***
Искусно выполненные изображения мечей и копий на старинных гравюрах оказались весьма красивы, но слишком долго рассматривать то, что предназначалось для убийства себе подобных, было неуютно. Эри в особенности поражало стремление оружейников украшать смертоносные лезвия замысловатыми и полными скрытых символов узорами. В этом ей виделись отголоски древних культов, основанных на кровавых ритуалах и жертвоприношениях. «Война как культ», — она хмыкнула и захлопнула третью по счёту оружейную энциклопедию, найденную в кабинете. Иных книг, похоже, Йонджи под рукой не держал. С утра он отправился на плац и с тех пор в башне не появлялся. Завтрак и обед ей сервировали в столовой на первом этаже, куда её сопровождал, помогая миновать труднопроходимое препятствие в виде лестницы, молчаливый и исполнительный солдат — по счастью, сломанная нога избавила её от повинности являться на семейные трапезы в главный зал. А всё остальное время Эри была предоставлена самой себе. Поначалу её ненадолго увлекли улитки в аквариуме, но те были слишком флегматичными и ленивыми, чтобы их созерцание сошло за полноценное развлечение. А скудный выбор литературы в кабинете вгонял в тоску. Она покачалась на стуле и откинулась на столешницу, опустив на согнутый локоть щёку и перебирая одним пальцем ломкие страницы энциклопедии. Посмотрела в окно на быстро бегущие по небу лоскутья облаков. Потом поднялась, вернулась в спальню и — с подозрением прислушавшись к тишине в коридоре — привольно раскинулась звездой на широкой, заправленной атласным покрывалом кровати. Натянутую под потолком зелёную ткань балдахина расшили затейливо переплетёнными листьями и травами… Катышек с любопытством наблюдал за нею, высунув острый нос между прутиков клетки и шевеля усами. Вчера Эри задвинула клетку в угол за диваном, чтобы не привлекать к мышонку внимания посторонних. Надолго выпускать Катышка на волю в чужой комнате девушка не рисковала. К тому же она была убеждена, что Четвёртому принцу — если бы тот внезапно вернулся — отнюдь не пришлось бы по вкусу лицезреть на своём баснословно дорогом ковре мышь. Заняться было решительно нечем. За полдня Эри успела осмотреть почти всю башню и теперь откровенно маялась от скуки. Выходить наружу она не дерзнула: во-первых, Йонджи ничего не говорил о том, разрешено ли это ценному ресурсу. А во-вторых, простейшая прогулка до парка (что со здоровой ногой занимала каких-то пять-десять минут) на костылях грозила превратиться в длительную и изматывающую эпопею. Хотя погодите-ка! Девушка привстала, чуть соскальзывая вниз по гладкому покрывалу: не он ли сам предлагал вызвать его, если ей понадобится куда-то пойти? Собравшись с духом, Эри добралась до столика и достала из коробочки заспанную улитку. Внимательно изучила крошечное передающее устройство и то, как оно соединялось с раковиной, удивляясь фантазии придумавшего его гения. Оно было очень похожим на те, какими оснащались обычные ден-ден-муши — вроде той, что сидела в углу на кухне кафе-мороженого. На мгновение в голове проскочила шальная мысль попробовать вызвать её — прежде Джадж запрещал связываться с кем бы то ни было, и на протяжении двух лет почтовые альбатросы и ден-ден-муши были ей недоступны. Не то чтобы в прошлой жизни у неё осталось много знакомых, но она беспокоилась за мачеху, да и узнать, как дела у Рэйли-сана, старика Винни и даже, пожалуй, Стеллы, было бы интересно. Однако небольшой размер устройства наводил на мысль о малой дальности передачи, и, скорее всего, данная улитка была настроена исключительно на Йонджи — раз уж сигналы поступали в его наушники. Либо же на улиток его подчинённых. Или же иных Винсмоуков… Несмотря на то, что половина из них разъехалась сегодня утром (корабль Рэйджу тоже поднял паруса и отстыковался незадолго до обеда), звонить выходило занятием непредсказуемым и опасным. Она вздохнула и осторожно защёлкала кнопкой: два длинных нажатия, три коротких. Ничего не произошло. Улитка сонно таращилась в никуда. Интересно, как долго стоило ждать?.. Эри вытерпела минуту, прислушиваясь, не слышны ли шаги в коридоре: сработало ли вообще? — и снова протарабанила сигнал. Ноль реакции. Потом ещё раз и ещё. На пятый раз кнопка вдавливалась с силой и раздражённо. На шестой она, хмурясь, подумала и набрала два коротких и три длинных: мало ли, вдруг перепутала… Тельце улитки, расплывшееся склизкой тряпочкой по её ладони, казалось расслабленным и нерабочим. Внезапно что-то резко и тяжело стукнулось в окно — как если бы не заметившая прозрачного стекла чайка вписалась в него на полном ходу. Эри, вздрогнув от неожиданности, уронила улитку обратно в коробочку и, держа ту в руках, сделала пару суетливых прыжков на одной ноге к подоконнику — проверить, что это было. За стеклом обнаружилось озабоченное лицо Йонджи, парящего в воздухе в рейдкостюме. — Что случилось?! — рявкнул он, едва она распахнула окно. — Ничего такого, — ошарашенно ответила Эри, цепляясь за штору. — Ты же сам просил подать сигнал, если мне понадобится помощь… — Пять раз подряд?! И сигнал о нападении Морского Короля напоследок?! — Йонджи перебросил ногу через подоконник и оседлал его, уперевшись скрипнувшим ботинком в угол между стеной и полом. — Почему опять ходишь без костылей?!.. — Я подумала, что не сработало. Она могла хотя бы булькнуть в подтверждение, — пробурчала девушка, обидевшись сразу и на него, и на подведшую её улитку. — Всё работает, надо было тебе вчера показать, — он со вздохом снял и нацепил на Эри чёрные наушники с двойными шестёрками. Наушники были плотные, мягкие и тёплые. И абсолютно непроницаемые: едва они обволокли её голову, как все звуки отрезало начисто, в ушах мгновенно воцарилась глухая, до лёгкого звона, тишина. Эри наблюдала, как Йонджи беззвучно взял коробочку с ден-ден-муши, беззвучно открыл её, беззвучно ткнул несколько раз пальцем по молоточку передатчика, набирая условный код. Подавляющую тишину наушников разорвал