BLACK OPIUM

Паша стучит, но никто не открывает, хотя, он слышит легкий шорох доносящийся из-за двери. Тогда он решает немного обнаглеть и войти без разрешения. Он приоткрывает дверь и заходит в темную комнату. Сначала ему кажется, что никого нет, но свет, падающий из коридора, позволяет ухватить чей-то силуэт. — Антон? Антон сидит на полу, откинув голову на кровать, рядом стоит кружка полная бычков от сигарет, пустая бутылка водки и коробка апельсинового сока. — Антон! — Уже куда громче окликает его Паша, но первак не реагирует. Паша закрывает дверь, проходит в комнату, опускается рядом и осторожно кладет руку ему на бедро. Антон лениво открывает глаза, поднимает голову, разочарованно выдыхает и откидывается обратно. Паша замечает наушники, вынимает их и откладывает на кровать. — Антон, все хорошо? — Все за-е-бись… — Протягивает первак, рассматривая потолок над собой. — Макс где? — Осматриваясь спрашивает куратор. — Уехал на тренировку на выходные… А может и нет… Хуй знает… В голосе первака не было больше того детского звона, теплоты и мягкости, лишь дым сигарет, развязность алкоголя и неимоверная раздраженность на все вокруг. — Ты схрена ли нажраться решил? — Хочу нажираюсь, хочу не нажираюсь… Че доебался-то… Антон вылавливает зубами сигарету, поджигает ее и вдыхает дым. Паша хмурит брови, встает и включает свет. Первак жмурится, шипит и прикрывает лицо руками. Свет обнажает плачевное состояние Антона, являя Паше красные глаза, огромные синяки под ними, губы, по которым будто теркой пару раз проехались, впалые скулы, бледно-зеленую кожу, разбитые в кровь локти, которые торчали из-под закатанных рукавов той самой белой рубашки. — Антон, что случилось? — Предновогодняя апатия… — Усмехается он и втягивает дым. Паша ставит чайник, садится на пол, берет коробку сока и делает пару глотков, чтобы смочить горло, но как только язык опаляет горький вкус, он тут же кривится и с трудом проглатывает. — Ты захрена туда водки налил?! — Плюется куратор. — Отвертка… — Тушит первак сигарету, добавляя дыма в эту и так прокуренную комнату. Паша берет руку Антона и нежно поглаживает, сменяя гнев на милость. — Тоша, ну ты чего, что случилось? Расскажи мне. Антон отдергивает руку, берет коробку сока и делает пару глотков. — Ничего, ничего не случилось… Ни-че-го… — С учебой что-то? С Максом? Дома? На новый год не успеваешь уехать? С Арсом? Что? Антон смеется, подтягивает ноги к себе, перекатывается в позу лотоса и поднимает на куратора усталый взгляд. — Паша, хочешь чтобы я тебе в рубашку поплакался? Пока такого желания не имею. Хочешь что-то спросить, спрашивай, если нет, то свали отсюда, и без тебя тошно. Паша смотрит в болезненные зеленые глаза, понимающе кивает и встает, приземляясь обратно с кружкой чая и кофе. Антон долго смотрит на кофе перед ним, потом берет сок и выливает в кружку. Паша пытается его остановить, но тот лишь отталкивает его. Первак поднимает кружку, делает глоток, облизывается и закуривает. — Рассказывай, че приперся… — Антон хмурит брови, закусывает сигарету, тянет освободившуюся руку к толстовке Паши, резко хватает и оттягивает ворот, обнажая синяк, окольцовывающий шею. — Прелюдии с удушением? — Говорит он уголком губ, отпускает ворот, достает сигарету из рта и выдыхает дым. — Типо того, Твист, скажем так, своеобразно умеет выражать свое недовольство. Вроде дохлый, как смерть, а хватка, как у питбуля. Антон усмехается. — Хватка, да… Если что-то захочет, уже не отпустит… — Кстати, я о нем поговорить хотел, ты не против? — С чего я должен быть против? — Он вроде тебе не нравится. Антон отрицательно качает головой и делает еще глоток. — Нравится? — Мы с ним в конфронтации, а там уже пофиг кто кому нравится, если цель одна. — И какая же у вас может быть одна цель? Кто больше шуток в КВНе расскажет. — Улыбается куратор, пытаясь хоть как-то поднять настроение перваку. Антон выдает пару саркастичных смешков и откидывает голову на кровать. — Да уже по сути и никакая, он меня сделал. Он не питбуль, он удав. — Смеется он своим мыслям. — Ой бляяяяять… У тебя еще что-то? Паша, серьезно, я не в настроении для дружеских переговоров. Куратор хлюпает чай, пытаясь