BLACK OPIUM

Антон всю ночь метался в полусонном бреду, просыпался от холода, думал, что надо бы найти одеяло или толстовку, но сон брал верх, и он раз за разом вырубался. Под утро к холоду добавилось еще и солнце, которое раскинуло свои лучи по всей комнате, не обделив своим вниманием и лицо первака. Но Антон упорно не хотел открывать глаз, не хотел просыпаться, не хотел осознавать свою новую реальность, да, просто, не хотел существовать в таком состоянии. Он отворачивается лицом к спинке дивана, сжимается в комок и закидывает руку на голову, закрывая глаза. Но когда к холоду и солнцу добавился еще и надоедливый звонок телефона, то его первак уже не смог игнорировать. Антон решил по-быстрому послать любого, кто будет на другом конце провода, и завалиться обратно в кому, лет так на пять, чтобы тело успело за это время регенерировать новое сердце. Он, не открывая глаз, сползает с дивана, идет на звук, нащупывает телефон в куртке и, не глядя на абонента, принимает звонок. — Антон, спасай! — Верещит в трубку взволнованный голос. Парнишка вздрагивает, протирает глаза, смотрит на экран и подмечает для себя два факта. Звонит Паша. Доходит двенадцать. — Что успело уже у тебя случиться? — Сонно бубнит Антон. — Я всю ночь делал курсач, но так и не смог закончить, а его сдавать оказывается в понедельник! — Паша, я рад что ты высоко ценишь мои умственные способности, но если ты не смог его сделать, я тут точно тебе ничем не помогу. — Да ты то тут причем. Можешь телегу Твиста скинуть, а то я ему звоню, а у него телефон выключен, думаю он меня заблочил, вк он сто лет назад был, в телеге по номеру я его найти не могу, а ты скинешь, я напишу, он увидит, сжалится и ответит… — Сбивчиво тараторит он. — Твист сжалится… — Антон усмехается и смотрит на закрытую дверь. — Не советую тебе его сегодня беспокоить. — Почему? — Ему херовилось всю ночь, и он вроде все еще не просыпался. И когда он проснется, лучше не находиться рядом с ним даже в радиусе километра. — Ты драматизируешь… — Он вчера в меня ножи метал, и это он был в довольно благом расположении духа! — Стоп, а ты где? — У Твиста. — А что ты там делаешь? — По идее присматриваю, а по ощущениям снимаюсь в фильме Выживший. — Присматриваешь? — Долгая история… — Антон плетется к дивану, проходит кухню, кидает на нее взгляд и замечает непонятное горелое нечто, закопчённые стены и обрывки паленых листов на полу. — Ой бляяяяяяя… — Ты чего? — Да я не тебе. — Можно я приеду? — Я ценю, что ты считаешь, что мое мнение в этом доме имеет вес, но думаю Твиста такая перспектива не обрадует. Напоминаю, у него есть ножи, и это, я уверен, малая часть его орудий пыток. — Ну Шааааааст… Эта грымза меня числанет, если я не принесу ей в понедельник готовый курсач. — Скулит Паша, на что Антон лишь тяжело вздыхает. — Секунду… — Первак подходит к двери и тихонько стучится. — Твист, ты встал? Из-за двери слышится тихое мычание. — Ты не против, если к тебе приедет Паша? Мычание повторяется. — Слышал? Как думаешь, это можно рассчитывать, как знак согласия? — Думаю да! — Окей, сейчас скину. Можешь по дороге купить молока и каши овсяной. — Оки доки. Антон разгребает на кухне свои ночные выходки, сваливая прожжённые вещи в черные мешки, отмывая пол и протирая стены, попутно ловя себя на мысли, что физическая нагрузка очень отвлекает от роящихся мыслей. Позади слышится шорох, дверь открывается, из комнаты выходит полузелёный Твист и проскальзывает в ванну так быстро, что Антон даже не успевает пожелать доброго утра, хотя эта фраза сегодня по отношению к любому из них звучала бы как издевка. В дверь раздается звонок, Антон быстро завязывает черный мусорный мешок и идет открывать. В квартиру влетает Паша и с ходу радостно обнимает первака, отчего тот жалобно стонет. — Ты мой спаситель! — Не разделяю твоей радости. Тебе явно жить надоело. Паша отпускает Антона, скидывает куртку, аккуратно вешает ее на крючке, снимает кроссовки и идет за перваком, осматриваясь по сторонам. — Стоп. — Замирает Паша посреди комнаты, осознавая всю собранную ранее информацию. — Дак, Твист ведь с Арсом