Влюбленные

      Ее отцом был не Алан Маккензи.       Ее отцом был Идеал.       Все еще кажущееся безумством происходящее разбивалось о медленно зарастающую после падения сломанную ногу и здравый смысл, кричащие, что Эйлин не была мертва.       Для Эйлин Алан Маккензи всегда был человеком исключительных способностей и возможностей, ярчайшим и талантливейшим актёром и самым лучшим отцом на земле. Она помнила каждую скрипящую ступеньку в подъезде и привычно споткнулась на самой последней с выпирающим из хрупкого потемневшего от времени дерева гвоздём. Пальцы сами нащупали в темноте дверную ручку, а ключ, все так же покоившийся под ковриком, плавно вошёл в замочную скважину, тремя поворотами открыв заскрипевшую дверь в пустую квартиру. Лёгкий прохладный ветерок невесомым шёпотом пробежал по белёсым стенам и небольшому столику у порога.       Едкий сладковатый запах обволакивал, тянул назад, в воспоминания, и усыплял измождённый безуспешными поисками истины разум.       Его здесь не было.       Застывший в воздухе полупрозрачный дым закручивался в мелкие, едва заметные морщинки в уголках глаз нестареющего Алана Маккензи. Дым закручивался в мягкие волны светлых платиновых волос, очерчивал его подтянутую фигуру и опускался тяжёлым одеялом на дрожащую Эйлин.       Все было так реально и так чуждо сейчас. Казалось, словно бы ей все привиделось, будто бы ничего из того, что Эйлин помнила никогда не существовало, а эта улыбающаяся с фотографии на стене девушка — вовсе не она, вовсе не Эйлин Маккензи, прилежная ученица своего отца и его гордость. Разрозненные кусочки воспоминаний калейдоскопом плясали перед ней. Все произошедшее казалось игрой воображения, плодом бурной фантазии, не останавливающейся ни на секунду.       Дым скрутился в мягкое дыхание у неё над ушком, чтобы в следующее мгновение выдохнуть ее собственное имя, с придыханием, с той самой интонацией, от которой сердце болезненно сжималось в груди, легко перескакивало с одного яркого полного красок и эмоций осколка ее жизни на другой и пропускало удар за ударом.       Медленные неторопливые шаги за дверью подучились лишь на мгновение всколыхнув в сознании картины выжженной земли, увядающих цветов и затянутых бледной пеленой слепых глаз. Резкие движения, искривлённые в такой знакомой усмешке уголки губ, тихий голос, проникающий внутрь тебя, заполняющий разъедающую изнутри пустоту, заставляющий безуспешно метаться в поисках места, где тебя никто не найдёт. И всепоглощающий страх, что высасывает из тебя все силы, а затем заполняет собой все твоё существо.       Это не мог быть ее отец.       Но он им был.       Эйлин оглянулась: вместо квартиры, теперь она бесцельно бродила из угла в угол старого мотеля, иногда останавливаясь и нервно чиркая зажигалкой. Джанет была совсем рядом: она видела ее огненно-рыжие волосы, усыпанное веснушками лицо и яркие золотистые глаза. Она видела, как она, развалившись на кровати, перекидывала между пальцев маленькие огоньки, пускала их по своей коже и сдувала, как пылинки. Или Эйлин казалось, что она ее видит.       Дешёвый номер пах средством от тараканов, нафталином и растворимым кофе. Иней на окнах разрастался из нижнего угла, закручиваясь в спирали, устремляясь маленькими иголочками вверх, туда, где за окном цвела вишня. Старомодные цифровые часы на тумбочке, полинявший ковёр с геометрическим принтом и обитые дерматином кресла на тонких ножках. Пузатый лучевой телевизор и две покосившиеся кровати. Играясь со штангой в языке, прикусывая ее от нервов зубами и упираясь металлическим шариком во внутреннюю сторону зубов, Эйлин даже могла рассмотреть за окном низенькие покатые машины, взирающие на неё своими грустными круглыми глазами-фарами. Она подняла руку, чтобы отодвинуть занавеску и несколько широких пластмассовых браслетов глухо звякнули у неё на запястье.       Эйлин помнила взгляд отца, тёплый, полный заботы, ловящий каждое ее движение, каждый ее шаг. Взгляд, полный гордости и восхищения ее успехами, ее первым маленьким победам в жизни. Она помнила его напряженным, когда она болела. Она помнила его заразительный смех. Она помнила нежную улыбку и мягкие руки отца, трепетно касавшиеся ее волос перед очередным.       