переключить мысли с подыхающего Антона, на тему разговора, с которой он изначально пришел. — Хочу провести с Твистом новогодний вечер. Гарри Поттера посмотреть, глинтвейн сварить, там мишура, гирлянда, всякое такое. Ну, чтобы немного передохнуть после получения зачетов и перед началом сессии. Антон кидает Паше руку на плечо и одобрительно кивает. — Благословляю… — Нет, ты не понял! Я ему предложил, он сказал, что подумает, потом подумал и послал меня с этой затеей, потому что видите ли моя педиковатая натура воспримет это не как дружеские посиделки! А я ничего такого и не думал! Поэтому хочу устроить тусу, но если я ему прямо об этом скажу, он нахуй дверь замурует! Вот... Поэтому надо как-то собрать его друзей, ну там Поза, Серегу, тебя, Макса и затусить всем вместе, чтобы он ощущал себя комфортно. — Выпаливает куратор на одном дыхании. Антон хмурит брови и непонимающе осматривает Пашу. — А что он имеет против твоей педиковатой натуры? — Да он чертов гомофоб похоже! Антон начинает трястись, испуская из себя сдавленные хрипы, которые перерастают в истеричный крик. — Ааааааааа! Помогите! Блять! Остановите уже эту гребаную планету, я сойду! Бляяяяять!!! Я не вывожу! Все! Хватит! Фаааак, да что происходит?! Ааааааа… — Первак сгибается, держась за животик, и вытирает рукой слезы смеха. — Твист гомофоб! Бляяяяяять! Я ебал! Паша в шоке смотрит на Антона и не понимает, то ли скорую вызывать, то ли сразу дурку. — Антон, я чего-то не знаю? — Бляяяяяя… Паша, ну это пиздец во всех отношениях… — Пытается отдышаться первак. — А че ты так паришься за его ориентацию? Понравился? — Нет, мне, просто, нравится с ним общаться. Да, и даже если бы понравился, он мне сам сказал, что его парни не интересуют, тем более, у него неразделенная любовь к одной девушке, хотя, зря я наверное это тебе сказал, но пофиг, вот, поэтому в плане чувств я иду далеко и надолго. Антон разрывается новой волной истерики, после чего наконец-то приходит в себя, лежа на полу, держась обеими руками за живот, закинув ноги на кровать. — Ой пиздееееец… Господи, да за что? Паша, просто запомни этот диалог, когда-нибудь вместе посмеемся. Куратор хмурит брови и отодвигает от первака сок с водкой. — Дак что, поможешь мне все организовать? — Твои намерения чисты и благи? — Заговорчески смотрит Антон Паше прямо в глаза. Паша кивает со всей уверенностью, которой он только обладает. — Тогда добро. Пусть хоть у кого-то праздник будет. — Усмехается он. — Антон! Ты лучший! — Радостно собирает Паша растекшееся тело в объятия. — А ты похоже бессмертный. Ты даже не представляешь насколько его мотивы ужасны, а способы достижения желаемого бесчеловечны. Не лезь, он тебя разобьёт. — О, поверь, я уже повидал эту его сторону, от которой Джокер нервно закурит в сторонке. Паша поднимает Антона и тащит в ванну. — А теперь, я из тебя человека сделаю! — Блять… Отъебись… Паша… Свали нахуй… — Нет, нет, нет, я же твой куратор, вправлять тебе мозги моя прямая обязанность! — Да бляяяяять…

***

Понедельник. Одно слово, а сколько боли, особенно для Сереги, которого на выходных бросила очередная, не будем уточнять какая уже по счету, девушка. Ему не было грустно, он просто уже заебался. Сначала он каждую воспринимал, как первую и последнюю, потом перебирал, надеясь на теорию вероятности, а сейчас, он готов смириться и умереть в одиночестве в окружении сорока кошек. И почему такой расклад приписывают только девушкам? Вот, гребаные сексисты! Серега устало заходит в аудиторию, попивая глинтвейн из стакана в пол-литра. И не надо тут ляля! По понедельникам даже корабли в море не выходят, так что радуйтесь, что он хотя бы пришел на пары, пусть и под градусом. Он, не глядя, падает за привычную парту, ощущает под собой что-то мягкое и смотрит вниз, где на сиденье разложился Антон во весь свой рост. Первак открывает уставшие глаза и равнодушно осматривает Серегу. — Хуево? — Хуево. — Глинтвейн хочешь? Антон кивает, Серега привстает, высвобождая из-под себя его ноги, первак садится и перехватывает стакан. — Выглядишь паршиво. Тебя доебать или лучше не доебывать? Антон делает глоток и протягивает руку Сереге для рукопожатия, на что тот с радостью