BLACK OPIUM

Паша несется по коридору с ключами, которые успела всучить ему Аня в дополнение к просьбе-заданию. Он заворачивает за угол к медкабинету и врезается в Твиста, который тут же отшатывается к стенке. Паша останавливается и с секунды смотрит перед собой, пытаясь понять, что за внезапное ДТП, но увидев парнишку, тут же отрывает его за плечи от стены и пристально осматривает. Единственное, что в нем поменялось за те полчаса, пока они не виделись, это глаза, стали чуть бодрее, чем у дохлой рыбешки на базаре, а в остальном все также плачевно. — Ты зачем встал? Тебе еще часа два отдыхать надо. Пошли обратно. — Паша берет Твиста за руку и тянет к мед кабинету, на что тот фыркает, быстро высвобождает руку из захвата и идет дальше по коридору. Паша с минуту приходит в себя и снова нагоняет парнишку. — Извини, что задержался и оставил тебя там одного. — Достает он из кармана ключи с ярким брелком, на котором написан номер кабинета, и трясет им перед Твистом. — Я Аню встретил, она мне ключи всучила, надо пару дел закончить в совете, составишь компанию? Отлежишься еще немного, а то опять грохнешься где-нибудь. — Лепечет Паша, косясь на погруженного в свои мысли Твиста. Больной отрицательно качает головой и продолжает идти по направлению к лифту, активист убирает ключи, опережает его и нажимает кнопку вызова. — Я чай сделаю фруктовый или с бергамотом, или зеленый, какой захочешь! — Улыбается он, пытаясь уловить реакцию Твиста, но похоже все мышцы его лица атрофировались еще классе в пятом. Твист устало поднимает голову на мелькающие этажи, переводит пустой взгляд на улыбающегося Пашу и кривится от его жизнерадостности, как от яркого света посреди ночи. «Опять лыбится, как он меня задолбал. Вечно милый, улыбающийся, смешной, так и хочется сделать что-то такое гадкое, чтобы увидеть, как он страдает. Может уж тогда, эта противная улыбочка сползет с его противного лица.» — А еще у меня есть огромная шоколадка Милка. — Накидывает плюсы пойти с ним активист. Паше могло показаться, что на словах огромная шоколадка, глаза парнишки сверкнули желанием, вроде, или нет, но надеемся, что да. — С каким вкусом? — Тихо, почти одними губами спрашивает Твист. — Соленая карамель! Я ее больше всего люблю, подумал, что тебе тоже понравится. Дверь лифта открывается, ребята неспешно заходят. Твист впечатывается в стену и откидывает голову, Паша встает напротив, почти нависая над ним, на что Твист равнодушно закрывает глаза. — Тем более, раз уж на то пошло, я наши вещи уже туда закинул. Дверь закрывается, Паша разворачивается, заносит палец над кнопками и игриво смотрит на парнишку. — Ну что? Поедешь со мной? Твист выглядывает из-под своих кукольных ресниц, всматривается в лучезарные янтарные глаза, на слегка проступающие ямочки на щеках, на веснушки, которые выцвели и обещали вернуться только к весне, и нерешительно кивает, Паша радостно нажимает на нужный этаж и лифт трогается. «Как пес, то и дело обоссытся от радости. Из кожи вон лезет, чтобы расположить меня к себе. Думает, что какие-то дружеские чувства остановят меня, и я не солью порнуху с его участием. Наивный. Сделка есть сделка, ничего личного.» Лифт открывается, Паша выходит, Твист стоит на месте, дверь закрывается. Паша закатывает глаза и нажимает кнопку вызова. Дверь открывается. — Будешь тормозить на руки возьму. — Улыбается он и делает шаг навстречу. Твист отлипает от стенки, отрицательно качает головой, выходит и плетётся за активистом. Паша открывает дверь студсовета, пропускает Твиста вперед, тот сразу проходит к дивану, падает на пол, опираясь на него спиной. — Ну что? Какой чай будешь? — Скидывает он китель и приступает к своему любимому делу - закатыванию рукавов рубашки. Твист подвисает на этом зрелище, осматривая выныривающие на свет татуировки. «Тупой позер, который тупо забил себе рукава, чтобы при любой удачной возможности светить ими. Как глупо делать что-то ради привлечения внимания окружающих.» — Твист! — Привлекает к себе Паша внимание задумчивых серых глаз. — Ты меня такими провалами в нашем диалоге пугаешь, говори со мной, а то я тебя обратно к медикам отнесу. — Любой, на твой вкус. — Шепчет парнишка, подтягивает к себе колени и утыкается в них лицом. Паша кивает и уходит на кухню, что-то продолжая говорить. — И халат свой сними, ты зачем его обратно нацепил, смотреть жутко, оставь на Хэллоуин! Твист перекатывает голову на щеку, вытягивает руку и смотрит на коричневое пятно засохшей крови, которое растеклось по всему локтю. Он находит это в какой-то мере привлекательным, но куда привлекательней на этом халате смотрелась свежевытекшая алая, липкая, горячая кровь. «Восемнадцать дней. Надо потерпеть восемнадцать дней, и я свалю из этого гребаного Питера. И не будет больше ни Антона, ни Паши, ни-ко-го… Только я и Арс.» Паша возвращается с двумя кружками чая и останавливается, осматривая позу умирающего лебедя. — Ты бы хоть на диван сел, что за мода занимать любые поверхности, кроме тех, которые специально предназначены для удобства твоей задницы. «Кляп. Где-то у Арса в комнате должен быть кляп. У меня уже в ушах звенит от этого бесящего голоса! С ним явно в детстве дома не общались, поэтому он свой словесный понос в школе выплескивал.» Паша смиренно выдыхает, ставит кружки на пол, уходит на кухню и возвращается с покупным сэндвичем, который протягивает Твисту. Тот поднимает голову на шум и резко отстраняется, будто перед ним держали раскалённый утюг. — Это не Милка. — Ты чертовски наблюдателен! — Улыбается Паша, отпускает сэндвич, и он падает на колени Твиста. — Я не буду. — Как бы это грубо не звучало, но тебя никто не спрашивает. Паша достает из своей сумки обещанную шоколадку и трясет ей в воздухе. — Ты ведь ее хочешь? Твист смотрит на Пашу, как на мучителя, который неделю держал его без воды, а теперь поил и просил себя боготворить за это. «Ах, ты примитивное одноклеточное, думаешь, что я поведусь на такую тупую уловку человека, который самое креативное, что придумал в жизни, это сказать на первое апреля, что у тебя спина белая? Ни в жизнь!» Твист медленно откусывает маленький кусочек сэндвича, настолько маленький, что укус кажется незаметным, тяжело пережёвывает, хмуря брови с каждой секундой все сильнее. — Ты так до ночи его есть будешь. — Наблюдает за этим милым зрелищем Паша, который устроился рядом. — Заткнись. — Шипит парнишка. Твист делает укус побольше, хватает чай, чтобы запить и проглотить, как можно быстрее, делает глоток, обжигает весь рот, плюется, рычит, откидывает сэндвич в Пашу, а кружка летит в стол, тут же разбиваясь. Твист хрипло выдыхает пару раз и утыкается головой в руки, которые лежали на коленях. «Сука, как меня все заебало! Когда же это все закончится?! Я не могу! Я так больше не могу…» Твист чувствует, как горечь разъедает горло, нос неприятно шкрябает, а глаза начинают зудеть, он активно дышит, стараясь держать себя в руках. Паша выходит из очередного ступора, быстро подрывается, возвращается с сухими полотенцами, осторожно собирает осколки и затирает чай. — Не переживай, все хорошо, это всего лишь кружка. У тебя наверное от кофеина повышенная раздражительность, я читал, это нормально, так что не бери в голову. Паша уходит и возвращается с новой кружкой чая. Он осторожно опускается рядом с Твистом, сохраняя расстояние, чтобы в случае чего гарантировать себе фору хотя бы секунды две. Он подгибает колени, кладет голову на них и смотрит на пепельный затылок, который уже минут как пять находился неподвижным. — Извини, я себе не разбавляю, сильно обжёгся? — Тихо спрашивает Паша. Почему то в лучах опускающегося закатного солнца громко говорить совершенно не хотелось. — Твист, разговаривай