Незнакомство

– Вот бы пожрать… – мечтательно тянет Хидан, глядя на потихоньку появляющиеся звезды на темнеющем небе, – Не помню, когда последний раз ел... Он лежит на небольшом камне почти на самом краю скалы. Дохрена времени ушло, чтобы утащить Какузу подальше от горящего поезда и убедиться, что никто их не преследует. Еще немного, чтобы найти пещеру, в которой можно было спрятаться и отсидеться от греха подальше. И невероятно много времени Хидан просто ждал, пока Какузу, как какой-то еле ходящий зомби найдет себе хотя бы пару сердец. Сердца он нашел, но они, конечно, были никудышные, и все же лучше, чем ничего. И теперь, пока Хидан валялся и не делал ничего, Какузу сидел у дерева, медитируя и приводя себя в порядок. Он похоже, потерял свою излюбленную книженцию, так что теперь делал какие-то заметки на клочке бумаги. Почему Хидан терпел это все и молча ждал – вопрос насущный, но, впрочем, задумываться было впадлу. А вот есть хотелось невыносимо. – Может пойдем пожрем? – Позже, – сухо отвечает Какузу, не отвлекаясь от своей писанины. – Да я ж так помру, ёбнрт, – ворчит Хидан, чувствуя, как ноет желудок, – Надо съебать отсюда и найти гостиницу. Ты до сих пор еле ходишь. – Именно поэтому придется ждать. – Ждать чего? Когда тебе станет лучше, типа? – Хидан переворачивается на бок и подпирает рукой голову, – Это ж сколько придется ждать? Че там с тобой вообще происходит, – щурится, словно пытается смотреть насквозь, – Нити твои копошатся? – Я просто отдыхаю, – Какузу сжимает губы под маской, переживая какую-то унылую тоску, – Можешь пойти и поискать еды. – Да вот уж бля, – фыркает Хидан и заваливается обратно на спину, – Без тебя никуда не пойду. Ну вот опять это. Какузу поднимает взгляд и сверлит белобрысую макушку, раздумывая. Снова он слышит это и не придает особого значения – потому что искать смысл в словах этого полоумного, что иголку в стоге сена – но становится немного интересно, а видит ли сам Хидан в этом что-то, кроме набора букв, который он выдал от скуки. Вообще, если немножко заглушить свою гордость и чувство собственного превосходства, Какузу мог бы признать, что Хидан не такой уж и кретин. По крайней мере, у него есть чувство времени, он остроумен, умеет импровизировать и ориентироваться в любых условиях, это, вообще-то, похвально. Что-то подсказывало, что даже если высказать Хидану некое одобрение за это все, он просто не поймет, чего здесь особенного, ведь он принимает это как данность, как свою природу. Как животное, которое глупо хвалить за острые клыки или способность маскироваться. Какузу слегка качает головой, будто перемешивая свои мысли, которые ведут его куда-то не туда. Он думал, имеется ли в словах Хидана подтекст и теперь решил, что нет. Ни к чему больше думать об этом. Черное перо скрипит на бумаге. Какузу записывает по памяти координаты, имена и клички тех, на ком можно поднять бабла. У него хорошая память, так что он смог записать все, чем намерен был заняться, но новую книгу все-таки придется купить. Обидно, ведь в старой было столько заметок, да и выглядела она как-то… по-родному, что ли. Настоящий альманах десятков или сотен чужих жизней, благодаря которым Какузу, точнее организация, стали чуть богаче. Закончив записывать, Какузу спрятал листок бумаги в карман потрепанного плаща, размял пальцы, заметив, что лак облупился, хрустнул шейными позвонками и оглянулся. Действительно – он только сейчас это понимает – сколько он уже сидит в тишине? Похоже, Хидан заснул, так и не дождавшись похода за едой. В этом Какузу нашел возможность. Он… пожалуй никогда такого не делал и был уверен, что не сделает, но сейчас ему вдруг захотелось сделать что-нибудь «человеческое». Его жизнь уже, конечно, никогда не станет такой, как раньше – «человеческое» давно ему недоступно, да и, честно говоря, не нужно, приоритеты, ценности и нужды давно изменились. Неизвестно, откуда же взялась идея, которая сейчас разрасталась все шире, но Какузу решил ей не противиться, она почему-то воодушевляла. Как же это глупо. Небо совсем потемнело, луна мелькала, то появляясь, то пропадая из виду – густые облака неслись как сумасшедшие, подгоняемые ветром. Хидан даже не заметил, что уснул. Он лежал и думал о жареных