***
— …Хах, тебе с Санджи надо поменяться именами! — громко хохотал Йонджи. — И местами! И сидеть рядом со мной! У Ниджи был необычайно раздражённый вид. О степени его раздражения свидетельствовал серебряный нож, который он вертел в пальцах: тот уже мало напоминал столовый прибор, больше — кривую загогулину. Эри торопилась, но всё равно капельку опоздала. За это её никто не попрекнул, но вот суть не понравившейся Ниджи шутки она упустила — при виде кузины Йонджи отвлёкся и резко умолк. Присев на своё место, девушка вопросительно перевела глаза на Рэйджу, и старшая сестра, наклонившись к ней, прошептала: — Йонджи намекнул, что из-за книжного заточения они не постарели ни на день и стали младше остальных на два месяца. Так что Санджи может вполне официально считаться старшим братом для них обоих. Он, а не Ниджи, теперь второй сын, — Рэйджу, как обычно, вела себя спокойно и сдержанно, но в глубине её голубых глаз плясали проказливые чёртики. Против воли Эри фыркнула, а Ниджи, расслышав этот фырк, зло вскинулся, отбросил бесполезный кусок серебра перед собой на скатерть и принялся придирчиво ковырять вилкой ростбиф, который благополучно успел нарезать до того, как младшему брату пришла в голову нелепая мысль сравнивать возраст. Девушка постаралась не обращать на Ниджи внимания и тоже переключилась на еду. День в компании двух шумных непримиримых спорщиков выдался суматошным, аппетит разыгрался, и со своей порцией она расправилась моментально, в отличие от капризного Второго принца, к тому времени едва осилившего треть того, что лежало перед ним на тарелке. Пользоваться вилкой в левой руке было не слишком удобно, Эри с трудом придерживала её высвобожденным из-под повязки большим пальцем, но само мясо вышло великолепным, в меру пропечённым и при этом нежным. Кулинарные способности Козетты, как всегда, оказались на высоте — неважно, готовила ли та наваристую похлёбку для солдат или же изысканные блюда для королевского стола. Заметив, что тарелки начали пустеть, шеф-повар принялась разносить десерт, и Эри благодарно улыбнулась ей, когда та поставила перед ней вазочку с фруктовым салатом — она никогда не упоминала этого, но внимательная Козетта давно смекнула, что после Пирожного острова её подташнивало от сладостей. Шеф-повар ненадолго задержалась за креслом Ниджи, глядя на его почти полную тарелку с лёгкой озадаченностью на лице: ему опять не понравилось? — а потом привычно скользнула в тень своего скромного места у дверей. Всё потихоньку возвращалось на круги своя, и, чтобы перекинуться дружеским словечком, требовалось снова тайком планировать вылазки на кухню. Эри отправила в рот мандариновую дольку, задумчиво разглядывая Тронный зал. Из солдатских разговоров в палате выяснилось, что в день Чаепития в замке повсюду кипели сражения, присланная армия Шарлотты добралась даже до подземной лаборатории, которую наравне с прочими помещениями порядком потрепало. Правда, было непонятно, что именно прежде требовало ремонта в зале — на вид ничего не поменялось. Или же рабочие постарались и восстановили всё идеально. Поодаль от стола на ступенчатом возвышении всё так же громоздился королевский трон под сенью крыльев Джермовского феникса, и Эри не сразу поняла, что в нём было неправильного. Трон пустовал. Джадж уже не являлся королём и, похоже, добился привилегии продолжать обедать на своём корабле. А вот нынешний король спокойно занял своё старое кресло с красной единицей на спинке. Невзирая на внушительный мундир, Ичиджи смотрелся так естественно на этом месте, рядом с сестрой, — вот Эри и позабыла о его новом статусе. Первый среди равных за круглым и, по сути, теперь королевским столом. Напоминало рыцарские предания древности. Хотя в её собственном равенстве с остальными были определённые сомнения. Девушка перемешала кусочки фруктов в вазочке. Неужто трон останется пустым? Она попыталась мысленно дорисовать к этой громадине Ичиджи. Эри плохо представлялось, в какой ситуации она могла бы там его застать — скорее всего, не сулящей ей ничего хорошего. Ичиджи перехватил её изучающий взгляд: — Слышал, отец допустил тебя в свою лабораторию, Годжу. — Да, — кивнула Эри, опуская глаза и рассматривая свою забинтованную руку. Она не ожидала, что её спросят об этом так сразу, в лоб. — Мы занимаемся протезированием, — уклончиво пояснила