Закрытая Империя

Отчёт 21 1 марта 1927 Поверить не могу! Я столько недель ломал голову, выдвигал гипотезы и искал ответ, который всё это время был рядом со мной и прямо у меня под носом! И кто бы мог подумать, что им окажется именно Призрак? Откровенно говоря, буквально неделю назад я был в тупике (исследования снова застопорились, ещё и суматоха с болезнью мешала сосредоточиться) и почти сдался, потому что не знал, как объяснить всё то, что я узнал за последние месяцы о подданных. Всё началось с того, что я в самые первые дни, когда очнулся и очистился, узнал о фантастической способности к регенерации, причём не только у себя, но и у других спящих подданных. Вывод: подданные (точнее, подавляющая их часть) способны к регенерации. Потом у меня появились микроскоп и возможность посмотреть на кровь подданных — так я нашёл незнакомые мне клетки, которые теперь я называю клетками Макса (пусть это всё ещё экспериментально не доказано, я почти полностью уверен, что клетки Макса появились именно от Макса, и именно они превращают обычных людей в подданных, потому что у людей таких клеток точно нет). Но это далеко не всё. Как оказалось, у всех подданных разный процент количества клеток Макса в крови. Безусловно, это настораживает, потому что у одних их всего 63%, у других — 76%, а у меня вообще 91%. Я долго думал, чем обусловлен такой большой разброс. Полагал, что у всех подданных должно быть примерно 90% клеток Макса и по росту процента можно было бы вычислить, когда проснутся спящие подданные с более низким процентом, но эта теория уже маловероятна: есть подданные (Гас и Хели), которые стали подданными задолго до меня, но их процент клеток Макса гораздо ниже, чем мой. Ещё у меня были мысли, связанные не столько с клетками Макса, сколько со способностью к регенерации. Я думал, что, возможно, регенерация (как и сила) — это лишь индивидуальная способность отдельных подданных, а не всех сразу, но позже я решил, что нет, скорее всего, это не так: сейчас, когда я стал полноценным подданным, я обладаю и нечеловеческой силой, и гиперрегенерацией. И вся загвоздка была в том, что я банально не мог объяснить, почему так происходит. Но Призрак… он расставил всё на свои места, хотя просто дал мне своей крови на проверку. И что же я там увидел? 95% клеток Макса! Это даже больше, чем у меня и, кажется, кого-либо ещё в Империи. Невероятно! Сейчас я понимаю, что это прямо-таки очевидно и бросается в глаза… Видимо, всё-таки из меня плохой учёный, раз я слона в комнате не замечаю — а будь я внимательней, я бы давно заметил (и осознал!), что Призрак даже внешне выглядит иначе. Весь бледный, словно бесплотный дух, и с абсолютно чёрными глазными яблоками (что уже совершенно не свойственно людям), а ещё, со слов Гаса, его не видят обычные люди. И почему я на этом сразу не заострил внимание?.. Ведь вот он ответ! Когда я разбирался с болезнью, в Империи вышел закон, что каждый подданный должен сдать мне кровь на анализ, и благодаря этому я получил сотни образцов. По итогу вышло, что у подавляющего большинства подданных клеток Макса было в среднем от 64% до 80%, НО нашлись и те, у кого этот процент был выше: от 80% до 91% (точнее, уже до 95%). Да, таких подданных до безобразия мало, но, возможно, они, как и Призрак, обладают какой-то особенностью, которая отличает их от людей и других подданных. И если я найду их и удостоверюсь, что взаимосвязь между процентом клеток Макса и внешностью правда есть… это всё кардинально изменит! — Готов? Тео, вздрогнув от внезапного голоса Лиама, обернулся. — Да, прости, уже иду, — отозвался приглушённо и, глубоко и звучно выдохнув, отложил лист с отчётом на стол. Поднял с пола небольшой чемодан, в который сложил всё, что могло бы пригодиться, но замер, задумался и всё же поставил чемодан на место. Нет, так не пойдёт. Это невежливо: так они могут подумать, что Тео сам за них всё решил и пришёл принуждать. Если всё получится, он просто вернётся за чемоданом — это недолго. Бессмысленно потоптался на месте. Бегло окинул взглядом свой стол, но ни за что не зацепился. С каждой секундой Тео начинала окутывать тревога: он волновался, не знал, чего ожидать, и никак не мог отвлечься от того скручивающего и выворачивающего изнутри чувства в животе. Тео ненавидел ответственные дни — из-за них он попросту терялся и рассыпался на части, и выглядел настоящим дураком. А сегодня важный день. Сегодня его исследование может продвинуться очень далеко. — Что ж… — выдохнул Тео, незаметно покосившись в сторону Пола, и мысленно попросил пожелать ему удачи. Тот никак не отреагировал: по-прежнему лежал неподвижно и играл спящего, хотя уже давно стало понятно, что это лишь притворство. — Наверное, я готов. — Так волнуешься, — спокойно, даже снисходительно произнёс Лиам и вышел в коридор вперёд Тео. — Ещё как, — смутился Тео и, захлопнув дверь, принялся быстро закрывать её на замок. Стыдно признавать, но Тео сейчас завидовал Лиаму, точнее, его непоколебимому спокойствию — Тео бы оно сейчас не помешало, потому что, как назло, ключ никак не вытаскивался из замочной скважины, отчего Тео начинал только больше мельтешить. Может, это плохой знак? — Думаешь, в этот раз что-то изменится? — скептично спросил Лиам. Тео не видел его лица и, наверное, это к лучшему: он бы не удивился, если бы Лиам сейчас тихо насмехался над ним. — Надеюсь, — упрямо ответил Тео и, наконец, вытащил ключ. Да, шансы и правда малы, поэтому не стоило считать сегодняшний день чем-то особенным, но из-за того, что был хоть какой-то, даже самый малюсенький, самый крошечный шанс, Тео надеялся именно на него и из-за того волновался. Это как сыграть в лотерею: шансы ничтожно малы, но, если сегодня твой день, если Бог милостив к тебе, то ты можешь сорвать большой куш. Уже прошло полмесяца — нет, он прямо-таки пролетел перед глазами, — но за всё это время ничего не изменилось, хотя до этого казалось, что Призрак перевернул весь мир. Безусловно, Тео многое понял и, возможно, разгадал тайну