резкий и тонкий звук, будто где-то за её спиной невероятно фальшиво пиликнула расстроенная скрипка или же заверещала гигантская раненая мышь: сначала два длинных отчаянных писка, следом три коротких. Эри с отвращением сорвала с головы наушники («Он вынес подобное аж пять раз? Даже шесть!») и сунула ему в руки: — Как ты вообще умудряешься в них что-то слышать? — Прекрасно всё слышу, — тот задумчиво покрутил их и надел на себя, — что в них, что без. Для создания полной тишины помогут только затычки. А наушники отсеивают всё лишнее, позволяют сфокусироваться на отдельных звуках — в бою и на заданиях это очень удобно. К тому же, как ты убедилась, превосходно принимают сигналы на выделенной частоте. Да и вообще: привык, наверное. Чтобы привыкнуть к подобному писку, определённо требовались железные нервы. Но, возможно, ему это слышалось иначе? — А почему, кстати, Ичиджи не носит наушники? — задала она давно крутившийся в голове вопрос. — Потому что обычно он отдаёт приказы, — вздохнул Йонджи, подтверждая само собой разумеющийся факт. — Так зачем вызывала-то? — Я хотела сходить в библиотеку. — Книги тоже можно сюда доставить, как и еду. В книжном шкафу в кабинете много свободных полок. — Чересчур много, — ядовито заметила Эри, но тот и бровью не повёл, поэтому она добавила: — Здесь скучно одной, к тому же библиотека меня успокаивает. Йонджи что-то коротко прикинул в уме, а затем вытянул длинную руку: — Ладно! — и она не успела вымолвить и слова, как тот крепко прижал её к себе. Ботинок снова скрипнул, с силой отталкиваясь от пола, и Йонджи вместе с ней перевалился через подоконник. Эри тоненько взвизгнула и зажмурилась, пряча лицо у него на груди: воспоминания о вчерашних головокружительных кульбитах незамедлительно промелькнули перед её глазами. Через секунду, растянувшуюся для неё на целую вечность, они перестали проваливаться в воздушную яму, Йонджи, придав ботинкам ускорение, взмыл вверх, и ветер тотчас вцепился ей холодом в неприкрытые плечи и ноги, не совсем прилично раздувая парусом выскользнувшие снизу, из-под перчатки, складки широкой юбки. — Скажи, когда мы будем на месте!.. — не поднимая головы, выкрикнула она. Ткань его костюма была плотной на ощупь, от неё слегка пахло жжёной резиной и смазочным маслом — вероятно, сигналы застали его в машинном отделении. — Уже. Эри осмелилась приоткрыть один глаз: они висели в воздухе у распахнутого окна библиотеки. На библиотечном столе безмолвным упрёком громоздилась забытая ею книга. — О!.. Стараясь не глядеть вниз, она осторожно перебралась на подоконник, а оттуда — на стол. Бесконечно счастливая от того, что под ней находится нечто твёрдое, устойчивое и нелетающее, Эри сидела на крышке стола, покачивая ногами в воздухе и слезать не торопилась. — Минуту! — Йонджи пулей рванулся вдаль и так же быстро вернулся назад. Сунул ей в руки забытые костыли, после чего брякнул на стол коробочку с ден-ден-муши. Помедлил, опираясь локтями на подоконник и рассматривая лежащий рядом с ней том: — Ничего себе талмуд! «Схемы»… Интересная? — Да, весьма… А ещё там часто встречаются… довольно любопытные места, — Эри казалось, что прошёл не один день, а целый год с тех пор, как она сидела здесь, в библиотеке, и вчитывалась в горькие строки, выведенные рукой отца. Ей вдруг отчаянно захотелось рассказать о них Йонджи, но она сдержалась: ему это было безразлично. — Хм, ладно. Как закончишь — вызови меня снова, тебе сегодня на осмотр к доктору, — Четвёртый принц отпустил было ладонь от подоконника, намереваясь вернуться туда, откуда недавно его выдернула суматошная вереница сигналов, но тут же опять просунул внутрь плечи: — И один раз, не больше! — Да поняла я!.. Подожди! — Что ещё? Эри смущённо упёрлась взглядом куда-то в район его ярко-оранжевого шейного платка, а потом, всё же решившись, выпалила: — И можно отнести меня туда пешком? На руках? Без… полётов? — Как пожелаешь, кузина, — прежде чем демонстративно взмыть перед ней в вышину, он ехидно оскалился, на мгновение превращаясь в прежнего Винсмоука, двухдневной давности. То бишь в самого себя. Это ненадолго вернуло её к реальности, где был Джадж, муж, долг, ошибки и собственность, — и которая вызывала смутное, глухое раздражение.***
Дни текли быстро: похожие друг на друга и удивительно умиротворённые. Кошмары ей больше не являлись, но утренний сон стал невероятно чутким, и Эри просыпалась всякий раз, когда Йонджи, потягиваясь, в одних лёгких пижамных штанах спрыгивал с кровати. Перед ней мелькала чёрная жгучая татуировка на его светлой спине, и девушка, притворно смежив веки, принималась наблюдать за тем, как он умывается и чистит зубы, — через распахнутую настежь дверь душевой комнаты. Затем одевается, полускрытый пологом кровати и широкой створкой шкафа, откуда время от времени высовывались его голые руки и плечи. Иногда он сразу доставал из гардероба нужный костюм, иногда мялся с сомнением перед полками, вынимая одну вещь за другой, вертя их в руках и тут же закидывая небрежным комком обратно (после его ухода горничная аккуратно раскладывала всё по местам). Эри терпеливо выжидала, когда его внешний вид станет более-менее подобающим и лишь потом начинала ворочаться на узком диване, изображая, что только-только проснулась. Привставала, смущённо одёргивая смявшуюся за ночь сорочку, и Йонджи немного рассеянно желал ей доброго утра. После он уходил по делам и целый день где-то пропадал. Впрочем, Эри, приноровившись к компактной ден-ден-муши, использовала Четвёртого принца как тягловую силу на полную катушку: стоило выждать несколько минут после нажатия кнопки, как Йонджи, взвихряя плащ, врывался в никогда не закрывавшееся с недавних пор окно, едва уловив в наушниках очередной требовательный писк улитки. Но, помня о просьбе, носил Эри в парк, библиотеку и лазарет, передвигаясь исключительно по земле — на своих двоих. Смешно поскрипывая ботинками и отчего-то неловко елозя по её рёбрам пальцами. Возвращался