со мной, ты меня и правда пугаешь, когда молчишь. «Пугает… ха… тебя пугает, что придется выселять твоего драгоценного Тошу. А еще пугает, что если ты этого не сделаешь, то о твоей педиковатой натуре узнает весь универ. Тебя пугает, что придется переводиться в другой университет или даже в другой город. Тебя пугает, что при переводе ты потеряешь год или даже больше. Вот что тебя пугает… Люди, какие же вы все мерзкие, лицемерные и предсказуемые. Гадость.» Твист выходит из своих мыслей, когда руки проскальзывают под его коленями и спиной и отрывают от земли. Парнишка непроизвольно откидывает голову и видит сосредоточенное лицо Паши. — Ты! Ты что делаешь?! Отпусти меня! Поставь! — Шипит Твист, пытаясь вырваться, но тело его не то что не слушалось, оно ему как будто никогда и не принадлежало. — Я же сказал, что волнуюсь за тебя, ты минут десять сидел, как замороженный, я как должен понять, что с тобой происходит, если ты молчишь?! Ты может там опять отъехал! — Паша останавливается и одаривает Твиста строгим взглядом, от которого пробегают мурашки. — Ты хоть головой думаешь?! Какой же ты глупый… — Устало выдыхает он вверх. — Как можно настолько наплевательски относиться к себе?! Ты же… Да ты тупо в этой лабе мог отключиться и свой кровью захлебнуться! Твист замирает, ошарашенно хлопая серыми испуганными от всего происходящего глазками. Паша выжидает ответа пару секунд и решительно идет в сторону выхода. — Стой… Поставь меня… Я не твой тупой первак, чтобы меня отчитывать! Тебя в лабе вообще быть не должно было! Захлебнулся бы и ладно! И вообще, не лезь в мои дела! Тебе больше заняться нечем? Я тебе вроде дал задание, а раз у тебя так много времени, то к пятнице, чтобы оно было выполнено! — Рычит Твист, откидывая голову на руку так, что шея изгибается, а голова повисает в воздухе. Паша ухмыляется, останавливается у двери и слегка подкидывает тело в руках так, чтобы голова Твиста прижималась к его груди. — И откуда в тебе только силы берутся так верещать? — Заглядывает он в гневные глаза. — Я не верещу… Высказываю свое недовольство, твоими сумасбродными действиями! — Ударяет Твист Пашу ладонью в груди и предпринимает новые попытки выбраться, на что крепкие руки лишь усиливают хватку. — Это мы сейчас у медика спросим, у кого из нас действия сумасбродные, у того, кто жрет хуже Дюймовочки, и как дамочка веков девятнадцатых в обмороки падать изволит, или у человека, который проявляет элементарное беспокойство за своего первака. — На последнем уточнении он старался сохранить свое строгое лицо, но маска дала трещину и сдавленные смешки полились из него рекой. — Первака! Да я старше тебя и в возрастном и умственном эквиваленте! И тебя никто не просил проявлять беспокойство! Не надо навязывать людям то, чего они не просят! — А Антон прямо просится выселиться из общаги? — А это не твое дело! — Ну значит мое беспокойство, тоже не твое дело. — Усмехается Паша и подцепляет ручку. Твист в панике смотрит на открывающуюся перед ним дверь и ногой упирается в косяк. — Не надо к медику… Со мной все хорошо… — Растерянно пищит парнишка. — Всем бы было так хорошо, мир бы не страдал от перенаселения. Паша осматривает напуганного Твиста и делает шаг вперед, сгибая его опорную ногу в колене. — Ладно, все! Хорошо! Съем я твой сэндвич, только поставь меня уже! — Диалог? — Победно дожимает его активист. — Да хорошо! Буду я с тобой общаться! Отпусти только! Паша одобрительно кивает, отстраняется, ногой захлопывает дверь, подходит к дивану и опускает на него загнанного парнишку, тот скатывается на пол и занимает свою прежнюю позу, пытаясь прийти в себя после случившегося. Паша отходит к столу и облокачивается на него строго следя за Твистом. — Сэндвич ешь, чай предельно осторожно пей, жизни радуйся, заткнешься дольше чем на пять минут, скорую тебе вызову. — Командует активист, отчего парнишка в шоке хлопает глазами, потому что строгий Паша, это как прилежная отличница, которая переспала на выпускной со всеми парнями из класса. — Я не смогу все… — Безнадежно выдыхает Твист, глядя на сэндвич в своих руках. — Почему это? Все могут, а ты нет? Что в тебе такого особенного? Твист делает укус и сразу запивает чаем. — Ничего, просто так получается… — Как так? У тебя булимия? Твист отрицательно качает головой, делает еще один укус и быстро глотает. — РПП? Твист отрицательно качает головой. — Беды с башкой? Твист задумывается и одобрительно кивает. — Ну, тут уже ничего не исправить. — Заключает Паша и делает глоток чая. — Там даже если консилиум психологов собрать будет мало толка. Твист улыбается и кусает сэндвич уже более размеренно, как почти нормальный человек. — Спасибо, вкусно. — Ага, ты прямо тащишься от удовольствия. — Правда, вкусно. Твист, с горем пополам, съедает один сэндвич из коробки, обреченно смотрит на второй и поднимает жалостливый взгляд на мучителя. — Я больше не смогу, меня стошнит, я наелся. Паша строго осматривает Твиста, пытаясь вычислить врет тот или нет, но в отличии от Антона, он почему то хотел ему верить. Паша кивает, забирает у него сэндвич и съедает его за пару укусов. Комната постепенно заливается красноватым оттенком заката, Твист мечтательно смотрит вдаль, кусает шоколад, и пьет чай. Паша сидит на столе и пытается угадать о чем тот думает, какие невиданные миры хранит в себе эта голова, сколько тайн, загадок, планов на будущее, ему бы хотелось узнать обо всем, но чтобы это сделать придется прибегнуть к трепанации, потому что сам Твист ни за что, ничего, никогда не расскажет. — Заплети меня… — Подает голос парнишка, который Паша даже не сразу услышал, но когда повернул голову и увидел пару серых глаз, которые с интересом смотрят на него, понял, что ему не послышалось. Паша кивает, спрыгивает со стола, запускает руку в задний карман, достает пару разноцветных силиконовых резинок, опускается на уровень Твиста, берет его руку и пересыпает резинки ему в ладонь. Он садится на диван, расставляет ноги в сторону и показывает парнишке на место перед собой. Твист нехотя передвигается и облокачивается на его ноги. Паша за плечи прижимает его плотнее, запускает руки в пепельные волосы и осторожно пропускает прядки сквозь пальцы, расчесывая их. Парнишка содрогается от мурашек, расслабляется и откидывает голову навстречу нежным рукам. — И как часто тебя придется откачивать от обморочного состояния? — Не часто… Никогда… Чегооо??? — Пытается осмыслить Твист слишком уж самоуверенный вопрос. — Когда последний раз ты падал… — Закроем тему. Паша тянет прядки на себя запрокидывая лицо парнишки назад так, чтобы он мог видеть его глаза. — Ты же понимаешь… — Понимаю. Паша, я иду на красный диплом, пишу исследовательскую, моих умственных способностей вполне хватает для понимания своей же физиологии, но это, и правда, не стоит беспокойства. Паша хмурит брови, вглядывается в честные глаза, нехотя кивает, отпускает прядки волос и отклоняет голову обратно, чтобы было удобнее заплетать. Повисает неловкое молчание, которого Паша не замечал, погрузившись в свои мысли, чего не скажешь о вечно похуистичном Твисте, которого вдруг это стало напрягать. — Как у тебя дела? — Подает он тихий голос. Паша еще никогда не думал, что его поставит врасплох такой повседневный вопрос. Прядки выскальзывают из его рук, он начинает смеяться, прижимая ладони ко рту. — Чего смешного?! — Тут же шипит Твист поворачиваясь к нему в пол-оборота. — Ничего, просто неожиданно, прости, правда… — Паша берет себя в руки, успокаивается, придвигается к парнишке, подозрительно осматривает его и прикладывает ладонь ко лбу. — Чего тебе?! — Тут же отбивает ладонь Твист. — Да, просто, думаю, может у тебя горячка? — С хрена ли это?! — Ну, ты первый