Влюбленные

      Тёплая кожаная обшивка машины пахла лимонной полиролью, а толстые капли дождя нещадно били в лобовое стекло, пока колеса несли старенький Форд навстречу Чикаго. Город уже сиял вдалеке разноцветными огнями даже сквозь непрекращающийся уже несколько дней дождь.              Эйлин каждую свободную минутку ныла Джеймсу, что ей нужно срочно попасть домой, а иначе ее отец умрёт с голоду, потому что сам он способен к самостоятельной жизни точно так же, как Эйлин к спортивной карьере в плавании, а терпение дяди Уилла ограничено.              — Значит, твой отец — актёр? — Джеймс резко выкрутил руль, объезжая возникшую у них на пути глубокую лужу.              Новые очки то и дело съезжали на кончик носа Эйлин, отчего ей приходилось все время поправлять их или спешно ловить из-за очередной кочки или лужи на дороге. За эти почти два дня, что они провели вместе, Эйлин Маккензи успела из растерянной и ничего не понимающей девушки превратиться в источник язвительных шуток и едких замечаний по поводу водительских навыков Джеймса. И все же сейчас она промолчала, водрузив очки на положенное им место на аккуратном носу, и вновь отвернулась к окну.              — Да, — спустя несколько минут нехотя ответила Эйлин, рассматривая мелькавшие за окном неоновые вывески. — Точнее, был им. Сейчас он преподаёт в университете и всячески мешает мне с первого раза сдать зачёты и экзамены, — она неловко хихикнула, вспомнив любимое задание Алана с бассейном. — Если не пытается отравить меня своими кулинарными шедеврами.              Джеймс хохотнул, покосившись на Эйлин в отражении на стекле, и резко ударил по тормозам, останавливая машину на перекрёстке. Стекло запотевало, и Эйлин безуспешно давила на одну из кнопок в надежде включить вентиляцию, но все безуспешно. Вздохнув, Маккензи небрежно ладонью прочертила на стекле чистую полосу, сквозь которую тут же ударил яркий свет от ближайшего билборда.              — А… Амелия и… Лана, да? — неуверенно произнёс Джеймс, хмыкнув в ответ на короткий кивок Эйлин. — Ты о них упоминала, тогда, в мотеле. Они твои подруги?              Эйлин пожала плечами, выводя на запотевшем стекле маленькие сердечки.              — Да, — Эйлин выдохнула на стекло, покрывая его лёгким молочным туманом. — Мы знакомы больше десяти лет. С Мэлли. Она была первым человеком в этом городе, кто смог понять, что я говорю, не прибежав перед этим с дикими криками к моему отцу, — она неловко улыбнулась, наконец обернувшись к Джеймсу. — Помогала мне здесь освоиться, хотя мы живём в разных районах. У неё частная школа — у меня борьба за место чирлидера с местной красоткой государственной школы. У неё собственная конюшня — у меня дома вместо ездовой лошади дядя Уилл. У неё… У неё все, о чем можно мечтать и одновременно ничего. По правде говоря, у Мэлс удивительная способность помогать другим, какой бы сложной не была их ситуация. И при этом она не может помочь самой себе, — уже значительно тише добавила Эйлин. — Это она свела нас с Ланой.              Взгляд Эйлин рассеянно скользил по нависшими небоскрёбами, и она каждый раз оборачивалась, заслышав сквозь приоткрытое окно знакомый треск грузно перекатывающегося старенького поезда.              — О чем ты? — вопросительно вскинул бровь Джеймс, пялясь на Эйлин сквозь зеркало заднего вида, и плавно повернул руль, направив машину на одну из небольших и уютных улиц Лэйк Вью.              Эйлин помедлила, нервно выстукивая пальцами на коленке ритм.              — У неё… весьма специфическая семья, — довольно уклончиво ответила Эйлин, словно вся семья Куэрво сейчас сидела сзади и слушала ее рассказ. — Древний род, семейные традиции. Лучший особняк в Буэна Парке, семейный бизнес, — Эйлин закатила глаза и хмыкнула. — И все время, что мы с ней общались, она считала их мнение важнее своего собственного. Я понимаю, что семья превыше всего. Для меня тоже благополучие моей семьи будет всегда стоять на первом месте. Но ее семья… разрушает Амелию. А Мэлс ничего не делает для того, чтобы это исправить. Она слишком добрая для этого, слишком покладистая и ответственная, чтобы позволить себе быть бунтаркой. Хотя у неё есть все задатки для этого, — хихикнула Маккензи.              