***
Стоял поздний вечер. В коридорах и комнатах лазарета царил полумрак и гуляли длинные обманчивые тени. Впрочем, Ниджи, навестившему отца, было достаточно и света с улицы: во двориках всюду полыхали факелы и жаровни — солдаты Джермы завершали подготовку к ночной атаке. Одна из жаровен и вовсе была выставлена прямо под окнами королевской палаты. В глазах Джаджа Винсмоука, сидящего на краю кровати с перебинтованной головой, танцевали крохотные язычки пламени. Передовая медицина Джермы справилась и на этот раз: король быстро очнулся и чувствовал себя неплохо, невзирая на некоторую слабость и головокружение. Не самый худший исход — после сокрушительной грозовой атаки Йонко, чуть не размазавшей его об землю. — Это ты, Ниджи?.. — Джадж дёрнул подбородком в сторону сына. Он вертел в левой руке какой-то небольшой тёмный предмет и выглядел задумчивым. А ещё как будто постарел — разом лет на десять. Возможно, всему виной было побочное действие лекарств: чтобы скорее встать на ноги, король принял двойную ударную дозу. — Да, отец. Ичиджи просил узнать, будешь ли ты участвовать в атаке. На прикроватной полке Ниджи приметил старое фото, которое когда-то стояло в палате матери: она в окружении всех своих детей. Прежде отец не был настолько сентиментальным. Джадж понял, куда направлен взгляд сына, и тоже уставился на фотографию: давным-давно из-за собственного упрямства он потерял Сору. Отрёкся от Эджа. От Санджи. Отбросил всё то, что, казалось, мешало ему, сковывало по рукам и ногам. Гораздо важнее в те дни ему виделись попранная фамильная гордость и жажда мести. Сегодня из-за той же гордости, слепо застившей глаза, он едва не потерял всё. Всех. — Ниджи, ты и в самом деле не испугался смерти? — внезапно уронил он. — Отец?.. — Разумеется, ты не испугался, — пробормотал король, отвечая на собственный вопрос, — ты же мой идеальный сын… — он повысил голос: — Я имею в виду: там, на Чаепитии, тебе действительно было всё равно? У тебя не имелось сожалений? Конечно же, Ниджи было не всё равно. Но ситуация и вправду казалась безвыходной, никто не мог пошевелить и пальцем в чёртовой застывшей карамели. Проще было хохотать над собственной невезучестью. Его озадачили отцовские слова. Как если бы сожаления имелись у самого Джаджа Винсмоука. Ниджи никогда не видел отца таким нерешительным, таким… слабым. Второй принц пожал плечами: — Мы неукоснительно следовали твоим планам. Получилось то — что получилось… Хотя мне не понравилось то, что получилось, — неожиданно для самого себя добавил он. — Вот как? Солдату не понравились решения командира? — скрипнули пружины под матрасом — Джадж развернулся к сыну, как-то по-собачьи встряхивая головой, словно отметая прочь владевшие им сомнения. Непонятный предмет в его руке оказался чёрной банкой с жёлтой тройкой на боку. Король желчно усмехнулся, вновь напоминая прежнего себя: — В атаку вас поведёт Ичиджи. Передай ему, что я не смогу вступить в бой в костюме Гаруды наравне с вами, но руководить действиями флота мне вполне по силам. Пусть будет спокоен за тыл. Контейнер с чужим рейдкостюмом матово поблёскивал, и Ниджи не мог отвести от него взгляда. Неужели отец тоже допустил подобную мысль?.. — Что ты планировал с этим делать? — он кивнул на чёрную банку. — А что бы ты сделал, Ниджи? — Дал бы «ошибке» шанс. Если он до сих пор жив, — Второй принц высказался откровенно и на этот раз куда более уверенно. — Ведь сегодня ошибся не он, ошибся ты, отец. Насчёт него — и всего остального. — Ты так считаешь? — Да. Я так считаю, — Ниджи широко ухмыльнулся: — Правда, он та ещё заноза в заднице. Джадж Винсмоук впервые в принятии важного решения поинтересовался лично его мнением — мнением второго сына. Не мнением остальных. Отец не спросил, как обычно: «Вы все так считаете?» Или: «Так считает Ичиджи?» Хотя, разумеется, все они (и Ичиджи в том числе) так считали. Пусть и ни разу не произнесли этого вслух. И так было кристально ясно: Винсмоуки обязаны своими жизнями «ошибке». И не могли уподобиться бесчестным пиратам и не вернуть этот долг. Вдобавок Санджи… Санджи показал себя достойным. Джадж, сокрушённо вздохнув, снова бросил взгляд на фотографию: Сора Винсмоук грустно улыбалась в окружении разноцветных детских макушек (прямо перед ней маячила жёлтая, как одуванчик)… И молча протянул сыну контейнер. — Чёрный Стелс, да? — сморщил нос Ниджи, припоминая название костюма. Кажется, он собственными руками создавал себе конкурента. Стелс считался любимейшей техникой Второго принца, он привык быть самым быстрым и неуловимым — стремительнее ветра. Но в случае с Козеттой и тарелкой Санджи почему-то оказался быстрее… Когда Ниджи выходил из комнаты, подкидывая на левой ладони банку, король стоял у окна и, расправив плечи, наблюдал за солдатской суетой во дворе. Рамка с фотографией плашмя лежала на полке — стеклом вниз. Проходя по тёмному больничному коридору, возле одной из палат Ниджи заприметил стул, на котором лежала пара забытых шерстяных носков светло-пшеничного цвета. У него в гардеробе где-то валялись похожие, причём ядовито-розовые — сбагрил бы Рэйджу, да только сестрице размер был великоват. У тётушки Эпони, к сожалению, абсолютно отсутствовало чутьё на верные цвета. Хотя в этот раз она вроде бы угадала. Он постоял, рассматривая носки — вывязанные на маленькую, изящную ножку, — затем обошёл стул и, тихонько толкнув дверь, зашёл в палату. Козетта спала, и он скривился, глядя на покрывавшие её бинты и повязки. Её плечи слабо приподнимались в такт сонному дыханию. Хмуря брови, Ниджи смотрел на них и вспоминал свою ошеломительную радость («Жива!»). Отец был прав: Винсмоуки не испытывали страха, не боялись собственной смерти. Даже когда этим утром ему выдался весьма неиллюзорный шанс умереть, он не испугался — больше злился. Но «страх» было самым близким словом для описания того, что владело им в тот короткий миг, когда ему подумалось, что он случайно убил её в своей несдержанности. Ему захотелось разбудить её и сказать… Ниджи понятия не имел, что собирался ей сказать. Точно не просить прощения — ещё чего! Принц не мог просить прощения у кухарки… И вообще — она ведь первая вывела его из себя… Ниджи потоптался у порога, покосился на банку с рейдкостюмом, которую по-прежнему сжимал в руке. А потом пробормотал вполголоса, обращаясь не к Козетте, а к собственной тусклой, подёргивающейся тени на светлой больничной стене (отчего-то так было легче): — Ты будешь смеяться, но Санджи спас нас сегодня… Вот дурак… Но я всё равно запрещаю тебе на него смотреть!.. — он вскинул подбородок, тень заломила длинный чуб и стала походить на упрямого жука-носорога. — Знаешь, я принц, а он пират. Но, в отличие от меня, он волен делать всё, что хочет. Есть кое-что, к чему я всегда стремился, но чего не сумел достичь, сколько ни пытался. Может быть, плохо пытался… А может, обманывался и хотел вовсе не того… Ниджи постоял ещё, молча изучая очертания её фигуры под одеялом. Такая беззащитная, хрупкая. Она чувствовала боль, у неё текла кровь из-за пустячной раны. Она была способна прощать… Не считая кузины, он не был с женщиной с того самого дня, как Козетта досталась Ичиджи. Тогда, глядя на брата и воображая себя на его месте, Ниджи вдруг понял, что не желал других — только её. И только она была ему недоступна. — Козе… — он попытался окликнуть её, но прервался и тихо ругнулся. Глупо. Как же глупо. Тень на стене качнулась, пропала. Ниджи дёрнул за дверную ручку и ушёл, досадуя на себя и свою минутную слабость: не сейчас, успеется. Как-нибудь в другой раз, после того как он вернётся. Не стоило перед важной битвой забивать голову бесполезной и бессмысленной ерундой. Едва он вышел из палаты, как Козетта осторожно и ломко повернулась на бок и с тоской посмотрела на белевшую в полумраке дверь, закрывшуюся за его спиной.***
Руки не шевелились. Что-то сковало их вместе, одну поверх другой, намертво притянув к стене над головой. В середину ладоней словно вбили толстый гвоздь с широкой круглой шляпкой, но боли не ощущалось. Эри сидела в полной темноте и тишине и уже начала сомневаться в том, что эта стена, о которую периодически тёрлись её лопатки, вообще существовала. Честно говоря, она сомневалась во всех физических ощущениях. Мысли текли вяло, время вокруг застыло, нельзя было сказать наверняка: прошло пять минут или же пять часов. «Может быть, я умерла?» — смерть прежде представлялась ей как-то иначе, не такой застывшей и бесформенной. Вспышка боли — и конец сознания. Или же яркий свет в конце длинного туннеля, ведущего к перерождению и новой жизни. Ей не слишком верилось в существование рая или ада. Хотя текущая ситуация чем-то напоминала ад — учитывая то, что она видела накануне. Внезапно в глаза и вправду ударил свет. Что-то открылось перед ней, будто широченная дверь. Сам по себе свет был довольно тусклым — пара-тройка чадящих масляных ламп, развешанных по стенам, — но после пребывания в абсолютной темноте почти ослеплял. Эри понадобилось несколько секунд, чтобы сфокусировать расплывающийся взгляд. Вместе со светом пришло кое-что ещё: ощущение