Лесник

Охотники неслись вперед, едва разбирая дорогу, кони летели между деревьями, а старенький УАЗик лесничего захлебывался в грязи, не поспевая за вооруженной ватагой. Впереди всех на рыжем мерине скакал отец Михаил, ведя на поводу вороного Ренегата. Выражения лиц у мужчин варьировались от откровенного испуга, до холодной решительности. А сам Михаил выглядел опешившим, с налетом какой-то неизбежности в глазах. Что случилось на дальнем кордоне? Неужели и этот оборотень оказался неблагонадежным? Неужели сорвался? Что тогда он мог натворить? На поляну вывалились всей гурьбой и замерли, глядя на руины хозяйства. На кучу мертвых животных. На Катю, сидящую на рубочной колоде, возле бани. — Это чего тут произошло? — буркнул один из охотников. Остальные зашептались. Отец Михаил спешился и быстрым шагом подошел к Кате. — Что произошло? — спросил он, привлекая внимание сидящей в каком-то отрешении девчонки. — Зверь пришел, второй, — пожала она плечами. — В смысле? — В том самом. Не могли мне сразу сказать, что человек, давший мне жилье, не человек вовсе? Я бы тогда еще до полной Луны в деревню уехала. — Тише-тише, — священник прижал палец к губам, стараясь, чтоб их не услышали никакие лишние уши, — тебя предупреждали, уезжай с нами. Сама заартачилась. — Так кто же знал, что хозяин жилья черте что и сбоку бантики. А тут еще и конкурент его явился ночью. — Да какой конкурент, какой второй? — зашипел Михаил. — Оборотень, медведь. — Чего? Какой медведь? — Обыкновенный, здоровый, злой и оборачивался он по своему желанию. — Чего, какой по собственному? — Я откуда знаю, Герман говорил, что он тоже мог контролировать оборот. Когда-то. — Герман мог держать контроль и не оборачиваться. В армии так делал. Вот только потом через пол года после такого издевательства над собой, он обернулся абсолютно диким зверем и бросился на диверсионную группу врага, проникшую в наш лагерь. Тогда он их подчистую выкосил. А еще после этого зверь стремительно начал деградировать. Гера еще держался, но вот только хватило его еще на девять месяцев такого издевательства над собой. И он сорвался снова. Только ушлые офицеры снова выпустили его на поле боя. И в этот раз его комиссовали по состоянию здоровья. Позиции врага волк подчистил основательно. Вот только получил несколько достаточно серьезных ранений. Человек бы погиб, а этот выжил, отлежался в лазарете и вернулся домой. Не дослужил полгода, выходит. — Так, погодите, а как же удалось это дело замять и особенность Геры не вышла в люди? — Так командиры же его сами вычислили, а потом и выпустили на позиции врага. А его отец узнал, что сделали с сыном. А у его отца связей, как у паука паутины. И среди военных тоже. Так что тем из нас, кто остался жив в той миссии, рты заткнули очень основательно. Одного из командиров заткнули навсегда, один сам рот закрыл. — Ясно, его просто использовали. Как всегда. — Что здесь произошло кроме конкурента, где Герман? — Там, за огородом. Он все и скажет. Михаил похлопал ее по плечу и быстрым шагом пошел прочь из двора. Германа он заметил сидящим на меже леса возле двух каменных насыпей. Лесник сидел на пне, закрыв лицо ладонями. Он был сейчас настолько отрешен от всего мира, что не сразу и заметил возле себя постороннего человека. — В деревню ночью пришел зверь, медведь, — прошептал священник, привлекая его внимание. — Скорее вернулся, — Герман сел ровнее, отнимая ладони от лица. Глаза его были красными. Нижняя губа прокушена острыми клыками до крови, — я почти на сто процентов уверен, что это кто-то из нашего села. Что он сделал? — Напал на Машу, когда она выходила кормить скотину. — Что?! — лесник вскочил на ноги, таращась на друга, схватил того за грудки, присаживаясь рядом. — Что с ней? — Маше повезло, она с вилами была, за сеном шла, ширнула его в брюхо, он ее, ударил раз, а пока копался, выскочила из двора и прибежала ко мне. Зверь за ней не пошел. Он разнес ей скотник и часть дома. А вот Ирина Коржнева… — А с ней что? — количество негативной информации начинало зашкаливать в его голове. — Видимо, зверь пришел к ней раньше. Мужики на рассвете, когда обход домов делали, нашли. Разорванная пополам. Низ объеден. Кусок кожи сорван со спины. Герман выдохнул и сел на землю. Обхватил голову руками и стал раскачиваться вперед-назад. Ирина — веселая вдовушка, как называли ее мужики. Ирка действительно была веселой, задорной девицей двадцати восьми лет отроду. Черноволосая, пышногрудая красавица с задорным курносым носом, румяная и веснусчатая. Любила мужиков, часто принимала у себя гостей, умела и стол накрыть, и разговор поддержать, да и в постеле никто не жаловался. И бегали к ней, неженатики или разведенные. Никогда одна не оставалась. Да что греха таить, сам лесник периодически наведывался к данной особе, особо и не скрывая этого. — На тебя уже косо смотрят в деревне поговаривают, что ты медведей прикармливаешь теперь, не