мутная

Саша последние дни ничего не выкупает. Совсем. Не осознает, что происходит вокруг. Только комок мерзких мыслей неприятно жужжит в голове, будто рой пчёл пролетает мимо; ей кажется, что всё, что она делает — не живёт, а выживает; старается не сдохнуть раньше времени. Вечерами утопает в бездне отчаяния настолько глубоко, что руки трясутся, а в глотке слезы застревают. Сашка осунулась, похолодела и побледнела: апельсиновые локоны создают яркий контраст с белой кожей, но, увы, в плохом смысле: ярко-болезненное сочетание рябит в глазах, заставляя зажмуриться. Аня подавляет в себе желание отвернуться, когда видит её на пороге кабинета: там, где грудная клетка, где сердце; где то, что она скрывала последние несколько лет — зияет огромная невидимая дырка; штопай-перештопай — один итог: сквозная, сука, до слез и подступающей истерики, болючая рана. Щербакова мнёт в руках салфетку, которой руки протирала, и заодно нервы успокаивает: прикрыв глаза, считает до десяти, надеясь, что когда закончит — Трусовой уже не будет в её поле зрения. Аня гнобит сама себя: одна удушающая мысль в голове бьёт сильнее, чем все провокационные обвинения и колкие выражения Саши в её сторону за все годы обучения: Щербакова, на самом-то деле, думает, что слабая; что она быстро потухнет; что её может не ждать такое великолепное будущее, которое ей расписали родители; её морально душат — мать с отцом, друзья, преподаватели; и Саша. Они никогда не общались: Саша носом водила, когда в седьмом классе им поручили сделать совместную подделку; Трусова уже тогда не скрывала своё недовольство: показательно отвернулась от ничего не понимающей Ани, а когда Щербакова подошла к ней после урока обсудить работу — демонстративно опрокинула с её парты учебники, шепнув младшей на ухо, что им не по пути. Саша глотала с седьмого класса необъяснимые чувства, которые у неё вызывала эта невероятная девушка с прекрасной улыбкой и добрым сердцем. Мозг кричал, что это ошибка. То, что она чувствует – отвратно. За такое у них на районе пиздят. Она, кстати, была участником подобной аморальщины: так сказать, занимала место в первых рядах. Она говорит своему отражению, что отвратна. Липкое и тошнотворное омерзение к самой себе впитывается в кожу, преследуя её по пятам, не давая свободно дышать. Трусова не находила в Ане себя. Они — разные: как чёрное и белое; как солёное и сладкое; как горький и молочный шоколад; как безбашенность и спокойствие; как всё и ничего; как разрушение и мир. Аня — атласная, стойкая, нетронутая, а Саша — прокуренная, прожженная и грязная. Таким маленьким принцессам, как Анечка Щербакова, нужна нежность, принятие и стремление к идеалу, а не угрюмо-пустая душа Трусовой. Саша себя спасти не может, о какой нежной Анечке может идти речь? И не позволит она, чтобы кто-то её душевные раны залечивал, кроме неё самой. Всегда так было. И сейчас ничего не изменится. — Здравствуйте, класс, — приветствует женщина, заходя в кабинет. Она спокойна и улыбчива: значит, контрольную написали все, а это очень хорошо — не будет крика, унижения и хлесткого: «Какие вы бездари, господи». — Хочу сказать несколько слов по поводу ваших работ, — она достала из кожаной сумки лист; кажется, на нём были выписаны оценки. — Сдали все. И по классу прошёлся радостный гул; Саша не сдержала улыбки. Она ценила эти моменты, когда все были едины: смеялись, радовались, а атмосфера искрилась счастьем. Последний раз такое было на прошлый Новый Год, когда они сидели в кабинете, пили чай, делились сокровенным и заедали обсуждения булочками с корицей: одноклассник тогда нечаянно задел пластиковый стакан с апельсиновым соком, выливая содержимое на юбку Саши; после нескольких секунд раздумий — мальчик взял и вылил остывший чай себе на брюки, с гордостью сказав: «Мы в расчёте»; Саша тогда обомлела, а потом звонко рассмеялась, и её смех подхватили остальные. — Мы пиздец умные, зай, — хитро прошептала Косторная, играя бровками. Она обменялась усталой улыбкой с Алёнкой, отбивая кулачок, а после вернула взгляд: только не на преподавательницу, а на тонкую знакомую спину. — Трусова Саша меня приятно удивила, — в её голосе