живет, он тоже тут? Дак, вот, что ты тут тусишь? Стоп! Он тут? — Он сканирует комнату строгим взглядом, пытаясь уловить присутствие демона. — Его тут нет и не будет. — Отчеканивает Антон, желая закрыть тему, но она не закрывается, как и рот Паши. — В смысле? Антон закусывает губы, шумно выдыхает, машет на куратора рукой, подходит к дивану и залазит в толстовку. — Ему правда херово, закинь в него активированного угля и кашу, сам можешь в холодильнике съесть все, что захочешь, я вчера готовил, только ему не давай, а то опять накроет. Паша хмуро кивает, считывая убийственное состояние Антона. — Тош, а с тобой-то все в порядке или тебе тоже херовилось всю ночь? — Осматривает Паша первака обеспокоенным взглядом. — Утро добрым не бывает. — Улыбается Антон. Дверь ванной комнаты открывается, оттуда выходит сонный Твист, который моментально переключает Пашино внимания, заставляя его глаза зажечься. Мятная футболка с мультяшным принтом, которая была больше Твиста размера на три, свисала почти до колен, волосы забраны в небрежный пучок, мокрая челка, с которой капала вода, голые ноги, на которые смотреть было холодно, и сонные туманные глаза, которые не могли решить начать им этот день, или поспать еще часа два. — Доброе утро! — Радостно улыбается Паша, что заставляет Твиста выйти из своих мыслей и осмотреться. Сонные глаза моментально сверкают гневными искрами. — Вы что, ебнулись оба?! Вам что тут теремок?! Пошли нахуй! — Голос звучал по-утреннему бархатистым и еще не до конца проснувшимся, поэтому у активиста он вызывал дикий восторг, а у первака желание поскорее свалить отсюда. — Антон спрашивал, ты промычал в знак согласия. — Я промычал в знак, пошли нахуй оба из моей квартиры! Твист плетется на кухню, поднимает руки к верхним ящикам, что заставляет футболку приподняться выше. Паша судорожно выдыхает и уставляется на Антона, который уже закидывал рюкзак на плечи. — Это что за нахрен?! Где вся моя еда?! Твист открывает ящики, которые хранили все его запасы сладкого и гадкого, но ничего не находит. — Ты едой называешь склад диабетиков и язвенников? — Пытается оправдать Антон свои действия по ликвидации вредных запасов. Твист вздыхает, выдвигает ящик и достает черную коробочку. — На чем мы вчера остановились… — Он достает нож и метает его четко в рюкзак первака. Антон в страхе смотрит на свой проткнутый рюкзак, взвизгивает и начинает бегать по комнате, уворачиваясь. — Ты какого хуя вообще тут что-то трогаешь?! Ты какого хрена все еще здесь?! Съебался отсюда! — Паша, я тебя предупреждал, счастливо оставаться! Антон выбегает в коридор, заскакивает в кроссовки, стягивает куртку, берет огромный мусорный мешок и вылетает из квартиры. Паша облокачивается на диван и хихикает ему в след. — Тебя это тоже касается! — Прилетает нож прямо меж его ног. Паша вытаскивает нож и прокручивает его вокруг пальцев. — И не жалко тебе… — Его не жалко, тебя тоже! Второй нож пролетает прямо над головой, задевая волосы Паши. — Я вообще-то про диван. — Спокойно говорит он, даже не пошелохнувшись с места. — Ты чего приперся?! — Мне нужна твоя помощь с вчерашней курсовой. Твист наливает воды, заглядывает в холодильник, Паша наклоняет голову, чтобы получше рассмотреть худые бедра, парнишка выныривает с миской фруктов, разворачивается на Пашу и усмехается. — Бог поможет. Он уходит в свою комнату и запирается. Паша оглядывается, поднимает рюкзак и начинает располагаться. Паша стучит в дверь Твиста, который уже минут пять, как игнорит его. — Твист! Твист! Я же так до вечера стоять могу! Открывай дверь! Твист! Твист! Твиииииист! Паша ударяет так, что дверь сотрясается. Замок щелкает, дверь приоткрывается и из мрака выползает Твист, все в той же футболке, закрывая глаза рукой от света. — Как вы меня заебали! Что! Что тебе надо?! Оставьте меня уже в покое! — Выпей. — Паша поднимает стакан с черной водой. — Что это? — Уголь. — Почему он такой? — Подозрительно осматривает парнишка стакан. — Чтобы пить было удобнее. — Спасибо. Твист забирает стакан и уползает в свою комнату, Паша проталкивает ногу вовнутрь, не давая двери