***
На Острове Рыболюдей «Гоинг Луффи-сэмпай» задержался до вечера — и не только из-за того, что вся команда бурно рвалась посетить знаменитое Русалье Кафе (хотя, конечно же, рвалась!). Но и потому, что на их почётную гостью, отправившуюся в компании Жоана и Майры на экскурсию по подводному городу, прямо посреди коралловой улицы с криками: «Эри-чин! Жоан-чин!» — налетела радостная русалочка. Кейми была так счастлива встретить старых друзей, что, не сдержавшись, прилюдно расцеловала вспыхнувшего до корней волос Жоана в обе щёки — а ведь когда-то дразнила мальчишку и держала на расстоянии. Эри рассмеялась от вида остолбеневшего приятеля, а вот Майра, которая до этого всю неделю толклась с ним на корабле бок о бок («Единственный вменяемый человек на всю банду недотёп!») и перенимала хитрости вязки морских узлов, бесстрашного лазанья по вантам и стрельбы из пистолета по пустым молочным бутылкам, как-то недовольно поджала губы: русалка, о которой прежде упоминали при ней в разговоре, вышла чересчур хорошенькой. По суше Кейми передвигалась на небольшом воздушном пузыре, родственном смоляным пузырям Сабаоди (да что уж там — Остров Рыболюдей целиком был заключён в двойной исполинский пузырь!), а сопровождал её небезызвестный Паппаг, который оказался не просто говорливой морской звездой, но и звездой подводного мира моды. Оба повели смеющуюся Эри принарядиться в ближайший магазинчик, куда как раз поступила последняя коллекция знаменитого дизайнера, в то время как Майра настойчиво утянула за собой Жоана в дальний конец улицы под предлогом угоститься местными вкусностями. — …Я не вру, Эри-чин! Среди освободивших меня пиратов был парень с такими же бровями, как и у тебя! И нет, я не про этого балду, Дюваля, говорю! Хотя Дюваль не так уж и плох… Санджи-чин того пирата звали, вот! А спустя два года, представляешь, он и его команда снова пришли на выручку — и спасли уже не меня, а весь-весь наш остров! — взахлёб и удивительно беспечно трещала Кейми, вспоминая о собственных злоключениях на Сабаоди двухлетней давности, перемежая их свежими событиями на подводном острове. Оптимистичная русалочка быстро прощала обиды и не запоминала дурное, а потому даже про плен у работорговцев и попытку продать её с молотка самому настоящему тенрьюбито рассказывала легко и с весельем. Да и на протез у подружки отреагировала с забавным удивлением: надо же, у людей могут быть механические пальцы! Кейми так и не утратила свойственной ей доверчивости и милой наивности — благодаря тому, что на её пути встретились такие хорошие люди, как Третий принц и его команда. Эри сразу поняла, кого та имела в виду, сопоставив её историю с тем, что слышала от Санджи. — Так ты, говоришь, до сих пор не встретила принца? — с хитрющей ухмылкой на лице высунулась девушка из-за шторки примерочной. — Нет, — грустно протянула русалочка, упираясь в пол блестящим чешуйчатым хвостом и легонько пружиня на своём пузыре. — Что-то моё предсказание совсем не торопится сбываться… — А у того пирата, с бровями, были глаза «сердечками»? — Эри едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться, вспоминая давние слова подружки. — У него-то были… правда, вёл он себя здесь, на острове, поначалу довольно странно, — недоумённо отозвалась Кейми, силясь постичь причину веселья подруги. — Наверное, заболел — у него постоянно текла кровь из носа. Почему-то при виде русалок… Чуть не умер, честно-честно! Эри смутилась, неожиданно вспомнив каплю крови, застывшую у крыла носа Ичиджи, и опять укрылась за занавеской, натягивая поданные ей русалочкой превосходно скроенные узкие брюки. — А у твоей «гусеницы», кстати, брови тоже были с завитушками, только отзеркаленными, — задумчиво обронила Кейми. — Я вот сейчас вспомнила — и такое чувство, будто они с Санджи-чин очень-очень похожи. Хотя Санджи-чин всегда держался весело и приветливо, а тот был мрачный и колючий. И зелёный — пусть и симпатичный. — Что? — Эри замерла, сунув голову в очередную майку со стильной фирменной надписью «Crimen». — Когда ты его видела? — Ох, давным-давно, после нашей последней встречи. Он как-то приходил на берег, тебя искал. — Зачем… — в горле отчего-то пересохло, собственный голос показался Эри чужим. — Зачем ему было меня искать? — Не знаю. Думала, вы поссорились — у него вид был какой-то напряжённый, даже немного виноватый. А как я ему сказала, что ты в него влюблена, — так враз повеселел, — хихикнула в кулачок Кейми. — Это он тогда тебя увёз? Поэтому тебя так долго-долго не было? — Э-э… да… меня увезли… — растерянно протянула Эри и тут же спохватилась: — И вовсе я не была влюблена в эту дурацкую гусеницу!.. Йонджи — после того, что совершил — действительно её искал? Но для чего? Не может же быть, что и в самом деле