ребрышках, о шашлыке, об онигири, в конце-то концов, но в итоге не выдержал скорбного голода и вырубился. Зато сейчас его настигло странное ощущение, будто он проснулся, но все еще спит, потому что нос улавливал запах еды, которого тут быть не могло ну никак. Поморщившись от досады, он открыл глаза, уставившись в темное небо и подумал, что скоро точно будет дождь. – Бля, дождь будет, – тут же озвучивает он свою мысль, вставая. Спину на миг свело судорогой, потому что так долго валяться на неровной, твердой поверхности – херовая идея. – С чего ты взял, – бубнит в ответ Какузу. Хидан ищет его глазами в потемках и поворачивается туда, откуда доносится голос. Вроде как он все там же у дерева, укоренился что ли, старый пень. – Чую, – нагло отвечает Хидан, – Я такие вещи всегда чую. Какузу закатывает глаза, припоминая десятки ливней, снегопадов и гроз, которые становились для Хидана полной неожиданностью каждый чертов раз. Чуйка, видимо, выборочная. Ну или у Хидана прям только что пробился новый талант на ровном месте. – Иди ешь, – говорит Какузу, чувствуя, как слово замирает в горле, чуть не ломаясь. Его голос звучит тише, чем обычно и не то, чтобы он этого хотел – это происходит само по себе. Словно весь поломанный годами организм протестует против такого элементарного проявления доброты, но Какузу игнорирует это, наслаждаясь странным чувством. Что-то захватывает его разум почти так же сильно, как предвкушение богатой добычи. Он зачем-то ждет реакции Хидана, будто ему действительно интересно, какой она будет, будто… это важно. – Че? – откликается Хидан, так и стоя у камня. Он слепо пялится на дерево, лишь догадываясь, что Какузу там. – Ешь иди! – повышает голос Какузу, слегка раздражаясь, – Тебе нужно особое приглашение? Хидан с трудом верит своим ушам. Он как-то глупо выпячивает губы, осматривается вокруг, принюхивается. Едой реально пахнет, но реально ли все происходящее? Может он все-таки еще спит или у него случилась голодная кома и он бредит? Любая догадка звучит гораздо реалистичнее, чем Какузу, который внезапно намутил еды. – Херня какая-то, – ворчит Хидан себе под нос, но решает все-таки двинуться в сторону дерева. Он осторожно ступает по сухим веткам, шуршит травой и даже немного выставляет руки вперед, чтобы ни на что не наткнуться. Вдруг из-за облаков выходит луна и освещает ему путь. Пользуясь случаем, Хидан ускоряется и почти добегает до дерева. И вновь происходящее заставляет его сомневаться в правдивости увиденного. Какузу действительно сидит у дерева так же, как и раньше. Но сейчас рядом с ним, на небольшом деревянном подносе, стоят две картонные коробочки, от которых безбожно тянет чем-то вкусным. Хидан, как любопытный, но осторожный кот, медленно садится перед подносом, какое-то время разглядывает его, потом дотрагивается до коробочек и проводит по ним пальцами. За этим довольно забавно наблюдать – Какузу ловит себя на том, что улыбается. Он, конечно, тут же серьезнеет, но не хочет отворачиваться – почему-то это зрелище доставляет ему какое-то удовлетворение. Гордость. Он сделал что-то хорошее, и хоть это даже рядом не стоит с удовлетворением от удачной охоты или чемодана денег, это тоже тешит его самолюбие. – Это мне? – растерянно спрашивает Хидан, убедившись, что это действительно еда, а не сон, не гендзюцу и не стёб. – Тебе, – отвечает Какузу. Он думает добавить «за то, что помог» или что-то в этом духе, но решает промолчать. Достаточно с него на сегодня странных, несвойственных ему действий, не хватало еще в благодарностях рассыпаться. – Бля, – почти шепчет Хидан, открывая первую коробку, – Бля… Какузу… Разносится аромат жареного мяса и смешивается со свежестью прохлады. Хидан втягивает воздух носом, чуть не откидываясь назад и забывая дышать. Он мог бы потерять сознание от одного запаха, настолько ему хотелось есть. Луна снова прячется, погружая их в темноту и Хидан, досадливо шикнув, пытается нащупать поднос обеими руками. Какузу вздыхает – он-то все прекрасно видит, благодаря своим глазам – и высекает из пальцев искру. Рядом он собрал костер, но раздумал зажигать, когда Хидан уснул, зато сейчас, похоже, самое время. Теплый свет пламени освещает достаточно, чтобы видеть, как растерянно