Araseta

Палата, в которой находился Майкрофт, не сильно отличалась от того, что Альберт повстречал во всей больнице — такие же тоскливые белые стены, многочисленные лекарства в тележках и, отличное, ощущение странной тяжести. Подобные заведения всегда ассоциировались у парня с чем-то нехорошим и этот раз не был исключением. Это даже было сложнее — помимо неприятно давящей атмосферы, от которой Альберта буквально выворачивало, его ждал очень непростой разговор. Разговор, который должен был наконец расставить все на места. Кроме Холмса в палате не было других пациентов — остальные пять кроватей оставались заправлены, а на самой дальней, у окна, лежал сам парень. Альберта ужасно трясло, но пути назад не было. Как бы страшно сейчас не было за последствия совершенных им поступков, обеспокоенность состоянием его возлюбленного брала верх над всеми остальными эмоциями, заставляя сделать несколько шагов по комнате. Он молча поднял свой взгляд на Майкрофта, замирая в метре у изголовья постели. Выглядел тот крайне неважно. Одет Холмс был в серую больничную пижаму, а поверх одежды на руке был повязан свежий бинт. Сердце Альберта заныло от увиденного — дорогой ему человек был ужасно утомлен. На его лице появились хоть и едва заметные, но морщины — у впалых щек, чуть выше скул. В растрепанных волосах в больничном освещении отблескивала пара седых прядей. Хоть Альберт и ранее подмечал эту особенность Майкрофта, именно сейчас она так сильно бросалась в глаза. И без слов было видно, как же тот был измотан. Услышав шаги по палате, Холмс медленно поднял голову. — Доброго дня, Майкрофт, — Альберт крепче сжал небольшую корзину с гостинцами, произнося это почти шепотом, — я… я пришел проведать тебя. Мориарти казалось, что еще немного и он потеряет сознание от нервов. Вся та уверенность, которую парень внезапно почувствовал в коридоре после разговора с Ирен, улетучилась. Теперь он был один на один со всеми своими страхами и переживаниями. Со всем тем обманом, который так ужасно обернулся против тех, кто был ему дорог. Альберт боялся сказать что-то не так, сделать что-то не так, а потому и говорил тихо — вдруг, если он будет разговаривать громче, у Майкрофта заболит голова? — Аль… — Холмс осторожно протянул ему свою руку, — посмотри на меня. «Аль?..» Мориарти резко выпрямился, услышав его голос. Он был хриплым и утомленным — парень чуть ли не шептал, обращаясь к своему собеседнику, но… эта особенность и нежность, с которой Майкрофт произносил его сокращенное имя, никуда не исчезла. Альберт несмело поднял свой взгляд, тут же замирая. По пути сюда парень успел обдумать множество вариантов дальнейшего развития событий — это была одна из его губительных привычек, — начиная от самых негативных, заканчивая… крайне непозитивными. Почти ни в одном из этих вариантов Альберт не видел их будущего вместе, разве что имел призрачные надежды на такой исход. И дело было не в том, что он не любил Майкрофта или злился на то, что тот сорвал его выступление… теперь он окончательно считал себя недостойным такого великолепного человека, пытавшегося ценой своей жизни защитить его от того, о чем предупреждал ранее. Вместе с тем Альберт утопал в чувстве вины — а ведь все это не произошло, если бы он послушался, а если бы рука Ирен дрогнула, и она попала бы не в руку, а в сердце, голову, а если бы… — Я здесь, — Мориарти поднял свой взгляд, — я… смотрю на тебя, вот я, как ты хочешь… Подбирать слова было невероятно тяжело — парень запинался, путаясь в мыслях, продолжая беспокойно топтаться на одном месте. Заметив это, Майкрофт сложил руки вместе, тепло улыбаясь ему. — Я счастлив видеть тебя живым и невредимым, Аль, — он сделал акцент на его имени, произнося это чуть тише, — …признаться, мне было ужасно тоскливо без тебя. Спасибо, что наконец пришел. В груди не хватало воздуха — стало невероятно тяжело дышать. От сентиментального порыва Альберта отделяло лишь одно обстоятельство. Броситься к Майкрофту на колени и разрыдаться во весь голос не позволяла совесть — она и перекрыла доступ к кислороду, она душила, она заставляла молчать и сдерживаться. А потому парень тихо поставил корзинку с гостинцами на прикроватную тумбу, устраиваясь на соседней койке, переводя свой взгляд куда-то за окно. — Как твое самочувствие? — спросил его Альберт, обрывая неловкую тишину, — как ты в целом? — Значительно лучше, чем в первые дни. Хм… — Майкрофт задумался, чуть откинувшись назад, — меня больше угнетала атмосфера, чем боль в руке — я ведь, признаться, никогда до этого не был в больницах. Не нравится мне целыми днями лежать без дела. — Ха-ха, абсолютно в твоем духе, — Альберт невольно засмеялся, погружаясь в воспоминания, — помню, как ты ворчал в то Рождество, когда заболел… «у меня на носу столько дел, экзамены, а доктор заставляет меня лечиться и соблюдать постельный режим», — он прикрыл глаза, прошептав, — …помнишь? Холмс несколько растерянно посмотрел на него, не найдя в тот момент подходящих слов. Нахлынувшее чувство теплой ностальгии тут же исчезло, оставляя после себя еще больший стыд и вину. Может, он совсем невовремя это сказал? — Такое не забыть, — Майкрофт как-то тяжело выдохнул, делая короткую паузу, — …знаешь, я не говорил тебе, но то Рождество было самым лучшим в моей жизни. Даже несмотря на то, что я провел большую его часть в постели. Сердце Альберта разрывалось на части. В попытках сдерживаться он сжал себя за колени, выпрямляясь. — Словно это все было вчера… — мечтательно прошептал парень, все же возвращаясь с небес на землю — к теме их разговора, — прости, я немного заболтался… а что на твой счет говорит доктор? Как твоя рука? Есть какие-то прогнозы? Майкрофт опустил свой взгляд на повязку, несколько секунд задумчиво разглядывая ее. Альберт же задал себе вопрос — интересно, с чем сравнимо огнестрельное ранение? Насколько это больно? И… насколько больно было Майкрофту в тот момент? — Врач сказал, что я тот еще везунчик, потому что в тех обстоятельствах меня ранило всего лишь в предплечье, не задев никаких жизненно важных органов, — указательным пальцем он провел по руке, — всего лишь повредило ткани, даже кость цела. Пока мне достаточно тяжело ей двигать или делать что-то сложное, но несколько месяцев реабилитации, и я смогу жить, как и до инцидента. — Я рад это слышать. Рад знать, что твоей жизни… ничего не угрожает, — Альберт неловко кивнул, пытаясь на ходу придумать тему для продолжения разговора, тут же останавливая свой взгляд на тумбе, — …хочешь, я порежу тебе яблоко? — Надеюсь, что это из нашей любимой лавки. — Да, красные сладкие яблоки от мисс Беллы. Узнав о том, что ты попал в больницу, она продала мне их со скидкой и даже положила плитку шоколада, попросив обязательно ее передать. Такая… — Мориарти хмыкнул, опуская руку в корзину, — добрая женщина. — Если будешь проходить мимо, поблагодари ее от меня. Это крайне мило с ее стороны. — Разумеется, М… — он запнулся, неуверенный в том, как ему стоит обратиться к нему, едва слышно прошептав, — Майки. Само собой. Следующие минут пять прошли в тишине. Ее нарушал лишь тихий хруст яблок, которые Альберт старательно разрезал на маленькие, достаточно неровные дольки. Парень делал это впервые — ребенок из семьи аристократов с кучей прислуги не должен был владеть подобным навыком, ему это было просто ни к чему. — Вот, держи, — он протянул их Майкрофту, — конечно, у мисс Хадсон они получаются красивее, ты прости, что они такие неровные. — От этого яблоко не потеряет свой вкус. Не думай о таких глупостях, все в полном порядке, Аль. Я очень благодарен тебе за то, что ты нарезал их для меня, — Холмс кивнул, здоровой рукой забирая дольки, — спасибо большое. Альберт почувствовал, как краснеют кончики его ушей — нежные слова отзывались в его сердце. Хоть он и знал, что справился со своей задачей просто отвратительно, Майкрофту это, вероятно, все равно нравилось. Это вызвало противоречие внутри Мориарти… неужели парню не было от него противно? — Ты… встречался с мисс Адлер? — Ах? — Альберт поднял голову, отвлекаясь от своих тревожных мыслей, — …мисс Адлер? Я… я видел ее в коридоре, мы разговаривали, но совсем недолго. К чему ты спрашиваешь? Она навещала тебя? Майкрофт