отвечает. — Серега, ты самый мудрый человек из всех, что меня окружают. — Ну лясен трясен, ну дак что? — Я тебя подоебываю. Антон отдает стакан Сереге, тот перехватывает и делает пару глотков. — Жги малой! — Завтра у нас же собрания не будет? — Не будет. — Предлагаю собраться у Твиста и тусануть. Я, ты, Поз, Макс, Паша. — Паша? — Ага, ты его по-любому знаешь. Гарри Поттер, глинтвейн, мишура, Новый год, все дела, как тебе план? — Я за любой кипиш! — Гуд, тогда завтра в семь. Серега кивает. — Стоп, а почему ты не спрашиваешь, где Арс? — В смысле, он домой же укатил по каким-то семейным обстоятельствам. Антон кивает и откидывается обратно под парту. Дверь лаборатории распахивается и вовнутрь влетает Паша с огромной шоколадкой Милкой в руке. — Твиииииист! Отгадай что? Паша осматривается по сторонам — Твиста нет, только вещи и очередная установка, которую тот пытал. Он улыбается, в голове проносится миллион и один вариант мелких шалостей, из которых он выбирает самый подходящий — спрятать маленькие квадратные бетонные образцы и понаблюдать из-за стола, как тот будет их искать. Паша расплывается в детской улыбке и идет к лабораторному столу. — Он будет в бешенстве! — Радостно проговаривает взрослый, серьезный, ответственный третьекурсник, собирая образцы. Паша разворачивается, делает шаг и его нога немного проскальзывает по кафелю, он смотрит вниз и видит под ногой размытый кровавый отпечаток. У него на секунду летят из рук все образцы, но он их быстро подхватывает и ссыпает обратно на лабораторный стол. По кафелю тянулась дорожка кровавых капель, примерно такая же, как по детской горке в ледовом городке. Он под громкие удары сердца заходит за стол и замирает в нервном ступоре. — Твист… На полу, оперевшись спиной на стол, сидел бледный, как мел, парнишка. Ноги были согнуты, голова упиралась в локоть, а локоть лежал на коленях. Паша приходит в себя, быстро падает перед ним и легко касается его волос. — Твист… Но тот не реагирует. Паша приподнимает его голову и ужасается, чувствуя в глубине души рвотные позывы. Нос, губы, подбородок, рукав халата, все было залито кровью. — Ваня! — Встряхивает его голову Паша, на что тот открывает глаза мертвее, чем у недельной рыбехи на базаре. — Ты как? Что с тобой? Ваня? Ты тут? Взгляд Твиста пространно гуляет по активисту, пытаясь собрать его расплывающийся образ. — Ваня, прием! Скажи хоть слово! — Паша в панике смотрит по сторонам, видит раковину, убирает руки от лица, голова тут же летит вниз, но Паша ее подхватывает. — Ты только держись! Все будет хорошо! Паша, придерживая Твиста за голову, поднимает его на ноги и подносит к раковине. Он включает воду и принимается его умывать. Кровавая вода стекает в водосток, даря куратору леденящее, тошнотворное, липкое ощущение между ребер. Когда мозг видит кровь, первое, что он подрубает, это все инстинкты самосохранения, которые выбивают чувство самообладания и способность рационально мыслить напрочь. Паша хватает конец рулона сухих полотенец, тянет на себя, рулон раскручивается и падает на пол. Паша протирает лицо Твиста, подхватывает его на руки и выбегает из лаборатории. Дверь медицинского кабинета открывается со страшным грохотом, хлопая по стене. Медсестра подпрыгивает от легкого испуга и кидает гневный взгляд на источник шума. — Он в отрубе! Что делать? — В панике кричит Паша на весь кабинет. Медсестра осматривает покрасневшего активиста, бледного парнишку у него на руках, и быстро показывает в совмещенный кабинет, где располагалась кушетка. Паша осторожно опускает на нее Твиста и убирает с лица прядки волос на кончиках которых, также виднелась кровь. Медсестра ухватывает Пашу за рукав, отодвигает от кушетки, подкатывает тумбу на колесиках, достает из нее пузырек, открывает его, смачивает жидкостью ватку и сует под нос больному. Спустя несколько вдохов, ноздри задрожали, а кончик носа стал непроизвольно дергаться, стараясь сбежать от этого бьющего в голову запаха. — Что с ним? Медсестра убирает ватку, заметив легкое дребезжание ресниц. — Это я у вас должна спросить, что с ним? — Я не знаю, я его уже таким нашел, у него кровь из носа текла, сильно… — Нервно вьется активист около