она. — Что-то не припомню, чтобы я тебе разрешал, — он сказал это вроде бы спокойно, однако Эри по привычке чудилось, как в его словах одна за другой трескались льдинки. Неужели её по-прежнему собираются попрекать за каждый чих? Она с негодованием вскинула голову, уставилась на него в упор: он это серьёзно?.. Но Ичиджи улыбался. — А как ты смотришь на то, что для всего мира я — часть семьи Шарлотта, а не Винсмоук? Пусть и по поддельному договору? Юридически я вообще не обязана вам подчиняться, — напомнила она из вредности, обиженная этой самодовольной улыбкой. Не лучший аргумент, конечно, — связь с конфетной семейкой её отнюдь не радовала. Если Перосперо остался жив после атаки на Пирожный остров — ничто не мешало ему заявить на неё свои права. — Что я слышу? Старые споры на новый лад? — протянул Ичиджи. — Напомнить, чем закончилось наше прошлое обсуждение принадлежности к семье? — они оба прекрасно это помнили. Эри передёрнула плечами. — Хах, — вклинился в разговор Ниджи, — даже если так — мы захватили тебя в бою! Военные трофеи всегда принадлежат победителям. — Ты намекаешь на то, что мне стоит переехать в Зал Трофеев? — парировала Эри, сама не зная, откуда в ней взялось столько смелости — пререкаться с ними. Возможно, это было единственное, за что ей следовало благодарить Перосперо. — Получится довольно примечательный экспонат, — Ичиджи не сердился, кажется, шутливое настроение Ниджи в кои-то веки передалось и ему. Да они оба над ней подтрунивали! — Как думаешь, подберём ей местечко, Ниджи? — Фу, среди облезлых пыльных чучел? Скорее, кто-то из победителей захочет держать такой миленький трофей у себя под боком. Насладиться, гм… созерцанием в том числе, — Второй принц фыркнул, откидываясь на спинку сиденья. — Поверьте моему опыту, я большой специалист по трофеям! В полумраке у дверей зала упало на пол и громко звякнуло что-то металлическое — вроде бы вилка. Справа от Эри Йонджи крутанул подбородком и тоже усмехнулся — как-то нехорошо, почти зло. Впрочем, она не была уверена, кому именно предназначалась эта усмешка. — До чего же вы противные! — в сердцах воскликнула девушка. К щекам прилила кровь от двусмысленности этих слов, на которые вдобавок ни от кого не последовало возражений. — Прямо как… Как лягушки! — Лягушки? — вздёрнул бровь Ичиджи. — Лягушки… — обречённо подтвердила девушка, внутренне коря себя за несдержанность. Но пути назад не было. Ниджи с заинтересованным: «Ха-а?» — подался вперёд, ожидая продолжения, а Йонджи подарил ей быстрый удивлённый взгляд. Рэйджу и то — как-то зловредно улыбнулась, пригубив вино из бокала, — и ведь знала же, что её в компанию лягушек Эри записала не нарочно! Пришлось пояснить: — Такие разноцветные, экзотические, с летних островов. Чей яркий раскрас прямо-таки кричит: «Мы ядовитые, мы опасные, не приближайся к нам. Чуть тронешь — умрёшь на месте!» Да вас и трогать не нужно — ядовитые даже на словах! Ниджи тряхнул длинным ярко-синим чубом и захохотал: — Ты нас всех, видимо, с Рэйджу путаешь! Всякий раз как подумываю по-братски чмокнуть её в щёчку, так тут же передумываю — боюсь отравиться. — Я полагаю, она куда лучший специалист по лягушкам, чем ты думаешь, Ниджи, — Рэйджу лукаво глянула на зелёную макушку сидящего сразу за Эри Йонджи. Тот пропустил мимо ушей эти сомнительные лягушачьи аналогии, сделав вид, что отдаёт должное шедевру кулинарного искусства Козетты, вкус которого подзабылся за долгое время, — шоколадно-банановому муссу. Эри, уткнув взгляд в свой нехитрый десерт, покраснела. Второй принц со всё ещё подрагивающими от смеха плечами машинально отправил в рот очередной кусочек ростбифа — и вдруг замер, скривившись так, будто его что-то ужалило. Он с раздражённым скрежетом двинул от себя тарелку: как если бы долго сдерживался, а это стало последней каплей. — Да сколько можно… Она издевается? Эй, Козетта!.. Та порывисто метнулась к столу — встревоженной, испуганной птичкой. Как и в тот раз, с Санджи, шеф-повар словно не понимала, чего от неё хотят. По глазам было ясно, что она совсем не ожидала этого недовольного окрика. — Это, значит, так меня приветствуют после долгого отсутствия? «С возвращением, Ниджи-сама», да? И тут Козетта побледнела как полотно, губы её затряслись во внезапном осознании. Она выронила поднос, отступила на шаг назад, в ужасе прикрывая