Maybe I just wanna be yours

      Волнение более не окатывало Мирцеллу, после того как наследная принцесса, вместе со своей семьёй, покинула пределы Королевской Гавани. Дышать стало чуточку легче, казалось и Эймонд смягчился в своём поведении — однако, то и дело, не упускал возможности поддеть свою супругу, упрекая за тот злосчастный танец с Джекейрисом — и стал куда спокойнее. Единственное, что не утешало, так это то, как с каждым днём Король Визерис стремительно угасал. Кажется, после того как все увидели очень даже бодрого Короля, можно было уповать на то, что становится ему легче и есть шансы, что он скоро поправится. Может быть ему просто стало тогда лучше перед смертью, словно он чувствовал и хотел увидеть всех вместе в последний раз? Почти каждую ночь все засыпали с тревогой, что на утро веки Визериса больше не разомкнутся. Только вот мужчина всё-таки был слишком силён и умирать не планировал. Ну, либо просто старался показывать, что это так. Потому что каждые приходы Мирцеллы с детьми к их деду очень быстро заканчивались из-за плохого самочувствия мужчины. Он то и дело, что заходился сильным кашлем или же просто быстро засыпал. А ещё ему увеличили количество макового молока, что он принимал за тем, чтобы чувствовать меньше боли.       — Мне кажется, что совсем скоро твой отец покинет этот мир, — она роняет эту фразу совершенно случайно, просто находясь в раздумьях. На самом деле, в слух делиться этими подозрениями было опасно, да и не хотелось вовсе. Все и так всё прекрасно понимают. Вопрос лишь был в том, сколько дней ему осталось. Эймонд даже бровью не повёл, лишь слегка изумлённо глянул на Мирцеллу, он явно не ожидал, что такая фраза может слететь с её уст. Они редко откровенничали друг с другом, не видя в этом особого смысла. Никто из них не сможет понять друг друга. Он тихо хмыкает, не решаясь ответить, и смотрит на их общего сына, что тихо посапывал у матери на руках. Время летело достаточно быстро и скоро должны были состояться первые именины Бейлора. — Может, — тихо начинает она, облизывая пересохшие губы. Ланнистер быстро теряет поток собственных мыслей и совершенно забывает, что на самом деле хотела поведать супругу. Посему она решает сказать первое, что приходит на ум, просто чтобы утолить интерес Эймонда, вызванный её словом, — ты попробуешь поговорить с отцом? Ему было бы приятно.       Не самое лучшее предложение, однако, которое могло слететь с её уст. И Эймонд прекрасно доказывает это своей ядовитой усмешкой, что не сулила абсолютно ничего хорошего. Ей стоило промолчать, не заводить разговор на столь нежелательную тему. Она прикусывает свою нижнюю губу до крови, ощущая неприятный металлический вкус во рту. Правда, к нему она всё равно привыкла. Мирцелле нужно считать себя глупой девчонкой, просто потому что, временами, сам Эймонд может намекнуть на это, однако… Устаёшь от ненависти к себе. Ненависть настолько сильная эмоция, что просто утомляет, высасывает все силы. А Ланнистер силы нужны, без них в этой семье долго не протянешь, особенно в такое смутное время.       — У тебя слишком нежное сердце, раз ты смогла проникнуться моим отцом, — он говорит это так, будто ей нужно стыдиться этим фактом и она слишком хорошо осознаёт откуда это всё берёт начало, только вот проще не становится. Гнев сына на отца вполне себе справедливый. В конце концов сама Мирцелла почти не общается с собственным, обычно провожая Тиланда взглядом, что был пропитан отвращением. Вместо себя просто пытается ненавидеть других. — Впрочем, это стоило ещё понять с тех времён, что ты беззаветно была влюблена в моего брата, — он затихает, будто бы обдумывая добавлять ли ещё, дабы выбить её из колеи. Попытаться сломать больше, словно её боль могла принести ему удовольствие. Эймонду проще упрекать, чем хвалить. — Ну, или же до сих пор влюблена, — он поворачивается к ней, заглядывает в её глаза с вызовом.       У него во взгляде есть место только холоду, несмотря на то, что в его венах должен течь огонь. Мирцелла вздыхает, не желая разжигать ссору, которая явно могла бы во что-то перетечь. Настроение и желания были не те, посему всё, на что её хватает — сгладить конфликт короткой фразой: «Я не права, извини». К тому же ей не хотелось будить сына, у которого в последнее время наблюдались проблемы со сном.        «Дети чересчур чувствительны, миледи. Особенно дети Таргариены, иногда им дано ощущать то, что не чувствуют другие. К сожалению мы не от крови Драконов, нам не понять, — Мейстер лишь пожимает плечами на её жалобы по поводу криков младшего сына. Сама же Королева, с некой теплотой, говорит о том, что с Хелейной было также. А Мирцеллу, тем временем, это сильно напрягало».       Они остаются в тишине, к которой оба успели проникнуться. Мирцелле сама обстановка не нравилась, хоть тишину и находила комфортной, но именно она никак не могла её изменить. Посему всё что ей оставалось — продолжать покачивать сына и смотреть на его пухлые щёки. Вообще, было трудно сказать на кого Бейлор похож. У Визерры с Эйнисом дела обстояли иначе, потому что когда они были того же возраста, что и их брат — а то и меньше — Мирцелла сразу смогла разглядеть в них их отца. По крайней мере, дочь была почти точной копией его. Эйнис же был чем-то средним между Мирцеллой и Эйгоном. А Бейлор… Всё что можно было определить так это то, что у него валирийские черты лица. Что вообще не было чем-то удивительным.       — Может быть я и проведаю отца в ближайшее время, — вдруг зарекается Эймонд, нарушая тишину и выбивая всю почву из-под ног Мирцеллы, которая явно не ожидала такого поворота событий. Эймонд редко шёл на компромисс, особенно с ней. И такие вот слова, признаться честно, заставляли её почувствовать некое тепло. Было приятно, действительно. Она слабо улыбается супругу, который сейчас старательно делал вид, что не замечает её. Мирцелла встаёт с небольшого диванчика и аккуратно, чтобы не разбудить сына, направляется прямо к нему. Встав на носочки, она слабо целует его в щеку, как бы выказывая свою благодарность за то, что он прислушался к ней.       — Я буду искренне рада, если ты найдешь в себе силы, муж мой, — в её глазах искры и неподдельная радость. Это было для неё знаменательным событием, на самом деле. В груди расцветает приятное чувство, которое давно не посещало её. На самом деле, с Эймондом можно было найти своё счастье, особенно если учитывать как сильно их сблизил Бейлор. Мирцелла вообще не ожидала, что такое сможет произойти. Скорее ей думалось, что после того как она родит ему на свет наследника, то он попросту забудет о её существовании и будет вспоминать лишь в те моменты, когда захочет ещё детей, но на деле всё оказалось совсем не так. Это давало ей небольшую надежду, что всё у неё и её детей всё будет хорошо. Что она сможет построить ту семью, которой не было у неё и Эймонда.       Для своих детей всегда хочется всего самого лучшего, потому что сильнее их нельзя кого-то полюбить.       Они с Ланнистер проводят ещё немного времени вместе, пока служанка не решает забрать их сына, а также напомнить принцу о том, что Кристон Коль уже давно ждёт его на тренировке. Поцеловав сына, а после жену он покидает их общество. Служанка исчезает следом за ним, оставляя Мирцеллу одну. Только в одиночестве к ней приходит осознание, что она устала. Устала от постоянных взлётов и падений, что прослеживались в их взаимоотношениях с Эймондом. Чересчур сложно, абсолютно разные, иногда создавалось ощущение, что они никогда не смогут искренне принять друг друга. Вообще, если честно, то можно было бесконечно думать на тему того, почему же всё бывает именно так, как есть. В моменты когда всё у них трещит по швам, Мирцелла просто напоминает себе, что этот брак был послан ей в наказание. Также проскальзывали у неё в голове такие мысли, что равнодушие, которым сопровождал её фигуру Эймонд, в первые дни после объявления о помолвке было куда лучше, чем то, что она имеет в этот момент. Потому что всё было настолько нестабильно, что это пугало. Правда теперь она не узнает о том, как сложилось бы всё, будь их брак совсем без чувств. Ведь даже несмотря на то, что Эймонд иногда разыгрывал безразличие по отношению к ней, она понимала — по его блеску, что был во взгляде — что актёр из него никудышный. А безразличие — не та эмоция, что будет ему подвластна.       Тихие дни сменяются один за одним и их сопровождает громкий шёпот слуг и лордов, что судачили на тему того, что в этом месяце Визериса Мирного не станет. Находились, среди прочих, и те, что говорили, мол, Король уже покинул этот мир, однако десница и Королева просто пока не афишируют об этом. Мирцеллу это всё напрягает, оттого она стала ещё чаще навещать свёкра, дабы убедиться что слухи остаются слухами. Каждый раз, заходя в его комнату и слыша его громкое хрипение, она спокойно выдыхает. Однажды Эймонд сдерживает своё слово и приходит навестить отца вместе с Мирцеллой и детьми. В присутствии супруга ей было спокойнее наблюдать за полумёртвым Королем, если честно. Визерис и Эймонд совершенно не говорили друг с другом, хотя первый явно хотел попытаться, но сил уже не было, оттого он попросту отослал их, чтобы немного вздремнуть. Её принц, на удивление, в тот день был слишком молчалив, но она и не старалась с ним заговорить, знала, что тот переступил через себя, дабы оказаться в покоях отца, а потому она не смела даже беспокоить его. Это был первый и, наверное, последний раз когда он оказался в покоях своего отца. Почему-то Мирцелла была уверена, что до момента его смерти он больше не очутится в его комнате.        В один из дней Ланнистер ловит себя на мысли, что она совсем не за Визериса переживает, а за то, что последует после его смерти. Может, слегка и лицемерно с её стороны, однако она больше печётся о своих детях, нежели о себе. Если вдруг случится то, чего многие хотят, то… Корона окончательно расколется надвое. Поэтому всякий раз выходя из покоев Короля с детьми, она это делает скрепя сердцем. Боится, что этот раз последний.       Вообще, если отбросить все волнения насчёт Короля, то всё не так уж и плохо было, на самом деле. Казалось, даже отец смог понять что самое лучшее, что он может сделать для дочери — лишний раз не появляться у неё на глазах. Это одновременно радовало и печалило. Мирцелла, в целом, перестала понимать свои эмоции. Казалось, слишком много свалилось ей на голову, оттого одни эмоции быстро сменяются другими. Впрочем, временами, ей думалось, что эта быстрая смена настроения ей передалась от Эймонда. В конце концов, сколько они уже были женаты? Достаточно, чтобы начинать перенимать привычки друг друга… Хотя, вряд ли супруг мог бы что-то позаимствовать у неё. Мирцелла слишком хорошо знала, что её поведение, по большей части, ему не нравилось, что моментами она раздражает его. Но так же она и не отрицает того, что он старается сделать хоть какие-то продвижения в их взаимоотношениях. И неважно, что выходит паршиво. Просто они оба недостаточно стараются.       