По весне лёд хрупок

      Узкие пальцы Перосперо выглядели чересчур холёными и ухоженными для пирата; ногти — заострённые и оттого несколько хищные — глянцевито блестели фиолетовым лаком. С протянутой к Эри ладони, словно по волшебству, стекла и сорвалась вниз густая прозрачно-розовая масса, которая моментально застыла, сформировав изящную табуретку. Он проявил внимание к будущему члену своей семьи, и конфетное сиденье вышло идеального для Эри размера. Стулья и кресла в Джерме, рассчитанные на рослых Винсмоуков, были ей чуточку высоковаты, и она постоянно призывала на помощь своё самообладание, чтобы не начать, вопреки этикету, по-детски болтать на них ногой.       Девушка была потрясена: ей впервые довелось наблюдать воочию силу дьявольского фрукта. Тем более такую странную. Эри привыкла к усиленным наукой боевым костюмам Винсмоуков, да и в том, что можно было этой наукой объяснить, ей не виделось никакой магии. Дьявольские фрукты были другими — нечто необъяснимое, не от мира сего — и потому пугающими. Сам Перосперо, признаться честно, её тоже настораживал. Она своими глазами видела его листовку — семьсот миллионов белли! — такую вряд ли давали только за экстравагантное пальто с выполненными в виде конфет пуговицами.       При этом никто из присутствующих в гостиной людей не обратил внимания на демонстрацию Перосперо своих способностей: ни окружившие Джаджа и Ичиджи собеседники, греющие руки у камина и обсуждающие тонкости абордажного боя, ни группа картёжников, занявших один из столов и громко делающих ставки, перемежая их не совсем приличными ругательствами, ни Йонджи, беседующий в сторонке с Рэйджу. Для них всех это было в порядке вещей. Даже слуги, разносившие закуски и напитки, ничем не выдали своего удивления. Хотя последние, по заученной привычке, почти всегда пялились в пол и оттого могли и не заметить.       — Присаживайтесь, не стойте, перо-рин, — усмехнулся Перосперо, с удовольствием отмечая её плохо скрытое изумление. И небрежно указал закрученным навершием карамельного посоха на гипс: — И где это вас так угораздило?       — Лестница, — привычно легло ей на язык, и собеседник сочувственно цокнул языком. Эри уже на собственном опыте уяснила: для того, чтобы в ложь поверили, она должна была быть либо короткой, либо ужасно нелепой. «Лестница» удачно совмещала в себе оба этих условия. — Ничего страшного, на днях должно полностью зажить.       — Хотелось бы надеяться. Мама, — он произнёс это слово так, что даже в его голосе оно звучало с большой буквы, — любит выносливых и здоровых людей, способных усилить нашу кровь. Я слышал, что Винсмоуки укрепляют свои тела с помощью науки. Вас тоже пробовали, гм, укрепить? — спросил он с лёгким сомнением в голосе.       — Старались, как могли, — Эри выдавила из себя улыбку, осторожно присаживаясь на табуретку. Только сейчас она задумалась над тем, каково было семье Йонко узнать, что им предлагают просто племянницу. Седьмую воду на киселе. Которая Винсмоук — разве что по имени. Впрочем, девушка подозревала, что Джадж дипломатично умолчал, что она — всего лишь бракованный экземпляр, от которого благородной семейке не терпится избавиться.       — Во всяком случае, по вашему лицу смею судить, что попытки были, — заметил Перосперо.       — Что? Почему?       — Брови.       — Брови?       — Ну да, брови. Это явно не просто особенность внешности. Что у вас, что у кузенов прослеживается схожий паттерн. Такой же завиток, какими украшены дьявольские фрукты. Кажется, ваша семья — это в какой-то степени фрукты. В человеческом обличии, перо-рин, — хохотнул собеседник, скользнув языком по уголку рта. — Модифицированные люди-фрукты. Ох, ни за что не поверю, что вы не думали о таком раньше!       Это прозвучало абсурдно, и Эри, покачав головой, против воли издала лёгкий смешок.       — Выходит, вы всё же не настолько идеальный фрукт, как хотелось бы вашему дяде? — продолжал тот свой допрос. — Достаточно понаблюдать, как он на вас смотрит. Признайтесь, дорогуша, в этой семье вас третируют?       Перосперо оказался удивительно проницателен, но при этом выглядел не слишком озабоченным наличием у неё мифических боевых способностей, о которых грезил Джадж. Вероятно, в будущем союзе ей отводилась роль пешки для обоих сторон…       — Что вы, вовсе нет… — чтобы скрыть смущение, она отвернулась и потрогала пальцем конфетную табуретку — та была слегка липкая. На сладкую подушечку пальца тут же намертво приклеилась прилетевшая откуда-то пушинка. Девушка украдкой помотала ладонью в воздухе, пытаясь её стряхнуть.       — Если покрыть специальной краской и держать в сухости и прохладе — можно строить из конфет всё что угодно, — пояснил Перосперо, косясь на то, как она елозит на липком сиденье. — Но и такой временный материал невероятно прочен, его форма будет держаться несколько часов и лишь потом постепенно растает. Обычно — чем теплее, тем быстрее.       Эри недоверчиво поглядела на него, и тот скривился.       — Пожалуй, табурет вас не впечатлил. Но уверяю, разбить в бою созданную мною защитную конфетную стену практически нереально. Такое под силу разве что Маме, да парочке моих младших братьев — и то им придётся постараться.       От его насыщенно-жёлтого пальто сладковато и приторно тянуло жжёным сахаром. А вот от розового леденцового посоха, равно как и созданной табуретки, карамельный запах исходил чуточку иной — клубника со сливками. Она невольно бросила взгляд на Первого принца, расположившегося у камина на противоположном конце гостиной. Такие два разных старших сына — и оба пахли клубникой…       Тем временем Перосперо тоже оценивающе посматривал на Ичиджи.       В своих детях Мама больше всего ценила три вещи: рост, силу, полезность. Именно в таком порядке. Неудивительно, что «идеальный» братишка Катакури, в котором превосходно соединялось всё вышеперечисленное, был её любимцем. По сравнению с ним, с ростом и телосложением у Перосперо, старшего сына, не слишком задалось, но зато карамельный фрукт давал ему немалую силу. А ещё он считал себя очень и очень полезным для Мамы.       Именно поэтому старший сын Шарлотты с лёгким, хоть и тщательно скрываемым превосходством глядел на старшего сына Винсмоуков, восседающего в кресле по правую руку от своего отца. Тот показался ему надменным и крепким, но не слишком полезным.       Да и вообще, с самого момента прибытия в Джерму Перосперо смотрел на всё и всех вокруг немного свысока: как нувориши смотрят на представителей старой, чванливой аристократии. После пышного и красочного шато Мамы на Пирожном острове строгая, почти безыскусная обстановка плавучего королевства со всей местной военщиной казалась ему несколько провинциальной. Впрочем, только дурак мог отрицать боевой и научный потенциал Джермы 66. И если кому-то из его младших братишек светила сомнительная перспектива выступить женихом для вытащенной из дальних королевских загашников девчонки — ради силы, которую так хотелось заполучить Маме, можно было и потерпеть. Тем более Перосперо и по сей день не догадывался, в чём именно заключались её планы на Джерму. Мама не любила раскрывать свои намерения раньше времени, придерживала их до последнего, пока не возникала нужда в исполнителях.       — А вы способны создать любые конфеты? — вывел его из размышлений вопрос королевской племянницы. — С любым вкусом?       — Разумеется, — он выпрямился над нею, горделиво выставляя вперёд впалую грудь.       — И даже мятные леденцы? — ляпнула Эри, прежде чем подумать. Ну вот при чём здесь мятные леденцы?       Перосперо поморщился, но всё-таки кивнул:       — Да, и их в том числе. Однако я не выношу шалфей и мяту: считаю их чистым издевательством над благородным сахарным вкусом карамели.       Он щёлкнул пальцами, и проходящая мимо с подносом служанка тут же подала ему бокал вина, кланяясь и краснея под его пристальным взглядом — и тем не менее довольно смело пялясь на эффектного гостя в ответ. Эри показалось знакомым её лицо — не она ли обхаживала в банях Ниджи?..       Стоило ненароком вспомнить про кузена, которого явно не хватало в подобной пёстрой и оживлённой компании, как двери гостиной распахнулись.       Ниджи, весело скалящийся и раскрасневшийся от мороза, гордым шагом вступил в комнату, сбрасывая в подставленные руки подскочившей к нему горничной запорошенный снегом плащ. Он парой кивков поприветствовал всех собравшихся и двинулся прямиком к отцу — что бы ни происходило в Джерме, обязанностью каждого было доложиться по прибытии главнокомандующему или лицу, его заменяющему. Второй принц вытянулся перед ним и торжественно вручил плотный конверт с походным рапортом.       — Ниджи, мы не ждали тебя раньше, чем через два дня, — удивился Ичиджи.       — Как я мог пропустить такое важное событие в жизни сестрёнки? И ты бы не смог, — тот нахмурился, а Ниджи повернул голову, без смущения оглядывая собравшихся. — Летел быстрее ветра.       Заметив в дальнем углу пристроившуюся на весьма странном сиденье кузину, он искривил уголки рта, обнажая в усмешке клыки. А затем извлёк из-под лацкана синего пиджака лист бумаги, который тоже протянул отцу. Джадж тотчас вперился в этот лист изумлённым взглядом.       — Не поверишь, кто объявился спустя два года, отец! Всё-таки живой!       Эри присмотрелась: по размерам и на просвет бумага напоминала листовку с наградой. Да, это оказалась именно она — король вскочил с места, разворачивая и демонстрируя её всем присутствующим. Там был изображён светловолосый парень, красивый, но с совершенно дурацким выражением лица. Таким, какое она пару раз замечала у Йонджи. Она перевела взгляд ниже, на подпись. Сумму на расстоянии было видно плохо, но имя значилось крупно и легко различимо.       «САНДЖИ».       Ичиджи поднялся со своего кресла вслед за отцом:       — Информация точная, Ниджи?       — Точнее некуда! Свежеотпечатано и передано лично мне в руки вице-адмиралом Дозора. Всего неделю назад он засветился на Острове Рыболюдей!       Сопровождающий Перосперо и похожий на длинноногую цаплю барон Тамаго отчего-то схватился за голову:       — Так значит, человек на этом постере — ваш сын, Ваше Величество?       — Да, это он. Его похитили в детстве пираты, прискорбное событие, — ложь слетела с королевского языка легко и непринуждённо, учитывая то, что Эри доводилось слышать о Третьем принце раньше. — Мы уже это обсуждали: он был бы идеальной кандидатурой для брака. А почему вы спрашиваете? — Джадж кинул косой взгляд на листовку: подобной отвратительной фотографией беспутный сын, сам того не подозревая, опять его позорил.       — Не он ли, случаем, тот Санджи, что состоит в команде пиратов Соломенной Шляпы?       — Тот самый, — подтвердил Ниджи, хватая с проносимого мимо подноса крохотное пирожное с вишней и с удовольствием отправляя его в рот: — А с черникой есть?..       Служанка испуганно помотала головой. Ниджи поморщился: сюрприз удался, но минусом стало то, что дома его явно не ждали.       — Неделю назад я был на Острове Рыболюдей, бон. Намеревался собрать конфетный налог для госпожи Линлин. И у меня была прекрасная возможность захватить Луффи Соломенную Шляпу и его команду. Если бы я знал!.. Тогда ваш сын сейчас находился бы здесь, в этой комнате, вместе с нами. Ведь я направился в Джерму прямиком оттуда. Разве что сделал небольшой крюк, чтобы забрать по дороге господина Перосперо…       Среди собравшихся прокатились охи, перешёптывания и сдавленные ругательства. Джадж нахмурился.       — Но Соломенная Шляпа откупился, суар, — барон с обречённым вздохом опустился обратно в кресло. — Предоставил взамен пропавших налоговых сладостей целый мешок драгоценностей и вдобавок настоящий Таматебако! Национальное сокровище русальего народа! В данный момент оно лежит у нас в трюме. Хоть мы и не собирались кому-то его показывать раньше Чаепития, но если соблаговолите взглянуть — Пекомс остался на тарте за старшего, он устроит вам экскурсию. Другие сокровища, к слову, тоже весьма неплохи. А если говорить про Таматебако — легенда гласит, что в подобном ларце содержится нечто, способное сделать тебя сильнее тысячи человек.       Тамаго артистично взмахнул своей деревянной тростью, но тут же вновь поник, досадуя из-за собственного промаха. Его усы печально опустились.       — Где теперь его искать? Новый Мир непредсказуем, да и течения этой половины Гранд Лайна ужасно коварны. За неделю он мог легко затеряться среди неотмеченных на карте островов.       — Ничего страшного, барон, — успокоил его король. — В этом тоже есть моя вина. Мне стоило упомянуть про Соломенную Шляпу во время нашей прошлой встречи. Что же до Санджи… уверен, тот рано или поздно снова явит себя. Его капитан, Монки Д. Луффи, — Джадж с презрением выплюнул это имя, и Эри подумала, что ей где-то уже доводилось его слышать, — стяжал репутацию человека, любящего известность и дешёвую славу.       — Да уж, — развёл руками Тамаго. — Ах, если бы вы там были — вышел грандиозный скандал! Мальчишка осмелился бросить вызов по ден-ден-муши самой госпоже Линлин! Невероятная самоуверенность, силь ву пле…       — Мы поможем вам его найти, Джадж, — Перосперо усмехнулся, пребывая в каком-то воодушевлении, и Эри поняла, что Шарлотта готовы на всё, чтобы заполучить настоящего сына Винсмоуков — вместо ничем не примечательной племянницы. Она вспомнила, как всего час назад Джадж при её официальном представлении гостям пересилил себя и после слов «моя племянница» всё-таки выдавил «принцесса Джермы» — на что только не пойдёшь ради грядущей сделки! Неужто ему пришлось унизиться зря? Девушка начала подозревать, что, если каким-то чудом в ближайший месяц в Джерме объявится неизвестный ей Санджи, свадьбы не будет. Вернее, её свадьбы не будет.       Однако Джадж не спешил во всеуслышание заявлять об отмене церемонии, да и старший Шарлотта всего лишь ехидно ей подмигнул. Оба отошли в сторонку и затеяли какой-то разговор.       «С короля станется устроить двойную свадьбу, — сумрачно думала она, поглядывая на них и осторожно отлепляя длинный подол изысканного платья от ножки леденцового сиденья. — А меня отдадут в довесок — так сказать, приятным бонусом».