рот ладонью: — Ох, клянусь небом, это вышло случайно! По привычке… Как-то само собой… Поверьте, я не хотела, Ниджи-сама! Эри недоумённо глянула на неё: о чём она говорит, какая привычка?.. И тотчас переключилась обратно на Второго принца: — Хватит, Ниджи! Почему ты всегда придираешься? — слетело с её языка то, что она давно порывалась сказать. Ей надоел этот однообразный жестокий спектакль, надоели безразличные лица остальных. — Признайся, что тебе просто нравится её попрекать! — Это моё дело, кого и за что попрекать. Тем более знает за что: её еда отвратительна! — Чушь! — Эри вскочила, упираясь в стол здоровой ладонью. — Козетта готовит отлично — признай это. Пальчики оближешь! — Пальчики, говоришь?.. — Ниджи тоже поднялся. И после недолгого раздумья толкнул ей через стол свою тарелку. Та проехалась по скатерти и замерла, тюкнувшись о вазочку с десертом. — Попробуй, — вкрадчиво предложил он. Козетта за его спиной охнула. — Зачем? Я при тебе съела точно такой же кусок. — Попробуй, — настаивал Второй принц. Он уже не выглядел раздражённым — наоборот, начал улыбаться. Шеф-повар отчего-то сделала страшные глаза, чуть покачивая головой и одними губами изображая: «Не надо!» Все присутствующие смотрели на Эри, и ей ничего другого не оставалось, как подхватить с тарелки прекрасный кусочек ростбифа — подрумяненный снаружи и мягко-розовый внутри — и, возмущённо поглядывая на Ниджи, с решимостью отправить себе в рот. А следом Эри зашлась яростным кашлем — настолько мясо было солёным. Рука судорожно заметалась по столу в поисках воды. С недоумением наблюдающий за этой сценой Йонджи на автомате сунул ей в пальцы свой бокал. Девушка, отвернувшись, сплюнула ужасный кусочек в салфетку и жадно запила водой. Язык, нёбо, губы мучительно и жгуче разъедало солью. «Как он мог до этого съесть аж половину?!» — ошарашенное выражение лица Эри было до того забавным, что Второй принц зашёлся хохотом. И, просмеявшись, вновь обернулся к Козетте. — Видишь, даже твоя верная заступница согласна с тем, что блюдо испорчено. Что ты выбираешь, — голос его звучал полушутя-полусерьёзно — и оттого невероятно жутко, — чтобы я прямо сейчас швырнул в тебя эту мерзкую тарелку? Или же предпочитаешь получить наказание позже, этим вечером, в моей башне? Козетта вздрогнула, делая пару дрожащих шажочков назад. Она окинула смятённым взглядом сидящих за столом Винсмоуков, перед которыми так неожиданно вскрылся её вопиющий проступок, а затем снова уставилась в неумолимое лицо Второго принца. «В прошлый раз он едва не попал, и сегодня вместе с нами нет Санджи, который успел бы поймать тарелку, — думалось в этот момент Эри. — А в башне… Ниджи, что — намерен опять её избить? Воистину дьявольский выбор… Козетта, что же ты натворила?» Все, в том числе и Рэйджу, следили за происходящим с явным интересом. Впрочем, Ичиджи, как и ожидалось, хмурился. Если такое случалось и раньше, зачем Ниджи выдал её именно сегодня? Да ещё и при всех? Или это она, Эри, виновата — спровоцировала его своими резкими словами?! — Ниджи!.. — у неё оставалась крошечная надежда достучаться до него. — Ты помнишь, о чём я тебя предупреждала?! Если тронешь её, я не побоюсь… Второй принц, не поворачиваясь к кузине, вскинул за спину, в её сторону, поднятую ладонь — как Козетте, когда приказывал той стоять на месте. — Тихо, я хочу знать, что она выберет. Не мешай ей. Козетта склонила голову, бледность на её лице постепенно вытеснялась болезненно пылающим румянцем: — Последнее… — Что? Не слышу! Громче! Эри поджала губы: да всё он прекрасно слышал, с его-то идеальным слухом. Просто издевался. — Последнее!.. В вашей башне! — выкрикнула шеф-повар, зажмурившись, будто только что отважилась нырнуть с головой в ледяной омут.***