раз за время нашего общения что-то спрашиваешь у меня обо мне. — Смеется он, на что Твист закатывает глаза, упирается рукой в пол и привстает, чтобы свалить отсюда, но активист припечатывает его обратно и прижимает за плечи к своим ногам. — Да, все, извини, просто я, правда, не ожидал. — Что? Что я могу задать обыденный вопрос, чтобы твой получасовой монолог перекрыл неловкое молчание? Я думал в твоем окружение такое в порядке вещей. — Какие у нас смышленые перваки пошли… — Смеется Паша в ответ на такую пропитанную ядом тираду. — Ты меня недооцениваешь. Полчаса… Пф… Вести монолог я могу хоть два часа. — Я думал пятнадцать минут для тебя дедлайн любого действия. — Усмехается парнишка. Паша выуживает один волосок и выдергивает его, на что Твист резко отскакивает и тихо скулит, хватаясь за голову. — Хочу, чтобы Ваня был милым котиком, а не гадюкой, яда в которой хватит, чтобы умертвить все человечество. Паша рвет волос пополам, машет руками, как Хоттабыч и сдувает волосы с ладошек. Твист в шоке смотрит на эту картину и отстраняется еще дальше. — И это ты мне еще хотел дурку заказывать? Паша, извини, но только после тебя. Ребята переглядываются и смеются. Паша завязывает на резинку второй дракончик и двумя пальцами ударяет по болтающимся хвостикам. — Готово! Теперь ты похож на приличного человека. Твист поднимает голову вверх, отрываясь от шоколадки Милка, которую он кусал прямо так уже не стесняясь. — Что за токсичность по отношению ко мне сегодня весь день? Паша улыбается, нагибается, берет руку Твиста, пододвигает к себе и откусывает шоколадку. — Я просто абьюзер, веду себя как прилежный активист, а на самом деле держу пару перваков в подвале общежития. — У нас больше общего, чем я мог себе представить. — Усмехается парнишка. Паша последний раз проводит по волосам, отстраняет руки, но голова отклоняется назад, не желая их отпускать. Паша удивленно замирает, нет, ему не показалось. Он осторожно опускает руки на колени, а на них ложится голова. Пепельные глаза с интересом осматривают каждый миллиметр удивлённого лица активиста и закрываются, анализируя полученную информацию. — Все хорошо? — Еле слышно спрашивает Паша. — Я так устал. — Одними губами проговаривает Твист. Парнишка опускает шоколадку на пол, робко обхватывает руки Паши, достает из-под своей головы, перекладывает их себе на глаза, погружаясь в кромешную тьму, и облегченно выдыхает. Паша замирает, забывая как дышать, он смотрит на открытые губы, на закрытые глаза, улыбается, откидывает голову на диван и отдается приятному нежному теплу, расползающемуся по всему телу. В полутемном кабинете где-то на столе вспыхивает свет телефона, а за ним раздается глухая вибрация. Паша приоткрывает глаза, чувствует в ногах шевеление, отрывает голову от дивана, раздраженно смотрит в сторону стола, Твист просыпается, резко скидывает руки со своего лица и вскакивает, подбегая к столу. Он раздраженно смотрит на телефон активиста и кидает в него. Паша успевает его поймать и с ходу принимает вызов. — Да. Нет! Не забыл! Конечно! Как раз уже несу! — Резко подрывается он и вытягивается в струну, как солдат перед командиром. Паша начинает бегать вокруг стола, затем отпрыгивает к принтеру, а затем переходить в кабинет секретарей и возвращается со стопкой бумаг. — Да, не переживай, подпишу я все документы. Паша кидает трубку и в панике смотрит на Твиста. — Похоже, кто-то получит пиздюлей от Ани. — Улыбается он. — Так, не хорони меня раньше времени, сиди тут, я скоро. Паша выбегает. Твист подходит к дивану и плашмя падает на него, но на столе загорается еще один телефон. Твист резко вскакивает, поднимает телефон, удивленно смотрит на имя абонента и принимает вызов. — И что такого случилось, что ты решила мне позвонить? Твист меняется в лице, хватает сумку и быстро вылетает из кабинета. — Ума же хватило рассказать! — Хватило, ты его видел?! Он чуть не подох у меня на пороге, как пришел! — Да и подох бы! — Не будь такой сукой! Тебе Арс сказал присматривать за ним! А ты что тут устроил?! — Я присматриваю! Живой и ладно! — О, да, он прямо светится! Отыгрываться на парнишке, как гнусно! — А мне класть! Его проблемы, я что с ним нянчиться должен! — Да! Сказали нянчиться, значит надо нянчится! — А меня кто-то спрашивал, хочу ли я? — А когда это для тебя просьба друга стала пустым звуком! Антон приоткрывает глаза и медленно приходит в себя. Свет слегка ослеплял, а звон в ушах нарастал, хотя нет, это не звон, а чьи-то крики, которые в его состоянии очень тяжело было разобрать. — Ему плохо, тебе не лучше, нет, чтобы как-то поддержать друг друга, вы решили добить! Взрослые люди, а детский сад устроили! Ей Богу, вам спички дай, вы хату спалите! — Мне оно не надо, сам себе его завел, свалил, а скинул на меня! Почему я всегда должен все разгребать?! — Твист! А кто?! Ты единственной, на кого он может положиться! — Я единственный, на кого он может положить! — Засунь себе свою детскую ревность… — Окси замечает шевеление Антона, замолкает и подскакивает к нему. — Тошка Тотошка, ты как? Голова кружится? Тошнит? Воды? Антон поднимается и при помощи Окси усаживается на диван. Он осматривается, и первое, что видит, дак это Твиста, который стоял, оперевшись на стол, и испепелял его гневным взглядом. А еще почему то он был в белом халате. — Твист? — Сонно спрашивает Антон, не понимая, что его сюда принесло. — Нет, твоя галлюцинация. — Фыркает тот. — Твист! — Рычит на него Окси. — А почему ты в халате? — Его сейчас и правда больше всего интересовал именно этот вопрос. — В каком халате? Я в толстовке. — Наигранно осматривает себя Твист, делая вид, что не понимает, о чем идет речь. — Твист! — Окси наливает Антону воды и передает стакан. — К тебе так торопился из уника, аж халат забыл снять. — Правда? — Удивлённо распахивает первак затуманенные глаза и делает пару глотков. — Все, отлежался, поехали, в общагу тебя завезу. — Да куда ты так торопишься, дай ему в себя прийти! — Я с лета ждал, пока он в себя придет, но, как оказалось, это его обычное состояние. — Фыркает Твист, делает пару шагов на Антона и кивает на дверь. — Твист, да что с тобой сегодня?! — Возмущенно всплескивает Окси руками. — Когда ты такой сукой-то стал?! — Ничего Окси, все хорошо, я в порядке. — Шепчет первак. Антон ставит стакан на стол, встает, делает пару шагов вперед и заваливается, но Твист его подхватывает, перекидывая руку себе через плечо. — Зачем отращивать такое тело, если справляться с ним не умеешь?! Окси с улыбкой смотрит на ребят, подбегает к ним, обнимает Антона, обхватывает его лицо и резко целует в губы. Первак в шоке отстраняется, чуть не заваливаясь вместе с Твистом, на что девушка только смеется. — Тошка Тотошка, еще увидимся! Окси поворачивается на Твиста, хмурит брови, кладет руки на два дракончика и проводит по ним пальчиками, затем придвигает его голову за хвостики к себе и тоже целует, но в отличи от Антона, Твист с радостью принимает поцелуй, да такой, что перваку становится неловко. — А тебе идет, заплетайся почаще, а то вечно патлатый ходишь! — Был рад тебя видеть. — Улыбается Твист и целует ее в макушку. — Я тоже, забегай хоть иногда! Твист, поддерживая еле плетущегося первака, вытаскивает его в коридор. Антон падает на переднее сиденье и немного откидывается назад. Твист садится рядом, заводит машину и без лишних слов стартует. — А это нормально? — Что, это? — Ну, что Окси так… Прощается. — Ты про то, что она засасывает все что движется и не движется? Антон нерешительно кивает. — У нее свои приколы, ей нравится целоваться, и раньше она могла любого засосать с полуслова, но потом ей Арс объяснил, что поцелуя заслуживают только близкие люди, так что радуйся. Антон