Влюбленные

      Настройки подключения успешно обновлены…       Эйлин очнулась на софе. На плоской каменной софе, от которой раскалывалась спина, ныли ребра, а голова запрокидывалась, утыкаясь носом в какие-то листья. Воздух потянулся едким запахом красного вина, травы и влажности, неизменно сопровождавшей каждое подвальное помещение или катакомбы, по которым Эйлин протащили несколько часов назад. Или это было вчера? Или?..       Она попыталась открыть глаза, но веки слиплись от долго сна, хрустели. Эйлин зажмурилась — когда же она смогла распахнуть взгляд, мир вокруг неё замерцал, подёрнулся телевизионной рябью, и она едва могла ухватиться за окружающих ее людей, как за якорь реальности. Мир плыл, покачивался и выцветал, словно старые фотографии, а люди на них кружились вокруг Эйлин. На секунду ей даже показалось, что она попала на какую-то кислотную вечеринку, оставаясь единственным трезвым человеком в компании. Несколько девушек остановились рядом с ней: их глаза закатились, так что оставались видны только белки, — и затряслись в судорогах. Еще одна группка, замирая через каждые несколько шагов, приблизилась к алтарю, неся в руках разорванных на части змей.       Эйлин попыталась прищуриться, чтобы разглядеть их получше, но изображение зашипело, несколько раз дёрнулось, и голову пронзила острая пульсирующая боль. Глаза горели, чесались — хотелось вцепиться в них и расцарапать ногтями, как кожу, если бы это могло избавить от разъедающего их раздражения. Когда же Эйлин проморгалась и смогла снова оглядеться, то поняла, что никого, кроме неё в зале не было. Факелы тускло мерцали, то вспыхивая, то полностью растворяясь в обступающей Эйлин темноте. Она видела их очертания, но чем дольше смотрела на них, тем расплывчатей становились их силуэты, — будто Эйлин забывала их, словно кто-то вымарывал из ее сознания малейшее воспоминание о форме и жаре горящих кусков дерева. Она попыталась пошевелиться, но ее ноги оказались привязаны к каменной софе длинными виноградными лозами: грозди свисали с них, некоторые оттягивали зелень до пола, другие же покоились рядом с самой Эйлин. По позвоночнику прошёл холод — стоило факелам вновь вспыхнуть, а скорчившимся в припадках образам людей появиться в комнате, как огонь осветил серые мраморные очертания Эйлин.       Она не лежала на каменной софе.       Она была ею — холодной безжизненной статуей.       «Где я?» — слова растворились в наступающем на сознание тумане тихим эхом.       Ждать ответ было бессмысленно, но в следующую секунду низкий, чуть насмешливый голос вспыхнул маленькими огоньками вокруг неподвижной Эйлин-статуи:       «Подозреваю, что там же, где мы были в последний раз. Не уверен, что смогу точно назвать место, но спешу с полной уверенностью в своих словах выразить недовольство столь жёсткой кроватью и запахом плесени. Впрочем, не уверен, что ты столь же привередлива к условиям содержания, как и я…»       «Что?..»       Огни парили вокруг Эйлин: казалось, кто-то поджёг свечи и запустил их в воздух. Воск расплавился — пламя же продолжало освещать свой недолги путь. Огонь не обжигал ее кожу, приближаясь к лицу — она чувствовала лишь лёгкое тепло, как от нагретого июльской жарой камня.       «Как… — наблюдая за крутящимися вокруг в экстатическом припадке девушках, пробормотала Эйлин, — как это прекратить?»       «Будь я на твоём месте, без сомнения, поспешил бы найти пистолет, но, кажется, он будет бессилен…» — голос мягко рассмеялся.       А в следующую секунду огни вспыхнули, ослепив Эйлин. Она вздрогнула — щека царапнула что-то мокрое и землистое, глаза заныли от боли, когда Маккензи попыталась их снова разлепить, а повязка давила на глаза. Откуда-то сверху доносился шум и топот, как от стада слонов, но Эйлин это не беспокоило. Подскочив на скрипнувшей койке, она слепо ткнулась в сторону, стукнувшись лбом обо что-то твёрдое. Кажется, это была стена.       — Что здесь вообще происходит? — рассеянно пробормотала Эйлин, шаря рукой по влажному камню.       — Медиумы, — глухо донеслось из-за стены, и Эйлин подалась вперёд, прижавшись к ней ухом. — У них сегодня какой-то праздник. Религиозный. — Голос зевнул. — Орден разрешает им его справлять. Обеспечивает безопасность, что, как по мне, сущая глупость. В их состоянии они опасней, чем все охотники Ордена вместе взятые. Вообще-то я собирался поспать, но… Видимо не судьба.       Она пыталась открыть глаза под повязкой, но каждый раз сдавалась, когда слипшиеся веки опасно хрустели, ныли и отказывались разлепляться. Из-за стены раздался усталый вздох, и Эйлин, отвернувшись от неё и раздражённо рыкнув, вцепилась пальцами в край затвердевшей ткани, потянув ее вниз, мимо губ и подбородка, пока обруч не повис безвольно у неё на шее. Кончики пальцев дрожа скользили по коже лица, по сухим липким дорожкам, по распухшим от гематом скулам, по ноющему носу, пока не добрались до век. Которые больше напоминали по ощущениям равиоли. Наверняка, тереть их было самой идиотской идеей, и дядя Уилл несомненно поругает ее, когда она придёт жаловаться на попавшие в глаза соринки, но сейчас это было единственное, что пришло Эйлин на ум. И, к ее удивлению, дало свои результаты — немного похрустев, корки и забившийся меж век песок осыпался на щеки и ладони, и Эйлин медленно открыла глаза, оглядываясь.       Вокруг неё была темнота.       Она еще несколько раз моргнула, но ничего не поменялось. Только жужжание, тихое и навязчивое раздалось у неё над ухом, а затем мимо пролетел рой маленьких светящихся огонёчков, облепивших, кажется, какой-то столик. Эйлин повернула голову: огоньки это заметили и метнулись вслед за ней, на этот раз облепив ручку входной двери, кажется, серебристую, и небольшую пробковую доску, не то коричневого, не то горчичного цвета — оттенок переливался градиентом, словно светлячки не знали, на котором стоит остановиться. И куда бы Эйлин не повернула голову, эти маленькие навязчивые огоньки следовали за ней, не давая рассмотреть комнату целиком.       Через мгновение из-за стены раздалось ненавязчивое покашливание.       Подскочив, Эйлин резко развернулась и припала ухом к стене. Огоньки метнулись за ней, но разбились об тёмную землю, как кожа на щеке Эйлин снова поцарапалась об острые выступы не то гранита, не то застрявшего между слоями щебня. Она не видела, что тупой болью утыкалось ей в скулу, но чувствовала горячую дорожку, стекавшую по щеке вниз, вдоль линии челюсти и затем к подбородку, с которого тут же срывалась за воротник прямо на грудь. Должно быть она все еще была в больничной одежде, потому как ветер легко проникал под ткань, заставляя кожу покрываться мурашками, а Эйлин ёжиться.       — Ты кто? — прохрипела она и негромко прочистила горло.       — Я? — голос за стенкой звучал не то удивлённо, не то обиженно, словно он был кем-то, кого Эйлин непременно должна была знать, но по своей глупости упустила этот момент и теперь пребывала в неведении. — Я Феликс. Вампир-нелегал. По крайней мере так записали в протоколе ареста. Я же предпочитаю «свободный вампир».       — Ва… — Эйлин подавилась воздухом и выпучила глаза, — что?!       — Вампир. У тебя такой удивлённый голос, словно ты никогда вампиров не встречала. Мы типа как бы мертвы, а как бы нет. Кровь там пьём и все такое, — скучающим тоном протянул собеседник. — Солнечного света боимся — хотя это полный бред. Мы сами это придумали, чтобы люди не ожидали встретить нас днём. Удобней охотиться. Иной раз сидишь дома, желудок сводит, хочется кем-нибудь перекусить, а на улице полдень. Так и с голоду помереть недолго. А так сказал, что не можешь выходить на солнце, и они сами к нам лезут. Разве что на крема приходится много тратить. Кожа чувствительная. Я вот тут как раз недавно купил себе такой тюбик увлажняющего… Теперь всем советую. Сама-то как тут оказалась?       — Я… — Эйлин запнулась, ощущая на языке привкус озёрной воды, ила и собственных промокших волос, — утонула.       — Утопленница, значит. Понимаю-понимаю. Не думал, конечно, что вас тоже заставят регистрироваться. Хотя судя по тому, что мы в соседних камерах, ты решила податься в свободное плавание, как и я. Прости за каламбур. Тогда не очень завидую тому, что тебя ждёт.       «Мог бы рассказать чуть больше, чем ничего. Некоторые люди слишком склонны недоговаривать, пытаясь сохранить завесу тайны, превращающуюся в итоге в мокрое одеяло.»       «Он сказал, что он вампир», — растерянно протянула про себя Эйлин.       «А я Элементаль Огня, — хмыкнул голос в ее голове, обжигая каждую мысль густым черным дымом. — Будешь верить каждому первому встречному? Я бы советовал не быть настолько наивной и подходить к анализу получаемой информации чуть более критически. Как минимум было бы неплохо собрать данные за последние несколько тысяч лет. Или хотя бы столетий, чтобы воспользоваться доказательной базой и подтвердить полученные выводы. Я, конечно, все понимаю, потому что навёл справки у определённых личностей. Ты только недавно родилась, и подобное детское поведение вполне логично, но… — голос вздохнул настолько устало и тяжко, что Эйлин подумалось, будто на его обладателя свалилась вся тяжесть этого мира, как на тех атлантов, что держали небо на своих плечах. — Предлагаю ускорить твоё взросление.»       «Мне двадцать шесть.»       «А выглядишь на все пятнадцать миллиардов.»       «Что?..»       — …а потом я сделал подкоп. Ты вообще меня слушаешь?!       Феликс с силой ударил в стену с другой стороны, отчего Эйлин дёрнулась, заставляя еще одну тонкую струйку стекать по щеке.       — Прости, я… — Маккензи повела головой и посмотрела в сторону, где должна была быть дверь; огоньки тут же метнулись за ее взглядом, облепляя собой стол и небольшое окошко под потолком, сквозь которое пробивался желтоватый свет, — а затем снова прильнула к стене, — отключилась. Со мной такое бывает.       — Недостаток кислорода. В общем, я это все о чем. Я сделал подкоп. На поверхность. Могу взять тебя с собой. Если, конечно, ты не планируешь стать ритуальной жертвой для этих сумасшедших.       — Ритуальной жертвой? — подавилась воздухом Эйлин, и кожа на лице болезненно натянулась, засочившись новыми тёплыми струйками, теперь, кажется, разбегавшимися от ее глаз. — Кажется, мне не стоило оскорблять того священника. Возможно, мой личный ад выглядел бы не настолько безумно.       «Безумно? По-моему, все весьма обыденно. Для тебя…»       Эйлин вслепую отмахнулась от голоса, как от назойливой мухи, и могла поклясться, что пальцы на секунду почувствовали под собой что-то похожее на короткие гладкие волосы. Быстрый взгляд в сторону руки — темнота, сквозь которую слабыми оранжевыми огонёчками пробивались светлячки, вытягиваясь в несколько длинных нитей на коже. И если бы Эйлин не была уверена, что рядом никого нет, сказала бы, что это чьи-то пряди. Но нет, уже через мгновение светлячков поглотила тьма, и они растворились, оставляя растерянную Эйлин один на один с холодом и пустотой.       — Так ты… — Она нервно сглотнула, сжимая и разжимая пальцы, проступавшие перед ее взглядом слабыми очертаниями. — Ты сказал что-то про подкоп.       — Да. Выкопал его. Прямо до самых внешних стен Ордена. Благо, это не так далеко, как могло оказаться.       — Да ты прям аббат Фариа.       — Кто?       — Э-э-э, — на несколько секунд зависла Эйлин и тряхнула взлохмаченными волосами, словно собеседник мог ее увидеть, — неважно. И когда… — она ойкнула, прикусив язык за любопытство, и все же продолжила: — ты собираешься сбежать?       — Сейчас. Поэтому советую думать быстро. Другой шанс у тебя вряд ли будет. Через несколько минут у них сменится сначала караул, а затем начнётся новый рабочий день. Не сразу, конечно. Там еще будет очень долгая и нудная процедура передачи полномочий и так далее и тому подобное. Если честно, — приглушённо проворчал голос, — никогда не понимал важности этих ритуалов. Как будто они защитят, напади элементалисты на Капеллу. В любом случае, у нас есть примерно полтора часа до того, как они придут. А это еще нужно перетащить тебя к себе. И добраться до поверхности. Там тоже охрана будет, но там уж легче. У меня почти отросли клыки.       — Отросли? — нахмурилась Эйлин и тут же пожалела об этом: глаза защипало, а светлячки собрались перед ними в небольшие оранжевые круги, как если бы Маккензи надавила пальцами на закрытые веки.       — Да. Они вырвали мне их, как только повязали. И мятной пастой натёрли десны. Изверги. Четыре дня уже мучусь.       Феликс за стенкой звучал весьма возмущённым этим фактом. Эйлин же больше беспокоило, что будет с ней через несколько часов, останься она в этой самой палате — это ведь была палата, правда? — и, немного отпрянув от стены, она осторожно пропищала:       — А если я не соглашусь?       