Фэн Синь ненавидит татуировки

Му Цин не был тактильным человеком — это Фэн Синь узнал очень скоро. Он, на самом деле, никогда не задумывался о тактильности, считая собственные стандарты близости эталонными. Если он лежал на диване и смотрел фильм, он подразумевал самим собой разумеющимся обнимать своего партнёра каждую секунду. И перед сном тоже. Он мог бы поцеловать, просто проходя мимо, даже если уже делал это недавно. Он даже не догадывался, что не для всех это приемлемо, но Му Цин — видимо, такова была судьба — вновь заставил его заниматься саморефлексией. Му Цин не любил, когда его трогали. Особенно — без предупреждения. Со временем Фэн Синь понял, что Инь Юй — практически лучший друг Му Цина — не удостаивался никаких касаний. Му Цин всегда стоял от него на порядочном расстоянии; даже передавая вещи из рук в руки, Му Цин старался не задеть чужих пальцев. Фэн Синю понадобилось немало часов самокопания, прежде чем он понял, что дело не в нём самом, а в том, что у Му Цина какие-то другие представления о личном пространстве. Это… расстраивало. Фэн Синь не подавал виду, но ему было тяжело осознавать, что они настолько разные. Например, он как-то помог Се Ляню завязать галстук — просто протянул руки, увидев, что у него не выходит сделать красивый узел, и завязал как надо. Это был простой дружеский жест, но для Му Цина подобное было нарушением личных границ: когда Фэн Синь потрогал волосы у его лица, он посмотрел так, будто был очень недоволен. — Что ты делаешь? — спросил он. Фэн Синь смутился, про себя стыдясь этого смущения: — Просто поправил. Это было правдой: несколько крупных прядей выбились из уложенной длинной чёлки, и Фэн Синь заметил это. Наверное, из-за ветра — подумал он, совершенно не задаваясь вопросом, нормально ли прикасаться к чужим волосам. Му Цин не был для него чужим — в этом было всё дело. — Ты мог бы сказать, — заметил Му Цин, раскрывая меню. Они пришли в кофейню позавтракать, прежде чем разъехаться по делам. Отпуск Фэн Синя закончился, у Му Цина была запись вплоть до вечера, и в ближайшем будущем маячил новый год — время суеты. Фонд тоже готовил какие-то праздничные мероприятия, и Фэн Синю предстояло погрузиться в подготовку. У них было так мало времени, чтобы видеться — пришлось договариваться завтракать вместе хотя бы раз в неделю — и при этом Му Цин всё ещё оставался закрытым. — Извини, — Фэн Синь виновато улыбнулся, но его улыбка довольно быстро потускнела. Обычно Му Цин показывал, что собирается набивать в этот день, но в этот раз он был задумчивым и молчаливым, и Фэн Синь не стал пытаться его разговорить. В тишине и спокойствии они позавтракали и выпили кофе, глядя в огромные панорамные окна на проходящих мимо людей и бледное зимнее небо. * Как только Му Цин открыл дверь, Фэн Синь протянул ему пакет с выпечкой и зёрнами кофе — придумывать более сложный подарок было сложно по пути с работы в одиннадцать вечера. Если утром он испытывал волнение оттого, что его — о боже! — парень впервые пригласил его к себе домой, то вечером он уже просто валился с ног и желал мирно уснуть в любом углу, на который Му Цин укажет. Му Цин впустил его и запер дверь, а потом — обнял (Фэн Синь как раз успел снять пальто); но очень коротко, толком не прижавшись. Фэн Синь успел ощутить его запах на пару секунд, но запах тоже быстро исчез. — Так поздно? — спросил Му Цин. — И надолго это? — Наверное. Завтра я еще поработаю несколько часов удалённо. Фэн Синь с силой потёр пальцами глаза, отказывающиеся фокусироваться в приглушенном свете тёплых светильников, и медленно двинулся на кухню, следуя за Му Цином. — Мы договаривались завтра