он всегда поздно, ближе к полуночи, когда Эри уже спала. В её сны вплетались тяжёлые шаги, чуть приглушённые пушистым ковром, лёгкий и долгий, как шелест дождя, шум воды в душе, а ещё чьи-то руки, натягивающие ей на плечи полусползшее одеяло. Но ни за одно из этих видений она бы не поручилась наверняка — особенно за последнее. Изредка она просыпалась в середине ночи и лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь, как Йонджи, вздыхая или недовольно фыркая, ворочается туда-сюда на своей гигантской кровати, будто что-то не давало ему покоя. Но бывало и так, что он спал как убитый, не издавая ни малейшего звука, и Эри приподнималась, вглядываясь сквозь темноту, чтобы убедиться: он был тут. Над кроватью мирно громоздился вытянутый, укутанный одеялом холмик человеческого тела — и она с облегчением откидывалась обратно на подушку и засыпала — спокойно и глубоко, до самого утра. Для неё целая неделя пролетела словно миг. А для Йонджи время тянулось медленно — одновременно мучительно и донельзя приятно. Жалеть о том, что поддался спонтанному порыву и приволок Эри к себе, он начал чуть ли не на следующий день. Да, поспешно принятое решение поначалу успокоило его. Но вскоре уровень беспокойства вырос в разы. И это было новое, непривычное ему беспокойство. Чужое тихое сопение в темноте ночи и шорох вечно сползающего на пол одеяла. Тонкая ночнушка, обрисовывающая контуры её тела, вдобавок коварно задирающаяся всякий раз, едва Эри поутру спускала ноги с дивана. Мягкость женской груди под кончиками пальцев, стоило ему отвлечься и не слишком продуманно подхватить её — постоянно приходилось незаметно сдвигать их на рёбра, через которые глухо отдавался стук её сердца. Редкие улыбки, адресованные даже не ему, а нелепой мелкой крысе. А ещё он сам не заметил, как обзавёлся дурацкой привычкой поправлять ей одеяло и замирать, завороженно прислушиваясь к тому, как она дышит во сне… Превосходная в теории идея забрать Эри… — Годжу! — в свою башню при столкновении с действительностью вышла весьма опрометчивой. Йонджи раз за разом проклинал эту идею, ворочаясь без сна в кровати или запираясь в душевой, где под шум текущей воды преступал свою гордость и сбрасывал мучительное, накопившееся за день напряжение. Она была кузиной, она была собственностью Джермы, она должна была выйти замуж, она… после того, что он сделал с ней, она просто не могла ему принадлежать! Но, чёрт возьми, она всё ещё вызывала в нём желание… Желание, которое раньше более-менее успешно удавалось игнорировать. Осознав это, Йонджи потихоньку пытался восстановить прежнюю дистанцию. Которая как по щелчку пальцев схлопывалась, стоило им только заговорить друг с другом. Но он всё равно упорствовал: старался встречаться с ней как можно реже, не задерживался в лазарете, пока доктор проводил долгий и методичный осмотр. Возвращался поздно… Пару раз пытался отвлечься на служанок — но вид покорно разведённых перед ним ног снова (как и два года тому назад) вызывал у него отторжение и неприязнь. А потом в ушах в очередной раз пиликал сигнал — два длинных, три коротких, — Эри оказывалась в его руках, и рухнувшие в один миг призрачные бастионы приходилось долго и кропотливо возводить заново. Избегая её, Йонджи в то же время не хотел, чтобы Эри скучала, так что он приказал Козетте каждый вечер в его отсутствие самолично сервировать ей в башне ужин. Он легко отдал эгоистичное распоряжение, не задумавшись над тем, как много у шеф-повара работы — чтобы заниматься дополнительным поручением. Хотя вид у Козетты, когда та его получила, был вполне довольный. После истории с пирожками Йонджи быстро просёк, что они общались куда теснее, нежели было предписано правилами, пусть Эри и хитрила вовсю, чтобы это скрыть. Наверное, следовало намекнуть им шифроваться получше — пока не заметили остальные. Впрочем, Козетта была смышлёной и симпатичной, да и готовила она отлично… Придирчивый Ниджи — и тот явно отличал её от остальных служанок. Хотя максимум, что братец позволял себе в последние пару лет, — это по-дурацки швыряться в неё тарелками. Не больше — поэтому Ичиджи с отцом до поры до времени смотрели на это сквозь пальцы. Ниджи даже ни разу не снизошёл до того, чтобы позвать её к себе в спальню. Йонджи помнил, что в детстве малявка Козетта — на первых порах, когда Ниджи приволок её непонятно откуда — вечно таскалась за братцем хвостиком, невзирая на все его издёвки и колотушки. В Джерме было мало детей-слуг, все они знали своё место, и никто из них, кроме неё, не осмеливался приближаться к принцам. Когда же это с неодобрением приметил Ичиджи, Ниджи принялся колотить её чаще и сильнее — лишь бы отвязалась. Однажды он умудрился поставить ей фонарь под глазом — но стоило Йонджи грубо пошутить, что та в профиль стала похожа на веснушчатую панду, как в Ниджи словно бес вселился. На тренировках тот так остервенело набрасывался на него и лупил мечом, что выиграл несколько боёв подряд. После этого Йонджи как-то не помышлял задирать малявку с кухни в его присутствии — братец всегда отличался мстительностью и злопамятностью. Кажется, в те дни Ниджи на полном серьёзе воспринимал Козетту как личный боевой трофей. Пусть в Джерме и не полагалось иметь что-то своё, личное. Со временем Козетта осознала свой статус, научилась вести себя подобающе и держаться от них подальше. Хотя Йонджи иногда мерещилось, что та просто притворялась. Как бы там ни было, ради Эри он стерпел в своей башне мышь — значит, мог потерпеть и кухарку.***