задумчиво сжал свои брови, вздыхая. — Да. Она заходила ко мне после профессора Дэвиса, признаться честно, было очень неожиданно видеть ее здесь. — Понятно… а если не секрет, — Мориарти продолжал чистить яблоки, начиная заметно нервничать, — …о чем вы говорили? Становились тревожно — раз речь была об Ирен, все шло к неизбежному разговору. Альберт крепче сжал нож в своей руке, опуская взгляд куда-то в пол. Майкрофт выдержал короткую паузу, задумавшись на несколько мгновений. — …я видел ее уже не впервые, — к удивлению Мориарти, парень начал издалека, погружаясь в размышления и воспоминания, — до этого я лишь вскользь пересекался с мисс Адлер несколько раз после ваших репетиций… — Ты… все это время, — Альберт тяжело вдохнул, сказав это тише, — следил за мной? — После того, что я узнал от Оскара, разве я мог оставить эту ситуацию? — он прикусил нижнюю губу, — прости меня, я… у меня не было другого выхода. На душе становились все паршивее и паршивее — сердце начинало пропускать быстрые, болезненные удары, а по лбу стекали ледяные капли пота. Остатки обретенной ранее уверенности окончательно покинули его тело. Альберт вздрогнул, пытаясь сохранять самообладание. — Не извиняйся, ты поступал так, как считал нужным. Он не мог посмотреть в его глаза, но чувствовал, что Майкрофт прожигал его насквозь. Казалось, что горячее и противное ощущение в груди было вызвано не виной, что так безжалостно поглощала его сознание, а этим проницательным, таким несчастным взглядом. Холмс на это ничего не ответил — лишь тихо вздохнул, возвращаясь к разговору об Ирен. — Я хорошо запомнил ее. Сияние и азарт в этих глазах, абсолютный восторг, — он вспоминал об этом образе с легкой улыбкой на лице, — …ты не представляешь, насколько она изменилась, переступив порог этой палаты. В тот момент перед собой я увидел не юную актрису, готовую бросить вызов этому большому миру, а самого несчастного человека на свете. Она плакала, Аль, — прошептал Майкрофт. — Плакала? — Плакала. И умоляла меня простить ее, пыталась объясниться, клялась, что не стреляла… я имею в виду, что она стреляла, но и понятия не имела, что пистолет был заряжен по-настоящему, — парень задумался, вспоминая детали их разговора, переводя взгляд куда-то за окно, — …просила, чтобы я поверил ей. Созналась, что до смерти напугана тем, что происходит в Скотланд-Ярде. Альберт поднял голову, встревоженно посмотрев на Майкрофта. «И это все… из-за меня.» — О чем ты? — О расследовании, Аль. Она… не рассказала тебе? — Не рассказала что? — волнение внутри Мориарти начинало нарастать. Майкрофт тяжело выдохнул, сжимая себя за руки, нахмурив брови. Альберт был готов провалиться под землю, в пекло самого ада — неужели весь этот кошмар происходил на самом деле? Почему он просто не мог проснуться, почему даже после конца Бури она не кончилась, почему… почему близкие ему люди страдали? Только лишь по его вине? — Скотланд-Ярд проводит расследование по делу, думаю, что ты это и сам знаешь, — Майкрофт покачал головой, сжимая руки вместе, — мисс Адлер спрашивала меня о том, что случилось и зачем я выскочил на сцену. Умоляла дать показания… если мы не найдем виновного, то она отправится в тюрьму. Альберт вздрогнул, тут же приподнявшись с края постели, в ужасе замирая. — Но… но! Они не могут арестовать ее, пока не будет достаточно доказательств, свидетелей, это ведь… это же… — Аль, прошу, не теряй голову, — Холмс попытался успокоить его, чуть приподнимаясь, — конечно они не арестуют ее прямо сейчас, но… — он затих, пытаясь подобрать слова, — …если не будут даны верные показания, Ирен с большим шансом может оказаться крайней. Понимаешь? Сейчас весь его мир окончательно обрушился. Пути назад не было — в его не столь радостном прошлом остались лишь обломки. Впереди было размытое и страшное будущее, которое теперь зависело только от него самого. Альберт натворил много глупых ошибок, что привели к необратимым последствиям, обернувшимся настоящей катастрофой для тех, кто наполнял его израненное сердце нежной радостью. И теперь пришло время их исправлять — возможно даже расплачиваться. Теперь Мориарти не имел права что-то утаивать. Не тогда, когда из-за него чуть было не погиб Майкрофт, не тогда, когда из-за его лжи могла сломаться чужая судьба. Альберт не знал цены за свои ошибки, но осознавал, что теперь готов смириться с чем угодно — даже если после всей правды, что он расскажет, Майкрофт покинет его. Он сильный, он доказал это уже неоднократно, и Мориарти знает, что переживет все, кроме этого продолжающегося, отвратительного чувства предательства. Предательства самого родного и любимого им человека. — Аль… — беспокойный голос нарушил тишину, — прошу тебя. Теперь… мне наконец нужно услышать все, что произошло. Только ты способен разрешить эту ситуацию. И никто другой, Аль. «…никто другой» Сердце разбилось — оно стало таким хрупким, буквально разлетелось на тысячи мелких осколков. Все силы покинули его, от чего Альберт медленно опустился обратно на постель. Взгляд парня замер в одной точке. Его образ сейчас был либо невероятно жалким, либо настолько реалистично тоскливым, что Мориарти подошел бы для самой настоящей картины, передающей через глубину своего цвета и стиля всю тяжесть человеческой безысходности. Опустошенности. Щеки его резали бриллианты, самые настоящие драгоценные камни — чистые слезы стекали вниз, по мягкой коже, причиняя Альберту неописуемую боль. Он до сих пор не осмеливался поднять свой взгляд на Майкрофта. — Ты ведь знаешь все и так, — его губы дрожали, одной рукой Мориарти придерживал себя за лицо, — …ты следил за мной, знал об Оскаре, читал… — он на мгновение притих, — читал те проклятые письма. Что еще ты хочешь услышать? — Хочу услышать правду, Аль. Не выстроенные мной догадки, не бесконечные переживания, не все эти сплетни и обрывки информации… прошу же, — Майкрофт придвинулся к нему, прошептав, — открой мне свое сердце. Расскажи все, что так сильно тревожило тебя эти долгие месяцы, если не годы… не отворачивайся от меня, прошу. Это походило на какой-то странный, запутанный сон — Альберт терял связь с реальностью все сильнее. Разве могло это происходить на самом деле? Он постыдно опустил свою заплаканный взгляд куда-то в сторону, едва-едва прохрипев: — …безумие, это… ты не отрекаешься от меня даже после всего того, что знал обо мне… — Не отрекся тогда, не отрекусь от тебя и сейчас. Аль, — сейчас его имя прозвучало как никогда нежно и трепетно, заставляя наконец поднять взгляд, — чтобы я не узнал о тебе, разве это может заставить меня перестать… перестать любить тебя? … Любить? Его? Эти слова он ожидал больше никогда не услышать. Слова, которые помогли его слабой травмированной оболочке сохраняться, слова, что значили для него весь мир — такие простые, но заветные и трепетные, «люблю тебя». Тех, что не хватало ему все эти долгие месяцы бесконечной тревоги и навязчивых мыслей. Спустивших все рычаги, заставивших потерять последние крупицы самообладания. Альберт задрожал, в этот раз всхлипнув в голос — он больше не мог контролировать то, за что был готов буквально уничтожить себя. Стыд и тоска, а между тем тлеющая надежда, разливающаяся от груди к щекам противным жаром, охватили парня. Заливаясь горькими слезами, он постарался скрыть лицо, обессиленно рухнув на колени перед постелью Холмса. Тот с особой осторожностью потянулся к Мориарти, пытаясь неловко погладить его. — Даже после всего, — Альберт задыхался, едва-едва выдавливая из себя слова, — …всего, что ты знаешь, ты… ты не перестаешь… тебе даже не противно смотреть в мою сторону, ты!.. — Прошу, — руки Майкрофта были невероятно теплыми и нежными — от их движений по спутанным волосам становилось легче, давившая на виски головная боль отступала, — …теперь все закончилось, все позади, мы оба в полной безопасности. Аль… — он тяжело вздохнул, ощущая, как одеяло становится мокрым, — послушай. Я знал лишь часть и не смел делать выводы о твоих поступках до полноценного разговора. Я был готов ждать сколько угодно, с того дня, как мы поругались, я не мог ни мгновение прожить в спокойствии. Я вечно думал: что же на самом деле произошло? Почему он не хочет говорить со мной? Когда же… когда же он