смешалась нотка скептицизма с одобрением. — Одна из тех, кто хорошо написал контрольный тест, и от кого я этого совсем не ожидала. Саша кивает: у неё четыре. Она поступала как всегда, когда дело касалось списывания: делала несколько ошибок, чтобы отвести от себя подозрения — на пять она никогда не напишет. Она выдыхает. Если бы не Аня, то очередная двойка красовалась бы в журнале. А она даже поблагодарить её не смогла: растоптала её доброе сердце, потому что мысли по черепной коробке крутятся, пожирая и испепеляя всё здоровое — ты-никому-не-нужна-это-все-жалость. — Ну все, я потеряла подругу, — театрально вздохнула Алёнка. — Щас четыре, потом тесты начнешь сдавать без списывания, а через некоторое время будешь зубрилой как наша Анечка. — Чтобы написать на пять без списывания нужны знания. Как ты понимаешь, я этим не обладаю. И Алёна покраснела, еле сдерживая смех, ладонями закрывая лицо. Сашка легонько пихнула её в бок, кивая на преподавательницу, не сводящую с них хмурого взгляда. — Да молчу я, молчу! Сашка на протяжении сорока минут занималась любованием Ани; иногда переводила взгляд на Алёну, в особенности — на её улыбку, которая расцветала тогда, когда скромное касание взгляда Валиевой дотрагивалось до её зелёных глаз. — Что между вами? — хрипло шепчет Саша, а Косторная одаривает её непонимающим взглядом. — Между кем? — Не делай вид, что не понимаешь о чем я. Что между тобой и Камилой? Алёна лишь плечами пожимает; а Саша чувствует, как мгновенно изменилось настроение блондинки: от игривости до унылой грусти по щелчку пальцев. — Ничего между нами. Мы просто общаемся иногда. Трусова открывает рот, чтобы ответить, но потом закрывает его: как рыба, выброшенная на берег. Как она может что-то говорить Алёне, а тем более рекомендовать, когда сама сидит в непроглядной темноте, откуда не видит даже мизерного просвета? Такая ты жалкая, Трусова. И ладони покалывает от желания разрядиться: припечатать кого-нибудь к стенке, наблюдая, как страх читается в чужих глазах, а тело бьёт сильная дрожь. Дышать тяжело: хочется курить. Саша устала. *** Квартира встречает её пустотой и провожает шлейфом цитрусовых духов: мама ушла на работу, отец в командировке, а она — одна, как всегда. Трусова бросает куда-то вглубь комнаты рюкзак, падает на кровать и устремляет взгляд в потолок. Кое-где потрескивающая краска, а на стене обои отходят: мерзкая картина. Саша глаза прикрывает, выдыхая. «Саша, если ты не сдашь мне долги до конца месяца, то я тебя не аттестую по предмету» — волчком в голове Трусовой. Начинает тошнить: от школы, от одноклассников, от жизни, от себя. От каждого дня, который повторяет предыдущий: будние дни — тухлая учёба и мнимое присутствие в классе, а выходные — очередная попойка. Ничего нового. Абсолютно. Саша не может удержаться и плачет: тихо, не издавая ни единого звука; лишь слёзы по щекам скатываются. Одна за другой. Так противно. Саша понимает, что кроме неё в учёбе не поможет никто. И как бы гордость не сдавливала горло, лишая способности дышать, она открывает контакты в телефоне, пролистывая. Их всего четыре. Мама Папа Алёна И Аня Саша прикрывает глаза, не решаясь. Она может её послать: и будет права. Как только Трусова позвонит, а Аня услышит знакомый хриплый голос, то скажет, чтобы та шла куда подальше. Сашка колеблется. Но решается. И нажимает на «позвонить», слушая мерзко-удушающие гудки. Пять Десять Пятнадцать И Сашу охватывает паника. Она хочет отключиться, но слышит нежный голос и сглатывает; Аня сонная и совсем не понимает, кто ей звонит — видимо, номер Трусовой у неё не сохранен. — Кто это? — тихо-тихо; старшая слышит, как та тяжело дышит и глаза прикрывает. Сглатывает. — Алло, вы меня слышите? Дрожь касается кончиков пальцев. — Это Трусова. И в трубке молчание; если бы не чужое дыхание, то Саша бы думала, что она отключилась — но почему-то этого не делала. — Что тебе нужно, Трусова? — боль и злость в голосе. Саша не может понять, почему её так трясет. В горле застревают все слова, которые она хотела сказать. — Ну? Ты все будешь молчать? Я отключаюсь. Сашу накрывает паника и она на выдохе произносит: — Помоги мне с учёбой.