тумбочки. Глаза Твиста непроизвольно открываются и одаривают женщину гневным взглядом. — Очнулся! — Радостно восклицает медсестра и отходит от кушетки к большим белым шкафам, которые стояли у стены напротив. — Ваня! Как ты себя чувствуешь? Все хорошо? Все плохо? Как? Паша садится на кушетку и нависает над больным, заглядывая в его глаза. Твист хмурит брови и отклоняет голову на бок, осматривая кровавый рукав. — Не смотри! — Отворачивает Паша его голову, обратно на себя. — То еще зрелище… — Сними с него халат и рубашку. — Указывает медсестра, зарываясь в один из ящиков. Паша хмурит брови и смотрит то на Твиста, которого нахождение в этом кабинете с каждой секундой радовало все меньше и меньше, то на спину медсестры. — Как? Полностью? Медсестра разворачивает и смотрит на него, как на полнейшего кретина. — Нет, на четверть, конечно полностью! Я с ним как возиться должна по-твоему? Паша быстро кивает, смотрит на негодующего Твиста, улыбается и тянет руки к пуговкам, на что тот гневно выдыхает из последних сил. — Да не переживай, моя педиковатая натура против насилия безжизненных тел… При людях. — Косится он на Медсестру и расплывается в игривой улыбке. Пуговки одна за другой расстегиваются, оголяя костлявое тело. Женщина кидает на тумбочку пару уколов и выходит в смежную комнату. — Ваня, ну ты пиздец дохлый! Ну это же невозможно! Я думал анорексию романтизируют только девчонки! — Отчитывает активист парнишку, осматривая торчащие ребра и ключицы. Руки Паши проскальзывают под холодную спину и поднимают тело. Твист садится, а голова по инерции падает Паше на плечо. — Да у тебя все позвонки пересчитать можно! Я тебя откормлю килограмм на десять, а лучше двадцать! — Активист проскальзывает рукой по позвоночнику снизу вверх, обхватывая плечо, чтобы было удобно снимать рукав халата и рубашки. Твист шумно выдыхает Паше в шею, отчего тот на секунду замирает, наслаждаясь приятными мурашками. — И даже не рычи! Исследовательскую работу писать, порнуху снимать, ножи метать, на это у тебя ума хватает, а организовать себе нормальное трехразовое питание нет! Паша оголяет одну руку, вторую, обнимает его и осторожно опускает, придерживая голову. — Все! Выбесил! Доволен! — Рычит он, накрывая обнаженный торс рубашкой. — Так так так, готовы? — Проскальзывает внутрь Медсестра с тонометром в руках. — Готовы! Паша встает, освобождая место женщине, та меряет больному давление и осуждающе качает головой. — У покойников и то выше! Вы что сума все посходили с этой учебой! Да, я все понимаю, сессия на носу, зачеты, экзамены, но и вы поймите, залог хороших оценок заключается в хорошем самочувствии! Женщина поднимает руку Твиста и выгибает ее в локте, осматривая отсутствующие вены. — Питание, сон, прогулки на свежем воздухе! Вот что вам нужно! А не бессонные ночи над учебниками с этими энергетиками! Медсестра берет жгут и перетягивает руку выше локтя. — Рукой вот так поделай. — Женщина сжимает и разжимает кулак, на что пальцы Твиста, будто в замедленной съемке, сгибаются и разгибаются. — И чего ради себя так изводить?! Я все понимаю, первый курс, первая сессия, преподаватели еще вас пугают, но нам потом вас выпускать с дипломом и с инфарктом что ли? Паша зажимает рот рукой и сдавленно смеется, услышав, что Медсестра подумала, что Твист первый курс, хотя, по его виду больше и не дашь. Медсестра проводит ваткой по еле проявляющейся вене и поднимает первый шприц. — Что это? — Резко встревает Паша. — Кеторол. — Женщина придвигает иголку к руке и улыбается, заглядывая в глаза Твисту. — Так Зайчик, теперь терпим и лапкой не дергаем. Твист равнодушно смотрит, как иголка протыкает его руку, затем переводит взгляд на Пашу, на лице которого смешались жалость, беспокойство, гнев и желание, чтобы это все поскорее закончилось. Медсестра заклеивает ранку пластырем и берет второй укол. — Поднимай его. Активист кивает, они с Медсестрой меняются местами, Паша проскальзывает руками под худую спину и сажает его. — А это что? — Кофеин. — А чая у вас нет? Он его больше любит. — Смеется Паша, на что Медсестра лишь закатывает глаза, защипывает кожу плеча и вновь вводит иголку. Паша чувствует, как Твист сжимается