покачивания, солёный запах моря и шум чужих голосов. Стены вокруг всё-таки оказались не настоящими, а фальшивыми: она сидела в высоком коробе, сделанном из плотной бумаги. Переднюю часть перегородили прутья решётки, а на распахнувшейся бумажной «двери» виднелась змеившаяся затейливым крупным шрифтом надпись «Годжу Винсмоук». — Так-так-так, Монт-д’Ор, ты прекрасно постарался, — скрипучий тонкий голос был хорошо знаком. — Наша драгоценная крошка в целости и сохранности. Эри вздрогнула: она находилась не в коробе, а в книге — в одной из тех проклятых книг, которые Большая Мамочка демонстрировала в библиотеке. Сама Йонко пышной розовой горой возвышалась перед ней, исходя пьянящим сладким ароматом свадебного торта. «Но ведь торт был уничтожен…» — мимолётно подумалось девушке. Сложно было представить чванливую пиратскую императрицу, соскребающую остатки с пола… После того как книгу открыли, мысли потекли ощутимо бодрее. Перед глазами Эри сами собой пронеслись заварушка на Чаепитии, появление Луффи, крик Линлин, обездвиженные Винсмоуки… «Ты не видела их мёртвыми. Они не умерли», — вновь напомнила она себе и тут же ненароком представила остроконечный зелёный хохолок, на который было нацелено дуло револьвера. Остро закусив изнутри щёку, Эри в который раз попыталась выкинуть это воспоминание из головы. И тягостно уставилась на тех, кто стоял по ту сторону решётки. Большую Мамочку окружали шесть-семь хмурых внушительных мужчин — кажется, все они были её сыновьями. Среди них Эри узнала только Перосперо, наполовину скрытого мощным плечом своей матери, да рослых и широкоплечих Шарлотту Овэна и Шарлотту Дайфуку — благодаря их постерам с наградами. Имена остальных оставались загадкой, но те точно присутствовали на Чаепитии — сложно было не запомнить подобные экстравагантные наряды. Правда, прямо сейчас эти наряды выглядели чуточку помятыми, потрёпанными, кое-где изорванными, а лицо самой Шарлотты Линлин казалось не таким лоснящимся, наоборот — осунувшимся и измождённым, словно та голодала неделю. Хотя глаза Йонко по-прежнему горели задором и возбуждением. Опять качнуло, довольно ощутимо. Большая Мамочка поморщилась, стукнувшись макушкой о слишком низкий для неё деревянный потолок. Стены вокруг тоже были деревянными, дощатыми, без единого окна. Похоже, это была не комната, а каюта. И все они в данный момент находились на корабле, где-то в трюме. Что всё-таки происходит? Как так получилось, что их окружало море, ведь последнее, что запомнилось Эри, — крыша Пирожного шато? Она снова посмотрела на исхудавшие, запавшие скулы Йонко: может, действительно прошла неделя?.. Дети Шарлотты, в отличие от матери, таращились на пленницу раздражённо и зло. Как если бы она перед ними в чём-то провинилась. А что, если Винсмоуки сумели каким-то образом освободиться? И потому пираты злились не на неё, а на всю семью в её лице? Которая знатно их потрепала… «Они не умерли!..» Девушка перевела дыхание, стараясь не выдать вспыхнувшую надежду: на Чаепитии же были Санджи и Луффи, и им помогал кто-то ещё… Третий принц не питал тёплых чувств к своей родне, терпеть её не мог после всех издевательств — в детстве, да и совсем недавно, — но что, если кузен вдруг оказался настолько благороден, что пришёл к ним на выручку? Или хотя бы дал шанс — попробовать себя защитить?.. — Не будем затягивать, — тем временем обронила Йонко, частично отвечая на её невысказанные вопросы. — Думаю, ты уже поняла, деточка, что сегодняшняя свадьба не состоялась. Проклятый Монки Д. Луффи вмешался и едва не сорвал все наши планы. А после умудрился сбежать. Я отправляюсь за ним в погоню как можно скорее. Но до этого нужно решить вопрос с тобой. Эри напряглась, вскинув голову вверх и бросая быстрый взгляд на предмет, удерживающий её ладони. Как же она сразу не догадалась: книжный гвоздь… Бежать было некуда, она полностью находилась в их власти. — Вы хотите убить меня? — Убить? — удивилась Большая Мамочка и сладко заулыбалась: — Конечно же, нет! Наоборот, мы собрались поприветствовать тебя как нового важного члена нашей семьи. Правда ведь, Перосперо? Старший сын вышел вперёд, и Эри против воли охнула: правый рукав его дорогого жёлтого пальто превратился в лохмотья, а вместо руки… Хм, рука всё ещё была, но почему-то ненастоящая — прозрачная, расплывчато-леденцовая. Что бы ни произошло за время её книжного заточения, это вряд ли пошло Перосперо на пользу. Возможно, дело было в неровном свете ламп, но девушке почудилось, что он смотрел на неё чуть ли не злее всех остальных. — Ты принёс