откроется мне? Услышав это, Альберт на мгновение поднял свой мутный заплаканный взгляд, внимательно слушая то, что говорил ему Майкрофт. Нервно выдохнув, парень продолжил. — Я счастлив вновь держать тебя в своих руках, мой дорогой Альберт, — Холмс сказал это чуть тише, придвинувшись, — я хочу, чтобы ты знал, что дорог моему сердцу ничуть не меньше. Пожалуйста, — он сжал его руку в своей, — …никогда больше не утаивай от меня то, что так сильно беспокоит тебя. Я хочу быть с тобой всегда. И в горе, и в радости. Губы Мориарти вновь вздрогнули. Поверить в происходящее было просто невозможно. Откуда взялся этот прекрасный человек? Неужели Майкрофт ангел, спустившийся к нему из рая? Чем же Альберт заслужил быть настолько любимым — от звезд и до неба, может ли это быть наградой за все то, что он пережил? Парень неловко коснулся пальцев Холмса, что так трепетно гладили его щеку — в груди так по-живому забилось сердце. Впервые за этот страшный месяц разлуки. — И ты не перестанешь любить меня даже после того, что узнаешь? — неуверенно спросил он. — Никогда не перестану. И приму любым. Если твоя жизнь будет яркой сказкой, я буду рядом, помогая поддерживать ее, — Майкрофт продолжал утешать его, — если умрешь — спущусь в ад за тобой. Разделю любую печаль, лишь бы ты… всегда был рядом со мной, любовь моя. В тот миг мир Альберта вновь наполнился яркими красками. Какой бы пугающей ни была жестокая реальность, в которой он не мог найти места, в объятиях Холмса он чувствовал себя защищенно — его чистая безграничная любовь не позволяла Мориарти потеряться. Он вновь почувствовал то, с чем столкнулся в ту самую Рождественскую ночь. Потерянное ощущение, что лишь иногда снилось ему в размытых образах. Чувство того, что он наконец «дома». Безопасность и комфорт. Пропала его отчужденность, развеялись все страхи и многолетние материнские установки. Впервые его внутренний голос отозвался по-доброму. Теперь ты любим, Альберт. Теперь тебе не нужно что-то доказывать. Ты имеешь право на ошибки, ты заслуживаешь прощения. Ты достоин хорошей жизни. Тебе не нужно больше пытаться угодить ради того, чтобы получить поощрение. Тебя любят, Альберт. Парень вновь расплакался, только теперь чуть тише, зарываясь лицом в уже и так мокрое одеяло. Майкрофт лишь терпеливо улыбнулся, продолжая утешать его измученное сердце, поглаживая того по голове. Теперь все закончилось. Буря… наконец стихла. Альберт не знал, сколько прошло времени. Как долго он плакал, лежа на коленях у Майкрофта — десять минут, двадцать, час? Теперь его лицо стало алым, нос заложило, а глаза просто устали. Стряхивая с мокрых ресниц слезы, Мориарти едва-едва поднял свою голову, встречаясь взглядом с парнем. — Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он, вытирая платком с его щек влагу, — голова не болит? Может, стоит позвать медицинскую сестру? — Прошу, не стоит, это… не так критично, — Альберт сжал свои губы, прохрипев, — опустошенно. Словно больше не осталось ничего — ни сожаления, ни радости, ни стыда, ни вины. Ничего. — О Боже… Майкрофт положил руку на его плечо, завлекая в трогательные и нежные объятия. Теперь Альберт лежал почти на его груди, потерянно разглядывая что-то за окном. Он скучал за тем, как Холмс обнимает его. Парень прикрыл глаза, пытаясь насладиться этим моментом в полной тишине. Голова была пуста. В ней и в самом деле не осталось больше никаких чувств, переживаний — исключительные мысли о столь бережной физической близости. Они провели так еще какое-то время, не смея нарушать наступивший в палате покой. Майкрофт знал, что Альберту нужно время. Он был готов посвятить ему целую вечность — вечность в объятиях, в их мире, где никого больше нет. Холмс коснулся губами макушки его головы, оставляя после себя одно лишь тепло. «Лишь бы ты никогда вновь не отпускал меня, — подумал Альберт, еще крепче прижимаясь к нему.» «Я никогда больше не позволю себе отпустить тебя, — подумал Майкрофт, проводя пальцами по его щеке.» Солнце скрылось за листвой невысоких деревьев, растущих под окнами больницы. Похоже, с того момента, как Альберт переступил порог палаты, прошло и в самом деле достаточно много времени. Но лишь сейчас, когда все слезы были выплаканы, когда вселенская тоска наконец оставила его, когда он был уверен в том, что находится в безопасности, парень был готов поделиться абсолютно всем от начала и до конца. Насколько бы тяжелым испытанием это не было, в этот раз Альберт знал, что больше не останется со всеми своими проблемами один на один. Майкрофт будет рядом. — Все началось довольно давно, — парень нервно выдохнул, погружаясь в мысли, — …возможно ты догадался об этом по содержанию тех писем, что ты прочел, когда был в моей комнате. — Я очень виноват перед тобой, что вместо разговора решился на подобный поступок, но, если быть честным, я почти ничего не успел рассмотреть… видел лишь обрывки каких-то фраз, — Майкрофт задумался, — рецепт, даты… — Тебе не стоит винить себя ни в чем. Наверное, я поступил бы точно также, будь я на твоем месте. Холмс тяжело выдохнул, ничего не ответив на это. Альберт вновь опустил взгляд в пол. А ведь, если бы он тогда решился на разговор, этого всего не случилось бы… — Прошу, не торопись, — мягкая рука Майкрофта легла поверх его, а на лице выступила нежная, но уставшая улыбка, — говорить о прошлом может быть нелегко, но я готов тебя выслушать. Руки Альберта тряслись — в ответ на этот жест он благодарно, с невероятной силой сжал ладонь Холмса, пытаясь настроить себя на эту историю. Думать о настоящей семье Мориарти, а тем более делиться ужасами, происходившими в стенах их дома, было… тяжелым испытанием. — Я родился в семье аристократов, в Дареме, ты это знаешь. С раннего детства я был окружен прислугой, а чуть позже у моих родителей появились еще дети — мои братья, — он ностальгически улыбнулся, — мои дорогие Уильям и Льюис… возможно это все в порядке вещей среди таких семей, как наша, кто же знает, какие тайны хранят дети других аристократов… Альберт запнулся. Вдаваться в подробности было страшно — парень чувствовал, как его сердце начало разрывать от волнения. — Долгое время Мориарти не знали забот. Бизнес отца приносил огромные деньги, но потом… потом мы потеряли все почти в одночасье. По его же вине, — Альберт задумался, прикрывая глаза, — мама часто говорила, что у нас ничего не осталось. Ничего, кроме громкого имени. Майкрофт не перебивал его, продолжая внимательно слушать, не выпуская его руку ни на мгновение. Напротив, парень лишь сильнее сжал ее — он знал, как же это было важно Альберту. — Тогда мне было всего лишь пятнадцать. До этого происшествия моя мать… — Мориарти сделал паузу, — не баловала меня вниманием. Но это вполне естественно — в семьях аристократов родители редко любят в том понимании, в котором это распространено среди простых людей. Лицо Майкрофта едва заметно помрачнело, но лишь на считанные секунды. Сердце Альберта дрогнуло от мысли, что тут же появилась в его голове. «Мама Шерлока и Майкрофта… наверняка очень сильно любила их, — он осторожно погладил указательным пальцем по руке Холмса, пытаясь приободрить его, — не представляю, как он смог справиться со всем этим…» — До определенного момента матери было в целом все равно, что со мной — меня, как и полагается, воспитывали гувернантки. Она предпочитала заниматься личной жизнью. — Личной жизнью? — Да. Моя мать изменяла отцу. Это никогда не было моим делом, поэтому я не хочу рассуждать, насколько это правильно… мне, признаться, это абсолютно равнодушно. Майкрофт покачал головой. Альберт несколько исказил действительность, не желая настолько сильно вдаваться в подробности. Да, сейчас ему нет дела до того, сколько любовников было у его матери, но тогда, когда он был совсем ребенком… «Удивительно, как я не утратил веру в любовь, — подумал он, украдкой посмотрев на Холмса, — …ах, мама, надеюсь, что ты никогда не узнаешь о том, что со мной случилось…» — Очевидно, что наша семья находилась в сильнейшем упадке. Денег не хватало, вот-вот и должны были поползти слухи… тогда мать приняла одно страшное для меня решение, перечеркнувшее все, что было в моей жизни. Он сглотнул, сжав свои губы. Сейчас Альберт был свободен