Она помнила каждую его деталь.       Идеал — не злодей, пусть окружающие и твердят обратное. Они молчали при ней, но она слышала каждую их мысль, рылась в их воспоминаниях и искала ответы. Вечный герой любовник, вечный студент, распущенный преподаватель. Ей всегда казалось, что она знает своего отца лучше, чем кто-либо другой на земле, возможно, даже лучше, чем он сам. Но чем дольше она думала об этом, тем больше начинала сомневаться в правильности своих мыслей. Сейчас ее отец казался ей загадкой, разрозненными кусочками мозаики, из которой она до сих пор так и не смогла сложить единого целого. Ей не хватало всего одной маленькой детали, которую она упорно пыталась отбросить в сторону, которая казалась ей несущественной и глупой, лишённой права на существование, и столь важная, чтобы наконец принять жестокую и горькую правду об отце.       Идеал.       Едкий дым, практически растворившийся в воздухе и слившийся со всем вокруг, раздражал глаза, протягивал к ней свои руки, утягивал в свои липкие объятья и застилал пеленой полуслепые глаза Эйлин. Идеал был слеп, — какая ирония! сдавленно усмехнулась Эйл, — ее отец был слеп.       Но не так, как все это время была слепа она.       Если бы она только раньше заметила блуждающий порой взгляд Алана, то, как иногда он словно бы искал глазами стоящую прямо перед ним дочь или же слишком медленно, слишком чопорно (Эйлин всегда считала это насмешкой над повадками людей из высшего общества) двигался, то, как раз за разом ему поступали отказы от студий, а режиссёры и операторы сыпались на него проклятьями…       Если бы она только сложила все воедино намного раньше.       — Эйлин, зачем ты спрыгнула?       Маккензи вздрогнула. Комната вокруг неё снова изменилась: вместо причудливых геометрических узоров вокруг неё теперь были знакомые стены мотеля, в который ее притащила посреди ночи Джанет, двуспальная кровать и стойкий запах средств от насекомых. Не будь Эйлин слишком погружена в свои мысли, она бы отвесила несколько едких замечаний насчёт крадущегося вдоль стены таракана, чьи усы-антенны исследовали с интересом ножку кресла и брошенный бумажный пакет с булочками. Ни Эйлин, ни Джанет так и не притронулись к еде.       — Не поздно ли об этом спрашивать?       Эйлин надеялась, что ее тон был не слишком резким для человека в ее состоянии и положении, но все же она и сама хотела бы узнать ответ на этот вопрос. Лететь до земли оказалось не так далеко, и, отделавшись сломанной ногой, парочкой вывихов и испугом, Эйлин уже через несколько часов снова была в комнате-камере. Только теперь под надзором нескольких громил-элементалистов. Эйдан приказал убрать из помещения все, чем она сможет себя покалечить, кроме себя. Его ядовитая кривая улыбка проникала под кожу, царапалась и отравляла все, до чего могла дотянуться. Он пытал Эйлин своей компанией, и это было хуже любого компьютерного вируса, который Алан иногда подцеплял на сайтах для взрослых.       Увы, дяди Уилла, чтобы отчитать их обоих за неподобающее поведение не было.       И Эйлин не поверила, когда услышала за спиной его голос.       — Я должна знать, почему ты задержала всех нас своим опрометчивым поступком, — хмыкнула Джанет, рассматривая немногочисленные книги и журналы в стеллаже.       — Мне просто стало интересно, — пожала плечами Эйлин. — И немного скучно в компании мистера-все-взгляды-на-меня и его гениального плана по порабощению мира. Или о чем он там говорил.       — И все?       — А должна быть еще причина?       Джанет медленно кивнула.       — Да. В каждом твоём решение есть логика. Я в этом уверена, — она пожала плечами, наконец поворачиваясь к Эйлин. — Вероятности, события, прошлые версии произошедшего и то, что никогда не случится в реальности. Все в твоей голове высчитывает каждую деталь, как маленький компьютер, поэтому не пытайся убедить меня, Эйлин Маккензи, что ты прыгнула из чистого любопытства.       — Иногда событие нужно протестировать, чтобы узнать его истинность, — криво усмехнулась Эйлин, заправляя за ухо прядь.       