Зеркало было высоким, в массивной золочёной раме, и полностью отражало тонкую фигурку Козетты вместе с частью холла, ковровой дорожкой и солидной входной дверью у неё за спиной. Девушка придирчиво разглядывала своё отражение: светлые, чуть стоптанные от постоянной суеты на кухне туфли без каблуков, простое, хоть и новое, тёмно-коричневое платье, длинные русые волосы с лёгкой рыжинкой, по привычке стянутые у шеи в хвост. Наивная чёлка. Глупые веснушки. Перед выходом она сняла передник, но всё равно — едва ли чем-то отличалась по виду от прочих служанок, тем более посреди изысканной и дорогой обстановки башни Второго принца. «Девчонка с кухни! Девчонка с улицы!» — надменно и свысока кричало ей зеркало. Девчонка, которой изначально следовало знать своё место. И это место явно было не здесь. Девушка глубоко вздохнула, бессознательно потирая сквозь рукав старый шрам: она понимала, что ей грозит наказание за новую (случайную!) выходку с солью. Но совершенно не представляла, что нынче пришло Ниджи в голову. По крайней мере, это будет не тарелка: хватит, она сыта по горло старыми играми! Хочет её поколотить — пусть колотит, и не такое бывало. Главное — смолчать, не вывести его из себя очередным неосторожным словом, как в прошлый раз, а синяки всегда заживают быстро. И всё-таки почему он позвал её именно в свою башню?.. Ей ещё тогда, у стола, показалось это странным, всколыхнуло внутри нечто потаённое и дикое, чему не было названия, и это дикое само выбрало за неё ответ. Козетта, прикусив губу, оглянулась на невозмутимого дежурного солдата, ставшего невольным свидетелем её колебаний, — тот повторно кивнул в сторону изогнуто уходящей на верхний этаж лестницы, — и снова уставилась в отражение в блестящем стекле. Сердито сморщила нос: право слово, вид как у испуганного котёнка! Ей вдруг вспомнился пристальный, задумчивый взгляд Ниджи — там, на парапете, среди дыма пожаров. В тот момент, обрадовавшись его возвращению, она была такой смелой… Куда смелее, чем сейчас. — Извинись. Просто извинись. Ты не совершила ничего непоправимого, — сказала она вслух, твёрдо глядя в собственные глаза. А потом, отважившись, двинулась к лестнице. Решительно взбежала по ступеням. Решительно пересекла короткий тёмный коридор, направляясь к одной из дверей — той, из-под которой виднелась слабая полоска света. Решительно вскинула руку, чтобы стукнуть в эту грозную дверь. Да так и замерла с поднятым в воздухе кулаком. Дверь распахнулась сама, за миг до того, как костяшки пальцев коснулись отполированного дерева. Ах да, совершенный слух… Наверняка он с лёгкостью различил её шаги в коридоре и на лестнице, а перед этим, возможно, — как она неловко мялась, уговаривая себя, возле зеркала. Если действительно поджидал её. Козетта коротко охнула от неожиданности, опуская руку и прижимая её к груди, в которой и до того колотилось сердце, а теперь оно принялось отбивать какой-то безумный барабанный ритм: Ниджи стоял перед ней, оперевшись локтем о дверной косяк, окутанный сзади мягким дрожащим светом свечей. В очках, но без наушников. Босой. И обнажённый по пояс. На правом плече, прямо перед её глазами, темнели неровным кругом края недавно затянувшегося пулевого ранения. Девушка машинально прошлась взглядом от этого шрама, размером с мелкую монету, вниз по его груди и бугрящемуся мышцами животу, вдоль которых рвано перекатывались тени, затем, спохватившись, покраснела и заставила себя посмотреть ему в лицо. Почему-то он не ухмылялся. И не злился. Он был пугающе серьёзен. — Решилась-таки прийти? — Ниджи-сама… — только и слетело с её губ вместо всех заготовленных извинений. Два месяца. Два месяца и восемнадцать дней прошло с той ночи, как она побоялась окликнуть его. И всё, что, как она думала, осталось после него, — это горстка растресканных бусин из мутного стекла воспоминаний: обида, ломкая телесная боль и пара обрывочных, почти ничего не значащих фраз, сказанных им тихим голосом в темноте больничной палаты. В ту ночь он ушёл — казалось, навсегда, и с тех пор ей больше не на кого было смотреть в потускневшем мире, где не осталось ни единого дуновения безжалостного сапфирового бриза… — Бежать уже поздно, я тебя не отпущу, — предупредил её тем временем Ниджи, его глубокий голос странно осел, и он закончил свистящим шёпотом: — У тебя был шанс оставить всё как есть, но ты им не воспользовалась. Ты сама выбрала — за нас двоих. — Выбрала?.. — непонимающе глянула на него Козетта: неужели в том, что он предлагал ей в Тронном зале, имелся какой-то дополнительный тайный смысл? И что тогда она умудрилась выбрать — по его мнению? Ниджи внезапно качнулся к ней, и её затылка коснулись мужские пальцы, вплелись в её волосы, стягивая дешёвую ленточку, зарылись в них, перебирая шелковистые гладкие пряди. Затем пробежались ниже, по шее, будоража, рассыпая по плечам щекотные и жгучие мурашки. И наконец дошли до края платья и начали играючи и бесцеремонно