всем телом, оставляя плечо неподвижным. Он кладет руку ему на голову и начинает легонько поглаживать. — Готово! — Медсестра протирает ранку и отстраняется. — Теперь пусть отдохнет. Ты его…друг? Паша укладывает больного обратно, принимает одеяло из рук Медсестры, и укрывает Твиста. — Я куратор этого первака. — Улыбается активист. — Тогда, тем более! Объясни ему, как важно следить за здоровьем! Ей Богу, под конец месяца тут уже очередь из таких вот стоять будет! — Обязательно объясню, спасибо. Женщина прикрывает дверь и уходит в совмещенный комнату. Паша строго осматривает Твиста, у которого уже слипаются глаза, и умиленно улыбается. Ну что за прелесть! — Так ты спи, я принесу наши вещи… — Дает он указания, прекрасно понимая, что он его уже давно не слышит. Паша еще минут пять неподвижно сидит, наблюдая за спящим Твистом, думая до чего же тот тощий и прекрасный. Лицо куратора искажается мучительными терзаниями, он смотрит в сторону выхода, на Твиста, шумно выдыхает, решительно встает с кушетки, подходит к двери и замирает, борясь с неистовым желанием. Но лучше что-то сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал! Паша разворачивается, четким шагом подходит к кушетке, садится обратно, нависает над Твистом, рассматривает его беззаботное детское личико, задерживает дыхание, наклоняется и осторожно целует его в холодную мягкую щеку. Он отстраняется, закусывает губу, снова наклоняется и замирает в сантиметре от искусанных губ. Пытка, самая настоящая пытка! Он отталкивает себя руками от кровати и быстро уходит, не оборачиваясь. Антон уже как минут пятнадцать стоял перед трехэтажным зданием автомастерской. И это был далеко не тот гараж, рядом с которым колоннами стояли шины вместо указателя. От этого здания так и веяло элитой, дороговизной и роскошью, в общем, всем тем, чего у Антона не было, может быть поэтому он себя чувствовал здесь настолько неуютно. Он курит и думает, а надо ли ему все это? Ведь если он узнает причину, почему его бросили и свалили, то это не изменит факта, что его бросили и свалили! Антон обещает себе, что это его последняя попытка докопаться хоть до чего-то, тушит сигарету, берет себя в руки и заходит вовнутрь. — Здравствуйте, чем я могу вам помочь? — Встречала его очень милая и дружелюбная девушка, которая стояла за ресепшеном прямо при входе. — Мне нужно увидеть Оксану, она тут работать должна. — Быстро хватает Антон разбегающиеся мысли. — А по какому вопросу? Антон устало выдыхает, ловя легкое дежавю. — По вопросу Арсения Сергеевича Попова, она в курсе должна быть, наверное, не знаю, можете спросить, пожалуйста, это очень срочно и очень важно. Девушка хмурит брови, осматривая странной наружности молодого парня, снимает телефон и звонит. — Оксана Александровна, тут к вам пришел человек… — Антон. — Антон, по вопросу Арсения Сергеевича Попова. — Девушка меряет парнишку подозрительным взглядом и кивает. — Да, длинный, худой, светлый. Хорошо. Девушка кладет трубку, улыбается Антону и просит подождать. «Мда, взрослый человек, восемнадцать лет, студент престижного университета. А чего добился? Длинный, худой, светлый… Вот если бы ее попросили описать какого-нибудь Павла Волю с ТНТ, тут бы она запела на три часа.» Антон осматривает свои грязные от снега ботинки и в очередной раз напоминает себе, что если тебя и судят по внешности, то надо хоть ее поддерживать в плюс минус сносном состоянии. В холле появляется стройная девушка с длинными светлыми волосами, забранными в высокий хвост, в черных трико, майке и накинутом поверх черном бомбере. Она с интересом осматривает сутулую спину Антона, улыбается и бежит к нему с распростёртыми объятиями. — Тошка Тотошка! Антон оборачивается на звонкий голос, и на него тут же запрыгивает девушка, повисая на нем, как коала. Первак замирает в нерешительности, милое личико оказывается напротив его лица и тут же целует его прямо в губы. Антон испуганно отстраняется и пытается оторвать от себя девушку. Окси спрыгивает, берет его за руку и тянет за собой. — Тотошка, я рада, что ты пришел, давно хотела с тобой познакомиться! Антон быстро идет, еле поспевая за ней, девушка заталкивает его в лифт и нажимает