вечером сделать тебе плечо, — напомнил тот. — Да. Они забивали второй рукав очень медленно, урывками; времени у Фэн Синя совсем не было. И эти встречи он тоже то и дело превращал в свидания, принося еду и кофе; делая Му Цину комплименты, пока он работает. Фэн Синь наслаждался его нервным смущением и неизменными угрозами. Он старался не перегибать с этим, словно брал на руки кота, который ненавидит человеческие объятья: на минуту — можно, но долгие мучения кот еще долго не простит. — Тогда не будем, — сказал Му Цин, — тебе лучше отдохнуть. — Всё нормально, это необязательно… Фэн Синь только в этот момент понял, что Му Цин действительно ждал его: приготовил и сервировал ужин. Пусть Фэн Синь и предупреждал, что будет поздно, точного времени он не назвал и теперь чувствовал себя пристыженным. Но в чем-то это было и приятно: его очень редко кто-то ждал. — Обязательно. — Му Цин не обратил внимания на его заминку и сел за стол. — Любые манипуляции с телом требуют подготовки. К тому же, это на много часов. Фэн Синь сел напротив и заметил: — Но в ближайшее время все выходные будут такими, не можем же мы отложить это на пару месяцев. Му Цин фыркнул, глядя на него с вызовом: — Значит, освобождай свои выходные и перестань перерабатывать так много. Всё в твоих руках. Ты не думал, что раз у фонда стало больше организационных вопросов, то одного тебя попросту не хватает, чтобы решить их все? Не дав застывшему Фэн Синю сказать еще хоть что-нибудь, он добавил: — Ужин остыл, и греть его мне лень. Тебе нужно было приехать пораньше. * Потом, думая об этом разговоре, Фэн Синь не мог не признать, что что-то правдивое в нём есть. Ещё он понял, что раньше не сильно беспокоился о том, как много работает — наверное, у него не было особых причин торопиться домой, как и не было причин хотеть в отпуск. Теперь эти причины явно вырисовывались, и Фэн Синь неожиданно для себя радовался. Если еще с год назад он и подумать не мог, что его собственная работа будет вызывать у него недовольство, а сейчас, наконец, он был готов включить в свою жизнь что-то помимо неё. Неудивительно, что Му Цин назвал его скучным. Се Ляню идея делегирования тоже понравилась — как Фэн Синь смутно догадывался, источник мотивации у них был схожий, — и они потратили две недели на то, чтобы перераспределить обязанности и передать часть другим людям. Конечно, не всё шло гладко, и Фэн Синю могли позвонить с каким-то вопросом в его нерабочее время, но это было уже кое-что. Когда он сообщил об этом Му Цину, тот поднял брови в насмешливом изумлении и даже сказал «молодец», глядя сверху вниз, как будто хвалил собаку. Фэн Синь рассмеялся. — Привет. Теперь у Фэн Синя была возможность в субботу с утра приехать в студию, находясь при этом в адекватном состоянии. Он снова принес кофе и протянул стакан Му Цину, приехавшему еще раньше и уже готовому к работе. Тот, как обычно, просто кивнул в ответ на приветствие и отпил из стакана, мыслями находясь явно в том моменте, когда возьмется за машинку и начнёт мучить Фэн Синя. И Фэн Синю это нравилось в нём. — Подожди, я распечатаю контур, — сказал Му Цин и ушёл, продолжая пить кофе на ходу. Фэн Синь сел на диван и на всякий случай проверил, не звонил ли ему кто-нибудь. К счастью, он никого не интересовал в это спокойное субботнее утро, поэтому можно было разглядывать эскизы и фотки в чёрных рамках — они покрывали стены от пола до потолка. Еще полгода назад Фэн Синь считал их отвратительными. Нельзя сказать, что теперь он был в восторге, но отвращение ушло, и он мог отметить какие-то интересные формы или цвета. То, что Му Цин делал, было классным, даже если Фэн