расстёгивать на нём пуговицы. Наказание выходило совсем не таким, как она ожидала, а может, это было и не наказание вовсе. Козетта, у которой закружилась голова и чуть ослабли коленки (частично от столь вопиющей вольности, частично от того, что он на неё решился, вопреки всем своим старым холодным словам про принцев и кухарок), не успела толком осмыслить, что происходит, как губы Ниджи накрыли её собственные, а его руки принялись мягко, но непреклонно выпелёнывать её из хлопкового кокона скромного коричневого платья. Не прерывая грубого, жадного, почти голодного поцелуя — на который Козетта, отбросив доводы рассудка, ответила столь же голодно и жадно, вдавливая свои ладони в обнажённую горячую кожу под угловатыми мужскими лопатками, — Ниджи втянул её за собой в комнату. Что бы она ни выбрала — кажется, она выбрала правильно… Несколько мгновений спустя до солдата, продолжавшего нести свою неприметную службу внизу, у лестницы, долетел звенящий от напряжения девичий голос, который требовательно уточнил: — Мне нужно будет молчать? Вести себя тихо? Не шевелиться? — Ха-а? Ещё чего! Только попробуй!.. — раздражённо ответили ей. А потом наверху громко хлопнула, отсекая все прочие звуки, закрывшаяся дверь.***
За завтраком Эри тягостно глядела, как добродушная повариха расставляет перед Винсмоуками дымящуюся овсянку. Чёртов Ниджи, что на этот раз он умудрился сотворить с Козеттой? Впрочем, его самого за столом тоже почему-то не оказалось. Остальные никак не отреагировали на вязкую кашу в своих тарелках, разве что Йонджи проворчал: — Я же предупреждал… — но было непонятно, что или кого он имел в виду; кашу, во всяком случае, Четвёртый принц съел с удовольствием. Эри подавила в себе желание пододвинуть ему в добавку свою тарелку и весь завтрак рассеянно возила по ней ложкой. Придирчивый к чужой непунктуальности Ичиджи тоже не выразил недовольства из-за отсутствия брата, этим утром он был каким-то задумчиво-сосредоточенным, а ещё Эри почудилось, что он немного скованно двигал во время еды правым запястьем. На кухне про Козетту ничего не знали, та словно испарилась с прошлого вечера, а в лазарете, ставшим следующим местом поисков, куда встревоженная Эри метнулась впопыхах, медики заверили её, что шеф-повар к ним не обращалась. Девушка прошлась по больничному коридору, заглядывая в палаты через распахнутые двери: остававшиеся там солдаты радостно приветствовали госпожу. Она рассеянно махала им в ответ. — …За исключением последних тридцати восьми, все солдаты получили соответствующее лечение и в скором времени вернутся в строй, — у крайней палаты столпилась группка докторов, оживлённо обрисовывающих текущую ситуацию стоявшему рядом с ними Ичиджи. Молодой король лично явился в лазарет с инспекцией. Эри хотела пройти мимо, но тот поднял голову, кивнул ей, и девушке ничего не оставалось, как приблизиться. — Рад это слышать, а что насчёт этих тридцати восьми? — Всё зависит от успешности экспериментов вашего отца, — доложил королю знакомый ей приземистый доктор. — Джадж-сама сообщил, что если результаты, явленные госпожой, — он взглянул на Эри, взволнованно поправляя очки, — окажутся к концу недели удовлетворительными, то вполне можно приступить к разработке упрощённых протезов. — Или же, на худой конец, мы используем оставшихся как инструкторов для обучения новичков военному делу, — подытожил Ичиджи. — Нынче на счету каждый боец, даже калека. Эри машинально погладила металлические пальцы на левой руке, всё ещё скрытые повязкой: если они благополучно приживутся и будут функционировать — это означало надежду для всех, кто лишился в недавнем бою конечностей. При мысли об этом ей в кои-то веки доставило удовольствие быть «экспериментальной». Странно было вспоминать, что каких-то два-три месяца назад солдаты поголовно были для Винсмоуков расходным материалом, которым не жаль было пожертвовать — что в бою, что на обычной тренировке. Нынче к ним относились более бережно. Чтобы восполнить их ряды свежими партиями, должно было уйти несколько лет, — и это без учёта вероятных стычек с многочисленными опасными группировками Гранд Лайна, которым могло прийти в голову воспользоваться ослаблением Джермы 66, чтобы свести с ней старые счёты. Доктора чуть отступили в сторону оживлённой, галдящей кучкой — обсуждали между собой возможности, которые