контракт? — Да, Мама, — он извлёк из-за пазухи широкие бумажные листы, на которых Эри издалека, похолодев, различила памятный завиток собственной подписи. — Отлично! Что ж, мой мальчик, поздравляю тебя и твою новую жёнушку. Все присутствующие разразились хохотом, мускулистый качок Овэн подтолкнул старшего брата локтем в худой бок, вызвав его раздражённое цыканье. — Что всё это значит? — Эри облизнула пересохшие губы. Ей не понравились ни выражение их лиц, ни их речи. Ни то, что случилось перед её пленением. — Это же не настоящий брачный контракт, всего-навсего предварительный. На нём даже не согласован жених. Как он может вступить в силу? Король проверил текст — его нельзя трактовать двояко! — Ох, крошка, твой дядя выверил всё содержимое до запятой и не нашёл к чему придраться. В текущем виде контракт и в самом деле не имеет юридической силы. Однако бедный Джадж не учёл одного — текст написан пером моего сына, на бумаге, вырванной из его книги! К Большой Мамочке подошёл один из сыновей. Высокий, одетый в костюм скелета и с головой, подходящей больше огородному соломенному чучелу, нежели сыну Йонко. Он ткнул пальцем в листы, и все строчки (за исключением вписанных другими чернилами имён) поплыли, скользя и перестраиваясь. На месте одних слов возникали новые, другие меняли форму, что-то и вовсе удалялось. Контракт на глазах приобретал совершенно иной вид. С мрачной усмешкой Монт-д’Ор — а это был именно он, книжный фокусник, чьими способностями так гордилась Мама — поднёс к решётке переделанный текст контракта, где Эри с возрастающим ужасом прочитала, что она и Шарлотта Перосперо заключили брачный союз с согласия обоих представителей семей — бумаги по-прежнему были скреплены подписями и печатями Джаджа Винсмоука и Шарлотты Линлин. Только Перосперо теперь не был «мужем на час». А самым что ни на есть настоящим мужем. Он заранее знал, чем всё обернётся? В тот раз, во время визита в Джерму? Лицемерно улыбаясь и празднуя вместе с Винсмоуками альянс, в который Шарлотта и не планировали вступать?.. — Как видишь, мне достаточно всего лишь прикоснуться к собственным строчкам, — Монт-д’Ор хвастливо обмахнулся бумагами и отошёл в сторону. — Зачем вам тогда понадобился Санджи? — в каком-то ступоре спросила Эри, разглядывая распухшую багровую ссадину на щеке Перосперо — совсем недавно тот пропустил чей-то яростный хук справа. — Нам нужно было собрать всех Винсмоуков в одном месте, на нашей территории. Чтобы этого добиться, королевский сын годится куда больше тебя, крошка… — пока Эри вспоминала пренебрежительную обмолвку Ниджи, сказавшего утром почти то же самое, Большая Мамочка скрипнула зубами. Добродушная улыбка неожиданно пропала, сменившись на страшную людоедскую гримасу: — К тому же этот щенок, Джадж, осмелился оскорбить меня, Императрицу! Посчитав, что моя семья достойна завалящейся племянницы или непутёвого сынка! Требовалось наказать его за заносчивость — явить всему миру его позор и унижение. На Чаепитии лицо исходившего слезами короля действительно выглядело жалко — здесь план Йонко сработал на все сто. А ещё он был весьма молод, по сравнению с Линлин, чтобы та спокойно величала его щенком… — Но… Но ведь у Джаджа остался второй экземпляр договора! С совершенно другим содержанием! Он с лёгкостью докажет, что этот брак — фальшивка! Да и зачем вам я? Джерма никогда больше не согласится на альянс — после того, что вы сделали! — Дорогая, — ядовито протянул Перосперо. — Второй экземпляр очень скоро будет у нас в руках, и с ним произойдёт то же, что и с первым. К тому же всё это неважно, если некому возмущаться и некому предъявлять претензии, — он покосился на Маму и продолжил: — Грустно сообщать тебе об этом, но Джерма уничтожена. Нападение Соломенный Шляпы, признаюсь, внесло некоторую сумятицу во время Чаепития, но лишь отсрочило неизбежное. Королевская семья мертва. Ты — единственный оставшийся в живых Винсмоук. — Что?.. — до неё медленно, но неотвратимо доходил смысл его слов. — Именно так… — скривилась Большая Мамочка, с сомнением, словно припоминая что-то неприятное. Но затем повторила, уже более уверенно: — Именно так! И как единственная наследница ты имеешь все права на достояние Джермы. И не только на научные разработки. Наши шпионы выяснили, что армия клонов, выведенная Джаджем, повинуется исключительно Винсмоукам. Став частью семьи Шарлотта, ты принесёшь нам в приданое право на распоряжение столь крепкими, послушными, неприхотливыми и легко воспроизводимыми солдатами. — Я не намерена вам подчиняться, — произнесла