застывает в шоке. Он удивлен, нет, не от Окси, хотя от нее тоже, а от того, что Твист с ним может нормально разговаривать. — Твист, не вези меня в общагу, пожалуйста. — К себе я тебя тоже не повезу. — Тогда тут высади. — Не высажу. — Я не хочу, чтобы Макс меня в таком состоянии видел. — Почему? Антон привстает, Твист резко тормозит, и Антон летит в бардачок. Первак потирает то ли лицо руками, то ли руки лицом, он пока не разобрался, что у него болит больше, садится обратно и осматривается по сторонам, ища причину такой резкой остановки, но выезд на удивление чист. — Пристегиваться не учили? Антон пристегивается и устало смотрит на Твиста, тот меряет его равнодушным взглядом и возобновляет движение. — Зачем ты так? Почему нельзя было сказать, чтобы я пристегнулся? Ты думаешь, я бы не понял, я бы сразу пристегнулся. — Устало говорит Антон, потому что такое отношение к себе уже реально не прикалывало. — Чего молчишь? Я не собака, меня не надо дрессировать. — Он откидывает голову и смотрит через зеркало в глаза Твисту. — Мне, правда, жаль, что я по сути увел у тебя парня. Но думаешь, если ты меня прибьешь тут, то все будет сладко гладко? Ну если у вас за столько лет нормально отношения не сложились, тут как бы дело не во мне, а в вас. Дак, может хватит уже на мне срываться? Задолбал, вот серьёзно. Антон отворачивает голову к окну на пролетающие мимо дома, на удивление, ему так спокойно, так уютно, пусть и рядом с Твистом, но сейчас, его сердце видимо решило взять передышку. Твист сверлит взглядом машины, пытаясь их обогнать, и делает вид, будто между их сидений стоит звукоизолирующее стекло, и слова Антона до него не долетают. А делать вид, что ему похуй, Твист умеет в совершенстве, но на самом деле он все это знал, понимал, но не принимал. Хотя, в глубине души он уже все давно принял, но надежда… Гребаная надежда, какая всё-таки живучая тварь! — Почему? Антон отрывается от окна и переводит взгляд на Твиста. — Что почему? — Почему ты не хочешь, чтобы Макс тебя видел в таком состоянии? Это же обязанность друзей сопли слюни вытирать друг другу. Антон улыбается и утыкается в плечо водителя, радуясь, что он в куртке, а то какая-нибудь из его выпирающих костей точно бы ему в лоб воткнулась. — Ты чего делаешь, я за рулем вообще-то! Фу! Кыш! Ты мешаешь! — Дергает плечом Твист, не отрывая рук от руля. Антон откидывается на сиденье. — Как только он поймет, что я гину в бездне отчаяния, то начнет очень сильно волноваться. Хотя, он почти понял, но я усиленно держался при нем. — Волноваться это нормально для друзей. — Да, но я не хочу чтобы он волновался, я не знаю, как тебе объяснить. Ну, вот представь, что он один раз спалил меня, как я стою на окне и хочу выпрыгнуть из него. Теперь, у него сердце будет останавливаться каждый раз, когда я буду подходить к окну, пусть даже если я захочу открыть его, чтобы проветрить комнату. Поэтому я не хочу, чтобы он видел, как я подхожу к окну, потому что во-первых, он изведется сам, во-вторых, запрет меня в подвале вообще без окон, а в-третьих, на шаг не отойдет, а у него сейчас сессия и усиленные тренировки, потому что сразу после экзов начнется баскетбольный турнир. — Ну дак он ведь знает, что Арс уехал, думаю, он сопоставит как-то этот факт с твоим самочувствием. — Он знает, что мне плохо, но он не должен знать, что мне настолько плохо. — Я думал, что ты эгоистичный нытик, а нет, ты оказывается просто нытик. — Усмехается Твист. — Не обесценивай мои чувства. — Да какие чувства?! Вы знакомы с натяжкой четыре месяца, ты же толком ничего и не знаешь о нем. — Твист, вот если судьба есть, то вот пусть она уже урок тебе преподаст какой-нибудь, потому что я тебя не вывожу, я думал Арс душный, но неееееет, извините Арсений Сергеевич, но корона душнилы отходит Ивану Робертовичу. — Антон надевает на Твиста воображаемую корону, пока тот читает тираду о том, что перваку надо получать не высшее образование, а еще в детском саду на площадке бегать. Твист открывает дверь квартиры и резко захлопывает ее перед носом Антона, так, что он по инерции врезается в нее лбом. Первак открывает дверь и заходит следом, потирая ушибленное место. — Ха-ха, очень смешно. Твист скидывает куртку и уходит в свою комнату. Антон проходит и оглядывается по сторонам. Раньше, когда он жил тут с Арсом, он воспринимал эту квартиру, как просто что-то материальное и практичное. Диван, чтобы лежать, стол, чтобы за ним есть, плита, чтобы готовить, холодильник, чтобы хранить продукты. Но сейчас, когда он тут остался один, эта квартира стала не вместилищем материальных ценностей, а хранилищем воспоминаний. Диван, на котором Антон умирал, а Арс кормил его с ложечки какой-то гадостью, стол, на который Арс усадил его, перед тем как отчитать, плита, на которой Арс варил глинтвейн, а Антон сидел рядом на тумбочке и впихивал в него всю ту гору фруктов, которую капитан так старательно нарезал, холодильник, в котором хранились сырки, которые Арс купил специально для него. Антон грустно улыбается, выключает весь свет, но это не помогает, тогда он закрывает глаза, чтобы не видеть… Не видеть Арса в каждом предмете вокруг. Твист вбивает данные по исследовательской в ноутбук, лежа на кровати в своей безмерно огромной футболке и с кружкой чая в руке. В дверь раздается стук, он закатывает глаза, выдыхает и начинает искать свои наушники в огромной кровати. — Твиииииииист! Пустиииииии! Твист! Ну пусти! Твист! Дверь сотрясается, а Твист вспоминает, что оставил наушники в куртке. Он лениво сползает с кровати, открывает дверь и видит перед собой убитого жизнью Антона. — Чего тебе? — Мне грустно, можно к тебе, пожалуйста. — Конечно, проходи. — Натягивает он самую милую улыбку и отходит в сторону, пропуская первака. — Ты лучший! Антон делает пару шагов, но дверь резко закрывается, ударяя его. — Совсем уже?! Еще в кровать ко мне залезь! Антон отходит к стене и съезжает по ней, усаживаясь на пол с ноутбуком в руках. — Мои слезы тебя растрогают? — Была б моя воля, ты бы умылся слезами. Твист выходит из комнаты и идет в коридор, возвращается с наушниками в руках и удивленно замечает, что Антона нет. Он облегченно выдыхает и заходит в свою комнату. — Я это фигурально сказал! — Я думал, это приглашение. Антон стоит в комнате и держит в руках плед, чтобы заправить кровать. Комната Твиста больше походила на комнату закоренелого интроверта или феечки растений. Большая полукруглая кровать, не заправленная причем, на которой кучей валялись зеленый плед, одеяло, подушки и большая игрушка енот. На полу лежал приятный мятный коврик, гардероб на колесиках, рабочий стол с двумя мониторами и игровым креслом, окно с мятными шторами и широким подоконником, на котором лежали подушки, книжная полка со всякими статуэтками и семьей маленьких енотов, большой треугольный цветочный горшок, вписанный в угол комнаты, из которого тянулись высокие зеленые растения, да и вообще тут было много зелени. — Я представлял твою комнату по-другому. — Мне не нравится, что ты, в принципе, представлял мою комнату. — Я думал… — Тут будет валяться расчлененка, орудия пыток и стоять ванна с кровью? Антон кивает. — Для таких целей мы с Арсом используем дом на окраине города. — Что? — Нахрен выметайся отсюда, вот что! — Я не хочу. Твист чуть не давится воздухом, который только что вдохнул. — А меня это с какой стороны ебать должно? Антон поворачивается к Твисту и выставляет на него глаза Кота из Шрека. — Нет. — Ну… — Нет. — Пож… — Нет. — Я не уйду. — Я тебя выведу. — Если брать в расчет наши комплекции, то я в выигрышной позиции. Офигеть, никогда не думал, что скажу это кому-то кроме ребенка. — Задумчиво подмечает Антон. Твист рычит подходит к перваку, берет