от оков, что мать пыталась накинуть на него — парень был далеко, он смог поставить свои приоритеты выше семьи, но… даже мысли о том, что случилось тогда, заставляли тревогу вновь вернуться к нему. — Она сказала, что меня ждет брак с графиней. Тогда… тогда все и изменилось. — Ты поступил в Лондон для того, чтобы сбежать? — шепотом спросил его Майкрофт. — Да. Очевидно, что никакой помолвки не могло состояться, пока мне не исполнится хотя бы восемнадцать, хоть мать и пыталась все ускорить. А теперь представь, какой была ее реакция, когда летом мне пришло письмо из университета, — он усмехнулся, — …признаться, я думал, что меня убьют. — И что же случилось с той графиней? И как родители позволяли тебе жить в лондонском особняке, а твои поездки на каникулы… — Очевидно, что брак не состоялся, но все обошлось — оказалось, что та девушка все равно не желала выходить за меня замуж. А что по этому поводу… — Мориарти выдохнул, — разумеется, внутри семьи это превратилось в огромный конфликт. Мать проклинала меня, но пути назад не было — тогда она решила играть иначе. Позволила мне покинуть Дарем для обучения, чтобы сохранить вид примерной семьи. «Мой дорогой сын — ученик одной из лучших академий», — говорила она на светских вечерах. Безусловно, я посещал свой дом время от времени, чтобы не вызывать подозрений. Ну и чтобы свидеться с Уильямом и Льюисом… разумеется. Альберт рассказал это все буквально на одном дыхании, делая небольшой перерыв. Парень вновь отвел свой взгляд в сторону окна. «Мои любимые братья… что же они теперь обо мне думают? Когда теперь я смогу обнять их, рассказать глупую сказку и просто побыть рядом? Ах, мама… ни одно мое письмо для них никогда не будет доставлено по адресу.» Неожиданно, его размышления прервал голос Майкрофта: — Получается, ты решил покинуть родной дом из-за того, что тебя попытались женить на графине… но ведь есть что-то еще, Аль. Что-то еще. Ну разумеется. Как Холмс мог не догадаться об этом? О том темном пятне, о самых страшных и ярких воспоминаниях в сознании Альберта, которые он так старательно пытался стереть. Но его же тело — тело, от которого парень испытывал сильнейшую деперсонализацию, стало напоминанием, на вечность запечатлевшим эти страдания. Речь шла о шрамах, которые Майкрофт нащупал на его спине той самой ночью. — Что ты… что ты имеешь в виду? — голос Мориарти дрожал. — Я говорил, что хочу услышать все как есть, а не строить одни лишь догадки, но… — Холмс сказал это чуть тише, наклонившись, — я не думаю, что это все. Ты ведь покинул свой дом не только потому, что тебя ждал несчастливый брак. Было то, о чем я подозреваю, и если это так, у меня болит сердце за тебя, мой дорогой Альберт. Еще мгновение и по его щекам вновь полились бы горячие слезы, но Майкрофт поспешил завлечь Мориарти в свои крепкие объятия. Какой бы ни была боль от пережитого им в прошлом, теперь это все… было лишь частью его жизни. Ужасным воспоминанием, до сих пор отзывающимся на теле. Альберт вновь впал в ступор, пролежав на груди Майкрофта еще какое-то время. Ему нужно было найти в себе силы, чтобы решиться избавиться от этого раз и навсегда. Поделиться и осознать, что он больше никогда не подвергнется этому кошмару. И мать может слать сколько угодно гневных писем, но она должна знать — Альберт ни за что не вернется в этот проклятый ад. — Это все… она? Альберт молча кивнул. Майкрофт был прав — эти глубокие шрамы были оставлены родной матерью Мориарти. Ее тяжелой и грубой рукой. Кожа парня навсегда запомнила удары стеком по разбитой в кровь спине. — …она настоящий дьявол во плоти, как бы сильно не пыталась отрицать это, молясь Богу, замаливая и свои, и мои грехи… — голос Альберта стал тише, — она говорила, что делает это лишь во благо мне. — Но за что же? Мориарти прикусил нижнюю губу. Это так абсурдно и неправильно, он ненавидел свою мать, ненавидел религию, ненавидел все, что с ним случилось… почему? Почему это стало причиной для причиненной ему боли? — За то, что я полюбил другого парня. В палате повисла тишина. Сердце Альберта стучало так быстро, что еще мгновение — оно бы выпрыгнуло из груди. Щеки налились ярким алым, а уши стали горячими от стыда. Ему было нелегко сознаться в том, за что он испытывал огромную вину еще несколько лет назад. Майкрофт не проронил ни слова — его руки продолжали заботливо гладить голову, спину, шею Альберта, как бы успокаивая и приводя его в чувства. Мориарти не мог подобрать слов. Разве это было справедливо и правильно? — Я долго не мог понять, что это не со мной что-то не так, а с ней, — прошептал парень, чувствуя, как по его щеке невольно стекает одинокая слеза, — …когда мне исполнилось семнадцать, я прочел книгу, изменившую всю мою жизнь. Это была исповедь мужчины, писавшего письма своему возлюбленному. Он рассказывал о детстве, о том, как пришел к этому, о попытках изменить себя… и о том, как же много несчастья ему это принесло. Альберт выдохнул, вспоминая, как вообще нашел ту книгу — во время их поездки в Лондон, тайно купив ее в одной из местных лавок. Как пришлось ему в страхе прятать от матери свою драгоценную покупку под полом или за шкафом. Лишь бы никогда не позволить ей это узнать. — В конце произведения говорится, что мужчина совершает самоубийство. Возможно, что это… намерения автора, я… не знаю о его судьбе. Пытался узнать, но это ни к чему не привело — вероятно, его имя — всего лишь псевдоним. — Хм… получается, именно тогда… — Холмс придвинулся, — ты и решился сбежать? — Да. Когда узнал, что я не прокаженный, не проклятый и Бог не накажет меня за те чувства, что могут разгореться в моем сердце. Когда осознал, что мне важно мое собственное счастье и безопасность. Что я погибну, если позволю себе остаться там. Но в то же мгновение лицо Альберта изменилось — он нахмурился, закрывая глаза руками. Горячее чувство вины вновь вернулось к нему, когда он подумал о том, что убежал только лишь ради самого себя. — …но я поступил эгоистично, бросив Уильяма и Льюиса, я не знаю, что они обо мне подумают, что с ними случится, простят ли они меня, я… — Аль, прошу, — Майкрофт коснулся его щеки, поднимая за подбородок, — в чем же ты виноват? Послушай, что бы ни случилось, ты не должен был идти на подобные жертвы во благо кого-то еще. А твои братья… — он прижал его как можно крепче к себе, прошептав это на ухо, — обязательно поймут и простят тебя, как только придет время. В этом нет твоей вины. Никакой. Голос Холмса был невероятно спокойным и приводил в сознание — наверное, именно так и звучал голос разума. Погружаясь в его объятия, соприкасаясь телом о тело, сердце о сердце, Альберт впервые смог признаться самому себе. Он не виноват. Да и разве… разве ему оставляли иной выбор? «Я ведь не хотел бы закончить все так, как тот несчастный мужчина из книги, — подумал Мориарти, неожиданно резко вспоминая тот ужасный день у Темзы, — …хотя, я ведь был близок. Поверить не могу, что я бы мог уже погибнуть, лежать на дне реки, о моей смерти бы писали в газетах… и я бы больше никогда не имел возможности прикоснуться к самому настоящему ангелу.» Воспоминания о Темзе. Теперь, когда Майкрофт знал печальную предысторию Альберта, когда осознавал, насколько тяжелым были его юные годы… теперь он должен был рассказать, что же произошло за последние несколько месяцев. — Ты выглядишь очень встревоженно, что тебя беспокоит? — …я просто готов поделиться всей правдой, Майки. Абсолютно всей, больше ничего от тебя не утаивая. Но это… — Альберт сжал себя за дрожащие руки, пытаясь выровнять дыхание, — может ужасать или отталкивать. — Я готов услышать все, что угодно. И принять правду такой, какая она есть. Ради этого рассказа Мориарти поднялся с постели, присаживаясь с краю. Больше он не мог откладывать это. Буря, Оскар, Ирен… отвратительные письма от семьи, что он получал. Сейчас все должно было встать на свои места. Итак, тяжело выдохнув, собравшись с силами, парень приступил к истории, что с ним произошла. — Возможно, я бы никогда не оказался втянут в это, если бы не те письма, что я получал. Да, еще до всего этого я часто чувствовал, что у меня происходят помутнения в сознании, странное ощущение отдаленности от людей, наблюдение за собой