I want ours to be an endless song Baby in my eyes you can do no wrong
Молодой сенатор с Альдераана, возглавлявшая комитет, направлялась к Императрице Амидале с Прошением о Восстановлении Республики. Падме сидела за своим столом в своем офисе и рассматривала делегацию перед ней. «И так, теперь я — Палпатин, а моя дочь, словно мой призрак из прошлого, стоит передо мной», подумала она, заметив иронию происходящего. Она позволяла, даже пассивно поддерживала, продвижение в Cенат множества законопроектов, ограничивающих ее власть, что делало ее спустя годы скорее номинальной правительницей. Это был финальный шаг сделать все официально: лишить ее всей власти, имени и положения. — Империи нет места в свободном обществе, — произнесла сенатор Органа в одной из своих речей перед Сенатом. — Императрица Амидала любима всеми, но ее власть исходит из ее сострадания, ее желания слушать и работать с другими. И все же, в руках другого такая власть может, и была использована для злых целей. Я слишком молода, чтобы помнить темные времена, когда Император Палпатин держал Галактику в железном кулаке и подавлял любое несогласие и свободу слова жестокостью. Вот что означала «Империя» для многих. Вот, что она значила для остатков Ордена джедаев, которым пришлось столкнуться почти с полным исчезновением всего двадцать лет назад. Это прошение — гарантия, что Новая Республика, как мы назовем ее, восстановит систему контроля и равновесия, что исчезла при правлении Палпатина. И я уверена, что Императрица Амидала согласится сложить титул и абсолютную власть, что этот титул в себе несет. Двигаясь вперед, нам следует сосредоточиться на свободных выборах, и лидерах, что мы изберем желанием большинства, не полагаясь на благожелательность диктатуры. Падме была горда, даже несмотря на то, что ее гоняли из ее же офиса, а все ее достижения во имя мира и свободы смешивались с коварными махинациями Палпатина. Именно Лея подала ей стилус, стоя у ее стола, пока Падме забирала и подписывала датапад. Она подписалась «Падме Набиррие Амидала Скайуокер», поставила электронную печать Императрицы и прижала палец к экрану, добавляя к документу отпечаток и делая его тем самым официальным. Она отдала пад обратно, и Лея посмотрела на ее длинное собственноручно написанное имя, слегка нахмурившись. Императрица никогда не использовала фамилию Скайуокер до этого, ни в каком случае, и такая нестандартность не прошла незамеченной у проницательной девушки. Но отпечаток пальца и печать Императрицы делали документ достаточно официальным, поэтому она ничего не сказала, лишь слегка приподняла брови. Падме знала, что Лея не прекратит думать об этом и позже спросит своего отца, Бейла Органу. Ему решать рассказывать ей или нет. И она надеялась, что он скажет ей правду, ей хотелось, чтобы Лея узнала правду от того, кого она любит и кому доверяет. После полной передачи власти Сенату, Падме села в свой собственный корабль, той же модели Нубиан в знак почтения и уважения к своей родной планете, и отправилась далеко за Внешнее Кольцо, где был собран новый Орден джедаев. Она все еще была расстроена тем, что Оби-Ван привез Люка на Корусант, вынуждая правду раскрыться, или по крайней мере, раскрывая правду для нее и Энакина. Насколько она знала, Люк даже не подозревал о том, как важно было его присутствие на встрече Нового Ордена джедаев и Империи Амидалы. Лишь немногие знали кем на самом деле является Лорд Вейдер, и Люк точно был не один из них. Однако она не могла обижаться на Оби-Вана. Пришло время, уже давно, скорее всего, узнать Энакину правду. Оби-Ван уберег Люка, а она убила Императора. Это была сделка, на которую они пошли друг с другом так много лет назад, когда она объявила о своем желании вернуться к Энакину и соврать ему. Оби-Ван провел ей экскурсию по Храму, и каждый вокруг с любопытством засматривался на нее, желая увидеть, как выглядит Императрица, которая добровольно отдала свою власть. — Как ты видишь, многое поменялось, — произнес Оби-Ван. — Теперь есть целая деревня недалеко от Храма, где проживают семьи юнлингов. У нас даже есть второе поколение джедаев. Не все семьи сопровождают своих детей или любимых в Храм, конечно же. Некоторые живут, если пожелают, где им угодно. Но всем позволено