Синю не была близка сама идея некоторых татуировок. Он удивился этим своим мыслям и улыбнулся. — А у тебя хорошее настроение, — заметил Му Цин, жестом подзывая к себе, — сохрани его к тому моменту, как мы дойдем до внутренней части плеча. Фэн Синь тяжело сглотнул и последовал за ним, чтобы сесть на кушетку и дать себя намазать. Действия были привычными, но от слов Му Цина в Фэн Сине тут же поднялась тревожность. Этот рукав ему давался тяжело: из-за детализации, которая его так впечатлила в эскизе, рисунок наносился множеством слоёв, и это было куда более болезненно, чем просто делать узоры на левой руке. — Ты точно хочешь часть на шее? — спросил Му Цин, придирчиво осматривая руку Фэн Синя с уже нанесенным контуром. — Это будет похоже по ощущениям. Или больнее. — Да, — Фэн Синь упрямо кивнул: раз он решил — то всё, обратно пути нет. Он всегда руководствовался этим принципом и отступать не собирался. — Ладно, — Му Цин вздохнул и скрипнул растягиваемой перчаткой, — тогда погнали. Он уложил Фэн Синя так, как ему было удобно, и приступил к делу. «Хорошее настроение» покинуло Фэн Синя минут через двадцать. Он пытался смотреть на Му Цина всё время, чтобы отвлечься, но ракурс был для этого не очень удачный. Он вспомнил, как задержался взглядом на его лице, когда принёс кофе — потому что хотел поцеловать, но не стал: Фэн Синь знал, что Му Цину это не понравится. Иногда Му Цин инициировал поцелуи сам, в каком-то собственном ритме, как будто у него был таймер типа «раз в день» (и Фэн Синь не был бы сильно шокирован, если бы выяснилось, что всё так и есть). Фэн Синь плохо понимал его предпочтения. Ему следовало заговорить об этом, но это было слишком сложно. Он всё ещё чувствовал себя виноватым и не заслужившим доверия. Как ни странно, тревожные мысли вполне отвлекали его от боли — наверное, резонировали с ней. Фэн Синь прикусил губу, ощутив особенно болезненный укол, и поморщился. Они уже сделали два перерыва, и Фэн Синь терпел из последних сил. Когда Му Цин отстранился, потёр затёкшую шею и стянул перчатку, Фэн Синь чуть не прослезился от тока прохладного воздуха, омывшего его плечо. — Там ещё нужен будет слой, но это в следующий раз, — устало сказал Му Цин. Фэн Синь резко поднялся, и голова тут же закружилась; он моргнул несколько раз. — Стой, я еще не смыл… — Му Цин принёс пенку, салфетки и плёнку. Но укладывать Фэн Синя снова он не стал — просто поднял его руку, чтобы аккуратно почистить кожу. Плёнку они наклеили совместными усилиями, повернув кольцевую лампу поближе. Фэн Синь внезапно ощутил себя выжатым как лимон, и искать интересное место для ужина, как он собирался ранее, уже не особенно хотелось. Он посмотрел на Му Цина, моющего руки; тонкая черная футболка с широким воротом открывала его шею и ключицы. Со спины был виден изгиб белой шеи, — ту часть, которую не прикрывали волосы — и Фэн Синь гипнотизировал её издалека. Ему очень хотелось обнять Му Цина, но сейчас, когда тот работал, это казалось совсем неуместным. — Хватит пялиться, — бросил Му Цин, не поворачиваясь, — я это спиной чувствую. Фэн Синь послушно отвёл взгляд. Он знал, что не имеет права обижаться на это, но всё же было обидно. Повисла тишина; не та привычная, которой между ними всегда было много, а какая-то натянутая, неприятная. — Послушай, Фэн Синь, — Му Цин сел рядом с ним и заговорил спокойным, почти мягким голосом, — я знаю, что для тебя это важно. Фэн Синь взглянул на него с немым вопросом, и Му Цин пояснил: — Касаться меня. С трудом подавив желание взять его за руку, Фэн Синь растерянно подумал, что почему-то все самые значимые их разговоры происходят здесь, в