Выпрыгнуть, повернуться или сбежать. Каждое действие привело Эйлин в эту комнату мотеля, где они с Джанет уже несколько дней бесцельно бродили из угла в угол, повторяя, кажется, один и тот же диалог. Бесконечный день сурка наяву, единственным отличием которого был прогноз погоды: аномальные заморозки по всей Европе с понижением температуры до минус десяти. Иронично, учитывая то, что в нескольких метрах от Эйлин сейчас находилась сама тёплая точка всего земного шара.       «Тот человек, что звал тебя, — голос неожиданно вынырнул из глубин сознания Эйлин. — Уильям… Белл.»       «Ты с ним знаком?»       «Мы… встречались с ним пару раз.»       Эйлин парализовало. Она смотрела на Джанет, но вместо неё видела Уилла. Моложе и не такого уставшего от работы и присутствия в доме сразу двух Маккензи. Он смотрел на неё в ответ, опешивший и растерянный, в своём замызганном халате, который хотелось взять и сжечь, чтобы не видеть. Время текло медленно, растекалось патокой по венам, и Эйлин заметила, как ее короткие волосы удлинились и окрасились в насыщенно-рыжий. Она будто парила в воздухе, глядя на пялящегося на неё Уилла, замерев на одной ноге, а затем шагнула вперёд, на неожиданно возникшую ступеньку, за которой пришёл безумный водоворот ярких красок. Воспоминания, отрывки и чужие слова кружились вокруг Эйлин кривым калейдоскопом. Осколки резали, впивались под кожу и растекались кровавыми дорожками вниз.       Ее тело ей не принадлежало.       И это пугало.       «И вам тоже до свидания!»       Чужой голос прорвался сквозь калейдоскоп. Глухой и отдалённый, он тут же потонул в новом потоке, накрывшем Эйлин с головой. Она сидела в мягком кресле, нервно покачивала ногой и чувствовала на себе пристальный взгляд со спины. Мужчина перед ней улыбался, смуглый, белозубый и кудрявый. Все, что Эйлин так любила и ненавидела, сидело прямо перед ней и что-то говорило, пока чужие глаза продолжали изучать ее макушку. Волосы на затылке зашевелились, воздух в помещении стал неожиданно густым и все вокруг потемнело, выцвело на несколько оттенков превратившись в плохое черно-белое кино, пахнущее нафталином и старыми носками. Дышать становилось тяжело, капельки пота выступали на лбу — ей было жарко, но она могла только наблюдать, чувствуя чужого в этой комнате, человека, с которым никогда бы не захотела встречаться.       «Я бы предпочла, чтобы пришёл только… Уильям, да?»       Эйлин качнуло, а в следующую секунду чужая рука с силой сжала ее бедро. Лицо Алана Маккензи оказалось всего в нескольких сантиметрах от ее собственного. Он дышал в ее кожу, вёл в расплавленном танце и заставлял желать только одного: поскорее все это прекратить. Скрип музыкантов прорывался сквозь цветастый вихрь чужих воспоминаний, но его было недостаточно, чтобы перекрыть звук собственного голоса.       «Вы отвратительно танцуете, мистер Кёниг.»       На этот раз внутри все клокотало. Обида смешивалась с миндальным привкусом амаретто и сигарет. Она снова была в кабинете, пялилась на ряд увешанных табличками шкафов и едва ли могла разобрать хоть что-то из этих написанных куриным почерком переученного обратно левши слов. Она горела изнутри, тяжело дышала и смотрела на Уильяма, ощущая покрывающуюся ледяной корочкой ярость, из-за которой видела лишь его темно-синие глаза, глубокие и утягивающие за собой. Он был красив, но что-то внутри заставляло желать их выцарапать, вцепиться и вырвать, чтобы больше никогда не видеть, потому что…       «Это ведь вы были с мистером Кёнигом. Я вас запомнила. Снова пришли донимать меня по указке своего босса?»       Потому что она не знала, почему.       Воздух ворвался в лёгкие с силой, сгибая Эйлин пополам и вырываясь из ее горла хриплым кашлем. Джанет нахмурилась, ее аура задрожала и на секунду ее образ растворился, чтобы тут же собраться воедино, но чуточку выше, с короткими волосами в мужской одежде. Всего на мгновение перед Эйлин стояла мужская копия Джанет. Она смотрела на Маккензи несколько долгих мгновений, а затем усмехнулась, подмигнула и исчезла, оставляя на месте себя знакомую Эйлин девушку, не менее удивлённую и взволнованную резким изменением состояния подруги. Джанет дёрнулась, но Эйлин остановила ее, распрямилась и с силой втянула в себя воздух.       «Что это было?»       