открывались вместе с новым подходом к лечению и реабилитации. — Теперь-то вы понимаете, что солдаты Джермы, если и ресурс — то ценный? — тихо заметила она Ичиджи. Девушка не полностью разделяла восторги медиков. — А вы приказывали им прикрывать ваши спины, использовали как приманку или заграждение для отвлечения внимания противника… Пожалуй, такие низкие уловки приемлемы для вашего отца, не столь идеального генетически, но зачем вам уподобляться ему? Вам, обладающим железной кожей и совершенными костюмами… Он внимательно смотрел на неё, и Эри всё-таки смутилась и умолкла под конец своих смелых слов: наверное, для Ичиджи в них опять не было смысла. Но ведь Джермой управлял уже не Джадж!.. Да, Винсмоуки продолжали относиться к солдатам предельно утилитарно, и тем не менее молодой король показал себя более рачительным и вдумчивым хозяином, нежели предыдущий. Вероятно, во многом это была заслуга практичных советов Рэйджу. Однако вряд ли бы ей удалось повлиять на брата, если бы тот сам так не считал. «Она учит его быть справедливым», — вспомнились ей слова Козетты. А следом за этим — то, почему она, Эри, вообще находилась сейчас в лазарете. Мог ли он быть справедливым к самой Козетте? Как бы ту ни наказал вчера его брат, прежний Ичиджи не спустил бы с рук прислуге то, что касалось оскорбления членов королевской семьи. Эри безотчётно дотронулась до его правого предплечья: — Ичиджи… Ты же не накажешь её? Козетту? Пожалуйста, не надо!.. — ей чересчур хорошо запомнился его прошлый «урок». Грудь сдавило, но она заставила себя выговорить: — Я… я сделаю всё, что ты захочешь. Ну, или постараюсь сделать… — Эри не была уверена в том, что, забывшись, не попытается оттолкнуть его снова. — Только не трогай её! Тот опустил голову, разглядывая её узкую ладонь поверх своего рукава: — Она и вправду серьёзно провинилась. Нельзя смотреть сквозь пальцы на подобные выходки слуг, — сердце Эри ёкнуло. — Но отныне все её провинности — это личное дело Ниджи, — Ичиджи, как и за завтраком, на удивление неестественно дёрнул рукой, отступая вбок. Девичья ладонь повисла в воздухе. — И тебе нет нужды… вступаться. Короля вновь окликнули медики. Воспользовавшись тем, что Ичиджи отвернулся и перестал обращать на неё внимание, Эри торопливо и с каким-то облегчением устремилась к выходу: он опять не стал её принуждать, хотя в этот раз она практически предложила себя сама… На обратном пути из лазарета она зашла в парк, прогулялась по дорожкам под сенью высоких деревьев. Это место пострадало меньше других, фамильное кладбище в дальней его части вообще осталось целёхоньким — разве что от надгробия Соры откололся кусочек мрамора, да тропинку поодаль пропахала рытвина от упавшего пушечного ядра. Козетты в парке тоже не оказалось. А в голове у Эри лишь тогда запоздало проскочила мысль: какое-такое «личное» дело могло иметься у Ниджи? Ведь в Джерме даже у принцев никогда не было ничего личного… Девушка задумчиво постояла под деревом, среди шелестящей зелёной кроны которого виднелся краешек опустевшего гнезда — за прошедшие недели птенцы повзрослели, окрепли и разлетелись кто куда, влекомые собственными стремлениями. Ей представился улыбающийся Санджи, непринуждённо подпрыгивающий в воздухе у самой верхушки, — ещё один храбрый птенчик, дерзнувший вылететь из гнезда Джермы. Где бы ей самой набраться смелости? Что ж, по крайней мере, она обнаружила в себе смелость защищать других. Может, и всему прочему когда-нибудь научится. …Шеф-повар объявилась за обедом. Спокойно сервировала стол, будто накануне ничего не произошло, разливала вино по бокалам — чуть запоздавшего Ниджи она обслужила с тем же невозмутимым видом, что и остальных. Привычно отошла в сторонку и выжидающе замерла у дверей. Взволнованно наблюдающая за ней Эри не приметила ни синяка, ни ссадины. Та выглядела как обычно, разве что не такой скованной: походка была лёгкой, а в глазах пару раз промелькнула смешливая искорка. С подозрением поглядывая через стол на сидящего напротив Ниджи, лениво кромсавшего на кусочки поданную утиную ножку с брусничным соусом — ей мерещилось, что он с ехидством пялится на неё в ответ, но чёрт его разберёт с этими дурацкими очками! — девушка втянула носом дразнящий аромат собственного блюда и потянулась за столовыми приборами. — Фу, горькое! — прогремел секунду