процентного соотношения клеток Макса, но пока он её не докажет в первую очередь себе самому, это лишь пустые слова. Всё, что было нужно, — это найти подданных, процент клеток Макса которых был выше, чем у большинства, и проверить, есть ли у них какие-то физические особенности. Тех, кто благодаря закону сдал ему кровь, найти удалось — и у них и правда были внешние особенности: наросты кожи или кости на голове или спине, нетипичного цвета глаза, более заточенная и крупная форма зубов, — но оказалось, это были далеко не все «особенные» подданные. — Таких, как я, тут недолюбливают. Считают уродами и «неудавшимися попытками» и этим помыкают, — сказал Хорхе, один из таких подданных. Со стороны он выглядел непримечательным мужчиной лет тридцати пяти, но только до тех пор, пока он не снимал с головы выцветшую шляпу, под которой среди жидких, местами поседевших волос скрывались деформированные роговые пластины, вросшие в кость черепа. — Мне ещё повезло, я это могу скрыть. Мой сосед Антонио — тоже, если рот раскрывать не будет, — иронично крякнул Хорхе. — А вот другим может быть тяжелее. Кто-то прячется, чтоб его свет белый не видел, а кто-то даже при большом желании выйти не может. Эти слова тронули Тео до глубины души: ему было обидно за тех, кто обманул смерть, пережил очищение и превращение, поборол все трудности, а теперь вынужден жить вот так, всё время скрываясь. Но это значило и другое: «особенных» подданных было гораздо больше, просто они не давали о себе знать, — поэтому Тео решил самолично отыскать и осмотреть их. Это было тяжело. Не столько в организационном плане, сколько в эмоциональном: эти подданные были прямо-таки зашуганные. Даже Хорхе, который достаточно легко пошёл на контакт, далеко не сразу рассказал, где можно найти похожих на него подданных, и сразу предупредил, что Тео там будут не рады. И не соврал. За всё то время, которое Тео проводил на имперских улицах, он знал дорогу лишь к центральной площади, к часовне и к больнице Матеуша и, впервые пройдя несколько кварталов дальше, увидел дома, где жили подданные. Нет, Тео, безусловно, видел дома недалеко от часовни — все разные, красивые, пёстрые и, очевидно, родом из разных стран и эпох, — но те дома отличались. Они были очень похожи: довольно маленькие и тесные на вид, простые, без излишних изысков и поставленные друг к другу настолько близко, что дорожки между ними походили на настоящий лабиринт. Но больше всего поражала гробовая тишина: на улицах не было ни души, и даже из домов не исходило ни звука. Это были настоящие безмолвные трущобы. Тео впервые постучался в самую первую дверь, но ему никто не открыл. Казалось, что дом был заброшен — весь пошарпанный и с плотно закрытыми ставнями, — но до ушей изредка долетали боязливые движения по ту сторону двери. Тео снова постучал. Снова тишина. Он упёрто продолжал стучаться, звал хозяев, слыша в ответ лишь молчание, и только под уговорами Лиама и Саллимана, которые сопровождали его, согласился подойти к другому дому — но и там ему тоже не открыли. Тео до темноты тщетно стучался в каждую дверь на улице и расстроенный вернулся в подземелье. Он не понимал, почему ему совершенно никто не открыл, хотя Тео прекрасно слышал, как там аккуратно ходили по холлу и с замиранием вслушивались в его крики. Чего только Тео не говорил: и то, что он врач, и что он не собирается делать ничего плохого, а хочет лишь взять пару капель их крови, — но с каждой секундой ему казалось, что он выглядел, как какой-нибудь бандит, которой силой пытается ворваться в чужой дом и разнести там всё в щепки. И это не могло не задеть. На следующий день Тео пошёл по другой улице в этом районе, а на третий — на ещё одну, но опять ничего не получилось. Тео снова стучался в закрытые двери и окна, и ему снова никто не отвечал. Даже Хорхе, которого Тео случайно встретил на площади, отказался ему помочь — лишь виновато потупился и, медленно отступая, сказал: — Прости, но я не могу этого сделать. И, больше не слушая Тео, поспешил прочь. Тео уже хотелось заплакать от безысходности: он даже представить не мог, что познакомиться с остальными подданными будет настолько сложно. Они словно боялись его, причём все сразу. Безусловно, Тео бы тоже насторожился, если бы к нему в дом стучался незнакомец и что-то просил… но не до такой же степени!.. Лиам и Саллиман всё это время были с ним и успокаивали тем, что в этом районе всегда так: подданные, как они, никогда не ходят в тот район и предпочитают его обходить стороной, а его жители попросту не выходят из своих домов и игнорируют всех и вся. Но это совсем не успокаивало. На несколько дней Тео забросил свою идею и занимался исследованием крови Макса и Полом, который упорно продолжал притворяться спящим, что теперь было совершенно очевидно: периодически он шевелился, еле заметно изменяя позы в кровати, а ещё съедал абсолютно всё мясо из тарелки, которую Тео специально оставлял для него, когда поднимался в город. Тео не пытался поймать его на лжи или заставить подняться с кровати — он не из тех, кто мастерски умел это делать, — да и желания, откровенно говоря, у него не было. Он просто сидел с ним в одной комнате и, как и раньше, рассказывал о своём исследовании, не надеясь получить ответ. И, наверное, Тео так бы и отложил своё новое грандиозное исследование в долгий ящик, если бы не Призрак. С тех пор, как проснулся Пол, он изменился — точнее его поведение. Он, как и раньше, постоянно вертелся возле комнаты Пола, но больше не заходил внутрь: тихо приоткрывал дверь, как шпион, следил за Тео сквозь щёлочку и тут же убегал, когда Тео его замечал и окликал. Он даже отказывался посмотреть в микроскоп или помочь Тео с анализами, хотя до этого тут же загорался детским любопытством и моментально соглашался. Поначалу Тео думал, что Призрак его избегает. Хотя с чего бы? Тео не видел поводов для этого, а свою единственную оплошность, когда он забыл проверить кровь Призрака, тут же исправил и далеко не один раз за это искренне