Эри, пребывая в непонятном оцепенении. — Мы не слишком на это рассчитывали, — Йонко зловеще улыбнулась во все тридцать два зуба. — Никогда нельзя доверять важные вещи людям со стороны. Или выбивать их силой. Плюс сама по себе ты не слишком ценный экземпляр для нашей семьи, крошка. Командир армии Джермы из тебя вышел бы аховый. Но для наших целей тебя использовать куда легче, чем твоих родственничков-монстров. Линлин произнесла это так, будто была совершенно обычным человеком. А не чудовищным розовым великаном, беспечно обсуждающим вероломные убийства. — От тебя нам нужно одно, — продолжила она, мечтательно прикрыв глаза. Её слова потекли сладкой патокой. — Дитя! Которое будет наполовину Шарлоттой и наполовину Винсмоуком. Безоговорочно преданное нашей семье и способное на полном основании распоряжаться наследием болвана Джаджа. Поэтому и понадобился этот брак. Возможно, Перосперо — не самая идеальная кандидатура, но из контракта его имя не вычеркнешь. Ты же постараешься, мой мальчик? — Конечно, Мама… — несколько недовольно протянул тот. Йонко хлопнула в ладоши. — Вот и чудесно! А теперь осталась маленькая формальность. Надо подтвердить ваш союз. На первых порах, без официальной церемонии и второго экземпляра на руках, могут потребоваться свидетели того, что брак вступил в силу. Ох уж эти юридические заморочки — от них одна головная боль! — Подтвердить?.. — глухо пробормотала Эри, пытаясь осознать слова Большой Мамочки. Мысли ворочались тяжело, никак не желая укладываться по местам, — и дело было далеко не в книжном заточении. В это время Монт-д’Ор вставил в книгу что-то, похожее на огромную прямоугольную закладку, разводя ею в стороны прутья решётки. Образовалось отверстие, достаточное для того, чтобы пропустить человека, и Перосперо, поколебавшись, ступил внутрь. Подойдя к прикованной девушке, он остановился, досадливо поглядывая на неё сверху вниз. Братья за его спиной нехорошо заухмылялись. — Да, подтвердить. Маме нужна консумация нашего союза, перо-рин, — он потёр ссадину на своей щеке и криво усмехнулся, облизывая уголок рта длинным языком. — Она и мои братья при необходимости с удовольствием засвидетельствуют, что наша первая брачная ночь завершилась успешно. Внезапно догадавшись, что её сейчас ждёт, Эри задёргалась, пытаясь высвободиться, но проклятый гвоздь не сдвигался и на миллиметр. Перосперо несколько секунд наблюдал за её отчаянными трепыханиями, а потом опустился рядом с ней на колени, расстёгивая нижние пуговицы своего пальто. — Нет! Нет!.. — Что такое? Собираешься кричать, брыкаться? В лучшем случае выиграешь пару минут, дорогуша, — Эри не заметила, с каких пор он собственнически перешёл на ты. — Ты же не хочешь, чтобы я ударил тебя при Маме? Получится очень некрасиво. Его руки — обычная и липкая, карамельная — легко задрали подол чересчур короткого платья. Затем, резко дёрнув, сорвали с неё тонкое кружевное бельё. — Как я и говорил, не стоило переодеваться. Очень удобно. Среди сыновей Шарлотты прокатились смешки и бормотание, и Эри застыла: нижняя часть её тела была ничем не прикрыта и полностью у всех на виду. Воспользовавшись её недолгим замешательством, Перосперо поспешно развёл в стороны её колени, прижимая их к полу своими. Худощавое, сладковато пахнущее тело нависло над ней. — Нет! Пожа… — она задохнулась от нахлынувшего отчаяния. Умолять было бессмысленно — этим безжалостным разбойникам было всё равно. Однако она продолжала извиваться под ним, тщетно стараясь свести вместе бесстыдно раздвинутые ноги. Перосперо же не торопился — рассматривал её, рвано водя карамельной ладонью у себя в паху. В какой-то момент девушка поняла, что он пытается возбудиться. — Скорее, братец Перос, мы не собираемся сидеть здесь до утра! — гаркнул кто-то из братьев. — Посмотрел бы я на тебя на моём месте, Овэн! Мы же с тобой не юнцы, которых заводит созерцание женских коленок! — огрызнулся через плечо Перосперо. Очевидно, ему самому не доставляло удовольствия делать подобное прилюдно. Наконец Эри с содроганием ощутила между ног его пальцы, нетерпеливо ощупывающие чувствительные и нежные складки кожи, бесцеремонно проникающие внутрь… Несколько секунд спустя он вжался пахом в её бёдра и, потеревшись отвердевшим членом, всё-таки сумел вдавиться в неё — грубо, почти болезненно, вырывая из груди девушки жалобный стон протеста. Перосперо тут же брезгливо фыркнул: — Далеко не девственница! Кажется, слухи не врали: на моей «благородной» жёнушке клейма ставить негде! — Ох уж эти так называемые «аристократы» и их фамильные