на третий этаж. Дверь кабинета открывается, Окси заталкивает Антона вовнутрь, усаживает на диван, а сама подходит к шкафу. — Что-то будешь пить? Чай, кофе, воду, винчик, виски, коньяк. — Окси откидывает голову назад и внимательно осматривает напуганного первака. — Тебе ведь есть восемнадцать? — Есть, но я бы лучше выпил кофе. — А я бы винчик, а мужчина девушке отказывать право не имеет, так что се ля ви! На кофейный столик падают два бокала, а в Антона летит бутылка вина и штопор. — Справишься? Антон кивает и приступает к открыванию напитка. Окси радостно выпархивает из кабинета. «Честно признаюсь, когда Инна Николаевна сказала, что Окси стоит на вершине этой пирамиды сумасшествия, я ей не поверил. Ну где Твист с его ножами, а где милая девушка Оксана. Но сейчас, Твист извини подвинься.» Антон разливает вино в бокалы, если быть честным, то когда он говорил про кофе, то в голове крутилась только мысль о коньяке, но винчик тоже пойдет, а вслед за ним пойдет четвертый день его запоя. — Не скучал? Окси залетает и скидывает на стол колбасу, сыр, фрукты, видимо все, что имелось в холодильнике на кухне этой автомастерской. Девушка подкатывает кресло, падает в него и начинает нарезать фрукты. Антон осматривает Окси и ловит легкий диссонанс. Она была похожа на фею Динь-Динь, которая при всей своей хрупкости и красоте, работает механиком. — А вы откуда меня знаете? — Решается подать голос первак, вскрывая колбасу и сыр. — Мне Арс про тебя рассказывал и даже фоточки показывал. — Окси заминается и возвращается обратно к фруктам. Антон смущенно краснеет и чувствует, как что-то приятное растекается по его держащемуся на последнем издыхании сердцу. Ощущение, будто в изрядно дерущий нос залили пиносол. — А он про вас не рассказывал. Девушка смеется и поднимает бокал вина. — Он не любит рассказывать, он любит ставить перед фактом. Поэтому и хотел нас познакомить лично. Ну раз мы и без него справились, давай выпьем за знакомство! И еще раз назовешь меня на вы машиной придавлю! Антон понятливо кивает и чокается с ней бокалом вина. — Ну дак что, если Арс тебе про меня не рассказывал, как ты тогда меня нашел? Окси смотрит на стол, ударяет себя по лбу, бежит к шкафчику и достает две вилки. — Инна Николаевна. — Ууууууу, то есть с Инной Николаевной он тебя успел познакомить, а со мной нет! Ну все, будет мне читать, пока язык не отвалится. — Читать? — Ага, он мне английский помогал учить и книжки читал, а потом заставлял пересказывать. Золотые были времена! Антон улыбается и пьет еще, надеясь, что это придаст ему смелости для главного вопроса. — Чего пришел кстати? — Опережает его Окси. — Не то, чтобы я тебя выгоняла, но чего пришел? Антон делает глоток, ставит бокал на стол и выпрямляется, чтобы не выглядеть собакой сутулой. — Я хотел спросить, не знаешь ли ты где Арс. Окси щурит глаза, пьет вино и облизывается. — Знаю. — Игриво улыбается она, кидая жгучий взгляд на парнишку. Антон замирает, явно не рассчитывая на такой ответ. — Скажешь? — Скажу за поцелуй. — Ты меня уже поцеловала, так что аванс получен. — Это был приветственный поцелуй, а я хочу выпрашивающий поцелуй, просто так в этом мире ничего не дается и не говорится. Антон нервно усмехается и берет в руки бокал. — Вы c Арсом похожи, да, теперь все точно встает на свои места. Но целовать тебя я не буду. — Как знаешь. — Пожимает плечами Окси и откидывается на стуле. — Ну Окси… — Канючит Антон, чувствуя, как алкоголь ударяет ему в голову, видать и правда хорошее вино. — Поцелуй. — Нет. — Ага. — Я не хочу. — Ну, как хочешь. — Да зачем тебе это, странные у тебя какие-то требования. — Мне просто интересно, что в тебе Арс нашел такого особенного. — Пристально щурит она глаза, осматривая каждый уголок тела первака. «Фааак, почему мне кажется, что в ней сейчас говорит Твист! Ну, он хотя бы не заставлял меня с ним сосаться!» — Да ничего во мне нет особенного! Ничего! Хочешь, Твисту позвони, спроси, он подтвердит и даже добавит пару ласковых от себя. Окси смеется, закидывая ноги и голову на ручки кресла. — Ой, не произноси его имя в этих святых стенах. — Улыбается она и подцепляет вилкой колбаску. — Ну скажи, будь человеком. — Если