закрыться. Твист фыркает и поднимает возмущенный взгляд на активиста. — Через час выходи кушать. — Я не буду есть то, что в холодильнике, меня перетошнит опять. — Я сварю тебе кашу, от нее еще никому плохо не было. Твист кивает, Паша достает ногу, дверь закрывается. У Паши есть целый час, чтобы осмотреть квартиру, и начать он решил с ванной комнаты. Ничего особенного, душевая кабинка, стиральная машинка, унитаз, раковина, зеркало, подставка с тремя щетками, полотенца и валяющиеся повсюду резинки для волос. Паша берет одну, надевает ее на руку и начинает играться, растягивая и стягивая обратно. Он останавливается около следующей двери и долго не решается войти, ему казалось, что там стоит Арс с арбалетом, и как только он откроет дверь, ему в лоб прилетит стрела. Но интерес берет верх, он открывает комнату и в шоке застывает, осматриваясь по сторонам. — Тут что, убили кого-то? Все вверх дном. Листы, рваные книги, мятая одежда, оборванные шторы и куски гирлянды, развороченная кровать, поломанный стул… — Пиздец… Паша закрывает дверь, фиксируя в голове, что надо будет Антона расспросить об этом более подробно. Твист выходит из комнаты, шаркая о пол большими, нет огромными объёмными тапочками в виде енотов, голые худые ноги в которых смотрелись, как палочки чупа-чупсов. Паша стоит около плиты в черных джинсах, черной обтягивающей футболке, которая позволяла рассмотреть каждую мышцу его подкаченного тела и забитые руки, и в черных разных носках, левый - голубой с рисунками маленькой пиццы, а правый - зеленый с авокадо. Он даже не замечает приход Твиста, потому что усердно следит, чтобы каша сварилась, но при этом не превратилась в клейстер. Твист открывает верхний ящик, достает оттуда упаковку орехов и цукатов, садится на кухонную тумбу рядом с плитой, выкатывает ящик, ставит на него ноги, отчего длинная футболка ползет выше оголяя худые бедра. Но Твисту на это было так похуй… Его дом, в чем хочет, в том и ходит. — Ты вовремя. Как себя чувствуешь? — Не отрывая взгляд от каши, интересуется Паша, заранее готовясь к тому, да хрен знаешь к чему тут вообще готовиться с этим взбалмошным типом, поэтому он заранее готовится ко всему. — Чувствую, как желудок раза два переварил сам себя, но при этом меня уже тошнит только от запаха этой каши. — Такое бывает с голодухи, но аппетит приходит во время еды. — Повседневно отвечает активист, на самом деле безумно удивляясь, что его еще не послали нахуй, а ведут вполне приемлемый диалог. Твист зубами вскрывает две упаковки, отплевывая слюду в сторону, и тянет их к кастрюле. Паша отвлекается от каши на тонкие руки, затем осматривает, что эти руки держат, кивает и достает ложку. Твист высыпает немного орехов и цукатов в кастрюлю, затем запрокидывает голову и высыпает их в рот. Его организм не считал за опасность все то, что можно засыпать в рот, а вот ту еду, для которой нужно прибегать к помощи ложки или вилки, извините потерпите, но переваривать отказываюсь. Паша контрольный раз перемешивает кашу и выключает газ. — Готово! — С радостной улыбкой оборачивается он на Твиста, не упуская возможности его рассмотреть. Паша скользит взглядом по его точеным скулам, тонкой шее, ключице, которая выставлялась из-под съехавшей на одно плечо футболки, худым бедрам, торчащим острым коленям, щиколоткам, которые он бы смог полностью обхватить большим пальцем и мизинцем, и… тапочкам с енотом? Тапочки с енотом! Блет, кто-то когда-то видел настолько упоротые тапочки с енотом?! Паша сотрясается всем телом, а его лицо сжимается в судорогах. Твист отрывается от орехов, садится прямо и смотрит на активиста взглядом убийцы. — Ты смеёшься над Лирой и Верлимом? — Что? Нет, очень крутые Лира и Верлим, просто, это очень неожиданно, извини. — Старается выговаривать Паша хоть что-то внятное, сдерживая смех. Твист с размаху ударяет его енотом в бедро и сердито фыркает, а Пашу в ответ пробивает настоящий хохот. — Ну правда, крутые тапки, мне нравятся! Твист соскакивает с полки, сердито смотрит на активиста снизу вверх и показывает пальцем в сторону стола. — Пшел вон! Паша зажимает рот