тайны! — протяжно откликнулся Дайфуку, и братья Шарлотта расхохотались. Перосперо, двигаясь в ней, хохотал громче всех: собственное унижение он компенсировал за счёт унижения своей новой супруги. Никто не отворачивался, все пялились на них с усмешками или же тягучим мутным желанием в глазах. Большая Мамочка добродушно и снисходительно покачивала головой, наблюдая за стараниями сына. Не в силах выносить творящийся ужас, Эри по-детски зажмурилась, обмякла под Перосперо, перестала сопротивляться. Её тело лишь слабо покачивалось в такт его резким толчкам. «Небо! Когда же это закончится?..» — от нахлынувшего отвращения стало кисло во рту. Впрочем, тот и сам решил поторопиться и стал брать Эри жёстче, стискивая тонкую кожу под своими пальцами с такой силой, словно был не прочь снова вызвать её ответную мучительную реакцию. Кончил он довольно быстро — через минуту-другую. Поспешно отстранился от неё, больно ущипнув напоследок за внутреннюю сторону бедра, и поднялся, запахивая пальто. Перед тем как покинуть книгу, Перосперо не сделал ни единой попытки хоть как-то прикрыть низ её живота. Ощущая, как из неё медленно вытекает его тёплое вязкое семя, Эри судорожно свела колени, согнула их, притягивая к себе в тщетном стремлении спрятаться от чужих взоров. Со всех сторон доносились скабрезные мужские шуточки, окутывая её густой, удушающей пеленой стыда. Вещь. Она вновь стала вещью. И в этот раз ощущение собственной незначительности — как человека — было на порядок сильнее. Хотя, казалось бы, Шарлотта, не являясь бессердечными киборгами, должны были быть бесконечно далеки от понятия «ресурс». — Вот и славненько! — перекрыл шепотки голос Большой Мамочки. — Надеюсь, уже сегодня вы зачали мне нового, очень любимого внука. Поздравляю вас, дети! Теперь я могу спокойно отправляться в Вано и преподать урок резиновому мальчишке. Перосперо, ты остаёшься в Тотто Лэнде за старшего. К моему возвращению вы должны порадовать меня новостью о прибавлении в семействе. Заслышав это, Эри наконец открыла глаза, но не нашла в себе сил посмотреть ни на торжествующую Йонко, ни на её детей. Вместо этого уцепилась взглядом за буквы собственного имени на книжной странице — как утопающие цепляются за соломинку. Эри не любила это имя, но оно было единственным, что оставалось реальным в царстве окружающего кошмара. В этот момент до букв, будто издеваясь, дотронулся длинный узловатый палец, и «Годжу Винсмоук» сменилось на «Годжу Шарлотта». Потом Монт-д’Ор выдернул закладку, невежливо хлопнул обложкой, и всё снова погрузилось в благословенную тьму. Эри сидела в ней, растерянная, полуобнажённая, ощущая на бёдрах липкую сперму свежеприобретённого мужа, и слепо вглядывалась в непроницаемый мрак. Вероятно, всё дело опять было в течении книжного времени, но собственная голова казалась ей ужасно пустой. У неё никак не выходило принять случившееся — ни с ней, ни с другими. Поверить в него. Джадж и его дети мертвы, а один из их убийц публично надругался над ней… Она сама не заметила, как второе постепенно отступило на задний план, стало видеться мелким и несущественным. Всё, что ей оставалось, — это повторять время от времени, роняя бездумно, как причудливую мантру, в окружающую тишину: «Они не умерли, они не умерли… Они просто не могли умереть!»***
…Эри вытряхнуло из книги прямо на жёсткий пол. Она упала, больно ударившись плечом, и тут же судорожно одёрнула высвобожденными руками подол платья, укрываясь от настырного взгляда Монт-д’Ора. Пират скорчил ехидную гримасу, наблюдая, как та неловко пытается обтянуть бёдра жалким куском ткани, но задерживаться и злословить не стал. Он вышел из комнаты, и крупный солдат-пешка, ростом раза в два выше Эри, поднатужившись, вынес вслед за ним гигантский фолиант. Громко и раздражающе бряцнула дверь. Обстановка в помещении, где очутилась девушка, выглядела довольно скромной: средних размеров кровать, тумбочка, массивный высокий стул. Серые стены, серое постельное бельё… Озираясь по сторонам и растирая ушибленное плечо, Эри поднялась и, пошатываясь, подошла к двери. Наивно дёрнула ручку: разумеется, заперто. Всё это походило на тюрьму, но ведь в Тотто Лэнде пленников содержали не в камерах, а в книгах. Да и решётки на узком стрельчатом окне в противоположном конце комнаты не обнаружилось. В него косо падали золотистые солнечные лучи и прорывался лёгкий, холодящий лодыжки сквозняк — створки оказались опрометчиво открытыми. Однако едва Эри выглянула в окно, как сразу стало ясно, почему в решётке не имелось нужды: ужасно, головокружительно