…В первый же вечер Эри, движимая беспокойством из-за запомнившейся ей сцены на дорожке, поинтересовалась у Козетты, аккуратно раскладывающей столовые приборы, не обидел ли её чем-нибудь Ниджи после той встречи. Но та, неожиданно смутившись и отводя взгляд, ответила, что госпожа её с кем-то спутала. — Это точно была ты, я видела своими глазами! — обиделась Эри. — Ты прошла мимо него и не поклонилась. Я испугалась, что он тебя ударит. — Спасибо за беспокойство, Годжу-сама, но вам явно почудилось — я не могла не поклониться принцу, — Козетта посмотрела ей прямо в глаза, но при этом покраснела так, что, казалось, вот-вот — и её голова вспыхнет настоящим пламенем. Редкие золотистые веснушки стали ярче и высветились даже на носу. А ещё она умудрилась выложить на скатерть вместо вилки сразу два ножа. Устыдившись своего напора, Эри от неё отстала: с ней Козетта всегда была деликатна и не задавала лишних вопросов, поэтому стоило ответить тем же — раз уж та увиливала от обсуждения этого странного случая. — Скажи, — Эри перевела разговор на другую тему, — а Ниджи хоть раз понравилось то, что ты приготовила? Ну, кроме десерта? — О да! — оживилась Козетта, осторожно прикладывая к пылающим щекам ладони. — Было время, когда Ниджи-сама ел всё, что я подавала. Лет пять тому назад — тогда меня только-только допустили к приготовлению блюд на королевский стол. — Пять лет назад? Так давно? — удивилась Эри. — А что же произошло потом? — Потом… — немного замялась шеф-повар. — Потом он, наверное, решил, что моя стряпня его недостойна. Полагаю, вы уже заметили: его мысли и желания так переменчивы. Господину Ниджи ничего не стоит переключиться с одного на другое — буквально по щелчку пальцев… …Да, он был беспечен, подобно ветру, его настроение менялось быстрее и непредсказуемее флюгера, острая стрелка которого крутилась над главным замковым шпилем. Единственное, что оставалось неизменным, — капелька злого сарказма, наполнявшая чуть ли не все его слова и поступки. Он зло шутил, зло дрался, зло… злился. Что-то вечно не давало ему покоя, изводило, точно въевшаяся под кожу заноза. Ниджи любил быть ярким, любил выделяться. Ему было мало, что его причёска напоминала порыв сапфирового бриза. Он дерзко острил, смеялся громче и язвительнее всех и непринуждённо окутывал себя сверкающими молниями — единственный актёр в мире придуманного им самим спектакля. Порой Козетте нравилось воображать, что всё это он делал ради неё — потому что хотел, чтобы она на него смотрела. Только на него и ни на кого другого. Разумеется, это было не так. Она давно догадалась, что Ниджи затевал это исключительно из-за старшего брата. Который всего лишь родился первым, но тем самым навсегда отнял у него центральное место на воображаемой сцене… Ей было пятнадцать лет, когда тогдашний шеф-повар впервые разрешил ей приготовить — само собой, под своим присмотром — все блюда для королевского обеда. Козетта на всю жизнь запомнила ощущение тревожного ожидания в тени внушающих трепет громоздких дверей Тронного зала: шеф-повар должен находиться поблизости на случай, если господам что-то не понравится. И затем — пронзительный, как выстрел, выкрик Ниджи: «Кто приготовил сегодняшний жульен?!» Когда она выступила вперёд, пальцы её дрожали, и, чтобы скрыть это, она судорожно комкала подол новенького платья. Нерешительно пискнула (иначе как писком этот звук и назвать-то было нельзя): «Я…» — и Ниджи скривился. Но вместо того, чтобы презрительно высмеять её, по своему обыкновению, только буркнул: «Принеси добавку!» Сидящий рядом с ним Четвёртый принц крикнул, с удовольствием доскрёбывая свою тарелку: «И мне!» — но его слова Козетта чуть было не пропустила мимо ушей, потому как в голове у неё в тот момент крутилось одно: ему понравилось, он меня похвалил!.. Своеобразная, правда, была похвала, но иначе он не умел… — …А ты помнишь, какими они были в детстве? — вопрос Эри отвлёк её от этого непрошенного воспоминания — одной из дюжины ярких бусин, которые она хранила нанизанными на нить своей памяти, за неимением бусин настоящих. — В твой первый год в Джерме? — Хм, как по мне — обычные гадкие мальчишки. Разве что мальчишки-принцы, — улыбнулась Козетта, непринуждённо исправляя свой конфуз с ножами. — Наверное, из всех королевских детей лишь Рэйджу-сама всегда была воспитанной и серьёзной. А вот Йонджи-сама, к примеру, любил ходить, куда вздумается, и озорничать, совершенно не заботясь о последствиях своих поступков. И все принцы любили драться. Даже господина Ичиджи в детстве вполне можно было вывести из себя — во всяком случае, пока он не приучился цеплять на лицо очки. Помнится, мальчишкой он очень не любил, когда к нему прикасались другие люди, если сам этого не дозволил. Хотя, скорее всего, он и сейчас не любит. И вновь Эри невольно вспомнилась рука Ичиджи, которую тот постоянно прятал в кармане. И следом — его пальцы, небрежно прихватывающие её волосы. Интересно, считалось ли это дозволением — когда он прикасался сам, первым?.. Отвлёкшись, она совсем не обратила внимания на то, что Козетта — умышленно или нет — ничего не сказала про Ниджи.***
По брусчатке пустынного дворика раздавался звонкий перестук — Эри покинула лазарет после очередного осмотра. И упрямо ковыляла на костылях в сторону высившейся вдалеке башни: ещё чего, всякий раз вызывать Йонджи! Она собиралась доказать ему, что в состоянии справиться и сама… При этом девушка упорно гнала от себя неприятную мысль, что в последнее время тот отчего-то носил её чересчур небрежно, нехотя, будто обузу, хотя по-прежнему незамедлительно откликался на любой призыв. Она с трудом добралась до парковой ограды, где скучающий сторожевой пёс с удовольствием обнюхал и гипс, и костыли, ткнувшись напоследок в коленку влажным холодным носом. Выполнив нехитрый долг, он одобрительно гавкнул и потрусил обратно к своему посту у ворот. Девушка постояла, переводя дух, поглядывая то на него, то на громаду замка и крохотный балкончик своей старой комнаты. Солнце начало клониться к закату, и тени от замковых башен были длинными, вытянутыми, медленно ползущими в сторону парка. Не дожидаясь, пока они доберутся до места, где она стояла, Эри вздохнула и двинулась дальше, заворачивая за угол, откуда доносился приглушённый и нестройный людской гомон. На тренировочной площадке опять было полно народу. В центре плаца что-то гулко ухнуло, треснуло, затем