В ответ раздался нервный смешок, и Феликс, кажется, заёрзал на своей койке: что-то зашуршало, напоминая Эйлин ткань.       — Они торжественно сбросят тебя в грот под Капеллой. Там самое тонкое место, в котором вечно происходят разрывы. Вода в целом не настолько прочный материал для барьера. А здесь еще и большая концентрация энергии — мы прямо на месте старого языческого капища элементалистов. Слышал, до основания Ордена и великого Исхода, они справляли на этом самом месте свои ритуалы. С человеческими жертвами. Для своих жестоких богов. Но, конечно, же это все всего лишь россказни полоумных старушек. Но здесь слишком большое количество энергии. Мне даже становится как-то… дискомфортно.       «Экскьюзе-муа, — возмутился голос в ее голове, — но это едва ли что-то большее, чем досадная неприятность. Дискомфорт — это скорее неспособность быть хозяином собственным мыслям. И весьма навязчивым мыслям, к слову. Ты так не думаешь?»       «Я даже не знаю, кто ты.»       «Оскорблён до глубины души.»       Был ли в этом голосе действительно сарказм, или Эйлин только показалось, она не знала. Но вот за стеной снова послышалось непонятное шуршание. Эйлин уже открыла было рот, чтобы спросить, что это за Орден и великий Исход, как неожиданно ее тело прошибло электрическими разрядами. Мышцы свело, и она повалилась на кровать, глядя на корчащиеся пальцы. Она не чувствовала конечностей — ее руки изгибались сами по себе, спина ныла, выгибаясь с такой силой, словно хотела переломиться пополам, а чуждые непонятные образы вспыхивали в сознании.       Выходящее из берегов озеро, уродливый шрам на небе и горящая в агонии вселенная.       Поляна с кругом из камней, парящие в воздухе огни и пушащиеся от влажности леса рыжие волосы.       Аромат новой кожаной обшивки автомобиля, длинный изящный мундштук и серое больничное здание за окном, тонущее в оранжево-красных лучах заката.       Мягкая колышущаяся от сильного ветра трава, острый утёс над пенящимся барашками морем и небольшой храм в долине за спиной.       Еще одна вспышка — и Эйлин обмякла, вжимаясь лицом в мокрую от сочащихся слез и еще чего-то, о чем даже не хотелось думать, подушку. Дыхание рвано вырывалось из груди, пальцы сжимали шершавую ткань, а пересохшее горло с трудом пыталось собрать всю оставшуюся во рту слюну, чтобы загасить разъедающее стенки жжение. Эйлин трясло, она безуспешно душила рвущиеся наружу хрипы подушкой, напоминая себе тех несчастных, что были на каждой вечеринке уже готовыми к ее начало несколькими коктейлями и экстази. Оранжевые круги продолжали плясать перед ее взглядом и каждый раз, как они сталкивались, Эйлин вздрагивала, а пальцы снова сводило судорогой.       Вот только долго упиваться своей слабостью, ей не собирались позволить.       — Ну так что? — Феликс постучал с другой стороны стены, словно это была дверь и Эйлин могла бы ее открыть. — Согласна? Я человек занятой, поэтому лучше обговорить все сразу. И плату, разумеется, тоже.       — Плату? — искренне удивилась Маккензи. — За побег?       — Конечно! Я же рискую своей жизнью!       — Ты ведь… вампир. Ты мёртв.       — У нас свободная страна. — Казалось, Феликс недовольно заворчал и пару раз фыркнул, как обиженная отсутствием сена лошадь. — И я не позволю оскорблять себя по жизненному признаку. Некоторые люди мертвее меня. К тому же, у меня все еще есть голова на плечах. А вот у тебя ее может и не оказаться, если останешься сидеть на заднице ровно и ничего не делать. У Ордена разговор со всеми короткий. Сначала обезглавят, а потом сбросят в грот. Или наоборот. Я уже точно не помню. Но живой ты отсюда уже вряд ли выберешься.       «А ведь заманчиво звучит. Если ты умрёшь, я буду очень… — голос смолк на секунду, чтобы затем, расплывшись в невидимой ухмылке, добавить: — разочарован.»       «Мне показалось, я тебя раздражаю.»       «Конечно. Поэтому я просто не могу позволить тебе лишить меня возможности рассказывать глупые анекдоты и вспоминать всех твоих парней.»       Перспектива эта была весьма заманчивой, потому как и сама Эйлин никогда не была против перемыть косточки всем своим бывшим пассиям, но все же желание пожить еще немного пересиливало отсутствие денег на оплату услуг вампира и шевелящееся внутри к нему недоверие.       Сделав глубокий вдох, Эйлин кивнула сама себе и уверенно ответила в стену:       — Я согласна.       — Отлично! — Раздался хлопок, как от встречи двух ладоней в аплодисментах. — Жди. Лучше, конечно отползти к другой стене. Ради твой же безопасности. А то мало ли что. А я пока разберусь с первой частью нашей небольшой проблемы.       Назвать сложившуюся ситуацию небольшой проблемой у Эйлин Маккензи не поворачивался язык. И все же она отползла наощупь — светлячки неожиданно покинули ее в самый неподходящий момент, оставив в густой липкой темноте, — подальше от стены, разделявшей ее и камеру Феликса и входной двери, из-за которой через некоторое время раздались крики, боевой сигнал и забористая французская ругать.       «Полагаю, мы собираемся довериться этому… вампиру, потому что что?» — вежливо с сочащейся из каждого слова иронией поинтересовался голос.       «Потому что у нас нет другого выбора? Как же чешутся глаза, аргх…» — Эйлин прижала ладони к векам и с силой потёрла их.       Увы, от этого слизистая стала только сильней зудеть, доставляя болезненный дискомфорт и ощущение металлической пыли, осевшей на глазах.       «Смею предположить, что выбор есть всегда. Но не могу не согласиться с тем, что у нас его сейчас лишнего скорее всего не найдётся и придётся отдать себя на растерзание воле судьбы.»       «Ты просто мой внутренний голос, который может заткнуться в любую секунду…»       «Еще этот внутренний голос может петь песни, читать стихи на французском и задекламировать значение числа пи, если мадмуазель это, разумеется интересно. Иногда по выходным я даю бесплатные уроки вышивания или провожу сеанс психотерапии. Бывает очень полезно разобраться со своими внутренними тараканами, прежде чем выходить в свет и…»       Договорить голосу не дали. Несколько взрывов затрясли стены, и Эйлин вздрогнула, когда дверь с грохотом распахнулась и металлическим лязгом врезалась, кажется в стену. Лёгкий порыв ветра — и чужая рука уже схватила ее за запястье, поднимая на ноги и утягивая за собой.       — Бежим!       