Araseta

На сцене университетского театра творился настоящий хаос — студенты носились туда-сюда, не находя себе места, декорации валялись где попало, кто-то с кем-то ругался и громко переговаривался. Все это сопровождалось музыкой, доносившийся с рояля, на котором играл преподаватель географии. Шум усиливался, от этого начинало даже закладывать уши, но, неожиданно, вся суета резко прекратилась, и студенты замерли, поворачивая свои головы в зал. — Господа, — профессор Дэвис — главный постановщик, громко хлопнул в ладоши у себя над головой, — на сегодня наша репетиция подошла к концу, но мне есть что вам сказать, — мужчина дождался, пока наступит полная тишина, откашлявшись, — если вы продолжите устраивать беспорядок, то наши финальные пробеги не будут успешными. Выступление всего через неделю, а у нас работы по горло, столько ошибок еще предстоит исправить! Было поразительно наблюдать за работой этого человека — он был способен успокоить полный зал беспокойных студентов за какое-то мгновение, строго обратив внимание на себя. Профессор сам по себе являлся очень харизматичным и энергичным мужчиной, а его репутация, заработанная многолетним преподаванием в университете, была просто безупречной. Он уже не первый раз ставил постановки на этой сцене и знал, как стоит работать с молодыми людьми, да и перечить ему никто не смел — боялись строгой критики. Альберт замер в ожидании вердикта, который профессор Дэвис выносил каждому актеру — парень сжал руки за спиной, терпеливо выслушивая все претензии, которые тот высказывал остальным. Единственное неудобство было вызвано не самым удобным сценическим костюмом, который он сегодня впервые примерил. Шинель очень плохо сходилась в груди, да и в целом была достаточно тяжелой и жаркой. Альберт чувствовал, как по его лбу медленно стекают капли пота, но продолжал ждать, не двигаясь с места. — Вот Вы, да-да, Вы, — профессор обратился к парню, стоявшему чуть поодаль, — ну кто же так играет сцену ревности? Вы же главный герой произведения, разве зритель захочет верить в то, что Кэл — противный и мерзкий человек, если Вы не показываете этого своей мимикой? Только пистолетом машетесь! Мориарти сощурился, краем глаза наблюдая за тем, кому профессор делал замечание — это был Оскар Фостер, очевидно недовольный тем, что ему сказали. Он сжал брови, что-то пробурчав себе тихо под нос. «Ну и заносчивая же скотина, — подумал про себя Альберт, опуская взгляд куда-то в пол, — играет просто отвратно, забывая даже свои реплики, но пытается строить из себя непонятно что. Будь у нас больше времени, профессор бы заменил его.» После господин Дэвис обратился к еще нескольким студентам, а позже, очередь дошла до сценической партнерши Альберта — Ирен Адлер, стоявшей от него в паре метров. Услышав свое имя, она подняла голову, с неким трепетом ожидая критику от профессора. — Вы, мисс Адлер, украшение нашего выступления, — мужчина рассыпался в комплиментах, с восторгом сжимая руки на своей груди, — Вы так прекрасно играете, это настолько убедительно, что даже я, — он сделал акцент на этом, — даже я Вам верю! Словно Вы и в самом деле знаменитая актриса Роза, Вы — она, поверьте мне на слово… я даже не смею делать Вам замечания и могу сказать, что Вы — лучшая из всех, кто собрался в этом зале. — Благодарю, профессор, но даже и у меня наверняка есть что-то, что получается не так хорошо, что-то, что я должна исправить? — и хоть ее лицо оставалось спокойным, но голос едва заметно дрожал — вероятно, она волновалась, получая мнение от опытного постановщика. — Ну конечно, но знаете… но это больше относится не к Вам, а к Вашему партнеру в том числе, — мужчина посмотрел на Альберта, задумавшись, — сцена танца выходит не слишком… живой, полагаю. Но это все равно почти идеал, я считаю, что пара репетиций и все будет как надо, мисс Адлер. — Учту это, — девушка учтиво поклонилась, придерживая себя за края платья. — Вы можете быть свободны. Она неспеша удалилась со сцены в сторону гримерок, тихо постукивая невысоким каблуком. Теперь Альберт остался на сцене с остальными, вздыхая, ожидая своей очереди. К приятному удивлению, она подошла достаточно быстро — буквально минут через пятнадцать после того, как Ирен ушла, профессор обратился и к нему. — Что по поводу Вас, господин Мориарти… — он призадумался, внимательно разглядывая того с головы до ног, — у Вас, все же, есть некоторые ошибки. Но даже с ними Вы и Ваша партнерша справляетесь великолепно, возможно, что этот дуэт один из самых удачных, что я когда-либо ставил вместе… — И что же я делаю не так? — парень наклонил голову. — Есть несколько сцен, над которыми хотелось бы поработать, например, признание в саду после бала… — профессор делал заметки в личном сценарии, разложенном на столе, который мужчина скомандовал ранее принести в зрительный зал, — она выглядит очень неестественной. Как бы сказать… все остальные сцены выглядят так, словно это — настоящие чувства, а сад… со стороны кажется, что эту часть Вы, господин Мориарти, очень плохо понимаете и знаете. У Вас какие-то проблемы с ней? — Никак нет, я помню все свои реплики и прекрасно осознаю, для чего здесь эта сцена, — Альберт сжал руки за спиной, вздыхая, солгав об этом — именно эту сцену они с Майкрофтом проигнорировали, отыграв несколько иначе, — я учту это замечание. — Все же, Вы главный герой и к Вам больше требований, сами понимаете — столько реплик, столько моментов… позвольте я расскажу поподробнее. И в течение еще минут десяти Альберт внимательно слушал то, что говорил ему господин Дэвис о его выступлении. Несмотря на общую усталость и дискомфорт, вызванный этой громоздкой шинелью, парень пытался все запомнить и даже проанализировать, понимая, что к нему у мужчины особое отношение — неплохая игра и общая харизматичность, все же, несколько превозносила его над другими студентами в глазах профессора. И если он будет ошибаться, то растеряет это доверие и восторг, а разве нужны Мориарти лишние неприятности? — …думаю, что на сегодня все, — закончил свою речь мужчина, — Вы тоже можете быть свободны. — Благодарю, до скорой встречи. Это вызвало облегчение. Альберт благодарно поклонился, опуская взгляд в пол, тут же замечая чей-то сценарий, одиноко лежавший под какой-то яркой тряпкой. Парень оглянулся по сторонам и чуть наклонившись, поднял кипу бумаг. Открыв первую страницу, он тут же узнал знакомый почерк — этот сценарий принадлежал Ирен, которая, вероятно, в спешке оставила его лежать на сцене. «Думаю, что стоит занести его, — Альберт осторожно отряхнулся, сжимая папку в правой руке, — а после можно будет сбросить этот дурацкий костюм и наконец отправиться в общежитие.» Оставляя позади душный и шумный зал, в котором Мориарти провел без перерыва порядка пяти часов, он отправился к гримеркам — небольшим комнатам, выделенным для студентов, где те могли раскидать сценические костюмы и привести себя в порядок. Парень шел несколько минут по длинному коридору, то и дело встречаясь со знакомыми — молодыми людьми, игравшими в постановке. Кто-то прощался с Альбертом, кто-то молча проходил мимо, а кто-то и вовсе не замечал, настолько