рукой, чтобы не смеяться, отходит и садится за стол. Твист достает тарелки и подходит к кастрюле. — Ты кашу будешь или… — Кашу. Он ставит чайник, открывает полку и отходит, являя свою чайную коллекцию. — Какой будешь? — Ого! Я смотрю ты фанат. Давай на твой вкус. Твист кивает, достает две упаковки чая: травяной сбор и обычный черный. Достает заварник и начинает вовлекаться в таинства чайной церемонии. Паша с интересом наблюдает за его сосредоточенным лицом, на котором проскальзывает еле уловимая смена эмоций, и думает, какой же он все-таки домашний. В этой огромной футболке, тапочках, с распущенными, немного растрёпанными волосами, стоящий на кухне с заварочным чайником в руке. От него веяло такой осенней теплотой, его бы в плед, да на диван, да Гарри Поттера смотреть, а не строить планы мирового господства. Хотя нет, планы мирового господства пусть строит днем, а вечером лежит в коконе из пледа, пьет фруктовый чай и смотрит Гарри Поттера. Да! Идеально! — Такие взгляды, как минимум, неприличны. Паша приходит в себя, смотрит на Твиста, который навис над ним с заварочным чайником. — Я задумался, извини. — О чем? — Что пора пересматривать Гарри Поттера. Твист непонимающе изгибает бровь. — Да ну нет, ты гонишь?! Твист ставит чайник на стол, достает кружки и вручает Паше ложку. — Приятного аппетита. — Ваня, ты что серьезно не смотрел Гарри Поттера? — Не называй меня так. И нет, не смотрел. — Почему не назвать? И как так вышло, что ты не смотрел? — Мне не нравится. Как-то так вышло. — Хочешь, устроим новогодний просмотр всех частей? — Не хочу. — Почему не хочешь, если ты даже не знаешь от чего отказываешься? — Я знаю, что это сказка про волшебников, для людей, которые настолько ничтожны в своем существовании, что единственное, на чем они еще держатся, на получении эндорфинов от просмотра подобных иллюзорных фильмов. — Это-то да, но эндорфины остаются эндорфинами, и почему бы их не получить, когда можно получить? Ты от своего сладкого не поэтому ли тащишься? — Поэтому. — Ну дак и все, давай? — Я подумаю. — Если ты не хочешь, то скажи прямо, без этого «все хорошо, мы вам перезвоним». — Думаешь у меня есть проблемы с отказами? Я подумаю, значит я подумаю. — Фыркает Твист. — Хорошо, дай знать, как надумаешь. Твист поднимает ложку каши, тяжело выдыхает, будто залпом собрался выпить стакан водки, зажмуривается, резко впихивает ее в себя, закрывает рот рукой и быстро проглатывает, сдерживая рвотные позывы, от которых тут же слезятся глаза. — Невкусно? — Поднимает обеспокоенный взгляд Паша. Твист трясет головой, быстро зачерпывает еще одну ложку и всовывает в себя. Вторая ложка заходит куда легче первой, но все равно застревает на полпути. Парнишка резко подрывается, берет кружку, наливает воду и быстро пьет. — Невкусно… — Грустно выдыхает Паша. Твист утирает глаза, переводит дыхание и ждет. — Вроде не тошнит. Твист возвращается на место, поднимает ложку и ест уже более медленно, как нормальный человек. — Вкусно. Паша обреченно кивает, не желая верить, после увиденного, утешительным словам. — Поверь, за все годы жизни с Арсом, я стал просто кашным сомелье. И эта каша вкусная. — А давно вы с ним вместе живете? — В Питере с первого курса. Это, конечно, если можно назвать совместным сожительством постоянный разъезд друг от друга примерно на месяц, потом съезд месяца на два, а потом очередной разъезд месяца на три. — Он настолько любит каши? Я думал ему больше по вкусу человечья кровь или же людские слезы. Твист улыбается своим мыслям и кивает. — Он, просто, кроме каши ничего другого готовить не умеет, а я, в принципе, обхожусь без готовки. — По тебе видно. — Что видно? — Хмурит брови Твист. — Что ты дохлый, как столетняя мумия. — Бараний вес… — Усмехается парнишка. — Вот-вот! Ну это же невозможно! — Как видишь возможно, и меня вполне устраивает, а раз меня устраивает, то тебя это касаться, в принципе, не должно. — Рычит Твист, сводя на нет весь последующий диалог. Ребята доедают кашу, Твист забирает тарелки и уходит их ополаскивать, пока Паша разливает чай. — Давай сюда свой курсач. — Устало выдыхает