ослепительно полыхнуло алым, в воздухе взметнулся чёрный плащ: Йонджи сражался с Ичиджи. Вначале Эри намеревалась пройти мимо, но всё-таки приблизилась, движимая разыгравшимся любопытством. Солдаты, окружавшие площадку, заприметив госпожу Годжу, понемногу раздвинули свои ряды, великодушно пропуская вперёд её невысокую фигурку. Один из них, массивный и внушительный, тут же попросил дозволения посадить госпожу к себе на широкое плечо, и Эри согласилась: в этом средоточии солдатского ликования и эйфории её могли затоптать ненароком. Да и видно было лучше. Впервые она наблюдала за схваткой так близко — прежде подходить не осмеливалась. Кузены скользили в воздухе, пикировали с высоты, напоминая двух стремительных хищных птиц, обменивались эффектными ударами, охотно применяя недюжинную силу и боевые навыки наравне со способностями рейдовых костюмов. Зелёный Брашпиль в бою больше использовал руки. Сильные, мускулистые, они уверенно блокировали и отражали атаки брата, в них что-то вспыхивало, устрашающе шипело сжатым воздухом, когда он шёл в контратаку — только что Йонджи влёгкую раскрошил каменную плиту площадки, когда противник уклонился и отвёл в сторону его ответный удар. Красная Искра же предпочитал не напор и мощь, а ускоренные и точные атаки руками и ногами, которые временами усиливал огненно-алыми искрами, чем-то схожими с электрическими разрядами Ниджи. Помимо этого он не чурался и иных способов добиться победы. …Йонджи, прибавив мощи рейдовым ботинкам, решительно ринулся вперёд на выжидающую в углу площадки фигуру брата. — Стена! — невозмутимо бросил Красная Искра — и перед ним в мгновение ока выстроились в шеренгу пятеро солдат Джермы. Отец постоянно твердил, что в сражении все доступные средства были хороши. И у Ичиджи не имелось причин ему не доверять. Зелёный Брашпиль, в свою очередь, поморщился от набившей оскомину тактики брата: он не любил статистов и предпочитал честный бой один на один. Тем не менее скорости не замедлил и, промчавшись вдоль плаца расплывчатой зелёной стрелой, раскидал четверых, как кегли, размозжив голову попавшего ему под перчатку пятого об булыжник площадки. Прямо перед собой, в первом ряду ликующих зрителей, он неожиданно заметил Эри, которая по-королевски восседала на плече одного из смеющихся солдат и смотрела на него потрясёнными, широко раскрытыми глазами. Не иначе как Йонджи впечатлил её своей силой до чёртиков. Вновь взлетая в воздух, чтобы догнать ускользнувшего Ичиджи, он одарил её своей фирменной торжествующей улыбкой на все тридцать два зуба. Вот только Эри почему-то не улыбнулась в ответ, а спрятала лицо в ладонях. Йонджи растерялся — всего-то на долю секунды! — но этого хватило, чтобы пропустить кулак Красной Искры, вмазавшийся ровнёхонько в его левое плечо и мощной ударной волной низвергнувший его с небес на землю. — Sparking Figure! Зрители, которых обдало пылью и каменной крошкой, взревели от восторга. Лёжа в центре небольшого кратера, образовавшегося на месте тренировочной площадки, Йонджи скрестил руки на груди и недовольно хмурился, уставившись на проплывающие в небе оранжевые барашки облаков: это был самый нелепый проигрыш в бою в его жизни. Левое плечо от мощного удара брата у него было искорёжено и смято, словно пустая жестяная банка. Он скосил взгляд, выискивая в толпе окруживших его подчинённых Эри, но её нигде не было видно. Как и Ичиджи. Правда, тот никогда не задерживался на площадке после победы. Язвить и зубоскалить над проигравшим было исключительно в обычае Ниджи — он и для наследника не делал скидок. …Эри уходила прочь так быстро, как ей позволяли костыли. В голове стучало маленьким неумолимым молоточком: только что при ней Йонджи, не задумываясь, убил человека. Даже не врага — собственного солдата, вся вина которого заключалась в том, что он оказался пешкой одного Винсмоука и встал на пути другого… Мимо неё промчалась, обдав коротким порывом ветра, красно-белая тень. Ичиджи настиг её и ловко обогнул в воздухе, приземляясь в каком-то шаге впереди. Эри испуганно застыла, не зная, чего от него ожидать. — Годжу, — он улыбался с таким спокойствием, как если бы в последний раз они встречались сегодня за обедом, а не неделю назад при весьма отвратительных обстоятельствах. — Было довольно необычно видеть тебя среди зрителей. Как поживает твоя нога? «Твоими заботами — ужасно, кузен». — Немного лучше, — выдавила она, не смея поднять глаза выше двойной шестёрки на груди его красного рейдкостюма. — Знаешь, я всё это время размышлял над твоим наказанием… — по-прежнему улыбаясь, произнёс он, и Эри сглотнула, поражаясь его злопамятности. Но Ичиджи продолжил, кивая на гипс: — Однако решил, что ты и так достаточно наказана. Он медленно обошёл вокруг неё, остановился за спиной, словно изучая со всех сторон костыли и её согнутую в колене и придерживаемую в воздухе ногу. — Я слышал, Йонджи подошёл к поручению отца со всей ответственностью. Даже носит тебя повсюду, чтобы ты не пострадала. Очень предусмотрительно с его стороны. Впрочем, сейчас ему самому требуется переноска. — С ним всё в порядке? — вопреки недавнему гневу Эри ощутила беспокойство. — Ничего такого, с чем не сумели бы справиться его корабельные медики. Солдаты отнесут его в башню. Он помолчал и уронил над её плечом: — Пожалуй, тебя тоже следовало бы отнести… А потом тело Эри легонько дёрнуло вверх — Ичиджи неожиданно перехватил её руками, поднимаясь в воздух. Девушка охнула, едва не выпустив костыли. И чуть было не выкрикнула, позабыв на миг о том, кто именно её держит: «Я же просила — без полётов!..» Ветер ударил прямо в лицо, и она отвернулась от быстро уменьшившейся земли, поневоле вжимаясь лбом в жёсткую ткань костюма. Стоило признать, что, в отличие от прошлого раза, Ичиджи держал её крепко, но осторожно — почти как Йонджи. Во всяком случае, очень похоже скользнул рукой по рёбрам. Да и полёт вышел недолгим. Но куда больше пустоты под ногами её ужасал