Распространяться об отношениях в семье Куэрво Эйлин не любила и почти никогда этого не делала. Обычно, если об этом заходил разговор с кем-то кроме отца или дяди Уилла, Эйлин тяжело вздыхала, возводила глаза к небу, поднимала руки над головой и картинно сокрушалась, что ей точно так же ничего не известно о происходящем за дверьми особняка Куэрво. Но почему-то сейчас она пошла против своих же правил, вываливая на Джеймса всю информацию.              — Ты тоже придерживаешься «семейного бизнеса», — пожал плечами Джеймс, сворачивая на узкую тёмную улочку. — Ты же стала актрисой, как и твой отец.              — Актрисой? — удивлённо усмехнулась Эйлин. — Пока что единственные пробы, на которые меня позвали, это в «Ненормальных» на роль появляющегося раз в пятилетку персонажа.              — «Ненормальных»?              — Ну да. «Паранормальное», — вздохнула Эйлин. — Ты должен был его видеть — всё-таки столько лет крутят. Ну там организация занимается отловом особо опасных существ, руководя сетью своих агентов, а две сестры-сотрудника колесят на стране, живут от одного конца света до другого и… имеют очень тесный сексуальный контакт с банковской системой и всей жизнью в целом, — для пущей убедительности Эйлин взмахнула пару раз руками. — Ты определено не мог не видеть этого сериала. Сколько он уже идёт? Двадцать лет?              Джеймс, не отрывая от дороги внимательного взгляда, почесал голову, а затем задумчиво протянул:              — А-а-а, этот сериал, — как-то понимающе, с издёвкой улыбнулся Джейми и кивнул. — Конечно, видел.              Сложно было сказать, действительно ли Джейми издевался или же по-настоящему сочувствовал всем поклонникам сериала, но Эйлин неожиданно почувствовала себя до глубины души обиженной. Она тут же отвернулась обратно к окну, сложила на груди руки и обиженно надула губы. Она знала, что в отражение видно ее лицо, и не сомневалась в том, что Джеймс обратит на это внимание.              Он же только многозначительно кашлянул и промолчал, позволив гнетущей тишине захватить салон старенького автомобиля.              — На самом деле мне жаль актёров. Всю жизнь играть одну и ту же роль без возможности проявить себя, — пробормотала Эйлин, тут же хихикнув: — Триста каналов, а играть негде.              Следующие минуты они ехали молча, бросая друг на друга хмурые и изучающие взгляды и нервно выстукивая кончиками пальцев ритм: кто по кожаной обшивке двери, кто по гладкой поверхности руля. Разговор не клеился, и Эйлин не знала, что было тому причиной: ехидная колючая усмешка, застывшая на губах Джейми, или же ее собственная тонкая душевная организация.              Вскоре небоскрёбы сменились менее высокими кирпичными домами. Город дышал зелёными лёгкими, выдыхая серые ровные струи сверкающих на солнце высоток, спрятавших в самом сердце Чикаго его прошлое, его настоящий облик и молчаливый характер. Именно он, — а не распухший от своих жителей Нью-Йорк или погрязший во лжи льющихся фонтаном денег Лос-Анджелес, — хранил на страницах своей истории кровавые росчерки города, чьи улицы утопали в крови, а на алых стенах домов полицейскими сиренами расплёскивалась чья-то жизнь.              — Приехали, — торжественно объявил Джеймс, резко направляя машину в лужу у бордюра, и заглушил мотор.              Красный дом навис над ними семью этажами. Эйлин не спешила покидать спасительную теплоту машины, вглядываясь сквозь мутное стекло в окна на последнем этаже. Дыхание лёгким облачком вырывалось сквозь приоткрытые губы, а пальцы рассеянно чертили прозрачные полоски на окне.              Джеймс выскочил из машины и, обойдя ее, открыл Эйлин дверь, приглашая выйти на улицу. Лёгкая тонкая куртка совершенно не грела и почти сразу же промокла насквозь. Запахло сыростью и старым кирпичом. Что-то запищало, и Эйлин вздрогнула, сделав шаг назад, но ее взгляд не находил никого в темноте.              — Это всего лишь крыса, — мягким успокаивающим тоном протянул Джеймс, заглядывая Эйлин в глаза.              Сдавленно кивнув в ответ, Эйлин безуспешно поискала взглядом источник шума, но наткнулась ли на ободранные стены и перекатывающийся по асфальту мусор. Осторожно сжав ладонь Эйлин, Джеймс увлёк ее в полумрак узкого подъезда. Пол заскрипел. Эйлин поморщилась: еще никогда ступеньки не казались ей настолько высокими, а лестничные пролёты такими бесконечными. На самой последней ступеньке она замерла, рассеянно шаря ногой по деревянной поверхности.              — Странно, — нахмурившись, пробормотала Эйлин. — Здесь был гвоздь. Я всегда зацепляла его, когда поднималась.              И тут же она болезненно ойкнула, наткнувшись ногой на криво выпирающий из дерева гвоздь.              — Ай, — Эйлин скривилась и на всякий случай ещё раз пнула торчащий гвоздь, чтобы убедиться, что ей не померещилась эта резкая боль в большом пальце ноги.              Джеймс цокнул, осторожно перепрыгнув ступеньку. Эйлин тем временем уже нервно исследовала все свои карманы — ключей нигде не было.              — Он точно должен быть где-то здесь, — Эйлин спешно начала обследовать все щели около двери, а потом заглянула под коврик, с победным видом схватив лежащий там ключ и продемонстрировав его Джеймсу. — Есть!              Всунув ключ в скважину и с серьёзным видом высунув язык, Эйлин начала сосредоточенно ковыряться в заедающем замке. Раздался щелчок, и дверь со скрипом отворилась. Цифры номера квартиры дёрнулись, качнулись и перевернулись, превращаясь в «99».              Внутри было тихо и безлюдно. Пугающе в своей пустоте заставленных мебелью комнат и душного запаха табака, резко ударившего в нос. Прохудившийся от времени паркет скрипел, а промокшие от дождей обои местами отстали от стен, открывая грязно-серую мёртвую штукатурку. Шестьдесят пять квартир осталось позади, а дрожащие пальцы Эйлин Маккензи схватились за ручку именно этого жилища.              Джеймс присвистнул, остановившись у входа в гостиную. В этой квартире было слишком много розового: затёртый розовый ковёр посреди комнаты, прожжённый розовый диван и глупые розовые занавески на грязных окнах. Даже видневшийся холодильник и тот был розовым. Едкий запах дешёвых сигарет раздражал глаза, а на языке оставалось вяжущее горькое послевкусие дешёвого спиртного.              Эйлин поморщилась: в ее доме всегда пахло сладковатыми травами и благовониями, как бы дядя Уилл не проветривал квартиру в отсутствие ее отца. В ее доме был идеальный хирургический порядок в мягких молочно-кофейных тонах с глупым цветком на подоконнике, который ни она, ни Алан никогда не поливали. Кажется, дядя Уилл просто покупал новое растение, идя к только одному ему известной цели стать величайшим садоводом. В ее доме была негромкая музыка, и перепалки отца с лучшим другом, после которых они оставались в квартире Белла еще на несколько месяцев, оттягивая отъезд.              Она была уверена, что найдёт все это за покрашенной в несколько слоёв дверью с вечно переворачивающимися цифрами. Но вместо этого нашла жилище какого-то лишённого вкуса человека, который обожал розовый цвет и ненавидел уборку.              Из-под дивана на неё зазывно выглянула помятая коробка из-под пиццы, и Эйлин не без какого-то мазохистского удовольствия вытащила ее на божий свет.              Что ж. По крайней мере житель этой квартиры питал такую же страсть к просрочке, как и Алан Маккензи.              — Приятно осознавать, что что-то остаётся в этом мире постоянным, — Эйлин с отвращением подняла надкусанный кусочек. — Ананасы, анчоусы и вишня. И маслины, — мрачно добавила Маккензи, закончив изучение куска теста. — Даже у моего отца не такой отвратительный вкус, когда дело касается пиццы. Максимум на что хватает его фантазии это ананасы с двойной порцией пеперони.              