чувствовал вину, он же не был на это способен — ни один из них! Мог разве что презирать её, считать низкой, обманувшей его хостес — ведь так? Да и потом, в Джерме, позаботился исключительно потому, что признал кузиной. Хотя было же это его странное сбивчивое «Прости», которое совсем ни к чему не вязалось… Впрочем, какая разница, что было раньше, — теперь-то Эри знала наверняка, что не представляла для него никакого интереса. — А почему сейчас не вместе? Опять поссорились? — продолжала невинно допытываться русалочка. — Ему другая нравится, Кейми-чан. Не я, — Эри отдёрнула занавеску с таким безрадостным и серым лицом, что подруга на мгновение умолкла, сообразив, что наговорила лишнего. — И вот ещё что: не надо Жоану ничего такого знать. О гусеницах. — Не надо — так не надо… — согласилась Кейми, после чего смущённо и примирительно хлопнула в ладоши: — Ох, как тебе идёт! Взгляд девушки машинально уткнулся в большое зеркало, стоявшее посреди примерочной: и вправду, сменив криво подшитую солдатскую одёжку из Джермы на модные майку и брюки, она стала выглядеть куда лучше. Как-то по-другому, по-новому. Эри против воли улыбнулась своему отражению и отправилась подбирать ботинки, пока русалочка за её спиной продолжала звонко расписывать свои похождения. «Сказать ей, что та умудрилась встретить двух принцев сразу?..» — девушку так и подмывало сознаться, но она удержалась, не стала даже упоминать о родстве с Санджи. Ни к чему впутывать жизнерадостную Кейми в свои проблемы — хотя слушать, как другие хвалили кузена, было ужасно приятно. Эри провела с Кейми и Паппагом весь день, они показали ей все местные достопримечательности и проводили к вечеру до самой пристани, всучив на прощанье пару мелких и милых сувениров и наотрез отказавшись от денег за одежду. С русалочкой она договорилась о новых встречах — всё там же, на берегу рощи. Кейми после своего спасения уже не так сильно боялась бандитов архипелага и пару раз побывала на суше, в том числе и в Сабаоди-Парке, но перестраховаться не мешало. — Я замолвлю за тебя словечко перед Дювалем — чтобы другие идиоты не липли. Кроме него, — хихикнув, пообещала перед расставанием Кейми. У перекинутого на причал трапа Майра о чём-то спорила с Жоаном в удивительно светлых, почти прозрачных сумерках — подводный пузырь преломлял далёкие, чудом проникавшие в морскую глубину солнечные лучи и мягко рассеивал их повсюду. Эри удалось лишь уловить: — …От тебя только и слышно: «сестричка Эри» да «сестричка Эри»! А как же я? — девушка обиженно надула губки, комкая в руках верхушку подарочного бумажного пакета — вроде бы с фирменными рыболюдскими пряниками. — Тоже хочешь быть сестричкой? Да пожалуйста: сестричка Майра! — засмеялся Жоан. — Ну как, довольна? — Дурак!.. Майра, намеренно громко, сердито притопывая, двинулась вверх по трапу. Жоан растерянно глядел ей вслед, почёсывая кучерявый затылок: да что на уме у этих девчонок?.. Развернувшись, он приметил Эри и с каким-то смущением подошёл к ней; они недолго постояли, молча пялясь на причудливую пристань. У бортов «Гоинг Луффи-сэмпая» суетились рыболюди, заканчивая обновлять густо покрывавший корабль слой смолы — пора было подниматься на поверхность, к архипелагу. Ещё день — и пиратское приключение подойдёт к концу. Не одна она думала об этом. Жоан подобрал и кинул в поросшую водорослями заводь плоский камешек и, будто решившись, хрипло произнёс: — Знаешь, сестричка, через пару лет я обязательно стану знаменитым пиратом. И тогда вернусь на Сабаоди и возьму тебя замуж. Я не забыл о своём предложении. А ты… ты же не забыла? От такой внезапной прямоты Эри на миг потеряла дар речи, а затем попробовала сострить: надо же — такая старушка, как она, до сих пор способна вызвать интерес со стороны молодых парней!.. Но Жоан выглядел предельно серьёзным, даже хмурился, и к окончанию своей весёлой тирады Эри сбилась и замолкла, ковыряя ракушечный песчаник у пристани носком нового ботинка. — Это же шутка была… — вымолвила она наконец. — Не для меня, — его густые тёмные брови сошлись у переносицы. — Я по-настоящему готов жениться. — Жоан, прости, ты отличный парень, и дело совсем не в тебе… Поверь, я ни разу не задумывалась об этом всерьёз. В таком ключе, — Эри в смятении протянула руку, левую, и ласково пожала его предплечье. Юноша не отстранился, лишь склонил голову, изучая тёмный металл, инородно выделяющийся на фоне остальной её ладони, — там, где полагалось быть мизинцу и безымянному пальцу. — Да ты сам посмотри — сюда и кольца не наденешь! Понимаешь, всё так запутано… — скомканно выдохнула она и закончила: — Я, наверное, больше никогда в жизни не выйду замуж! — Больше?.. — недоумённо переспросил Жоан. Помедлив, он переступил с одной длинной ноги на другую и кивнул: — Чёрт, кажется, понимаю. Ты и раньше не была девчушкой-хохотушкой, сестричка. Хотя мне по-прежнему рядом с тобой легко, как ни с кем другим. Но ты всё-таки изменилась: более задумчивая стала, замкнутая. Иной раз — и вовсе колючая, со льдинками в глазах. — Это не специально, извини, — девушка прикусила губу: неужто случайно прихватила с собой из Джермы фирменный взгляд Винсмоуков? — Я постараюсь, чтобы больше не было льдинок. — Всё хорошо, — успокоил её Жоан. — Я же не дурак, вижу, что крепко тебе досталось за эти годы. Не меньше, чем мне, — потому и рассказывать не хочешь. Но я ужасно рад, что всё это осталось позади, что мы оба выкарабкались из всех передряг. — А я невероятно рада, что у меня есть такой друг, как ты, — пробормотала Эри и добавила: — Лучший друг. Который понимает с полуслова и готов, невзирая ни на что, явиться на выручку. Мне бы… очень не хотелось портить эту дружбу и давать напрасные надежды. В ответ раздался глубокий вздох, но уже через несколько секунд Жоан снова широко улыбался: — Разумеется, мы лучшие друзья! Вне всяких сомнений! — последний красноватый луч уходящего солнца тепло мазнул его по лицу, затерявшись в кудрявых тёмных волосах. — Прости, что вообще завёл эту тему, сестричка Эри. Глупо как-то вышло, ляпнул, не подумав. Просто эта мысль поддерживала меня всё время, пока я был в плену у семьи Донкихот. Не давала отчаяться. Но теперь-то я свободен, и ничто не мешает стремиться к своим мечтам. Пожалуй, ты права… дружба — лучшее, что есть в этом ненадёжном, изменчивом мире. А мне всего-навсего пришла пора переключиться на что-то другое. — Спасибо, Жоан, — девушка подошла и крепко-прекрепко стиснула приятеля обеими руками, сминая его франтоватый малиновый китель, впитавший частицы пороха и морской соли. Юноша мгновение поколебался, но затем так же крепко стиснул в ответ невысокую фигурку подружки, задорно приподнял, едва не подбросил над дощатым настилом пристани. Оба захохотали. И только чуть позже — когда с улыбками отстранились друг от друга и стали подниматься по пружинящим доскам трапа, по-детски держась за руки (Жоан вдобавок принялся задорно насвистывать «Сакэ Бинкса») — Эри неожиданно осознала, что совершенно не испугалась чужих объятий. Ни сейчас, ни раньше — и мысли такой не проскочило. …Полумрак огромного зала, уверенно поглаживающие её спину прохладные ладони — от нечаянного воспоминания Эри покраснела: похоже, ей всё-таки было за что благодарить Ичиджи…***
На малохоженой, заросшей травой тропке хлюпала под подошвами ботинок просачивавшаяся из-под земли мангровая смола. Стоял поздний вечер, тусклый свет походной лампы выхватывал из темени ветки кустов и изгибы полосатых древесных корней. Жоан прогулялся с Эри до гигантского ствола, обозначенного порядковым номером «22», и там, у развилки, они расстались, вдоволь нашутившись и дружески натискавшись на прощанье, — юноша отправился навестить родных. Перед возвращением в Новый Мир капитан Бартоломео щедро предоставил всем два дня увольнительной, и команда, с восторженными воплями проводив на берег кузину Санджи-сэмпая, готовилась воспользоваться свободным временем и влиться в манящий лабиринт рощ архипелага и его злачных — и не очень — мест. Эри не сомневалась, что в ближайшие дни обыватели только и будут судачить об очередном пиратском визите — Барто относился к тому типу людей, которые умели и любили привлечь к себе внимание. Майра, к её удивлению, покидать назойливую пиратскую команду наотрез отказалась. — Сама видишь, Эри-сан, чем питаются эти недотёпы. Даже я, не хватая с неба кулинарных звёзд, могу приготовить мясо так, что оно останется мясом, а не подошвой от старого заношенного ботинка! К тому же мне такая жизнь нравится, кажется, у меня неплохо получается быть пиратом, куда лучше, чем горничной, — смущённо пояснила она и крикнула за спину Эри, вслед спускающемуся по трапу Жоану: — Эй, каланча, не забудь, ты обещал научить меня ставить боковой парус, как вернёшься! — они явно успели помириться… Эри улыбалась, вышагивая по тропинке и думая о том, что хорошенькая и предприимчивая Майра очень скоро заставит всю команду плясать под свою дудку. А заодно поможет Жоану отвлечься от мыслей о «колючей» подружке — если тот благородно соврал и такие ещё оставались. Она не стала выходить на освещённые фонарями улочки квартала, где до сих пор, несмотря на поздний час, шатались всякие подозрительные типы — вдруг кому придёт в голову прицепиться к ней или прикрытой платком мышиной клетке в руках, — и прошла к кафе полутёмными задворками. Столько лет прошло, а запасной ключ оказался на месте — в зазоре между двумя замшелыми камнями у крылечка. Кухня встретила Эри пустотой, чистотой и густыми запахами табака и ванили. Девушка нерешительно опустила