посещать. — Все эти изменения из-за Энакина и меня, — ответила она. — Я имею в виду… — Тяжело отстроить заново весь Орден из ничего, — произнес Оби-Ван. — Нам следует поддерживать каждого, кто у нас есть. Как чувствительных к силе, так и нет. Все мы часть сообщества здесь. Он замер, когда они подошли к старому медитирующему мужчине. — Не так ли, Мейс? — спросил Оби-Ван. Мужчина открыл один глаз. Другой был прикрыт повязкой. Его голова и борода были полностью покрыты белыми волосами, но приглядевшись, Падме смогла узнать мужчину, что однажды был вторым во главе Ордена джедаев. Он встал и кивнул ей, и она поняла, что у него только одна рука, он даже не захотел себе протез. — Сенатор Амидала, — сказал он. — Прошло много времени. — Мастер Винду, — прошептала она. — Я думала… — Я мертв? — продолжил он. — Я и был. — Потом он засмеялся, и это было странным, однако согревало сердце. Она всегда помнила его хмурым и полным мрачных предчувствий. Но его поразительный смех неожиданно заставил солнце пробиться сквозь облака, и это был исцеляющий звук. — Оказалось, что необходимо что-то более, чем световой меч в руке, немного молний Силы и падения с высоты здания в сто этажей, чтобы убить этого джедая. Это всего лишь сбило меня с ног на довольно продолжительное время, но я справился. — Мастер Винду… я… мне жаль, — произнесла Падме, внезапно вспомнив о своем позоре. — Тебе не за что извиняться. Ты ничего не сделала мне, — ответил он, его тон стал серьезным. — Да, но мой муж… Энакин… — Твой муж может сам извиниться за свои действия. Кстати, что он уже и сделал. — Что? — ее глаза округлились. — Энакин… здесь? — Нет, — сказал спокойно Оби-Ван. — Но он был некоторое время назад. Не остался надолго. Джедаев учат прощению, но все прощение Силы не может исцелить некоторые раны. И он знает это. Он не мог остаться здесь. Хотя и ушел с моим благословением, за которым я думаю, он и приходил сюда. Падме не могла заставить свой рот закрыться. — Он пришел сюда не для того, чтобы сразиться с тобой? Оби-Ван кивнул Мейсу, который понимающе кивнул ему в ответ и присел, возвращаясь к своей медитации. Оби-Ван повел Падме дальше по дорожке. — Я не уверен в том, чего вообще он хотел, когда пришел в это место, — проговорил он. — Но Энакин… изменился. Казалось, он утратил свой гнев и заменил его великой печалью. Он показался мне человеком, потерпевшим поражение, Падме. И хотя я не могу сказать, что я надеялся на драку, мне было больно видеть, что его жизненный огонь покинул его, — он замер, покачал головой и продолжил, — прости меня за мои слова. — Что он сказал тебе? — На самом деле, не много. Он хотел видеть Люка, но не хотел, чтобы я говорил Люку, кто он. Не правду. Он больше не носил свою маску Дарта Вейдера, но и не захотел, чтобы я представил его как Энакина Скайуокера тоже. Видишь ли, я всегда говорил Люку правду о личности его отца, но я был… избирателен в словах о том, как он умер. Люк думает, что его отец погиб в конце войны с остальными джедаями, убитыми клонами. — А его мать? Оби-Ван пожал плечами и едва улыбнулся. — Некая бедная девушка, чье имя я никогда не знал. — Он разозлится, когда узнает, что ему врали? — Не могу сказать. В Люке есть что-то от отца, нетерпение, которое я очень хорошо помню, но он не быстро приходит в ярость, и по натуре спокоен и дружелюбен. Его любят все, кто знает его. Он напоминает мне немного его мать. — Ты слишком льстишь мне. Я уже не та девушка, какой когда-то была. — Тогда я думаю, что у Люка есть некоторые из тех лучших качеств, что были у той девушки, — произнес Оби-Ван. Она вздохнула. — Я пришла к Люку, — сообщила она ему. — Рассказать ему правду, если ты еще не сделал этого. Я не ожидала, что Энакин появится здесь… если только для того, чтобы убить тебя и насильно увезти Люка. — Энакин был очень заинтересован Люком, но сказал, что ты не хочешь, чтобы Люк узнал правду, а он уважает твои желания. — Мне хотелось бы узнать, не мог бы Люк… если бы ему захотелось, не мог бы он… помочь мне. — Помочь тебе? — Я ищу Энакина. Мы расстались на плохой ноте, когда он узнал правду. Я подумала, возможно, что, если Люк будет со мной, он захочет увидеться со мной снова, — она покачала головой. — Это звучит лицемерно, когда я произношу это вслух. Я