его ладонь, выворачивает, вслед за ней выворачивается вся рука, а плечо готово вот-вот выйти из сустава. Твист подбивает колени Антона, и он падает мордой в пол, даже не успев понять, что произошло. Твист упирается в его спину ногой, а руку оттягивает назад, заставляя парнишку молотить всем, чем только можно по полу в знак принятия своего поражения. — Отпусти… Отпусти… Отпусти… Больно! — Ты уйдешь? — Неееееет… — Уйдешь. Твист оттягивает руку выше, Антон пищит и из его глаз прыскают слезы, Твист отпускает руку, она с грохотом падает на пол. Твист обходит первака и садится перед ним на корточки. — Какой толк от тела и силы, если ты не умеешь ими пользоваться? Антон не поднимает головы от пола, а только тихо всхлипывает. — Не ной! Бесишь! Парнишка сжимается в маленький комочек и закатывается под кровать, оставляя офигевшего от такой картины Твиста. — Ты совсем ебнулся?! Вылазь оттуда! — Отстань от меня, какой же ты ужасный! Просто ужасный! Ты плохой человек! Твист слышит уже не всхлипы, а настоящие рыдания. — Ты зашел не в свою комнату и не хотел уходить. Если бы в твой дом ворвались воры, ты бы радушно их принял? — Я же не вор! Антон прижимает к себе ноющую руку, плачет и просто умоляет всех Богов, чтобы его отсюда вытащил Арс, посадил на колени, укутал в объятьях и поцеловал в носик. А не это вот все… — Ты самый настоящий вор! — Рычит Твист, заглядывая под кровать. — Вылазь! — Я не хотел, я не нарочно, я не хотел, чтобы тебе было больно из-за меня, прости, я правда не хотел! Ты… ты не заслуживаешь всего этого! И… и мне очень жаль! — Ты что опять прибухнуть где-то успел?! Ты что такое несешь?! Антон, вылазь! — Почему ты такой злой?! Почему тебя Паша называет хорошим! Почему тебя Окси и Арс называют хорошим! Ты ни разу не хороший! Твист отстраняется от кровати, тяжело выдыхает, садится на пол и опускает голову в руки. Антон издает последний громкий всхлип, зажимает себе рот рукой и переходит на тихий плач, содрогаясь всем телом. — За что… Просто, за что мне это… Где я так в жизни накосячил… — Твист замирает, будто понимая где. Ведь как он не пытался себя убедить в обратном, косяк был, да такой добротный здоровенный косяк, можно даже сказать КОСЯЧИЩЕ! — Да искупите грехи стенаньями, да возрадуется душа ваша благим спокойствием и умиротворением… — Усмехается Твист, глядя в потолок. — Аминь! — Театрально поднимает он руки вверх и встает. Твист подходит к гардеробу, осматривает его, снимает огромную футболку, трико и возвращается к кровати. — Ты там еще не подох? — Не…не…нет… — Заикаясь выговаривает Антон. — А жаль. Твист кидает на пол одежду и принимается заправлять кровать. — Я не пущу тебя в уличном. Твист выходит, Антон медленно выползает, сотрясаясь всем телом, он перекатывается на колени, поднимает с пола футболку, улыбается, и новая волна слез захлестывает его. — Ааааааааааая! Да перестань ты уже ныть! — Доносится рычание с кухни. Первак дрожащими руками расстегивает пуговки, скидывает рубашку, поднимает голубую футболку с мультяшными рисунками и натягивает на себя. — Выглядишь жалко. Антон поднимает голову и ловит на себе взгляд жгучего презрения серых глаз. — Ну дак, пожалей. — Усмехается первак, утирая дорожки слез. — Поважать детские истерики дурная привычка родителей. Твист ставит на свою тумбочку две кружки, тарелку с печеньем, запрыгивает на кровать, залезает под плед и берет ноут на колени. Антон кое-как справляется с трико и выглядывает из-под кровати, не веря в происходящее. — Чего? — Можно? — Можно. Антон осторожно забирается на кровать, поднимает с полу ноутбук, залезает под плед, не отводя пристального взгляда от пепельной макушки, ставит ноутбук посередине кровати и смотрит на Твиста. — Чего еще? — Давай посмотрим Гравити Фолз. — Тихо шепчет первак, чтобы не вспугнуть. — Смотри, что хочешь, мне надо закончить. Антон кивает, включает мультик, восхищенно смотрит на огромного енота, который разделял его с Твистом и… и енот тут же перемещается на другую сторону кровати под бочок хозяина, а в руки первака прилетает кружка с чаем и тарелка с печеньем. — Я не пью чай… Антон ловит гневный взгляд и тут же делает пару глотков. И это оказывается не чай, скорее травка, мелисса, мята, что-то очень освежающее и очень успокаивающее, что-то напоминающее о лете. — Спасибо, вкусно. Антон погружается в просмотр Гравити Фолз, Твист погружается в написание исследовательской, хотя, спустя первую серию, он уже откровенно стал залипать на мультик, а на второй отставил свой ноутбук в сторону, улегся на своего огромного енота и попросил первака включить все с первой серии. Антона, и правда, расслабила травка, он прямо чувствовал, как его нервы приятно пульсировали по всему телу, как мышцы после тренировки. Он отметил, что Твист очень забавно смотрит кино, почти также забавно как Арс, который раз в пятнадцать минут что-то уточняет, забегает вперед или просто вкидывает рандомный комментарий. Антон находил это милым. Вообще, первак периодически залипал на Твиста, и не как не мог понять, как в таком ужасном хладнокровном демоническом человеке снаружи, может жить такой домашний енот внутри. В темной комнате, где свет шел только от монитора экрана, загорается что-то под кроватью. Антон отрывает голову от подушки и смотрит на Твиста, который наклоняется и поднимает откуда-то с полу свой телефон. — Да. — Ну наконец-то! Ты что снова вспомнил как телефоном пользоваться? Я тебе раз сто звонил, ты куда свалил?! Еще и китель оставил, ума же хватило в этом своем халате упереться! Твист оттягивает телефон от уха и ждет, когда Паша закончит свою тираду. — Опять меня игнорируешь?! — Нет, надо было в одно место съездить. А китель я завтра с утра у тебя в унике заберу. Паша устало выдыхает в трубку и берет себя в руки. — Хорошо. Как себя чувствуешь? Чем занят? — Чувствую хорошо. Лежу в кровати с Антоном, смотрю Гравити Фолз, пью травку. — Смешно. А правда, что делаешь? — Я правда это делаю. Звонок скидывается. Твист пожимает плечами, опускает телефон, но звонок раздается уже с телеграмма по видеосвязи. Твист хмурит брови и поворачивается на Антона, на что тот улыбается и кивает. Твист кивает отрицательно. Антон положительно. — Это не нормально! — Твист, это нормально, люди так делают, отвечай. — Это странно. — Только для тебя. — Что ему вообще надо? — Вот и узнаешь, отвечай. Твист устало выдыхает, принимает звонок, тут же включается камера, через которую парнишка видит жизнерадостного Пашу, сияющего во все тридцать два, а он в ответ видит недовольное бледное лицо, которое жмурится от света экрана. — Колись, чем маешься? Твист разворачивает камеру на Антона. — Паша, привет! Сказать, что Паша был в ахуе, ничего не сказать. Твист снимает экран ноутбука с мультиком и свою кружку с травкой. — Доволен, лежим в кровати, смотрим мультик, пьем травку. — То есть, его педиковатая натура тебя не смущает, а моя смущает? — Сам ты педик! Ало! Я вообще-то тут! — Верещит Антон на заднем плане. — Его тело с трудом поддерживает в себе жизнь, он подохнет от горячего секса. Хотя? Способ, конечно, гуманный, но действенный. — Задумывается он, осматривая первака. — Твист, не обижай Антона. — Да, Твист, не обижай Антона! — Поддакивает Паше первак. — Да кто тебя вообще трогает! — Шипит Твист на соседа по кровати и тут же переключается на Пашу. — А ты чего хотел? — Завтра, я тебя из лабы заберу, или ты меня с собрания забери, в общим, если завтра дернишь без меня из уника, я до конца жизни буду сидеть в твоей лабе и мешать, а Ане скину твой номер. — Хорошо. Это все? — Нет. — Что еще? — Тебе чертовски идут мои дракончики. Твист закатывает глаза, вырубает телефон, кладет его на пол, занимает прежнюю позу, но Антон не