у порога свои нехитрые пожитки, поставила лампу на край длинного стола, прошлась вдоль него, проводя пальцем по вощёной поверхности, разглядывая мойку, буфет с посудой, холодильники. Ден-ден-муши в своём закутке сонно приоткрыла один глаз и тут же его захлопнула. Всё было таким же, как и в тот день, когда Эри увели отсюда, разве что на столешнице прибавилось царапин, да на стене висел новый пёстрый календарь. За спиной скрипнули ступеньки. Глория на мгновение замерла на середине лестницы, кутаясь в светлую шаль поверх ночной сорочки и уставившись на негаданного посетителя; через несколько секунд в её пальцах привычно щёлкнула зажигалка. — А я уж гадала, кого это на ночь глядя принесло. Неужто дурочка Рози разругалась со своим кавалером и в кои-то веки вернулась с танцев не под утро?.. — проворчала она вместо приветствия, недоверчиво изучая стоявшую посреди кухни падчерицу, и затянулась сигаретой. Закашлявшись, махнула рукой: — Вернулась, значит? — Ага, вернулась… Если место найдётся… — Эри смущённо потеребила кончик заплетённой косички, растерявшись и не зная, что сказать. — Чайник-то поставь, что застыла? — только и фыркнула Глория. — Право слово, как неродная. Пойдём наверх, а то здесь зябко, мне сегодня нездоровится… В комнате мачехи, куда прежде Эри (да и Стелла тоже) заходить остерегались, избегая очередной выволочки, громко тикали старые напольные часы, а хозяйка расселась гордой королевой среди подушек на широкой кровати и усмехалась, поглядывая, как Эри пытается втиснуть поднос с чашками на заставленный микстурами столик. Глория почти не изменилась, разве что вокруг глаз и рта углубились морщинки. Во всяком случае, взор остался таким же прямым и придирчивым, а осанка — ровной и несгибаемой. Девушка протянула мачехе чашку — та всё ещё предпочитала ромашковый чай — и рассеянно прошлась взглядом по увешанной фотографиями стене над столиком. Какие-то из них Эри уже доводилось видеть: например, ту, что с отцовской свадьбы, — дешёвую, отчасти размытую, но отец на ней вполне различимо улыбался, пока невеста пихала его локтем в бок. Рядом с этой фотографией добавилась другая, тоже свадебная: Стелла в фате и пышном платье жалась к озадаченному Эрнесто. Чуть выше — снова Стелла, непривычно радостная, счастливая, державшая на руках пухлого и капризно морщившегося годовалого малыша… А в самом верху — Эри едва не подавилась чаем, отхлебнув за раз слишком много и моментально обжигая себе язык и гортань — увидела своё собственное лицо. Не полноценная фотография — цветная газетная вырезка, случайный кадр: красивая девушка в дорогом и ужасающе коротком белом платье, недоумённо вскинувшая завитые брови; сбоку торчал жёлтый рукав пальто человека, придерживающего её за локоть, — тот, по счастью, не поместился в узкую рамку. Не лучшая фотография в её жизни, но ведь Глории это было невдомёк. Мачеха перехватила её растерянный взгляд, потом неожиданно тепло улыбнулась: — Письма мои получала? — Да, получала. Но не было возможности ответить, — повинилась Эри, усилием воли отводя глаза от жёлтого рукава. — И последние несколько штук затерялись… — Джерма 66, да?.. — задумчиво протянула мачеха, рассматривая неестественно изменившуюся левую руку падчерицы, в которой та держала свою чашку. Но никак это не прокомментировала. — Отпустили тебя, значит? — Скорее, сбежала, — девушка не сумела сдержать проказливую усмешку. — Но, клянусь, это никому не доставит проблем! — Хах! — Глория отставила в сторону недопитый чай и затушила в пепельнице сигарету — судя по количеству имевшихся окурков, мачеха не слишком придерживалась врачебных предписаний. И предупредила: — Нет, не рассказывай, уволь! Я помню тех людей, что за тобой явились. В таких вопросах, как говорится, меньше знаешь — крепче спишь, — жизненного опыта ей было не занимать. — Только ответь, — женщина нахмурилась, — отец твой… Эдж… он же ни в чём дурном не был замешан? Ничего преступного не натворил — тогда, в прошлом? — Нет, — помотала головой девушка. — Всего-навсего всплыли запутанные семейные обстоятельства… А мой отец — он лишь поступил так, как полагал правильным. По совести. Но это не пришлось по нраву его семье — та с совестью не слишком считалась. — Узнаю Эджа. Да и ты вся в него пошла, — с каким-то облегчением протянула Глория. — Что ты, что он — вроде бы взрослые, а на деле — сущие дети, таких опекать и опекать. На Стеллины-то похождения я обычно сквозь пальцы смотрела — та, как и я, рано поняла, что к чему в этом мире, самостоятельная выросла, негодяйка, хоть и бестолковая. А вы оба мне попались какие-то тепличные, книжные, не от мира сего. Но мне почему-то это всегда нравилось — на вид гибкие и отзывчивые, а внутри всё равно чувствовался стальной стержень. Наверное, у вас это фамильное… Мачеха слабо хмыкнула, и Эри, движимая внезапным порывом, привстала и обняла её, поцеловала в щёку. — Глория, спасибо тебе за всё. И за отца. И за письма. Особенно за письма, — горячо прошептала она. — Ну-ну, что же ты это… По́лно тебе… Письма — это такая мелочь… — голос мачехи звучал непривычно смущённо, на короткое время с неё спала маска властной и гордой женщины. Она неуклюже и мягко потрепала Эри по руке: — Рада, что ты вернулась, детка.***