Кажется, ее вопрос прозвучал слишком требовательно, слишком громко и надломленно, чтобы быть отвеченным. Голос в голове молчал, долго и театрально, пока не вздохнул, как самый настоящий человек и не выдохнул:       «Прошу прощения.»       Чужие воспоминания. Чужая жизнь, прошитая сквозь твоё тело ненужными отрывками. Чужая ответственность и история, которую никто не должен был нести кроме владельца. Эйлин поморщилась: быть хранителем чьей-то жизни и памяти казалось ей всегда слишком утомительным, слишком напряжённым и ответственным, чем-то, что можно было с лёгкостью скинуть на другого или вообще отказаться, сославшись на здоровье. Она никогда не чувствовала в себе желания запоминать что-то за других, а школьные задания она всегда предпочитала спрашивать у других, не утруждаясь записью или систематическим ведением заметок. Если же речь заходила о работе за другого, Эйлин Маккензи была первым человеком, который исчезал из комнаты еще до того, как ее мнением поинтересуются.       И сейчас, тяжело дыша и приходя в себя от карусели чужих воспоминаний, Эйлин не ощущала ничего кроме раздражения за то, что ее попытались в это втянуть. Ее жизнь только для неё. Ее память — только для ее собственных фантазий. Ничего лишнего.       — Долго мы еще будем здесь торчать? — Эйлин осторожно раздвинула пальцами жалюзи, выглядывая на улицу. — Мне скучно.       Бровь Джанет скептично выгнулась.       — Выпытываешь у меня информацию для анализа? — хмыкнула Джанет и смахнула появившийся на кончиках пальцев огонёк в кулак.       — Нет, — Эйлин привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до единственного не заиндевелого участка стекла, — пытаюсь понять, ждать мне или сразу повеситься в холодильнике.       «Для мыши ты слишком… — мягко хохотнул голос, — крупная.»       «То, что у меня бедра широкие — не делает меня крупной.»       «Увы, мадемуазель, как бы некоторые твои части тела не были привлекательны, я не смогу в полной мере оценить их достоинства, даже если ты сядешь мне на шею.»       «Ты голос. У тебя нет шеи», — буркнула Эйлин.       «А могла бы быть!»       Эйлин вздохнула: спорить с воображаемым собеседником было еще сложнее, чем с Аланом Маккензи. Да и желания особого сейчас не было.       — Чего мы вообще ждём? — Эйлин отвернулась от окна, скользнув кончиками пальцев по створкам жалюзи, как по струнам, и, состроив требовательное выражение лица, уставилась на Джанет. — Сбежали из этого гадюшника, бросили дядю Уилла там одного, а теперь торчим… Где мы кстати? — Клитур. — О, спасибо!       — За что? — несколько удивлённо переспросила Джанет.       Эйлин притихла. Голос в голове не был похож ни на голос ее ставшего привычным за последние несколько недель собеседника, ни на ее собственный. Тихий и механический, он напомнил ей программу для чтения вслух в текстовых редакторах или того самого робота, что зачитывал ей произношение французских слов перед школьными контрольными. Бездушный и отчуждённый, он принёс на блюдечке нужную ей информацию, заискрившись в сознании стремительно увеличивающейся картой Франции. И даже услужливо поставил на нужном городе иглу с красным наконечником, чтобы Эйлин не потерялась в множестве незнакомых названий.       Поэтому объяснить Джанет, что она разговаривала сама с собой, казалось Эйлин слишком сложной задачей.       — За… — мысли бешено метались из стороны в сторону, бились о своды черепа и звенели в ушах, пытаясь найти подходящую отмазку, пока Эйлин не встрепенулась и уверенно не выпалила: — За твою поддержку, да. Большое спасибо, что помогаешь мне, Джанет.       «Браво, — важным тоном протянул голос. — Думаю, этот диалог можно номинировать на парочку премий за лучшую драматургию.»       «Кто бы говорил! Сам сначала бубнишь в моей голове, а потом еще отвешиваешь свои едкие замечания.»       «Вот только сейчас я молчал.»       — Лаконично, — с мягкой полуулыбкой протянула Джанет. — Ничего не скажешь.       — Не пытайся сменить тему, — невозмутимо выпалила Эйлин, чувствуя, как еще больше зарывает себя в и без того зыбучие пески неловкого разговора. — Дядя Уилл. Наш побег. Твоё желание вернуться домой. Для чего я тебе действительно нужна? Чего ты хочешь от меня? Мы никогда не были близки, Джа… Лана. С Амелией, да. Вы были подругами. Меня же ты просто терпела. Маленькая назойливая Эйлин Маккензи, которая все время вертится вокруг и мешает всем жить. Я же видела. Вы именно так все и думали. Так почему сейчас ты пытаешься играть мою лучшую подругу?       