Мирцелле всё кажется не таким в этот день. Начиная с того, что она не справилась с собственным платьем из-за дрожащих пальцев, заканчивая плаксивым настроением Визерры, Эйниса и Бейлора. Всё идёт наперекосяк и это бесит. Даже Эймонд не хотел с ней разговаривать. Только вот Королева, с чего-то, решила с ней поговорить. Казалось, впервые за всё то время, что Ланнистер была женой её второго сына. Она выглядела серьёзной и чересчур тучной, и в тот же миг Мирцеллу посетили самые наихудшие предположения и догадки. Может, это всё? Её спокойному мирку пришёл конец? Алиссента лишь усаживает невестку и внимательно окидывает взглядом, проходясь по каждой детали в её внешнем виде. Она не говорит достаточно долго, отчего Мирцелла решается сама завести беседу. Ей хочется подобрать какие-нибудь осторожные слова, но всё что ей удаётся выдавить из себя, это:       — Он умер? — её голос обречённый, казалось, там не было место надежде. Это было слишком неучтиво, она позабыла о всех нормах приличия. Мирцелла принимается кусать пересохшие губы, срывая тонкие корочки. Она жалеет о том, что решилась первой завести разговор. Нельзя себя так вести, особенно в присутствии Королевы. Нельзя задавать столь провокационные вопросы в это смутное время. Да и вообще лучше не спрашивать то, на что ответа знать не хочешь. Потому что в такие моменты правда бывает куда невыносимее лжи. Ланнистер делает глубокий вдох и слегка опускает голову. — Прошу прощения, ваше Величество… Я искренне не знаю, что на меня нашло, — тихо проговаривает она и тут же приосанивается.       — Нет, он пока ещё жив, — Мирцелле раньше часто доводилось видеть строгость от Алиссенты, особенно, когда дело касалось её старшего сына. Оттого её неумолимый тон заставил девушку поёжиться, вспомнить старые времена, в которых она говорила об Эйгоне как о самом великом разочаровании. Мирцелла помнила как от обиды сердце сжималось за старшего принца. Вообще, женщина выглядела необычайно серьёзной, а вопрос Мирцеллы только поселил в неё раздражение. У всех последние дни выдавались тяжелыми. Все они были погружены в собственные думы о собственном будущем и о том, что же будет ждать семь Королевств. Всем, в равной степени, было сложно. —Мне хотелось бы поговорить с тобой немного о другом, — она опускает свой взгляд, будто бы страшась. У Алиссенты явно пропадает всякий дар речи, потому что, кажется, она не может собрать свои мысли воедино, потому решает зайти издалека. — Когда я была чуть младше тебя, то страстно желала отыскать себя, возможно, свою любовь, однако судьба не особо была ко мне благосклонна, — она поджимает губы, — признаться, я никогда не любила Визериса так, как хотела бы… Естественно я уважаю его, питаю к нему тёплые чувства и всегда готова заботиться о нём, потому что я его жена, он отец моих детей и просто таков долг — она заглядывает Мирцелле в глаза. — И я слишком хорошо осознаю, что и ты не любишь моего второго сына, — Алиссента специально уточняет о ком говорит, как бы показывая, что она всё прекрасно знает. Впрочем, кто вообще здесь не знал об этом? Оно не было удивительным.       И, если честно, то после такого откровения Мирцелла даже теряется на какой-то промежуток времени, пытаясь вообще понять с чем этот весь разговор связан.       — Простите мне мою вопиющую дерзость, моя Королева, однако мне не кажется, что вы правы, да и не вам судить о наших отношениях, — Мирцелле очень сложно подбирать нужные слова, так как она ещё не может прийти в себя. Откуда в Алиссенте вообще взялось жгучее желание поговорить об их с Эймондом отношениях? Почему именно сейчас, спустя столько времени? — Возможно я и не люблю Эймонда так сильно, как могла бы, но он отец моих детей, мой муж и всё равно занимает особое место в моём сердце.       Алиссента поджимает губы и более ничего не говорит, она устало потирает собственное лицо. Мирцелле сложно судить о том, какие мысли посещают светлую голову Королевы, но она знает что ничего хорошего про неё, Мирцеллу, там нет. Алиссента может её терпеть, сочувствовать ей, видеть в ней мать её внуков, однако любить Ланнистер она не станет. Хайтауэр качает головой, тихо говорит о том, что вообще не стоило затевать этот разговор и опускает Мирцеллу восвояси. На самом деле, дело было в том, что Алиссенте до ужаса хотелось разрешить все семейные распри. Только вот, кажется, она слишком запоздала с этим всем. Хайтауэр хотелось, чтобы вся семья воспряла духом перед сложными временами. Им всем понадобится много сил, а ещё они все должны быть вместе, как настоящая семья, коей они все не являлись. в этом плане Алиссента завидовала падчерице. Потому что она видела на ужине какими радостными и дружными они были. Рейнира нарушает всевозможные правила, ставит свой статус под сомнение и уж точно не блюдёт о собственной чести, однако остаётся счастливой, любимой.       Этот факт безумно раздражал, потому что Королева попросту не понимала за что ей всё это досталось. Чем она это заслужила?