извинился, за что, вроде бы, получил прощение. Повнимательней понаблюдав за Призраком, Тео заметил ещё одну довольно любопытную деталь: Призрак радостно и открыто общался с Тео на улице или где-нибудь ещё недалеко от подземелья, а когда они всё ближе подходили к комнате Пола, с каждой секундой мрачнел и затихал и вскоре уходил, придумывая предлоги. Очевидно, Призрак избегал именно Пола… но причин для этого Тео опять-таки не видел, сколько бы голову ни ломал. Но заслугой Призрака было вовсе не это, а то, что именно он решил ещё раз сдвинуть исследование с мёртвой точки. Он заметил опечаленный вид Тео — за что тому теперь невероятно стыдно, — и, упрямясь, уговорил его попробовать познакомиться с подданными ещё раз, поклявшись, что в этот раз всё получится. Клятвам Тео верить не стал, но всё же согласился, чтобы не обижать Призрака. А ещё решил для себя, что если и в этот раз ему не откроют, то это будет знак, что и заниматься этим делом, возможно, не стоит. Тео, Призрак и Лиам пришли на ту же улицу, где были в самый первый день, и постучались в ту же самую первую дверь. В ответ — снова тишина. — Эй! Дядюшка Август! Открой! — звал Призрак в замочный проём. Звал долго и тщетно, и Тео с Лиамом, которые держались чуть поодаль, начали переглядываться, прекрасно понимая, что и в этот раз ничего не получится. Невыносимое чувство. Обидное и грустное. — Пойдём, Призрак, — с пересохшим горлом приглушённо сказал Тео и взял Призрака за запястье. Всё же это была плохая идея, скидывать такое важное дело на Призрака. — Они не откроют тебе. — Нет, откроют! — рывком вырвав руку, заупрямился тот, пока в его голосе с каждой секундой отчётливее слышались плаксивые нотки. — Дядюшка Авгу-уст! — закричал, чуть ли не вплотную прильнув к двери. Тео было стыдно. Стыдно за то, что он сам так же стучался в эти двери, кричал, вырывался и отказывался от уговоров, а потом, сдавшись, невольно заставил вести себя так и ребёнка. Это нужно немедленно прекратить. — Нет, Призрак, хватит, — сказал Тео, хотя его голос тут же утонул в криках Призрака, и аккуратно обхватил его подмышки. — Нееет! — пронзительно завизжал Призрак и принялся падать на землю. Не успел Тео понять, что вообще происходит, и хоть как-то на это отреагировать, как дверь дома тут же распахнулась, и одним движением Призрака выхватили у Тео из рук, а крик Призрака тут же сменила сиплая ругань: — Пшёл вон отсюда! И чтоб я тебя здесь больше не видел и не слышал, чёрт проклятый! И мальчишку больше трогать не смей! Дружка твоего это тоже касается! Тео оторопел. Перед ним стоял невысокий мужчина лет пятидесяти — уже с сединой и залысиной, глубокими морщинами и округлым пивным животом, — и в гневе он выглядел устрашающе: испепеляюще смотрел на Тео сквозь толстые линзы очков словно поплывшими, бесформенными зрачками и крепко прижимал Призрака к груди косматой рукой со скрюченными пальцами. Все попытки оправдаться встречали ещё больше разъярённых криков старика, и Тео чувствовал, нет, даже видел, как за этой сценой сквозь щели пристально и молчаливо наблюдают десятки перепуганных глаз. Возможно, ещё бы чуть-чуть, и они бы тоже вылезли из своих укрытий и, как этот старик, начали бы шипеть и кричать на него, требуя, чтобы Тео ушёл. — Нет, дядюшка Август, Тео хороший, — как ни в чём не бывало, с наивной детской радостью произнёс Призрак. Дядюшка Август мгновенно затих и тут же оттолкнул от себя Призрака, недовольно прошипел: — Все тебе хорошие. И разве я тебе не рассказывал о мальчике, который кричал: «Волки!»? Это был последний раз, когда я тебе помогаю, — пригрозил он Призраку кривым, не разгибающимся пальцем и схватился за дверную ручку. — Идите все отсюда. Вам тут не рады. — Подождите, пожалуйста! — неосознанно выкрикнул Тео и схватился за дверь, не дав дядюшке Августу её закрыть. — Меня зовут Тео, и я врач. Я не сделаю вам ничего плохого, обещаю. Может, вы слышали, что я изучаю природу подданных, и мне для моего исследования необходима помощь каждого — особенно вас. — Старик попытался рывком захлопнуть дверь, но его сил было далеко не достаточно. — Послушайте… вы мне очень поможете, если дадите образец своей крови для анализа. — Ещё и кровь нашу высосать хочешь? — крякнул дядюшка Август и, показав средний палец, прохрипел: — Может, ещё чего изволишь? Тео закрыл глаза и еле слышно выдохнул. Даже когда ему открыли дверь, ничего не поменялось. — Ладно, я понял. — Тео выпустил дверь и отступил на шаг. — Но, если вы почувствуете себя плохо и вам понадобится врач, то можете ко мне обратиться. До свидания. Дверь тут же захлопнулась перед носом. Всё затихло — даже Призрак и Лиам не проронили ни слова, только сочувственно поглядывали на Тео исподлобья. — Пойдёмте, — сказал Тео и положил руку Призраку на плечо. — Спасибо, что попытался помочь. — Я думал, что мой план сработает… — понурил голову тот. — Так он и сработал, — улыбнулся Тео и растрепал мягкие волосы. К разговору подключился Лиам — сказал, как некомфортно себя чувствовал при старике, — но Тео его особо не слушал, по-прежнему чувствуя на спине пристальные взгляды сквозь щели домов и какую-то приглушённую суматоху в доме дядюшки Августа, словно там ругаются или дерутся, но очень осторожно и тихо. — Подождите! — вдруг раздались звуки открывшейся двери и звонкий юношеский голос за спиной. Теперь на пороге дома стоял парень лет двадцати — весь тощий и высокий, в заношенных балахонах, — а позади него хмуро нависал дядюшка Август. — Нам очень нужен врач! — продолжал кричать парень. — Вы ведь поможете? Тео даже не сразу нашёлся что ответить: не мог поверить своим ушам и стоял как истукан, глупо таращась на лицо взволнованного парня. Это не сон? Не ложь? Тео и правда может пройти в их дом? — Ура! Пойдём! — разогнал тишину радостный голос Призрака, и Тео словно очнулся ото сна: растерялся, занервничал, забормотал, что, конечно же, поможет, и словно не на своих ногах пошёл к дому, в который Призрак забежал без толики страха и сомнения. Душа пела и наполнялась