улыбается Хидан и не сводит с Какузу взгляда. Он будто что-то хочет сказать, но не может собрать в слова буквы, потому что мозг напрочь отключился от перспективы знатно пожрать. – Это ж ребрышки, – благоговейно говорит Хидан. Он сам не знает, что хотел сказать и вряд ли осознает, что именно произнес. Просто в его голове подобная ситуация физически невозможна, так что теперь он чувствует себя фантастически неловко. – Просто ешь уже, – устало говорит Какузу, откидываясь на ствол дерева спиной. Он складывает на груди руки, словно собирается подремать, хотя сам следит за Хиданом взглядом. Любопытно, как же гибка людская натура. Какузу Хидана терпеть не мог первое время, ни дня не обходилось без кровавых драк, неизменно следовавших практически за любым спором. Хидан неимоверно выбешивал одним своим существованием, он раздражал идиотскими вопросами и не менее идиотским нытьем, вся его чушь про религию просто доводила Какузу до белого каления. Он предпочитал отвечать кулаками, сломанными костями, оторванными конечностями и прочими изощренными наказаниями, лишь бы потешить себя парой часов тишины. Хидан оказался уперт и восстанавливался молча, бросая взгляды исподлобья, а потом все начиналось сначала. Его это будто прикалывало – доводить конфликт до крайней точки кипения, словно он выяснял, каковы пределы. Что ж, Какузу отрывал ему руки, зашивал рот, сворачивал шею, вырвал печень разок, бросив ее диким шакалам, словом, не сдерживался, причем, старался не повторяться. И вот он здесь. Потратил уйму времени, чтобы найти сносную забегаловку у черта на рогах и притащить Хидану еды, вместо того чтобы просто заставить его завалить ебало и не ныть, как он хочет жрать. За все время, пока им приходилось сосуществовать, Какузу, похоже, размяк. То ли привык, то ли просто перестал так остро реагировать, но за последний месяц он дошел до рукоприкладства всего раз, потому что Хидан внезапно уперся как ебучий баран и не хотел уходить из города, в котором им никак нельзя было оставаться. Он жаловался, что не спал по нормальному уже неделю, не ел ничего, кроме сухпайка и хочет выпить саке – и ладно бы, если бы просто жаловался, так он орал об этом посреди улицы и люди неизбежно обращали внимание. А если учесть, что до этого Какузу пробил башку главному банкиру этого городка, то вероятность спалиться возрастала в сотни раз. Какузу пришлось пробить башку и Хидану, чтобы уволочь его куда подальше. В любом случае, Какузу даже не заметил, как все это произошло, просто свыкся, наверно, перестал обращать внимание, да и Хидан уже не буянил так, как раньше. Меньше затирал про веру, предпочитая тихонько молиться себе под нос, спорил реже и просто ходил молча с кислой миной, если что-то не нравилось, вместо того чтобы устраивать конфликт. Они оба словно выдохлись и теперь плелись по миру как по инерции, монотонно выполняя то, что говорит им Лидер. – Да как это возможно, Какузу, ты, сука, Бог! – восклицает Хидан, открыв вторую коробку. Он прикончил ребрышки рекордно быстро и теперь обнаружил жареный с мясом рис – восторгу не было предела. Пожалуй, Хидан даже не смог бы вспомнить, когда последний раз ел что-то настолько вкусное и сытное. Даже когда они останавливались в городах и деревнях, Какузу не желал тратиться на еду. – Звучит как ересь, – бубнит Какузу, незаметно ухмыльнувшись. Хидан, осознавший, что конкретно он ляпнул, быстро бьет себя по губам ладонью, испачканной в мясном соусе. Никаких молитв за этим не следует, он просто продолжает жадно поглощать еду, будто и забыл вовсе, что сказал что-то не то. Какузу-то ожидал, что сейчас начнутся какие-то причитания, чтобы замолить грешок, но нет. Выходит, не так уж Хидан и боится гнева своего «ужасного и всемогущего» Джашина, ну или рис с мясом просто важнее всей его религии вместе взятой. – Это было о-ху-и–, – Хидан вдруг умолкает, словно плотно над чем-то задумавшись, и резко поворачивается к Какузу, – А, собственно, с чего бы это? Ты че это вдруг расщедрился? Как-то потерявшись от внезапной смены обстановки, Какузу даже не сразу понимает, о чем Хидан спрашивает. Он уже настолько тут расслабился, сидя у этого сухого дерева и наблюдая, что напрочь забыл – это ж все его заслуга. Так подумать, он