впав в свои мысли. Среди них были и одногруппники, и даже его сосед по комнате, которому досталась небольшая роль в первом акте. Мориарти уставше растрепал свои волосы, тут же чувствуя влагу на руке — похоже, потным было не только лицо, но и голова. А что еще можно было ожидать от интенсивной репетиции в душном зале, наполненном людьми? Правда подобное вызывало дискомфорт, Альберту хотелось умыться и в целом привести себя в порядок, но перед этим все еще стоило посетить Ирен, отдав ей забытый сценарий. Неожиданно, на его пути появился человек, с которым столкнуться хотелось меньше всего. Из гримерки вышел Оскар, в компании еще нескольких парней, двигаясь в сторону Мориарти. Скрыться или проигнорировать его не получилось — узкое пространство не позволило бы им разминуться, Фостер, заметив парня, тут же обрадовался, заговорив первым. — Ну что, нахваливал тебя этот старый дед или как меня — критиковал так, что все желание играть отбил? — его глаза хитро сощурились, а кривые губы замерли в улыбке, — хотя нет, не отвечай, да я и сам знаю — Альберт Мориарти же настоящий талант, бесподобный дуэт с мисс Адлер, знаю-знаю… куда мне до таких, как ты. — Прекращай это, — Альберт недовольно сожмурился, чуть презрительно осмотрев того, невольно делая шаг назад, — какая тебе вообще разница? — А у тебя острый язык, — Оскар похлопал его по плечу, рассмеявшись, — впрочем, как и всегда! Я к тебе вообще с предложением, как насчет пойти со мной и парнями ночью в город, — он опустился, начав шептать, — я даже знаю, где можно достать… — Нет, — наотрез отказался Мориарти, вздыхая, — нет и еще раз нет, Оскар. У нас скоро экзамены, у меня и так голова кругом… прекрати предлагать мне эту дрянь. — Ха-ха, с каких пор ты стал таким правильным? — он удивился, чуть недовольно сжав руки вместе, — разве ты не сидишь на таблетках до сих пор? Не строй из себя святого, Альберт, и лучше, — парень сказал это чуть тише, с менее дружественным тоном, чем ранее, — не отвечай мне так, ты ведь не хочешь проблем, верно же? Мы ведь хорошие друзья, помнишь? Слова о таблетках заставили что-то кольнуть в груди. Оскар посмотрел ему прямо в глаза — в его озлобленном, пустом взгляде Альберт явно ощущал презрение. Кончики пальцев похолодели от нервов, но выражение лица Мориарти оставалось непреклонным и выражало безразличие словам собеседника. Парень лишь чуть поморщил нос, ощущая неприятное дыхание изо рта — Фостер оказался слишком близко. — Я просто устал сегодня и собираюсь отправиться спать, — Альберт отодвинулся, обходя компанию парней, — возможно, в следующий раз. — Ну смотри мне, — он фыркнул, сощурившись, — в следующий раз отговорки не принимаются, лорд Мориарти. — Как скажешь. Наконец, они разошлись. Альберт, не оборачиваясь, поспешил к гримерке Ирен, а Оскар с компанией, громко переговариваясь между собой, отправились на выход. Лишь спустя минуты две наступило облегчение, и парень смог спокойно выдохнуть — эти уроды оставили его в покое. Но слова Оскара, все же, подпортили настроение. С того момента, как он впервые попробовал эти таблетки прошло уже больше четырех месяцев. И хоть сейчас Альберт почти не прикасался к ним, желая покончить с последствиями их употребления, но время от времени, все же, срывался. Справляться с подобным в полном одиночестве было настоящим адом. «Это ведь ты впервые предложил мне их, — размышлял о словах Оскара Альберт, растерянно смотря себе под ноги, — …если бы я мог вернуться в прошлое, то никогда бы не согласился. Отказался бы от «дружбы» с таким ублюдком, как ты, Оскар Фостер.» И так, думая обо всем, что его беспокоило в последнее время, Мориарти и добрался до одной из последних комнат длинного коридора — гримерки, которую заняла Ирен. Парень вздохнул, поджимая под руку сценарий и, закашлявшись, постучался. — Входите, — раздался голос за дверью. Альберт повернул ручку в сторону и осторожно зашел внутрь. В нос сразу же ударил едкий запах каких-то сладких парфюмов, от чего парень невольно сожмурился. Он никогда ранее не бывал в этой гримерке и, прежде чем обратить внимание на Ирен, осмотрелся по сторонам. Это было небольшое, но по-своему уютное помещение — мягкое теплое освещение, красная софа в углу, заваленная сценическими костюмами, а у самой стенки — огромный туалетный столик. На нем лежала косметика, парфюмы, какая-то несуразная дамская сумочка, газеты, да и вообще все подряд. Личные вещи мисс Адлер лежали чуть в стороне, чтобы не потеряться среди всего этого хлама. Ирен сидела спиной к двери, но, услышав, как кто-то заходит подняла голову, встречаясь в зеркале взглядом с Альбертом. Ее необычные, проницательно голубые глаза буквально сияли — девушка сощурилась, складывая руки вместе. — Это ты, Альберт? — уточнила она, снимая заколку и позволяя своим золотистым волосам медленно упасть на плечи, чуть оборачиваясь, — ты что-то хотел? — Да, прости за беспокойство, но ты… забыла сценарий, — парень сделал шаг в комнату, подойдя чуть ближе, — зашел отдать его тебе. — Ох? Теперь девушка вежливо обернулась всем телом к собеседнику, отрываясь от зеркала. Альберт осмотрел ее — мисс Адлер успела стереть с лица яркую косметику, которую профессор Дэвис попросил попробовать нанести для первой репетиции в образах. Теперь ее черты лица стали еще более утонченными, губы — тонкими, а повседневное голубое платье, сменившее сценический костюм, подчеркивало аккуратную фигуру. «Она, все же, выглядит уже куда старше, чем на той фотографии, но выглядит все равно очень юной… — поймал себя на мысли Альберт, — и на контрасте с ее образом Розы она, конечно, совсем отличается…» — Сценарий? — уточнила девушка, указав на папку, которую Мориарти держал в руках. — Ах, да… — он тут же протянул ее, чуть поклонившись, — я нашел ее под небольшой тряпкой, там твоя роспись и выделены твои реплики, так что… Ирен быстро пролистала страницы сценария, качая головой. — И в самом деле, это мой, — заключила мисс Адлер, откладывая его в сторону, ближе к своей сумочке, — какая же я бываю иногда забывчивая дурочка, — девушка игриво улыбнулась, манерно прикрывая свои губы рукой, — благодарю тебя. — Не за что, — отмахнулся Альберт. И хоть Ирен в качестве признательности отправила воздушный поцелуй, Мориарти никак не обратил на это внимание. Он продолжил рассматривать комнату, погрузившись в свои мысли. Девушка же развернулась обратно к зеркалу, неспеша расчесываясь и приводя себя в порядок. — Что тебе сказал профессор, — мисс Адлер, несмотря на непродолжительное молчание, решила продолжить их диалог, — говорил что-то о наших общих сценах? — А, об этом… — он отвлекся, сжав брови, задумавшись, — критиковал некоторые моменты, но особенно ему не нравится то, как мы играем сад и танцуем. Хотя и отметил, что проблема по большей степени во мне. — Что-то не так? — не отрываясь от своего дела поинтересовалась Ирен, растрепав рукой волосы, — ты плохо запомнил свои слова, может, мало практики в танцах? Хотя, наверное, это было бы удивительно, учитывая твое аристократичное происхождение. — Я ответственно подхожу к роли и, прошу заметить, танцую тоже хорошо, — Альберт прикусил свою губу, тут же