высоко, как на крыше шато. Бежать таким способом было абсолютно невозможно, даже если бы чудом, из ниоткуда, возникла верёвка нужной длины. За окном, выходящим на запад, садилось солнце, заливая мягким светом город и видневшиеся за ним округлые холмы Пирожного острова. Как долго её продержали в книге на этот раз? Прошёл день или больше?.. Узкая дверца в углу, возле окна, вела в душевую комнату. Эри, по-прежнему ощущая мерзкую липкость внизу живота, покосилась на запертую входную дверь и, стянув с себя испачканную, потрёпанную одежду, бросила её на кровать. В душевой всё тоже было просто, без изысков. Серую цветовую гамму плитки разбавляли только яркие полотенца. Это место напоминало Пирожный шато, но казалось каким-то необустроенным, без единого намёка на запомнившиеся ей аляповатые конфетные украшения, — словно было слеплено и обставлено впопыхах, на скорую руку. Она постояла какое-то время под тёплыми струями воды, отрешённо наблюдая, как они смывают с её тела пыль, грязь и следы чужой похоти. Касаться себя не хотелось, хотя между ног неприятно саднило. Не хотелось вообще ничего. «Они не умерли…» — почти привычно проскользнуло в сознании. Эри вытянула руку и рассеянно уставилась на то, как по предплечью скатываются струйки воды. …На крючках, помимо полотенец, обнаружились сорочка и халат — тоже разноцветные, в легкомысленный крупный горошек. Эри медленно вытерлась, сумрачно поглядывая на них, затем повесила на место мокрое полотенце и натянула их на себя. Они были с чужого плеча и потому немного великоваты. Так странно было ощущать на коже тёплый хлопок после извечного шёлка… Падавшие с влажных волос капли воды впитывались в ткань, чуть холодя плечи. Её старой одежды на кровати уже не было, а на стуле, закинув ногу за ногу, со скучающим видом сидел Перосперо. В этот раз леденцовая рука отсутствовала, а правый рукав новенького пальто был аккуратно присобран и скреплён булавкой. Похоже, он действительно потерял руку во время хаоса на Чаепитии. Ссадина на левой щеке затянулась, но всё ещё выглядела свежей. Эри, вышедшая из душа, непроизвольно сделала шажок назад, упираясь поясницей в острый угол подоконника, и бросила затравленный взгляд на входные двери. Возле них вытянулись двое слуг с картонными коробками, перетянутыми праздничными бантами. Одна коробка была плоской, квадратной, как если бы внутри лежала толстая книга, другая — величиной с небольшой сундук. Завидев девушку, старший сын Йонко поднялся и театрально обвёл рукой голые стены и непритязательную обстановку помещения. — Думаю, ты заметила, что Карамельный шато далеко не так хорош, как Пирожный. К сожалению, после взрыва старый шато восстановлению не подлежит, а времени на строительство нового было в обрез, поэтому украшения и мебель пока подождут. И всё из-за проклятого Монки Д. Луффи, не удивлюсь, если именно он подложил взрывчатку в Таматебако — ещё тогда, на Острове Рыболюдей… — рассказывая это, Перосперо неспешно приблизился и встал рядом с ней. Эри не совсем понимала, о чём он говорит: очевидно, из-за плена ей пришлось много чего пропустить. Но прямо сейчас это мало её волновало. Девушка сжалась, когда Перосперо покровительственно положил ей на спину узкую ладонь — чуть выше лопаток. Она помнила его недавнюю грубость и жестокость, на её ногах начали проступать синяки, оставленные его пальцами. К тому же, следуя безумному плану Большой Мамочки, Перосперо в любой момент мог попытаться овладеть ею снова. Вероятно, он пришёл сюда именно за этим… — Что такое, дорогая? Я напугал тебя? Не забывай, я теперь твой муж. А это наше семейное гнёздышко, где я буду навещать тебя часто-часто, каждый день, — он читал мысли Эри, как открытую книгу. Ему явно пришёлся по вкусу её страх, хотя в узких сощуренных глазах таилось что-то ещё. Что-то колючее, змеиное. — Надеюсь, тебе понравился вид из окна? Уж он-то вышел превосходный. Мужская ладонь вдавилась в спину девушки, принуждая её развернуться. Перосперо подтолкнул Эри к оконному проёму, как бы предлагая убедиться в своих словах. Но это было сделано с такой силой, что ей пришлось вцепиться в подоконник, чтобы не перегнуться через него слишком далеко. Она с трудом подавила крик: на мгновение ей почудилось, что Перосперо намеревался выкинуть её наружу. Но его пальцы тут же расслабились, он почти ласково провёл ими по её мокрому плечу. — Едва не забыл — я принёс свадебные подарки. В прошлый раз нам с тобой было не до них. Но я решил исправиться, перо-рин, — его губы раздвинулись в непонятной усмешке. — Хм, с