Ключ от мастерской был увесистый, усеянный шершавыми крапинками ржавчины. Эри боялась, что он застрянет или сломается в замке, но нет — вошёл и провернулся легко, видать, Винни перед своим отъездом предусмотрительно покрыл механизм щедрым слоем смазки. Ключ он отдал ей на корабле Бартоломео, когда, воспользовавшись приглашением, девушка навестила старика в ремонтном отсеке. Винни с удовольствием рассмотрел протез, надвинув на лоб сложную конструкцию из разновеликих линз, показал ей собственные хитроумные механические приспособления, а под конец, наглядно демонстрируя ей устройство новейшей корабельной пушки, уронил: — Отец твой был славным малым. Глория мне постоянно его в помощники пихала, а тот упирался: за простую подработку брался, коли деньги были позарез нужны, а на постоянную службу — так ни в какую. Хотя потенциал был налицо, да и руки из нужного места росли, — старик хвастливо расправил плечи: — Поработал бы под моим началом лет десять — глядишь, стал бы настоящим мастером. Эри на это ничего не ответила, только улыбнулась и кивнула. Винни бы удар хватил от новости о том, что за подработку у него брался младший брат короля, а по совместительству — лучший механик Джермы 66. С недавних пор она понимала, почему отец на Сабаоди никогда серьёзно не занимался любимым делом — слух о его талантах мог просочиться за границы скромного, приткнувшегося к Рэд Лайну архипелага и привлечь ненужное внимание к беглецу. — В тебе тоже что-то есть. Во всяком случае, колотить тебя за скудоумие или криворукость, в отличие от других олухов, мне не приходилось, — меж тем признал старик, протягивая ей старый ключ. — Вот, держи, пигалица, — и пока Эри озадаченно вертела в пальцах тяжёлый кусочек металла, накарябал на куске листа нечто, торжественно названное «Разрешением на пользование». — Временное, конечно, — прибавил он, подмигивая, — не обольщайся. Пираты — люди известные, среди девиц популярные. Кто знает, может, через год-другой вернусь и вновь обживусь в тех краях с молодой женой. А ты пока попользуйся мастерской. Проследи, чтоб крыша не протекла, да жульё местное не растащило остатки инструментов… …В пыльной комнате, разумеется, тащить было практически нечего — ценный инструмент стоило ещё поискать среди завалов проржавевшего металлического барахла и прочей общей неустроенности, которую Винни заплетающимся от выпивки языком обычно именовал «творческим беспорядком». Полдня Эри потратила на то, чтобы привести помещение в более-менее приличный вид: выметала пыль и паутину, разбирала железяки по категориям «хлам» и «сгодится», счищала с пола засохший мышиный помёт и избавлялась от старых, мышиных же, гнёзд — сородичи Катышка давно покинули лачугу, питаться здесь было решительно нечем. Сам Катышек наблюдал за развернувшейся уборкой из водружённой на верстак клетки, тоненько и смешно чихал от поднявшейся пыли и время от времени верещал — верно, сетуя на бескультурье представителей своего вида. Под конец девушка выпустила мышку на свежевымытый пол, и та с довольным писком ринулась изучать новое место жительства. Глория выставила бы на улицу их обоих, если бы обнаружила в своём доме мышь — даже такую беленькую и благовоспитанную. Поэтому Катышку предстояло проживать здесь, а Эри — делить старую комнату с болтушкой Рози. Задумчиво потерев пальцем резные черепушки — раньше они виделись ей дурацкими, а теперь почему-то милыми, — девушка закинула ненужную больше клетку на верхушку старого шкафа и приступила к наведению порядка в подсобке, из стен которой успел выветриться их незыблемый, казалось бы, атрибут — крепкий аромат рома. Ножки шаткого дивана опасно заходили ходуном, едва Эри решительно засунула под него швабру. Опустившись на четвереньки, девушка заглянула в пыльный полумрак. Когда-то из-под правой передней ножки она самолично достала книгу, и сейчас на этом месте красовалась небольшая жестяная фляжка. А вот наискосок, под дальней ножкой в углу, виднелась ещё какая-то книжка. Извлечённая на свет божий, та оказалась старым журналом с рассохшимся переплётом и пожелтевшими, пошедшими волнами страницами. Эри широко пролистнула чужие заметки, и её брови поползли вверх: среди расчётов, выполненных знакомым крупным почерком, встречались небрежные чернильные эскизы и зарисовки механизмов и