Двойное кольцо

Мысль попросить декана перевести в другую спальню становилась все более заманчивой. Невозможно находиться под одной крышей с Роном. Другие ребята — Симус, Невилл, не игнорировали Гарри. Общались, как и раньше. Но чувствовали себя неудобно из-за его с Роном вражды. Если так можно назвать их состояние. Рон волком смотрел на Гарри. Не сравнится с прошлым годом, когда он начал слышать чей-то неизвестный тогда голос и говорил со змеёй на глазах всего второго курса и двух профессоров. Был шок. Была доля страха. Сейчас же в глазах Рона нескончаемое осуждение и неприязнь. До боли обжигающее: «Это всё твоя вина». Близнецы тоже смотрели на него с холодом. Всё так резко изменилось! И это настолько сильно заметно, что недалёкие слизеринцы, в лице Малфоя и его компании, стали говорить о Гарри, как о «вожаке-аутсайдере, выгнанном из стаи». В тот унизительный вечер Поттером овладела ярость, и только чудом он не вызвал Малфоя на дуэль, заставляя ответить за свои слова. В последний миг взял эмоции под контроль и с трясущимися руками, без всякого разрешения, вломился в покои Снейпа. В саквояже с зельями он отыскал успокоительное. А когда оно подействовало, гриффиндорец опустошённо просидел у стола, прямо на полу. Заново собирая себя по частям, чтобы вернуться обратно в учебные будни. Обратно к своим. Если бы он знал, что будет ситуация хуже — запасся бутылёчками. Это произошло спонтанно. Гарри не планировал. Змеи в чём-то правы — он отбился от стаи. Ходил в одиночку. С Гермионой общался по-минимуму. По дороге в башню Гриффиндора он увидел её и Рона. Совершенно неготовый! Он испугался и не придумал ничего лучше, как спрятаться. Они не услышали шагов, поэтому разговор продолжился. К которому Гарри прислушался: — … увидишь. Нам всем сейчас тяжело, Рональд. — Конечно. Потому что за нас взялись! Потому что до того, как кто-то погиб — всем было плевать! Помнишь, как в газетах писали? «Ученица-первокурсница и несчастный случай», — передразнил Уизли официозный тон газетчиков. — Если бы погиб Гарри, все бы продолжали стоять на ушах! До сих пор! Несправедливость! — В чем несправедливость, Рон? В том, что о Джинни не упоминают в газетах? А зачем это? Зачем вам вечное напоминание того, что случилось? Кому от этого станет легче? Её всё ещё помнят! И соболезнуют вам. А Гарри ни в чём не виноват. Почему ты не можешь это понять? — Почему? — взьярился Рон. — Он ничего не сделал для Джинни! По-идиотски поранился, пока я завал расчищал! От него не было никакой пользы! Он ничего не сделал! Профессора убили василиска, пока он валялся на полу! Герой, от которого нет пользы. Мрачно. Зло. Едва сдерживая, а может и не сдерживая, слёзы. Слова, бьющие точно в цель. От них саднило в груди. — Если бы он погиб следом за Джинни, я бы оплакивал обоих. Потому что он мой друг. А сейчас… Звук, похожий на пощечину, оглушил сильнее слов. Тишина, возникшая после, тяжёлая, удушливая, прервалась дрожащим голосом Гермионы: — Я понимаю, что тебе больно, Рон, но ты болван! Как ты можешь так говорить о своём друге?! Он сделал всё, что в его силах! Понимаешь ты это? Ради твоей сестры! Но был не обязан! Что вообще может сделать второкурсник против чудовища?! — Да. Ты права, — безжизненным голосом согласился Рон, держась ладонью за щеку, — мы слишком много ждём от Гарри. Одно чудовище он ведь уже победил. И на большее уже не способен. Хватит с него. Рон пошёл вперёд по коридору, уронив голову. Оставил плачущую подругу за спиной и не представлял, что слышавший всё бывший друг после этого нашёл себя на башне астрономии, задыхающимся от слёз и стоящим на самом краю перед податливо расстелившейся бездной, готовой принять в свои объятия.