какого бы начать?.. Эри невольно оглянулась на нарядные коробки. Перосперо поманил к себе слугу, державшего ту, что была поменьше. Худые пальцы дёрнули за яркую ленту, непринуждённо смахнули на пол крышку… Внутри лежало нечто странное, металлическое, весьма примитивной работы, — то ли обруч, то ли ошейник. Перосперо подхватил его: — Давай примерим, дорогая. Хотя я уверен, что угадал с размером. Эри ошеломлённо глянула на него. Ей уже доводилось видеть подобное прежде — на аукционе рабов на Сабаоди. То, что, по мнению дона Филиппо, делало людей «шёлковыми». — Ошейник тенрьюбито! — О, знаешь, что это? Тем лучше. Но на всякий случай маленькое предупреждение: не стоит пытаться снять его или покидать в нём пределы Пирожного острова. Будет очень жаль, если твоя симпатичная головка взорвётся ненароком… — Ты не можешь!.. — Эри попыталась отпрянуть от него, но слуга, загодя очутившийся у неё за спиной, тотчас поймал её, придерживая за запястья. Девушка вскрикнула, вырываясь и ожесточённо крутя головой, но это ни капельки не помешало Перосперо, даже с одной рукой, ловко накинуть страшный предмет на её шею. Щёлкнул замок. Вот и всё. Теперь ей действительно не сбежать… Слуга невозмутимо отошёл в сторону, и девушка принялась неверяще ощупывать грубые изгибы металла. Ошейник лежал на шее свободно — как удавка, готовая вот-вот затянуться. Перосперо наклонился и подцепил его указательным пальцем, потянул вверх, заставляя её, словно собаку, чуть приподнять голову. — Милая вещица. А ключ есть только у меня. Думаю, с ней нам будет проще найти общий язык. Будь послушна и ласкова, дорогая. Как я сказал, нам предстоит немало времени провести вместе. Отныне я и моя семья — твои единственные родственники. Последняя фраза уколола её, заставила встрепенуться. — Ты врёшь, — она смотрела на него с болью и яростью. — Ты врёшь, Винсмоуки не умерли! «Они не умерли…» — эхом продолжало биться в висках. Но почему-то эти же слова, произнесённые вслух, показались ей не настолько убедительными, как раньше. Перосперо позволил пальцу соскользнуть с металла и поглядел на неё снисходительно, даже как-то жалостливо. — Они не умерли… — Эри повторила, и в этот раз у неё вышло совсем неуверенно, голос дрогнул. Перосперо засмеялся, отходя за второй коробкой. — Почаще повторяй себе это. Ноги плохо держали Эри, и она кое-как доковыляла до кровати и присела на краешек. Всё время, прошедшее с момента катастрофы на Чаепитии, несмотря на то, что ей довелось увидеть собственными глазами, несмотря на страшные уверения Шарлотты, девушка продолжала терзаться сомнениями, позволяя крошечной надежде жить в глубинах слегка помрачённого сознания. Но теперь эта надежда чудилась тусклым, угасающим угольком в прогоревшем дотла очаге. Перосперо подошёл к Эри и небрежно вывалил из открытой коробки прямо на колени ворох изорванной и грязной ткани. Сверху по нему скатились и громко звякнули об пол два больших куска помятого и потемневшего металла. Девушка недоумённо воззрилась на Перосперо, и тот пояснил, привычно сузив безжалостные глаза и растягивая в улыбке тонкие губы: — Наследство от родственничков, перо-рин. Им это не понадобилось, когда мы начали вскрывать их модифицированные тела в лаборатории. «Они не умер…» — навязчивый рефрен внезапно оборвался, и следом за ним что-то оборвалось внутри неё, какая-то тонкая ниточка, паутинка. Взгляд её выхватил изящный покрой бледно-розового платья Рэйджу (такого же, как и её собственное), и особой формы воротник, прежде украшавший вместе с голубым платком шею Ниджи. В её памяти ярко отпечаталось, как кузен запрокинул подбородок, дегустируя сомнительный смузи, и платок качнулся вслед этому беспечному движению… А вот и обрывок этого платка… Дальше она не вглядывалась. Давя в себе крик ужаса, Эри отшвырнула испачканную ткань в сторону. Колени затряслись, ослабли, и она под торжествующим взором Перосперо сползла с кровати на пол. Под пальцы ей попалось что-то холодное, металлическое. Всмотревшись, она поняла, что это половинка искорёженного, выжженного почти до черноты шлема. Шлема, который, казалось, днём и ночью был неотъемлемой частью головы Джаджа, короля Джермы. Во рту у неё пересохло, рука мелко затряслась… Это был единственный раз, когда Перосперо не тронул её и ушёл, оставив в качестве «подарка» обрывки одежды Винсмоуков. Конфетные стражники забрали их только к утру, когда после бессонной ночи Эри, забившаяся в угол кровати и боявшаяся поднять голову, чтобы лишний раз их не увидеть, была как никогда близка к утрате рассудка.