запнувшись, — может дело в том, какие эмоции в это вкладываются. Знаешь, — парень сжал руки на груди, уперевшись о стену, — профессор сказал, что восхищен тем, как ты вальсируешь — где ты этому научилась? Может, если у тебя получается это куда лучше, чем у меня, поделишься своими секретами? Подобная просьба удивила Ирен, заставляя даже на мгновение остановиться, сощурившись. Девушка провела по своим губам пальцем, смывая остатки яркой помады, тут же улыбнувшись. — …там же, где и ты этому научился, Альберт, — ее яркие глаза сверкнули в гладком отражении зеркала, — возможно, что я была более примерной ученицей. — Ты ведь не аристократка, — парень сжал руки за спиной, прервав ее. — М? — она продолжала приводить себя в порядок, но от беспечного, даже немного глупого поведения не осталось и следа — теперь Ирен с каким-то азартом наблюдала за Мориарти, стоявшим позади, — сомневаешься в моем происхождении? — Не думаю, что имеет значения, кто ты и откуда, чем занималась раньше, скорее, это личный интерес, — Альберт выпрямился, внимательнее разглядывая ее, — откуда простая девушка могла научиться так хорошо танцевать в столь юном возрасте? И если тебе в самом деле любопытно, то твое происхождение выдают мелкие детали. — Какие же? Альберт погрузился в размышления. Он и до этого подмечал в Ирен что-то, что отличало ее от дам из высшего общества, несмотря на безупречные манеры. Что-то, что однажды уже помогло определить происхождение Майкрофта при их первой встрече — несмотря на то, что тогда парень был одет очень хорошо, его выдали совсем незначительные черты. — Начну с того, что я никогда не слышал о семье Адлер, а это как минимум странно. — Невозможно знать всех на свете, ни для кого ни секрет, что я приехала в Лондон два года назад, — Ирен прервала его рассуждения, — уж поверь, я прекрасно знаю, что слухи обо мне очень хорошо расползлись по театру. — Твои руки, — Альберт кивнул в сторону девушки, — еще на наших первых репетициях я заметил очень мелкие шрамы, которые появляются от тяжелой работы, чаще всего от ухода за садом. Стоит отметить и осанку, как бы ты не старалась ее держать, скрыть ее несовершенства не получается. Поверь мне на слово, — он вздохнул, прикрывая глаза, — это бросается в глаза только если ты хорошо знаешь дам из высшего общества и обладаешь наблюдательностью. Если для тебя важно сохранить в тайне простое происхождение, мне не за чем это раскрывать. После наступила непродолжительная тишина — Альберт сжал руки, ожидая услышать ответ мисс Адлер. Девушка же едва нахмурила свои брови, прекращая расчесываться. Несколько мгновений она продолжала смотреть в одну точку, а после, как-то неестественно рассмеялась. — Сначала танцам меня научила одна добрая официантка на родине, позже — бродячий цирк, а по прибытии в Лондон пришлось внимательно наблюдать за уже состоявшимися актрисами и пытаться повторить их движения, — быстро ответила Ирен, пожимая плечами, — надеюсь, что больше ты не станешь докучать меня вопросами и догадками. — Значит, моя мысль верна, — спокойно ответил ей Альберт. — Предположим, но это не должно тебя никак касаться, как и кого-либо еще, — она задумчиво опустила взгляд на свою сумку. — Я говорю это не потому, что хочу создать глупые сплетни или испортить твою репутацию, — он прикрыл глаза, — да и если что, то ты первая солгала. — Тх, — с иронией в голосе заключила девушка, — приятно слышать. Ирен начала неспеша собирать свои вещи со стола — несколько парфюмов, косметику, аккуратную расческу, текст сценария. Мориарти продолжал молча наблюдать за этим, поймав себя на одной мысли. «Лжет о своем происхождении, но ведь у каждого вранья есть причина… — парень отвел взгляд в сторону, — возможно, она заключается в отношении к простым людям? Вряд ли бы от нее все были в таком восторге, узнав, что она из простой рабочей семьи…» Спустя минут пять мисс Адлер поднялась с места, подправляя свое голубое платье, накидывая на плечи плащ. Альберт встретился с ней взглядом, немного неловко замерев. — Я, так и быть, дам тебе пару советов, но на следующей репетиции, а сейчас, — она кивнула в сторону двери, — я пойду. — Да-да, разумеется, благодарю тебя… — Мориарти вежливо кивнул, освобождая проход, выходя вслед за ней в коридор, — Ирен, тебя не нужно проводить? — В каком смысле? — Если я не ошибаюсь, то сейчас уже около десяти часов вечера, на улице уже достаточно темно… ты далеко живешь отсюда? — Не стоит беспокоиться обо мне, — она прикрыла свои губы рукой, рассмеявшись, все же посчитав этот вопрос достаточно очаровательным, — восточная часть Лондона, но я доберусь на карете. Очень благородно с твоей стороны предложить даме помощь. — Мне это совсем несложно, — он развел руками. Наконец, этот утомительный бесконечный день в театре подошел к концу. Альберт вместе с Ирен проследовал на выход, на ходу снимая со своих плеч шинель, оставляя ее недалеко от одной из гримерок — в любом случае, на следующей репетиции он все равно найдет ее. И только сейчас парень стал ощущать сильную слабость в ногах, заставляющую тело невольно дрожать. Хотелось как можно скорее рухнуть в постель и забыться в крепком сне, отпустить свои переживания и усталость хотя бы на несколько часов, но до корпуса общежития предстояло еще добраться. И хоть оно находилось не так уж и далеко от территории их университета, но Альберту предстояло пройтись, минут так, двадцать-тридцать до него. Легкий ветер приятно обдул горячее лицо молодых людей и, хоть Ирен невольно сморщилась, придерживаясь за растрепавшиеся волосы, она была довольна наконец оказаться на свежем воздухе. Девушка остановилась под фонарем, сжимая двумя руками ручку сумки, всматриваясь куда-то на дорогу. — Тебе точно не страшно? — уточнил Альберт, подойдя ближе, — я могу подождать твою карету. — Повторюсь: не стоит, я не боюсь темноты, — она вежливо отказалась, поворачиваясь к нему — лицо Ирен вновь выглядело довольным, девушка улыбалась так, словно того неловкого разговора между ними не было, — ах, пока я жду… у тебя, случайно, нет спичек? — Спичек? — он удивился, все же похлопав по своим карманам, — зачем они тебе? — Поджечь сигарету, разве не очевидно? Все же, чем больше он узнавал эту девушку, тем больше ей поражался — такая хрупкая и аккуратная, кажется, абсолютно правильная, претендующая на роль аристократки, курит? Альберт опустил свои руки в карманы брюк, но обнаружил там лишь несколько монет, которые он забыл выложить после прогулки по городу. Он помотал головой, демонстрируя ей отсутствие спичек. — Нет, я их не ношу с собой, — Мориарти пожал плечами, — я вообще не курю, так что… у меня их никогда и нет. — Удивительно для студента, обычно они все постоянно ходят с сигаретами во рту, — мисс Адлер несколько разочарованно хмыкнула, постукивая своим каблуком, переминаясь с ноги на ногу, — выходит, не судьба. Альберт поднял свою голову наверх, разглядывая ночное небо — сегодня оно было затянуто темными облаками. Вокруг была невероятная тишина и парень не слышал почти ничего, кроме свиста крепчавшего ветра и цоканья копыт — вероятно, подъезжала карета мисс Адлер. Хоть ничего его не