студии. Как будто иначе быть откровенными было невозможно. Му Цин нервничал и явно собирался с силами, и Фэн Синь не торопил его. Он просто ждал, никак не выказывая своего нетерпения. — Просто это… сложно. — Наконец выдавил Му Цин, глядя в сторону. — Никакой особенной причины для этого нет, так что не смей выдумывать себе что-то о моих травмах, — тут же добавил он ядовитым тоном. Фэн Синь кивнул: он вообще не собирался что-либо выдумывать, но промолчал, чтобы не развивать эту тему. — Мне нужно время, чтобы привыкнуть. Фэн Синь кивнул еще раз. Не то чтобы ему стало всё понятно, но, по крайней мере, у него была надежда на светлое будущее. Вообще-то он уже пытался себе представить свою жизнь, если Му Цин вдруг скажет ему, что он асексуал и аромантик — всё сразу, чтобы Фэн Синь страдал — и пришёл к выводу, что вряд ли что-то подобное остановило бы его от этих отношений. Они на каждом этапе были странными и сексуально заряженными — пусть даже только для Фэн Синя: он это переживёт. Все эти недели его просто радовал факт, что он может быть с Му Цином и узнавать его лучше, как бы глупо это не звучало. Му Цин, казалось, занервничал ещё больше от этого молчания; Фэн Синь, заметив его состояние, медленно произнёс: — Я понял. Ни хрена он не понял! Но нужно было сделать вид, и Фэн Синь продолжил: — Я не хочу, чтобы ты делал то, что тебе не нравится, так что я просто подожду. Похоже, эти слова были правильными — напряженные руки Му Цина расслабились. Он заметил: — Обычно людям это не нравится. Фэн Синь легкомысленно пожал плечами: для него это был странный аргумент. Секунду спустя ему пришло в голову, что у Му Цина, наверное, бывали отношения, неудавшиеся как раз по этой причине. Спросить напрямую он не решился. — Мне всё равно, — искренне сказал Фэн Синь. Если он принимал какое-то решение, то его ничто не могло остановить. Пусть даже переносить подобные принципы на свою влюбленность было опасно, но Фэн Синь так долго размышлял об этом всём, что детали не были важны. — Тогда… — Му Цин снова запнулся. — Ты можешь сделать что-то, если сначала спросишь разрешения. Фэн Синь ненадолго завис, не сразу поняв смысл сказанного; постепенно значение дошло до его мозга, и он замер. В горле стало сухо, и сердце забилось так, будто решило разорваться от волнения. Глядя на такое же покрасневшее лицо напротив, Фэн Синь спросил: — Можно я поцелую тебя? — Да. Они почему-то заговорили тише, будто кто-то мог подслушать. Фэн Синь придвинулся ближе, отмечая, как Му Цин хмурится, но прикрывает глаза, подставляясь. Фэн Синю казалось, что всё происходит невероятно медленно, словно в слоумо; он поцеловал Му Цина в губы — не трогая его руками и не пытаясь затянуть этот поцелуй. Он не представлял, насколько это может быть потрясающим опытом: просто коснуться губами чьих-то губ, без давления, без подтекста, без какого-либо продолжения. Они и раньше целовались — точнее, Му Цин целовал его, когда хотел, и в этом тоже не было флирта, не было обещания; но этот раз почему-то в глазах Фэн Синя был совсем другим. Может быть, потому, что он всё-таки понял Му Цина, пусть и совсем чуть-чуть. Или потому, что невероятно сильно этого хотел и получил желаемое. Момент закончился, Му Цин быстро встал и вернулся к своему вечному делу: уборке материалов по местам. Фэн Синь всё-таки принялся искать какой-нибудь ресторан поблизости, чтобы поужинать. Впереди был еще вечер, и ночь, и целое воскресенье, и Фэн Синь планировал хорошо провести время. — Ты странный, — сказал Му Цин, разглядывая Фэн Синя, сияющего от радости. Фэн Синь фыркнул, подняв голову: — Ты тоже. Мы оба странные и меня это устраивает.