спешит включать продолжение мультика. — Что? — Дак вот, кто тебя уплетает. — Улыбается парнишка, щуря игривый взгляд. — Да, уплетает, что-то имеешь против? — Нет. Мне очень нравится, тебе идет. А как вы познакомились? — Договор с ним заключил, чтобы он тебя из общаги выселил. — Как смешно… А если серьезно, в каких вы отношениях? — Ни в каких. Твист включает мультик, но Антон ставит на паузу. Раз у них с Твистом, что-то типа диалога, нужно постараться этим воспользоваться. — Что еще? — Я разговаривал с Окси, она мне сказала почему Арс уехал. Можешь сказать, где он сейчас и что с ним? — Тихо шепчет Антон. Твист закатывает глаза и тянет руку к ноутбуку, но парнишка отстраняет его, перекатывается в позу лотоса и смотрит в глаза еноту, который лежит между ними. Твист отзеркаливает его позу, берет енота и прижимает к себе. — Он дома. — У кого? — У себя. — Почему он там? — Потому что это его дом, логично, что он там. — Твист, почему ты не можешь мне прямо сказать, где он, что с ним, когда он вернется, почему он еще не вернулся, почему я не могу до него дозвониться? — Переводит обеспокоенный взгляд первак с енота уже на Твиста. — Потому что, во-первых, тебя это не касается, а во-вторых, мне доставляет неописуемое удовольствие смотреть, как у тебя внутри сердце отмирает, и поверь, я приложу все усилия, чтобы оно у тебя остановилось, и ты подох в темном, сыром углу, захлебываясь мимолетными воспоминаниями о счастье, которые тебя же и добьют. — Рычит Твист упиваясь собственным же ядом. Антон замирает, а потом на его лице появляется грустная улыбка. — Он тебе и правда дорог. Тогда почему ты за него ни капли не переживаешь? — Потому что я знаю, где он, с кем он, чем занят в данную секунду, что он ел на завтрак, и что будет есть на ужин. И поверь, если возникнут поводы для беспокойства, я с этим разберусь, а ты продолжай бухать, ныть и задыхаться сигаретами. — А ты его любишь или просто боишься остаться один? — Вдруг задает вопрос Антон, который тут же выбивает его оппонента из колеи. Твист замолкает и обводит удивленным взглядом уверенного в себе парнишкуа, который сидел с таким видом, будто знал куда больше него самого. — В этом мире человек должен любить только себя, а все остальное должно поддерживать эту любовь. — То есть, ты любишь только себя? А Арса используешь для внутреннего самоудовлетворения. — В любых видах взаимоотношений, люди используют друг друга для внутреннего самоудовлетворения. — А ты его самоудовлетворение удовлетворяешь? — Удовлетворяю. — А тогда почему он выбрал меня? — Нахально улыбается Антон, теперь он понял, почему Твист так кайфует, когда делает людям больно, в этом, и правда, есть что-то опьяняющее. — Потому что ты единственное, что отвлекало его от мыслей о семье. Ни больше, ни меньше. — Раз его так гнетут мысли о его семье, думаешь, он сейчас кайфует сидя у себя дома? — Многие рациональные действия не всегда воспринимаются с восторгом, но это временные неудобства. — А тебе бы понравилось, если бы тобой распоряжались, как какой-то вещью? — Мной полжизни распоряжались, как какой-то вещью. Не умер. Не рассыпался. Не все выросли розой в тепличном саду, как ты. Антон замирает и смотрит на безжизненные пепельные глаза, казалось, его вообще не трогала ни одна тема разговора, он обо всем говорит, как о каком-то фильме, который посмотрел на днях. Антону почему-то стало очень обидно за него, не жалко, а именно обидно, что люди сделали из такого милого енотика, такого холодного, озлобленного и сучного человека. Он уже ни раз испытывал это ощущение находясь рядом с Арсом, все-таки они с Твистом, и правда, похожи, слишком похожи, чтобы быть вместе, потому что вместе они сгинут в этой бездне саморазрушения. Антон тяжело выдыхает, тянет руки к Твисту, чтобы обнять, как это обычно делают в знак поддержки, но тот, не оценив его душевного порыва, со всей дури наносит пару ударов енотом по голове. — Я тебе оторву эти руки! Антон падает на кровать и смеется, пока Твист наносит еще пару ударов. — Совсем умом тронулся?! Что смешного?! — Да так, просто, ты забавный, очень забавный, извини. — Антон уворачивается от енота, берет подушку и прикрывается ей. — Твист, ну не будь такой сукой, ну расскажи где Арс. Твист останавливается и пытается отдышаться. — Еще раз повторяю, хотя уверен, что до тебя и в этот раз не дойдет. Он у себя дома, с ним все хорошо, он не вернется, документы на перевод в МГУ лежат в деканате, все Антон успокойся уже. Все. Понимаешь? Все. Первак грустно вздыхает, задумчиво смотрит на Твиста и резко тычет пальцем прямо ему в сердце, отчего тот замирает и опускает голову вниз. — Точно поехавший… — Устало выдыхает он. — Я просто вспомнил, что Новый Год на носу. А в Новый Год, даже у Гринча сердце увеличилось в пять раз… — Антон смотрит на Твиста и улыбается. — В пять раз для тебя это, конечно, перебор, но я надеюсь, что случится новогоднее чудо, и сердце у тебя хотя бы просто появится. Твист подвисает, а Антон тяжело вздыхает и закатывает глаза. — Вас что с Арсом до двадцати лет в чулане держали? Ты и Один дома тоже не смотрел? Твист хватает ноутбук первака, ставит посередине, включает мультик и откидывается на енота. Антон еще пару минут сокрушается на тему, как можно не знать мировую новогоднюю классику, падает на кровать, натягивает одеяло по самый нос и смотрит фильм, но его глаза закрываются, где-то вдалеке появляется пушистая сияющая елка, мандарины, какао, Арс в новогоднем свитере и салют… огромный…яркий салют… — А…Арс… Арсений Сергеевич… Пожалуйста… Остановитесь… Я больше не могу… — Нет уж, Мария РЖД, мы с вами только начали! — Я, правда, не могу… сжа…альтесь… я умру… — От этого еще никто не умирал! — Я буду первая… Пожалуйста… Давайте остановимся… — Мария РЖД, нельзя останавливаться, иначе они вас собьют. Арс бежит спиной вперед по заснеженной дороге и показывает на черную машину, которая медленно едет за ними, а точнее за Марией РЖД, которая вот-вот рухнет от изнеможения прямо ей под колеса. Они пробежали уже километров двадцать, девушка была готова выплюнуть легкие уже на десятом, а на двадцатом она просто хочет сдохнуть. — Я все… — Стонет девушка, переходя почти на шаг. — Ну, хорошо, на сегодня хватит, побежали обратно. — Командует Арс с видом тренера сборной Олимпийских игр по легкой атлетике. — Что!? Арсений Сергеевич, вы издеваетесь? — Возмущенно оглядывается она на их дом, который отсюда казался крошечным. Арсений на секунду останавливается, кулаками бьет себя по трико, разбивая икры, по толстовке, разбивая мышцы, пару раз наклоняется в разные стороны и легко бежит на Марию РЖД. — Мария РЖД, не останавливайтесь, а то замерзните. Арс пробегает мимо машины, в которой сидят два парня, телосложения среднестатистического омоновца, машет им, усмехается и бежит к дому. Мария стоит на окраине дороги, согнувшись почти до земли, и изо всех сил пытается не стошниться. Вне тела лютый холод, внутри жара градусов уже под сто, но стоило остановиться дольше чем на пару минут, как потная толстовка тут же начинала покрываться корочкой льда. — Мария, прибежите позже меня, в дом не пущу. — Доносится крик убегающего силуэта. — У него дыхалка бесконечная что ли?! — Шипит девушка, задыхаясь морозным воздухом. — Демон! Точно, демон! Каждый день их совместного проживания, был для Марии новым кругом ада, сегодня пошел седьмой день, а значит самые жуткие пытки только впереди. За эти дни Арс практически не давал ей спать, постоянно изнурял интенсивными тренировками, их рацион питания свелся к такому минимуму, что Мария пару раз чуть не теряла сознание от голода, а про обливание водой на улице и медитации в таких позах, что у нее пару растяжений уже точно имелось, и