хотела, чтобы у Люка была своя жизнь, чтобы он был счастлив, и не тащил на себе груз грехов своих родителей. Но я… Сила, Оби-Ван, я скучаю по Энакину. Я так сильно по нему скучаю. И я… я устала от секретов и лжи. Я хочу, чтобы мои дети знали кто я, я хочу, чтобы их отец вернулся. Я не права? — Я не тот, кто скажет тебе права ты или нет, — произнес Оби-Ван. — Но я могу понять твою боль. Я тоже скучал по Энакину все эти годы. Мне бы хотелось бы, чтобы он остался здесь, но этого не произойдет. Не пока мы все еще пытаемся восстановиться после разрушений, которым он помог свершиться. Но Падме, — он положил руку ей на плечо, — ты совершила великую вещь, свергнув Императора. И ты сотворила еще более великое дело, отказавшись от своей власти во имя свободы и демократии. Я знаю немногих, кто бы сделал бы тоже самое на твоем месте. Не будь слишком строга к себе за те жертвы, к которым тебе пришлось прибегнуть. Падме едва выдавила улыбку. — Если бы кто-то другой, а не Лея, держал этот стилус, я не уверена, что я сделала бы это. Или если бы Энакин не оставил меня… ну, Оби-Ван, обещание прожить оставшиеся дни в качестве одинокой Императрицы не так привлекательно для меня, как ты мог бы подумать. — Идем, — сказал он, улыбнувшись. — Мы найдем Люка, и ты сможешь поговорить с ним.***
Когда они нашли Люка, он сидел и читал рядом с Марой Джейд. Это удивило Падме, а скорее не должно было бы. Мара покинула Корусант сразу за Энакином. Она восприняла его отъезд очень тяжело, ведь он не попрощался и не сказал ей куда он едет. Без него Мара должно быть почувствовала, что ее место в дворце очень шаткое, и поэтому довольно скоро сообщила Падме, что она уезжает и присоединится к джедаем, чтобы изучать их пути и посвятить себя Силе, тем самым отказываясь от возможности стать Наследницей Империи. Она взглянула на Падме осторожным, подозрительным взглядом, и Падме почувствовала угрызения совести. Падме всегда была недовольна тем, что девочка пыталась занять то место в жизни Энакина, которое должно было принадлежать его детям, накладывая свои собственные вину и недовольство ситуацией на Мару. Она понимала это. Она всегда знала. Падме не знала, сможет ли она когда-нибудь объяснить это Маре. Она никогда не была откровенно враждебна и груба с девочкой, она бы никогда так не поступила с невинным ребенком… но она была холодна, подозрительна и отказывалась проявлять материнскую заботу, которую так очевидно желал видеть Энакин и к которой подталкивал. Должно быть, это было тяжело, она понимала, для Мары расти, чувствуя всю эту негативную энергию, не понимая ее причины. — Мара, детка, не могла бы ты нас оставить наедине с Люком? — спросил Оби-Ван, и Мара кивнула, подчиняясь. Она даже поклонилась Падме, как она когда-то кланялась пока росла ребенком в Дворце, но сразу же опомнилась и выпрямилась, сердито краснея над своей привычкой. Потом убежала, оглядываясь через плечо. Люк проследил за тем, как она уходит, а потом снова взглянул на Оби-Вана и Падме, на его открытом лице было написано непонимание. — Люк, — произнесла она. — Здравствуй. Он поднялся, отложив свою книгу и повторил поклон, который только что сделала Мара. — Императрица Амидала, — запнулся он. — Я не знал, что вы приехали. Здравствуйте. Что привело вас сюда? — он поморщился от своих слов. — Я приехала, чтобы увидеть тебя, Люк. — Меня? — откликнулся он недоверчиво. — Да. Мне есть что рассказать тебе. Это тяжело будет услышать. Поэтому сначала, я хочу тебе сказать, что мне жаль, и надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь простить меня. Но, я пойму, если этого не случиться. — Ну, это хорошо, но я думаю так не произойдет. Я имею в виду, я понимаю. — Люк… Оби-Ван рассказал мне, что ты никогда не знал свою мать. Люк взглянул на Оби-Вана, и тот ободряюще кивнул ему. — Это так. Я никогда не знал ее имени. Она протянула руку, и Люк, некоторое время любопытно рассматривал ее, но потом взял в свою и посмотрел Падме в глаза, его голова наклонилась. — Люк, я твоя мать. Он нервно улыбнулся. — Ох… я думаю, что вы ошибаетесь. Видите ли, разве вы не замужем за… Дартом Вейдером? — его лицо скривилось, когда он произносил это имя. — Да, — ответила она. — Лорд Вейдер мой муж. И твой отец. — Ну, нет, — он рассмеялся, качая