со стороны… но после пережитого я не удивлялся тому, что я слегка ментально нездоров. Майкрофт, — он крепче сжал себя за руки, произнося это очень серьезно, — я употреблял несколько месяцев. — Я знаю это, Аль. Видел твои рецепты и понял по косвенным фактам. — Я догадывался, что ты что-то знаешь, но не мог быть уверен… — парень опустил взгляд, ощущая, как по его лбу, а дальше и по волосам, стекают ледяные капли пота, — лишь тревожился бесконечно, был готов себя буквально убить за это. Думал, что ты не простишь меня. — Мне не за что тебя прощать, потому что ты ни в чем не виноват. Аль… я бы никогда не отвернулся от тебя за это. — Спасибо тебе большое, — тихо прохрипел Мориарти. Чем больше он говорил, тем больше казалось, что это все сон. Затяжной и странный, от которого голова буквально шла кругом. — Это произошло, когда мне стали поступать письма от матери. Она и раньше писала их, но они были о чем-то общем, но эти… — он прикрыл глаза, потирая свой влажный лоб пальцами, — они были совсем другого содержания. Если ты видел часть, то даже понимаешь, как они были написаны. Моя мать хотела, чтобы я вернулся для свадьбы. Хотела, чтобы я вновь чувствовал себя виноватым за то, что оставил их… за то, что уехал в Лондон, покинув родной дом. — Все началось зимой? — Где-то в конце января. От каждого нового письма моя тревога росла, а чувство потерянности буквально выжирало меня изнутри. И вот тогда все то, что беспокоило меня раньше, обострилось. Я перестал хорошо спать, на тестах я набирал отвратительно маленькие баллы… я не знал, как мне стоит поступать, я был в тупике, — Альберт крепко сжал свои кулаки, выдыхая, — …пока не узнал поближе того, знакомство с кем проклинаю до сих пор. Майкрофт сжал брови, напрягаясь — скорее всего он догадывался, о ком должна была пойти речь. И ведь парень предупреждал, что-то подозревал, возможно чувствовал истинные мотивы и пакостный характер того, из-за кого у Альберта косвенно и начались все эти неприятности. — Фостер? Твой «друг»? — Оскар Фостер, да… ты прав, — Мориарти сложил руки вместе, прижимая их ко лбу, — я знал его еще с первого курса, но сблизились мы лишь на втором, осенью. Кажется, это был конец сентября… Альберту было тяжело думать об этом. Лишь прикрывая глаза, он погружался в те воспоминания, а образ этого омерзительного человека всплывал перед ним, заставляя вздрогнуть все тело. — Не столь важно. Мы никогда не были близкими друзьями, лишь одногруппниками-знакомыми, но… — он покачал головой, — после писем все изменилось. — Это он помогал тебе… доставать наркотики? — Он уверял меня в том, что это никакие не наркотики, а лишь таблетки, успокаивающие нервы. «Ах, Альберт, на тебе нет лица, выпей одну и почувствуешь себя в десять раз лучше!», — сказал он тогда… Майкрофт задумчиво опустил взгляд, а Мориарти, выдержав непродолжительную паузу, продолжил: — Я был в отчаянии. Из-за тех писем, где мать умоляла, а позже угрожала, шантажировала меня, я не мог найти себе места — не досыпал, постоянно жил в бреду, думал, что сойду с ума… и поверил в то, что те таблетки действительно смогут помочь мне. Если бы я только мог знать, — он стиснул зубы, чувствуя, как виски начинают пульсировать от нервов, — …чем это все кончится. Делиться пережитым без содрогания, сдерживая слезы, было почти невозможно. Холмс не сказал ничего, лишь вновь прижимая Альберта за руку — крепко-крепко, придавая ему сил для того, чтобы не отступить и продолжить рассказывать эту ужасную историю дальше. — Я не хочу говорить о том, какие перепады происходили. От невероятной радости и прилива сил я очень быстро приходил в упадок и думал о том, как же сильно хочу умереть — еще позже обострилась отстраненность от собственного тела и мира вокруг. Эти «приступы» мучали меня постоянно, но я боялся, что, если хоть кто-то узнает об этом, вскроется вся правда. У меня… не было выбора. — В последние несколько месяцев ты ведь не употреблял, верно? — Откуда ты знаешь? — Рецепты… — Холмс сожмурился, пытаясь что-то вспомнить, — на рецептах были старые даты. Если ты надежно прятал их в одном месте, чтобы никто не узнал, там должны были лежать и новые, но последние были датированы апрелем… я не думаю, что они хранились в другом месте, соответственно, ты вряд ли покупал их после. Альберт лишь глупо улыбнулся, переплетая свои пальцы с пальцами Майкрофта еще сильнее. — …а от тебя и правда ничего не скроешь, ха… — он нервно стучал ногой по полу, — но да, ты прав. От таблеток становилось все хуже и хуже и, из последних сил, несмотря на то что они приносили мне хоть какое-то облегчение, я отказался. Но… на этом мои проблемы не кончились, ах, если бы все могло быть так просто, Майки… — Полагаю, что после этого случилась «Буря»? — Да, ты прав. Теперь ты, возможно, поймешь, почему я не мог отказаться от нее, почему так неожиданно заявил о том, что буду играть там главную роль. — В этом как-то… — Майкрофт приблизился, — виноват Оскар? Услышанное удивило Альберта. Он поднял свой взгляд, тут же отрицательно качая головой. — Нет-нет, да при чем бы он тут? Оскар… неприятный человек, — парень скривился, — он предложил мне эту идею, помогал покупать наркотики, но это произошло не из-за него. Да, он раздражал меня своим присутствием, хотел заставить вернуться к этой жизни, но дело не в нем. Я… — Мориарти хмыкнул, пожимая плечами, — я сам в этом виноват. — Сам? — лицо Майкрофта замерло в недоумении. — От начала и до конца. Да, мне не стоило слушаться Фостера и, вероятно, если бы не он, всего бы не случилось, но… — Альберт тяжело выдохнул, наконец, озвучивая правду, — директор нашей академии, мистер Мартин… он узнал о том, чем я занимаюсь. Я совсем не хочу вдаваться в подробности того, как это произошло и какой разговор состоялся в его кабинете, — губы парня дрогнули, — …у меня не было выбора. Просто… не было. Холмсу вновь пришлось держать его в своих объятиях какое-то время — теперь от слез Альберта его больничная рубашка намокла. «Может, выбор был? Ах, если бы я только… нашел в себе силы поделиться всем тогда, может, мы бы многого избежали…» — Прости мне это, я… не могу так просто и быстро рассказать все, правда, это… — Не стоит твоих переживаний. Повторюсь, — Майкрофт осторожно вытер его лицо, нежно улыбаясь, — мы никуда не торопимся. — Спасибо тебе… спасибо тебе большое. Альберт постепенно приходил в себя. Осталось совсем немного — ему просто нужно взять себя в руки и, не останавливаясь, покончить с этим. Раз и навсегда. — Нет, теперь я не буду делать перерывы. Мне порядком надоело топтаться на месте, утопать в жалости к себе, так что… — он с надеждой взглянул в глаза Майкрофта, — ты готов узнать всю правду? — Как никогда, Аль, — парень тихо кивнул, — прошу же. Причина Бури. В чем же она крылась? Как Альберт — человек, столь далекий от искусства, оказался в самом эпицентре этого сильнейшего урагана? Теперь, отбросив все страхи, он смог впервые сказать это вслух. — Директор шантажировал меня, — в комнате повисла тишина, — …хотя, наверное, это звучит слишком грубо. Мы заключили сделку. Господин Мартин сказал мне, что не станет отстранять от занятий, исключать, придавать дело о наркотиках огласке, если я… сыграю в «Буре». Представляешь? — он нервно рассмеялся, взмахнув руками, — это было единственным условием, черт возьми! Всего лишь побыть в главной роли, чтобы не лишиться всего, что я имел… Майкрофт не находил нужных слов. Вероятно, он строил свои предположения и догадывался об этом, ведь услышанное, судя по его виду, совсем его не удивило. — Теперь, когда я узнаю это от тебя напрямую, я действительно понимаю, что у тебя не было выбора. Все сходится — твои родители продают особняк в Лондоне, ты живешь в общежитии, вся эта история… — продолжал размышлять Холмс, — страх вернуться домой из-за исключения из академии… мне, правда, невероятно жаль, Аль. Ты не заслужил пройти через весь этот кошмар. — Я… я знаю, понимаешь, — его руки вновь дрожали, парень сжал их на коленях, — я надеялся, что всему этому аду на самом деле настанет конец, когда пройдет спектакль и директор простит, забудет мне все. Я… даже знать не мог, что все закончится, — Альберт поднял на него свой взгляд, тоскливо осматривая койку, — …именно