вспоминать не хочется. Но больше всего ее пугало то, что Арсений Сергеевич разделял все страдания вместе с ней, и его это ни капли не тяготило… Демон! По другому язык не повернется его назвать! Бежать больше не было сил, а идти было холодно, она пару раз упала, но доползла до дома. До теплого уютного дома. Мария дергает за ручку, но дверь не поддается. Мария стучит, переминаясь с ноги на ногу, желая поскорее попасть вовнутрь. Дверь открывается, Мария порывается зайти, но Арс преграждает ей дорогу. — Я вас предупреждал, прибежите позже меня, в дом не пущу. — Холод на улице казался теплым маем, по сравнению с ледяным тоном брюнета. — Пожалуйста, Арсений Сергеевич, я тут застыну. — Запыхавшись молит она, порываясь зайти. — Вы думаете, мне есть до вас дело? — Пожалуйста, Арсений Сергеевич, гостей не оставляют на улице. — Давит она на совесть, прекрасно понимая, что та давно отсутствует. — Вы тут не гость, а мое развлечение. Арсений закрывает дверь, оставляя Марию на улице, а сам идет в горячий расслабляющий душ. Мария обреченно царапается в дверь до тех пор, пока руки не теряют чувствительность. Ее трясет, липкий пот, которым был пропитан каждый миллиметр ее одежды, превращается в хрустящий лед. Она нервно выдыхает последний теплый воздух в замерзшие руки, смотрит на машину, которая стоит на дороге возле дома, как на последний лучик надежды, быстро бежит к ней, не чувствуя пальцев на ногах, и дергает за ручку двери, но она заблокирована. Окно опускается и из теплой машины выглядывает румяное лицо. — Мария, извините, но Арсений Сергеевич сказал вас не пускать. — Сука… — Выдыхает она, смотрит на дверь дома, ее пробирает дрожь, и она начинает бегать, чтобы хоть как-то согреться. Арс сидит на полу в ванной комнате и крутит в руках кольцо Антона, которое по сути он у него украл перед отъездом. «Пиздец… Я уже и сам на грани, надо с этим заканчивать, а то тело вот-вот даст сбой. Я снизил норму сна до двух часов, час ночью, час днем, из еды маленькая тарелка овсяной каши на завтрак и такая же тарелка гречневой каши на ужин, непрерывные физические нагрузки, эмоциональный стресс, витаминное и водное истощение. За все то время, пока я жили с Марией, понял одно. Для простой миловидной сиделки, она слишком умна. Знает три языка, внимательно следит за тем, что говорит и как говорит, у нее высокая физическая выносливость, она владеет техникой самообороны, знает столовый этикет, начитана, с легкостью поддерживает любую беседу, тонкий психолог, может удовлетворить любую просьбу и выполнить любой приказ. Такую будет тяжело сломить.» Арсений спускается на первый этаж, по пути разминая забитые руки. Он останавливается у входной двери, открывает ее и тут же ловит промерзшее до костей тело Марии РЖД. Арсений берет ее на руки и несет вверх. Девушка с трудом приоткрывает глаза, пространно осматривает лицо брюнета, улыбается и отключается. — Все хорошо, Мария РЖД, я вас сейчас отогрею, не переживайте, вы в моих надежных руках. — Наигранно мило растягивает Арс. «Ей, по ее словам, двадцать четыре года, но она слишком уж умна для своего возраста. И это проблема. Потому что начальники никогда не возьмут к себе на работу, человека умнее себя. Отсюда вопрос, настолько ли хорошо я знаю свою маму? Но я это скоро выясню.» Арсений осторожно опускает Марию в горячую ванну прямо в одежде и присаживается на бортик, осматривая содрогающееся в нервной дрожи лицо. — Вот так, сейчас вы отогреетесь, все будет хорошо. Мария впитывает тепло, которое с непривычки обжигает ее, рефлексы срабатывают раньше, чем мозг успевает разобраться в чем дело. Она резко приходит в себя и начинает барахтаться, пытаясь выскочить, но Арс удерживает ее в ванне. — Мария, Мария, все хорошо, успокойтесь. Всплески воды, окатывают Арса, Мария немного приходит в себя, осматривается по сторонам: на свою одежду под водой, на Арса и на красные от холода пальцы. Из ее глаз начинают вытекать слезы физического и психологического истощения. — Ну вы что, ооооойййй, слезки на колесиках. — Улыбается Арсений и утирает пальцем влажные дорожки. Мария резко отстраняется, вызывая новый всплеск воды, и смотрит на Арса, как на мучителя. — Мария РЖД, не бойтесь меня, все хорошо, вы тут, вы со мной, я о вас позабочусь — Улыбается он и тянет к ее лицу, как к зашуганному котенку. Мария всхлипывает, смотрит на протянутую руку, робко прижимается к ней щекой и разрывается в рыданиях. — Я… Я… Я думала, что вы за мной не вернетесь… Что я там замерзну насмерть… Арсений улыбается, сползает с бортика ванны на пол, с нежной улыбкой смотрит в заплаканные глаза, притягивает Марию к себе и обнимает, та закидывает мокрые руки ему на плечи и всхлипывает прямо над его ухом. — Маша, ну как я мог тебя оставить, кто обо мне будет заботиться, я без тебя тут не смогу. Маша дрожит и прижимается к Арсу сильнее, на что тот, нежно поглаживает ее по спине и улыбается. «Сначала ломается тело, потом дух, потом мозг. А ее мозг сейчас бесценен. Твист, ты бы сейчас мной гордился.» Всхлипывания становятся тише, Арс отстраняет от себя Марию и обхватывает ее лицо ладонями. — Приводи себя в порядок, а я ужин приготовлю, хорошо? Устроим новогодний вечер? Ты не против? Мария отрицательно качает головой, брюнет улыбается, нежно целует ее в лоб, отпускает и уходит. Один из машинных надсмотрщиков заносит на кухню большие пакеты с продуктами. Арсений осматривает их, достает пару бутылок слабого столового вина и поднимает недовольный взгляд на «курьера». — Михаил, вас вроде так зовут? — Да, Арсений Сергеевич. — Я заказывал не эту марку. — Татьяна Владимировна дала добро только на эту, извините. — Эх, всю жизнь пытается приучить меня к своему любимому вину, но для меня оно слишком слабое и сладкое. — Улыбается Арсений, осматривая этикетку. — Вы, кстати, вечером заходите на ужин, а то в своих машинах на сухпайках сидите. — Не положено, извините. — Механически отвечает Михаил, смотря себе под ноги. Арс хмурит брови и разбирает продукты. — Думаю, смотреть за мной из дома куда продуктивнее, чем снаружи. Обещаю, за порог ни шагу, честное слово, нет настроения, чтобы по сугробам в ночи бегать в такой холод. Михаил кивает и уходит. — Подождите. Михаил оборачивается и готовится выслушать следующий приказ. Арс улыбается, осматривая упакованные ножки курицы. — Тут такое дело, а вы готовить умеете? — Я не силен, но Вадим хорошо готовит. — Отчеканивает Михаил. — А отправьте мне его в помощники, а то я максимум могу кашу приготовить, ну и лапшу сварить. Михаил кивает, уходит, а через какое-то время приходит обещанный Вадим. И когда Михаил говорил про его кулинарные способности, то ни капли не преувеличил. Арсений под чутким руководством Вадима приготовил вполне сносный ужин. Салат наподобие цезаря, лазанья, куриные ножки, запечённые овощи в сливочно-сырном соусе, картошку с мясом и стейки. Арсений оставляет большую часть еды в гостиной, куда потом приходят все ребята из наружки, а сам накрывает новогодний ужин для Марии у себя в комнате. Мария жила в бывшей комнате покойного дедушки, потому что из комнаты Твиста Арс ее прогнал поганой метлой, а гостиная почему-то превратилась в непонятный склад. Она натягивала на себя трико и толстовку, конечно, сначала она думала, чтобы надеть что-то сексуальное и красивое, но после недельного пребывания тут, она поняла, что Арса привлечет ее тело только в расчлененном виде. Она уже минут пятнадцать пыталась засунуть ногу во вторую штанину, но перед глазами все плыло, а мозг был как в тумане. Переохлаждение сказалось на теле слабостью и небольшой температурой. Хотелось спать, но еще больше хотелось есть, а еще больше хотелось уехать из этого дома, который стал для нее настоящим