Феликс не дал Эйлин ни секунды, чтобы осмыслить происходящее. Она перебирала ногами, пытаясь успеть за его мельтешащей вперёд светлыми мотыльками макушкой. Он захлопнул дверь своей камеры за спиной Эйлин прямо перед носом подоспевшего подкрепления для охраны. Толчок в спину — и она уже летела вперёд головой в какой-то широкий тоннель. И наверняка успела показать Феликсу все, что могла, из-за идиотской больничной одежды.       К счастью, Феликс оказался слишком занят побегом, чтобы обратить внимание на внешний вид спутницы. По крайней мере Эйлин так себя успокаивала, едва успевая следить, куда на этот раз повернула белобрысая макушка пробравшегося вперёд вампира. В полумраке она светилась, как яркая неоновая лампочка, указывая Эйлин путь.       До поверхности они шли недолго — минут десять, за которые Маккензи успела пожалеть, что согласилась на это маленькое приключение. Ноги гудели, ступни ныли от впивающихся в кожу камней, и даже голос в голове не составлял ей в этот момент компанию. Он смолк, когда они проходили через небольшой грот, кивнув на водоём в котором, Феликс многозначительно прошептал Эйлин: «Тот самый», — и пока больше не объявлялся.       Казалось, у Феликса действительно все было продумано в его гениальном плане побега: точным ударом вышиб дверь, с хрустящим звуком ломающейся шеи обезвредил охрану и вытянул Эйлин на поверхность…       …оглушившую свежим запахом весны и фонтанов.       Они были в самом центре города, и прохожие пялились на них. Некоторые вытащили из карманов мобильные телефоны, тут же направив на Эйлин и Феликса камеры. Раздались щелчки затворов — о да, это было именно то, о чем Маккензи мечтала сейчас. Оказаться в топе публикаций с пометкой «Дороти и Тотошка уже не те». В далеке завыли полицейские сирены, и Феликс, схватив Эйлин за руку, утянул ее в подворотню, петляя между плотно прижавшихся друг к другу кривых домов.       — Постарайся не отставать.       — Я… — задыхаясь, пробормотала Эйлин, — пытаюсь.       Они бежали квартал за кварталом, иногда натыкаясь на патрули Ордена. Город был тесным. Он давил на Эйлин, как Феликс давил на неё, утягивая рукой за собой, а светлячки, складывающиеся в его очертания, ненавидели тёмные цвета. Оставалось догадываться, это перед тобой ровная и прямая улица, или вот тот провал в реальности — это все же черный столб с указателем улиц.       «Давай. — Голос резко возник в ее голове, когда они с Феликсом, кажется, нарезали уже третий круг по площади, пытаясь нырнуть под нужную арку, около которой все время ошивался кто-нибудь из Ордена, пока остальными гнались за ними с пистолетами, электрошокерами и дубинками. — Ты сможешь. Вот так. Влево. А теперь вправо. Да, именно сюда. Ой, — наигранно беспокойно пробормотал голос, когда Эйлин врезалась лбом во что-то черное, холодное и металлическое, — неловко получилось. Кажется, это был фонарь.»       «Ты ничуть не помогаешь.»       «Помнится мне, я никогда не выражал желания оказывать тебе помощь.»       На одном из поворотов, Феликс резко поменял направление и рванул в переулок. Эйлин этого не успела: она на всех порах, шлёпая по асфальту босыми ногами, пронеслась мимо него, успев только растерянно крикнуть в пустоту:       — Постой! Куда… куда ты?!       В ответ никто ей не ответил. Феликс исчез посреди небольшой улицы прямо на глазах — этот каламбур был ужасен даже по ее мнению, — у Эйлин. Резко остановившись и едва не спикировав носом прямо в широкую сияющую на солнце лужу, Маккензи вернулась немного обратно и заглянула в переулок в поисках вампира. Увы, ничего кроме мусорных ящиков, рядов плотно стоящих машин и потрёпанной вывески на одном из домов «банк». Даже тишина в переулке стояла настолько густая и ощутимая, что, вытяни Эйлин сейчас руку, она бы почувствовала воздух под кончиками пальцев.       Скрыться за зелёным мусорным контейнером в этом переулке, Эйлин успела за секунду до того, как из-за угла появился догонявший их отряд. Сердце бешено колотилось. Она вжималась спиной в пластмассу, притянув колени к груди, и дрожала, вслушиваясь в шаги за спиной. Нет, никого, кто мог бы заинтересоваться подозрительно развевающейся между двух колёсиков мусорки больничной робы.       «Кажется, наш милый кровососущий друг решил последовать голосу разума и скрыться побыстрей. Не могу его винить в столь поспешных решениях, но все же для начала он мог бы проявить вежливость и помочь нам найти дорогу до ближайшего безопасного ночлега.»       «Он… не наш друг. Он просто предложил сбежать вместе с ним.»       «И ты согласилась.»       «Эй! Ты тоже был не против! Забыл? Если ты умрёшь, — писклявым голосом передразнила про себя Эйлин, — я буду весьма разочарован. Это были твои слова!»       «Каюсь, но живой ты мне действительно нравишься больше.»       «Потому что можешь дольше меня доставать?»       «Проницательности вам не занимать, миледи! Браво! К слову, хотелось бы спросить: голоса больше не мучают? Головные боли отступили и нет чувства, словно по тебе несколько раз проехался каток?»       «Откуда ты…»       «Не благодари. Пришлось израсходовать все свое природное обаяние, но результат того стоил. Видишь ли, окружающая меня обстановка не слишком располагает к мирным семейным вечерам у камина, а твоё появление оставило неизгладимый след на всех нас. К сожалению, не все умеют держать себя в руках и тут же поспешили выразить тебе свое почтение… Шучу, они просто хотели свести тебя с ума. Старые обиды, семейные склоки и проблемы с итоговым завещанием.»       «И ты… ты тоже этого хочешь? Свести меня с ума?»       Голос ничего не ответил: многозначительно хмыкнул и замолчал.       «И куда нам идти?»       Ответа не последовало.       Медленно поднявшись, Эйлин осторожно выглянула из-за мусорного контейнера. Как будто она действительно смогла бы увидеть приближающегося к ней стражника Ордена раньше, чем он достанет электрошок и угостит ее парочкой разрядов. К счастью, ни одного преследователя в переулке не оказалось — Эйлин обползла контейнер со стороны каменной стены дома и, рассеянно разгладив короткую больничную ночнушку, поёжилась. Все же для прогулки по городу стоило подобрать более подходящий наряд. К тому же с другого конца подворотни на неё накатил холодный ветер, тут же поднявший лёгкую ткань.       