он сам. — Ты меня боишься, — проницательно заметил Ичиджи, опуская её на землю у порога башни. Было глупо отрицать очевидное: её плечи заметно дрожали. Эри нерешительно кивнула — и тот хмыкнул с каким-то непонятным удовлетворением. Кажется, собирался добавить что-то ещё, но тут из-за дверей выглянула улыбающаяся Козетта. — Годжу-сама, с возвращением!.. — шеф-повар привыкла, что Четвёртый принц приносил госпожу к ужину, и потому свободно вышла ей навстречу. И тотчас согнала с лица улыбку и быстро поклонилась, увидев, кто сопровождал её на этот раз. Ичиджи нахмурился, приметив смущение Козетты: — Что здесь делает кухарка? Ты водишь с ней дружбу? — Это было распоряжение кузена. Она приносит мне ужин, — поспешно ответила Эри, почти не солгав, — но в душе шевельнулась тревога. Похоже, странная снисходительность Йонджи порядком усыпила их бдительность — и обе они в последнее время вели себя чересчур беспечно. Шеф-повар, опустив глаза, снова вежливо поклонилась принцу, неотличимая в этот момент от прочей безропотной прислуги. И Эри невольно подумала, что ей определённо следовало поучиться у Козетты выдержке и самообладанию. Ичиджи вздёрнул подбородок, но промолчал. А после развернулся и, оттолкнувшись от земли мощным прыжком, взвился в небеса, слегка задев Эри краем своего плаща. Она проводила смятённым взглядом этот стремительный полёт: мысли и поступки Первого принца по-прежнему оставались для неё загадкой.***
— Что ты здесь делаешь? Я же сказал: тебе сюда нельзя, — без своего чёрного плаща Йонджи казался ярче и зеленее обычного. Он полулежал на приподнятой спинке кушетки в технической комнате, пока приземистый медик (больше смахивавший на механика) сосредоточенно крутился вокруг него, проводя предварительный анализ повреждений, заключающийся в активном простукивании тела благородного принца молотком. Не медицинским, а вполне обычным. Молоток при соприкосновении с телом глухо бумкал, иногда с лёгким металлическим отзвуком. Эри бросила быстрый тревожный взгляд на внушительную вмятину на плече Йонджи, которую не могла скрыть даже плотная ткань рейдкостюма, но из комнаты так и не вышла. Только поблагодарила и отослала за дверь солдата, изо дня в день покорно помогавшего госпоже преодолевать коварные лестницы башни. — По-моему, Ичиджи ясно выразился, что не любит, когда ты суёшь нос во всё… техническое, — голос у Йонджи звучал ворчливо, но не обеспокоенно, из чего Эри сделала вывод, что повреждение было не таким страшным, как выглядело. — Смотреть он мне не запрещал, — парировала она. Отсек-кабинет был просторным, без окон, с высокими потолками и кучей непонятных приборов, из которых она с уверенностью и недоумением опознала только массивный пресс. Интересно, для чего он предназначался? Среди привычных медицинских инструментов на рабочем столе, напоминающем длинный верстак, причудливо выделялись клещи, молотки и отвёртки. Присутствовал даже паяльник. Яркая медицинская лампа над кушеткой заливала комнату холодным белым светом. Эри под перестук костылей сделала круг по кабинету, после чего, задержавшись возле стола, подхватила и покачала на весу тяжёлый молоток. — Тебе не претит прибегать в бою к таким фокусам, как у Ичиджи? Использовать других, чтобы прикрыть себя? — уронила она после непродолжительного молчания. — Это его личное дело, какие средства применять в сражении, — Йонджи, забывшись, собрался пожать плечами, но тут же поморщился и невнятно ругнулся сквозь стиснутые зубы. — Он хотел победить — и, как видишь, победил. — А как подобные низкие уловки вяжутся с легендарной гордостью Винсмоуков? — резонно спросила Эри, и на это у Йонджи отчего-то не нашлось ответа. Наверное, оттого что он сам не любил использовать в личном бою солдат. Да, он изучил гору военных трактатов прошлого, чтобы понимать, что честь и победа не всегда шли рука об руку в реальной схватке. Но всё же обычно старался драться в одиночку до последнего, чтобы побеждать с полным удовлетворением от осознания собственной силы. Порой братья подтрунивали над ним из-за этой нелепой гордости. — Можно мне тоже ударить по нему молотком? — тем временем спросила Эри у невозмутимого доктора, которому не было дела ни до чести, ни до уловок — он сосредоточенно размышлял над тем, как правильно подойти к выправлению вмятины. — Ваш удар ни на что не повлияет. Тут определённо нужно что-то покрепче, — меланхолично протянул тот. — Но если госпожа настаивает… Он не успел закончить, как Эри злорадно шмякнула Йонджи по плечу молотком. Тот лишь недоумённо вздёрнул бровь: какая муха её укусила? — но ничего не сказал. А девушка продолжила общаться с доктором-механиком: — Он молчит, потому что не чувствует боль? Или у него так сильно развита сила воли? Или… — она понизила голос, — он всё-таки киборг? — Ну-у, не совсем, — протянул доктор, задумчиво присматриваясь к прессу и оттого отвечая слегка невпопад. — Вот у солдат — да, генетически чувство боли отключено полностью. А у господина Йонджи, как свидетельствуют тесты, притуплено примерно наполовину. — Только боли? А всё остальное? — Некоторые осязательные ощущения редуцированы, но большинство — на уровне обычного человека. — А почему тогда он терпит, когда я делаю вот так? — Эри снова с размаху опустила на зелёное плечо молоток. Удар отдался в рукояти дрожью, незамедлительно перетёкшей в запястье. — Насколько могу судить, в данный момент Йонджи-сама не реагирует, потому что ощущения слабые, а воля — высокая. С вероятностью восемьдесят семь процентов он вас игнорирует. — Хватит говорить обо мне так, будто меня здесь нет!!! — наконец-то не выдержал и взорвался Йонджи, вырывая у неё из рук молоток. — Я не киборг! И вообще: что на тебя нашло?! — Хочешь знать? — спросила она с хмурым выражением лица. — Что на меня нашло? — Да. — Сегодня я впервые увидела убийство человека, — Эри помедлила и глухо уточнила: — Как ты убиваешь человека. Он тяжело посмотрел на неё. — Ты опять об этом? Я не