Кусок пиццы с мокрым шлепком отправился обратно в коробку, которая тут же нервным движением была отправлена обратно под диван, дожидаться своего часа и привлекать своим удушающим ароматом грызунов. Холодильник оказался пустым, как и все ящики и шкафчики на кухне. Даже соли не было. В пепельнице на столе покоилась недокуренная сигарета, а рядом гордо возвышалась початая бутылка какой-то дешёвой водки. Под столом Эйлин обнаружила ящик с инструментами, среди которых она смогла узнать только гаечные ключи и пару сантехнических прокладок.              — Не знал, что ты живёшь… в такой обстановке, — скептично протянул Джеймс, подпирая собой стену, и мягко рассмеялся…              …тут же смолкнув, стоило Эйлин вздрогнуть всем телом и выронить из рук тяжёлый гаечный ключ.              — Это… это не мой дом.              Ее плечи напряглись и резко опустились вниз. Тяжелый воздух забивался в лёгкие. Все казалось Эйлин чужим и неправильным. Все было похоже на ее квартиру, но только маленькими намёками и подсказками. Все давило на неё своим молчанием немых стен и сжимало в своих крепких объятьях.              — Должно быть, — сдавленно пробормотала Эйлин, — мы просто ошиблись квартирой. Или даже домом. В этом районе несколько одинаковых домов. К тому же уже очень поздно. Нужно вернуться завтра и все ещё раз проверить.              — Не думаю…              — Зато я так думаю, — неожиданно вспыхнула Эйлин. Сердце колотилось в груди, дышать стало тяжело, и накатившая волной злость заставила ее обернуться и посмотреть на Джеймса. — Скорее всего тут какая-то ошибка, — слова маленькими холодными льдинками вонзались во все, до чего могли дотянуться. — Мало ли людей хранит ключ под ковриком перед входной дверью?              Джеймс хмыкнул.              — В этой стране? Каждый первый, — тут же осклабился он, встретившись взглядами с Эйлин.              Эйлин сдавленно зашипела. Запихнув гаечный ключ под розовый диван вместе с полуоткрытым ящиком, она с неожиданной для себя силой вытолкала Джеймса за порог квартиры, игнорируя его вялые попытки сопротивляться.              — Ты всегда такая?              Эйлин нахмурилась, непонимающе уставившись на Джеймса и захлопнула за спиной дверь. Пальцы дрожали. Эйлин тщетно пыталась вспомнить, тщетно пыталась понять, почему квартира, в которой всегда был смех и веселье, в которой всегда фонтаном била жизнь, сейчас оказалась пустой и нелюдимой. Наполненной лишь завываниями холодного ветра, да разбегающимися в разные стороны насекомыми. Вместо комнат — серые унылые камеры, в которых оказалась заперта Эйлин. А колючая проволока из тишины обвила хрупкие запястья, впиваясь в кожу.              Ключ со звоном выпал из замочной скважины.              — Какая? — Эйлин скользнула взглядом по расслабленной фигуре Джеймса.              Он неопределённо пожал плечами. Эйлин дрожала, напрасно пытаясь скрыть рвущуюся наружу растерянность. Она была уверена в своих словах, уверена в том, что именно в этом доме, именно за этой дверью ее ждёт отец.              Но вместо этого получила… ничего.              — Вся такая… — Джейми помедлил, расплываясь в ехидной ухмылке, — дерзкая. Или только со мной?              Эйлин хмыкнула. Взгляд снова пробежал по Джеймсу поверх толстых линз очков и остановился на непослушных темных волосах. Уголки губ дёрнулись в слабой улыбке, и Эйлин резко выдохнула.              — Не говори глупостей, Джейми, — Эйлин мазнула пальцами по его щеке, на непозволительно долгое мгновение встретившись взглядом с его глубокими янтарными глазами. — Я не дерзкая. Я такая всегда.              Диалог достойный лучших подростковых сериалов, о котором ей еще очень долго будет стыдно вспоминать. Сердце пропустило удар. Эйлин глубоко вздохнула и быстрым шагом, не оставляющим Джеймсу шанса догнать ее раньше машины, преодолела лестничные пролёты. Огни вывесок слепили и переливались в зеркальных поверхностях соседних домов. Шпили далёких небоскрёбов прорезали ночное небо, дотягиваясь до самых звёзд. Холодный ветер с озера тут же распушил волосы Эйлин, а навернувшиеся на потемневшие в лунном свете глаза слезы были надёжно укрыты от Джеймса высоким воротником куртки и опущенными ресницами.              