так. Не предаваться грустным мыслям о том, что же случилось во время «Бури», было тяжело — уставший вид Майкрофта, его замотанная рука, Ирен и ее история… заставляли сердце болеть. Но главная тайна до сих пор оставалась неразгаданной. Что же на самом деле произошло на том злосчастном спектакле? Почему револьвер оказался заряжен настоящими патронами? Альберт знал, нет, был твердо уверен в том, что мисс Адлер не была виновата, но тогда кто же? И могли ли они… как-то избежать этого? … Неожиданное озарение, словно яркий луч солнца пасмурным днем, пробился через эту непроглядную тьму, заставляя Альберта замереть на месте. — Слушай, Аль… — Холмс, спустя несколько минут размышлений, вновь заговорил, — ты не забыл одну важную деталь? Он с ужасом посмотрел на Майкрофта — тот выглядел очень серьезно. Кажется, сейчас они думали об одном и том же. — Какую?... — Почему ты считаешь, что Оскар Фостер не причастен к этому делу? — он покачал головой, — не знаю, поверил ли ты тогда, но стоит поверить сейчас. Тот разговор, о котором я тебе говорил… думаешь, это могло быть простым совпадением? Черт возьми. Как же это, на самом деле, было очевидно. Последнее время Альберт действительно чувствовал себя мерзко, находясь в его компании. Тревожные мысли одна бредовее другой появлялись в голове, но как среди всех этих предупреждений, знаков и сигналов он не разглядел правды? Исчезновение Фостера перед выступлением, платье, что принесли так поздно… предложенные наркотики. В конце концов, тот самый разговор, который Майкрофт подслушал. Действительно, это же было по-глупому просто — элементарно, сказал бы хвастливый Шерлок. От осознания у Мориарти буквально похолодело внизу живота, и он растерянно посмотрел на Холмса. Тот нахмурился, прижимая руку к подбородку. — Но это глупо и странно, как тогда он это все спланировал, как же удачно ему подвернулась эта «Буря»… — Альберт сжал кулаки, — я ни черта не понимаю. — Боюсь, мой дорогой, что здесь все куда серьезнее. Это не череда случайных событий, но и не план одного глупого студента. Не хочу тебя пугать, — он выдохнул, — но я предполагаю, что директор и Фостер работали вместе, а их целью было убить тебя, разве что… каков же был мотив? Внутри буквально что-то умерло от услышанного — Альберт почувствовал, как бешено заколотилось сердце. От накатившего, накрывшего его с головой страха. — Ничего не понимаю… зачем? Но почему? С чего ты так решил! — Я не великий детектив, чтобы знать ответы на эти вопросы. Я и не полицейский из Ярда — у меня нет никаких прав на их решение. Одно лишь могу сказать, Аль, — Холмс серьезно посмотрел на него, чуть ли не прошептав, — …думаешь, директор выбрал бы тебя на главную роль без веской на то причины? Теперь все то, что мгновение назад казалось элементарным, вмиг превратилось в что-то запутанное и сложное для понимания. Одновременно складываясь в пазл, эти обстоятельства еще больше путали Альберта — да разве… разве могло все случиться именно так? Сознание непроизвольно продолжало бороться с фактами. Принимать одну из вероятных действительностей было воистину страшно. — Он объяснил это тем, что я харизматичный, очаровательный юноша с хорошими манерами и ему бы не хотелось, чтобы такой примерный ученик покидал учебное заведение лишь из-за проблем с наркотиками… — Мориарти продолжал искать этому оправдания. — Если он настолько сильно не желал, чтобы ты был исключен, что мешало просто закрыть глаза и предупредить впредь быть осторожнее? — Холмс покачал головой, — Альберт, — он приблизился, — пойми, в нашем университете полно прекрасных юношей, куда более близких к сцене, чем ты. Думаешь, господин Мартин дурак и не знал это? Боюсь, что все было подстроено. Ты с самого начала должен был принять участие и этого нельзя было избежать. Никак. От мыслей об этом заболела голова — Альберт опустошенно опустился на край постели, придерживая себя за виски двумя руками. Как это могло быть возможным? Насколько же была велика человеческая ненависть, зависть и иные мотивы, о которых он не знал, что они были готовы зайти так далеко? — Не верю, нет, я не могу… — шептал парень, повторяя это снова и снова, — при чем тогда Ирен, неужели они и ее… что им нужно было от нее! — Не думаю, что она была в их плане как приоритет. Скорее лицо, удачно подвернувшееся для реализации того, что они и устроили. — И что теперь? — Мориарти выглядел встревоженно, — что нам делать? Никаких доказательств, у нас нет ни черта! Если ты прав, и они виноваты, то что мы можем? Это все слова… Майкрофт прекрасно осознавал это. И в этой ситуации, на самом деле, выход был лишь один. — Ты не давал показания Ярду? — Лишь общие о том дне. Я… — он скривился, — не знал, что мне стоит говорить. — Аль, тебе придется все им рассказать. — Что?... Тело пробила мелкая дрожь, а спина тут же взмокла — Мориарти замер, уставившись в одну точку. — От начала и до конца. Во всех деталях, не упуская ни одно обстоятельство. И про господина Мартина, и про… — он выдохнул, — наркотики. Это было ожидаемо. Такой конец действительно был логичным для Альберта. Но неужели не было другого выхода? «Господи, — он вздрогнул, мыслями обращаясь к тому, чье существование приносило ему лишь страдания, — прошу, дай мне еще один шанс, или же этот… был последним?» — Что случилось? — спросил его Майкрофт, — ты… боишься? — Ты действительно считаешь, что это не конец? — его глаза наполнила разъедающая тоска — слезы, медленно стекающие по коже, — но я сделаю это, ты прав, Майки. Сознаюсь во всем, что совершил и приложу все усилия для того, чтобы правда оказалась на нашей стороне. Ради Ирен и тебя, чего бы мне… — он отвел взгляд, — это не стоило. «Во имя искупления всех моих грехов, — парень чувствовал, как силы покидают его, — если тех, из-за кого это случилось, накажут, я буду спокоен. И лишь я… — слова Холмса отозвались в его сознании, — могу это изменить.» За наркотики он наверняка окажется за решеткой. Пусть так — но если Ярд захочет повязать его в первый же визит, Альберт будет умолять об отсрочке. «Прошу, мне нужен шанс все исправить», — скажет он полицейским перед тем, как исповедаться о совершенном. И лишь зная, что дорогие ему люди больше не в опасности, он сможет быть спокоен. Хоть и в неволе. Но от фантазий о том, как он проведет остатки своих дней за решеткой, его отвлек Холмс, касаясь плеча парня здоровой рукой. — О чем ты говоришь? Какой конец? — он абсолютно недоумевал, — что за глупости? — Ха?... но ведь за признание о наркотиках меня ведь посадят… Наверное, впервые за эти несколько часов тяжелых разговоров, в палате раздался смех — Майкрофт скривил губы и не удержался, громко рассмеявшись. Альберт растерянно смотрел на него — что же тут было смешного? — Ты действительно считаешь, что тех, кто употребляет, Ярд сажает? — заметив, что Мориарти был серьезен, парень постарался тут же успокоиться, — Аль, это глупости. В худшем случае оштрафуют, но я не думаю, что так случится, если твои показания помогут в деле. Мориарти ощутил, как щеки наливаются жаром — ему стало невероятно неловко. Его уязвимое, измученное сознание вновь создало страшные и нереалистичные образы, превратившиеся в навязчивые мысли. Он постарался спешно вытереть лицо и выпрямиться, понимая, как же он, наверное, жалко выглядит со стороны. — Прости пожалуйста, я не хотел смеяться над тобой, — Холмс заботливо сжал его ладонь, переплетая его пальцы со своими, — …Аль, послушай. Это очень страшное и запутанное дело, в котором пострадали все — и я, и мисс Адлер, и ты в первую очередь. Мы не знаем всей правды, но в одном можем быть уверены — эти люди не должны остаться безнаказанными. Прошу, — он потянулся к его лицу своей второй, забинтованной рукой, прошептав, — весь кошмар закончился. Теперь мы вместе, и каким бы страшным и тяжелым не было расследование, мы справимся. Ты и я. И для нас… в Лондоне обязательно будет светить солнце. На этом в тот день у Альберта закончились все силы. Больше в его сердце не было места сожалению, тревоге или чему-то еще — теперь, когда он смог вывернуть свою душу буквально наизнанку, парень молча устроился рядом с Майкрофтом, пролежав в абсолютной тишине еще очень долгое время. Он не знал, что их ждет