я скажу, то ты потом сдохнешь от горя, а Арс мне читать никогда не будет. А оно мне надо? — Я сдохну, если ты мне не скажешь, а Арс не узнает! — Рычит первак, теряя самообладание. — Ну хорошо, Тошка Тотошка! Я отвечу, только если ты задашь правильный вопрос, ты ведь его парнишка, должен был заметить, а если не заметил, значит ты не его парнишка. Антон допивает вино и обновляет бокалы. — Господи, как же вы все кайфуете, издеваясь над людьми. — Ага, у нас скучная взрослая жизнь, так что давай, у тебя есть три попытки. — Он уехал из-за компании? Окси издает звук провала. — Он уехал из-за отца? — Не-а, последняя попытка, думай, Тошка Тотошка. — Он уехал в Москву к маме, чтобы перевестись в МГУ? — Пау пау пау пауууу, вы проиграли, так что жить тебе в неведении. Антон обреченно откидывается на спинку дивана и на автомате достает пачку сигарет, а Окси его не останавливает. «Думай, думай, пропитый мозг, соберись и подумай, тут явно должна быть логика! Арс уехал в Москву, но перед отъездом они с Окси пересекались, тогда-то он и должен был рассказать ей о планах. Но зачем бы они встретились? Арс не тот человек, который выдернет друга, чтобы попить вина в приличном заведении и поговорить по душам. Окси занимается машинами, но он оставил машину Твисту. Что-то еще, я что-то упускаю…» — Тотошка, меньше думай больше пей! Как вы, кстати, познакомились? — А? В унике. — Любовь с первого взгляда? — С первого разбитого носа. — Улыбается Антон, не отводя взгляда от потолка. Окси смеется, ест сыр и запивает его вином. «Машина… Я бросил ее у психушки, на следующий день мы ехали в уник на такси, а вечером гуляли, потом он уехал забирать машину, чтобы забрать Твиста с аэропорта, а на другой день мы уже на его машине ездили прыгать с тросом. То есть, перед тем как забрать Твиста, он забирал машину. А машину скорее всего забирал от Окси. Тааааак…» — Тошка Тотошка! — А? — Бэ! А что тебе нравится в Арсе, за что ты его, так сказать, забрал в свои худощавые объятия? Антон улыбается и выдыхает так, будто этот выдох заключал в себе весь тот спектр чувств и эмоций, которые Антон испытывал в сторону своего капитана. Но Окси интересуют факты, а не охи вздохи. — Ну дак что? А? Тошка Тотошка, не игнорируй меня! — Обидчиво надувает она губы. — Не знаю. — Отвечает он честно, потому что решать великую дедуктивную задачку на уровне Шерлока, и еще параллельно врать, на это способен разве что Твист. — А кто знает? — Я правда не знаю, сам периодически задаюсь этим вопросом, но кроме как «как-то само так вышло» ответа так и не нашел. Окси смеется и обновляет бокалы, а Антон достает еще одну сигарету. «Таааак… После того, как Арс поговорил с Окси, что в нем изменилось? Они с Максом устроили гонки по коридору, тогда Арс, наверное, ему рассказал, что сваливает, значит, он точно принял это решение перед тем, как приехал в уник. Но может он принял его после общения с Твистом. Но если взять в расчет тот факт, что Твист мне наврал, значит может, он сам не знает почему Арс уехал, тогда если откинуть Твиста, это решение он принял после встречи с Окси.» Антон опирает локти в колени и, прищурив зеленые блестящие от алкоголя глаза, пытается разглядеть ответ в Окси. — Ого! Ну давай! Окси отзеркаливает его позу и придвигается ближе. Игра в гляделки началась. «Как связана машина, Окси и Арс, что я должен был заметить? Заметить его поведение? Думаю, я должен был что-то именно увидеть… Увидеть… Что в нем изменилось?» Антон закрывает глаза и победно усмехается, вводя Окси в ступор. — Рука, его рука, он сказал, что в его руке лопнул стакан, а лопнул, потому что он злился, а почему злился, сейчас скажешь мне ты. Окси хлопает и откидывается на стул. — Браво! Вы раскрыли дело! НО… — Никаких но! Говори! Хочешь, чтобы я тебя засосал, засосу, только потом не возникай! Поэтому лучше сама говори! — Рычит Антон, сам ужасаясь от своего тона. — Прости… — Он упирает лицо в руки и потирает красные глаза, которые чисто физически не могли больше плакать. — Я просто устал, мне плохо, как же мне плохо, вывернуться просто охота наизнанку… Прости… Нервы в минусе… Я в запое… Сердце в ахуе… Мозг отказывается во всем этом участвовать… Окси