***

      Подписание брачного контракта было намечено на шесть вечера. Похоже, Джадж всегда старался приурочивать важные события к этому времени. Эри с тоской следила за медленно, но неотвратимо движущимися стрелками на часах в гостиной — те показывали десять минут шестого. В дальнем углу, оплывая потёками карамели, таяла позаброшенная табуретка.       — Госпожа Годжу, как вы относитесь к гаданиям? Астрологии? — составивший ей компанию за столом барон Тамаго снял с головы розовую чайную чашку и сделал из неё приличный глоток. Чашка оказалась настоящая, и чай в ней — тоже. Эри, которая с самого начала считала её навершием экстравагантной пиратской шляпы, закашлялась от неожиданности.       — Это когда… читают судьбу по звёздам? — совладав с голосом, спросила она.       — По звёздам, картам, кофейной гуще… Чаинкам, бон, — он снова отпил от своей чашки и вернул её обратно на шляпное блюдце. Та намертво к нему приклеилась. — Впрочем, по чаинкам я гадаю исключительно госпоже Линлин, когда у неё хорошее настроение. Я, по правде говоря, большой поклонник всех этих штучек. Некоторые даже утверждают, что мои предсказания сбываются.       — Никогда с таким не сталкивалась, — призналась девушка. — Не хочу вас обижать, но я не верю в предопределение, больше — в причины и следствия…       — Не любите мистику? — улыбнулся барон. Он вполне оправился от досады, порождённой неудачно принятым на Острове Рыболюдей решением, и шрам на левом глазу придавал его улыбке хищный вид. — Без капельки мистики жизнь бывает пресна… Что ж, тогда могу предложить вам составить прогноз, основанный на дне вашего рождения. Думаю, он пришёлся бы кстати при подборе вам подходящего супруга. Всё-таки определённые закономерности в характере и совместимости наблюдаются, суар. Я бы подготовил и вручил его вам перед Чаепитием.       — Хорошо, почему бы и нет, — вежливо согласилась Эри. Ей не хотелось его огорчать, к тому же так она могла хоть ненадолго отвлечься от мыслей о контракте. Краем глаза девушка настороженно следила за Ниджи, влившемся в компанию любителей азартных игр за соседним столом. Кажется, он только что беспечно спустил за одну карточную партию полмиллиона белли.       — Назовите дату вашего рождения. Включая год, силь ву пле, — барон достал из кармана блокнотик и приготовился вносить пометки.       Эри послушно назвала, и он удивлённо приподнял брови, записывая цифры на листочек.       — Сегодня ваш день рождения, госпожа Годжу? Примите мои искренние поздравления! Исходя из моего обширного опыта, в такой день прогнозы должны быть исключительно точными. Значит, первое июля — Рак… И родились вы в год Змеи… Сильная сторона Змеи — ум и интуиция. Знаете, как в старину говорили про Змей? «Гибкость без силы приводит к компромиссу». А ваши кузены, они же старше вас на год, так?       — Да, они родились второго марта, — подтвердила Эри. Скорее всего, эта информация, как и всё в Джерме, была строго засекречена. Но ей вдруг стало любопытно послушать, что он может про них сказать. Да и чем Винсмоукам мог повредить рассекреченный день рождения? Враги пришлют им бомбу в именинном пироге?       — Выходит, их знаки — Рыбы и Дракон, хм… Я спросил потому, что про Драконов ходит несколько иная поговорка: «Сила без гибкости приводит к разрушению».       Рэйджу, отдыхавшая неподалёку в кресле с бокалом вина, после того как отдала последние распоряжения слугам, расслышав его слова, усмехнулась и издала ироничное «О!», но ничего к этому не прибавила. На ней было вызывающе короткое, облегающее платье — из тех, что Эри побоялась бы надеть даже в мыслях. Подол платья практически не скрывал красивые подтянутые бёдра старшей сестры, на которых спереди притягивали к себе внимание вытатуированные чёрные шестёрки Джермы. Впрочем, Рэйджу могла бы заявиться сюда хоть голой — её прекрасно укрывал тот же непробиваемый щит ледяной королевской надменности, какой всюду сопровождал Ичиджи. Дерзкие на язык пираты, глазевшие на неё весь день, — и те не решались завязать с ней беседу.       На Эри старшая сестра поглядывала как-то странно — наверняка уже знала о двух неделях, проведённых кузиной под одной крышей с младшим братом. В отличие от остальных Винсмоуков Рэйджу определённо были ведомы представления о приличиях, но поделиться ими в приватном разговоре та пока не спешила. К тому же, возможно, ей было вполне достаточно отцовского одобрения действий Йонджи.       — Да, я тоже нахожу это забавным, — Тамаго приподнял шляпу, выказывая уважение королевской дочери. После чего опять обернулся к Эри: — Ну что, вам начало нравиться наше маленькое развлечение? Самый смак здесь в занятных совпадениях.       — Разве про другие знаки не говорят что-то похожее? — скептически дёрнула бровью Эри.       — Нет, только про эти два. Наверное, именно поэтому Змея и Дракон хорошо дополняют друг друга, бон, — тем временем продолжил барон, что-то чиркая в своём блокнотике. — Теперь вернёмся к Раку. Насколько я помню, он относится к группе водных знаков. Все они хорошо сочетаются с себе подобными, — и добавил: — И вновь выходит, что вы должны отлично ладить со своими кузенами.       Эри повела плечами, но промолчала. Разбивать его иллюзии было не к месту.       — Союз с Тельцом тоже неплох, суар. Если мне не изменяет память, Перосперо-сан — Телец… Что касается характера, у Раков он приятный, представители знака эмпатичны, хотя часто прячутся за своим панцирем — боятся боли и предательства, — он внимательно посмотрел на собеседницу единственным глазом, и та заёрзала на стуле. — Вы боитесь предательства?       — Неужели найдутся такие люди, кто любит, когда их предают?       — Иногда чужое предательство добавляет адреналина. А месть — прекрасное развлечение, — вклинился в разговор Ниджи, опускаясь рядом на свободный стул. Он выставил на стол локти и уронил голову в разведённые лодочкой ладони. Астрологические глупости привлекли его внимание, в то время как карты явно прискучили (либо же он просто не любил проигрывать). Заодно Второй принц наслаждался тем, как сжалась в его присутствии кузина — словно веточка мимозы на холодном ветру.       С того момента, как он упустил её в воздухе, Ниджи с ней не пересекался. Если бы не кривая усмешка, которую тот изобразил по прибытии при виде гипса на её правой ноге, Эри могло почудиться, что он вовсе не помнит о случившемся. Выбросил из головы, как что-то несущественное, неинтересное. Поглядывая на довольно изгибающиеся краешки его губ, девушка даже допустила крамольную мысль, что он по ней соскучился — совсем капельку, как скучают по забытой дома игрушке. И, разумеется, как и всякий Винсмоук, Ниджи был не способен просить прощения.       Она отвернулась от него, опуская плечи.       Заметив, что собеседница отчего-то приуныла, барон снова отпил из шляпной чашки и предложил всё-таки погадать на картах таро — разложить простейший квартет, экспресс-предсказание будущего. Не дожидаясь ответа, он вытащил из внутреннего кармана сюртука колоду, которую явно держал под рукой на этот случай, и ловко её перетасовал.       — Давай, сестрёнка! — подначил её Ниджи, и Эри нерешительно кивнула.       Барон повеселел.       — Выберите любые четыре карты и положите перед собой, но не переворачивайте.       Эри потянулась к раскрытому перед нею вееру из пёстрых, узорчатых рубашек и без колебаний взяла четыре крайние — зачем мучиться и выбирать, если предлагалось брать любые. Уголки карт были потрёпанными — похоже, гадали на них часто и с удовольствием.       Тамаго сам начал осторожно их переворачивать, являя одну за другой яркие, искусно выполненные картинки и отпуская по каждой короткие замечания:       — Первая — перевёрнутый Император, бон. Утрата желаний и амбиций, подчинение, неравноправные деспотичные отношения. Далее — перевёрнутый Маг. Это значит нерешительность. Либо же вам следует опасаться коварного человека. Хм, рушащаяся Башня. Тут тоже толкование двоякое: крах всего или же откровение, очищение души. Иногда и то и другое вместе, — его пальцы замерли над последней картой: — Интересно… Смерть. Ох, не делайте такие страшные глаза, суар! Обычное значение данной карты — конец старого, начало нового.       Эри с тревогой пробежалась взглядом по выложенным перед нею в рядок изображениям: Император, Маг, Башня, Смерть, — нечего сказать, приятный прогноз на свадьбу! И гадальщик поспешил её успокоить:       — Если брать во внимание прямую суть карт — и вправду, не самый удачный расклад. Однако всегда стоит рассматривать то, что выпало, исключительно как предупреждение. Гадание — суть абстрактная конструкция. Одну и ту же комбинацию можно истолковать различными способами. К тому же у нас здесь не полноценный расклад, больше баловство.       В это время Ниджи подтянул к себе четвёртую карту, рассматривая её с насмешливым любопытством:       — Смерть? Хах, вот здесь действительно забавное совпадение. «Четыре» и «Смерть» звучат одинаково — «Ши». Двойная смерть, сестрёнка? — он постучал по картинке длинным пальцем и вдруг ехидно улыбнулся: — Кстати, ты знала, что отец сначала хотел назвать Йонджи — Шиджи, для пущей грозности?       — Нет… А почему передумал? — выдавила Эри, которой один собеседник только что напророчил смерть (пусть и в переносном смысле), а другой эту самую смерть ещё и удвоил.       — Может быть, и грозно — да уж больно шепеляво! — захохотал Ниджи, ловким щелчком отбрасывая карту обратно и разом рассеивая тягостное ощущение, которым повеяло от старой потрёпанной колоды. На противоположном конце зала Йонджи, скрестивший руки на груди и несколько высокомерно ведущий беседу с приземистым и широкоплечим пиратом, громко чихнул и поморщился: кто его обсуждает?       Эри, не сдержавшись, фыркнула и перевела дух. Если что и объединяло её с прочими Винсмоуками — так это недоверие к такого рода глупостям, как предсказания. Тем более сделанным на основании хаотично выпавших кусочков бумаги. Стала бы она беспокоиться, если бы на картах были нарисованы обычные геометрические фигуры? Ромб, треугольник — или же овал? Или цифры? Какое «очищение души» могла нести, к примеру, цифра «7»? По сути, та же Смерть вызывала тревогу исключительно из-за своей дурной славы, вне зависимости от степени своей перевёрнутости.       Барон тоже усмехнулся над шуткой в стрелки длинных усов, аккуратно собирая карты. Но, спрятав колоду в глубинах сюртука, не удержался и покачал головой.