парнишка, берет кружку и садится обратно за стол. — Ты серьезно? — Раньше я закончу, быстрее ты отсюда свалишь. Паша удивленно осматривает Твиста, забывая о чае, который льется через край кружки. — Ты пролил чай. Паша приходит в себя, быстро ставит чайник, осматривает кухню, но не найдя ничего впитывающего, припадает к столу и вхлюпывает чай в себя. — Вкусно? Паша отрывается от стола и кивает. Твист, не вставая со стула, дотягивается до выдвижного ящика и достает оттуда рулон сухих полотенец. Он протирает стол, куда тут же приземляется ноут активиста. Паша садится на стул рядом, подключает мышку, открывает курсач и разворачивает экран к парнишке. Твист закидывает ноги на стул, обнимает колени и начинает внимательно изучать страницы. Паша, как ученик, наблюдает за лицом учителя и пытается понять какую оценку ему поставят. — Безнадежно… — Резюмирует Твист, просмотрев работу до конца. — Ты безнадёжен. — Прости, но я, правда, старался исправить все, что было отмечено красным. Паша грустно вздыхает, встает и тянет руки к ноуту, но Твист их отбивает. — Не лезь. Он кивает, садится обратно на стул, и тут улыбка озаряет его лицо. Он резко соскакивает с места, бежит к рюкзаку и быстро возвращается обратно. — Я тебе кое-что принес! Твист переводит равнодушный взгляд на Пашу, который ставит перед ним прозрачный лак и набор разноцветных силиконовых резинок в коробке в виде прозрачной бабочки с надписью «маленькая принцесса». — Как мило, ты тронул мое сердце до глубины души, дай салфетку, а то я сейчас заплачу. Паша кидает взгляд на бумажные полотенца, хмурит брови и поворачивает голову на равнодушного парнишку, который все также продолжает смотреть в экран ноутбука. — Это сарказм, да ведь? Твист кивает. Паша открывает лак, а точнее масло, берет руку Твиста, отрывая ее от мышки, и кладет перед собой. — Прежде чем что-то сделать относительно другого человека, обычно спрашивают разращение. Паша поднимает строгий взгляд, но надменное лицо Твиста таким не вспугнуть. Кисточка аккуратно скользит по запекшейся крови кутикул, даря приятные щекотные ощущения. — Щиплет. — Масло заживляющее, это нормально. Паша легонько дует и наносит второй слой. Твист с интересом осматривает сосредоточенное лицо активиста, и думает, что тот слишком назойлив. — Ты можешь больше их не обрывать, выглядит жутко. — Не могу. — Вот, знаешь, влечение к легкой боли прямой путь к мазохизму. И глазами моргнуть не успеешь, как будешь стоять в портупее, на коленях обсасывая каблук госпожи. — А что в этом плохого? То что я в портупее, на коленях, обсасываю или то, что я все это делаю перед госпожой? Паша замирает, капая маслом на тыльную сторону ладони, отрывает взгляд от руки, смотрит в серые насмешливые глаза, откладывает руку в сторону и кладёт перед собой вторую, заставляя Твиста развернуться на него корпусом. — То, что у тебя есть склонности к самоистязанию. — А что в этом плохого? Все люди так или иначе самоистязают себя. Кто-то душевно, кто-то физически, ты, кстати, как психолог, как считаешь, что хуже издеваться над душой или физикой? — Я как психолог настоятельно посоветовал бы тебе провериться. А так, тело способно к саморегенерации, а вот душа нет. Поэтому, если расставлять приоритеты, то я за сохранность души. Паша заканчивает, закручивает масло и отставляет его в сторону. Твист смотрит на свои пальцы и одобрительно кивает. — Спасибо. Паша улыбается и поднимает набор разноцветных резинок. Твист смотрит в по-детски горящие глаза, тяжело выдыхает и одобрительно кивает. Твист исправляет работу активиста, раз за разом давая едкие комментарии. Паша блаженно перебирает прядки волос, собирая их цветными резинками в паутинку. — А что за гений мысли дал психологам экономический расчет проекта нефтяной скважины? — У нас экономика чисто для общего развития должна была в этом семаке проходить, поставили аспирантку, она с нами месяц позанималась и свалила, а вместо нее в срочном порядке поставили Ираиду Алексеевну, которая считает, что раз мы в минерально-сырьевом университете учимся, значит просто обязаны уметь проводить этот