***

      Мирцелла чувствует себя очень неуютно под долгим взглядом отца, что спустя долгое время решил всё-таки навестить её. Она слишком хорошо осознаёт, что это не сулит ничего хорошего. Тиланд Ланнистер не желал появляться в жизни дочери, потому та сама этого желала, а каким он будет отцом, если не станет учитывать ее мнение? Каким он является отцом, если позволил ей совершить уже слишком много ошибок. Девушка нервно барабанит пальцами по краю кровати, где она сидела, смотря прямо в глаза мужчины. Раньше она редко выдерживала его взгляд, но то было раньше, сейчас же всё совсем иначе. Он громко вздыхает и устало потирает переносицу, прикрывая глаза.       Она уже знала, что ей скажут. Она знала это, ибо её супруга уже долго не было, а он уходил потому что его Королева-мать пожелала с ним поговорить. Как она себе твердила? Вопрос был лишь в днях, когда Визерис больше не разомкнёт веки. Ей не нужно было слышать мысли отца, чтобы понять истинные намерения. Она знает какую скорбную весть он решил ей преподнести. Однако была одна мысль, которая задевала — слишком неожиданно для неё самой — и это было то, что эту весть ей расскажет не Эймонд.       — Мне жаль это сообщать, однако… Наш Король, Мирцелла, покинул этот мир, — наконец заговаривает Тиланд, снова вернув свой взор к дочери, что даже не вздрагивает от сей новости. Она свыклась с мыслью, что это скоро должно произойти. Единственное, что сейчас её пугало — неизвестность. Она не до конца знала как все поведут себя и что будет дальше. Мысли путались. Мирцелла не могла спокойно ни о чем думать, её мысли метались в голове с бешенной скоростью, и это не давало им собраться воедино. Тиланд молча изучает лицо дочери, пытаясь найти в нём хоть что-то. Его слегка смущала её реакция и молчание. — Нам всем сейчас отведены свои роли и…       — Я так понимаю коронуют совсем не принцессу Рейниру, — её голос тихий, почти что безжизненный. Весть о смерти Короля, естественно, выбивала из колеи, даже несмотря на то, что все её и ждали. Ей жаль Визериса, правда. Его правление было мирным, однако это не отменяло того факта, что все беды, которые произойдут дальше — он навлёк на семь королевств сам.       — Следующим королём станет истинный наследник, — как ни в чём не бывало отзывается Тиланд, приосанившись. Ей казалось, что сейчас он чувствовал себя максимально важным, ему наверняка нравилось то, что он был одним из первых, кто узнал весть о кончине Визериса. Гордец. Второй сын, что смог оказаться выше брата. Причём и с женой, в своё время, Тиланду больше повезло. Нарцисс. Мирцелла ещё долго сможет подбирать слова, что будут относиться к её отцу, однако времени на это ей терять не хочется. Теперь из отца делать врага она не желает. — Всё будет именно так, как и должно быть, — добавляет он и голос его сквозит уверенностью и чем-то ещё, что витает в воздухе, однако разобрать этого Мирцелла не может. Хотя, пожалуй одно слово из его уст заставляет её сердце пропустить удар.       Король… Не королева.       — А принц уже в курсе? — её голос надламывается. Говорить было невыносимо тяжело. Все здесь, из совета, уже вовсю планируют совершить переворот, что было отвратительным. Конечно, если быть откровенным, несмотря на всю симпатию к принцессе Рейнире, она не считает её достойной трона. Впрочем, Эйгона тоже. Хотя, наверное, не было вообще человека, что смог бы спокойно занять железный трон и правление его было бы самым лучшим. Всегда найдутся недовольные. К тому же, чаще всего, правят совсем не Короли. Как, например, это было с Визерисом. Отто Хайтауэр был явным любимцем судьбы, потому что иного объяснения тому, что он так спокойно правил вместо Таргариена — просто не было. Он был замечательным кукловодом, а из остальных умело делал марионеток.       Это восхищало, но и пугало одновременно.       Неужели, Эйгона ждёт всё то же самое?       — Этого знать мне не дано, моя дочь, — он встаёт из кресла и медленной походкой направляется к ней. Точно лев он шёл к своей добыче, которой была его собственная дочь. Мирцелла еле подавила желание спрятаться. Она не хочет больше бояться. Да и выросла она уже давно, чтобы шугаться собственного отца. Тиланд подходит к ней почти вплотную и садится на корточки, чтобы быть сейчас с ней на равных. Только вот никогда им не быть на равных. Он берёт её руки в свои, поглаживая их большими пальцами. — Зато ты можешь узнать куда больше… ты жена второго принца и при желании тебе открыто куда больше тайн, чем кому-либо.       Слова звучат слишком сладко, слишком хорошо, только вот Мирцелла хорошо осведомлена, что это всё ложь. Красивая, но всё же это были пустые слова. Она никогда не будет знать больше, чем ей позволят, несмотря ни на что.       Ланнистер-младшая отбрасывает руки отца, и смотрит на него свысока. По крайней мере, ей очень хочется, чтобы так оно и было. Мирцелла не ребёнок, которым можно было бы манипулировать. У неё самой уже были собственные дети, которым она никогда бы не пожелала такого. Ей бы не захотелось, чтобы Визеррой, Эйнисом или Бейлором управляли собственные родители, ей не хочется допускать тех же ошибок, что наворотили их с Эймондом семьи. Девушка не была слишком умной, однако и глупой тоже. То что Тиланду, вдруг, захотелось почувствовать себя Ларисом — в отношении сплетен, естественно — она осознаёт слишком отчётливо. Мужчина понимает всё без слов и как только он желает сказать пару аргументов в свою пользу, то на пороге её покоев появляется Эймонд.       Весь такой серьёзный, но точно не убитый горем. Скорее смерть отца принесла ему облегчение, нежели страдания. Хотя, он и не отрицает, что проблем образовалось так же много. Одним взглядом он приказывает Тиланду Ланнистеру, чтобы тот покинул комнату. Мужчина делает это без всякого удовольствия и, напоследок, обводит взглядом дочь. Словно та должна была задуматься над его словами, однако… Мирцелла не станет. Она просто попытается забыть их или же, на крайний случай, спрятать в самый отдалённый край её сознания. Они остаются совершенно одни и сейчас девушка понимает насколько же в комнате было темно, несмотря на то, что на улице был день. Зашторенные окна и тёмный цвет стен давали о себе знать, нагнетая обстановку. В этом замке она всё ещё ощущала себя запертой в клетке. Теперь ещё и собственные покои заставляли чувствовать себя неуютно.       — Ты знаешь где может быть мой брат? — Принц не хочет терять времени, которого у них сейчас и так не было. Всё слишком сложно, особенно план дедушки-десницы. Им нужно найти Эйгона как можно скорее, ведь весть о смерти их отца в любую секунду может просочиться сквозь стены замка и тогда им не поздоровится. Верный сир Кристон Коль — что как раз таки подкинул идею о том, что Мирцелла может знать где находится распутный принц — стоял и ждал его за дверью. — Явно он водил тебя по потайным ходам из этого замка… Я хочу знать, где он может находиться, — грубо отрезает он.       — Ты думаешь я действительно могу знать где… — Мирцелла запнулась, когда поймала на себе укоризненный взгляд мужа. Ему вообще не нравилась мысль того, что именно его жена может знать то, где же находится его непутёвый брат, когда в нём так сильно нуждались. Он не хотел знать где его супруга побывала с Эйгоном ещё до свадьбы. Ему просто не хотелось думать, что Мирцелла с Эйгоном существовали вместе. Однако, казалось, прошлое накрывало с головой. Вообще, если честно, Эймонду, думалось, что будь он на месте Старшего сына Визериса, то он был бы там, где это требовалось. Эймонд более ответственный, начитанный, да и вообще по всем фронтам выигрывает у брата. — Слушай, — фамильярно начала она, — он непредсказуемый и я не думаю что за пять лет он не поменял те места, в которых предпочитал проводить время. Поверь, ему даже бордель может надоесть и он будет искать развлечений в других местах, — Мирцелла прикусила нижнюю губу. — Единственное, про что могу сказать, так это про шёлковую улицу, однако всем это известно.       Если быть откровенным, то Ланнистер пугал тот факт, что Эйгон был сейчас не в стенах замка… Хотя это и было ожидаемо. Нельзя ждать того, что старший принц вдруг решит остепениться и перестанет покидать пределы его дома, чтобы ощутить что-то совсем похожее на свободу. Мирцелла уже не видела ничего хорошего в этом дне. Всё было чересчур паршиво, и когда начинает казаться, что хуже быть не может, то приходит сразу следующая весть. Девушка, вдруг, подрывается с кровати, но супруг останавливает её, выставляя руку перед собой, как бы предостерегая.       Эймонд раздражённо цокает.       — Не стоило возлагать на тебя больших надежд, — он скорее говорит это самому себе и по голосу она определяет, что он держится из последних сил, чтобы не сорваться. Он прикрывает свой единственный глаз и стискивает челюсть. Эймонд действительно на грани, только вот в этот раз виноват был старший брат. Ну или же он просто хотел, чтобы все так думали. Чтобы никто не догадался, что на самом деле всё чего он хотел — очутиться на месте безалаберного Эйгона. — Иди лучше в детскую и ни с кем не обсуждай это, — вздохнув, говорит он. На удивление слишком спокойно, без лишней агрессии. — Там будет моя мать и сестра, — после этих слов он исчезает так быстро, насколько может.       Ланнистер слушается мужа и поступает так, как он того хочет. А было ли вообще иначе? Всё что она делает — старается быть замечательной женой, чтобы быть достойной супруга, однако… так ли достоин супруг на самом деле? Мирцелла никогда не сможет дать внятный ответ на этот вопрос, страдая от собственной нежности. Ей просто нужно было стать сильнее, вспомнить о собственном семейном древе и попытаться быть кем-то кроме Мирцеллы Ланнистер, жены Эймонда Таргариена. Она не хочет славиться как слабая девчонка, которой и является. Резко захотелось стать выше.       Но вот даже обратившись к семейному древу она не воспрянет духом. С обоих сторон родня была не то что бы исключительной. Может она и происходила из великих домов, только вот это не значило, что там жили и правили достойные люди. Сплошное сборище гордецов.       Коридоры замка были слишком пустыми, будто бы вместе с Визерисом здесь умерла сама жизнь. Стало жутко. Даже служанки и гвардейцы не сновали туда-сюда и это заставило мурашкам пройтись по спине. Мирцелла оглядывается по сторонам, будто находясь в страхе, что с ней может что-то случиться. Она напоминала какого-то параноика. Впрочем, в этой ситуации это было кстати, потому что у каждой из сторон были свои союзники и никто не может знать на что они способны. Мирцелле не нравилось быть одной сейчас, не хватало сира Аррика, у которого явно сейчас были свои заботы.       Она спокойно выдыхает, когда подходит к дверям детской, за которой слышится смех детей. Это успокаивает и Мирцелла уповает на то, что это хороший знак. Она нерешительно толкает дверь вперёд, заходя внутрь. Королева Алиссента о чём-то разговаривала с Эйнисом, что широко улыбался, тем временем Визерра и Мейлор играли с каменными драконами, а Хелейна укачивала Бейлора. Эта картина была поистине прекрасной и Мирцелле захотелось навсегда запечатлеть её в своём разуме. Ей хотелось, чтобы такие милые и повседневные моменты длились дольше и происходили чаще, однако реальность убивала её мечты. Вдовствующая Королева подняла свой взгляд на вошедшую невестку и на её лице появилась грустная улыбка, что тут же исчезает из-за внука, который решил её вдруг обнять.       