только волков. Как бы в колдовстве не обвинили, — Михаил вывел его из отвратительных мыслей. — Две бабы, с которыми у тебя что-то было, дочь одной из них. — Да я уж понимаю. За все ответит самый нелюдимый. Да только это не я. Миш, посмотри на мой дом. На двор, скотину. Ну, овец бы волк порезал, но волкособов, стаю свою? Дом сжег? У него мозгов бы не хватило на такие сложные задачи. Да и Катю спроси. Кто приходил. Она и человека успела заметить. — Да пацаны тоже сказали, что тут скорее медведь поработал и Маша подтвердила. Медведь с окровавленной мордой и странный какой-то, но осадочек остался. Улю ведь тоже медвежьи клыки грызли. После этого и пошли разговоры, что ты колдуешь. — Да пусть что хотят, то и говорят, сжигать меня не будут, нечего уже. — Да поняли все, когда дым заметили над лесом. С трассы следак ехал. А тут еще конь твой прискакал. — Ренегат, где он?! — Герман встрепенулся. — Да вон у ворот с парнями. Лесник вскочил и бросился к подъезду ко двору. Вороной конь, пасущийся на обочине, поднял голову и радостно заржал. Герман пулей подлетел к нему, обнял лоснящуюся шею руками, прижался лицом к атласной шкуре крепко. Зажмурился и по щекам его медленно потекли дорожки слез. — Живой, Рени, живой! — Гер, что у тебя произошло? — кто-то из охотников оказался рядом. — А что, не видно? — лесник развел вокруг себя руками. — Хату мне спалили, скотину убили, пока я в заповедник уходил браконьеров выслеживал. Вон, девчонка едва спаслась. — Кто? — А мне почем знать?! — рявкнул Герман. — Добродетель какой-то! — У тебя тоже целая куча следов медвежьих во дворе. — Поверь, я знаю. И то, что медведь порвал мою скотину, я тоже знаю. Вот только что это был за медведь, я в душе не чаю. — Уж не твоя ли это зверушка? — Паша Хлыст вышел вперед. — Волков же ты приютил. Мог и медведя приютить, подрастил, да напустил на бывших своих зазноб и малявку. Отшили тебя, ты и отомстил. Да только не подрасчитал и зверюга и тебе хозяйство разнесла. — Эко ты красиво заворачиваешь, Хлыст даже складно, — ухмыльнулся Герман, глядя на оппонента, — или это от того, что тебя егеря намедне за клубом отпинали за делишки твои? А, Хлыст? И обиднее всего, что доказать я ничего, никому не смогу. Хозяйство-то у меня сгорело. Да, Хлыст? А не ты ли мое хозяйство спалил, за то, что сдал тебя и ты теперь не егерь. — Заткни рот, шелудивый, я в районе был, только к утру и вернулся. А вот то, что ты сам мог все уничтожить, чтоб снять с себя подозрение, не исключаю! — Думаешь, отомстил? Только не подумал, что у меня свидетель есть. — Если это твоя шлюха, то ее слова и гроша ломанного не стоят. Герман ухмыльнулся, сделал пару коротких шагов и вдруг, не замахиваясь, ткнул егеря кулаком под дых, опрокидывая в грязь. — Это тебе за шлюху. В следующий раз откроешь пасть, я сломаю тебе челюсти. Обе. — Не ерепенься, Гера, — буркнул кто-то из толпы, — он просто озвучил мысли остальных. Пострадали-то только бабы с которыми ты вошкался и твое хозяйство. И медведь, он пришел с твоей стороны. — Ну, если вы так думаете, то не стану оправдываться. Давайте, обвиняйте, кто первый? Охотники зашептались, нехорошо поглядывая на него, но в открытую никто не пытался ничего сказать. Против здоровенного лесника ни у кого не было смелости напасть даже кучей. — Так, а ну судилище закончили! — Карлович подошел к леснику и встал перед ним. — Пока ничего не доказано, никто не смеет его обвинять! Тем более, что Герман уже две ночи сидит в засаде, в заповеднике. Сейчас двое остаются, охранять туши животных, остальные возвращайтесь обратно в село. Таир со своей командой ищут медведя. Герман и девица твоя поедете со мной. — Не моя она. — Хорошо, не твоя, поедете со мной. У Михаила сегодня останетесь, завтра будем решать, что делать. Вопросы есть? — А что если он снова медведя своего на людей напустит?! — не унимался Хлыст. — Вот если этой ночью миша тебе жопу оторвет, то я поверю, что это его зверь, — брякнул лесничий и пошел в сторону своей машины. Герман подошел к бане, вытащил из предбанника звякнувший цепями рюкзак, навесил на двери тяжелый амбарный замок, подхватил Катю на руку, взял винтовку и пошли следом за ним. — Степан Карлович, машину на завтра выделите, — произнес лесник, вытянув ноги на пассажирском сидении, — мне Катю в город отвезти надо. Зверь сперва ко мне на подворье пришел. Катя еле убежала от него. Я не знаю кто он, но точно охотится за мной, и начал с моих женщин. — Что это за тварь была? — Оборотень, только другой. Катя знает. — Он шкуру переворачивал на голом теле и оборачивался, — пробурчала она, стягивая с ног промокшие носки. — Просто потрясающе! — Карлович ударил рукой по рулю. — Неужели колдун чудит? — Покалеченный колдун, — Герман ухмыльнулся, доставая из кармана пакетик, в котором прихватил с собой нос, — волк откусил ему нос и оторвал кончик уха. Нужно пройти с собаками по деревне, но кажется я даже знаю, кто это.