Щеки Эйлин горели. Сердце быстро билось в тяжело вздымающейся грудной клетке, а в ушах шумело морским прибоем. Эйлин ломало, голова трещала, а желание высказать Джанет все, что она о ней думала превалировало над разумным спокойным диалогом. Даже внутренний голос казался Эйлин неправильным: он срывался, хрипел и тонул в проносившемся по сознании крике чаек. Она говорила быстрее, чем это осознавала. И боялась этого.       Нога заныла, напоминая о неудачном эксперименте по прыжкам с высоты, и Эйлин неловко проковыляла к обитому дешёвой тканью в цветочек креслу, на всякий случай ощупывая все вытянутой рукой. Комната плыла перед ее взором, то исчезая во тьме разума, то вновь вспыхивая перед ней яркими образами. Иногда картинки подёргивались шумом, как изображение на старом телевизоре, и Эйлин приходилось до боли в слепых глазах напрягаться, чтобы сосредоточиться и найти нужный для неё объект окружающего пространства.       — Потому что без тебя я просто не смогу пройти через Барьер. — Голос Джанет прорвался сквозь шум бурлящего вокруг Эйлин роя. — И к слову, я не пыталась сменить тему, Эйлин. Ты точно сейчас себя хорошо чувствуешь? Твоё поведение… — она негромко причмокнула пересохшими губами, — оно немного нелогично.       «А кто такая Амелия?» — задал еще более нелогичный и неожиданный вопрос голос.       «Мэлли? Моя подруга.»       «Подруга, — как-то странно протянул голос в голове. — Понятно.»       — То есть теперь, — проигнорировав все вопросы Джанет, продолжила Эйлин, — мне нужно не только открыть проход между двумя мирами, что уже противоречит здравому смыслу, который едва начал ко мне возвращаться, так еще я должна взять и провести тебя за ручку?       — Нет. Все… несколько по-другому, — Джанет вздохнула. — Ты… Идеал создал этот Барьер. На разделение миров ушло множество человеческих жизней и огромное количество поглощённой энергии. Энтальпия разрушения Барьера будет… слишком неподъёмной для существующей реальности. Эти люди, — она скривила лицо, — элементалисты положили жизни, чтобы исправить ошибку собственных прародителей. Но материя, о, она идентична той, что каждый раз создаёт новое тело Идеала, она идентична той, что сейчас внутри тебя и внутри… дяди Уилла. Раз он здесь. Но не моей. Если я попаду в Барьер, то просто растворюсь в нем. Моё человеческое тело исчезло, а то немногое, что я успела зацепить пролетая между мирами, скоро растворится, выжжется и я снова превращусь в яркое пламя. Увы, такова плата за… — Джанет нахмурилась, словно пыталась что-то безуспешно вспомнить.       «Такова плата за тысячелетия спокойной жизни вдали от Идеала. Бессмертное тело в обмен на свободу. Небольшая цена, правда?» — горько усмехнулся голос в голове Эйлин.       Увы, решение проблем с людьми для Эйлин Маккензи обычно сводилось к добавлению в черный список и активному обсуждению со всеми общими знакомыми в первых рядах, чтобы исключительно ее точка зрения была правильной. Маленький негласный лидер мнений в школе и университете, она всегда стремилась быть в центре внимания всеми способами вызывая на лицах сверстников кислые мины и улыбку у Алана.       — Остальные, как ты. Они в Барьере, ведь так? — Эйлин негромко выстукивала кончиками пальцев ритм по стеклянному журнальному столику рядом с собой. — Что с ними будет, если открыть проход?       — Точно не милые семейные посиделки перед камином с какао, печеньем и долгими разговорами за жизнь. Шутка, — невесело хохотнула Джанет, присев в кресло напротив. — Для прохода между мирами не нужно ничего, кроме маленькой царапины в границе, одного сломанного кирпичика, от которого все равно ничего не изменится. Поэтому не стоит об этом волноваться. Мы вернемся домой, Эйлин.       — Или нет, — негромко выдохнула она. — Ты заключила сделку.       — Ты тоже, — коротко осклабилась Джанет. — Они надеются найти в Барьере источник бесконечной силы, способный сокрушать миры, создавать новые формы жизни и перестраивать само мироздание. Ты спрашивала, что будет с остальными, если Барьер разрушится? Тысячи, сотни тысяч, миллионы существ, поглощённых им, вырвутся наружу в поисках пристанища. Силы, которые были затрачены на его создание, будут нуждаться в новых владельцах. Природа выйдет из-под контроля. Стихийные бедствия, катаклизмы и движения плит — меньшее, что нужно ждать человечеству в этом случае. Духи, — Джанет на секунду замолчала, и Эйлин была готова поклясться, что подруга нахмурилась; ее аура дёрнулась, а образ смазался, — весьма капризны по своей природе. А еще обидчивы. И злопамятны. Как думаешь, на кого они первыми обрушат свой гнев: на человечество, ставшее разменной монетой в их борьбе, или на одного единственного, виновного во всем? — Она с лёгкостью перехватила вскинувшуюся руку Эйлин за запястье у самого лица, обжигая кожу кончиками пальцев. — Разве что их не перехватят в самом начале, еще ослабленных и измождённых веками заточения.       Осознание медленно доходило до спутанного разума Эйлин, пробиваясь острыми кольями сквозь опутывающий ее молочный туман. Когда же маленькие кусочки мозаики встали на свои места, кое-как скреплённые хрупким яичным цементом причинно-следственных связей, тело Эйлин обмякло, стало ватным и неподвижным, и она смогла только медленно сглотнуть, кивая собственным догадкам.       — И в этом их план.       — Да, Эйлин. В этом их план. Открыть Барьер, всунуть в небольшую трещину лом и нажать. Бух. И все погрузится в хаос. Тебе дискомфортно от этой мысли? — Джанет дотронулась до скрюченных судорогой пальцев Эйлин.       — Да, — только и смогла коротко кивнуть Маккензи.       «И мне тоже.»       От тона голоса Эйлин стало не по себе. Мысль о вырвавшихся на свободу Духах заставляла ее дрожать, хотя она никогда в своей жизни с ними не была знакома. Пальцы била мелкая дрожь, во рту пересохло, а комната поплыла, закручиваясь вокруг Эйлин в спираль, как в воронку. Нужно было собраться. Нужно было держать себя в руках, а иначе…       — И что понадобится тебе от меня? — неуверенно и тихо пробормотала Эйлин, выворачивая руку из хватки Джанет.       Но та и не стала ее удерживать, отпустив и позволив развалиться в скрипнувшем от слишком резких телодвижений кресле.       — Кровь. И моральная поддержка. Мы должны успеть до того, как они приступят к своей части плана. К счастью, их ритуал пойдёт несколько не так, как планируется. Все-таки…       — Они идут.       Эйлин резко распрямилась, ощутив как все позвонки встают на место и хрустят. Изумрудные вспышки чужих образов молниями метались по комнате. Будущее смешивалось с настоящим, и, когда дверь открылась, на пороге возникла четвертая девушка с малиновыми волосами на ряду с теми тремя, что уже носились по номеру мотеля. Гостья вошла осторожно. Сначала внутрь просунулась ее голова, затем показались плечи, а следом и сама владелица всех частей тела. Эйлин видела ее, в самый первый день во Дворе Чудес — она обрабатывала ей раны.       Она сказала, что Эйлин никогда больше не будет видеть.       Как только дверь за спиной травницы закрылась, пахнуло чесноком, и посреди комнаты в столпе яркого зелёного пламени появился как никогда довольный собой Эйдан.       — Ну что ж, — он хлопнул в ладоши, посмотрев на Эйлин и Джанет. — Наши маленькие друзья из Ордена заглотили наживку и теперь несколько в сложной ситуации. Нехватка сотрудников больно ударит по ним после неудачной облавы. Всего лишь двадцать задержанных! — он слишком экспрессивно всплеснул руками. Алан наверняка бы поставил за такую игру «неуд». — Какой позор для великого Шарля Делакруа. Между прочим магистра Ордена!       — Он может быть разве что магистром ночного горшка, — едко отозвалась травница, бросая на кровать распухшую от набитых внутрь вещей сумку, и тут же принялась что-то в ней искать. — И все же двадцать для нас — это слишком дорогая плата за выигранное время.       — Зато, — Эйдан развернулся, медленно подошёл к девушке и приподнял ее двумя пальцами за подбородок, заглядывая в глаза, — никто не будет суетиться под ногами, моя милая, Марианна. И мы сможем спокойно завершить начатое. Надеюсь, на этот раз все произойдёт так, как надо?       