ты – судья? о, нет!

Месиво – вот что он из себя представлял. Все его старые раны, которые он не замечал, теперь вскрываются одна за другой, он сдирает с них запекшуюся кровь, и он не может остановиться. У Джоша выдалась пара выходных, впервые за долгое время, и первый он проспал, и все что Тайлер мог – лежать рядом и ловить тепло тела, и счет времени казался бессмысленным. Он в очередной раз как можно легче положил свою руку поперек груди спящего, когда тот приоткрыл глаза. Сонно и растерянно, Джош ворочаясь, прижал его к себе ближе, и слепо пытался нащупать своими губами его, и Тайлер помог с этим. Ему казалось, что вокруг них плотное, ватное одеяло усталости, и все движения были неловкими, тяжелыми и воздух в груди был душным, оседающим на коже пленкой пота. Джош настойчиво прижимал его к себе, и Тайлер хотел бы, чтобы это помогло ему перестать существовать отдельно, просто раствориться, но так не бывает, так не бывает и ему придется быть самому каким-то образом. Он начинает тереться об горячее бедро под одеялом раньше, чем накатывает возбуждение, и это не первый раз в его жизни, но первый подобный раз с Джошем. Джош мычит куда-то в шею, лижет горячо и кусает, мягко и /недостаточно/, но Тайлер просто закрывает глаза и вжимает его зубы в себя, крепко хватая за макушку. Пальцы сжимают чужую кожу, путаются в волосах на голове, зубы прикусывают губу исключительно в желании добавить больше боли. Джош переворачивает их, нависает сверху, лижет по губам, и Тайлер кусается, выкусывает чужой поцелуй. И тогда Джош грубо толкается бедрами вперед и Тайлер стягивает с себя трусы, пытаясь стянуть их и с Джоша. И, кажется, тот наконец-то окончательно просыпается. – Доброе утро, – мягкий и хриплый голос, Тайлер может ощущать, как он путается у него между артерий в шее. – И тебе, – пальцы Тайлера все еще сжимают волосы на чужом затылке, не особо нежно. Закат за окном длится уже пару часов. – Ты хочешь, чтобы я… – Выебал меня, да, – Тайлер перебивает и не сразу отпускает отстраняющегося Джоша, – Я загрызу тебя на смерть, если ты не. Джош жмется бедрами к нему, вглядываясь в лицо, и в итоге тянется к смазке у кровати. И как бы Тайлер не пытался ускорить процесс, Джош все равно растягивает его достаточно, медленно и осторожно. Но как только он входит в него, Тайлер начинает бешено вскидывать бедра, царапая чужую спину и шепча сквозь сжатые губы. Он просто месиво, он попал под грузовик, его размазало кишками по асфальту, но никто этого не видит. Он не знает, что ему с собой делать и это – самое худшее. Это самое худшее, и он не знает, что с собой… Машина останавливается рядом с ним, пока он идет по улице, скоро август, и листья под ногами все еще зеленые, им не пришла пора умирать, они просто устали от солнца. И в его голове, ему семнадцать, и он тоже устал. Но скоро август, машина останавливается, и это машина Брендона, и его не было, когда ему было семнадцать, никого не было, но это не так важно. Точно были машины. Брендон машет ему с водительского сидения и Тайлер садится, не раздумывая. Раздумывал ли он раньше? Неизвестно. Но точно был август. Они едут почти молча, почти – это Брендон ругается на слепящее солнце, на водителей-придурков, на жару. Почти – это радио, почти не слышно, оно тошнит на них информационным шумом. Он не совсем понимает, куда они едут, и вяло думает, что он кажется и не собирался никуда. Ему семнадцать, скоро август, эта машина может увезти его в лес. Тайлер все равно не может работать сейчас, и кажется, Брендон послан ему богом, чтобы сделать все за него. Для этого, и для возвращения в реальность, по средствам раздражения. – Эй, – у Брендона в руках пакет с едой из какой-то забегаловки, и в первую очередь, Тайлер забирает redbull. – Эй, – вторит он, прежде чем отпить. – Ты не в порядке, – Ури констатирует факт, и Тайлер просто закрывает глаза, и: – Я не в порядке. И прежде, чем Брендон продолжит: – Я думаю, я сделаю что-то действительно опасное, – и: – Я думаю, я сделаю это скоро. Брендон смотрит на него какое-то время, прищуривается и говорит, что им надо в другое место. И Брендон везет их за город, на обрыв, туда, где обычно их компания встречает лето. Все верно, эта машина может увезти его в лес. Тайлеру уже давно не семнадцать. Радио перестает тошнить на них новостями недели и начинает стонать попсу. Когда они сидят на траве – и от этой мысли Тайлер смеется, и не может ответить на вопросительный взгляд Ури – они смотрят на город, пока Брендон раскуривает косяк и передает его Тайлеру. Тайлер не обязан говорить, не хочет говорить, но ему необходимо сказать. – Я чувствую, что я должен что-то сделать, – он возвращает самокрутку Брендону, выдыхая, – И здесь не так много вариантов. – Ты не должен, – и смотреть на меланхоличного Брендона /тревожно/, но Тайлер пытается сфотографировать это глазами. Его кожа такая серая от этого заката. Тайлер не знает почему его тошнит. – Но я сделаю. Он – месиво, а так хотелось бы стать мессией. Ему семнадцать, или пятнадцать, или… и его живот, вот что настоящее месиво, кровавое и гадкое, и он идет один по улице, не совсем понимая, где находится. Его дядя был сумасшедшим, так говорят, этим все объясняют, и, наверное, и /тот/ его родственник мог оказаться сумасшедшим, и тогда Тайлер не виноват во всем, но почему-то в это верится так слабо. Его отец говорит, что ему пора принимать ответственность за свою жизнь. Тайлер может оказаться сумасшедшим. Его дядя умер, наглотавшись битого стекла. Тогда он еще боялся оказаться сумасшедшим. Он ковыряет свои ребра стеклом, и никто этого не замечает. Он замечает дыру на любимой майке, и боится, что сквозь нее кто-то может увидеть. Теперь он знает это наверняка. Их план – вот же каламбур – выжигает ему легкие и сердце, когда он встречает Джоша, пришедшего среди ночи, и обнимает, провожая в спальню. Он знает, что это сожжет и сердце Джоша, когда он об этом узнает. Его сердце, или, его терпение. И лучше второе. Тайлер искренне хочет потерять рассудок.