задерживало, но почему-то Мориарти продолжал стоять на месте, погрузившись в свои мысли. «В эту субботу будет месяц, как я не посещаю Бейкер-стрит, — пронеслось в его голове, — …интересно, как Майкрофт объяснил это мисс Хадсон? Может, он уже всем поделился? Ха-а…» Это по-настоящему угнетало. Альберт не мог прожить ни дня с того момента без беспокойств по поводу их ссоры, но парни даже не разговаривали. Более того — нечаянно пересекаясь с Майкрофтом в университете он пытался спешно исчезнуть в толпе, а после занятий торопился сразу отправиться в комнату, пытаясь отвлечься от всего этого подготовкой к экзаменам. Хотя выходило, конечно, скверно — о какой учебе шла речь, когда давящее чувство вины росло с каждым днем? Альберт действительно очень сильно скучал за Холмсами, скучал за ставшим ему вторым домом Бейкер-стрит, но понимал, что не может вернуться, пока не разберется со всем, во что он ввязался. И пока он не сыграет в «Буре», гарантий на спокойную жизнь не было. Мориарти пришел в себя лишь тогда, когда рядом со зданием театра показалась карета — мисс Адлер тут же подняла голову, поторопившись подняться в нее. — До встречи, Ирен, — парень кивнул, провожая ее, — …и лучше бросай сигареты — они портят легкие. — До встречи, Альберт, — она на мгновение обернулась, остановившись, — благодарю за беспокойство, я знаю, — мисс Адлер сказала это чуть тише, — советую тебе поступить также. Никакая зависимость до добра не доводит. От того, что он услышал на мгновение ушла земля из-под ног — Альберта кинуло в холодный пот, а сердце забилось в несколько раз быстрее от чувства тревоги, образовавшегося где-то в груди. До этого момента Ирен вела себя достаточно беспечно, но эти слова прозвучали серьезно. Взгляд юной актрисы стал куда внимательнее и, проницательно осмотрев растерянного Мориарти с ног до головы, девушка поспешила занять свое место в карете, захлопнув дверь. — …о чем ты говоришь? — едва смог задать свой вопрос парень, чувствуя, как у него начинают дрожать руки. — Не только ты обладаешь наблюдательностью, лорд Мориарти, — Ирен посмотрела на него через окно кареты, вздыхая — по ней было видно, что она хотела сказать что-то еще, но время поджимало и кучер начал недовольно ругаться, — береги себя. Такое хорошим не кончается. Прежде чем хоть что-то осознать или задать очередной вопрос, Альберт впал в ступор — тело буквально занемело. Он не мог оторвать свой взгляд от одной точки, в висках начало бешено колотить и жаром отдавать в конечности, а бредовые мысли спешно обволакивали помутившееся сознание. Волосы на голове взмокли еще сильнее, но в этот раз от нервов. Черт возьми, что это было? Лишь спустя минуты три Мориарти смог прийти в сознание, только тогда постепенно осознав реальность вокруг себя — вот, он стоял под тусклым светом фонаря, в полном одиночестве, проводив карету с Ирен. Тело, что, кажется, стало на какое-то мгновение чужим, принадлежало ему. Альберт провел успокаивающий ритуал, касаясь себя и глубже вздыхая, наконец осознавая это. Еще чуть-чуть и «приступ» случился бы с ним прямо здесь, но парню удалось пресечь это, слабо сгибаясь и подаваясь чуть вперед, переводя сбитое, тяжелое дыхание. «Мне нельзя больше оставаться на улице, — пронеслось в его голове, — …никто не должен увидеть меня в таком состоянии, иначе у меня точно будут неприятности. Я должен… — в тело Альберта неожиданно ударила болезненная слабость, от чего ему пришлось схватиться за фонарный столб, чтобы не потерять равновесие, — …должен добраться до общежития как можно скорее.» Альберт почувствовал, как его горячие щеки обдал ледяной порыв западного ветра — он крепчал. Листва на деревьях начала шелестеть, а волосы растрепались. Становилось холодно. Теперь мотивация добраться как можно скорее до общежития стала сильнее, а испортившаяся погода придавала сил, чтобы идти дальше. Придерживая себя за край пальто, Альберт сделал несколько шагов, пытаясь убедиться, может ли он продолжать двигаться. Дорога до общежития в обычное время казалась легкой прогулкой, но сейчас же превратилась в настоящее испытание. Прежде красивые дома и витрины магазинов, которыми Альберт любовался, прогуливаясь здесь с Майкрофтом и Шерлоком, стали серыми и абсолютно незнакомыми — единственное, по чему мог ориентироваться парень, это тусклый свет фонарей, освещавших дорогу. Беспокойные мысли делали голову горячей и даже ветер, усилившийся у воды — Мориарти шел по мосту через Темзу, не остужал ее. Непроглядная темнота и тишина давили, заставляя почувствовать тяжелое, опустошающее одиночество. Он был один на один с эти неприветливым городом, который так и не смог стать ему родным домом. Он был чужим здесь — был чужим для людей, чувствовал себя таким последние несколько месяцев. Но если это так, возможно ли, что его место и в самом деле было в Дареме, рядом с семьей в небольшом городке, где Альберт родился и вырос? Нет, там ему было еще более тошно, чем в Лондоне. И в этом было страшно сознаться самому себе — подобный побег от реальности, сделавшей ему так больно, был обречен на провал. И дело было не в семье или том, что его не приняли здесь, вовсе нет. Альберт был сам виноват во всем, что с ним происходит. По крайней мере, он был убежден в этом. «Если бы я был лишь немного… лучше, чем я есть, — подумал он, сбавляя шаг на мосту, замирая, — …я бы был «дома». И мне не пришлось бы скрывать правду от Майкрофта, от того, кто мне… — парень опустил свой взгляд вниз, — по-настоящему дорог.» Под ним была мрачная, ледяная бездна — ветер поднимал беспокойные волны на Темзе, завораживая своим видом. Оторваться от этого зрелища и в самом деле было невероятно тяжело, особенно когда голову заполняли навязчивые мысли — оказаться в этих смертельных объятиях, спрыгнув вниз. «Возможно, это единственный правильный путь, который у меня остался, — рука Альберта легла на мокрую ограду, теперь он позволил обсессиям захватить его сознание полностью, — если я спрыгну, как быстро мое тело выбросит на берег? Может ли, что его никогда даже и не найдут, — от этого на лице появилась кривая, горькая улыбка, — тогда, никто и не узнает, что я похоронил себя в водах Темзы. Будут ли меня искать в городе, примут это за похищение или же… или же как можно скорее забудут о произошедшем?» Разве останавливало его сейчас хоть что-то? Вовсе нет. От этого решения его отделяла лишь невысокая ограда — стоило лишь приложить усилия и Альберт бы оказался в воде через считаные секунды, наконец закончив все свои страдания. Больше не придется метаться между тем, что было дорого сердцу и тем, что должно было быть «правильным», больше не придется утаивать правду от Майкрофта — мертвые отлично хранят тайны. Раз — он хватается руками за ограду, закидывает ноги и поднимается, оглядывая мрачный, такой чужой ему город. Два — в последний раз делает полный вдох грудью. Закрывает глаза — все же, в глубине души боится увидеть смерть, хоть и питает к самому ее факту равнодушие. Три — в ушах свистит ветер, а еще через мгновение все тело словно пронизывают тысячи игл — ледяная вода любовно и так по-матерински принимает его в свои смертельные объятия. Она