элементарнейший расчет. — Парадирует Ираиду Алексеевну Паша, на что Твист усмехается. — Моя женщина, я в прошлом семаке чуть не повесился ей курсач сдавать, а у меня еще следующий семак с ней. — А ты за зачеты только сосешь? Или милфы не в твоем вкусе? Твист выделяет весь текст и стирает его. — Ой… — Наигранно грустно вздыхает он. — Ты что сделал?! Ааааааааааа… Верни все обратно! Паша отрывает руки от прядок и начинает судорожно тыкать в ноутбуке. Он возвращает текст на место, разворачивается и тяжело выдыхает в расплывающиеся в довольной улыбке губы. — Гаденыш! Ты меня до инфаркта своими выходками, точно, доведешь! Твист придвигается ближе, почти касаясь Пашу носом, отчего ухмылка на его лице растягивается еще шире. Паша смотрит в игривые серые глаза и ухмыляется. — Твист, издевательства подобного плана со мной не прокатят, а будешь придуриваться и правда засосу. — Эх, какие вы все педики серьезные. Твист перехватывает у Паши мышку, тот выпрямляется и возвращается обратно к любимым шелковистым прядкам. — А можно личный вопрос? — Нет. — Ты с Аней встречаешься? — Нет. — А встречался? — Нет. — А она тебе нравится? — Да. — А почему вы тогда не встречаетесь? Безответная любовь? Твист закусывает губу, отрывает тонкую кожу, шипит и быстро зализывает кровь. Безответная любовь, и правда, была, но вот только далеко не к Ане. — Безответная любовь. — А хочешь, я помогу и сведу тебя с ней? — Не хочу. — Почему? За любовь надо бороться! — Любовь надо испытывать, а не навязывать ее другому человеку насильно. — Все настолько плохо? — Да. — Уууууууу, тяжко, наверное. — Тяжко в твоей работе разбираться, а это терпимо. — Стоп! Паша хватает парнишку за хрящ уха и начинает быстро скользить по нему пальчиками. Твист резко дергается, не удерживает равновесие и падает с высокого барного стула навзничь. Паша хватает его за футболку, тянет на себя, подается вперед и падает, сбивая стул. — Фак… — Выдыхает парнишка и открывает глаза. Он лежал лопатками на груди Паши, а ноги валялись в районе стула. Твист чувствует, как сильная рука сдавливает его талию, прижимая к себе, привстает и быстро скидывает ее с себя. — Ты такой не ловкий. — Улыбается Паша, открывая глаза. Твист кидает на него гневный взгляд, на что тот лишь улыбается. — Ах ты геюка проклятая, я тебе руки твои пидорские оторву! — Верещит парнишка и отползает от активиста, добивая его ногами. Паша привстает, опираясь руками в пол, непонимающе осматривает Твиста, поднимая и опуская палец вверх, пытаясь собрать извинения и претензии в одно предложение. — Так, давай начнем с того, что да, мне нравятся парни, но ты, далеко не в моем вкусе. От слова совсем. Я не собираюсь к тебе подкатывать. — А с хрена ты тогда меня лапаешь?! — Рычит он и наносит ещё один удар ногой в бедро. — Никто тебя не лапает и лапать не собирался! — Я тебе въебу если еще раз такое повторится! Паша делает глубокий вдох, выдох и перекатывается в позу лотоса, ближе к Твисту, на что тот лишь отползает. — Я заметил у тебя в ухе прокол, хотел рассмотреть штанга это, или ты просто хрящ пробил. Твист хмурит брови и прикладывает руку к уху, нащупывая дырку. — Хрящ пробил. Твист спокойно встает, поднимает стул и занимает прежнее место, будто ничего и не было. Паша поднимается с полу, падает рядом и выставляет на него заинтересованный взгляд. — А почему сережку не носишь? Или по-пьяне проколол? — По-пьяне, сам, но вполне осознавая свое желание. Но в том месте, где я учился, за такое уши обрезали, поэтому дырка заросла давно, а снова сходить и пробить как-то руки не доходят. — Сам? — Удивляется Паша. — Сам. — Всегда хотел посмотреть на этих отбитых людей. — Ну, твое желание сбылось. Паша не выдерживает и начинает смеяться, Твист улыбается и сотрясается в глухом хрипе. Паша надевает куртку, Твист приносит ему пакет. — Что это? — Еда, отдашь Антону, не люблю еду выкидывать. — Может, все-таки поешь понемногу? — Я кашу поем понемногу, с меня будет достаточно. — Хорошо, спасибо за курсач и что не прибил. — Отработаешь. Паша улыбается и закидывает рюкзак на плечи. — Да-да, выселю я твоего Антона не