дальше — смогут ли они доказать причастность Оскара и господина Мартина, какая судьба уготована мисс Адлер? Были ли их догадки и показания достоверны? И что случится… если это все окажется правдой? Но теперь Альберт не боялся. Больше неизвестность не пугала его. Даже если будущее окажется непроглядной тьмой, теперь он никогда не останется в ней один, наедине со всеми своими кошмарами. Майкрофт Холмс, дорогой его сердцу друг и возлюбленный, кому он теперь был обязан своей жизнью… будет с ним до последнего вздоха. — Аль… — многочасовая тишина была нарушена полусонным, уставшим голосом Холмса, — давай, когда это все закончится, пойдем на летний бал вместе. Альберт удивленно посмотрел на него. — Если только ты поправишься… если врач не выпустит раньше, проведем этот вечер вместе, здесь. — И опять я прикован к постели, а ты предпочтешь веселью скучное время со мной… — он тихо усмехнулся, встречаясь с парнем взглядом, — кажется, у меня дежавю. Мориарти почувствовал, как в его груди разливается невероятное тепло — от этого ощущения у него, кажется, кружилась голова. Ах, глупый-глупый Холмс, что же он такое говорит… — Я люблю тебя, — прошептал Альберт, выдыхая в его губы. — …слышать это — дороже всего на свете. А я тебя, — ответил Майкрофт, наконец прикрывая глаза и оказываясь в столь долгожданном и трепетном поцелуе. Как у красивой сказки, у этой истории был счастливый конец. Хоть ее и можно было считать незавершенной — впереди их ждали серьезные испытания, тяжелые признания, — но этот трогательный момент был не об этом. Сейчас можно было с облегчением сказать лишь одно: Буря… наконец закончилась.

***

Уильям сжал руки на коленях, выпрямившись — от неподвижного нахождения на одном месте он ощутил, как заныло его тело. Но парень был слишком вовлечен в то, что рассказывал ему Альберт. Он игнорировал все неудобства, не отвлекаясь ни на мгновение. — И что же случилось после? — задал он вопрос — наверное, первый за этот час, — …а мисс Адлер? Как вам удалось доказать вину директора? — Эта часть истории не такая занимательная, на самом деле… — Альберт задумчиво нахмурился, — все было не так страшно, как мне думалось. Господин Мартин оказался еще тем уродом, и я был не первым, кого он шантажировал. Долгие разбирательства, сложнейшие суды… ах, в свое время это очень утомило и меня, и Майкрофта, что уж говорить о мисс Адлер. Уильяму нужно было немного времени, чтобы обдумать услышанное. Выходит, у его дорогого брата была настолько тяжелая судьба? «Мать всегда представляла его как очень порядочного, ответственного и важного члена нашей семьи, хоть и наедине называла его эгоистом… — парень молча разглядывал сидящего напротив Альберта, — как же много ему пришлось пережить, даже представить себе такое сложно.» Старший Мориарти закашлялся — у мужчины стал садиться голос. Столь продолжительный разговор утомил его. Уильям тут же выпрямился, задавая скорее следующий вопрос: — В твоей истории фигурировал еще один важный человек. Все-таки, — он сжал пальцы вместе, — какой же у Оскара был мотив? Альберт изумленно поднял брови, довольно улыбаясь. — А ты считаешь, что он все-таки был виноват? Почему же ты так думаешь, мой дорогой брат? На протяжении всей истории Уильям был очень сосредоточен — где-то на подсознательном уровне он пытался выстроить и понять картину произошедшего раньше, чем Альберт посвятит его в детали. Он пожал плечами, объясняя свою точку зрения: — Слишком много фактов и совпадений, разве тебе не кажется? Фостер никого больше не подсаживал на таблетки, а главная роль так удачно досталась тебе — спустя лишь небольшой промежуток времени с того момента, как ты стал употреблять. К тому же вы играли вместе на сцене, да и разве тот разговор, который слышал Майкрофт, не говорит о многом? Брось, ты ведь сам намекаешь мне на это, — парень выдохнул, вспоминая события недавних дней, — к тому же, боюсь, что его психологический портрет соответствует преступнику. Неудивительно, что он так закончил… — О чем это ты? — удивленно спросил Альберт. — Разве ты не слышал об убийстве графини Жаннет? Второй день плавания, кошмарная новость, разлетевшаяся по всему лайнеру, — Уильям хмыкнул, — …похоже, теперь я понимаю, о чем он говорил, когда упоминал о том, что Холмс-Мориарти вечно встают у него на пути. Лицо Альберта вмиг переменилось — от уставшего к крайне обеспокоенному. Мужчина тут же выпрямился, уставившись на своего брата. — Мне было несколько не до того, что происходит, погоди… — он нахмурил лоб, — ты хочешь сказать, что знаком с этим человеком? Как это вообще произошло?! Уильям поспешил рассказать шокированному брату абсолютно все, что приключилось с ним и Шерлоком на второй день. Парень вспоминал о тех событиях с улыбкой — как сильно билось его встревоженное сердце у курительного салона, когда они следили за миссис Адой, как пытались взломать сейф и чуть не погибли от рук этого сумасшедшего человека. Не забыл и упомянуть о проделках Холмса, изрядно измотавших ему нервы. Альберту не оставалось ничего, кроме как кивать головой и периодически тяжело выдыхать. В какой-то момент он даже закурил — хоть правила читального зала вряд ли это позволяли, похоже, мужчину это мало волновало. — Не знал, что ты куришь… — прервался от рассказа Уильям, наблюдая за тем, как едкий дым медленно заполняет комнату. — С такой работой не то, что курить, нюхать начнешь, — Альберт попытался отпустить шутку, но тут же перевел тему — кажется, в его ситуации из прошлого это было не совсем уместно, — …тоже хочешь? — Не откажусь. Уильям извлек из пачки сигарету, в следующее же мгновение расслабленно выдыхая — кажется, ему этого не хватало. Сделав небольшой перерыв, он вновь вернулся к истории, что с ними произошла. Рассказал о том, как продвигалось их совместное расследование — даже припомнил момент, когда раз и навсегда лишился любимых перчаток. Не без помощи Шерлока, разумеется. И чем больше он пытался поделиться историей, связанной с Оскаром, тем дальше отходил от нее — тем сильнее болело его сердце. Весь этот день отчетливо всплывал в его памяти, по кусочкам собираясь во что-то цельное. И стоило Уильяму лишь на мгновение закрыть глаза, он видел не комнату графини, не бесконечные коридоры или курительный салон. Он видел Шерлока — его удивленное выражение лица, обворожительную, хоть и крайне глупую улыбку. Ах, а чего только стоила сцена, когда Мориарти отказался впредь делиться сигаретами! Кажется, он никогда не забудет то, с каким недовольством Холмс возмущался на весь корабль. «Какой же он все-таки придурошный, иначе же не назвать… — Уильям невольно усмехнулся, — ни на секунду не заставлял меня скучать со своими глупостями…» …а как же момент, когда Шерлок обнял его, пытаясь так спрятать от Оскара, покинувшего курительный салон? А вечер перед театром, который прошел за непринужденными разговорами и всякими разными историями? Какие чувства… это вызывало у Уильяма? Остальную историю парень старался рассказать быстрее и, как бы он ни пытался скрыть это, его обеспокоенность была буквально на лицо — если в первые мгновения он сиял от радости, вспоминая тот день, сейчас же был мрачнее самого мрачного вечера в Лондоне. Уильям выдохнул дым куда-то в сторону, отряхивая пепел на газету — именно туда его стряхивал Альберт. — В конце концов, он убил себя, кинувшись за борт прямо на наших глазах. Возможно, Оскар и мог бы избежать наказания за свое преступление, но я и Шерлок просто не оставили ему никаких шансов. Такая вот, — он покачал головой, — история, брат. Старший Мориарти молчал еще несколько минут, замерев, словно пытаясь как-то это осмыслить. Уильям же выглядел поникшее — теперь его мысли вновь были о том же, о чем и с утра. Шерлок ни на секунду не покидал его. — Справедливо соглашусь с тем, что это самый логичный конец для такого ублюдка, как Оскар Фостер, — заключил Альберт, потушив вторую сигарету, — если вернуться несколько назад, то ты, Уилл, был прав — он оказался причастен и у этого были очень забавные обстоятельства. Представь себе, этот человек желал получить бюджетное место, подговорил директора шантажировать меня, чтобы потом убить на сцене, подстроив под несчастный случай… ха, — он цокнул языком, — а