По весне лёд хрупок

      Эри провела остаток ночи практически без сна. Под аккомпанемент звучных рулад храпа, выдаваемых в подсобке старым Винни, она только и делала, что крутилась с боку на бок на скрипучей раскладушке, вспоминая прошедший вечер: самый потрясающий и одновременно самый ужасный в её жизни. Под утро ей всё-таки удалось забыться ненадолго — лишь для того, чтобы быть разбуженной бесцеремонным пинком по металлическому каркасу. Ножки хлипкой раскладушки сложились, и девушка съехала на пол, спросонья вскинувшись и озадаченно крутя головой.       Ну, разумеется: Стелла… Глория в последний год перекинула на неё ответственность присматривать за младшей сводной сестрой, обеим это было невыносимо, и обе это друг от друга не скрывали.       — Подъём, Эрика-ча-ан! Лимоны волшебным образом себя не выдавят! — пропела ехидным голосом сестрица, уперев руки в бока, и Эри, раздражённо зыркнув на неё, поднялась и привычно поплелась к маленькому ржавому рукомойнику в углу.       Плеснув на щёки воды, она мельком глянула на своё отражение в маленьком треснувшем зеркале — Винни притащил его в мастерскую исключительно ради неё и не иначе как с ближайшей свалки, — скептически отмечая осунувшееся после бессонной ночи лицо, покрасневшие глаза и намечающиеся тёмные круги под ними. Затем осторожно приложила ладонь к груди: вроде бы уже не болело. И в то же время за грудной клеткой противно щемило — от злости, причём на саму себя.       Обида и страх за ночь почти испарились, больше всего Эри терзало то, насколько она оказалась слабой, трусливой и глупой. Чтобы, во-первых, допустить подобную мерзкую выходку в свой адрес, а во-вторых, позорно сбежать, не дав хотя бы словесный отпор болвану, явно привыкшему решать все дела кулаками. Отец, пока был жив, постоянно повторял, что вляпываться в неприятности не следует и лучше держаться от них подальше, но раз уж так случилось, что неприятности вляпались в тебя, — надо постараться отстоять свои принципы, иначе перестанешь себя уважать. Правда, при этом мачеха крутила им, как хотела…       — Ты что — собралась идти по улице в этих обносках? Рядом со мной? — страшно оскорбилась сестрица, когда Эри вытащила из-под заваленной раскладушки много повидавшую за вчерашний день одёжку.       — Да кто нас увидит в такую рань? И вообще, штаны как штаны, — вяло огрызнулась Эри, не желая в открытую признавать, что в кои-то веки та права. Ей и самой не нравилось быть замарашкой. — Даже не рваные…       — Притворимся, что я этого не слышала, — закатила глаза Стелла и кинула ей принесённый свёрток: — Держи свой ужасный комбинезон, он хотя бы чистый. Как знала, что ты после дежурства в мастерской явишься домой чумазой замарашкой. Кстати, где Винни? И почему карамелью пахнет? — подозрительно заозиралась она.       — Спит он, не слышишь, что ли? — в этот момент притихший было механик громко всхрапнул в подсобке. — Вчера спиртом с жжёным сахаром баловался.       Стелла только брезгливо скривила рот. Эри, не любившая врать, мысленно попросила у старика прощения и быстро натянула на себя комбинезон: мачеха терпеть не могла, когда опаздывают. В боковом кармане она нащупала обрывок бумаги, оказавшийся мятой запиской: «Ну что, свободна завтра? — Жоан». Кто такой этот Жоан, она не имела ни малейшего представления. Неужели у неё появился тайный поклонник? С сомнением глянув на Стеллу, Эри вздохнула, подумав, что с той станется разыграть её, после чего скомкала подозрительную записку и кинула её под верстак.       