убийца — я воин. Наёмник. А это произошло в бою. — Ты со своими братьями — хуже обычных убийц! Вы убиваете бездумно. Для вас человеческая жизнь — ничто… — голос её задрожал. — Тот солдат, вставший на пути, — он не был твоим врагом, он не был для тебя угрозой. Он был… всего лишь предметом, препятствием. Как тот кусок камня, который ты раскрошил в пыль по ходу схватки, даже не обратив внимания. А Ичиджи тоже хорош: прекрасно знал, что ты можешь так сделать, но всё равно приказал ему… — Ты не понимаешь… — Да что тут понимать?! — Эри отшатнулась, когда он попытался поймать её за локоть. Костыль скользнул по полу, и она неловко качнулась в воздухе, едва не упав. Йонджи рывком приподнялся, вжимая ладони в боевых перчатках цвета лайма в края кушетки и игнорируя предупреждающий оклик медика. Затем рвано дёрнул подбородком в сторону двери: — Выйди и подожди меня на лестнице. Сейчас я приду. — Йонджи… Что-то незнакомое, донельзя странное, холодное, промелькнуло в его голосе — и одновременно в колючих глазах — и заставило её подчиниться. — Пресс! Живо! — рявкнул он за спиной Эри. — Но, Йонджи-сама, анализ ещё не завершён!.. — Я сказал: пресс!!! Едва Эри прикрыла за собою дверь, как в тот же миг из комнаты донёсся тяжёлый и гулкий звук — будто металлическую болванку со всей силы сплющили между молотом и наковальней. Эри ошарашенно глянула на стоявшего поодаль солдата — но тот равнодушно пялился на каменные ступени. — Намного лучше! Доделаем, когда я вернусь! — послышалось минуту спустя из-за двери, та распахнулась, и Йонджи вышел, на ходу застёгивая плащ. — Йонджи-сама!.. — чуть ли не плача, проводил взглядом его решительно выпрямленную фигуру медик, но принц даже не повернул головы. И тут же без предупреждения, почти грубо, закинул Эри к себе на руки. Она машинально уставилась на его плечо — вмятина волшебным образом исчезла. — Знаю, ты не любишь полёты… Мы быстро. Просто закрой глаза, — приказал он, и девушка вместо того, чтобы возмутиться, лишь послушно прижалась к его плечу. Уж слишком уверенно и властно прозвучал этот приказ. Вмятины не было, но место под костюмом, которое она, зажмурившись, ощупывала пальцами, всё ещё было слегка бугристым, неровным, как смятая фольга. Не теряя времени, Зелёный Брашпиль рванул вперёд и вверх, а несколько секунд спустя Эри почувствовала, как он опять опустился, и их повело из стороны в сторону — он ловко маневрировал между возникающими на пути препятствиями. «И всё-таки он киборг…» — успела подумать она, прежде чем Йонджи вновь поставил её на ноги. С опаской приоткрыв глаза, Эри обнаружила себя окружённой мерцающим полумраком. Это было подземелье. Над её головой тускло светил желтоватый, чуть помигивающий плафон электрической лампы. Впереди возвышалась колоссальная дверь-люк. — Это же лаборатория, — встревоженно прошептала Эри. — Йонджи, мне туда нельзя — Ичиджи запретил мне. — Ты со мной, — обронил он, опуская ладони на массивное колесо рукояти и без малейшего усилия, играючи прокручивая его влево. — А мне никто ничего не запрещал. Если это ему не понравится — виноват буду я, а не ты. Дверь дрогнула и начала отходить в сторону со скрипом и лёгким шипением, будто была и не дверью вовсе, а крышкой гигантской бутылки с газировкой. — Я не убийца. И я должен тебе это показать.***
Йонджи ещё не сказал ни слова, а Эри уже догадалась, разглядывая одинаковые лица людей в отмеченных сухими порядковыми номерами капсулах и вспоминая хвастовство Джаджа об успехах в «тиражировании»: это были клоны. В Джерме солдаты не рождались, не призывались, не нанимались со стороны — они выращивались. Выращивались на убой, как выращиваются на ферме телята или поросята. От осознания этого ей стало смешно и грустно одновременно. — Я раньше считала, что вы специально отбираете похожих бойцов. Удивлялась ещё: где вы таких находите — близнецы близнецами… Получается, вы их клонируете? То есть, — поправилась она, — тиражируете? В этом и состоит страшная «Главная Военная Тайна» Джермы? Йонджи озадаченно посмотрел на свою спутницу. Кажется, она не была сильно поражена этим открытием, как он того ожидал. Отец снизошёл до чтения ей лекций по генетике?.. В любом случае Йонджи пришлась по душе такая спокойная реакция: значит, не надо было объяснять всё с начала. Так было проще. — Гм, в общем, да… На роль прототипов задолго до нашего рождения были отобраны наиболее лояльные, а также отличавшиеся крепостью тела командиры отца. В настоящее время учёные лаборатории осуществляют дополнительную коррекцию нужных генов внутри зародышей по разработанному отцом образцу — в основном отвечающих за силу и сопротивление болезням. Ну и боль отключают… Как только готовых солдат достают из контейнеров, то сразу же проводят их обследование, отладку всех функций организма, а затем — обучение. Стройные ряды металлических капсул тянулись во все стороны, от пола до потолка, заполняя собой огромное подземное помещение, дальний край которого скрывался в полумраке. Эри прикинула, что их здесь было несколько сотен, не меньше. Может, и тысяча… — А как, интересно, Большая Мамочка планирует использовать их в бою? Неужели вы намерены передать ей свои технологии, когда заключите альянс? — Ещё чего! Всё равно что вручить бандиту заряженное ружьё и доверчиво повернуться к нему спиной, — фыркнул Йонджи. — Отец никогда на это не пойдёт. Ей придётся использовать в бою нас — как командиров имеющимися резервами Джермы. Либо же мы можем приказать солдатам перейти под командование кому-то из Шарлотты. Но если старая ведьма осмелится выдвинуть их против любого из Винсмоуков, то солдаты попросту откажутся подчиняться. Нам принадлежит право высшего приказа. — А как вообще выходит, что они преданы исключительно Винсмоукам? Разве такое под силу запрограммировать генетически? — Хах, если бы было возможно вычленить ген идеального послушания — Джерма стала бы непобедимой. Но, к сожалению, отец пока так и не приблизился к этому. За