства Алисенты, они все же проводили время вместе. Конечно, были и они с братом, но... Эймонд вынужденно признается себе, что никто из них в должной мере не поддерживал сестру, когда на нее с первых дней проступления метки начали смотреть как на чудовищную диковинку. Все же, чисто белые, яркие узоры, оплетающие половину лица - необычно даже для принцессы Таргариен. Дочки лордов смотрели и слушали ее либо с плохо скрываемым ужасом, либо со снисхождением, и только Висенья, примерно ее ровесница, приняла Хелейну и ее странности с теплотой. Возможно, потому что сама была "неправильной" - сколько он ее помнит, она всегда бегала за братьями, пряталась от септы и часами сидела на Тренировочном дворе, даже дракона получила позже него самого. А еще - бросилась на защиту братьев и выколола ему глаз, настоящая маленькая сильная принцесса, не чета изнеженным дочерям лордов. Он предпочел бы не помнить о ней ничего, но все его мысли сейчас словно назло вытеснены воспоминаниями. Они накладываются на недавно обнаруженные сведения, и от этого адской, раздирающей голову смеси ему никак не сбежать. Только встретится с надменно поднятой головой. Вопреки всему несуществующему абсурду, что ему чудится между ними. Только месть, напоминает он себе. Мелкая бастардка связана с ним только его желанием отобрать у нее что-то равносильное глазу. К сожалению, это не помогает покалываниям в коже стихнуть. ××× Когда они прибывают в Драконье Логово, первое, что видит Эймонд, вылезая из кареты и помогая спуститься матери - огромный, беспокойный серебряный дракон. Сереброкрылая, вспоминает он. Драконица Алисанны Таргариен. Воспоминание о королеве отсылает его к ее текстам, и он снова чувствует раздражение. Следом он замечает девушку с темными косами, совсем хрупкую и маленькую на фоне беснующегося зверя. Она ласково поглаживает склонившуюся к ее рукам морду постепенно успокаивающейся драконицы, пока драконослужители со страхом обступают их со всех сторон, готовясь завести зверя в туннели. Рейнира идет в ее сторону, не скрывая спешки. Ей навстречу с раскрытыми объятьями бросается темноволосый мальчик, следом за ним, но уже сдержанней, идет юноша. Девушка прикладывается своей головой к голове дракона в последний раз, что-то заботливо шепча, и тоже бросается к матери. Они все темноволосые, бастарды - говорит себе в мыслях Эймонд, с отвращением и необъяснимой завистью наблюдая за этой семейной сценой. Хелейна рядом с ним улыбается. Когда к Рейнире и ее толпе бастардов медленной, шаркающей походкой приближается король, женщина, придерживая треплющийся от гуляющего ветра подол полетного костюма, совсем не по-аристократечески подбегает к нему и подает руку для опоры, ее дети бегут следом. Король искренне рад, касается ладони дочери, хотя и не опирается на нее. Говорит, и слова его разносятся гулом по огромному залу Логова. - Все в порядке, девочка моя, твое присутствие делает меня сильнее. Ну-ка, дай я на своих внуков посмотрю... Рейнира слезно улыбается, крепче сжимая его руку, а ее отпрыски обступают короля со всех сторон, заключая его в аккуратные объятия. Тот впервые за несколько месяцев смеется. Алисента, стоящая рядом со своими детьми у кареты, возмущенно хмыкает и даже позволяет себе тихую оговорку - Какая наглость. ××× Когда с приветствиями покончено, они вновь садятся в карету, на этот раз король и его дочь едут вместе со всеми. Визерис всю дорогу держится за руку Рейниры, она так же сжимает его в ответ, и рядом с ней он как будто молодеет, становится сильнее, чем был до того, как она прилетела. Эймонд впервые всерьез задумывается, насколько здоровье короля связано с его дочерью и знает ли каждый из них об этом. Если король понимает это, то зачем тогда отправил ее на Драконий Камень, вызвав только сейчас? И только на его именины? Он и сам в это не верит. Несмотря на то что одна половина присутствующих тихо ненавидит другую, разговор в карете льется оживленным темпом. Хелейна активно общается со своими племянниками и особенно с племянницей, недовольные взгляды матери и десницы ее нисколько не тревожат. Сама матушка сидит с идеально прямой спиной и поджатыми губами, изредка вставляя в диалог что-то из вежливости. Эйгон уже не спит, но, сидя рядом с Джейсом, старшим сыном Рейниры, нервно сжимает друг с другом собственные ладони и кидает на парня странные взгляды. Эймонд находится словно во сне, поскольку терпимый, привычный, но все же неприятный зуд под кожей утихает до едва-едва ощущаемого покалывания. Он не смотрит на нее, боясь что даже одного взгляда хватит чтобы непрошенные мысли о ненавистной ему связи с ненавистной девчонкой оказались правдой. Слышит ее голос, смех, и мечтает разнести всю эту карету в щепки вместе с ней. - ... Да, Ваше Величество, простите что не направились сразу к вам, однако матушка велела нам позаботиться о драконах. - Все верно, милая. Как прошел ваш полет? Он не слушает. Предпочитает высокомерно, прямо как матушка, смотреть в щели двери и делать вид, что ее не существует. Забивает голову чем угодно, чтобы не думать. В мыслях - только смутные воспоминания и настоящий сумбур. Один раз случайно пересекается с ней взглядом, и эта невольная встреча лицом к лицу ощущается для него сперва клинком, входящий в сердце. Потом - огнем по венам. Он отворачивается первый, деланно-безразлично. Ему кажется, что ее взгляд греет его изнутри. ××× Они возвращаются в Красный замок слишком быстро, и едут не к конюшням, а сразу во внутренний двор, ко входу. Их карету не сопровождает слуга, открывающий двери, только возничий, из необходимости занятый лошадьми, а потому именно Эймонду приходится открыть дверь и подать руку, чтобы выходящая следом матушка оперлась на него. - Веди себя вежливо - шепчет она, и он остаётся стоять у двери, помогая выйти всем остальным. У него нет выбора. Эйгон, единственный кто мог бы взять на себя эту роль, все еще дезориентирован в пространстве. Последней выходит Висенья. Когда она, с секундной заминкой, подает Эймонду руку, ему стоит всех его усилий не одернуть ее. Не скривиться, не зарычать гневно словно разъяренный дракон. Ее касание пронзает его неожиданно-приятным томлением где-то в глубине груди. Человеческое тепло совсем не такое, как жар от печки или свечи. Проклятье