Уходя, она с тоской бросила взгляд на полуразобранные часы: вместо дня в шумном, многолюдном кафе — посидеть бы лучше в тишине несколько часов, перебирая шестерёнки и приводя мозги в порядок. Или почитать чудом найденную пару дней назад книжку, которая, как выяснилось, служила Винни подставкой под кособокий диван…       Когда они вдвоём заявились на кухню кафе, Глория уже сидела во главе длинного стола, неторопливо помешивая венчиком в миске с заготовкой для ванильного мороженого и листая свободной рукой утреннюю газету. От сигареты в её зубах змеилась привычная полоска сизого дыма. Эри всегда удивляло, почему ни мороженое, ни выпечка никогда не пропитывались этим горьковатым запахом, а официантки обычно хихикали за спиной начальницы, что дело не обошлось без дьявольского фрукта. Впрочем, большинство клиентов сами не чурались крепкого табака, были «принюхавшимися» — потому, вероятно, и не жаловались.       — Ха! — мачеха вытряхнула из разворота газеты ворох листовок, пробежалась придирчивым взглядом, после чего кинула одну из них на стол перед ними: — Смотрите-ка! Каково? Монки Д. Луффи — сто миллионов белли! С каких это пор за детей дают такие награды?       Эри с интересом уставилась на листовку, на которой, вопреки ожиданиям, был изображён отнюдь не жуткий головорез, а обычный парнишка в смешной соломенной шляпе. Обладатель самой широкой и жизнерадостной улыбки, виденной ею за всю свою жизнь, выглядел не старше её. Она хмыкнула и сунула нос в холодильник, проверяя запасы лимонада. И облегчённо вздохнула: Стелла лишь пугала работой, на сегодня хватит.       — Ого! — у сводной сестры, схватившей листовку, округлились глаза. — Только представьте: повязать такого сопляка — и жить припеваючи до конца своих дней!       — Ага, как же, — хмыкнула Эри, споласкивая руки, чтобы приступить к раскатыванию теста для круассанов, — «повязать»! Никогда не понимала идиотов, которым куча ноликов с листовки настолько проела глаза, что они готовы — пусть даже целой толпой — ломиться на человека, за голову которого выставлена подобная награда. Ясно же, что не с потолка она на него упала.       — Ты что — меня сейчас идиоткой назвала? Мама, ты слышала?!       Глория припечатала окурок в пепельницу и хлопнула по столу ладонью:       — Если так думаешь — идиотка и есть! Рада, что хоть Эрика в нашей семье выросла с крупицей ума в голове. Ставлю недельную выручку кафе на то, что ты бы точно попробовала подговорить кого-нибудь из своих кавалеров. А следовало бы пораскинуть мозгами и сообразить, что на стомиллионника, как бы он ни выглядел, имеет смысл залупаться, только если ты сам — стомиллионник, — с суровым выражением лица она встала и принялась разливать по формам сладкую сливочно-молочную смесь.       Сводная сестра зло сверкнула глазами, но промолчала, разве что нарочито громко брякнула на плиту медную турку, собираясь сварить на всех кофе. Эри поняла, что в невидимую Стеллину копилку обид в эту секунду звякнул лишний белли, и в ближайшие дни стоило ждать от неё очередной пакости. Она не имела ни малейшего представления, по какой шкале Стелла мерила её прегрешения, но как минимум требовалось проследить, чтобы та не сыпанула в её чашку соли под видом сахара.       — Пуру-пуру-пуру, — проснулась и требовательно забормотала в углу кухни старая толстенькая ден-ден-муши, искоса наблюдая за руками Эри, без энтузиазма месившими тесто.       Мачеха захлопнула тяжёлую дверцу морозильника и сняла трубку. Послушала, пару раз сказала «ага» тоном, не предвещавшим ничего хорошего, и обернулась:       — Так, Эрика… Дурочка Рози заболела, три дня будешь на подмене. Как закончишь на сегодня с выпечкой, переодевайся в её платье и иди в зал. И не надо мне тут закатывать глаза. Мы взяли новенькую, надо присмотреть за ней, на первых порах, вместо Рози. Не остальным же дурочкам это поручать.       — И вовсе я не закатываю глаза, — закатила глаза Эри, которая терпеть не могла подобные подмены.       — И накраситься не забудь, а то люди подумают, что мы тебя пытаем. Небось, всю ночь не спала и шестерёнки свои крутила? — внимательная мачеха, как всегда, была недалека от истины.       В наибольшей степени в нелюбви Эри к работе на зале виноваты были форменные платья, которые Глория называла «миленькими костюмами горничных». Положа руку на сердце, они и в самом деле были миленькими, с бантиками и белыми передничками, но при этом настолько короткими и откровенными, пусть и прикрытыми по периметру кружевами, что подобных «горничных» можно было сыскать разве что в местных хостес-клубах, подпольно промышлявших различными видами продажной любви.       Неудивительно, что в кафе каждый день было не протолкнуться, а чаевые выходили приличными. Но Эри было не по себе от тяжёлых сальных взглядов мужчин, которые постоянно по-свойски клали руку ей на талию, хлопали по коленкам и, будто бы случайно, задевали ладонями её бёдра. Другие девушки относились к этому более спокойно, как к издержкам работы, и Эри даже немного им завидовала.       Тем не менее два часа спустя — несмотря на всё презрение к волшебному миру мужских фантазий о горничных и их нарядах — Эри стояла в раздевалке, облачённая в чёрно-белый кружевной ужас с передничком, и послушно красила губы. С мачехой шутки были плохи. На её счастье, Рози была девицей рослой, поэтому её платье оказалось хотя бы на несколько сантиметров, но длиннее прочих. К тому же во время переодевания Эри действительно обнаружила на груди уродливый лиловый синяк, отчего сначала с досадой выругалась, но потом догадалась, что его можно использовать как оправдание, чтобы прикрыть чересчур откровенный вырез дополнительной кружевной оборкой.       Она завершила макияж и пренебрежительно глянула напоследок в зеркало, поправляя чёрный кружевной обруч на коротких волосах. Возможно, в другой жизни, в другом мире, она допустила бы признать себя красивой. Но здесь, на Сабаоди, быть красивой означало только одно — проблемы.       — Эри-сан! Эри-сан! — тут же окружили её на выходе из раздевалки три официантки с выражением крайнего волнения на симпатичных личиках. Эри была младше их, но как дочь хозяйки, к тому же известная своей прямотой и решительностью, пользовалась у них авторитетом. — Нужна ваша помощь! Ой, какая вы хорошенькая…       — Что случилось? Выкладывайте! — девушка сделала строгое лицо, стараясь не выдать смущения от их невинного комплимента.       — Там клиент появился, незнакомый, мы его прежде не видели, — наперебой загалдели девчонки. — Выглядит отпадно — прямо настоящий аристократ. Мы даже тянули соломинку, кто будет его обслуживать. И выпало новенькой!       — И что? Она споткнулась и что-то на него пролила? — Эри направилась к дверям, ведущим в зал, понимая, что новенькая в свою первую смену наверняка что-то учудила.       — Да нет же! Всё поначалу было тихо-мирно, она принесла ему кофе и мороженое, он, как и прочие, пялился на неё, на других девочек, ещё приговаривал себе под нос: «Ух ты… Шикарно…» А потом ни с того ни с сего поинтересовался: работает ли у нас официанткой «такая, белобрысая». И мы ей подсказали позвать Стеллу-сан, думали — это её очередной кавалер. К тому же она среди нас единственная блондинка. И знаете, что произошло?       — Что? — при слове «белобрысая» Эри отчего-то поморщилась.       — Он их обоих дурами обозвал и наорал, мол: «Чего вы мне какую-то крашеную селёдку подсовываете, других, что ли, нет?!» У Стеллы-сан лицо вмиг перекосилось, аж пятнами пошло, — хотя в глазах у девушек таились тревога и беспокойство, но им не удалось удержаться, чтобы не хихикнуть. Заносчивую Стеллу в кафе недолюбливали. — Стелла-сан метнулась на улицу, хлопнув дверью, а новенькая — в слёзы. И теперь они там, в зале, за столиком, один на один: он мороженое ест, а она рыдает. А ведь он ещё и круассан заказал.       — Так чего вы её не выручили?       — Мы боимся подойти, он пусть и симпатичный, но страшный. Вдруг и на нас наорёт?       — Страшный, говорите? — Эри повздыхала над чужой беспомощностью и наклонилась над недавно вынутым из печи противнем, выбирая самый горелый круассан. Радужных иллюзий по поводу своей выпечки она не питала.       Когда Эри вышла в зал, держа в руке поднос с круассаном, то не сразу осознала, что шикарный мрачный парень за четвёртым столиком в дорогом зелёном костюме, с галстуком и в перчатках, будто находился не в затрапезном кафе в Зоне беззакония, а на светском рауте, — это вчерашнее зеленоволосое недоразумение в шлёпках. Слишком уж разительным был контраст. Выдали его всё-таки волосы и привычные наушники, в этот раз в сочетании с остальной одеждой придававшие ему элегантный и строгий образ правительственного агента.       В эту самую минуту он, в лучших традициях агентов, словесно терзал сидевшую, как на допросе, на соседнем стуле новенькую — пухленькую милашку со смешными чёрными кудряшками, которая что-то ему докладывала, перемежая куски доклада всхлипами в прижатый к груди поднос. Эри уловила только последнюю часть его вопроса про «девчонку, которая одевается как пацан» и замерла, в панике пытаясь понять, что делать дальше: выручить подопечную или сбежать от этого чудовища, пока не поздно.       Тем временем «чудовище», уловив боковое движение, хмуро повернуло к ней голову. Дальше дело приняло немного странный оборот: она, словно в замедленной съёмке, наблюдала, как колючки в его взгляде трансформировались в сердечки, он даже слегка привстал, приоткрыв рот и пожирая её восхищёнными глазами (ей показалось — или она услышала: «Богиня»?). После чего так же неожиданно его лицо недоумённо застыло.       Бежать было поздно: Йонджи тоже её узнал.       На ватных ногах она подошла к столику, ловя полный благодарности и надежды на спасение взгляд новенькой. Та пулей выскочила из-за стола, как если бы прежде что-то невидимое удерживало её там силой, и спряталась за её спину.       Появление Йонджи в кафе — в месте, где она меньше всего ожидала его увидеть (вернее то, что они вообще умудрились встретиться снова), настолько выбило Эри из колеи, что лишь этим можно было объяснить тот факт, что вместо первых фраз дежурного скрипта, который мачеха заставляла использовать в общении с клиентами-забияками, она довольно невежливо брякнула:       — Это как понимать? Что ты здесь забыл?       — Эхм, у вас фишка заведения — хамить гостям? — Йонджи, в свою очередь, постарался скрыть замешательство от волшебного преображения вчерашнего чумазого паренька из парка в «богиню». К тому же он вовсе не горел желанием признаваться в своём сомнительном ночном променаде. — Мне тут посоветовали местного мороженого отведать, — в подтверждение своих слов он побренчал ложкой в опустевшей вазочке из-под мороженого и пробормотал в сторону: — Нормальный, кстати, пломбир, деду не стоило на него наговаривать.       — Какому де…? — она осеклась, вспомнив о том, что рядом стояла новенькая, которая постепенно перестала всхлипывать и теперь с любопытством наблюдала за ними. Эри попыталась нацепить на лицо вежливую улыбку и вернуться к заготовленному сценарию. Не дай бог, кто поймёт, что она знакома с этой вздорной «гусеницей». — Прошу прощения за дерзость, уважаемый клиент, ваш круассан!       Тарелочка с круассаном звякнула об стол чуть громче положенного.       — Гм, поджаристый, — с интересом прокомментировал «уважаемый клиент».       — Если вы больше ничего не будете заказывать — мне принести счёт? — Эри выпрямила спину, стараясь глядеть поверх его головы. Оставалась слабая надежда, что, если вежливо проигнорировать его присутствие, он мог заскучать и уйти.       — Нет, я, пожалуй, ещё задержусь. Мне у вас нравится, — Йонджи ухмыльнулся, отхлебывая из чашки с кофе. Надо же, какой сноб — даже перчатки не снял! Подсознательно она отметила, что в идеально сидящем костюме он смотрелся куда внушительнее, нежели в шортах, да и держался в нём весьма естественно, словно всю жизнь только такие и носил.       — Эри-сан, он тут кого-то ищет, — подала голос новенькая. — Вы не поможете?       — Да нет, не нужно, уже нашёл, — с усмешкой откинулся тот на спинку стула, всем своим видом показывая, что никуда не торопится.       — Так значит, это я — «белобрысая»?! — лицо у Эри стало темнее тучи, и её всё-таки прорвало. Наверное, сказались бессонная ночь и неизжитая обида. — Думаешь, оделся в кои-то веки прилично — и можешь ходить куда угодно и оскорблять кого угодно? Привык обращаться к официанткам, как к девочкам по вызову?! Даже имя моё не запомнил!.. — последнее почему-то задело её больше всего.       — А как ещё предлагаешь обращаться, когда все вырядились в эти платьишки… как, говоришь, коллекция называется? «Фея мужских грёз»? — Йонджи фыркнул, полёт его мысли было не остановить. — «Возьми меня — я вся твоя»? «Посижу за триста белли на коленках»?       Он с удовольствием куснул злополучный круассан и при этом так красноречиво пробежался взглядом сверху вниз по фигуре Эри, что та почувствовала, будто её вытряхнуло из чёртова платья с передничком, оставив перед ним в чём мать родила. Предательски торчащие из-под коротких волос кончики ушей запылали от злости и стыда. В любой другой ситуации она бы подписалась под каждым словом этого парня, поскольку мыслили они, как ни крути, одинаково. Но только не тогда, когда волей-неволей ей приходилось быть членом кружевного сообщества «Мечта педофила». Он что это сейчас — «Мечту педофила» вслух произнёс?!       После явно озвученной «Мечты» Эри наконец-то вынырнула из лёгкого ступора, правая рука сама собой взмыла в воздух и отвесила наглецу крепкую оплеуху. Соседние столики синхронно прекратили жевать и хихикать, зато официантки зааплодировали, ненароком перекрыв своими хлопаньем удивлённое девичье: «Уй, больно!» Йонджи, вернув недоеденный круассан на тарелку и подперев щёку кулаком, с интересом глядел на Эри, прижимающую к груди покрасневшую ладонь. На его лице не было заметно и следа прилетевшей пощёчины.       — Как об камень треснула! — внезапно пожаловалась она объекту своего удара, будто бы он был обязан заранее её предупредить. И, скривившись, потрясла отбитыми пальцами: — Не голова — а кусок бетона!..       Нахальная официантка наклонилась прямо к лицу Йонджи, изучая его с величайшим подозрением, из-за чего тот испытал странную неловкость. Почти как вчера, в парке, в кабинке дурацкого колеса обозрения. Он вдруг вспомнил слёзы, блеснувшие в уголках её глаз после его неудачного толчка, и усилием воли подавил раздражение. Вместо того, чтобы снова впечатать дерзкую девчонку в ближайшую стену, всё, что он сделал, — это неожиданно для самого себя потупил взгляд, который, как нарочно, упёрся ровнёхонько в кружевное декольте наряда «Любой каприз за ваши деньги». Они туда вату, что ли, подшивают, для объёма?..       — Признайся честно: ты не человек! Ты киборг! — от пальца, которым его отнюдь не деликатно тыкали в данный момент в скулы, пахло ванилью и корицей. Стал бы он терпеть, если бы по-прежнему считал её мальчишкой? Определённо, нет. Он даже отвлёкся на мгновение, пытаясь уловить ускользающую разницу.       — Эри-сан, а разве киборги существуют? — пискнула её подопечная, прикрывая испуганное круглое личико подносом.       — Как видишь, — Эри демонстративно оттянула его щёку в сторону. — Походу, экспериментальная модель, поэтому и ведёт себя порой как полный идиот.       — Чего-о-о?! — тут Йонджи рассвирепел окончательно и привстал, опираясь на столик. Вернее, он хотел привстать, но напряг мышцы чуть больше нужного, и изящное творение мебельного искусства, жалко крякнув сломанными ножками, развалилось на несколько частей и осело к его ногам.       — И в самом деле — киборг… — пробормотала Эри с глазами-плошками, всё ещё на автомате удерживая его за щёку. Для этого ей понадобилось приподняться на носочки, поскольку Йонджи распрямился на весь свой высоченный, почти двухметровый рост.       Пожалуй, она перешла черту. Глаза у него от гнева сделались совсем стеклянными.       Клиенты, не сговариваясь, как по команде, побросали недоеденное крем-брюле и бочком-бочком заструились по направлению к выходу. Официантки благоразумно избрали путь тактического отступления к кухонным дверям, откуда с испугом и любопытством пялились в зал через широкие круглые окошки. Одна из них подняла вверх большой палец — кажется, это был максимум поддержки, на который могла рассчитывать Эри.       — Пусти, ничтожество! — процедил Йонджи, скрипя зубами.       — Не пущу, — из чувства противоречия и злости за вчерашнее Эри плюнула на свои «тише воды, ниже травы» принципы и плеснула масла в огонь, пусть и жалким трясущимся шёпотом: — Сам… ничтожество.       — Ещё одно слово — и убью. Уничтожу. Низведу на атомы.       — О, я вчера убедилась — ты можешь! В этот раз тоже ударишь или же удивишь? Стрельнёшь лазером из глаз? Молнией из пальца? Как там у вас принято, у киборгов?       — Просто… придушу… Здесь… Сейчас… — Йонджи незаметно для себя тоже перешёл на отрывистый шёпот. Он злился, но это не мешало ему попутно скользить взглядом по её лицу и отмечать невольно, что глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц были серыми, цвета пасмурных зимних туч. Более того — то ли формой губ, то ли изящным овалом лица, то ли и тем и другим сразу — она отдалённо походила на Рэйджу. Четвёртому принцу это внезапно понравилось, поскольку значило, что она походила на него самого. Имелась в ней и ещё одна примечательная черта — схожая и одновременно несхожая, неправильная…       Тем временем абсурдность происходящего зашкаливала. Стряхнуть её руку он мог в любой момент, однако отчего-то предпочитал продолжить лихорадочную игру в гляделки. Воздух между ними, казалось, сгустился и потрескивал от электрического напряжения. Эри же, задним умом понимая весь ужас сложившейся ситуации, изо всех сил пыталась выкинуть из головы нелепое сравнение его подрагивающих бровей с двумя улитками на склоне. Первая улитка уже вскарабкалась на вершину у левого виска, а вторая, догоняя товарку, только-только спустилась по соседнему холмику брови. Вот он нахмурился сильнее, горки изогнулись круче, улиткам стало держаться труднее. Ей вновь захотелось провести по ним пальцем.       — Чёрт, почему у тебя такие странные брови? — вдруг первым выдал Йонджи.       — А у самого-то?! — Эри, старающаяся развидеть улиток, от неожиданности разжала пальцы, выпуская из зажима несчастную мужскую щёку.       — Брови как брови, красивые, — пожал плечами Йонджи, гордившийся отличительной меткой Винсмоуков. Его никогда в жизни не дразнили из-за бровей. Не находилось таких самоубийц, кто осмелился бы. — А вот у тебя — вылитые усы бабочки.       — Усики! У бабочки — усики! И вообще, ты в курсе, что у бабочек они не спиральной формы, их только на детских картинках так рисуют? — выступила разрушителем мифов Эри, для которой её зеркально завитые в разные стороны брови были больным местом едва ли не с рождения. Ей казалось, что она привыкла к издёвкам окружающих, но нет — не тогда, когда приходится их выслушивать от самоуверенного нахала с почти такими же — даже менее изящными! — завитками.       — Я как-то бабочками раньше не интересовался, — проворчал парень, после чего наступило неловкое молчание. Вроде бы они ссорились — а вроде бы уже и нет. Злость улетучилась, желание перекидываться колкостями — тоже. Друзьями, чтобы разбить гнетущее напряжение шуткой, они не были. Ситуация казалась патовой.       В этот самый момент на сцену тяжёлым шагом вступила Глория, облачённая в несколько легкомысленное для её возраста открытое летнее платье. Мачеха только что вернулась с дневной прогулки, как обычно проходившей в компании дона Филиппо — местного криминального авторитета, державшего под своим контролем больше дюжины сомнительных клубов по всему архипелагу и использовавшего их встречи как предлог, чтобы отыскать в броне железной леди Глории слабое местечко и подмять под себя и её невинное заведение. Глория, обладавшая ценным жизненным опытом, обширными полезными связями, а самое главное — непрошибаемостью, пока что успешно отбивала эти атаки, но каждая подобная прогулка выматывала её почище дня напряжённой работы.       И теперь она стояла посреди пустого зала, обозревая с каменным выражением лица творящееся в её заведении непотребство.       — Эрика! — гаркнула она таким мощным командирским голосом, что Йонджи чуть было не вытянулся по струнке, настолько эта дама напомнила ему отца, муштрующего солдат на плацу. Он глянул краем глаза на девушку, которая, услышав своё имя, вжала голову в плечи, и нахмурился. Отчего-то ему не понравилось, что на неё мог кричать кто-то другой.       — Эрика, как это понимать?! — снова загремела страшная женщина. — Я ушла всего на час, ты и Стелла были за старших. Так почему же я вижу поломанную мебель, тебя в компании ухажёра и ни одного клиента? И где, чёрт побери, Стелла?!       — Это не ухажёр! — успела вставить девушка, прежде чем та успела набрать в грудь воздуха для очередной тирады. — Это клиент!       — Клиент, клиент! — раздалось со стороны кухни. Кто-то из официанток протянул Эри руку помощи — лишь для того, чтобы тут же сбросить её в пропасть: — Эри-сан с ним поцапалась, и он немного разбушевался.       — Поцапалась, говорите… — Глория подарила падчерице взгляд, не суливший той ничего хорошего, и переключилась на Йонджи: — Уважаемый клиент, вы производите впечатление солидного, обеспеченного человека, умеющего нести ответственность за свои поступки. Полагаю, вы не будете возражать возместить некоторые… гм… убытки? Уверена, для вас — это сущая мелочь.       — Э-э-э, хорошо, — кивнул Йонджи, нехотя признавая свою вину в случившемся и чувствуя себя несколько неуютно под суровым буравящим взором женщины. Ему подумалось, что обладай она хотя бы толикой Королевской воли вчерашнего деда, его бы уже давно снесло с ног.       Да что не так с людьми в этих местах, воздух тут особенный, что ли?..       В руках Глории мгновенно материализовался блокнот, и она шустро в нём застрочила, бормоча под нос:       — Стол — двадцать тысяч белли, испорченная скатерть — пять тысяч, посуда — тысяча белли… неоплаченные счета клиентов… добавим моральный ущерб… в принципе, можно немножко и округлить…       Когда она вырвала, наконец, из блокнота исписанный листок и протянула Йонджи, Эри успела углядеть только подчёркнутое жирной линией сумасшедшее число «100000» — и девушку прошиб холодный пот. Реальный ущерб, по её подсчётам, не тянул и на пятую часть этой суммы. Она представила, как сейчас взъярится на вымогательницу этот гордец, и инстинктивно сделала шажок назад, за его спину, гипнотизируя оттуда умоляющим взглядом зелёную остроконечную макушку.       