***

В четверг вечером, освободив себя от проверочных работ, от подготовки к занятиям, от разговоров с директором, от обязанностей декана, Северус подготовил подарок и вместе с ним приобретенный небольшой омут памяти. Весьма полезная вещь для тех, кто немолод или же любит ковыряться в памяти, ища ответы, сокрытые за замками. Показывать свои воспоминания — крайне интимное дело. Но Северус хотел. Потому что знал — Гарри понравится. Он хотел показать фрагмент, связанный с матерью мальчика. Как тот, кто хорошо её знал в юности. Гарри же совсем не имел воспоминаний о ней. А должен. Ему нужно знать, какой она была. Какой её знал Северус. Это верный способ вернуть мальчишку к жизни, как считал мужчина. С каждым днём Поттер выглядел все хуже. Не далёк день, и сам себя превратит в изгоя, очень сильно напоминая этим Снейпу… себя в юные годы. Так нельзя. Два коротких стука в дверь. Так о своём прибытии заявлял только его подопечный. — Заходите. — Здравствуйте, сэр. Пришёл, как обещал. Короткая реплика чётко по делу. Дело совсем худо. — Добрый вечер. Северус отвёл руку в сторону, приглашая гриффиндорца сесть в кресло. Чай уже ждал. Это превращалось в маленькую традицию. Северус магически запер дверь. Тиски официальности и субординации разжимались, когда они были наедине. Могли снова называть друг друга без официоза. Могли говорить о чём-то личном, если на то было желание. Гарри взялся за свою порцию. Молча. В последнее время он молчал всё чаще. Что заметил не только Северус, но и Макгонагалл, приглядывающая за своим подопечным. — Как себя чувствуешь? Снейп не любил пустой трёп, но заставлял себя первым начать разговор. Он имел дело с опекой подростка, на которого свалилось много проблем и обязанностей. От тяжёлого груза недолго и сломаться, чего нельзя допустить. Он подведёт Дамблдора. Подведёт Лили… — Погано, — коротко ответил Поттер, отпивая чай маленькими глотками, словно лекарство. — Расскажешь? — Лучший друг и его семья считают меня бесполезным. Голос гриффиндорца оказался горче любого известного Северусу снадобья. Свободная рука мальчика сжалась в кулак. Нижнюю губу сильно закусил, будто пытаясь задушить рвущиеся наружу слёзы. Не мог позволить себе плакать, пока есть свидетели. Не хотел показывать свою слабость, хоть Северус и видел её. К чему это сдерживание себя? Лучше не станет. — Он тебе об этом сказал? — Нет. Рон сказал это Гермионе, — мрачно подчеркнул Поттер масштаб своей катастрофы. Пожалуй, так оно прозвучало страшнее. Говорить жестокие вещи о друге ещё одному своему другу… Поступок мальчишки Артура и Молли, как минимум, неэтичен. — Что ж. Сейчас от мистера Уизли ничего другого ожидать нельзя. Он и его семья в трауре. И им нужно кого-то обвинить. — Почему тогда они не обвиняют Малфоя-старшего, который подложил Джинни этот чёртов дневник? — зло рыкнул Поттер, отворачивая лицо и тяжело дыша. А потом едва слышно и хрипло. — Дай успокоительное, пожалуйста… После вчерашнего всё лежало буквально под рукой. Северус вручил бутылек лично в руки гриффиндорцу. И не вернулся на место. Он сел на подлокотник, дожидаясь, когда всё будет выпито, и забрал пустышку обратно. — Им ничего неизвестно, — заговорил после долгой паузы и тут же поймал взгляд мальчика, — ни о том, что ты сделал в Тайной комнате, ни о Тёмном лорде, заточенным в дневник. — Я… понимаю. Вам некогда было рассказывать, — кивнул Поттер, лишь предполагая, какая суматоха разразилась после всего, когда он сам благополучно отключился на смертном одре. — А даже если бы рассказали. Это ничего не меняет. Только добавит больше испуга для всех. — Правда откроется и всё наладится, — успокоил Снейп. Он верил, что именно у мальчишки всё наладится и Уизли одумаются. Старших точно возьмёт на себя, как только Дамблдор организует собрание Ордена Феникса. Рука сама потянулась к голове Поттера. Зельевар даже не успел дать себе отчёт в происходящем, просто прикоснулся к волосам, приглаживая их, топорщащиеся в разные стороны, потому что летом забыли подстричь. Его папаша постоянно взлохмачивал их, как обезьяна. А вот сын старался пригладить. Это Северус заметил давно. Ещё до того, как стал опекуном мальчика. Но не придавал тому значения. Вообще, замашки и характер Поттера-старшего Снейп замечает всё меньше. И всё больше видит в мальчишке свою старую подругу. И свою… Прикрывая глаза, мужчина последний раз провёл по волосам и решил перейти к главному. То, ради чего позвал. Колба с воспоминанием оказалась перед лицом Поттера. — Знаешь, что это? — Нет, — покачал тот головой. Неудивительно. Не все взрослые волшебники имели дело с подобным предметом. Что уж говорить о детях. — Это воспоминания. Каждый волшебник способен извлекать воспоминания из своей головы и просматривать в омуте памяти — каменной чаше с вырезанными рунами, благодаря которым возможно погрузиться в своё прошлое. - Вау... Эмоция удивления так радикально отличалась от всех предыдущих, перекрыв их полностью, пока на первый план не вышла задумчивость: — Ты хочешь, чтобы я что-то посмотрел? Или посмотреть мои? — Это мои воспоминания. И я хочу, чтобы ты их увидел. К округлившимся глазам добавилась отвисшая челюсть. Вполне ожидаемая реакция. Такими вещами не разбрасываются. Однако, чем больше Северус об этом думал, тем больше считал свою идею правильной. Как минимум, это справедливо — показать свои воспоминания в обмен на те, что он видел во время занятий. — И… как это делается? — Идём. Омут памяти стоял в самом тёмном уголке, так, чтобы не бросался в глаза. Но стоило его активировать и чаша осветилась. Поттер с диким любопытством наблюдал за происходящим. Как Северус вливал свои воспоминания, похожие на светлую, яркую дымку. — Обрати внимание. В воде отразятся фрагменты того, что содержит в себе воспоминание. Как только увидишь, окунай голову. С на секунду промелькнувшим откуда-то недоверием, Гарри всё-таки погрузил голову, увидев картинку, невесомым дымом клубящуюся в Омуте.