ветвились деревья последовательностей консольных команд. На одной из страниц ей бросился в глаза чертёж ботинок, подозрительно напоминающих рейдовые, на другой — проводящее электричество копьё… Эри с сердитым смешком захлопнула журнал, посидела некоторое время с ним в руках прямо на полу, прислонившись виском к сиденью старого дивана. Наверное, нечто отдалённо похожее ощущали люди, вернувшиеся домой с войны. Ты вернулся — и одновременно не вернулся. Какая-то часть тебя навечно осталась там, на поле боя. И от этого было никуда не скрыться в новой, нормальной жизни. Джерма — смешно об этом думать — не была настоящим полем боя (если не брать в расчёт военную стычку с Шарлоттой), но всё же успела породить в ней, Эри, эту странную двойственность. Когда ты вроде бы дома — но уже не знаешь, где твой дом. И об этом может напомнить любая мелочь. Интересно, отец тоже испытывал подобные ощущения? Скорее всего… Наконец девушка тряхнула головой, приходя в себя, наклонилась и решительно запихнула передовые и строго засекреченные военные технологии Джермы 66 туда, где им и надлежало находиться, — в угол под дальней ножкой. Заменила подходящим по размеру деревянным чурбачком продавленную фляжку — и диван окончательно перестал шататься. Четверть часа спустя Эри вышла во двор с банкой полузасохшей белой краски, найденной там же, за диваном, и обновила размытую дождями вывеску: «Ремонт». Подумала и приписала ниже: «Открыто». А потом присела на крылечке и долго-долго смотрела в безоблачное синее небо над Сабаоди, в котором привычно-полузабыто парили и лопались с тихим треском взмывающие вверх прозрачные смоляные пузыри.***
…В послеполуденном полумраке мастерской было уютно и несколько дремотно. От верстака, нагретого солнцем через маленькое окошко, пахло железом и древесной стружкой. Где-то в углу скрёбся невидимый Катышек, гоняя по полу укатившуюся гайку. Эри с усталой улыбкой скинула с плеча рабочую сумку с набором инструментов, достала из неё пакет с сэндвичами, плотный почтовый конверт и юркнула в подсобку со своей добычей. Всё утро до обеда пришлось повозиться с плавательным механизмом бизона Дюваля — к себе свирепый Мотобаро никого, кроме хозяина, не подпускал, поэтому механиков, желающих близко познакомиться с мощными рогами и копытами зверюги, было днём с огнём не сыскать. Но Эри уже потихоньку привыкала к своему таинственному свойству легко находить общий язык с животными, и оттого не испугалась, а после — не удивилась, когда при виде неё Мотобаро кротко опустился вниз, позволил осмотреть и отрегулировать хитроумно сработанный усилитель конструкции — неизвестный мастер постарался на совесть — и даже погладить себя по поросшему жёстким подшёрстком лбу. На прощание верзила Дюваль долго тряс в благодарность её руку, безуспешно пытаясь подмигивать. На одном из подмигиваний что-то в его лице окончательно переклинило, и Эри оставили в покое. Советовать Дювалю не делать этого было бесполезно — по его мнению, неотразимым мужчинам подмигивание вменялось в обязанность. Впрочем, невзирая на отдельные чудачества, не такой уж он был и придурок, как обычно рисовали его окружающие. При первой встрече у него действительно обнаружились брови-завитушки, о которых ходило столько легенд, но далеко не Винсмоуковские — какие-то странные закорючки. Но и на свою старую нелепую листовку с ошибочной подписью «Санджи» Дюваль не походил — был красавчиком, хотя в его чертах Эри мерещилось что-то неуловимо деревянное. Благодаря случайному упоминанию этой листовки, кстати, выяснилось, что он, как и Бартоломео, питал к её кузену непостижимую и своеобразную привязанность, и в разговорах поминал Санджи не иначе, как Господин Чёрная Нога или Молодой Господин. За прошедший месяц по роще и за её пределами постепенно пронёсся слух, что в мастерской появился новый механик, люди тянулись, но сначала больше любопытничали, удивлялись, покачивая головами, девчонке-мастеру — до того момента, пока не пришёл первый крупный заказ на техобслуживание от бывшей банды Наездников Летучих Рыб. Раз уж сам капризный Дюваль по итогу остался доволен — значит, механик был хороший, рассудили в округе. Клиентов разом прибавилось. Криминальные личности ей не докучали: через Стеллу, уехавшую с мужем в Вотер Сэвен, мачеха породнилась с доном Филиппо, державшим местных в узде, а сомнительная репутация Дюваля и его банды отпугивала совсем уж на голову отбитых. Вдобавок Рэйли-сан навестил её разок после возвращения, и слух о том, что он распивал с ней чаи на заднем дворике мастерской, крайне быстро разнёсся по округе. Старика уважали, а сам он при встрече с Эри только коротко уронил, усмехаясь в бороду: — Весьма наслышан о твоей семье, — и девушке стало ясно, что отец и вправду поделился с ним