карцером. В дверь раздается стук. Мария быстро засовывает ногу в штанину, натягивает трико, распускает волосы и поправляется. — Мария РЖД, можно? — Доносится голос из-за двери. — Да, я уже готова. Арс открывает дверь, облокачивается на косяк и осматривает Марию РЖД. Белокурые локоны спускающиеся до плеч, ярко-голубые глаза, округлое лицо, выдающиеся формы, которые в данный момент скрывали черные трико и зеленая толстовка. — Что-то не так? — Взволнованно спрашивает она, чувствуя себя некомфортно под натиском такого взгляда. — Вы выглядите так по-домашнему, мне нравится. Мария смущенно улыбается и растерянно смотрит по сторонам. — Спасибо, вы тоже как нельзя лучше вписываетесь в интерьер этого дома. Арс осматривает себя — черная футболка, черные трико, да, пожалуй она права. — Пойдем? Мария кивает и спешно выходит за брюнетом. Арс открывает дверь и впускает Марию в свою комнату, прикрывая ей глаза рукой. — Та дам! — Снимает он ладонь с голубых глаз, открывая обзор на комнату. — Вау… — Восхищенно выдыхает девушка. По периметру комнаты натянута гирлянда, которая освещала все вокруг разноцветными новогодними огнями. Напротив кровати стоял свежесобранный компьютер с большим монитором, на котором красовался поставленный на паузу новогодний фильм. Рядом с кроватью стоял накрытый новогодний стол. Арс разворачивает на себя восхищенный взгляд Марии и виновато берет ее ладони в свои руки. — Прости, что оставил тебя сегодня на улице и наговорил грубостей, я просто на нервах от всего происходящего, извини, надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. — Арсений Сергеевич, да, все хорошо, я все понимаю, не проживайте. — Лепечет девушка. — Арсений, можно просто Арсений, без Сергеевич. — Улыбается брюнет. — Мария, можно просто Мария, без РЖД. — Отвечает на улыбку девушка. — Договорились. Арсений указывает на свою кровать, Мария кивает и скромно присаживается на краешек, брюнет садится рядом и наполняет бокалы вином. — Ты ведь не против, что мы территориально будем находиться на одной кровати? Мария не против, она видит перед собой еду, и эта еда не каша, от которой уже блевать охота, а большего ей в этой жизни ничего и не надо. — Нет, все хорошо, у вас тут очень уютно. Арсений видит ее голодный взгляд, усмехается, вкладывает в ее руку бокал и поднимает свой. — За приятный вечер! — За приятный вечер! — Поддерживает его Мария. Ребята улыбаются, чокаются и делают первые глотки. Арс практически не пьет, Мария тоже не дает себе поблажек. «А она не проста, ну и я не так быстро не сдаюсь.» — Как тебе вино? — Любимое вино Татьяны Владимировны, если я не ошибаюсь. — Улыбается Мария и делает еще один небольшой глоток. — Не ошибаешься. За Татьяну Владимировну! — Улыбается Арс, чокает с Марией и выпивает до дна, ожидая ответного действия. Мария припадает губами к вину и жадно выпивает все до конца, тут же чувствуя, как оно разливается по голодному желудку. Арсений берет тарелку и игриво смотрит на девушку. — Что будешь есть? Мария осматривает стол голодным взглядом, расплываясь в улыбке. — Все! Если можно. Арсений кивает, накладывает всего помаленьку, передает тарелку Марии, она радостно берет вилку, подцепляет кусочек брокколи под сливочным соусом, кладет в рот и с удовольствием пережевывает, подергивая носиком от удовольствия. Арсений наполняет бокалы, накладывает себе запечённой картошки с мясом и тоже пробует свое творение. — Ого, вполне можно есть. — Удовлетворённо кивает он. — Это волшебно! Очень вкусно! Арс улыбается и передает Марии бокал. Девушка уже чувствовала, как ее ведет от первого, и уже предчувствует, как отъедет от второго. — Мария, с тебя тост. Девушка растерянно смотрит в бокал, поднимает взгляд на брюнета, задумывается и улыбается. — За Новый год, чтобы он принес только счастье! — Хороший тост. Ребята чокаются и выпивают. — А какие у тебя планы на новый год, или ты не из тех, кто каждый год обещает себе изменить свою жизнь? — Я даже не знаю, сложно сказать. — Мария делает еще глоток, отползает с тарелкой на ногах вглубь кровати и облокачивается на стену. — Работать, а там как получится. А у вас? — У меня? Хочу в следующем году куда-нибудь съездить, больше пока склоняюсь к Норвегии. А где ты работаешь, ну, в смысле, я уже понял, что на мою маму, а до приезда сюда, ты чем занималась? — Нууу, разным, что Татьяна Владимировна скажет, то и делала. А почему именно в Норвегию? — Ради природы. — Мечтательно произносит он и делает глоток. — А давно ты работаешь? — Года три уже. А вы много где бывали? — Да, но обычно по делам дня на три, не особо много времени было, чтобы страну посмотреть. Вспомнил! Еще летом в Сургут поедем. — В Сургут? А что там делать? Холодно и снег в метр лежит, хотя летом его, конечно, там уже не будет, хотя сомневаюсь, что там есть что-то кроме зимы. Арс подозрительно щурит глаза, осматривая стремительно пьянеющую Марию. Все идет по плану. — А ты что из Сургута что ли? Я думал ты коренная Москвичка. Мария смеется. — Нет изначально из Краснодара, в Москву лет восемь назад переехала, а в Сургут просто недавно летала. Мария резко замирает, уставившись в тарелку, поднимает настороженный взгляд на Арса, мило улыбается и быстро переводит тему. — Следующий тост с вас, Арсений. — Третий тост за любовь, не будем изменять традициям. — Грустно улыбается Арс, прокручивая на мизинце черное кольцо. Мария кивает, ребята чокаются и выпивают, брюнет поднимает бутылку, чтобы обновить бокалы, но Мария отстраняется. — Мне точно хватит, а то меня уволят. — Не уволят, а если уволят, я тебя себе заберу, такие исполнительные сотрудники в наше время на вес золота. — Улыбается Арсений и подливает вина. — А чем моя мама вообще занимается, а то мы последнее время, ну лет пять, с ней практически не общались. Мария заминается. — Ну, много чем, в основном своим дизайнерским агентством. — Дак, ты получается дизайнер, раз она тебя на работу взяла? — Не совсем, я выполняю поручения личного характера, ассистент, да, точно, я личный помощник Татьяны Владимировны. — Ей с тобой очень повезло. Мария смущается, делает еще глоток, передает Арсению пустую тарелку, сворачивает ноги в позу лотоса и с глупой улыбкой смотрит на свой бокал. — Дак, зачем вы так рветесь в этот Питер? — Меня там ждут. — Кто? Арс загибает по очереди шесть пальцев и показывает Марии. — Вот столько людей, чтобы меня прибить. Держу пари, будет убийство похлеще, чем в Восточном экспрессе. Первый нож всадит Твист. — Арс замечает, как Мария нервно вздрагивает на имени его друга и делает глоток вина. — Ну не один, а восемь, весь подарочный набор в меня воткнет. Мда, буду убит собственным подарком. — Зачем тогда ехать? — Желание убить человека прямо пропорционально его любви к тебе. — Довольно заявляет брюнет. Мария ставит на стол пустой бокал и откидывается на подушку. — У вас нездоровое понятие о любви. — Это да, но я нашел такого же поехавшего, и, как он говорил, мы закончим вместе, в одной камере, в одинаковых смирительных рубашках. — И что тут хорошего? — Что мы будем вместе. — Улыбается капитан. Мария смеется и постепенно засыпает. Арс накрывает ее пледом и тихонько выходит из своей комнаты. Он проходит прямо по коридору и заходит в комнату Твиста. Он достает пачку сигарет, которую с боем выторговал у Татьяны Владимировны, и закуривает. «Метровый снег значит в Сургуте лежит. И с Твистом она знакома не понаслышке, раз так дергается при упоминании его имени. И мама моя похоже занимается не только подбором платков под костюм. Мария была в Сургуте, скорее всего, она там встречалась с Твистом, но он бы ее с полуслова послал, значит она сопровождала Татьяну Владимировну. Твист… В этот раз ты определенно зашел не туда.»