головой. Он отнял руку. Он взглянул на Оби-Вана, потом снова на нее. — Я думаю, вы перепутали меня с кем-то еще. Видите ли, мой отец был Энакин Скайуокер. Джедай. Поэтому… Она посмотрела на Оби-Вана, нуждаясь в помощи. — Прислушайся к своим чувствам, Люк, — сказал Оби-Ван. — Она говорит правду. — Но… — И я тоже говорил правду, в некотором роде. Лорд Вейдер и Энакин Скайуокер один и тот же человек. — Но… — Мне жаль, Люк. Я понимаю, это тяжело слышать. Это держалось в секрете, чтобы защитить тебя. Но теперь ты вырос, и достаточно взрослый, чтобы знать всю правду. Она твоя мать, а для меня очень старый и добрый друг. Как и твой отец. — Мне жаль, — произнес Люк, натянуто рассмеявшись. Он замахал руками и попятился. — Эм, мне надо идти, — он посмотрел на Падме, и ей показалось, что его вот-вот вырвет. Но Люк лишь повторил, — мне надо идти, — развернулся и убежал в сторону куда ушла Мара. — Ну, — произнес Оби-Ван. — Кажется все прошло неплохо. Падме присела и закрыла лицо руками. — Он презирает меня, — простонала она. — Он не знает тебя. Но узнает. Он придет. Тебе просто следует дать ему время свыкнуться с этим. Она подняла голову и кинула. — Даже если он больше не захочет со мной разговаривать, я рада, что вы все у него есть. И все это, — произнесла она, оглядывая поселение Храма джедаев. Оно очень отличалось от священных холлов Храма на Корусанте. Ей нравилось все здесь, ей нравилось, что ее сын вырос здесь, в большой, любящей семье. Как бы это было по-другому привезти его с собой на Корусант и попытаться укрыть от тьмы там. Он бы вырос одиноким, искренне нуждающимся любви его сломанных родителей. Как Мара. — Он захочет поговорить с тобой, — сказал Оби-Ван. — И как только уйдет шок, он захочет найти отца. Я думаю, он поможет тебе, Падме. Она посмотрела далеко вперед на поля, где работники следили за сельскохозяйственными дроидами. — Я задаюсь вопросом, где он, — произнесла Падме. — Я думаю все время о том, что он… где-то там… один. Он сказал, что хочет побыть один, но я не верю этому. Энакин никогда не хотел одиночества. Оно плохо на него влияет. Я на него тоже плохо влияю, но… — Вообще-то, — сказал Оби-Ван, — я могу тебя немного успокоить. Так случилось, что я знаю, что Энакин не один. — Что? — Ну, он приехал сюда, а потом уехал, но уехал не один. Асока поехала с ним. — Асока! — Да. У нее было такое же мнение, как и у тебя. Она сказала что-то о том, что не оставит его снова, и что боится, что он задохнется в темной пустоте космоса, если предоставить его самому себе. Падме поняла, что плачет, но все-равно рассмеялась сквозь слезы и произнесла: — Асока действительно могла что-то подобное сказать. — Так и есть. Падме вытерла глаза. — Возможно… возможно мне не следует искать его. Он не один. Может это к лучшему. Все, что мы когда-либо делали друг другу — это причиняли боль и вызывали горе. Я не уверена, что мы когда-либо сможем избавиться от вранья и недоверия друг к другу. Мне достаточно того, чтобы просто знать, что Асока присматривает за ним. Я… — Падме, — Оби-Ван положил ладонь поверх ее рук. — Мне нравится думать, что я приобрел некое количество мудрости за эти годы, и выучил то, что никто не «остров», который должен быть всегда один. Мы нужны друг другу. Я не могу говорить за все, что ты сделала, за все те резкие слова или ложь, что были произнесены… но я знаю, что ты добрый человек, и что ты сделала все, чтобы защитить своих детей и избавить Галактику от величайшего зла. Ты одна из самых достойных восхищения женщин, которых я имел удовольствие знать. Ты заслуживаешь найти счастье в этой жизни. Если Энакин больше не захочет иметь ничего общего с тобой, ты не можешь его заставить. Но этот мальчик… послушай, Падме, этот мальчик любит тебя больше, чем жизнь. Я всегда видел это. Все, у кого есть глаза, всегда видели это. И я все еще видел это, когда он последний раз был здесь. Он улыбнулся и, потрепав ее руку, убрал свою. — Вот к чему я говорю это: я не думаю, что будет чем-то плохим попытаться снова. Этот раз. В этот момент она почувствовала что-то вроде надежды, первый раз за очень долгое время. — Спасибо тебе, Оби-Ван, — сказала она. — За все. — Не за что. А сейчас… время выпить чаю. Давай будем беспокоиться о будущем после того, как поедим.