Марианна сглотнула так громко, что этот звук перебил даже стук часов. Она нервничала: ее дрожь передавалась Эйлин, и стоило той моргнуть, как в нескольких сантиметрах перед глазами оказался Эйдан. Он стоял совсем рядом, рассматривал ее лицо и ухмылялся. Это было единственной веселящейся деталью его лица: хмурый взгляд из-под сведённых к переносице темных бровей заставлял все внутренности холодеть, а радужка суетливо меняла свой цвет с красной на зелёную, затем на фиолетовую и обратно на кровавую, будто бы не могла определиться, какой цвет ей больше подходит. Бледная кожа напоминала папирус: в нескольких местах на ней виднелись уродливые мокнущие язвы, а зеленоватые вены на шее пульсировали. За его спиной Эйлин увидела вжавшуюся в спинку кресла и вцепившуюся пальцами в подлокотник себя.       Она смотрела на все глазами Марианны.       И это было неуютно.       — Разумеется, — коротко хмыкнула в стороне Джанет. — Не вижу ни малейшей причины, чтобы что-то пошло не так…       — Скучали?       Голос ворвался в номер мотеля трелью птиц, звоном разбитого стекла и запахом несвежих яиц. Эйлин выбило из головы Марианны, и она жадно глотала ртом воздух, надеясь, что никто не заметил ее маленького путешествия по чужим разумам, пока нарушитель их маленькой идиллической атмосферы восседала на подоконнике с картонной кружкой кофе из забегаловки и ядовито-розовым глазированным пончиком. Ее аура разъедала воздух, впивалась в кончики пальцев Эйлин и забивалась в лёгкие ядовитыми парами. Дышать стало больно — каждая попытка втянуть воздух заканчивалась режущей болью между рёбер.       В горле запершило, и Эйлин хлюпнула носом, ощущая себя неожиданно невероятно болезненной особой в поисках носового платка. Которого рядом не оказалось.       — Мне подумалось, — хихикнула незнакомка, отхлебнув из стаканчика, — что нужно разбавить вашу напряженную атмосферу и поторопить вас. В конце концов Барьер не будет стоять вечно и ждать, когда мы поможем ему рухнуть. Всем, с кем не знакомы, чао! — она игриво помахала Эйлин и Джанет зажатым в руке пончиком. — Я Суль. Но можете звать меня просто сестричкой.       Эйдан хмыкнул, оттолкнул от себя Марианну и, развернувшись, закатил глаза.       — Ты как всегда невероятно пунктуальна, сестра. Жаль только ты забыла, что рассказывать каждому встречному об этом не стоит.       — Каждому? Ты меня удивляешь, — хмыкнула Суль, болтая на подоконнике ногами. — Если бы каждый, с кем я вела подобные беседы, продолжал после этого ходить по земле, здесь было бы больше восьми миллиардов людей. Итак, — она закинула ногу на ногу, развернулась корпусом в сторону Эйлин и откусила здоровый кусок пончика: — расскажите мне, кто это. Не терпится познакомиться поближе с той, что заставила Сэма страдать. Должна признать, ты заставила нас понервничать, Эйлин. Он давно не был в таком бешенстве. Едва не разнёс весь зал, как тебя увели. Признавайся, как ты это сделала?       — Никак, — чихнув, безразлично отозвалась Эйлин. Голос гостьи ее раздражал, как маленькое жужжащее насекомое. — Он слишком много о себе думает. К тому же, Сэ-эм, — Эйлин выплюнула его имя, высунув язык и издав звук, словно ее выворачивает наизнанку. — Что за идиотское имя? Знала я одного Сэма. Ни умом, и внешностью не блистал. Зато самомнение было на уровне телевизионной вышки. Они с вашим другом не родственники?       Гостья несколько долгих мгновений рассматривала ее, пережёвывая свой пончик так, что вся розовая помадка падала ей в вырез ярко-канареечного, как ее волосы, платья. Эйлин вспомнила: шестая жёлтая мантия на глупом собрании, куда ее притащил Шарль. Шесть мантий: два женских голоса и четыре мужских. Джеймса и Сэма здесь не было. Четвёртому было слишком скучно. Значит Эйдан…       Невидимая рука выбила из легких Эйлин весь воздух. «Мясорубка», — голос Эйдана хрипом старой плёнки выбрался из полустёртых воспоминаний подсмотренной встречи. Третья мантия, фиолетовая, была на другой стороне Барьера. Эйдан. И после, в маленькой операционной, он стоял над ней в ожидании операции. Ногти впились в обивку дивана, которая тут же съёжилась, иссохла и начала рассыпаться прямо под кончиками пальцев Эйлин.       Эйдан все знал. С самого начала. Все произошедшее не было случайностью.       — А-ха-ха, — Суль рассмеялась, хлопая в ладоши. — Она просто очаровательна! Я сразу поняла, что нам с ней не будет скучно. Такой потенциал, такие силы в маленьком тщедушном тельце, я хочу познакомиться с тобой поближе. Ты…       — Барьер, — сухо оборвала ее Эйлин, посмотрев сначала на сжатый в руке гостьи стаканчик, а затем и на ее лицо. — Я не буду помогать вам. Вы должны поддерживать этот мир, а не…       — А не стремиться его разрушить? Нам просто скучно. Этот мир стагнирует слишком долго. Не считай нас злодеями, Эйлин. Ничто новое не может возникнуть из ниоткуда. Энергия не исчезает. Материя тоже. Но пора дать Вселенной новый толчок. А тут появилась такая удивительная возможность совместить приятное с полезным.       — Приятное для вас?       — Разумеется, — беспечно пожала плечами Суль и сделала глубокий глоток. — Эти людишки такие забавные. Они искренне верят, что их божкам не плевать на них. Они им поклоняются, хотя те едва ли сделали больше для их рождения, чем Уран для Афродиты. Но довольно разговоров! Мы только зря теряем время. Надеюсь, в этот раз ты не налажаешь, братец. Остальные должны понять, что это неизбежность и всего лишь вопрос времени. Мир ждёт новая эра, и мы станем ее предвестниками.       — Нет.       Время замерло. Оно стало патокой переливаться вокруг Эйлин, пригвоздило Эйдана и копошащуюся в сумке Марианну к полу и впечатало Джанет в кресло. Время обволакивало и успокаивало, позволяя рассмотреть каждую деталь внутри Суль. Человеческое сердце — слишком хрупкое, чтобы пройти мимо него. Желудок — наверняка кофе в нем сейчас булькало в кислоте. Легкие — альвеолы взрывались пузырьками кислорода и кровавыми сгустками. Нужно было просто…       Суль поперхнулась. Тонкая струйка крови потекла из уголка ее рта. Еще одно сдавленное икание, и гостью вывернуло кровавой рвотой на небольшой круглый коврик. Она покачнулась и рухнула вперёд, распластавшись в луже. Стаканчик с кофе расплескался, откатившись в сторону. Остаток пончика размок аморфной массой рядом со своей хозяйкой. Потоки крови вперемешку со слизью, кофе и едой продолжали вырываться из Суль. Эйлин была ни при чем. Она просто как маленький ребёнок трогала все, до чего могла дотянуться своим пытливым умом. Возможно, если сжать сердце, получится совершенно новый результат.       Эйлин не заметила, как ее губы изогнулись в полубезумной усмешке. Она сжала пальцы в кулак, и щеки Суль побледнели, а затем порозовели и пошли неровными уродливыми пятнами. Она дрожала, отхаркивала багровые сгустки воняющей серой крови, а затем взвыла, как не смог бы взывать ни один живой человек.       — Эйлин! — Джанет схватила ее за руку и с силой сжала запястье.       Предплечье пронзила тупая растекающаяся боль, и Эйлин взвыла. Время сорвалось с места, врываясь в ее голову криком Эйдана, испуганным писком Марианны и хриплыми сдавленными судорогами Суль. Все прекратилось — только растекающаяся по полу лужа была свидетельством произошедшего. Эйдан бросился к сестре, но она недовольно от него отмахнулась, поднимаясь на не слушающихся ногах и отирая из-под носа кровь.       Взгляд ее ярких жёлтых глаз уставился в прижимающую к груди обожжённую руку Эйлин, а затем Суль утробно прорычала:       — Нам не нужно твоё согласие, чтобы провести ритуал. Ты всего лишь побочная жертва. — Она повернулась к Эйдану и, отерев об его пальто окровавленную руку, схватила брата за воротник и притянула к себе. — У тебя нет права на ошибку. Не после такого.       Она с силой оттолкнула его от себя и испарилась ядовитым облачком бурого дыма. Рука Эйлин все еще горела, глаза слезились, а напряженное выражение лица Джанет говорило о том, что произошло что-то серьёзное. Что-то, о чем Эйлин будет еще очень и очень долго жалеть.       Если бы только Эйлин знала, что только что было.       — Что ж… — осторожно подала голос Марианна, с застёгнутой сумкой и красными от раздражения глазами выныривая из-за плеча Эйдана. — Как мы попадём в Шотландию?       — Держитесь крепче, если не хотите потеряться по дороге.       Эйдан улыбнулся, и это было последнее, что Эйлин увидела, прежде чем вся комната мотеля исчезла в ярком зелёном пламени.