надеждой, и Тео уже был готов так же легко и непринуждённо пройти мимо потеснившихся на пороге парня и дядюшки Августа… пока Лиам не схватил его крепко под локоть и не прошептал на ухо: — Внимательней. Это может быть ловушка. Тео невольно запнулся. Ловушка?.. Но с чего бы? Парень ведь сам сказал, что им нужен врач, вот и пригласил пройти в дом… Но чем дольше Тео об этом думал, тем больше сомнений окутывало его. И правда, почему они так изменились во мнении? Только что дядюшка Август рьяно и злостно гнал Тео прочь, а теперь его приглашают в тёмный дом и просят пройти прямо. В свете последних лучей солнца, которые словно решили подождать их снаружи, Тео внимательней всмотрелся в лицо дядюшки Августа. Теперь, находясь чуть ли ни лицом к лицу, Тео понял, что не так с его глазами: под толстыми линзами очков вдалеке они выглядели расплывчатыми, но на деле это оказались расстроенные, нет, расчетверённые радужки, которые слепились в две большие и бесформенные с множеством мелких разбитых зрачков. И эти жуткие, безэмоциональные глаза вкупе с густыми нависшими бровями и кривым горбатым носом совершенно точно не выражали хотя бы капли гостеприимства — лишь холодно и презрительно следили за Тео. Парень тоже казался теперь подозрительным. Он выглядел взволнованным, даже трусливым и всё перетаптывался на месте, словно ждал чего-то ужасного, но изо всех сил старался не показывать вида и теребил ткань своего потёртого балахона, который скрывал всё его тело — даже шею и кисти рук, — оставляя видимым лишь худое болезненное лицо с закрученными на висках русыми волосами. Лиам прав: всё это и правда подозрительно. — И… где ваш больной?.. — настороженно спросил Тео. Он уже успел вообразить, что вот-вот на него рывком кто-то нападёт со спины и прижмёт лицом к полу, а потом… потом Тео даже не представлял, что с ним может случиться. Он вздрогнул от протяжного скрипа парадной двери — вся комната погрузилась во мрак. Всё. У него больше нет шанса сбежать. Боже… Лучше бы Тео решил исследовать что-нибудь другое. Что-то более безопасное. — Сюда, — раздался голос парня возле правого уха. — Здесь высокий порог, так что осторожней. В темноте Тео видел фигуру парня и шёл вслед за ним, внимательно, не двигая головой, осматриваясь кругом. Первое, что бросалось в нос, — запах. Комната словно пропиталась многолетней пылью, смрадом и удушливой, но такой сладкой на языке засохшей человеческой кровью. Но Тео не чувствовал здесь людей. Аккуратно шагал по скрипучим половицам, слышал свои неспешные шаги, осторожные шаги Лиама и тяжёлые, неповоротливые шаги дядюшки Августа. Он вслушивался в окружение, но не слышал Призрака. Это беспокоило. Невольно Тео рисовал в мыслях самые наихудшие исходы событий: Призрака уже поймали, связали по рукам и ногам и бросили в глухой сырой подвал с голодными крысами, а теперь поджидают момента, чтобы напасть и на Тео. Он чувствовал это напряжение кожей. А ещё Тео не покидало стойкое чувство, что в этой тёмной комнате есть кто-то ещё: притаился в укромном месте и неподвижно наблюдал за ним… Но Тео не видел больше никаких силуэтов — лишь старую непримечательную мебель и гору тряпичных мешков, сваленных друг на друга возле дальней стены. Переступив порог, о котором говорил парень, Тео оказался в крохотной комнатушке, которая чем-то напоминала кухню. Тут были полки с парой кастрюль и тарелок, стоял заляпанный и поцарапанный стол с единственной, уже почти догоревшей свечой, вокруг которой растёкся и застыл грязный воск, и шесть стульев вокруг, но не было кухонной печи и той приятной домашней атмосферы, которая царила на кухне матери. Тео поморщился от кислого чувства на языке и такого же неприятного тухлого запаха в воздухе. — Осторожнее, — предупредил парень, подведя Тео к лестнице, — тут есть сломанные ступени. Они сбоку покрашены белым. Но Тео не увидел ничего белого — лишь серую облупленную краску на паре ступеней, которые покрылись толстым слоем пыли. Очевидно, это и были те самые сломанные ступени. Перебарывая нарастающий дискомфорт, Тео держался за отчего-то сальные перила, ступал точно туда, куда вставал парень, и вскоре поднялся на второй этаж с парой комнат за закрытыми дверьми — здесь было так же тесно и неприятно находиться, как на первом этаже. — Вот мы и пришли, — сказал через плечо парень и, приоткрыв дверь, просунул голову в комнату. Он что-то тихо, довольно нежно сказал на незнакомом Тео языке и в ответ получил короткий, такой же неразборчивый сипло-хрипучий ответ. Парень кивнул и, открыв дверь шире, жестом попросил Тео заходить. Переступив порог, Тео тут же унюхал такой знакомый, мучительный и ненавистный запах. Запах гнили. Он был повсюду и за закрытой дверью сконцентрировался до такой степени, что к горлу моментально подступила тошнота, а от одного беглого взгляда по комнате всё сжалось в груди. Здесь не было мебели и не было света. Сквозь заткнутое тряпкой окно проглядывали тусклые лучи солнца и слабо освещали стены и пыльный пол, заваленный выцветшими засаленными простынями и одеялами, среди которых неподвижно лежал молодой, лет тридцати на вид, мужчина. Он был болезненно бледен, хрипуче сипел и смотрел своим жёлто-зелёным и словно слепым взглядом куда-то в пустоту. Тело больного покрывали такие же жёлто-зелёные пятна, которые выпирали набухшими волдырями — видимо, это и была его внешняя особенность, — но его плечи и руки, не закрытые тканью рубахи, медленно съедала гниль. Тео бесшумно подошёл к больному и засучил рукав. Вздохнул. Как и ожидалось, гниение расползлось по большей части руки и уничтожило почти все здоровые ткани. Диагноз очевиден — вторая стадия болезни от спорыньи. — Он в последнее время ел какой-нибудь хлеб или зерно? — спросил Тео, обернувшись в сторону парня и дядюшки Августа, которые столпились в углу комнаты. Сейчас Тео переполняли смешанные чувства. С одной стороны, ему было тяжело и грустно от мысли, что болезнь всё ещё не прошла и кто-то из подданных, кто боится выйти на улицу из-за своей