обещает спрятать Альберта от всех бед мира в своей непроглядной глубине. И, чтобы осуществить это, сбежать, в этот раз навсегда, ему стоит… только лишь сделать эти три шага. Но Альберт медленно отстраняется, убирая руки в карманы своего плаща, чувствуя, как его пробивает ледяной пот. Тело дрожало. Осознание того, что в его голове только что появился подробный план самоубийства, заставляло ноги подкоситься, а сердце — забиться в несколько раз быстрее. …нет, он не мог позволить себе покончить с собой. И дело было не только в огромном чувстве вины и ответственности, которую он возложил на себя за братьев. Убить себя — предать их окончательно. Но и в Майкрофте Холмсе. Человеке, что смог изменить его жизнь раз и навсегда. Тому, кому принадлежало сердце Альберта — от и до, — тому, чье лицо было бы последним предсмертным образом в мучительной агонии, что парень испытал бы, теряя сознание, отправляясь на дно. Что-то, все же, удерживало его от этого рокового прыжка. Тоскливое чувство и какая-то тлеющая надежда того, что их отношения еще возможно спасти. Одна лишь надежда — на конец «Бури». Весь оставшийся путь до общежития Альберт провел словно в тумане. Позади остался злосчастный мост, ветер чуть стих, но дрожь все равно пронизывала тело — парень вымок и продрог. Мысли о суициде остались там же, где и столь манящая, смертельно красивая Темза — далеко не в моменте, когда парень приближался к общежитию. Изнеможение в теле свело на «нет» все тревоги, заставляя думать лишь о базовых потребностях. Альберт грезил теплой постелью, где он сможет забыться в хоть и недолгом, но относительно спокойном сне. Мориарти оказался на территории, уставше поднимая взгляд куда-то вдаль — в его корпусе горели огни в окнах. Теперь оставалось пройтись всего каких-то пять минут, подняться на этаж, доползти по темному коридору к самой последней комнате… и Альберт был свободен. Ни о какой подготовке к экзаменам, о которой он ранее солгал Оскару, речи и не шло. Силы были на исходе. Неожиданно, из темноты показалась чья-то фигура. Первые секунды это был просто размытый, высокий силуэт и Альберт не обратил на него должного внимания — возможно, это был какой-то профессор или студент, направляющийся в город. «Хоть и странно, уже довольно поздно, — он настороженно сощурился.» И лишь через еще мгновение парень замер, тело вновь занемело, как у театра — этой фигурой оказался Майкрофт, спешивший ему прямо навстречу. — Альберт, постой!... Несмотря на всю слабость, хотелось как можно скорее сбежать оттуда, но было уже поздно. Сейчас Мориарти стоял прямо посреди небольшой аллеи, ведущей к корпусу, неподвижно наблюдая за тем, как человек, встречи с которым он так старался избегать, приближался к нему. В горле тут же пересохло — Альберт замер, не смея проронить ни слова. — Альберт! — Майкрофт подбежал к нему вплотную, тут же резко хватая парня за плечи, поднимая свой уставший, несколько напуганный взгляд — от этого у Мориарти перехватило дыхание, — прошу, послушай меня. Альберт продолжал молчать, едва найдя в себе силы, чтобы осмотреть Майкрофта с ног до головы. Тот выглядел запыхавшимся — волосы растрепались в разные стороны, одежда помялась, а на лбу выступили капли пота. Кажется, Холмс торопился. — Вот так, хорошо, вот так… — Майкрофт провел по его рукам, словно пытаясь убедиться, что он действительно не сбежал, что-то тихо повторяя себе под нос, — Аль, прошу, нам нужно поговорить. Это срочно. Альберт понимал, что ему не оставляли выбора. Оказавшись в крепких руках Майкрофта тело, и без того изнеможенное тяжелым днем, буквально растворялось в них. Где-то глубоко на подсознательном уровне он понимал, что не сможет вечно бегать от Холмса и рано или поздно столкнется в этом неловком и страшном разговоре. Одно лишь — Альберт не был готов к этому сейчас. Но выбора не было. — Доброй ночи, Майкрофт, — на его лице появилась притворная, но настолько свойственная ему улыбка, — насколько срочно? Сегодня я устал, это может подождать? Лишь закончив говорить, Альберт осознал, как же противно и глупо он выглядел. «Насколько срочно, черт возьми? — сердце забилось быстрее, а щеки покраснели от жгучего чувства стыда, — и у меня хватает совести это спрашивать? Притворяться, словно ничего не произошло?» Выражение лица Майкрофта лишь подтверждало тревожные, совсем невеселые мысли. Парень нахмурился, тяжело вздыхая, припадая к Альберту как можно ближе. — Тебе нельзя играть в «Буре», — резко, Холмс поставил его перед фактом, прошептав это, — ни в коем случае. Мориарти замер. Сейчас он готовился к худшему и ожидал услышать что угодно — от слов презрения по поводу его зависимости до писем от матери, но… — Какого… — парень сощурился, несколько растерявшись — взгляд Альберта уперся куда-то вниз, — о чем ты вообще? Почему это еще нельзя? Чувство тревоги росло, но вместе с тем в голове беспрерывно возникали вопросы. Этот разговор начал превращаться в кошмар. Кажется, если бы Майкрофт напрямую сказал, что ненавидит его за зависимость от таблеток, он бы чувствовал себя менее опустошенно, чем есть сейчас. — Это все один большой обман, подстава… — несмотря на неискренность Альберта, Майкрофт продолжал придерживать его за плечи, пытаясь вразумить того — он выглядел ужасно встревоженно, — ты в опасности. Смертельной. Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. После сказанного между парнями повисла напряженная тишина — Майкрофт тяжело дышал, еще крепче вцепившись в плечи Альберта, а тот же, в свою очередь, замер на месте. Слова Майкрофта уносил ветер, но они продолжали эхом отзываться в голове: Опасность. Смертельная. Лишь спустя несколько секунд Альберт осмелился поднять свой взгляд. Желание узнать правду было сильнее, чем тревога, готовая вот-вот захватить все его сознание и приблизить к очередному «приступу». — О чем ты говоришь? — голос Мориарти дрожал, как бы он ни пытался это скрыть. — Я слышал разговор Оскара, когда возвращался в общежитие из города, — Майкрофт сделал небольшую паузу, словно собираясь с силами, чтобы произнести это, — во время спектакля он собирается убить тебя. Эти слова заставили невольно вздрогнуть и сжаться что-то глубоко внутри — от услышанного Альберт пошатнулся, чувствуя, как ноги становятся ватными. Этого не может быть. Это все не могло быть правдой. «Что делать? — судорожно придерживая Майкрофта за руку, парень отвел взгляд, — …что я, что он…» И хоть теперь в его голове наконец складывался пазл, но поверить в это было сложно. Такой ублюдок как Оскар и в самом деле мог желать ему смерти, но какова была причина? Какой был смысл в убийстве Альберта — тот и сам был из семьи аристократов, дело было не в деньгах. Возможно ли, что личная неприязнь? Вряд ли. «Будет глупо совершать подобное дело ради чего-то настолько мелкого», — подумал про себя парень. «…я не могу отказаться от «Бури», — Мориарти пытался расставить приоритеты в ситуации, в которой он оказался, — это… слишком дорого мне обойдется, даже если на кону моя жизнь.» — Прошу тебя, — обеспокоенный голос Майкрофта вернул его в реальность, — откажись от игры, чего бы тебе это не стоило. — Прости, но я не могу