переживай. Он открывает замок, поворачивается к парнишке и прощается. — Увидимся! — Паша целует Твиста в щеку, разворачивается к двери, открывает ее, поднимает ногу, осознает смысл своих действий, быстро разворачивается, пересекаясь с пепельными глазами, явно офигевших от жизни. — Стоп! Пожалуйста! — Паша машет руками, прикрывая лицо ладонями. — Ты вот вообще сейчас не о том подумал! Я не хотел тебя целовать! На автомате вышло! Короче! Да бляяяяяять… Ваня, перестань так смотреть, мне очень стыдно, извини… Короче, тут такая домашняя атмосфера, а у меня дома принято, когда уходишь из квартиры, чмокать в щеку того, кто провожает, маму там или бабушку, или сестренку, короче, я в моменте, как-то на автомате, само получилось, прости пожалуйста, мне очень стыдно… — Выдает Паша на одном дыхании и нервно пытается отдышаться. — Хорошо. Сотри из своей головы этот адрес и мой номер телефона. — Да бляяяяяять… — Страдальчески пищит активист. Твист хлопает его по плечу и выталкивает из квартиры. — Приятно было пообщаться, надеюсь больше никогда не увидимся. — Да Твиииист… — Пока. Твист закрывает дверь и устало прижимается головой к двери. Все таки этот Паша умеет выматывать. Антон сидел на поребрике, курил и задумчиво смотрел на падающий снег. Он не чувствовал ни отмороженную задницу, ни снежинки, таявшие на его лице, ни вкус дыма на языке, ни че го… В нем боролись две части его сознания, одна, которая любила Арса и была готова отстаивать его чистые, невинные помыслы до победного, которая собственно и привела его сюда, вторая, которая сидела с книгой проклятий, куклой вуду, черепом козла, который обмазывала кровью, и просила всех Богов покарать ненавистного капитана. Пока он до сюда дошел, они устроили между собой первую, вторую, пятую, десятую мировую войну, а сейчас молча сидели в уголках и зализывали раны, не побуждая Антона к действию, но и не останавливая, поэтому он молча сидел, курил и смотрел на падающий снег. — Антон? Антон! — Раздается голос женщины, которая летела от своей машины к офису, укрывая прическу от снегопада. Первак не драматично игнорировал ее, а правда не слышал, наслаждаясь тишиной в своей голове. — Антон! На тебе уже сугроб метровый вырос, ты сколько тут сидишь?! — Нервно отчитывает его женщина, сбивая перчатками его запорошенные плечи и шапку. — А? — Поднимает он на нее удивленные глаза. — Здравствуйте, Инна Николаевна. — Чудо ты! — Заключает она, хватает его за шкирку и поднимает на ноги. — Пойдем! Инна Николаевна достает из черного пальто ключи, открывает дверь домофона и запускает парнишку вовнутрь. — Инна Николаевна, ваш чай, я еще сладостей принесла, для вашего гостя. — Косится девушка на застывшего в кресле Антона. — Еще что-нибудь? — Нет, спасибо. Девушка уходит, Инна Николаевна пододвигает кружку, погруженному в свои мысли перваку, но он на нее никак не реагирует. — Антон! — Резко встряхивает она его за плечо. — Чай пей! Иначе начну тебя им отогревать не изнутри, а снаружи! — А? — Чай пей! Антон кивает, берет чай и пьет на автомате, не чувствуя вкуса, хотя в данный момент его бы это могло обрадовать, ведь по его опыту все чаи на вкус гадкие. — Что случилось? — Поднимает Инна Николаевна свою кружку и занимает кресло за рабочим столом. — Все случилось… — Что все? Пожар, землетрясение, умер кто? Антон улыбается и делает еще один глоток. — Все, что вы говорили, все случилось. — Ну пойду на битву экстрасенсов значит. Антон кивает и делает еще глоток. — Антон, не испытывай мое терпение, что я говорила? Что случилось? — Все случилось… У Инны Николаевны дергается бровь, она привстает, берет из подставки длинную линейку, замахивается и резко останавливается в миллиметре от макушки первака. — Как все случилось? — Недоумевая переспрашивает она и медленно опускается на стул. — Как-то так. — Ухмыляется Антон и делает глоток. — Он уехал. — Куда уехал? Когда уехал? — Гадкий чай. — Заключает первак и делает еще глоток. — Так, Антон, куда он уехал?! — Я у вас хотел спросить. — Антон переводит на Инну Николаевну пронзительный взгляд, который укорял ее во всех смертных грехах. — Он