ведь карма, оказывается, существует. Так и не смог он жить нормально. — Карма? Хочешь сказать, что он не был наказан? — Нет. Во-первых, их плану помешал Майкрофт, подставившийся под дуло пистолета, буквально перевернувший все. Я жив, у Холмса есть косвенные доказательства — как думаешь, не струсил бы он? Уильям в ответ лишь кивнул — кажется, это действительно было логично. — Как я и сказал, Оскар немедленно покинул Лондон после всех этих событий — когда Ярд получил признание от господина Мартина, он и его семья оказались уже очень далеко. Я… — Альберт отряхнул свой костюм, выпрямляясь в кресле, — слышал о нем уже чуть позже из газет. Сбежал, женился, стал владельцем бизнеса, но жить, как нормальный человек, вероятно, так и не смог. Теперь все наконец-то встало на свои места. Хоть и неосознанно, но Уильям торжествовал — преступники получили по заслугам. Возможно, это несколько расходилось с общепринятыми моральными принципами, и чужая смерть не должна была вызывать в нем такие чувства, но, а с другой стороны, что в этом было плохого? — А что с мисс Адлер? — С мисс Адлер очень сложная ситуация, но, как видишь, она уже разрешилась. Уверяю тебя — она, точнее, уже господин Бонд, будет в полной безопасности. Думаю, что мы сможем поговорить об этом более подробно как-нибудь в другой раз, а сейчас, — Альберт несколько сменился в тоне, серьезно посмотрев в глаза брата, — …одна вещь ведь не дает тебе покоя. Сердце в груди тут же встало — неужели он настолько хорошо понимал, что беспокоит Уильяма? Парень уже знал, о ком пойдет речь дальше и, признаться, очень боялся этого всего. Своих сокровенных желаний, истинных, не озвученных чувств, что возникали у него при одном лишь виде человека, буквально перевернувшего весь его мир за какие-то считанные четыре дня. Уильям тяжело вздохнул, кусая себя за нижнюю губу. — Что я должен делать? — шепотом спросил он. От волнения Мориарти был готов умереть на месте. Парень впервые в жизни просил у кого-то совета, ибо был загнан буквально в тупик — он метался между собственным эгоизмом и амбициями семьи, ставил на чашу весов свободу и долг, не позволявший никогда даже думать о такой вещи, как «побег». Ответ Альберта был прост и до боли очевиден. — Слушать лишь свое сердце, Уилл. Но это не устроило парня — он растерянно посмотрел на брата, сжимая брови. — Какая глупость. А если сердце прикажет мне совершить самый безумный поступок в своей жизни? Если я когда-то пожалею об этом, — от нервов он аж приподнялся с кресла, пытаясь дышать полной грудью, делая несколько шагов взад-вперед, — нет-нет, ты не понимаешь. Ах, наверное, это и в правду просто помутнение, — парень засуетился, тут же отмахиваясь, — мне стоит просто выкинуть это из головы. И действительно — о чем Уильям только думал? Если он решится на это, подставит не себя, а семью… что же люди будут думать об Альберте, как же здоровье Льюиса? От одной лишь мысли об этом его пробирала дрожь. Он ведь не хочет, чтобы тот тревожный сон стал реальностью, верно ведь?.. «Не стоило мне даже спрашивать об этом, — Уильям был в отчаянии, прикрывая губы ладонью, — лучше оставить это при себе, забыть, как ночной кошмар. Ох, боже…» — Уилл. Если ты действительно хочешь сбежать с ним — вперед. Не обрекай себя на вечные страдания. Эти тихие слова Альберта оказались как гром среди ясного неба — рассекая поток беспокойных мыслей, они заставили Уильяма обернуться, замерев. Откуда… откуда ему было известно? — Как ты… — Никакой долг перед семьей не должен погасить тот огонь, что сейчас горит в твоих глазах, — от этой фразы подкосились ноги — в его голове она звучала голосом Холмса, — много лет назад я сбежал и посчитал, что почему-то могу оставить весь этот груз лишь на тебе, устроив свою жизнь так, как мне хочется. Теперь я хочу загладить свою вину. В это плохо верилось. Шокированный Уильям неспеша опустился на край кресла, теперь не отводя своего взгляда от Альберта. Этот момент так много значил для него, буквально став одним из самых решающих в его жизни. — Но Льюис, как же… — он пытался перевести дыхание, — разве могу я так поступить? — Можешь или нет, решать только тебе, мой дорогой брат. Но если ты беспокоишься о том, что случится с Льюисом, что же, как и я сказал, теперь настала моя очередь расплатиться за те годы, что я отсутствовал, — Альберт как-то тоскливо улыбнулся, — мы с Майкрофтом обязательно поможем ему всем, что в наших силах. В голове творился настоящий хаос — от переполнявшего его волнения, парень едва соображал. Получается, он и в самом деле не обязан нести это бремя, мучая себя бесконечными размышлениями об обреченности его жизни? И хоть все эти, воистину, бунтарские мысли не раз появлялись в его сознании, признавать их было страшно. Уильям чувствовал, как его щеки буквально горят. — Но мать, а как же помолвка, свадьба… — он продолжал озвучивать то, что стояло у него на пути к принятию решения, — как же… — Уилл, еще перед началом истории я сказал, что тебе предстоит сделать выводы самостоятельно, как и принять решение, — губы Альберта дрогнули, — каким бы оно ни было, знай, что ты на самом деле можешь быть свободен. И речь здесь не только о Льюисе. После, старший Мориарти затих, опуская взгляд на карманные часы. Уильям продолжал смотреть в одну точку, куда-то вдаль, переосознавая теперь абсолютно все. Он мог быть свободен всегда, несмотря на свою мать и эти кошмарные обстоятельства. Никакие слова о его греховности и навязанное чувство вины не могли быть истиной. Если Альберт полюбил мужчину, что тогда плохого было в том, что происходило сейчас с Уильямом? Он мог быть свободен от этих убеждений. От общества, никогда не принимавшего его. Достаточно свободен для того, чтобы принимать именно те решения, которые были близки… близки его измученному сердцу. Сердцу, в котором в эти дни так страстно разгорелся самый настоящий огонь. «Неужели я впервые могу… — он сжал руки, резко поднимаясь с кресла, — поступить так, как хочу?..» Альберт неспеша сложил пополам газету, в которую братья стряхивали пепел. Мужчина начал собираться, сверяясь со временем. — Прости, уже достаточно поздно, Майкрофт наверняка заждался меня, — он развел руками, — договорились зайти в фотосалон, чтобы сделать карточку. В память об этой поездке. Но Уильям почти не слушал его — он вытер вспотевшие ладони о пальто, встревоженно обернувшись. — Который час? — М? Семь часов. Ты… куда-то торопишься? Он ничего не сказал, скорее кинувшись к двери на выход из читального зала. Сейчас… сейчас его сердце разрывалось на части, а мысли путались, пытаясь выстроиться в фразы для предстоящего разговора. Альберт улыбнулся, все же, окликнув брата: — Уилл, — он сжал руки на коленях, одобрительно кивая, провожая его взглядом, — удачи тебе. Как найдешь время… обязательно напиши мне письмо с континента, адрес все тот же. Уильям остановился, замирая в проходе. От теплой улыбки старшего брата он ощутил невероятное облегчение. Теперь… все наконец вставало на свои места. — Спасибо тебе, Альберт. Я… — прошептал парень, — никогда этого не забуду. Уильям покинул читальный зал, оставляя брата в полном одиночестве. И хоть о своих намерениях он не сказал прямо, буквально кинувшись прочь, Альберт прекрасно понимал, куда он так торопится. Улыбнувшись самому себе, качая головой, мужчина прибрал весь беспорядок, оставленный ими после столь продолжительной беседы. Старший Мориарти был спокоен так, как никогда больше в своей жизни — теперь, и эта часть истории должна была обрести свой счастливый конец. «Надеюсь, что ты не пожалеешь о том, что задумал, — подумал Альберт, прикрывая глаза, — …тем не менее, я счастлив за тебя, мой дорогой Уильям… как узнаю его адрес, обязательно начну посылать письма почаще, ах.» На этом Альберт завершил важную роль во всем, что произошло. Теперь… Уильяма ждал одновременно пугающий, но столь желанный момент. Разговор и встреча с человеком, по кому он так сильно тосковал, от кого желал услышать те самые заветные слова, мысли о которых так сильно кружили его голову. Тот, с кем был готов бежать хоть на край света. Неторопливо и скрытно, он шел по коридорам лайнера, размышляя о том, где он сможет найти его. Его дорогого Шерлока Холмса.