так поступить, — он помотал головой, вздыхая, пытаясь найти хоть какое-то объяснение той информации, что только что узнал, — бросить главную роль — обречь на провал целое выступление и подставить Ирен, — неожиданно, Альберт вспомнил о девушке, цепляясь за нее, как за последний шанс, — я не могу подвести такое большое количество людей лишь из-за какого-то разговора, который я даже не слышал. Ответить настолько прямо и подвергнуть слова Майкрофта сомнениями было очень опрометчиво — это тут же заставило парня нахмуриться и придвинуться еще ближе, лишь крепче сжимая Альберта за плечи. — Ты вообще слышишь себя? — он чуть встряхнул его, совсем не понимая такого безразличия к ситуации, — как ты можешь ставить выступление выше собственной жизни?! — Я и не ставлю, — Мориарти солгал, сказав это чуть тише, — это очень важно для меня, это… мои принципы, а ты, — парень постарался посмотреть в его глаза настолько спокойно и непринужденно, насколько у него это могло получиться, — если пытаешься так что-то узнать, то это низко. А если лжешь, стараясь уберечь от чего-то не столь серьезного, то… — он сглотнул, убирая его руку со своего плеча, — я прошу тебя прекратить. — Как я могу лгать тебе о такой серьезной вещи? — это заявление, очевидно, обескуражило Майкрофта, но он не позволил себе повысить голос, пытаясь держать себя в руках, — Оскар хочет убить тебя, разве этого недостаточно, чтобы отказаться от пьесы? — Изволь, но что конкретно он сказал? Может, выразился… фигурально? — Альберт покачал головой, — разве можно по обрывку разговора понять что-то? К тому же… ты и ранее плохо относился к Оскару, не думаешь, что дело может быть в личном восприятии? Холмс замер в непонимании, вызванном спокойствием Альберта на этот счет. Порыв прохладного ветра неожиданно растрепал их волосы, обдул разгоряченные от нервов щеки, словно пытаясь так привести в чувства. Вновь повисло непродолжительное, но угнетающее молчание. Теперь вопросы появились не только у Альберта, но и у его партнера. Разве может человек отрицать и всячески искать оправдание столь страшным и серьезным заявлениям? Почему Мориарти не хотел воспринимать это, почему ставил цену роли в спектакле выше, чем цену за собственную жизнь? На самом деле, ответ на это был довольным простым и выходил из всех обстоятельств, что свалились тяжелым грузом на его плечи в последние месяцы. Те обстоятельства, о которых Альберт умалчивал, те, что он тщательно скрывал и переживал наедине с собой. Именно та самая причина, по которой он и обрел эту злосчастную, на самом деле нежеланную и тяготившую его роль главного героя «Бури». Мориарти прекрасно осознавал, что его жизни угрожает опасность и заявление Майкрофта напугало его до дрожи в теле, но, как бы сильно он ни боялся, это не пересиливало страх за то, что с ним могло случиться за отказ от игры в спектакле. Но рассказать всю правду Альберт не мог. Он надеялся на скорейшее окончание всего этого затянувшегося кошмара и не мог позволить Майкрофту помешать его планам, даже если его слова и были серьезным заявлением. Как бы ни хотелось прислушаться, приходилось ставить их под сомнения. — Хорошо, раз ты не хочешь верить мне, то расскажу все в деталях, — Холмс уставше выдохнул, досадно поджимая губы, — этим вечером я был в городе, в магазине, чтобы купить несколько нужных нам с Шерлоком вещей. Возвращаясь, я встретил компанию Оскара на углу, сразу за театром — кажется, что около десяти. В это время у вас закончилась репетиция? — Я полагаю? — В любом случае, это не так важно. Не могу сказать почему, но у меня болело сердце, — Майкрофт задумался, прикрывая глаза, — не буквально, а как принято говорить… образно? Проще говоря, я решил, что они могут говорить о чем-то, что может касаться чего-то важного и... невольно подслушал их разговор. — Совсем не похоже на тебя, — перебил его Альберт. — В каком смысле? — Никогда ранее ты не полагался на то, что, по твоим словам, у тебя болело. И хоть Мориарти и имел в виду склонность Майкрофта к рассуждениям и логике, нежели какой-то интуиции, но эти слова парень воспринял крайне плохо. Хоть ничего и не сказал, но это было заметно по поникшему, расстроенному взгляду куда-то в сторону, словно сквозь партнера. Альберт тут же притих, почувствовав себя ужасно виновато. — …они говорили о театре, обсуждали тебя и Ирен, а после, — Холмс продолжил свой рассказ, словно ничего не произошло, — Оскар сказал, что ждет не дождется твоей смерти в «Буре». — Но ведь мой персонаж по сюжету умирает в последнем акте, когда мисс Роза стреляет в него, — парень попытался скривить улыбку, — похоже, ты его неправильно понял. — А вот и нет! — он громко возразил, невольно повышая голос, — Альберт, пожалуйста, отнесись серьезно к тому, что я говорю. Он говорил, насколько тщательный был этот план и как же «хорошо, что этот проклятый Мориарти наконец сгинет, а его тупая напарница еще и окажется виноватой», этого недостаточно? Как ты хочешь оправдать это? Пойми, — Майкрофт уткнулся в его лоб своим, — ты в большой опасности. И Ирен, хоть я и не знаю, что этот подонок собирается сделать. Во взгляде, которым Майкрофт буквально прожигал того насквозь, читалась какая-то безысходность. Он умолял не прямо, но делал это всем своим видом — крепко прижимал Альберта как можно ближе к себе, старался не повышать голос, держать эмоции под контролем, несмотря на то, что Холмсу было наверняка чертовски страшно. «Я хочу уберечь тебя» — именно то, что отражалось в этих беспокойных, таких утомленных, но все еще любящих глазах. И это заставляло сердце рваться на части, возвращаясь к чувству вины, расщепляющего личность Альберта с каждым днем все сильнее и сильнее. Будет ли он смотреть на него так же, если узнает все грязные секреты? А если Майкрофт все еще тут лишь потому, что не успел прочесть тот рецепт? И если сейчас Альберт послушается его, то вскоре окажется в уязвимом состоянии, когда вся правда будет оголена. А если откажет — подвергнет себя опасности. …и это, в самом деле, казалось лучшим выходом из ситуации. «В жизни не позволю ему это узнать, точно не сейчас, — подумал Мориарти прежде, чем дать ответ, виновато опуская взгляд в пол, — прости меня, Майки. Мне опять приходится лгать тебе, лишь ради того, чтобы тешить себя надеждами на второй шанс.» Майкрофт медленно приблизился к его лицу, а от его теплой руки на мокрой щеке загорелось что-то внутри. Но это было не привычное тепло, тепло от нежной любви, это был самый настоящий неконтролируемый пожар, безжалостно сжигающий все на своем пути. Словно обжигаясь о него, Холмс тут же отдернул руку, когда Альберт вырвался из его объятий. — Я не откажусь от игры в «Буре», прости, но я не могу поверить в подобное, — и хоть в горле вставал ком, пока он произносил эти слова, Альберт все же пытался держаться, — я сам смогу разобраться с тем, кто мне друг, а кто враг. Сейчас я очень устал для разговоров. — Аль… — в его голосе слышалась тоска, Майкрофт почти впервые выглядел настолько эмоционально, растерянно протянув к нему руку, — мы должны поговорить, я… я все еще хочу объясниться и поговорить о том, что произошло— — Довольно! Альберт