отгоняет от себя тревожные мысли, натягивает улыбку, чтобы оказать этому мальчику хоть какую-то поддержку, переходит на диван, садится рядом, обхватывает его руками и подтаскивает к себе. — Антон, но правда, тебе будет неприятно такое услышать. Поверь, плохо, которое ты испытываешь сейчас ничтожно, по сравнению с тем плохо, которое ты будешь испытывать после нашего разговора. — Да давай уже, добивай, вывезу. — Смеется он, утыкаясь Окси в плечо. — Ты же знаешь, какие у Арса взаимоотношения с семьей. Отец полностью хочет забрать компанию себе, а сын ему не нужен. А мама обычная жена своего мужа, которая единственное что может, дак это всячески ограждать сына от его отца. Арс давно хотел подписать отказ от завещания. Сука! Его еще даже не зачитали, а отец уже вымотал ему все нервы. Он одно время только и жил что на успокоительных. Господи, как так можно издеваться над своим же ребёнком! — Окси кладет руку на голову Антона и начинает нежно поглаживать. — Дак вот, когда его дедушка умирал, он взял с Арса обещание, что тот исполнит волю дедушки, которая указана в завещании. И это обещание его держало до последнего… До случая в… — Психичке? — До случая в психичке. Я забрала его машину от больницы, пригнала сюда для проверки. Вечером ко мне приехал Арс. Господи! Я его таким счастливым никогда не видела, ты бы его видел, это просто что-то! — Окси расплывается в улыбке, уходя в воспоминания того вечера. — Я видел. — Усмехается Антон. — А потом его накрыло. Он изводил себя еще с того раза, когда тебя в квартире его прижали, срывался постоянно, дергался, ты даже представить себе не можешь, какие гонения он устроил, вылавливая каждого из этих ублюдков. Я тогда еще не знала, что в этом еще и ты был замешан, гадала все, с чего он так рьяно взялся за них. Такое для него не в новинку, но настолько жестко, он никогда не лютовал. Там даже Твист подохуел. А потом, когда ты его из психушки вытащил, думаю, тогда он уже принял решение, что надо ехать подписывать отказ, но Твист ему на мозги капал, что надо просто тупо подождать до дня рождения. — Твиииииист… — Не рычи на Твиста, он хороший, и думает наперед! Потому что, как только Арс подпишет отказ, он больше не нужен будет, в принципе, и его отец, а ему ума хватит, просто избавится от него, ну или Арс до конца жизни будет бегать, как сейчас бегает. — Тогда почему Твист дал ему свалить! — Жалобно пищит Антон. — В тот вечер, когда я осматривала машину, я нашла конверт. Антона будто молния пробивает, он резко садится и отскакивает в сторону с дивана. — Конверт крафтовый? Окси кивает. — Сука, надо было стащить его из этой гребаной черной папки, надо было выйти на полном ходу из этой чертовой машины, надо было посмотреть что там! Если бы я только посмотрел! — Рычит первак сам на себя. Он нервно ходит по комнате, останавливается, садится в кресло и закуривает. — А что там? — Там твои фотографии. И кстати ты слишком много куришь! Узнаю, что Арс к тебе примазывается, машиной переду. Антон смотрит на сигарету и быстро тушит. — Какие мои фотографии? — Из инсты! Антон! Какие еще могут быть фотографии?! Его отец узнал про тебя, пустил наружку, они оформили пару твоих портретов и предоставили Арсу в знак последнего предупреждения. — Какого предупреждения? — Удивлённо выпучивает он глаза на девушку. Окси складывает пальцы пистолетом, прицеливается в Антона и стреляет. Антон хватается за сердце и отрицательно качает головой. — Нет! Нет! Нет! Нет! — Да, да, да… Он собрался и уехал. — Это все из-за меня… — Выдыхает Антон, уходя в свои мысли. — А, ну да, вот в системе дедули, который так подставил внука, мамаши, которая все никак не может своему муженьку клофелина уже в кофе подсыпать, отца с комплексом недолюбленного ребенка, который соревнуется с собственным сыном… О да! Явно! Все из-за тебя! Вот если бы не ты, это была бы образцово-показательная семейка! Но Антон ее уже не слышал, он уже ничего не слышал, кроме звона, который будто сквозь вакуум просачивался, становясь все сильнее. Свет в его глазах гас, он будто сидел в кинотеатре, а Окси, как в немом кино, показывали на большом экране. Финальные титры. The End. Свет гаснет. Темнота.