кое-какими секретами. Во всяком случае, от него можно было не утаивать родство с Санджи. Рэйли, как оказалось, был одним из тех, кто помог спасти Кейми во время заварушки на человеческом аукционе, лично знал команду Соломенной Шляпы и хорошо отзывался о кузене, его товарищах и особенно — о его капитане. Но всё это — в своей обычной манере: информацию выдавал скупо, мешал с шутками, намёками и загадками, — никогда нельзя было сказать наверняка, что таилось за его ласковым и хитрым прищуром. — Собираешься здесь осесть? — спросил он в тот день перед уходом. И Эри нерешительно кивнула, хотя в его вопросе читалось: «Такую жизнь ты выбрала? Ты уверена?» Она не была уверена. Странное создание — человек: дай ему желаемое, а он всё равно будет недоволен. Возможность прикоснуться к научным знаниям и достижениям Джермы 66 пробудила в ней вкус к чему-то более значительному, чем починка старых часов и детских игрушек да отладка проржавелых двигателей в удалённой от мира глуши. Но доступ к высоким технологиям отныне ей был закрыт — сама ведь отказалась, гордо предпочла свободу правилам. Помимо этого, где-то глубоко внутри по-прежнему таилась пустота, ей всё ещё чего-то недоставало. Или кого-то… Как нарочно, всё вокруг напоминало о Йонджи: пустырь за мастерской — беззаботную болтовню в освещённых керосиновой лампой сумерках, зеркало у лестницы в кафе — спешную примерку простенького платья, а местные улочки и тропинки со сплетшимися высоко над головами ветвями исполинского дерева — наивные мечты и невинные поначалу поцелуи… Всё то, от чего она убегала, покидая Джерму, — и никак не могла убежать. …На обратном пути от канала, куда Дюваль подбросил её на заметно ускорившемся и повеселевшем Мотобаро, Эри заглянула в кафе. Мачеха, как обычно, сунула ей в руки приготовленный пакет с дневным перекусом, сопровождая просьбой подсобить завтра загруженным официанткам (больше напоминало приказ — но по-другому она просто не умела). И — когда Эри, закатив глаза, согласно кивнула — к пакету добавилось письмо… В подсобке девушка забралась с ногами на диванчик, по привычке отломила и отложила в щербатое блюдечко половинку сэндвича с ветчиной и сыром для мышонка — тот поест, когда наиграется, — вторую сунула себе в рот, с любопытством и подозрением разглядывая конверт. На нём без каких-либо штемпелей (должно быть, за положенную плату его забрал посреди моря почтовый альбатрос) изящно значилось: «Сабаоди, 22-я роща, кафе «У Глории», Эрике». Отправителя по манере речи она узнала сразу же, едва приступила к чтению листков, заполненных тем же красивым почерком — прежде ей просто не доводилось читать что-то, написанное рукой Рэйджу, не брать же в расчёт неуверенные печатные буквы на детской закладке. Вдобавок кому, как не сестре, давным-давно раскопавшей информацию об Эрике с Сабаоди, было известно, куда отправлять письма. В отличие от Рэйджу кузены никогда не интересовались её прошлым. Хотя нет, Йонджи знал — но всё равно что забыл… Предусмотрительная Рэйджу писала обтекаемо, стараясь не называть имён, — на случай, если послание попадёт в чужие руки. Но сквозь строчки Эри живо слышался её спокойный, слегка ироничный голос, невольно перебрасывающий крохотный мостик между мирами — прошлым и нынешним. Странное было чувство: с одной стороны, получить новости о Джерме оказалось неожиданно приятно, с другой — немного настораживало. Она с первых строк ждала подвоха: вот-вот Рэйджу упомянет, что Ичиджи передумал — да, прошло почти полтора месяца, как Эри покинула королевство, и Джерма 66, за исключением этого дружеского письма, пока никак не давала о себе знать, но нельзя же предсказать наверняка, что придёт на ум рациональному королю! «Старший из братьев побывал в Мариджоа, — меж тем сообщала сестра, — и там к нему отнеслись благосклонно. И (для тебя это представляет особый интерес) приняли к рассмотрению прошение об аннулировании одного очень спорного договора. И даже намекнули на то, что если наша семья решит в будущем поддержать Мировое Правительство, то может рассчитывать на неслыханную честь — породниться с тенрьюбито. Похоже, в Мариджоа не на шутку озабочены возросшей силой Йонко и Революционной армии. Правда, я слышала, что братья, старший и младший (он тоже недавно вернулся домой), в связи с этим о чём-то крепко повздорили…» Прикрыв глаза, Эри в смятении уткнулась переносицей в тыльную сторону сжимавшей письмо ладони. Так вот куда Ичиджи уезжал на три недели — он обеспокоился её фальшивым браком. Для него это было чересчур великодушно, а ведь Эри, скорее всего, обидела его своим категоричным отказом — невзирая на хвалёную королевскую выдержку… Учитывая, что сделанное им предложение шло вразрез со всеми его железными принципами. Неужели он был способен