пошатнулся, но все же сделал шаг назад, не позволяя коснуться себя вновь. От услышанного начало тошнить, голова буквально поплыла — еще чуть-чуть, и парень бы потерял сознание на месте. Допуская мысли о том, что Майкрофт спросит о чем-то, что случилось месяц назад, в его комнате… нет, это определенно окончательно испортило бы и без того надломившиеся, почти обреченные отношения. После «Бури» Альберт был бы в относительной безопасности и, возможно, тогда смог бы набраться смелости для подобного разговора. Но точно не сейчас. — Хватит с меня, я ужасно устал и ухожу, — он развернулся в сторону своего корпуса, прикрывая глаза, — доброй ночи. — Альберт, постой!... Но Альберт не остановился. Услышав свое имя, он почувствовал странный прилив сил, позволивший ему зашагать настолько быстро, насколько это было возможно. Несмотря на изнеможение, что несколькими минутами ранее буквально сковывали тело, парень продолжал идти. Как можно дальше и быстрее — голос Майкрофта, оставшегося стоять в той аллее, уносил порыв сильного ветра. Мориарти не помнил, как прошел оставшийся путь, но вот, мгновение, и он уже стоял на пороге своей пустой комнаты, его сосед сегодня не ночевал в общежитии. Силы вновь покинули его — парень медленно сполз по стене на пол, пытаясь ухватиться хоть за что-то руками, прикрывая глаза. В ушах шумело, в голове творился настоящий бардак, весь поток тревожных, самых разных мыслей крутился и не давал покоя, заставляя Альберта сжаться от бессилия. Что теперь он должен был делать? «Прости меня, прости меня, прости, — словно молитву, повторял про себя Мориарти, припадая лицом к прохладной половице, — это все кончится, все кончится, кончится…» Больше он не мог думать ни о чем — ни о происхождении Ирен, ни о спектакле и своих сценических ошибках, ни о том, каким же Оскар был мерзавцем, ни о том разговоре, что забрал у него все силы. Не был в состоянии даже излить ненависть и горькую обиду на себя, размышляя об обрывании собственной жизни на том мосту. Альберт был утомлен. Смертельно утомлен — настолько, что от перегрузки в голове его даже не охватил привычный «приступ», тоскливые слезы не полились по щекам, заставляя чувствовать себя еще более жалко. Альберт просто закрыл глаза и мгновенно провалился в странный сон, похожий на потерю сознания, не способный даже подняться с пола, чтобы лечь в постель. Тело и разум были слишком измотаны, чтобы сделать это. И оказавшись во сне парень видел лишь тьму — бездну, как и ту, что манила его на обрыве Темзы. Хоть и ненадолго, но он смог погрузиться в нее. Все же, сон действительно напоминал кратковременную смерть.

***

В университетском театре творился настоящий хаос, но в этот раз он был последним и решающим — наконец, наступил день премьеры. До начала «Бури» оставалось не больше получаса, которые юные актеры проводили в самой настоящей панике. Как бы профессор Дэвис ни пытался приободрить студентов, беспокойный шум в гримерках не стихал. — Господа, сосредоточьтесь на текстах, прекратите суетиться, время есть! — мужчина бегал от одной комнаты до другой, — будете нервничать — вспотеете, испортите нанесенный грим, прически… Бога ради, тише! Альберт находился в своей гримерке, заканчивая с макияжем — теперь, после десяти минут перед зеркалом, его лицо выглядело ярче от нанесенной косметики. Мориарти молча разглядывал результат своих стараний. «Первый акт, первый акт… — он проговаривал про себя реплики, полностью сосредотачиваясь на предстоящем выступлении, — ах, мисс Роза, как счастлив я встретиться с Вами в этот день…» — Мистер Мориарти, а вот и Вы, — неожиданно, на пороге гримерки появился профессор, прикладывая руку ко лбу, пытаясь отдышаться, — у Вас-то все в порядке?! Альберт удивленно обернулся, встречаясь взглядом с мужчиной. Он сложил руки вместе, улыбнувшись. — Здравствуйте, профессор, у меня все хорошо, — парень кивнул, — можете не беспокоиться. — Ничего не забыли? — Ничего не забыл. — С костюмом проблем больше нет? — уточнил Дэвис, сощурившись. — Никак нет, после примерки смогли подобрать на размер больше, — Альберт отмахнулся, неспеша поднимаясь с места, на ходу разглаживая шинель, — Вы что-то хотели? — Всего лишь проверяю студентов. Многие из них словно совсем не готовы — носятся туда-сюда, причитают, да бесконечно ходят курить, — он выдохнул, тут же выпрямившись, — кстати об этом, я… я искал мисс Адлер, Вы ее не видели? — После репетиции она, вероятнее всего, отправилась в свою гримерку? — Ну я же не дурак, господин Мориарти, — профессор покачал головой, — разумеется я проверил, ее там нет. От того и интересуюсь, не пересекались ли Вы со своей сценической партнершей. — Нет, — Альберт развел руками, — после репетиции мы не виделись. — Весьма досадно… — мужчина нахмурил брови, от чего на его лбу выступили морщины, — я бы хотел поговорить и с ней, но времени совсем не осталось — нужно переговорить с музыкантами, проверить декорации… не могли бы Вы найти мисс Адлер? — Разумеется, — Альберт утвердительно кивнул, сжимая руки у себя за спиной, — мне нужно ей что-то передать от Вас? — Да, — услышав согласие, лицо профессора тут же засияло, — уточните, все ли у нее хорошо и предупредите, что платье к последнему акту может задержаться, а потому времени на переодевание будет мало. И пожелайте от меня удачи, — он улыбнулся. — Хорошо, я сделаю это. — Бесконечно благодарю вас, мистер Мориарти, а сейчас, — Дэвис спешно махнул рукой, исчезая в коридоре, — вынужден оставить Вас! Мужчина покинул гримерку. Его появление отвлекло от изначального занятия Мориарти — повторения текста. Столь внезапное поручение от профессора не позволяло вернуться к этому делу. Похоже, теперь придется полагаться лишь на свою память. «Может, оно даже к лучшему, — подумал Альберт, выходя из комнаты вслед за профессором, — не буду перегружать голову сценарием и заодно пройдусь. Возможно, станет чуть легче.» Оказавшись в коридоре, парень почувствовал мгновенное облегчение — хоть тут все равно было душно, но не настолько сильно, как в тесной, заваленной комнате. Состояние и без того было достаточно противным. Общая усталость от недосыпа — накануне Альберт сильно нервничал, от генеральной репетиции и напряжения перед предстоящей сценой… честно, держаться на ногах помогали лишь мысли о том, что сегодня должно было все закончиться. Но даже если и так, кончались ли на этом проблемы? «…ты в опасности, — невольно прокручивал в голове слова Майкрофта парень, сощурившись, — …но что я могу поделать? Предупредить Ирен, быть осмотрительней? Может, он все это и вовсе выдумал…» С того разговора прошло, кажется, совсем ничего, но по ощущениям это была целая вечность. Теперь к обычным тревожным мыслям добавились и размышления о том, что во время «Бури» должно что-то случиться. Как бы ему ни хотелось в это не верить. «Надеюсь, что вечер настанет как можно скорее, — Альберт шел по коридору, оглядываясь по сторонам, в поисках Ирен, — и я забуду обо всем, как о страшном сне…» Мориарти потратил минут десять, чтобы обойти основные места в театре, но ни в одном из них он не нашел девушку. Тогда, в голове появилась мысль — что, если