Машина негромко зарычала мотором и захрустела шинами по мокрой щебёнке на месте снятого асфальта. Жирные тяжёлые капли дождя продолжали неумолимо разбиваться о лобовое стекло, но Эйлин Маккензи не могла заставить себя потянуть металлический рычаг и впустить в тёплый салон холодный дождевой воздух, продолжая сидеть и пялиться на пробегающие мимо них дома сквозь разводы на стекле автомобиля.              Чикаго не изменился ни на второй приезд, ни на пятый. Дни проходили, покрытые розоватым молочным туманом, а квартира в красном кирпичном доме оставалась пустой и чужой. Пицца продолжала валяться под диваном, разбитую рамку никто не убрал, а розовый цвет, в который было обёрнуто все в жилище, не потускнел ни на йоту, вызывая у Эйлин приступы головной боли и рези в глазах.              Ее дом — не был ее домом.              А ее квартира оказалась пустым пристанищем пищевого извращенца.              Не то чтобы Алан Маккензи не страдал от различных пищевых девиаций, однако даже для него было не свойственно заказывать гавайскую пиццу с тройной пеперони и запивать все это колой с двойной порцией сахара. Угасающая звезда театральных подмостков не теряла надежды возобновить былую славу разбивателя женских сердец, а жирок на боках мог быть для этого серьёзным препятствием.              Они ехали в молчании куда-то не север уже полчаса. Может и час. Эйлин не следила за временем. Возможно, они уже пересекли границу соседнего штата и сейчас на всех парах неслись в направлении канадской границы. Эйлин этого не знала. Все, что ее сейчас интересовало, это розовая квартира на одном из верхних этажей, в которую она безуспешно вламывалась уже неделю подряд, но ни одна деталь не хотела подчиняться воле Эйлин и возвращаться на круги своя.              Эйлин видела краем зрения отражение Джеймса в запотевшем стекле, видела пристальный взгляд, которым он прожигал ее, но не отвечала на него — продолжала гипнотизировать окна снятого ими номера, в котором они за прошедшие дни ни разу не переночевали.              — Так и будем сидеть в машине или может наконец остановимся, — он кивнул на показавшуюся впереди вывеску мотеля, — и лишим этот номер девственности?              Сарказм в голосе Джеймс даже не пытается скрыть, и Эйлин прекрасно его понимает: машина была комфортной, но недостаточно, чтобы в ней можно было полноценно спать. Проводящий почти все своё время за рулём, он уже не раз намекал Эйлин, что пора бы сделать перерыв и хорошенько отдохнуть, но она лишь с большим упорством продолжала возвращаться в квартиру, несколькими оборотами отпирать замок и убегать оттуда спустя пару долгих и мучительных мгновений.              — Его уже давно ее лишил какой-нибудь старый лысый дальнобойщик из Канады, — хмыкнула Эйлин, прижимаясь щекой к холодному стеклу. — Ты не покажешь этим занавескам ничего такого, чего бы они до этого не видели.              — А вдруг? — хмыкнул Джеймс, вывернув на минимум обогреватель салона.              Прохлада укутывала своим одеялом и заставляла не заснуть. Эйлин поёжилась: ее одежда совсем была не приспособлена для низких температур, но ей все еще не хотелось нырнуть под багровую черепичную крышу, не хотелось укутаться в тяжёлое одеяло и забыться сладким сном.              Она должна было найти отца. Чего бы ей это ни стоило.              Вывеска приближалась слишком быстро, чтобы они могли затормозить на мокрой скользкой дороге и свернуть на небольшую парковку. Эйлин закрыла глаза, а когда снова посмотрела за окно, мотель красными огнями подмигивал ей в боковое зеркало, удаляясь, пока совсем не скрылся за крутым поворотом. Джеймс снова молчал, и ее это устраивало. Веки потяжелели, голова казалась Эйлин набитой ватой, и сон, кажется, наконец-то подступился к ней. Автомобильная печка грела, и Маккензи, обхватив себя посильнее руками, устало уронила голову на грудь, сквозь наползающий туман сна расслышав негромкое:              — Мы еще встретимся, Эйлин Маккензи. И это будет очень и очень скоро.