***

      Джадж первым вступил в Тронный зал, гордо выпятив грудь, и походил на папу-утку, за которым разноцветным утячьим рядком вышагивали кузены. Во всяком случае, так думалось Эри, которая по праву невесты шла сразу следом за ними, осторожно переставляя костыли. Её сопровождал Перосперо Шарлотта, шедший по правую руку от неё и отмечавший каждый шаг звонким постукиванием по полу своим затейливым посохом. Все остальные гости замыкали шествие нестройной шумной толпой.       В центре зала к банкету вместо привычного обеденного стола уже был накрыт длинный праздничный стол на пару десятков человек. У подножия трона возвышался ещё один столик, смахивающий на широкую кафедру. На нём виднелись перья и чернильница. В ожидании слуги, посланного за экземплярами брачного контракта для предстоящей церемонии, все медленно разбрелись по залу. Пираты Большой Мамочки с явным уважением обсуждали грозный трон, военные стяги Джермы, а также вымуштрованных, вытянувшихся по струнке и рассредоточенных по периметру зала бело-чёрными статуями солдат.       Эри, которая остановилась вместе со своим сопровождающим неподалёку от застланных ковром ступенек, ведущих к королевскому трону, не могла отвести взгляда от столика, на котором должна была с минуты на минуту решиться её судьба. Перосперо заметил её нервозность и, посмеиваясь, произнёс:       — Вы производите впечатление хорошей девушки, перо-рин. Возможно, я посоветую Маме выделить для вас кого-нибудь позначительнее, нежели один из младших сыновей. Например, я уверен, что вы вполне придётесь по вкусу моему братишке Крекеру.       Эри сглотнула: она прекрасно помнила листовку мрачного Шарлотты Крекера и то, как на неё отреагировал Ниджи. Перосперо же пошутил? Или нет? Она вновь принялась гипнотизировать взглядом столик. А Перосперо тем временем отвернулся к подошедшему барону Тамаго и доверительно шепнул ему в продолжение:       — Тощая, бледная, как моль. Небось, и гонору навалом, как у остальных. Хотя на мордашку весьма смазливая. Крекер любит таких… приручать.       Барон усмехнулся, хищно сверкнув единственным глазом. И — наверняка это было совпадением — Перосперо заметил, как в тот же миг наследник Винсмоуков поднял голову и растянул губы в ледяной улыбке, а стоящий рядом с ним младшенький тоже зыркнул в его, Перосперо, сторону с довольно неприязненным оскалом. Близнецы находились на другой половине зала и просто физически не могли его слышать. К тому же у того, чья голова напоминала зелёный стручок гороха, уши были намертво залеплены наушниками. Перосперо всеми фибрами души ненавидел зелёный цвет — кажется, неприязнь была взаимной.       «Скрытые жучки? Рядом с королевским троном?» — он расслабился: это казалось маловероятным. Ему приходилось видеть подобное не раз: аристократы в силу природной заносчивости недолюбливали пиратов, тем более осмелившихся диктовать им на равных свои условия.       Перосперо вернул Винсмоукам ответную высокомерную улыбку: «Посмотрим, как вы будете глядеть на нас в Тотто Лэнде, на Мамином Чаепитии, сосунки», — и опять повернулся к Эри. Ему понравилось над ней подтрунивать: она очень забавно бледнела.       — Раньше существовал варварский обычай: для закрепления контракта «муж на час» проводил ночь в кровати невесты. Но не пугайтесь, всё происходило очень невинно: из обнажённого присутствовал лишь лежавший между ними меч… Однако я слышал, что вы в последние дни обитаете в башне одного из ваших кузенов, — Перосперо язвительно усмехнулся. — Думаю, подобные ритуалы могли бы его стеснить, перо-рин.       — Король приказал ему помогать мне, пока не заживёт нога, — слабым голосом откликнулась девушка, словно оправдываясь. И ему даже стало интересно: который из этих смотрящих на него волком братцев приютил её — красный или зелёный?..       — Ну да, ну да, — протянул он. — Понимаю. Хотя…       Что стояло за этим сомнительным «хотя», Эри, по счастью, узнать не довелось, потому как Джадж наконец-то объявил начало церемонии. После чего пригласил племянницу первой проставить подписи на официальных бумагах, который слуга торжественно разложил на подготовленном для них месте. Выступавшие в качестве свидетелей гости примолкли и стянулись ближе.       Эри подошла к столику, разглядывая уже знакомые ей листы, на этот раз представленные в двух экземплярах. Перед тем как протянуть руку за пером, девушка немного замешкалась. В этот момент ей отчаянно захотелось обернуться и посмотреть на Йонджи, но она сдержала этот внезапный нелепый порыв. Хотя сейчас нелепым казалось всё. Ей даже померещилось, что вот-вот — и Джадж хлопнет в ладоши, присутствующие разразятся хохотом, и происходящее окажется всего-навсего грандиозным розыгрышем. Вместо этого недовольный заминкой король надсадно кашлянул у племянницы над ухом, и её пальцы сами собой сжались на изящном белом пере.       Стесняясь своего не слишком ровного почерка, она вывела на первой строке «Винсмоук» и едва не продолжила «Эри», но вовремя спохватилась и исправила начатое было «Э» на «Годжу». Вроде бы никто не обратил внимания на дёрнувшееся и неказисто вильнувшее в её пальцах перо, хотя буква «Г» в итоге получилась чуточку странной, с причудливой завитушкой. Пришлось вырисовывать такую же и в оставшихся местах — чтобы никто не заметил разницы.       Подошедший Перосперо, принявший перо из её рук, громко хмыкнул, разглядывая этот кривой завиток, но ничего не сказал и проставил следом свои подписи от лица семейства Шарлотта — витиевато выписанные бисерины букв, соединённые в изящные цепочки столь же витиеватых фамилии и имени.       Третьим, как и полагалось, на последней странице подписался Джадж — от лица семейства Винсмоук. Его почерк, как и запомнилось Эри, был почти по-врачебному мелким, стремительным и трудночитаемым — сказывались годы, посвящённые научным изысканиям. И скрепил подпись отпечатком феникса со своего стального кольца, заменявшего в Джерме государственную печать.       Следующие несколько минут прошли для Эри как в тумане. Джадж и Перосперо что-то говорили присутствующим, возможно, оглашали заготовленные торжественные речи и клятвы, но в ушах у неё звенело, и их слова доносились до неё с трудом. Очнулась она только после того, как со стороны гостей грянули довольные крики и аплодисменты, а Джадж пригласил всех присоединиться к банкету. Единственное, что впечаталось ей в память из услышанного: три недели. Чаепитие Большой Мамочки состоится через три с небольшим недели. И там она окончательно станет Шарлоттой. Но взамен ожидаемого облегчения девушка чувствовала лишь подступающую дурноту. Голова кружилась, и у неё не было сил притворно улыбаться в ответ на поздравления от незнакомых ей людей.       Наверное, под конец она была бледной как мел. Потому что Рэйджу, когда подошла очередь кузенов её поздравить, вместо того чтобы произнести полагающиеся по традиции фразы, приказала:       — Йонджи, ты до сих пор за неё ответственен. Отведи Годжу в лазарет, кажется, ей нехорошо, — и даже Ниджи воздержался от того, чтобы съязвить. В обычной ситуации Эри различила бы в голосе и взгляде старшей сестры требовательное недовольство. Однако в данный момент она прикладывала все свои усилия, чтобы держаться прямо и не завалиться на стоявшего подле неё Ичиджи. — Потом оставь её, пусть отдыхает, а сам возвращайся назад — отцу придётся не по нраву твоё отсутствие.       — Ей в любом случае надо на осмотр, — хмуро кивнул Йонджи, подхватывая кузину под локоть. — Я быстро.       — Тебе тоже не помешает удалиться сразу после ужина, Рэйджу, — заметил Ичиджи. — Я полагаю, дальнейший вечер планируется исключительно для мужской компании.       — Мой брат тактичен, как всегда, — улыбнулась та одними кончиками губ, надменно распрямляя плечи.       Йонджи вывел Эри из зала, где, подумав, всё же поднял на руки, как делал много раз прежде. Но сейчас он казался необычно равнодушным.       — Не прижимайся, — холодно бросил он, когда Эри по привычке собиралась опустить голову на его плечо. Правда, потом пояснил чуть мягче: — Всюду чужаки.       До этого ей отчаянно мечталось хотя бы ненадолго остаться с ним наедине, поговорить — пусть она и не знала, что именно хотела ему сказать. Возможно, ей просто нужно было услышать успокаивающее ломкое рычание его голоса. Но Йонджи нёс её по замковым переходам молча, отчуждённо, и разговор не клеился. Тем не менее крикливые пираты, приторно пахнущий карамелью Перосперо и столик с контрактом остались позади, и от этого ей через какое-то время полегчало — на бледных щеках вновь проступили краски, а липкая, вгоняющая её в тошноту слабость миновала.       В лазарете Йонджи пробыл всего несколько минут. Впрочем, этого хватило, чтобы доктор успел изготовить снимок кости и огорошить их новостью, что нога вполне зажила, и гипс пора было снимать.       — Я ожидал вас у себя сегодня утром, Годжу-сама, — огорчённо заметил доктор, поправляя державшиеся на ремешке очки. — Джадж-сама желал, чтобы, по возможности, это было сделано до прибытия гостей. Но вы куда-то запропастились.       Пока Эри вспоминала кислое выражение на лице генералиссимуса при виде её всё ещё негодной ноги, врач деловито постучал молоточком по гипсу. В верхней части звук был не таким звонким, каким она его запомнила.       — Мочили?       — Немного, — смущённо призналась Эри, поглядывая на прислонившегося к дверному косяку Йонджи и греша на сползший носок и подтаявший снег. Доктор лишь развёл руками и начал готовить раствор.       Дальше Йонджи ждать не стал. Распорядившись, чтобы её проводили в башню по окончании процедуры, он одарил Эри на прощание вместо подбадривающих слов кривоватой ухмылкой и отправился назад.       К тому времени, как он вышел на улицу, снег закончился и тучи разошлись. На западе проглянуло тускло-оранжевое вечернее солнце. Такое же, каким запомнилось ему в детстве, в Норт-Блю. Оно было холодным, почти не грело — фальшивое солнце. С каким-то недовольством поглядывая на него, Йонджи быстрым шагом обогнул парк, миновал парочку пристроек и оказался на центральном плацу. Пересекая его, он приметил отца у парадных дверей замка, ведущего разговор тет-а-тет с похожим на розового тонконогого цыплёнка бароном. До слуха Йонджи донеслось:       — …рекомендую изменить на «Только живым», Ваше Величество, иначе за подобную приятную сумму некоторые охотники за головами могут… переусердствовать, — и он понял, что они говорили про Санджи. — Тем более, если ваш сын действительно состоит в команде Соломенной Шляпы.       Следом в воздухе между собеседниками блеснуло что-то золотое: в руки короля опустились странные широкие кольца.       — Что это?       — Браслеты не дадут ему сбежать, бон. Судя по всему, как сам Санджи, так и Соломенная Шляпа — оба будут противиться свадьбе. Именно поэтому я готов предоставить вам эти браслеты. Заодно могу рассказать кое-что о слабостях вашего сына, суар.       — Слабостях?       Барон неуловимым жестом бывалого фокусника вытащил и предъявил Джаджу фотографию какого-то пышноусого старика.       — Мы заранее навели справки о Санджи, бон. Кажется, он питает симпатию к этому человеку, Зеффу. Госпожа Линлин считает, что заложники делают людей более сговорчивыми. Равно как и эти милые, но опасные украшения.       — Принцип действия такой же, как у ошейников? — глаза короля понимающе сверкнули.       — Именно, суар. Надеюсь, до этого не дойдёт. Кстати, если хотите, у меня с собой есть дополнительная пара.       — Не нужно, — уронил Джадж, — девочка ведёт себя достаточно разумно. Тем не менее благодарю за предложенную помощь.       Король наконец заметил приближающегося сына и довольно улыбнулся ему, позвякивая браслетами в своей мозолистой ладони. Барон, в свою очередь, вежливо поклонился принцу, держа трость на сгибе руки. Появление Йонджи прервало разговор, который и так близился к завершению, и все трое прошли внутрь, возвращаясь в Тронный зал. Йонджи держался позади, отчего-то рисуя в своём воображении на запястьях у Эри золотые браслеты, похожие на наручники. Настроение у него окончательно испортилось. Возможно потому, что за последние несколько недель он постепенно дозволил себе поддаться глупой, но манящей иллюзии: поверить, что в Джерме ему может что-то принадлежать — что-то или кто-то. Лично ему. Разумеется, это было не так. Прибытие Шарлотты и подписанный в его присутствии брачный контракт расставили всё по своим местам.       Присев за пиршественный стол рядом с братьями, Четвёртый принц первым же делом распорядился принести ему виски.

***

      Эри проснулась среди ночи и, привстав, впервые не увидела Йонджи на его кровати. Та была пустой, плоской и какой-то безжизненной. И блеклая, холодная темнота — за наполовину раскрытым окном снова пошёл снег — делала комнату, к которой она успела привыкнуть, какой-то чужой и необжитой. Растопленный горничной камин уже прогорел, и остатки тепла поглотил блуждающий по полу сквозняк.       Она опустилась на подушку, смежила веки, борясь с непонятным нахлынувшим отчаянием, когда вдруг расслышала за дверью, на лестнице, знакомую тяжёлую поступь.       Йонджи был здесь. Он вернулся.       С закрытыми глазами она вслушивалась в его шаги, после — в шорох снимаемой одежды, шум воды в душе… И запоздало думала о том, что не хочет выходить замуж. Ведь это значило покинуть Джерму.       Странный парадокс: прежде она так мечтала об этом — вырваться из-под удушающей опеки Винсмоуков, пусть для этого приходилось стать женой чужого, незнакомого ей человека. Давняя встреча с пиратом по имени Ло сыграла с ней злую шутку — породила иллюзию, что члены семьи могущественной Йонко должны были смахивать на него. Но знакомство с представителями семьи Шарлотта заставило спуститься с небес на землю: если все пираты Большой Мамочки были так же высокомерны — значит, не сильно отличались от кузенов.       Что, если её будущий супруг окажется… гораздо хуже? Что, если ей предстоит поменять одну темницу на другую?       А ещё покинуть Джерму равнялось тому, чтобы покинуть эту башню.       