Голос в голове прыснул от смеха — Эйлин раздражённо шикнула на него и быстро засеменила по мощёной улочке, заглядывая в каждую арку внутренних дворов. Через несколько проёмов удача улыбнулась Маккензи: растянувшись между домами, несколько толстых верёвок поддерживали висящую на них одежду. Разглядеть, что именно сушили хозяева удалось только подойдя практически вплотную — Эйлин нащупала несколько длинных мокрых простыней, спрятавшись за ними, когда из черного хода показался, вероятно, один из жильцов. Вскочив на небольшой деревянный ящик, Эйлин замерла, задержав дыхание. Мужчины прошёл практически рядом с ней, несколько раз останавливался, харкнул на землю и громко выругался на кого-то в окне дома напротив. Простынь колыхалась перед лицом Эйлин, ударяя по лицу, но пошевелиться себе Маккензи позволила, только когда калитка захлопнулась и с той стороны раздался щелчок закрывающегося замка.       Холодный пот прошиб Эйлин — калитка захлопнулась. Та самая калитка, через которую она сюда попала. Вырезанная в каменной стене калитка, преодолеть которую можно было бы только вырыв под ней проход — и то, Эйлин не была уверена, что на пути не возникнет бетонных заливок или древних кладок.       Соскочив с деревянного ящика, она заметалась по двору, ощупывая каждую висящую вещь. Увы, почти все было только постиранным, кроме темно-синего спортивного костюма. Мужского спортивного костюма, оказавшегося Эйлин на несколько размеров больше. Он даже на ощупь был похож на спортивный костюм. И все же это было лучше, чем тонкая больничная одежда, пользы от которой было не больше, чем от фиговых листов на картинах Эпохи Возрождения. Фантазия выкручивалась на максимум, а практичность стремилась к нулю.       Водрузив на голову еще и небольшую кепку, Эйлин подлетела к захлопнувшейся калитке. Маленькие светлячки снова не хотели ей ничего показывать, кроме собственных светлых рук и белых стен вокруг. Эйлин чувствовала под пальцами решётку и замок, но не видела их, как бы не щурила чешущиеся глаза. Наконец, она раздражённо вскрикнула и пнула ногой калитку, о чем тут же пожалела: большой палец заныл, и Эйлин осела на землю, прикусив щеку от боли.       «А ведь это все, потому что воровать нехорошо, юная леди.»       «Сказал мне голос, ворующий моё личное пространство.»       «Я мог бы продолжить хранить молчание, если, конечно, ты не хочешь узнать, что на первом этаже одного из этих мэзон есть маленькая забегаловка, через которую ты сможешь выбраться.»       «Эм… — Эйлин не была уверена, как ей нужно реагировать на такую внезапную заботу со стороны вторгшегося в ее сознание голоса, и все же, сглотнув, она медленно кивнула: — Спасибо.»       Доковылять на полутора ногах до небольшой двери, ведущей на кухню ресторанчика, оказалось более сложной задачей, чем проскочить мимо удивлённо уставившихся на неё поваров и официантов. Эйлин морщилась от боли, наступая на увеличившийся в размерах палец, но все же смогла широко улыбнуться и, не сбавляя хода, крикнуть бросившемуся в ее сторону менеджеру: «Никому не двигаться! Это внезапная проверка от шефа Рамзи! У вас кошмары на кухне!». Интересно, что больше подействовало на сотрудников, заставив замереть и растерянно смотреть н Эйлин: ее экстравагантный внешний вид, больше походивший на жителя криминального района, или то, что сказала она это по-гэльски?       Вылетела Эйлин на улицу быстрее, чем кто-то из посетителей и сотрудников успел среагировать, а ее желудок — съесть самого себя от аромата свежей выпечки, горячего кофе и марципана.       Солнце слепило, что показалось Эйлин удивительным. Оранжевые круги плясали перед глазами — она приложила к бровям ладонь, потому что небольшой козырёк кепки никак не спасал от яркого сияния и замерла. Она стояла посреди широкого переулка, практически у самой большой площади, на которой возвышался мраморный памятник ведущей за собой толпу с влагами женщины. Удивительно, что белый материал сразу же вспыхнул в сознании Эйлин яркими образами, и, немного приблизившись она смогла его получше рассмотреть. За памятником виднелся другой берег с набережной и маленькими кафе — оглянувшись, Эйлин заметила с другой стороны такую же картину, что означало только одно.       «Это ведь…»       «Да, это Иль-де-ла-Сите, и скорее всего тебя разрывает от любопытства узнать у меня, почему здесь не стоит величественного собора?»       «Нет. Я просто увидела рекламу донера», — рассеянно пробормотала Эйлин.       — Потерялась, Эйлин Маккензи?       Он появился за ее спиной с тихим глухим хлопком принеся запах травяных приправ, жареного окорочка и горячей картошки. В любой другой ситуации желудок Эйлин непременно скрутило бы от голода, но сейчас она замерла, боясь пошевелиться и мысленно подсчитывая, когда она ела в последний раз. В животе было пусто, но ничего не посылало в мозг сигналов «Срочно накорми нас и никто не пострадает!», стенки желудка не сокращались с утробным воем, а слюна во рту не набегала при мысли о сытной еде. Эйлин не хотела есть, и это пугала ее больше всего.       — Тшш, ты дрожишь так, будто я сейчас возьму тебя за ручку и отведу обратно в Орден. — Хотела бы Эйлин сказать ему, что она дрожит от мысли, что не чувствует голода, а не от его присутствия рядом, но язык неожиданно распух и грозил вывалиться изо рта, издай она хоть звук. — Конечно, я мог бы это сделать, но пока что мои планы расходятся с планами мсье Делакруа. Все, что интересует его, — он медленно обошёл ее и, остановившись перед Эйлин, огладил костяшками пальцев ее щеку, — заделать очередную дыру в Барьере. Мне же больше интересно найти ее источник. И ты мне в этой можешь очень сильно помочь, Эйлин Маккензи.       — Отпусти, а не то… — она сглотнула невидимую слюну, отступив на шаг.       Она не видела его — светлячки предательски исчезли, стоило мужчине нарушить ее одинокую компанию с голосом в голове. Она чувствовала его присутствие, уводила голову от навязчивых прикосновений, но не могла сбежать, запертая в темноте. Должно быть, его это забавляло, потому как громкий смешок донёсся до слуха Эйлин, а затем рука с силой схватила ее за челюсть, поворачивая голову из стороны в сторону. Как будто она была дорогим товаром.       — А не то ты разозлишься и отбросишь меня к стенке, как моего глупого брата? — хмыкнул он. — Я бы мог забрать твоё мило тельце и использовать в своих коварных планах, но, боюсь, ни тебе, ни мне это не достанет удовольствия. Может быть слиться с тобой? — он будто бы небрежно заправил за ухо под съехавшую набок кепку прядь волос Маккензи. — Нет, Эйлин, лезть в твою голову и испытывать судьбу я не хочу — у меня еще есть слишком много дел, которые нужно сделать до того, как ты попытаешься меня убить.       «Какой обворожительный джентльмен, — саркастично отозвался голос. — Боюсь, ни одна дама не сможет перед ним устоять, но, кажется, сейчас самое время подключиться к громкой связи и объявить, что Эйлин Маккензи ждёт своих родителей у стойки с информацией. Потому что мне не нравится, куда движется этот разговор…»       — Я не хочу тебя убивать. Я даже не знаю… — Эйлин снова сглотнула, морщась от того, как слова шипами раздирают горло. — Я даже не знаю, кто ты, Джеймс.       — Ложь. — Джеймс наклонился, прижавшись головой к голове Эйлин так, что его губы выдыхали слова прямо ей на ухо низким шёпотом. — Очень сладкая и навязчивая, но все-таки ложь. Видишь ли, Орден — чрезвычайно сложная система с агентами на всех уровнях власти, за которыми я обеспечиваю непрерывное наблюдение для тех, кого пытались создать из тебя.       — М-медиумы?       — Именно. Увы, живут они не слишком долго. — Он отстранился и пожал плечами. — Физически. А перенос сознания отнимает у них слишком много сил, чтобы они могли сразу приступать к своей работе. Но я немного отошёл от темы. Орден невозможно найти и его нельзя покинуть, не получив на это разрешение сверху. То же касается и любого входа и выхода из Капеллы. Ты ведь понимаешь, к чему я клоню?       Не понять это можно было только живя полностью без мозга, но даже с врождённой самокритикой Эйлин никогда бы не подумала, что это мог быть ее случай. В принципе сама концепция мышления и обработки информации противоречила подобной вероятности, а сейчас ей и вовсе казалось, что ее мозг превратился в маленький портативный компьютер: воспоминания быстро сменяли друг друга, тасуясь, как карты в руке умелого игрока, и были слишком яркими и образными, приходя в самые неподходящие моменты. Вот сейчас Эйлин не видела лица Джеймса перед собой, но мозг услужливо подкинул ей его образ: каштановые волосы, карие глаза и нахальная ухмылка, искажающее лицо. Он стоял перед ней в ядовито-розовой квартире, осматривался и небрежно хрустел рассыпанными по полу осколками стекла.       Но они стояли сейчас посреди переулка, и все, что Эйлин видела, было лишь ее воображением.       — Ты знал, что Феликс пытается сбежать. И специально позволил ему это сделать.       — Да, — Джеймс кивнул, но Эйлин не знала, был ли это кивок воспоминания, или она наконец смогла сфокусировать на нем все свое внимание и светлячки вернулись, — ты определённо столь умна, как мне показалось в нашу первую встречу. Надеюсь, ты не в обиде, что все вот так вот произошло. Я люблю красивых женщин, но свой мир я люблю еще больше, чтобы не допускать в него проникновение подозрительных чужеродных объектов. Пусть и с очень красивыми… глазами. Ох, — притворно ужаснулся он, взяв теперь лицо Эйлин в ладони, — какая грубая работа. Ремонтники всегда отличаются слишком буйным нравом. Особенно, когда чем-то расстроены. Или обижены.       — Я видела тебя. В той комнате. Ты стоял за спиной…       — Показалось, — парировал Джеймс, поглаживая подушечками большого и указательного пальцам подбородок Эйлин. — Ни один побег не будет удачным, если на него не будет моего разрешения. И теперь нам осталось только решить, что со всем этим делать. Я знаю, куда он отправился — было весьма низко с его стороны бросать тебя посреди улицы, да еще и в таком виде, — и, возможно, я бы мог просто одолжить твоё очаровательное тельце, но… Как я уже сказал, мне моя жизнь еще дорога. Боюсь даже представить, что ждёт меня, окажись я один на один с твоими воспоминаниями о розовой квартире с тройной гавайской пиццей с пепперони.       «Боюсь, нам вдвоём будет несколько тесновато в одной голове…»       — Да иди ты… — она слишком прытко для слепого человека извернулась от прикосновений Джеймса и попыталась шагнуть в сторону.       Но вместо этого запнулась и повалилась на шершавые булыжники. Ладони засаднило, и Эйлин болезненно ойкнула.       — Не груби мне, Эйлин, — он резко схватил ее за плечи, поднял и, развернув, с силой вжал в стену, тряхнув, так что она болезненно ойкнула, когда голова мотнулась и затылок ударился о тёплую стену. — Я могу запросто уничтожить, просто представив, как твоё тело разлетается на маленькие кусочки или вдавив в эту стену, пока она не обрушится на тебя.       — Не сомневаюсь, — Эйлин вцепилась в запястье Джеймса, ощущая, как кончики пальцев похолодели. — Но, боюсь, это не входит в мои планы.       Все звуки затихли. Даже сердце стало биться медленней, словно кто-то сменил его настройки. Рука занемела. Эйлин пыталась разжать пальцы, но безуспешно: они будто врастали в кожу Джеймса, не позволяя разорвать эту связь. Эйлин дёргала рукой — в ответ донеслось только шипение Джеймса и странный кипящий звук. Как будто кто-то кинул кусок натрия в воду. Теперь уже пальцы горели, раскалывались иголочками, а испуганное лицо Джеймса вспыхивало в сознании Эйлин. И на этот раз она была уверена — это не воспоминание, она видит его, она чувствует его страх и застывший в глазах ужас. Она перевела взгляд на их сцепленный руки, где из-под ее пальцев уже расползались длинные черные струи-черви, обматывающиеся вокруг предплечья Джеймса. Кожа его стала серой, лишённой ярких оттенков, словно он был персонажем немого кино, а все цвета тянулись в кончикам пальцев Эйлин, чтобы всосаться в них и исчезнуть.       Маккензи наблюдала за этим, как заворожённая, пока не вскрикнула: выхватив свободной рукой из внутреннего кармана кинжал, Джеймс полоснул им ровно между кончиками пальцев Эйлин и собственной кожей, кажется, срезав небольшой слой с обоих. Эйлин зашипела и, прижав к груди ладонь, отшатнулась. Как и Джеймс. Он смотрел на свое вернувшее цвет запястье, а затем перевёл взгляд на Эйлин.       — Ты… Ты что сделала?       «Браво, мадмуазель Маккензи, вам удалось с небывалой скоростью пробудить внутренних демонов, которые едва не разрушили добрую половину этого города! Однако, на будущее, я бы советовал избегать сильных эмоциональных перегрузок и не браться в эти моменты за конечности существ, если они могут их внезапно лишиться. Впрочем, этому нашему другу, подобное вряд ли бы грозило…»       — Дай свою руку.       