внешности, вынужден гнить вот так: в собственной кровати и без надежды на помощь, — а с другой… с другой стороны, у Тео вновь появилась надежда. У него всё ещё есть лечебная сыворотка из крови Макса и появился ещё один шанс опробовать её. И, если она сработает, этот подданный сможет снова жить дальше. Дядюшка Август насмешливо хмыкнул. — Думаешь, он болен той болезнью, о которой изо всех щелей недавно трубили? — А разве нет? — Тео выпрямился, спустив рукав больного. От этого вопроса дядюшка Август натянуто рассмеялся и погрозил Тео пальцем. — Сразу видно, что ты тут совсем недавно. Ничего не знаешь и ничего не видел. Хотя такие, как ты и твой дружочёк, даже не интересуетесь подобным, не так ли? — дядюшка косо посмотрел на Лиама, который с не меньшим недружелюбием глянул на него в ответ. — Живёте в своё удовольствие и ни о чём не заботитесь. Саща, — дядюшка Август поманил к себе щуплого парня, — сбегай принеси наш горшок с деньгами. Покажем гостям, как мы широко живём. Каждое слово дядюшки сквозило усмешкой и сарказмом, и Тео не требовалось никакого горшка с деньгами, чтобы понять, как именно эти подданные живут: их дом говорил обо всём вполне красноречиво. Но Саща всё равно принёс пыльный горшочек и на глазах у Тео высыпал на раскрытую ладонь лишь хлопья пыли, засохших мух и мошек и две пуговицы, причём и те поломанные. — Значит, никто из вас не ел заражённого хлеба? — удостоверился Тео, понимая, что опять запутался. — Ни заражённого, ни обычного лет так двадцать, — ответил дядюшка Август. — Но при этом многие подданные гнили и умирали, потому что такая жизнь попросту не для них. — Разве такое возможно? — спросил Тео то ли сам у себя, то ли у дядюшки Августа. Неужели подданные могут гнить просто так? Нет, это невозможно. Ничего не может происходить просто так, а в биологии — уж тем более. Если живое существо погибает, начинает гнить, значит, в его организме что-то изменилось — может, сломалось или дало сбой, — но это может быть неочевидно, скрыто где-то глубоко… или вообще ещё не изучено. — Жизнь подданных слишком непредсказуема. Готов поспорить, ты не знал ещё кое-что, доктор, — колко произнёс дядюшка Август и, скрестив руки на животе, ехидно ухмыльнулся, когда Тео вопросительно посмотрел на него. Выдержал недолгое молчание и, заговорщически поманив Тео к себе, подался вперёд и приглушённо сказал: — Зря ты и такие, как ты, думаете, что лучше нас, потому что каждый в любой момент может стать бракованным уродцем. Тео недоумевающе вытаращился на дядюшку, бегая взглядом по его угрожающему лицу. — То есть… — заговорил Тео, не слыша своего голоса, словно потерял слух, пока слова дядюшки снова и снова проигрывались в мыслях и оглушали. — То есть, каждый подданный может измениться во внешности?.. — Абсолютно каждый, — кивнул дядюшка Август и оголил в издевательской улыбке свои жёлтые мелкие зубы. Положил руку Тео на плечо и, рывком притянув к себе ещё ближе, прошипел в самое ухо: — Раньше я тоже был таким, как ты. Красивым, человечным и тоже усмехался над обезображенными уродцами, которые прятались в тени… А потом меня пробила острая боль, и через несколько дней адских мучений я стал сам уродом со слепыми обезображенными глазами и изуродованным телом, и теперь сам шныряю по углам, как таракан. Оттолкнул Тео и сказал уже громче: — Ты хочешь изучать подданных? Пожалуйста, трать на это своё время, только не пытайся думать, что что-то сможешь изменить или вылечить тех, кто гниёт живьём. — Но я… — Никаких но, доктор! — повысил голос дядюшка Август, отчего Тео невольно вздрогнул, а Саща, вжав голову в плечи, бесшумно выскочил в коридор. — Я прожил подданным семьдесят пять лет и прекрасно знаю, чем весь этот цирк кончится! Мы все сдохнем! Все! — размахивал дядюшка руками, плюясь слюнями. — И никакая наука нам не поможет, потому что мы вне науки! Таких Франкенштейнов, как мы, природа не задумывала, и она уничтожит нас в любой подходящий момент! — Дядюшка Август резко замолк и звучно засопел в звенящей тишине, а его большие бесформенные глаза сквозь линзы очков стали влажными и заблестели в тонких лучах света комнаты. Произнёс плавно и еле слышно: — То, что в тебе есть надежда, это хорошо. Но это не значит, что эта надежда есть у подданных. В то мгновение весь мир словно остановился и время будто замерло, и не существовало ничего, кроме беспомощного и расстроенного лица дядюшки Августа. Он боялся. Боялся того, что когда-нибудь тоже начнёт гнить, как и его друг, в этой мрачной убогой комнате, и никто и ничто не смогут ему помочь. И этот страх передавался Тео. Любой подданный может измениться во внешности… Тео всё же сомневался, что на это способен прямо-таки «любой» подданный — вероятнее всего это зависит от процента клеток Макса в крови, и, по логике, у Тео шанс в девяносто один процент, что он станет таким же… нечеловечным на вид. И это пугало его так же сильно, как дядюшку Августа пугала вероятность однажды начать гнить заживо. Тот день, тот дом, та встреча и тот разговор с дядюшкой Августом встряхнули Тео, натолкнули на новые не самые приятные мысли и открыли жизнь подданных с другой стороны. Чему Тео, на самом деле, был рад. С того дня, как он очнулся подданным, жизнь в подземелье и недалеко от него казалась какой-то… неполной. Всё это время перед Тео строили красивую картинку: долгая бессмертная жизнь, нечеловеческие сила и органы чувств, увлекательные и запутанные исследования нового и совершенного вида существ — нужно лишь отказаться от принципов и забыть, кем ты был. В этой картинке то тут, то там зияли дыры, и теперь одна за другой они начали закрываться чёрными заплатками совершенно другой, более жуткой и угнетающей стороной такой жизни. Дядюшка Август, Саща и ещё пятеро подданных, которые либо тоже жили в этом доме, либо заглянули в гости в самый неподходящий момент, пусть и не стали для Тео друзьями, хотя бы не сторонились его и не относились с опаской, вели себя более свободно и рассказывали о многом, что накопилось за