Эри повернула голову, всмотрелась в полумрак: тонкая нить света очерчивала дверь душевой успокаивающим золотистым прямоугольником. Прямо сейчас ей мечталось, чтобы скучная повседневная рутина прошедших двух недель растянулась навечно: слушать, как Йонджи крутится по ночам и желает ей доброго утра; наблюдать, как он хмурится, рявкает или хохочет в ответ на её шпильки; раз за разом выстукивать сигнал — чтобы тот стремительно вклинивался чёрно-зелёным коршуном в распахнутое окно, незнамо где оставив свою одежду…       Впервые за всё время Эри задумалась: что, если бы два года назад она всё-таки приняла его низкое, как ей тогда казалось, предложение? Могло ли тогда вовсе не быть дона Филиппо, клуба и задней комнатушки, Джаджа, кузенов и этого нелепого замужества?.. Она просто стала бы его любовницей. И, укрытая от всего прочего мира, прижималась бы к нему, к его горячему телу, — каждую ночь, на этой возмутительно гигантской кровати…       И что, если в произошедшем частично была её собственная вина? Проистекающая из наивной, полудетской гордости?       «Пока ты мне не прискучишь…» — голос, небрежно растягивающий слова, так чётко и живо отозвался в её голове, как если бы этот разговор имел место всего пару минут назад. Эри выпрямилась на постели, проклиная предательские мысли и злясь на саму себя: как только посмела забыть? Согласись она тогда — и ей пришлось бы стать таким же развлечением для него, как те девушки из прислуги, которые он и его братья по своей прихоти брали в постель. В лучшем случае, продержалась бы чуть дольше других.       «Но ведь сегодня он подарил мне снег».       Эри прикусила губу: непрошенные мысли порхали встревоженными мотыльками и противоречили друг другу. Пришлось опять зажмуриться, чтобы отогнать их прочь.       В это время скрипнула дверь душевой комнаты: отвлёкшись, Эри не заметила, как стих шелест водяных струй. По-прежнему притворяясь спящей, она слышала, как Йонджи подошёл к дивану, постоял немного, будто к чему-то прислушиваясь, а затем со вздохом поправил на ней одеяло и даже подоткнул сбоку сползший уголок — как маленькому ребёнку. От изумления Эри едва не распахнула глаза — значит, раньше ей не мерещилось! — но сдержалась, нельзя было себя выдать.       Он отошёл в сторону — судя по звуку шагов, к окну, — и Эри рискнула глянуть из-под наполовину смеженных ресниц. Свет, вырывавшийся из раскрытой двери душевой, мягко вырисовывал его плечи, жгучие штрихи татуировки, подтянутые впалые ягодицы и длинные худощавые, но мускулистые ноги. Он был полностью обнажён и вытирал мокрую голову полотенцем, задумчиво уставившись в серовато-снежный ночной полумрак.       Потом Йонджи повесил полотенце на шею, выставил вперёд руку и с шумом захлопнул, словно припечатывая, оконную створку — ту, что две недели подряд простояла открытой.       Эри, медлившая зажмуриться или отвернуться — почему-то всё увиденное показалось ей нереальным, частью сна, даже его бесстыдно оголённая задница, — от этого непредсказуемого, резкого движения издала какой-то сдавленный звук, невольно подскакивая и опуская с дивана ноги.       Йонджи тоже растерялся, оглядываясь на неё:       — Ха-а? Я думал, ты спишь… — после чего спохватился и быстро натянул лежавшие на краю кровати пижамные штаны. Он не казался смущённым — просто застигнутым врасплох.       На его голове в кои-то веки не было наушников, а волосы, мокрые, длинные, падали чуть ли не до плеч, скрывая правую половину лица — как у братьев. Видеть Йонджи с такой причёской — без аккуратно зачёсанной, задорно вздыбившейся макушки — было так необычно, что Эри почти не обратила внимания на неловкую заминку.       — А сколько часов в день ты с братьями тратишь, чтобы уложить волосы в ваши фирменные причёски? — неожиданно для самой себя поинтересовалась девушка.       Раньше она о таком не задумывалась. Причёска Йонджи представлялась ей чем-то незыблемым, неизменным — всё равно что цвет его глаз. Или брови — как если бы они сейчас решили закрутиться в противоположную сторону.       — Нисколько, — удивлённо пожал плечами Йонджи. На его лице читалась лёгкая отстранённость, которая вместе с отсутствием ухмылки и этими возмутительно непривычными прядями — прибитыми летним дождём травинками — придавала ему завораживающий вид незнакомца.       — Тогда я, кажется, догадалась, почему в вашей семье терпят Ниджи, — продолжила Эри, поймавшая себя на мысли, что откровенно любуется им. — Потому что он в любой момент может тюкнуть каждого своим электрическим зарядом.       — В нашей семье, — машинально поправил он — похоже, тоже заразился вирусом поправок. — При чём здесь электричество?       — Ну, чтобы волосы королевских особ выпрямлялись в нужном направлении.       — Дурочка! — не выдержал и закатил глаза Йонджи, мгновенно разбивая созданный возвышенный образ и снова становясь самим собой. — Они, когда высыхают, сами ложатся как надо!       Пока Эри с сомнением размышляла о том, применимо ли это утверждение к паре прядок на её собственной макушке — только те, наоборот, ложились как не надо! — он помедлил, подошёл к ней и зачем-то опустился на одно колено — как этим утром, когда натягивал на неё вязаные носки.       — Так что там с ногой? Что доктор сказал? — его пальцы прогулялись по круглой косточке над щиколоткой и замерли у основания пятки. Йонджи внимательно разглядывал лодыжку, исцелённую в кратчайший срок научной силой Джермы. Без прежнего гипса, перетянутая одной лишь лентой повязки, собственная нога казалась Эри удивительно неодетой.       — Всё срослось отлично. Правда, на первых порах надо тренировать и разминать.       — Ясно. Значит, будем разминать, — он тут же перешёл от слов к делу, стянул эластичную ленту и принялся осторожно массировать лодыжку. Дыхание у Йонджи было глубокое и тяжёлое, от него доносился слабый запах спиртного, но это не вызывало у неё неприязнь. Скорее объясняло мелкие странности в его поведении.       — Сколько ты выпил? — спросила Эри, пытаясь отвлечься от того, какими приятными оказались его прикосновения. Происходящее выглядело невинным, но отчего-то вгоняло её в дрожь: она без трёх недель замужем, но находится в спальне другого мужчины, который посреди ночи решил сделать ей массаж. Учитывая то, какие противоречивые мысли блуждали в её голове совсем недавно — да и он сам разгуливал перед ней голышом!       — Прилично, — усмехнулся в ответ Йонджи, не прекращая своих размеренных движений. — Впрочем, обычно всё рассеивается быстро, ещё полчаса максимум.       Он продолжал заботливо массировать и разминать её лодыжку, не поднимая головы. С кончиков мокрых прядей временами срывались крохотные капельки воды, легко и холодно сталкиваясь с её коленом и скатываясь вниз.       Внезапно ровный ритм его движений нарушился, пальцы потянулись вверх. Неторопливо, лаская и поглаживая, поднялись по голени, миновали округлое колено и двинулись дальше, проникнув под подол сорочки и рисуя горячие затейливые узоры на внутренней стороне её бедра. Забрались куда выше середины, почти до самого конца — и там остановились. Йонджи колебался: в ожидании её гневного оклика, запомнившегося ему сопротивления. Но сопротивления не было — Эри замерла, покусывая губу и наслаждаясь этой неожиданной и нежной лаской.       