спустя над столом голос Второго принца. — Эй, Козетта!.. Эри, стиснув нож и вилку, открыла было рот, чтобы возмутиться: да сколько можно?!.. Но так и не успела вымолвить ни единого словечка. Послушно подошедшая к столу Козетта — почему-то на этот раз совсем не испуганная — неожиданно вытянула вилку из пальцев принца, смело подцепила кусочек мяса из его тарелки, выразительно обмакнула в соус и, положив себе в рот, сосредоточенно принялась жевать. — Да, действительно, ужасно горькое, — спокойно вынесла она свой вердикт, при этом отчего-то ни капельки не поморщившись. — Полагаю, нужно подсластить, — в тон ей отозвался Ниджи. После чего Козетта наклонилась и… легонько, при всех, поцеловала Второго принца прямо в губы. — Лучше? — спросила она, отстранившись и строго глядя ему в лицо. — Да, определённо, так лучше, — согласился тот. — Мне забрать эту мерзкую тарелку и принести десерт? — вопреки невозмутимому виду, её щёки порозовели. — Нет, оставь, я доем. Ниджи отпустил её, улыбаясь широченной кошачьей улыбкой. Он был доволен как слон. Как и прочие, Эри смотрела на происходящее во все глаза. Один Ичиджи не казался шокированным разыгранной перед ними сценой. Он даже не был разгневан на столь вопиющее нарушение Джермовских правил. Вместо резкого замечания он лишь холодно сказал, поворачиваясь к брату: — По поводу того, о чём мы договорились этим утром… Если ты уверен — то через неделю. — Через неделю — в самый раз, — Ниджи кивнул, отправляя себе в рот очередную порцию «ужасно горького» утиного мяса. А потом, бодро и с удовольствием работая челюстями, пояснил всем остальным: — Козетта — теперь моя личная собственность. Мы поженимся через неделю. Воцарившуюся гулкую тишину прервал кусок утки, вязко плюхнувшийся с вилки Йонджи обратно в тарелку. Художественно взметнулись в воздухе и разлетелись по скатерти розовые капли брусничного соуса — поражённый этой новостью Четвёртый принц замер, так и не успев донести вилку до раскрытого рта. Вслед за этим раздался мелодичный и удивительно радостный смех. Смеялась Рэйджу, грациозно прикрывая рот ладонью, пока Эри в замешательстве рассматривала Ниджи, словно увидела его в первый раз в жизни. В Джерме, несомненно, что-то изменилось.***
После обеда Второй принц стоял у края тренировочной площадки и контролировал солдат, расторопно и споро заканчивающих перекладывать булыжник. Те не заметили — спасибо заварушке с Шарлоттой, — что со вчерашнего дня на раздолбанном во время атаки плацу добавилось с полдюжины новых выбоин. Он отрывисто крутанул плечом на пробу — всё ещё саднило. Неудивительно, ведь Ичиджи остался верен себе и не поддался ни разу, наоборот — расчётливо и скрупулёзно целил в самые слабые и уязвимые места, не делая скидку на недавнее ранение брата. Оттого пьянящая Ниджи утренняя победа над братом обладала дополнительным сладостным привкусом. Но самым главным была не победа, а её последствия: ему удалось добиться своего. Вопреки замшелым Джермовским устоям, вопреки воле Ичиджи, вопреки воле отца — даже если тот будет против, ему придётся смириться с королевским решением. Путь к желаемому вышел одновременно лёгким и необычайно трудным. Наибольшую трудность составило понять, что для обретения этого желаемого вовсе не обязательно становиться королём. Вечное — и напрасное — соперничество со старшим братом затмило Ниджи разум. Как ни странно, там, в книге, Йонджи оказался прав, потешаясь над ним: нужно было просто осознать и примириться с тем, чего именно ты желаешь. Кого ты желаешь. Ниджи ежеминутно расплывался в ухмылке, возвращаясь в памяти к событиям прошлого вечера. …Они лежали посреди его постели, довольные и расслабленные, на смятых, слегка влажных от пота простынях. Козетта стащила с него очки, отбросила их в сторону, как что-то гадкое, а после, привольно облокотившись на его обнажённую грудь, отрешённо рассматривала своё отражение в прозрачных серо-голубых глазах. Это происходило сразу после того, как он сделал ей возмутительное в своей нелепости предложение руки и сердца (больше напоминающее приказ), а Козетта так же возмутительно беспечно, не раздумывая, согласилась. Ниджи, в свою очередь, изучал изогнутый старый шрам, идущий чуть пониже её правого локтя. Так же, как и теперь горбинка на носу, — вечное напоминание о том, что он мог быть для неё опасен. — Я не способен