Алиссента не была замечательной матерью, но роль бабушки она выполняла хорошо. Видимо хотела компенсировать то, что не дала собственным детям. И Мирцелле было приятно, на деле, ибо это много значило для неё. Ланнистер молча кивает своей свекрови, словно пытаясь выказать ей свои соболезнования из-за утраты мужа. Ей хотелось сказать какие-то слова поддержки и прочее, но в этот момент она находила это лишним, да и… не в присутствии детей. Их маленькие умы не готовы столкнуться с таким понятием как «смерть». Если честно, то у неё даже не было мыслей как вообще преподнести детям информацию о том, что они больше не увидят своего деда. И она обязательно придумает как им сообщить, но только не сейчас. Ей не хочется портить всю эту идиллию. Посему она подходит к принцессе. Которой она также не может посочувствовать, хоть принцесса и не выглядела как та, которой это нужно.       — Давай его мне, — она аккуратно забирает Бейлора из рук Хелейны, лицо которой, на секунду, искажает гримаса боли. И вот в следующую секунду, помотав головой, она уже мило, так как может только она, улыбается. Это заставило насторожиться, но ненадолго, так как младший сын коснулся лица матери. Он смотрел на неё слегка туманным взглядом, что говорило о том, что проснулся он совсем недавно. — Он уже тяжелый, ты наверное устала держать его, — она проговаривает это ласково, потому что по иному, в присутствии детей, она не может.       — Что ты… мне не сложно, — отмахивается Хелейна, внимательно смотря на племянника. В её взгляде читалась некая тоска. — К тому же, я скучаю по временам, когда Мейлор был того же возраста, — она оглядывается на собственного сына и Мирцелла видит, что Мейлор для Хелейны как смысл жизни. — К сожалению, боги ко мне жестоки и больше детей не даровали, но зато у меня есть хотя бы сын. — Принцесса хмыкает каким-то своим мыслям и, взяв книгу с комода, направляется к сыну, что всё ещё играл с Визеррой. Она целует сына в макушку, а затем и Визерру, чтобы той не было обидно. Дети ранимы. Да и конце концов, они единокровные брат и сестра. Хелейна предлагает им почитать сказку, на что дети, с восторгом, соглашаются.       Время тянулось до ужаса медленно, и если в первые мгновения она ещё как-то могла отвлечься и забыться при помощи детей и разговоров с ними, то спустя некоторое время её накрыло. Мысленно она вдруг вернулась в тот момент, когда на пороге её комнаты, с утра пораньше, появился отец. Первой мыслью, конечно же, была смерть Короля, и совершенно не важно как упорно она пыталась её отогнать, Мирцелла привыкла, что жизнь жестока. Наверное, сейчас она с уверенностью могла сказать, что впервые ей так страшно из-за неизвестности. Опустошающее чувство, что порождает тревогу внутри. Она оглядывает каждого присутствующего в этой комнате, отмечая, что здесь абсолютно никто не может постоять за себя в случае чего. Конечно, у некоторых из присутствующих здесь были драконы, но… взрослый был только у Хелейны, что не особо-то и заинтересована в нём.       Эймонд ей как-то рассказывал про то, как важно сохранять связь между всадником и драконом. Только тот диалог долго не продлился, средний принц оборвал его, сказав, что Мирцелле всё равно этого не понять. К тому же, к самим драконам она никогда не проявляла интереса, предпочитая наблюдать за ними со стороны. Это его напрягало, как и то, что она ни разу не желала глянуть на самого могучего дракона из ныне живущих.       Хотя, после этого, она и напросилась на встречу с Вхагар, дабы попробовать сблизиться с Эймондом.       Чувство чего-то неизбежного обволакивает и Мирцелла прикусывает нижнюю губу. В уголках глаз скапливаются слёзы. Ей не хотелось сейчас плакать, только не при всех. Хотелось оказаться в собственных покоях, уткнуться в подушку и зареветь, в надежде, что станет легче. Только вот покинуть общество Королевы и Хелейны она не может, потому что знает, что именно сюда первым делом придёт Эймонд с новостями. Мирцелла обнимает себя за плечи, что слегка подрагивали — ей хотелось как-то успокоить себя. Видимо заметив состояние Ланнистер к ней подходит Алиссента и слегка прижимает к себе, в попытке успокоить. Им всем сейчас было необходимо успокоиться.       Эймонд почти что врывается в покои, совершенно беспардонно. Первой встрепенулась, конечно же, Алиссента, что сразу подорвалась с места и направилась к сыну. За своего второго сына она цепляется как за что-то, что может её спасти. Она смотрит на него слишком долго, взглядом пытаясь выудить всю правду. Следом и Мирцелла реагирует на появление мужа, однако подходить к нему не решается. Да и прерывать их безмолвные разговоры с матерью не хотелось. Ланнистер взволнована и напугана не меньше вдовствующей королевы. От того что скажет сейчас Эймонд зависело многое.       Казалось, единственного кого не волновала вся ситуация была Хелейна, что просто-напросто продолжала нянчиться с детьми.       Эймонд шепчет матери что-то на ухо, однако Мирцелла совершенно ничего не слышит, как бы она не пыталась напрячь слух. Это было не для её ушей. Алиссента хмурится, но раздосадованной не выглядит, а значит это не было дурным знаком. Только вот когда супруг Мирцеллы устремляет на неё свой взор, она вздрагивает. Ничего не понятно. Он подходит к ней, а затем, попрощавшись с сестрой и матерью, уводит Ланнистер прочь, совсем не обращая внимания на возгласы детей, обращённые к нему. Он держит её за предплечье и ведёт куда-то прочь. На выходе она замечает сира Кристона, что провожал её безразличным взглядом. Он остался сторожить детскую, свою Королеву.       — Что происходит?! — шепотом интересуется она, пытаясь заглянуть в бесстрастное лицо мужа. Он всегда был молчалив, но сейчас её особенно раздражала эта черта его характера. — Куда мы идём? — не сдаётся Мирцелла и пытается выведать у него хоть что-то.       — К моему брату, — Эймонд и сам отвечает ей тихо, и почти что беззлобно. Только сейчас она обращает внимание на его растрепанный внешний вид. Это означало, что всё-таки без проблем не обошлось. Жаль только она не узнает, что произошло на самом деле. — Он поставил нам условие, что сначала он поговорит с тобой и лишь затем станет разговаривать с остальными, — эти слова, почему-то, неприятно полоснули по сердцу, будто бы раскрывая старые раны. Если честно, то её начинало бесить обилие Эйгона в жизни.       Она никогда не будет готова к тому, что Эйгон должен оставаться пройденным этапом.       — Почему я? — единственное, что вырывается из её уст. Ей было сложно подобрать какие-то слова, особенно Эймонду. Он вообще не хотел, чтобы Мирцелла подходила к его брату и, тем более, не хотел, чтобы она оставалась с ним наедине.       — Сама у него и спросишь, — грубо отрезает он, пока коридоры Красного Замка казались ей нескончаемым лабиринтом. Либо просто шли они так медленно. Голова начинала кружиться. Слишком много всего произошло за день. Кажется, она будет обязана запомнить его навсегда. Впрочем, в истории он тоже наверняка запомнится. Они останавливаются у входа в покои Эйгона и Эймонд разворачивает Мирцеллу к себе. Слишком грубо, она даже пугается из-за этого. — Только не натвори глупостей, — вкрадчиво произносит он. Его интонация хоть и была мягкой, но Ланнистер слишком хорошо знала, что за ней прячется. Принц перемещает свою руку с предплечья на запястье и сжимает. Так сильно, что на её коже явно останутся синяки. Он делает это специально, как напоминание.       Чтобы она и впрямь глупостей не натворила.       — Ты в самом деле думаешь, что я туда войду и сразу предамся разврату с твоим братом? — получается слишком язвительно, но у неё уже просто не получается себя контролировать. Всякое благоразумие оставило её в этот момент. — Я могу понять всё, но не это, — она тихо усмехается и здесь отчётливо была слышна горечь. В такие моменты хотелось исчезнуть.       — Признаться… в тебе я уверен больше, чем в Эйгоне, однако всякий раз мне кажется, что ты теряешь рассудок при виде него, — он отпускает её. Эймонд открывает ей дверь и впускает в комнату. Неуверенным шагом она заходит внутрь. Мирцелла кидает последний взгляд на супруга.       Она неловко переминается с ноги на ногу. Эймонд же не спешит уходить. Ему вообще не очень хотелось всего этого, однако, как бы прискорбно это не было, он ничего не мог поделать. Брату позволялось слишком многое, особенно сейчас, перед тем как его сделают королем. Он просто знал, что лучше сделать то, что Эйгон хочет, а иначе всё может стать хуже. Проще потакать его эгоистичным желаниям. Эймонд вздыхает и, потерев переносицу, наконец-то решает уйти.       Эйгон стоял к ней спиной.       — Знаешь, раньше когда мы оставались вот так вот наедине, то ты, чаще всего, была без одежды, — это первое, что говорит старший принц и будущий король, когда дверь за Эймондом закрывается. Эйгон поворачивается к ней. Он усмехается, будто бы горд своей шуткой, однако Мирцелла в этой усмешке разглядела куда больше, чем похабную шутку. То был страх, неподдельный и первородный. Прежде ей не доводилось видеть его таким… потерянным. Эйгон мог быть всяким: развратным, клоуном, иногда даже джентльменом, но не таким. Обычно ему успешно удавалось скрыться за масками, но сейчас он был почти что обнажён. Перед ней. Впервые. — Ох, а ещё ты почти всегда первой меня целовала. Может, повторим? Хотя, признаюсь, меня знатно помотало и мой внешний вид оставляет желать лучшего, однако как любовник я всё ещё неплох.       Пускай и всё равно пытался глупо шутить, чтобы хоть как-то отвлечься от всех мыслей, что внезапно атаковали его голову. Сейчас ему нужен был трезвый ум, оттого дед-десница строго — настрого запретил кому-либо подавать ему вина. Мирцелла вдруг замечает синяк на его лице, о происхождении которого она сразу догадывается — Эймонд. Не зря же он выглядел потрёпанным.       — Я теперь жена твоего брата, — вдруг напоминает она. Свой голос Ланнистер не узнаёт. — И у нас с ним есть дети.       Говорить ему это странно, будто бы она вовсе не о себе говорит.       — Ребёнок, — поправляет он, склонив голову набок. Эйгон хитро сощурил глаза, улыбнувшись. Он находил это прекрасным — ставить Мирцеллу в неудобное положение. Всё это действительно напоминало ему о старых временах, а посему ему хотелось подольше насладиться этими мгновениями. Наверное, до этого момента он не мог полноценно осознать как же ему не хватало всего этого. Он скучает по беззаботным временам, когда его единственной головной болью была девица Ланнистер. —Насколько я знаю, у Визерры с Эйнисом совсем другой отец.       — Не поступай так со мной, — молвит она с надеждой. Только вот на что она надеется? Мирцелла сама ответ на это не знает. Всё чересчур сложно. Она вслух ни с кем не говорила на тему отцовства близнецов. Все решили забить на это и, казалось, в особенности Эйгон. Только вот он сейчас, будучи перед ней в непотребном виде, говорит об этом. Всё же она могла сказать, что он изменился. Совсем немного и не так, как хотелось бы, но всё-таки. — Ты же даже не видел их.       — Ауч, — рукой он касается своей груди, там, где находилось сердце. — Бьёшь на поражение, — Эйгон хрипло смеётся, но длится это недолго. Он становится необычайно серьёзным. Эйгон облизывает собственные губы и смотрит на Мирцеллу исподлобья. — Да и вообще, не говори о том, чего не знаешь. Близнецы довольно… милые. Мне кажется даже на отца похожи, — Ланнистер выпрямляется, теряясь. Она не могла понять, шутит ли Эйгон в данный момент или же нет. Сердце гулко бьётся в груди. В тотчас у неё возникает множество вопросов, в которых Мирцелла теряется. Как так вообще? Но это озвучить она не успевает, так как принц, будущий король, желает, по видимому, сменить тему. — Мне не нужна корона, — он опускает голову вниз, пока она всё ещё не может отойти от предыдущей фразы.       Сейчас совсем не время думать о детях. Эйгон хотел видеть её совсем не для этого разговора. Ей нужно собраться, прямо сейчас. Именно этого от неё и ждут.       Растерянная, она медленно направляется к нему. Только без всяких глупостей. Напоминает голос разума, который подозрительно похож на Эймонда. Мирцелла уже подходит к нему слишком, непозволительно, близко, но остановиться не может. Ты теряешь рассудок при виде него. Может, всё-таки, это и было правдой. Ланнистер вбирает в лёгкие побольше воздуха, ибо, казалось, его было категорически мало. Она готова была задохнуться прямо сейчас. Ланнистер берёт его за руки.       — Я знаю, что тебе это не нужно, — тихо проговаривает она, пока её пальцы судорожно сжались на рубашке на его руках. Вблизи она чувствует, что от Эйгона пахло весьма неприятно, будто все самые отвратительные ароматы смешались воедино. Принц не должен источать такие запахи, а король — тем более. Она смотрит ему в глаза, как ей кажется, целую вечность, перед тем как продолжает говорить. — Но пойми, так нужно.       — Давай просто убежим, как ты и предлагала. — Боги никогда не были милостивы к Эйгону. Впрочем, он никогда и не пытался им услужить. Развлекался, плыл по течению, не думал о последствиях, уповая, видимо, на то, что отец протянет достаточно долго, чтобы принц решился на побег. Тогда бы он может, наконец избежал бы ненавистной тяжести короны, которую никогда и не пытался примерить. Даже мысленно, несмотря на все заявления Королевы-матери и десницы-деда. Ему это попросту было не нужно, хватало служанок, вина, побегов на блошиный конец и, куда же без его отрады, Ланнистер. Только сейчас её не было подле него — была ли вообще когда-нибудь? — в том смысле, в котором ему бы хотелось… А угроза в виде короны нависла над ним почти как меч палача. Не этого ему хотелось.       Может быть, побег это и удел трусов, однако он не видит в этом ничего плохого. Он просто хочет жить, а с короной на его голове это будет сложно… Впрочем, если вместо него окажется его сука-сестра, то тут тоже не было гарантии того, что он останется жив. Мать всегда ему говорила, что как только Рейнира взойдёт на престол, то его голова — а так же головы его братьев и сестры — полетит с плеч. Казалось, не было того варианта, где он смог бы жить спокойно в Королевстве.       Поэтому перспектива в виде побега казалась ему очень даже заманчивой. Особенно если брать во внимание то, что он может быть не один.       — Ваше величество, — она облизывает пересохшие губы, понуро опустив голову. Раньше она только и мечтала услышать от Эйгона что-то подобное, только вот… Сейчас этот поступок слишком безответственный, она понимает это как никогда. Впервые когда она ему это предложила, Мирцелла, можно сказать, была ребёнком, почти невинным. Сейчас же она выросла. К тому же, ситуация совершенно иная. Теперь она мать и жена его брата. — У каждого из нас есть свои обязанности, — тихо продолжает она, опустив его рубашку. Только вот она совсем не отходит от него, оставаясь на опасно близком расстоянии с ним. — Моя — быть хорошей женой и воспитать детей, а ваша — стать хорошим королём.       Говорить такое безумно сложно, да и сердце в груди щемит. На самом деле то были совершенно не её слова. Она не хочет всей этой участи Эйгону, не хочет, чтобы он возложил на себя ту ответственность, к которой не готов, но уже ничего не поделаешь. Так нужно. К тому же, это именно то, что все ждут от них.       — Ваше величество, — повторяет за ней, растягивая каждую букву, словно смакуя эти слова. Эйгону перспектива возложить на себя корону — совсем не нравилась. Что-что, а быть хорошим королём, ему казалось, он не сможет. Да и стать марионеткой, что будет в руках деда, он не желает. Так будет проще, но… самый простой вариант всё же является побегом. И как иронично, что в первый раз, когда предложила она, он ничего не ответил, считай, отверг данное предложение. Теперь же отвергла она. — Мне это совершенно не подходит, — невпопад говорит он.       — А по мне… очень даже, — она улыбается так, как могла улыбаться только ему. У него в груди разливается приятное чувство и оно совершенно не сравнимо с алкоголем. От него он не чувствует себя ничтожеством. У Эйгона в голове что-то щёлкает и он тянется к Мирцелле, что почти что застывает. И как только расстояние между их лицами достигает миллиметров, она отстраняется и отходит на пару шагов. В её взгляде читается испуг, который она тут же пытается замаскировать. — Думаю, тебя хочет видеть королева, — она слабо улыбается ему. — прошу, сделай что нужно.       А нужно, чтобы он поддержал решение совета и стал Королём.