А потом Йонджи резко выдохнул, осознав безумство своего порыва, и с невнятным стоном уткнулся лбом в её колени. Эри приподняла руку и держала над его головой, едва сдерживаясь, чтобы не запустить пальцы в его свившиеся змейками на затылке волосы. Она страшилась и одновременно ожидала продолжения. Это был приятный, будоражащий страх.       Небо, да она хотела, чтобы он продолжил! Эри тихонько всхлипнула, уловив это желание: чтобы его пальцы скользнули ещё выше — туда, где всё заныло от тянущего и непривычного, но в то же время сладкого предвкушения. Когда-то он уже касался её там, терзал грубо и безжалостно, но воспоминания об этих кошмарных мгновениях расплылись, казались блеклыми и несущественными. Эри отчего-то была уверена, что в этот раз он не будет грубым.       Однако Йонджи медлил, уставившись в пол: в то место, куда — незаметно для её взгляда — сорвавшись с кончика его носа, упала густая капля крови. Маслянистая, в полумраке почти чёрная. От её короткого судорожного всхлипа его плечи напряглись: она боится? Чёрт возьми, она до сих пор его боится!..       — Прости… Прости!.. — вырвалось из его груди то, что запоздало на два бесконечно длинных года. — Прости!       Сбивчивое дыхание, срывающееся с его губ, подобно поцелуям, горячило её колени. И Эри вдруг осознала, за что именно гордый Винсмоук так яростно и исступлённо просит у неё прощения. Рука её качнулась в воздухе, а затем опустилась, и пальцы сами собой зарылись в его влажные спутанные волосы. Эри поразилась, как не сумела заметить раньше этой пугающей в своей простоте вещи: она давно простила его.       Йонджи вздрогнул, ощутив это прикосновение. Ему почудилось, что она собиралась его оттолкнуть.       Он всё ещё смотрел на каплю крови на полу, и её вид окончательно развеял остатки алкогольного дурмана: Йонджи, словно наяву, видел кровь, заливавшую белую щеку, и страх в её глазах — тогда, да и совсем недавно, когда они случайно сталкивались друг с другом в замковых переходах, когда Эри в ужасе отшатнулась от него в бане… В голове крутилось, мелькало без остановки, шло по кругу, будто безумная карусель: обещание мелкой русалке, отец, контракт, долг, вина, обещание себе. Он не имел права на неё, он обидел её — обидел жестоко и непростительно. И если бы сейчас дрогнул и совершил ту же ошибку — поддался бы своему эгоистичному желанию, — то только сделал бы ей плохо. Всё испортил. Снова.       Он медленно отстранился — от её колен, от её руки, от неё самой. Поднялся на ноги, отступая назад, шаг за шагом, пока не упёрся в кровать. Отвернулся, спасаясь от её растерянного, встревоженного взгляда, и сдавленно, невнятно пробормотал:       — Нет. Нет… Я больше не… Я никогда не… — он осёкся, не в силах продолжить.       «Я никогда не дотронусь до тебя», — услышала Эри.       «Я никогда не сделаю тебе больно», — имел в виду Йонджи.       Он рассеянно провёл рукой по наполовину высохшим волосам, убирая их со лба, возвращая им смутные очертания привычной формы. Бросил на Эри искоса, через плечо, тяжёлый взгляд, который тут же отвёл куда-то в сторону. Девушке было не заметно, но он смотрел ровнёхонько на ломкую трещину на стене, чуть выше её левого плеча.       Эта трещина всегда была для него напоминанием, безмолвным укором. И виделась ему как приговор. За то, что сделал тогда. И за то, что ничего не сделал сейчас: просто стоял и наблюдал, как она выводит своё имя в бумагах, обязуясь отдать себя в собственность незнакомцу. Для которого не представляли ценности ни её коленки, ни бесячие колкости, ни её улыбка. Эри послушно следовала воле его отца, и он должен был быть рад этому. Но он не был рад. Тогда, в Тронном зале, Йонджи понял, что означало владевшее им весь день ощущение неуютности: он опоздал. Хотя и не был до конца уверен, в чём именно.       — Что ж, нога в порядке. Думаю, оставаться здесь тебе уже нет смысла… кузина, — сказал он наконец глухо.       …Сколько раз Эри слышала от него прежде эту невыразительную «кузину». Но впервые это слово прозвучало хлёстко, как пощёчина.       Как глупо… как же глупо было обмануться, помыслить о его объятиях, его поцелуях, его ласке. Йонджи просто-напросто забылся на минуту, алкоголь сыграл с ним дурную шутку. А она почти успела поверить в то, что можно повернуть всё вспять, отменить нелепую свадьбу. Поверила в то, что ещё не слишком поздно. Но вовсе не свадьба была непреодолимым препятствием.       «Кузина…» — он же постоянно повторял это, а Эри пропускала мимо ушей, считая насмешкой, издёвкой. А теперь выходило, что в его мыслях она была, считай, тем же, что и Рэйджу, — всего лишь сестрой. Так ему наказал отец — или решил он сам. Йонджи даже не видел в ней женщину!       — Да, ты прав, — бесцветно подтвердила Эри. — Оставаться здесь нет смысла.       Судорожно вздохнув, она легла обратно на диван, отвернулась к стенке, подтягивая к груди колени и укрываясь с головой одеялом. Что бы ни случалось с ней раньше, что бы ни предстояло в будущем — всё казалось ерундой по сравнению с этим безыскусным отрицанием: «Я никогда не…» «Никогда не захочу тебя. Никогда не полюблю тебя», — она содрогнулась, едва сдерживая от его безупречного слуха беззвучные рыдания, пока тот ворочался, устраиваясь поудобнее на чересчур широкой для одного человека кровати.       Больше всего на свете ей хотелось отринуть нелепую гордость и доводы разума — и, как в промелькнувшей недавно фантазии, подняться, забраться на эту кровать, скользнуть под одеяло к Йонджи и прижаться к нему, оплетая, словно плющ, руками и ногами… Позвать по имени… Быть может, он не отверг бы её во второй раз…       Но этот порыв тут же показался Эри настолько тщетным, жалким!.. Она обманывала саму себя. Для него она была только кузиной. И единственное, что ей довелось бы услышать, — его недовольный, раздражённый окрик или, того хуже, презрительный смех.       …Тем временем Йонджи лежал, прислушиваясь в темноте к тревожному, прерывистому дыханию Эри: похоже, его несдержанность всё-таки разрушила установившееся между ними за последние дни хрупкое доверие и в который раз напугала её.       Он крутился в кровати, стискивая зубы и пытаясь отвлечься, подавить всколыхнувшееся внутри дикое желание. Желание, которое странно отличалось от того, каким оно было раньше: не прежнее неподконтрольное ему стремление к обладанию. Что-то изменилось за два прошедших года — или же за две прошедшие недели. Йонджи затруднялся сказать, что именно, но твёрдо знал: теперь ему хотелось не просто брать, но и отдавать. Заботиться. Возможно, быть нежным — хотя он ни черта не смыслил в нежности.       «Слишком поздно».       Йонджи едва сдержался: чтобы не вскочить, не подхватить её с этого несуразного дивана, не бросить на шёлковые простыни кровати, не начать целовать и ласкать её хрупкое и манящее тело… Пожалуй, прямо сейчас Эри стоило только тихо окликнуть его, позвать по имени — и он пошёл бы против воли отца, против долга, против принципов, против данного себе слова. Против собственной врождённой бесчувственности.       Но она молчала.