что-то… чувствовать к ней? Или просто стремился эгоистично закрепить за собой собственность, вдохновившись примером Ниджи? Но почему тогда отпустил её? Со вздохом Эри повторно перечитала последние строчки: братья повздорили. Мог ли король приказать Йонджи вступить в брак с тенрьюбито? Ичиджи и так планировал его женить, вот и невеста нашлась — идеальная кандидатура для члена королевской семьи, Джадж, несомненно, был в восторге от чести, оказанной его детям. Но как же та девушка, которая, по словам Ниджи, нравилась его младшему брату? Нравилась ему, бесчувственному Винсмоуку, так сильно, что Йонджи осмелился на открытое неповиновение Ичиджи? Эри не знала, что уязвляло её больше: сам факт его будущей женитьбы или эта таинственная девушка. Она с трудом заставила себя читать дальше. «Моя собственная миссия успехом не увенчалась, поскольку её объект, выслушав предложение в присутствии моего сердитого брата, глянул на него и невероятно серьёзно произнёс: «Это те, кто обижал тебя? С этими людьми в союзы я вступать не намерен. Но если ты попросишь, мы выручим их в беде, как и в прошлый раз». У меня аж мурашки пробежали по телу от такого уверенного ответа. Этот паренёк может казаться беспечным и дурашливым, но когда серьёзен — в нём чувствуется несгибаемая воля. Королевская воля, я бы сказала, — в этом месте Эри живо представила лукавую улыбку Рэйджу. — Однако, несмотря на провал, я ненадолго задержалась. Брат познакомил меня с одним из союзников, влиятельным и известным пиратским капитаном, и я нынче — временный гость на его судне. Стыдно признаться, но я не допускала и мысли, что пираты могут быть столь вежливыми и учтивыми. Пожалуй, моим братьям неплохо было бы поучиться у него манерам! Кажется, раньше я не слишком любезно отзывалась об этом человеке, хочу взять свои слова назад. Внешне хмурый и замкнутый, он весьма умён и превосходный собеседник. И у него удивительно приятный бархатный голос, особенно мне нравится, как он произносит имена, с особым уважительным окончанием — «-я»… Помимо того, что он капитан, он ещё и корабельный врач — и врач профессиональный. Тебе известно, что моя детская мечта осталась в прошлом, и сама я уже не стану врачом, но прямо сейчас мне доставляет большое удовольствие наблюдать за чужой работой. Пару раз у меня даже спрашивали совета! Родом он из Норт-Блю, а следовательно — из тех людей, кто прекрасно знает, что из себя представляет наша семья, из тех, кто ею восхищается и одновременно её ненавидит. Впрочем, брат при первой встрече отрекомендовал меня наилучшим образом, сказав: «Не такая, как они». Как бы там ни было, доктору-пирату страшно любопытно, как устроен мой костюм, пусть он и пытается это всеми силами скрыть — и так мило при этом краснеет. Планирую этим вечером пригласить его в свою каюту — на чай, а заодно и продемонстрировать в мельчайших деталях работу усилителей моих ботинок — или же иных элементов костюма, которые его заинтересуют…» На всю пустынную мастерскую разнёсся звонкий девичий смех. Эри рухнула навзничь, прикрывая лицо письмом, её плечи подёргивались от безудержного веселья. Она вспоминала откровенный рейдовый костюм старшей сестры, оставлявший мало простора для воображения, и желала ей успеха в невероятно коварных планах: если этот учтивый пират был хотя бы чуточку неравнодушным к её красавице-сестре — вряд ли они сумеют ограничиться исключительно чаем… — Рэйджу-я… — пробормотала она, продолжая посмеиваться и быстро пробегая взглядом по заключительным строчкам: сестра желала ей всяческих благ. И Эри, прижав письмо к груди — бережно, словно человека, — мысленно пожелала ей того же в ответ. За долгие годы подавления самой себя во имя призрачного долга перед семьёй и королевством Рэйджу заслужила шанс на счастье. «А мне остаётся довольствоваться счастьем других… Что ж, далеко не худший вариант». Со стороны входа с отрывистым звяком дёрнулся дверной колокольчик, протяжно скрипнули доски пола, продавливаясь под тяжёлой поступью очередного посетителя. Раздалось покашливание, сопровождаемое бодрым приветственным попискиванием мышки — клиент был Катышку знаком. Эри потянулась, расправляя плечи, и с неохотой кинула письмо в ящик тумбочки. Перерыв закончился — пора за работу. — Иду! — громко крикнула она, сползая с диванчика и поспешно натягивая высокие ботинки. — Вам починить что? Или за заказом пришли? Пальцы, сноровисто завязывающие шнурки, внезапно сбились, промахнувшись на последнем узле, — и застыли. Из-за скрывающей подсобку занавески, местами напоминающей леопардовую шкуру — настолько густо та была испещрена пятнами въевшегося машинного масла, — послышался низкий и до странности мягкий, хоть и с капелькой неизменной рычащей ломкости, мужской голос: — Ни то ни другое. Я к тебе, Эри.