Она не успела увернуться: рука Джеймса схватила ее за запястье руки, которой Эйлин несколько мгновений назад держала его собственное, и стиснуло, холодное лезвие вжалось в кожу и с хлюпающим звуком углубилось. Лёгкое шипение донеслось до слуха Эйлин — она опустила голову. На этот раз светлячки не облепили лишь ее руку: они равномерно распределились по земле, пастельным стенам переулка, кожаной куртке Джеймса и истекающему черной кровью запястью, впервые открывая Эйлин полную картину окружающего ее мира. Лезвие кинжала сильнее вжалось в пенящуюся кожу, и Маккензи вскрикнула:       — Что ты делаешь?! Прекрати!       — Нет, этого просто не может быть.       Джеймс отшатнулся, и светлячки практически без задержки последовали за его фигурой, сохраняя образ в голове Эйлин. Он смотрел то на стекающую по ее запястью сквозь стягивающиеся края раны черную жижу, в которую превратилась кровь, то на лицо Эйлин, не выбирая, на ком остановиться чуть дольше. Наконец его глаза расширились от ужаса, и он заглянул в чешущиеся от раздражения глаза Эйлин.       — Что ты такое?       «Всегда любил подобные моменты в фильмах.»       Эйлин разомкнула пересохшие губы:       — Я не знаю.       К ее удивлению, Джеймс удовлетворился этим ответом. Возможно, он действительно ей поверил. Или же он был слишком занят разглядыванием своей восстановившейся руки — Эйлин заметила, что и ее кончики пальцев на ощупь казались прежними, круглыми и мягкими, хоть их немного и сводило от боли, — чтобы думать об этом. Многозначительно хмыкнув, щёлкнул пальцами. Секунду ничего не происходило, светлячки продолжали переливаться золотисто-карамельными оттенками, как вдруг заметались из стороны в сторону. Они вытягивались, расширялись, занимая собой все вокруг Джеймса, меняли свои оттенки и жужжали в голове Эйлин. Она не знала, что происходит, но чувствовала, как мысли суетятся, пытаясь сложиться в связную картинку. Голова, казалось, перегревается, как старенький ноутбук, на котором Эйлин пыталась запустить последние игры AAA-класса. В одну секунду она видела перед собой Джеймса, но его образ тут же устраивал все огранённые черты, растекался, как блинное тесто по сковороде, и собирался заново.       Все внезапно прекратилось. Джеймс вытянулся над ней на голову выше. Его кожа побледнела, приобретя болезненно серый оттенок со слишком ярким румянцем на щеках. Светлые, почти пшеничные волосы, насыщенные зелёные глаза и ровные, будто только от дантиста, зубы. Теперь он выглядел, как…       …Феликс.       Джеймс поправил увеличившуюся на размер куртку и протянул Эйлин руку.       — Что ж, в любом случае отступать от изначального плана — моветон. Да и плана «Б» я не продумывал, так что, — он вздохнул, настойчиво тряхнув рукой, приглашая Эйлин принять его приглашение. — Идём Эйлин Маккензи. Не только тебе придётся играть чужую роль. И все же… я надеюсь, ты не станешь им рассказывать о маленьком подарке, который принесёшь с собой. В самое сердце Двора чудес. Ведь так?       Нокаутировать кого-нибудь ударом лба в нос и ногой в пах становилось уже плохой привычкой. И все же Эйлин попыталась проделать это снова. Колено тут же подозрительно предательски хрустнуло, болезненно заныло и начало пульсировать распухающими по тканям волнами — пах Джеймса оказался твёрже, чем стена, об которую он приложил Эйлин несколько минут назад.       Джеймс отшатнулся, посмотрев на Эйлин взглядом, будто сомневался в ее адекватности. Он медлил несколько секунд, а затем ринулся вперёд, заламывая Эйлин руки и перехватывая их за спиной. В глазах потемнело — как бы это ни звучало каламбурно в случае Эйлин, — сознание потянулось наползающим молочно-розовым туманом, а невидимая рука тут же зарядила Маккензи невидимую пощёчину, оставляя на коже горящий след.       «Эй! Не вздумай отключаться!..»       Увы, отключаться — стало второй плохой привычкой Эйлин за прошедшие несколько дней, что она прибывала в сознании. Поэтому, покачнувшись, Маккензи потеряла равновесие и, рухнув в объятия блондинистого Джеймса, провалилась в темноту.

      ***

      — С ней все будет в порядке?       — Да. Я сейчас сделаю повязку с настоем. Она должна облегчить боль. Я в принципе удивлена, что она смогла прийти в себя и еще пробежать столько от Капеллы, будучи в сознании. Не представляю, насколько это должно быть больно.       — Возможно… Кхм… Впрочем, неважно. Спасибо за помощь.       — Это всего лишь входит в мои обязанности. Но, если вам нужно что-то еще — всегда можете доплатить. Я достаточно сговорчива. При определённых условиях.       Голоса прорывались сквозь плотную пелену дурманящего обморока. Тихие и приглушенные, они все же были достаточно настырными, чтобы заставить Эйлин прислушаться к себе. Но недостаточно упёртыми, чтобы она полностью пришла в себя и открыла глаза.       «Просыпайся.»       Голос в голове пронёсся по сознанию рёвом гоночного автомобиля, врезался в бетонные ограждения и растворился в полудрёме, одолевающей Эйлин. Она попыталась перевернуться на другой бок, но вместо этого скатилась с металлического края кровати и, ударившись выступающей тазовой костью, повалилась на пол, зашипев от боли.       «Идеал?..» — растерянно-сомневающимся тоном протянул голос.       — Эйлин.       Ее уверенно подхватили, и в нос тут же ударил знакомый запах машинного масла, лаванды и сандалового дерева. Она знала этот аромат, но… столкнуться с ним здесь, в таком знакомом и неправильном мире казалось настолько неожиданным, что Эйлин была готова поверить в существование каких-то высших сил.       Но, безразлично отметила Эйлин, скорее всего, она просто была уже давно мертва, а последние секунды тянулись дольше, чем вся ее жизнь.       Руки не позволили Маккензи валяться на полу и потянули вверх, усаживая на кровать. Пружины скрипнули, и рука мягко погладила Эйлин по голове, заставляя повернуться в свою стороны — вокруг все еще была темнота, и ни один светлячок не спешил Эйлин на помощь.       — Тшш, — руки притянули Эйлин, и знакомый вкрадчивый голос успокаивающе зашипел на неё, — я здесь. Я рядом. Все будет хорошо. Ты в безопасности.       — В безопасности, — голос Феликса был едва ли на него похож, а накатившие волной воспоминания заставили Эйлин вздрогнуть, как от вида старинных медицинских шприцов в доме дяди Уилла, — конечно. Рядом с ней никто не в безопасности.       «О, моя милая прекрасная Джанет. — В голосе неожиданно проскользнула слишком горькая тоска, напрягшая Эйлин. Его владелец был знаком с Ланой? Но… почему он назвал ее другим именем? — Сколько мы не виделись, а она все так же тянет в дом всех сирых и убогих в надежде как-то им помочь. Жаль, на этот раз она во второй раз притащила в дом черную мамбу вместо ужа. Никогда не была сильна в герпетологии…»       Руки Ланы продолжали прижимать Эйлин и поглаживать по голосам. От девушки растекалось тепло, мягкое и убаюкивающе. Лана бормотала ей что-то на французском, но Эйлин не понимала ни слова. Единственное, что она отчётливо осознавала — почему-то от голоса Ланы ей становился спокойно, тело перестаёт болеть, а мысли из шипящего клубка змей превращаются в уложенные ровными рядами линии, послушные и тихие.       — Не нужно быть таким злопамятным. — Незнакомый женский голос раздражённо раздался в нескольких шагах от Эйлин. — Все имеют право на ошибку. К тому же, не будь меня здесь — кто бы помог твоей новой знакомой? Неужели кто-то из верховных жрецов? Или может быть сбегаешь к послушникам? Они мигом облегчат ее страдания. Просто и навсегда. Но нет, в итоге, вы приходите к травнице, потому что знаете, что я лучшая в своём деле и умею хранить секреты.       — И хоронить людей, — согласно вторил ей «Феликс».       «Никогда не был поклонников слишком кардинальных мер решения проблем. Но сейчас я склонен согласиться — подобный подход мог бы с лёгкостью решить очень много навалившихся на нас проблем…»       «Почему мой собственный голос хочет меня убить?»       Вопрос, оставшийся без ответа, но мучивший Эйлин все это время. Голос в ее голове был уверенным и, казалось, вездесущим. Он копошился в мыслях и воспоминаниях Маккензи, вытаскивал самые подходящие и обмусоливал, прежде чем выплюнуть обратно. Эйлин ему не нравилась, но почему в таком случае он просто не мог… уйти?       «Уйти? Это слишком просто, моя дорогая Эйлин. К тому же, я склонен думать, что у нас впереди целая вечность наедине друг с другом. День за днём, год за годом, пока наши собственные «я» не сольются в одно целое, так что ты и сама не сможешь понять, где твои мысли, а где моё желание. Занимательная перспектива, ты так не находишь?»       — Где я?       Эйлин попыталась оглядеться, но только слепо поворачивала голову: вокруг неё все так же была темнота.       — Двор Чудес. Кажется, они зовут его именно так, — безразлично хмыкнула Лана. — Дурацкое название.       — Да. Одни цыгане и воры.       — Глупышка.       В стороне кто-то хлопнул шкатулкой — кажется, по звуку деревянной, — и к Эйлин приблизились чьи-то шаги.       — Сейчас я наложу повязку. — Травница легко отцепила Эйлин от Ланы, укладывая обратно на кровать. — Скорее всего будет достаточно больно. Я с таким не сталкивалась, поэтому только предполагаю, но… Лучше вам ее подержать. Чтобы не дёрнулась. У меня больше нет трав и будет жаль, если настой зря пропадёт.       Лане и «Феликсу» повторять два раза было не нужно. Мужские руки обхватили лодыжки Эйлин, пока ее подруга вжимала ей плечи в кровать. Глаз коснулось тёплая мокрая ткань, опустившись на веки тяжёлым грузом. Эйлин лежала неподвижно, боясь пошевелиться…       …а затем она взвыла от взорвавшейся в висках боли. Глаза горели. Все, чего Эйлин хотелось — сорвать повязку и вырвать глаза, лишь бы это прекратилось. Казалось, они распухали, давили на глазницы и, пульсируя, выкатывались из-них. Прокатывающиеся по костям черепа волны тонули где-то на затылке, и только удерживающие ее руки не позволяли Эйлин вскочить и сделать все, о чем она уже успела подумать. Она должна была уже давно лишиться чувств, но вместо этого продолжала жадно хвататься за сознание, приносившее с собой только растекающуюся по телу агонию. Сердце ударялось о ребра, желудок съёжился, а в легких как будто застрял воздух и чем больше Эйлин вздыхала, тем тяжелее ей становилось.       Вниз от глаз по скуле и виску потекло что-то горячее и липкое. Кровь. Эйлин уже выучила это чувство.       — Ее глаза, они… — пробормотала Лана.       — Будет ли она видеть? — прервала ее травница. — Нет. Орден действует наверняка. И как всегда глуп, как пробка. Подозреваю, что ее отправили в выбраковку. Все еще пытаются создать медиума. Искусственно. И удивляются, когда ничего не получается. Они заживут, возможно даже немного вернут свой цвет, но видеть — нет. Мне очень жаль.       — Тебе жаль только себя, — фыркнул «Феликс», немного ослабив хватку вокруг лодыжек Эйлин.       — Полечи свое эго, Феликс. Ты прекрасно знаешь, как работает Орден. Ты был его частью. А теперь открещиваешься, как от больного ребёнка. Они сумасшедшие ублюдки, пускающие людей в расход ради высших идеалов, но чудовище тут я, да. Не смотри на меня так. Я говорю лишь то, что вижу. Увы, ваша подруга слепа. И этому не помогут ни припарки, ни… — травница на секунду замолчала, чтобы затем едко выплюнуть в сторону «Феликса», — мой волшебный ахалай-махалай. Могу сделать расклад, но, боюсь, карты лягут в слово «Идиоты». Думаю, трактовать его значение мне не нужно. Я ничем не могу помочь. Едва ли она сможет увидеть хоть что-то.       «Как думаешь, где сейчас настоящий Феликс? — Голос воспользовался небольшим окошком, во время которого боль отступила от головы, сосредоточившись только в глазах. — Подозреваю, он слишком… мёртвый, чтобы умереть окончательно, и все же меня не покидает чувство, что в радиусе нескольких кварталов его нет. И это чувство не похоже на то, что бывает, когда человек просто уехал, не предупредив.»       «О чем ты? Он?..»       «Не могу сказать это с уверенностью, но бесследно человек может исчезнуть только в одном случае. Ну или вампир, если мы говорим о нашем скользком кровососущем друге.»       — И я тоже был рад тебя видеть. Марьяна, — ехидно протянул «Феликс».       Травница хмыкнула и отступила от кровати. Она снова хлопнула деревянной шкатулкой, зашуршала грубой тканью, и затем ее шаги начали удаляться. Когда же девушка замерла на секунду, до Эйлин донёсся полный надменности и яда голос травницы:       — Бросьте бессмысленные надежды, что-либо исправить, если не хотите потом жалеть о потраченном впустую времени. Она больше ничего и никогда не увидит. Даже в своих мечтах. Медиумы не видят снов. Они почти не спят и в итоге сходят с ума, бормоча бред, выбалтывая чужие мысли и изрекая кривые пророчества, понять которые в силах только они сами.       Дверь негромко скрипнула и захлопнулась, прежде чем холодный от сдерживаемой ярости голос Джанет… нет, Ланы процедил сквозь сцепленные зубы:       — Это мы еще посмотрим.