всё время выращивания заготовкам постоянно внушают подчинение нашей семье, проигрывая специальные записи. Кроме того, кто-то из нас присутствует при «пробуждении» очередной партии — чтобы реальный голос и образ Винсмоука дополнительно закрепили то, что они восприняли, находясь в капсулах. — То есть, по сути, это впечатывается в их подсознание? — Ну да, обычный импринтинг, — Йонджи развёл руками. — Синдром утёнка, — задумчиво поправила его Эри, поглаживая кончиками пальцев прохладный металл контейнера. Лицо спящего в нём человека было серьёзным и сосредоточенным — словно тот уже был готов получить приказ и ринуться в бой во славу Джермы 66. Ей наконец стали понятны слова Ичиджи и Ниджи, сказанные ими когда-то в Трофейном зале, их снисходительные переглядывания у неё над головой. — Что? При чём здесь утёнок? — Утята принимают первого, кого увидят, за маму и послушно следуют за ним. Выходит, что Винсмоуки для солдат — мамы-утки… — пояснила она. И после недолгого молчания резко выдохнула: — И вы в полной мере пользуетесь их любовью и преданностью, даже не считая за людей! Твои подчинённые без раздумий отдадут за тебя свои жизни, а всё, что ты можешь сказать про них, — «заготовки»?.. Да ты о собственных рубашках беспокоишься больше! — Но они же не настоящие люди… — протянул Йонджи. — Я потому и принёс тебя сюда, чтобы это показать. Это всего лишь человеческий материал, который мы вправе приспособить для своих целей. Мы в состоянии создать любое количество, отвечающее нашим нуждам. Основное ограничение — срок выращивания. Хотя пять лет против двадцати… как по мне — довольно неплохой результат. — Но это не значит, что вы должны относиться к ним, как к вещам! — Эри пыталась до него достучаться, но получалось плохо, почти как с его братьями. — Почему нет? В Джерме всё ресурс. А ресурс надлежит использовать. — Тогда в чём смысл тратить этот ресурс бездумно?.. — она осеклась, осознав, что начала рассуждать в его категориях. И поспешила исправиться: — Пусть их жизнь урезана, ограничена вашими потребностями — но это всё-таки жизнь. А не ресурс. У них есть свои радости, свои повседневные заботы… Смерть это полностью перечёркивает. Тем более такая бессмысленная, как от рук собственных командиров. Которым при этом всё равно. — Мне кажется, ты слишком много думаешь о смерти, — буркнул Йонджи. — А ты, получается, о ней не думаешь? Не боишься смерти? — Нет, — он сунул руку под плащ и почесал недавно смятое плечо. — Винсмоуки ничего не боятся. Да и зачем бояться того, чего нельзя осознать? Ты жив, а потом — опа! — ты умер. — Хорошо, — поморщилась Эри, пытаясь зайти с другой стороны. — Вернее, плохо… А если бы, скажем, жизнь Ниджи оказалась под угрозой? Ты бы волновался за него? Опечалился, если бы он умер? — Хм, наверное. Он же ресурс повышенной значимости. «Тоже мне — ресурс… Специальная партия: Винсмоуки, утята повышенной значимости», — она представила кузенов, возлежащих в подобных капсулах, промаркированных от нуля до четырёх. Содержимое третьей капсулы виделось ей неразличимой человеческой фигурой, в остальном же — все они с их благородно-каменными лицами отлично туда вписывались. Эри не выдержала и закатила глаза. — И всё? — А что ещё-то? — непонимающе посмотрел на неё Йонджи. — Например, что он твой брат… Она умолкла: выражение лица у Йонджи было непрошибаемым. Либо он действительно думал столь же бессердечно, как и говорил, либо, уверенный в мощи Винсмоуков, не допускал и мысли, что Ниджи вообще был способен умереть. Так же, как и он сам. Знал о такой возможности, но просто не мог в неё поверить — легче было поверить в кроликов, которые заняты тем, что лепят на Луне моти. Оттого и бояться ему было нечего. — А если бы я умерла? — закинула она последнюю удочку — проверить своё предположение. Почему-то ей отчаянно захотелось, чтобы этому хладнокровному киборгу-убийце было не всё равно. — Хватит молоть чепуху! — неожиданно грубо и резко ответил тот, обрывая бессмысленный для него разговор. Его нижняя челюсть напряглась, а серо-голубые глаза стали прозрачными, едва ли не белыми. Эри замечала подобное прежде — когда Четвёртый принц злился. Давно такого не было, чтобы он злился на неё, она почти забыла, как это бывает, — слишком привыкла к его постоянной снисходительной заботе. И оттого замолкла, отвернулась, испуганная подобной реакцией на столь простой вопрос. Но Йонджи, хоть и был раздражён, не злился на неё. С того дня, как не стало мамы, ему больше никогда не приходило в голову думать о смерти — как о чём-то значимом. Ни своей, ни других. Винсмоуки были сильны и неуязвимы, солдаты легко заменимы, слуги были ему неинтересны, а враги виделись безликими пешками, стоявшими на пути к цели. Так его с братьями воспитывал отец. Однако Эри изначально не вписывалась в эту стройную и удобную схему. Не вписывалась в любимую отцовскую категорию «ресурса». Из-за того, что в какой-то момент Йонджи осознал, что начал ценить жизнь той, кого небрежно заклеймили «ошибкой», куда выше собственной — идеальной — жизни. Быть может, именно поэтому в тот раз он вышел из себя, разозлился на братьев, настолько неиллюзорно подвергших жизнь Эри опасности своими глупыми играми? …Он нёс её назад, мрачный, нахохлившийся, тяжело ступая вверх по затенённой лестнице подземелья — только теперь к нему в голову прокралась мысль, что два года тому назад осознание её потери фактически равнялось для него осознанию её смерти. И меньше всего на свете ему хотелось ощутить когда-нибудь подобное снова. Тем более по собственной вине. Наверное, задумавшись, он сжал её чуть сильнее, чем нужно, — потому как она напряглась, но не вскрикнула — лишь судорожно вздохнула и крепче перехватила пальцами край его чёрного плаща, к которому прижималась щекой. — Я случайно, — пробормотал он, ослабляя хватку. Неважно, каким ресурсом считали Эри отец и все остальные — ценным или не очень. Прямо сейчас для него, Йонджи, она казалась бесценной.