годы молчания. Как оказалось, в центральной Империи был только один район с такими непохожими внешне на людей подданными — всего три улицы, по которым тщетно бродил Тео первые дни, — все здания в котором были соединены в один большой дом со множеством дверей, окон и непроходимых тропинок, поэтому подданные не выходили на улицы, а пролезали сквозь секретные проходы в стенах или через чердаки друг другу в гости… хотя они были больше как одна большая семья, чем соседи. Они играли в азартные игры, читали книги, пили алкоголь и развлекались, как могли, внутри своих тесных комнат, пока снаружи их район выглядел словно вымерший. Словом, это место было своеобразным маленьким королевством посреди большой Империи, со своими бытом и порядками. В этом королевстве даже был свой король, которого слушались лучше, чем Макса, — дядюшка Август. Ещё с самой первой встречи Тео заметил, что только дядюшка раздавал различные поручения в доме под стать королю и хозяину. — Когда я выглядел, как человек, меня ценили и уважали, — рассказывал дядюшка Август, пока Тео в неловком молчании ждал, когда в запутанном лабиринте домов найдут непоседливого Призрака. — Я спроектировал и дал начало подземелью и так гордился этим. А что толку? Спроси у любого подданного: «Кто построил подземелье?» — и тебе в ответ лишь пожмут плечами. И так со многими. В один момент мы стали «бракованными» и о нас забыли, как о пережитке прошлого. И Макс, тот, за кем мы пошли, тот, кому мы верили, тоже отвернулся от нас. А раз не нужны мы им, то не нужны и они нам, согласен? — Раз вас так много, и все вы обижены на Макса и на нас, почему никак о себе не заявили и не попытались что-то изменить? — скептично спросил Лиам, подпиравший стену в углу комнаты. Всё это время он не скрывал своего недовольства и даже презрения ко всему тому, что видел и слышал, и всё время встречал хмурый взгляд дядюшки Августа ответным недовольством. — В каком году ты стал подданным, дружочек? — язвительно спросил дядюшка Август. — В девяносто восьмом. — Чудесно. Вот только за тридцать лет до твоего обращения, когда ты наверняка был ещё маленьким глупым мальчишкой, мы уже давали о себе знать. И чем это закончилось? Что-то изменилось? — дядюшка развёл руками. — Конечно. Стало ещё хуже. Многих безжалостно казнили, а тех, кто выжил, обременили десятком новых оскорбительных законов. Раньше мы жили среди человекоподобных подданных и просто были изгоями, а теперь нас попросту выгнали и убрали с глаз долой. В центральной Империи, месте, где должны быть все подданные, таких, как мы, очень мало: многие живут в лесах и горах… если вообще ещё живут. Лиам безразлично фыркнул и заявил, что на каждом подданном висит куча законов и в этом нет ничего особенного, а Тео, уставившись на забитые пылью щели в полу, невольно задумался. Почему Макс так поступает? Чего добивается? Знает ли он, что творит? Почему он считает дядюшку Августа и подобных ему подданных «бракованными», «уродами» и «неудавшимися попытками», хотя сам в первый же день, когда Тео очнулся и очистился, показал свой истинный вид? Он ведь тоже выглядел не как человек: фиолетовая, каменная на вид кожа, острые зубы, рога… Разве это, наоборот, не должно цениться больше, чем человекоподобие?.. Или хотя бы не быть чем-то особенным, как цвет глаз и волос? Размышления Тео и назревающий спор между Лиамом и дядюшкой Августом прервал Призрак, из ниоткуда появившийся в комнате. Он легко выбрался из рук напряжённого Саща и добродушно подбежал к дядюшке Августу, хотел, видимо, обняться, но не смог: дядюшка отмахнулся от него с шипением: — Даже не смей ко мне ластиться. — И, развернув Призрака лицом к Тео, прибавил: — Они твои няньки, вот к ним и лезь, а меня не трожь. Былая улыбка на лице Призрака тут же сменилась печальной гримасой, а сам Призрак поник и притих. Тео это не понравилось. Только что дядюшка прогнал ни в чём не провинившегося мальчика так же, как, наверное, его самого прогоняли в эти трущобы, и он, так же, как и Призрак сейчас, не мог этому противиться. Искоса взглянув на дядюшку Августа, Тео притянул к себе за руку Призрака и сказал ему: — Нам пора идти домой. Будем дальше работать над нашим исследованием. — Правда? — немного оживился Призрак, с надеждой спросил: — А что мы будем делать? Тео замялся, невольно забегал взглядом по комнате. У него не было никаких планов для исследований — дело не сдвинется с мёртвой точки, пока он не получит образцы крови подданных из трущоб, — а про исследование ляпнул, не подумав, чтобы попросту подбодрить Призрака, но теперь… теперь придётся что-нибудь придумать. — Пока что секрет, — натянуто улыбнувшись, неловко ответил Тео и встал со стула. Сказал дядюшке Августу, который тоже встал: — Спасибо, что пустили к себе. Благодаря вам я узнал много нового. — Мне не нужно льстить, доктор, — холодно отозвался тот. — Забирай своего дружка и мальчишку и уходи туда, откуда пришёл. — Конечно. В тот момент Тео было некомфортно. Причём не столько от негостеприимства и колкостей дядюшки Августа, сколько от атмосферы, витающей в его доме: Тео подходил к парадной двери опустошённым, словно это место высосало из него все энергию и эмоции, оставив лишь неприятный осадок. И сейчас ему в самом деле хотелось поскорее выйти на улицу и вдохнуть свежего свободного воздуха. Стоило открыться тёмной скрипучей двери, Тео тут же озарил свет и обдул прохладный предвечерний ветерок, который принёс с собой шелест деревьев, пение птиц в небесах и отголоски оживлённой центральной площади. Тео был готов выскочить на крыльцо, вскинуть голову к солнцу и поглубже вдохнуть душистый освежающий воздух, но всё же сдержался, обернулся в сторону дядюшки Августа и сказал: — И всё же подумайте над моим предложением дать своей крови для анализа. Так я смогу обнаружить что-нибудь новое и, возможно, найти способ вылечить вашего больного друга, — и посмотрел в глаза Саща, мявшегося за спиной дядюшки. — Я всегда готов помочь, чем смогу. — Звучно выдохнув через