и себе-то не может объяснить, откуда в нем взялась такая щедрость, не то, что пытаться найти объективную причину для Хидана. Быстро же этот говнюк переключился с бездумного поглощения пищи на поиск скрытых мотивов. Какузу пожимает плечами, стараясь выглядеть предельно равнодушно. Ну черт возьми, он мог бы сказать, что это благодарность – что такого в благодарности? Только вот для других – нормальных – людей в этом нет ничего странного, но для Какузу, и уж тем более для Хидана, это просто лишний атавизм, который был удален из их жизненных установок с течением времени. Банально некого было благодарить на протяжении херовой тучи лет. Отвыкли уже. – Че значит, – Хидан дергает плечами и закатывает глаза, пародируя Какузу, – Я теперь что-то должен за эту жратву? Денег хочешь с меня стрясти? Так у меня нихера ж нет. Склонив голову на бок, Хидан продолжает пялиться на Какузу в ожидании ответа. Он отрывает какую-то соломинку и принимается крутить ее в руках, брови хмурятся все сильнее, хотя на лице застыла какая-то нервная улыбочка и дергается уголок губы. – Или ты че-т другое хочешь, а? Я тебе сразу скажу – я не любитель ебаться на свежем воздухе, но если надо– – Да ничего мне не надо от тебя! – вспыхивает Какузу, не ожидая даже от себя такой прыти. Он резко встает и, смерив Хидана возмущенным и презрительным взглядом, уходит куда глаза глядят. Ну вот все как всегда – хотел как лучше, но эта бледная сволочь же все опошлит и испоганит. Хидан сперва не понимает, а потом начинает хихикать. Хихиканье быстро перерастает в истеричный, надрывный смех, от которого он падает на спину. Никогда еще он не видел, чтобы Какузу так реагировал, чтобы повышал голос и просто уходил, не желая продолжать разговор. А где кулак в ебало? Разве ж это нормально? Хидан решил, что ему удалось смутить Какузу – выбить из колеи и лишить его аргументов, хотя они, вообще-то, и не спорили. Да и с чего бы так реагировать, в конце-то концов, почему просто не ответить? Вдруг прекратив смеяться, Хидан садится и смотрит Какузу вслед. Может, зря он так. Какузу в кои-то веки сделал что-то хорошее, может он так благодарил за помощь, типа, действия ведь всегда лучше слов – что-то такое Хидан слышал от старейшин в своей деревне, а учитывая, что Какузу очень даже стар, он тоже мог придерживаться такой системы ценностей. Черт, логично! Хидан хлопает себя по лбу, поморщившись от того, что не рассчитал силу удара и въебал себе слишком мощно. Он спешно встает, хватает косу и бежит за Какузу. – Эй, эй, старина, – зовет он, догоняя, – Я все понял, слышь? – Рад за тебя, – бурчит Какузу. Не предусмотрел он такого градуса внимания, когда устремился вершить добро. Хотелось бы знать – а на что он рассчитывал? Что Хидан просто молча все сожрет, громогласно рыгнет и завалится поспать еще часок другой? Ну, вообще-то да, ведь всегда так было. А тут – ну что же – аномалия образовалась с обеих сторон, тут не поспоришь. Какузу проявил чудеса благородства, а Хидан вдруг решил выдать крайнюю подозрительность и заинтересованность. Это как резкий скачок на ровной линии, Какузу просто не успел сориентироваться. – Ну извини, бля, я испортил момент, каюсь, – тараторит Хидан, шагая рядом, – Приятно, что ты решил меня отблагодарить, реально. – Не привыкай. – Ай да ладно, – Хидан пихает Какузу локтем и задирает голову, широко улыбаясь, – Я знаю, что больше не дождусь такой хуйни. Какузу вдруг резко останавливается, глядя перед собой. Он разглядывает возвышающиеся горы и маячащую за ними высокую стену с красными флагами, символизирующую границу двух стран. Черт подери, он так резко сорвался с места, что даже не сообразил, а куда, собственно, идет. Вообще-то им совсем в другую сторону. Какузу поворачивается к Хидану, смотрит на него как-то осуждающе и пытается найти в чужом облике ответ – как он докатился до подобного идиотизма, напрочь растеряв свое самообладание и организованность. Просто нонсенс. Хидан смотрит в ответ, вопросительно задрав брови и как-то испуганно округлив глаза. И ничем эти молчаливые взгляды не заканчиваются, Какузу просто разворачивается и идет в противоположном направлении, но теперь хотя бы правильном. «Теперь точно ебанулся», – думает Хидан, глядя Какузу в спину.