К её величайшему удивлению, тот просто достал кошелёк и расплатился. Даже не задумался, будто подобные суммы для него — мелочь, пустяк, и в день он привык тратить куда больше.       — Благодарю, — сухо уронила мачеха, пересчитав купюры с небрежным видом, как если бы держать подобные деньжищи для неё также было в порядке вещей. — А теперь, когда инцидент исчерпан, могу я попросить вас уйти и больше не показываться на пороге данного заведения? Наши правила запрещают любые конфликты, — её просьба читалась как ультиматум, и Йонджи понял, что отныне ему здесь не рады.       Он передёрнул плечами, признавая поражение. В головы принцев с детства вбивалась необходимость следования правилам, своим или чужим (во всяком случае, до тех пор, пока не находилась лазейка, позволяющая их обойти), поэтому на этот раз пришлось подчиниться.       — Волк остаётся волком, даже если берёт пищу из рук, — щёлкнула зажигалкой Глория, глядя на закрывшуюся за ним дверь. Она выпустила сигаретный дым изо рта и внимательно посмотрела на стоящую рядом с ней девушку: — Моя Стелла — хоть и вертихвостка, но десять раз прикинет, стоит ли ради денег или иной сомнительной выгоды приманивать и приводить в дом опасного хищника, пусть и под видом богатенького мальчика. Эх, зря я утром подумала, что ты поумнее её будешь…       Эри, которая только-только перевела дух после всех событий, обиделась из-за явной несправедливости её обвинений:       — К чему эти истории из мира животных? Мне нет дела до того зелёного психа, не выдумывай. Он сам сюда приплёлся, непонятно зачем. И вообще — вряд ли мы увидим его снова!       — Ну-ну, — с сомнением покачала головой мачеха и добавила: — Кстати, чуть не забыла… За ссору с клиентом и причинённые убытки неделю работаешь бесплатно.       — Что?! Он же заплатил!       — Он-то за себя заплатил, а набедокурили вы оба. А сейчас отправляйся наверх. Работы всё равно нет, посиди сегодня в комнате и поразмысли над своим поведением, — тон её голоса не предполагал возражений.       …Ближе к вечеру в дверь комнатушки на верхнем этаже, которую Эри делила вместе со Стеллой, раздался робкий стук, и на пороге замаячила новенькая, которой от лица тайного общества кружевных передничков было поручено задание первостепенной важности: проведать своего временного члена, находящегося под домашним арестом. Умудрившись за каких-то пять минут пересказать все дневные кухонные новости и обрушить на голову Эри тысячу извинений и благодарностей, на прощание она вытащила из-за спины объёмистый пакет из плотной коричневой бумаги:       — Эри-сан, мы убирались в зале и нашли под сломанной столешницей… Тот парень, наверное, с собой принёс. Девочки посоветовали вам отдать — вряд ли он за ним вернётся. Там нет ничего ценного, а вас это хоть немного порадует, — краснея, она поставила его на тумбочку у двери и, забавно тряхнув кудряшками, убежала.       Эри с подозрением уставилась на пакет, словно там должна была лежать как минимум бомба. Пакет притворялся совершенно обычным бумажным свёртком.       После парочки сделанных вокруг него ритуальных кругов любопытство в конце концов пересилило, и, зашелестев бумагой, она осторожно сунула нос внутрь. И ахнула от изумления и неожиданности. Потом зажмурилась, чтобы собраться с мыслями, но единственное, что почему-то мелькало перед её глазами, — это ровно зачёсанные в острую стрелку на затылке волосы. Волосы невозможного цвета весенней травы.       Выходит, он всё-таки забрёл в кафе неслучайно? Неужели собирался извиниться за вчерашнее? И ведь даже имя её не запомнил, а про такую мелочь — не забыл…       На дне пакета — слегка потрескавшиеся, но всё ещё великолепные — золотились карамельные яблоки.