нос, улыбнулся. — Всего хорошего. И переступил порог дома, потянул за собой за руку Призрака. — Пока, дядюшка Август, — помахал тот рукой на прощание. — Передай Лоренсу, что я скоро ещё приду поиграть в догонялки. — Даже не подумаю, — буркнул дядюшка. — Не надейся, что я тебе в следующий раз открою. На мгновение Призрак затих, и Тео испугался, что тот снова расстроился, пока не услышал тихий смешок. — Ты в прошлый раз тоже так говорил, — ответил Призрак звонким голоском, и дверь тут же со скрипом захлопнулась. В сторону подземелья все трое — Тео, Призрак и Лиам — шли в молчании и не знали, с чего начать разговор. Точнее, Тео не знал. За последние пару часов в нём накопилась уйма мыслей и эмоций, но он не мог подобрать к ним правильные слова, да и сомневался, стоит ли вообще всё это обсуждать. — Вот же уроды, — проворчал Лиам, когда они дошли до площади. — Эй, слушай, — дёрнул Призрака за руку, — почему ты разрешаешь им с собой так обращаться? Призрак запрокинул голову и непонимающе уставился на Лиама. — Как так? — Не дури, ты сам всё понимаешь, — выдохнул Лиам. — Ты выглядишь так же нечеловечно, как и они, но презирали они тебя не меньше нас с Тео. — Они просто обиделись на меня, — спокойно ответил Призрак, а у Тео от его интонации пробежали мурашки по коже: Призрак всё понимал лучше, чем кто-либо другой, это слышалось в его голосе. — Когда я стал подданным, они хотели забрать меня к себе, но я захотел остаться с Гасом и Робертом. Вот они и обиделись. Лиам фыркнул. — И только из-за этого? — Я же их предал. Остался с Гасом, которого они ненавидят. Я для них враг, как и другие подданные, — легко и непринуждённо объяснял Призрак, а у Тео от каждого его слова начинало всё сильнее выть в груди. — Но ведь они пустили тебя к себе в дом, — сказал Тео. — Ты же сам сказал, что и в прошлые разы дядюшка тебя пустил. Значит, они всё же волнуются о тебе. — Неа, — Призрак мотнул головой. — Им нет до меня дела. А пускают меня, потому что я по закону должен там быть, но остался жить с Гасом в подземелье. Если бы закона не было, меня бы никто не впустил. Тео не нашёлся, что ответить. Дядюшка Август был прав: Тео здесь совсем недавно и совершенно не знает здешних законов и порядков. Ещё при первой встрече, когда Гас рассказывал о Призраке, Тео не до конца понимал, как именно выглядит жизнь этого мальчика — думал, что его проблема лишь в том, что он невидим для людей, но теперь начал понимать, что всё не так просто. Все жители Империи словно разбились на три части: обычных людей, человекоподобных подданных и нечеловекоподобных подданных, — и между ними, кажется, нет никакой гармонии. Одни подданные враждуют с другими из-за внешности, а люди здесь просто как домашний скот, без прав и защиты. И в этом мире Призраку теперь попросту нет места ни в одной из частей населения. Возможно, Тео всё это додумывает, но всё же он не был готов с полной уверенностью сказать, что подданные, которых Призрак выбрал, принимают его: кто-то, как Лиам, Саллиман и Гас, с ним спокойно общаются, а кто-то, как Хели, попросту игнорируют, — и, возможно, таких, как Хели, в Империи больше. Это было несправедливо и жестоко, но как бы Тео ни было противно это осознавать, он не мог сейчас ничего изменить. Пока спускались в подземелье, Призрак рассказал ещё немного о порядках в доме дядюшки Августа. Оказалось, что главным в доме он стал после смерти другого подданного, и этот статус достаётся только тем, кто дольше всех прожил в качестве подданного. — До дядюшки Августа был дядюшка Никлас, а до него был дядюшка Цзинсун, а до него был дядюшка Орест, — воодушевлённо перечислял Призрак, загибая пальцы, до тех пор, пока не запнулся: — А до него… а до него был кто-то ещё и кто-то ещё, но я их не помню. И все они умерли. — Очень оптимистично, — хмыкнул Лиам. Всё, что он слышал, вызывало у него улыбку на лице, а вот Тео было не до смеха. Главные в трущобах сменялись довольно часто за не слишком уж и большой промежуток времени, а значит, дядюшка Август не врал: подданные, не похожие на людей, и правда умирают и довольно стремительно. Это беспокоило. Тео кровь из носу нужно было достать хотя бы двадцать образцов крови тех подданных, чтобы узнать, насколько высок их процент клеток Макса. И, если он и правда выше 80%… тогда Тео и Призрака ждут неприятные новости. — Ох, Призрак, вот ты где, — раздались из перекрёстного коридора женский голос и поспешный цокот каблуков. — Агнесса? — удивился Призрак. Обернувшись на звук, Тео увидел девушку, ту самую бойкую девушку в красивом розовом платье и с завитыми локонами, которые прыгали при каждом её шаге, ту самую девушку, которая однажды так грубо и бестактно разговаривала с Хели. — Пойдём со мной, Призрак, — запыхавшись, повелительно произнесла она и протянула к Призраку руку. — Пойдём, Гас срочно хочет увидеть тебя. В одно мгновение на лице Призрака сменилось несколько эмоций. Сначала удивление и непонимание сменились на радость, когда Призрак услышал о Гасе, и вот, сделав уже несколько бодрых шагов навстречу Агнессе, Призрак остановился и виновато обернулся к Тео. — Но я же обещал Тео помочь с исследованиями… — Иди, не волнуйся, — тут же ответил Тео, заметив на себе недовольный взгляд Агнессы. — Я отложу своё исследование, пока ты не освободишься. — Правда? — просиял Призрак и после утвердительного кивка Тео пообещал, что совсем скоро вернётся, и поспешил за торопливыми шагами Агнессы в сторону лестницы. — Я тоже пойду, — раздался голос Лиама за спиной. — У нас с ребятами сегодня ночью будет игровой турнир, не хочу опоздать. — Да, конечно, иди, — кивнул Тео. — Не присоединишься? Воцарилась тишина. На мгновение Тео задумался, что можно и правда сходить развеяться, раз планов на вечер всё равно никаких нет, но в последний момент замешкал и отказался, оправдав себя тем, что нужно разобраться с целой кучей дел. К тому же он ужасен в играх. Да и, нагруженный мыслями, он только испортит всю атмосферу. Ему просто было приятно, что его пригласили — тёплое