любить, — честно предупредил он, в редком для себя великодушии давая ей минутку на «передумать». Дольше не стоило: вдруг и в самом деле передумает? — Ну, или не умею… Всё, чего я хочу, чтобы ты смотрела только на меня. Всегда. Козетта выразительно заломила бровь, но ничего не сказала. И Ниджи продолжил: — И, скорее всего, я снова буду тебя обижать. — Хм-м, а что, если ты постараешься этого не делать? — Ладно. Попробую… — неуверенно отозвался он. — Уж попробуй, Ниджи… -сама, — в её голосе прозвучали металлические нотки — и у кого, спрашивается, нахваталась? — Просто… — Просто — что? — Просто Ниджи, — пробормотал тот со вздохом, поглядывая в ответ на своё отражение в её смеющихся карих глазах. Кажется, в кои-то веки подшучивал не он, а подшучивали над ним. И ему это почему-то нравилось. — Для тебя я — Ниджи. — Также я считаю, что очень нечестно заставлять меня смотреть только на тебя… Ниджи. — Что-о? — он приподнял голову, ошарашенный тем, что себе позволяет эта кухарка. На кого это она собиралась смотреть? Неужто сейчас помянет Санджи или ещё какого замкового кавалера? А что, если ей понравилось — тогда, с Ичиджи?.. — Я тоже хочу, чтобы ты смотрел только на меня, — пояснила Козетта, решительно сузив глаза. — И не потерплю других женщин у своего мужа. — Вот как? — Ниджи сначала нахмурился, обдумывая её дерзкие собственнические слова. А затем ухмыльнулся: — А ты одна справишься? Должен тебя предупредить: я люблю заниматься сексом часто. И разными способами. Козетта отчаянно покраснела, но взгляд не отвела. — У тебя будет полно времени, чтобы всему меня научить. Все говорят, что я быстро схватываю. Ниджи рассмеялся, но совсем не язвительно, а с удовольствием. Ему определённо понравилась эта идея. Она сердито сверкнула глазами — всё-таки ей почудилась насмешка, — но что-то тотчас отвлекло её внимание. Потянувшись рукой, Козетта провела указательным пальцем у его левой ноздри, и Ниджи заметил, что тот окрасился алым. Его кровь — квинтэссенция его желания… Козетта в задумчивости прошлась языком по кончику пальца, слизывая её, пробуя её на вкус. Смех прервался. Ниджи возбуждённо перекатился на бок, вновь подминая под себя тонкое девичье тело. Властно огладил её бедро, жёстко вжимая в него чуть шершавые подушечки пальцев: моё! — и Козетта довольно охнула, обхватывая его спину. Её левая ладонь легла прямо по центру перетекающей на бок татуировки. Вздрогнув от этого прикосновения — никто прежде не касался этой метки, — Ниджи склонил голову и начал по обыкновению грубо терзать её рот. У мягких губ был отчётливый кисловатый привкус железа. Козетта не возражала против этой грубости, наверное, почти к ней привыкла — для неё Ниджи и грубость шли рука об руку, к тому же, будучи грубым, он отнюдь не намеревался сделать ей больно, скорее — наоборот… Девушка постепенно начала постанывать — через нос, на выдохе, прерывисто и тонко, — пока его пальцы по-хозяйски гуляли по её обнажённой коже, не избегая самых нежных и весьма чувствительных уголков. По телу Ниджи прокатилась приятная, едва ощутимая судорога, когда он снова вошёл в неё, и та всхлипнула, затрепетала, уже второй раз за вечер подаваясь всем телом ему навстречу. А следом, оторвавшись от его губ, Козетта коварно впилась зубами ему в плечо — там, где оно переходило в шею, — одновременно оплетая его ногами. Его хаки не противилось, расслабленно позволило ей это — похоже, его тело приняло Козетту намного раньше, нежели беспокойный разум. Выходит, она любила кусаться? Настоящая дикая кошка… Ниджи хотелось смеяться, но он сдержался и стал вместо этого жадно вталкиваться тазом в податливую мягкость её бёдер, вырывая из груди Козетты короткие, отрывистые вздохи, в которых запоздалая стыдливость сплеталась с наслаждением — так же, как и его синие пряди волос беспорядочно сплетались с её пшеничными на мягкой подушке. Наконец-то его. Не собственность Джермы. Его личная собственность. Больше не осталось смысла в соперничестве. В терзаниях об эфемерном статусе и о том, что могло этот статус уронить. А значит, не нужно было ни с кем делиться. Впервые в жизни Ниджи ни капли не сомневался, что прав — именно он. …Когда этим утром он уходил из комнаты, укрытой бледными рассветными тенями (дело оставалось за малым — всего-то отстоять свою правоту в бою), Козетта улыбалась чему-то во сне.