же с вами согласовывает все телодвижения. Вам лучше знать. — Честно, я не знаю, мне он не докладывался. Я его последний раз видела, после того случая с психушкой и все. — А кто знает? Инна Николаевна откидывается в кресле, расстегивает пиджак и делает глоток чая. — Дай Бог мне терпения… — Твист сказал, что Бога нет. А еще он сказал, что Арс уехал в Москву и больше не вернется, потому что с нового года, он переводится в МГУ. — Улыбается Антон своему отражению в чае и делает глоток. — Твист не врет только… — Инна Николаевна смеется. — Хотела сказать своему отражению, но там тоже раз через раз думаю у него выходит. — Вы не знаете. Твист врет. Я в душе не ебу. Веееееесело… — Антон, следи за языком. Парнишка высовывает язык и пристально смотрит на него, на что Инна Николаевна лишь тяжело вздыхает. — Свои решения он обсуждает либо со мной, либо с Твистом, либо с Окси. Если Арс куда-то и свалил, то кто-то из нас троих точно в курсе. Как ты видишь, я не в курсе. Твист под вопросом. Остается Окси. Антон наконец-то отлипает от своего гадкого чая и вопросительно смотрит на Инну Николаевну. — Он что тебя еще не познакомил с Окси? — Нет, не познакомил, как-то между КВНом, психушкой и его отъездом времени не было с кем-то знакомиться. — Ну тогда, тебя впереди ждет крышесносное знакомство! — Улыбается Инна Николаевна своей зловещей улыбочкой. Антон допивает чай, отчего все его тело передергивает. — Гадость… А по уровню адекватности относительно Арса и Твиста она на каком месте? Инна Николаевна смеется и поднимает руку, показывая уровень. — Вот Окси, а потом уже Арс, Твист, и все остальные. Вот она стоит на вершине. Антон выдает жалобный скулеж и опускает голову в рабочий стол. — Но Антон, я настоятельно советую оставить Арса наедине со своими мыслями, если он уехал, значит у него было причина. Если он тебе не сказал, значит посчитал, что так будет лучше. — Причина? — Отрывает он покрасневшее от гнева лицо. — Она есть! Отбитый наглухо, который думает, что ему одному виднее дальше всех! Отбитый, точно, это его диагноз по жизни! — Антон, я же тебя предупреждала, что такое развитие событий возможно, ты обещал принять это без истерик и возмущений, дак прими, не истери и не возмущайся! — Я не истерю. Не возмущаюсь. Я просто хочу увидеть полную картину. Поэтому скажите, как найти Окси. Инна Николаевна тяжело вздыхает и включает компьютер. Арсений лежит в своей постели, накрытый тремя одеялами, сотрясаясь от холода. — Ну куда вы, Арсений Сергеевич, сбежали? Вот, перемерзли как. — Воркует девушка, поправляя Арсению подушку. — Х…хо…холодно… Девушка, как Арсений для себя ее называл Мария РЖД, отходит от кровати, включает тепловентилятор, с нежной улыбкой смотрит на подопечного и медленно начинает раздеваться. На пол падает черная водолазка, черный лифчик, черные джинсы и черные гетры. Арсений в знобящем припадке даже не понял, как горячая девушка прокралась к нему под гору одеял, и прильнула к его голому торсу всем телом. — Вот так, Арсений Сергеевич, я вас согрею, вы только расслабьтесь. — Ласково шепчет девушка, поглаживая рукой, по дергающимся от холода скулам. Арсений инстинктивно притягивает Марию к себе, впитывая все ее тридцать шесть и шесть, и медленно расслабляется. — Вот так, и давайте договоримся, что вы не будете больше убегать, а то я так переживала за вас. Третья попытка за четыре дня, вам что тут настолько не нравится? Это же ваш дом, зачем вам в этот серый, промозглый, холодный Питер? Тут же намного лучше. Арсений забывается в горячке, раз за разом открывая глаза, оказываясь то в старой квартире, прикованный наручниками к Антону, то в отеле, где тонкая длинная рука обнимала его, забирая всю злость, даря тепло и покой, то в общежитии, где он мирно спал в пижаме с динозавриками, уткнувшись носом в теплые, пахнущие летом волосы, то в своей комнате прижимая к себе секси девчонку в белой рубашке… — Вот так вот, отдыхайте, и ни о чем не переживайте, вы в моих заботливых руках. Мария РЖД гладит блаженно улыбающегося Арса по волосам, а он льнет к ней, как к самому близкому человеку на свете.