она была на улице, среди куривших там молодых людей? Он поспешил покинуть здание через заднюю дверь в конце коридора, оказавшись во дворе, где и в самом деле собралась толпа переодетых студентов. И вот, в окружении остальных, стояла она — Ирен Адлер, изящно держа в руках сигарету. — Можете прикурить от моей, — какой-то юноша протягивал ей спички, — ну же. — Думаю, что леди подойдет что-то элегантнее, например, зажигалка, — другой молодой человек приблизился к ней. Это больше походило на соревнование. Она была окружена студентами, настойчиво предлагающими ей прикурить — несколько рук тянулись к сигарете мисс Адлер. Но это не впечатляло девушку. На ее лице было заметно безразличие и даже некоторая раздраженность. Дернув плечами, она поспешила освободиться от навязчивых молодых людей, делая шаг в сторону. — Не стоит утруждать себя, господа, мне есть, чем поджечь, — Ирен опустила руку к платью, доставая из его кармана зажигалку. «Поразительно, — поймал себя на мысли Альберт, наблюдая за этой сценой, — разве может так очаровывать курящая женщина? Похоже, в ней есть что-то большее, чем актерский талант.» Подобный жест вызвал разочарованный вздох где-то в толпе и юноши один за другим поспешили удалиться со двора, не получая в ответ желанного внимания от актрисы. Лишь когда они ушли, Альберт смог лучше разглядеть свою сценическую партнершу, стоявшую у стенки и стряхивающую пепел с пальцев на землю. Она выглядела также, как и неделю назад на их первой репетиции в костюмах — мягкие кудри расползались по плечам. На голове была модная шляпа, а сам наряд — синее, несколько старомодное платье, пошитое словно специально под нее, изящно сидело на фигуре. На руке, что держала сигарету, не было черной перчатки, ее Ирен осмотрительно сняла, чтобы не испачкать. Она подняла свой взгляд на Альберта и тут же скука на лице сменилась приятным удивлением, девушка выпрямилась и вежливо поклонилась, приветствуя своего партнера по сцене. — Тоже пришел покурить? — поинтересовалась она, наклоняя голову. — Я не курю, я ведь уже говорил, — Мориарти подошел ближе, вставая недалеко от девушки, совсем не обращая внимание на запах сигаретного дыма, — тебя искал профессор Дэвис. — Что-то хотел? — Просил передать, что платье к последнему акту может задержаться, а потому времени на переодевание может быть мало, — он задумался, сжав руки на груди, устремив свой взгляд куда-то в небо, — …интересовался, все ли хорошо и желал тебе удачи. — Пусть шею себе переломает! — Ирен рассмеялась, качая головой, — кто же желает актерам удачи? — Примета что ли плохая? — парень удивленно поднял брови, краем глаза наблюдая за ней. — Еще как… обычно говорят «к черту!», или же «ни пуха, ни пера», — она вздохнула, медленно затягиваясь, — вроде руководитель, а такое говорит. — Думаю, что забылся или не склонен верить в такие глупости, — Альберт пожал плечами. — Что для тебя глупости, то для меня — правила и принципы, — Ирен недовольно покачала головой, все же, возвращаясь к теме их разговора, — значит, платье может опоздать… не проблема, думаю, что я справлюсь между своими выходами с этим. После, они оба замолчали. Ирен курила, сосредоточенно разглядывая что-то вдалеке, а Альберт молча наблюдал за этим, вновь возвращаясь к тому, что ему сказал Майкрофт. Теперь, оказавшись рядом с девушкой, он почувствовал, как тревога начинает расти. «…тупая напарница окажется виноватой, — он пережевывал эти мысли в своей голове бесконечное количество раз, не решаясь принять верное решение — показаться глупым параноиком и предупредить ее о том, в чем он и сам был не уверен или же, промолчать?» — Ирен, — все же, Альберт прервал тишину между ними, — я хотел тебе кое-что сказать. Это заставило девушку забеспокоиться — мышцы на ее лице напряглись, взгляд теперь был направлен не в пустоту, а на Мориарти — Адлер смотрела ему прямо в душу, а от безмятежного спокойствия ни осталось и следа. — Если хочешь поиграть в офицера из Скотланд-Ярда, можешь не тратить ни мое, ни свое время, — она нахмурилась, зажимая сигарету между губ, — мне хватило прошлого раза. — Я не собираюсь говорить о том, кто ты такая, мне нет дела, — Альберт тяжело выдохнул, осознавая, как же неверно он поступил, поднимая тогда эту тему, — просто... просто будь осторожна. Ирен удивленно подняла брови, осматривая того с неким недоверием. Судя по выражению ее лица, девушка ожидала услышать что-то другое, отличное от того, что так несмело сказал ей Мориарти. — Осторожна? — с ее губ сорвался короткий смешок, — о чем это ты? Перенервничал что ли? Разве может случиться что-то на сцене? — …смотри не запнись о подол своего платья, — Альберт кивнул вниз, сказав почти первое, что пришло в голову — все же, ему не хватало смелости поделиться своими переживаниями с человеком, с которым он не был близок, выдумывая на ходу абсолютную глупость, — сценические костюмы непросто носить. Это на некоторое время обескуражило Ирен, заставляя девушку замереть с тлеющей сигаретой в руке. Лишь после она рассмеялась, качая головой, абсолютно не воспринимая эти слова всерьез. — Учишь женщину как правильно ей носить платья? — она выпрямилась, затушив сигарету, — а ты забавный. Альберт ничего ей не ответил, лишь глупо улыбнувшись, сжимая руки за спиной. Он продолжал молча наблюдать за тем, как Ирен аккуратно отряхивает руки, надевает черную перчатку и подправляет костюм, несколько заторопившись — вероятно, до выхода на сцену оставались считанные минуты. — В любом случае, благодарю за беспокойство и за то, что передал от профессора эту информацию, нам, кстати, уже пора, — девушка расправила чуть замявшееся платье, поднимая свой привычно беззаботный, наивный взгляд, — …но все же, ты тоже береги себя, Альберт Мориарти. Эта часть предложения прозвучало по-особенному, отличаясь от всего, что Ирен сказала ранее — голос девушки был тише и серьезнее, а голубые, столь яркие и проницательные глаза были готовы выжечь в парне дыру. Заболело где-то в груди. Кажется, он понимал, о чем говорила мисс Адлер. «…никакая зависимость до добра не доводит, — отозвалась та горькая правда, которую она озвучила ему неделю назад.» Но времени на переживания больше не осталось. К театру подъезжали кареты и торопились люди, скорее спешившие занять свои места на этой юбилейной, особенной постановке от университета. Альберт не отставал от Ирен, проследовал прямо за ней. Теперь им нельзя было терять друг друга — до выхода оставалось совсем ничего. И если по мисс Адлер нельзя было сказать, что она переживает, то Мориарти начало трясти. Но дороги назад не было. Эта пьеса — расплата, кульминация истории, которая произошла с ним, шанс на искупление и нормальную жизнь. И теперь он должен был оставить позади все те переживания о своей семье, о Майкрофте Холмсе, о потенциально опасности, которую представлял Оскар, которого он, кстати, не видел с окончания их репетиции утром. Но это не имело значения. Сейчас его главной задачей было погрузиться в свою роль и сыграть ее настолько хорошо, насколько это было возможным. Погрузиться в темную бездну, отдав ей все свои силы. И так, ветер крепчал, а Буря началась.