чувство счастья разливалось по телу и грело. Но длилось оно недолго. Когда Тео попрощался с Лиамом, зашёл в комнату Пола и сел за письменный стол, заваленный отчётами, в голову полезли тяжёлые мысли, и он стал записывать всё на чистых листах бумаги, чтобы стало хоть немного легче. Отчёт 24 16 марта Как и намеревался, я, наконец, смог поговорить с подданными из трущоб (опять не без помощи Призрака). За все те дни, что я почти что охотился на них, я понял, что найти с ними общий язык будет очень нелегко, поэтому даже то, что мне наконец открыли дверь, — хороший знак. Подданные в этом районе и правда отличаются своей внешностью. Причём они (по крайней мере те, кого я увидел) не выглядят, как монстры или мутанты, просто обладают не присущими человеку внешними качествами: размноженные радужки глаз, наросты на коже, иная форма зубов или какие-то цветные пятна и полосы по телу. Наверное, в каких-то случаях такие изменения могут доставлять неудобство, но скорее при общении с другими подданными, чем в бытовом плане. Я плохо знаю порядки Империи и как здесь живут, но я своими глазами видел, как живут те подданные в трущобах, и слышал, как они нелестно отзывались об остальных, обычных подданных: говорили, что их ущемляют, обзывают и высмеивают за то, какие они есть, — и это ужасно и невероятно грустно. В Империи будто образовалось два лагеря, которые ненавидят и презирают друг друга. А ещё страшнее то, что я узнал в стенах тех трущоб. Дядюшка Август (он главный подданный в том районе) сказал, что все подданные могут со временем измениться во внешности, а потом тоже начать гнить и медленно умирать, потому что, с его слов, «для них такая жизнь не подходит». И это не болезнь, которую можно вылечить. Я не понимаю этого и не знаю, как объяснить. Со слов дядюшки Августа, подданные умирали и до эпидемии от спорыньи, и я ему верю, но… это же должно чем-то объясняться. Мне не удалось взять у них ни одного образца крови, и не могу утверждать наверняка, но, возможно, смерть подданных так же, как и нечеловеческая внешность, связана именно с процентом клеток Макса в крови. Возможно, у подданных из трущоб этот процент в самом деле выше, чем у других поданных (поэтому они и выглядят иначе), а потом этот процент может отчего-то начать падать, ухудшая иммунитет, и приводить к гниению. Сейчас у меня только такое объяснение. Но тогда возникает целая куча вопросов. А как же я? Мой процент клеток Макса практически такой же, как у Призрака, но у меня нет никаких внешних изменений. У меня нет ничего того, что я видел у подданных в трущобах. Нормально ли это? Или я какой-то неправильный нечеловеческий подданный? Возможно, когда-нибудь я тоже изменюсь во внешности и… и тоже однажды начну гнить заживо?.. Тео замер. Тяжело выдохнул через нос, закрывая глаза. Его рука мелко дрожала и мешала выводить и так скачущие и неровные буквы. Боже, я не хочу этого. Невольно Тео вспоминал безмолвные улицы трущоб, до безобразия нищее хозяйство, лица подданных, которые там живут, их запах и вид того беспомощного и ослабшего подданного, который тихо гнил в пыльной и грязной комнате, и его пробирали мурашки. Ему было страшно, и он по-настоящему с каждой секундой всё больше и больше начинал бояться той жизни, в которой мог оказаться сам. Тео никогда не жил в такой нищете, но был на грани после смерти отца и не понаслышке знал, насколько тяжело так жить: она как трясина, из которой очень тяжело выбраться. Возможно, Тео уже начал медленно вязнуть в ней, попросту не замечая. Возможно, он уже давно не похож на человека, просто не видит изменений. От этих мыслей стало не по себе. Тео вскочил из-за стола и подорвался к зеркалу в углу комнаты, сорвал с него запылившуюся простыню. Боже, что это? Тео невольно подался вперёд и, чуть ли не прижавшись к зеркалу лбом, коснулся серо-бурых синяков под глазами с покрасневшими белками и абсолютно чёрной радужкой. Боже… он и правда изменился!.. Но, приглядевшись, Тео облегчённо выдохнул. Нет, всё в порядке. Показалось. Его белки покраснели от усталости и напряжения — во время учёбы, да и работы тоже, это было совершенно обычным делом, — а радужка была обычного карего цвета, почти полностью перекрытая расширившимися от страха зрачками. По крайней мере, Тео хотелось верить, что именно из-за этого. А синяки… синяки — это обычное дело, бывало и хуже. Лицо, конечно, выглядело невероятно измождённым и измученным из-за последних событий, но в целом Тео не видел ничего необычного. Он тщательно прощупал каждый сантиметр кожи на голове, выискивая что-нибудь похожее на шишки, пристально всматривался в каждый сантиметр на лице и, раскрыв рот так широко, как только мог, весь извертелся вокруг зеркала, проверяя каждый зуб, щёку и нёбо — ничего примечательного. Руки тоже казались обычными, как и шея. Для верности Тео принялся расстёгивать рубашку и, расправившись с двумя пуговицами, тут же застыл в ужасе. — Пропало… — почти беззвучно выдохнул он, боясь оторвать взгляда от ключицы в отражение. С самого рождения у него на ключице, прямо возле яремной ямы, было большое и безобразное родимое пятно, которого он ужасно стеснялся и вечно скрывал под застёгнутым воротником рубашки, — но теперь… оно исчезло, словно его вообще никогда не было. Как давно его нет? В последний раз Тео смотрел в зеркало во время операции на себе самом, но тогда он не обращал на пятно внимания и теперь никак не мог вспомнить, было оно в тот момент или нет. Присмотревшись внимательнее, Тео заметил, что и на плече, где были более-менее большие родинки, тоже ничего нет. Он никогда не придавал им значения и не помнил, где они были, но чем больше осматривал себя, тем больше убеждался в странном наблюдении: с тела пропали абсолютно все родинки. Но почему? В течение жизни родинки и правда могут исчезать, но точно не все сразу — очевидно, это некий побочный эффект после обращения. Или же это и есть внешняя особенность Тео?.. Маленькая и незаметная, которую можно скрыть так же, как Хорхе скрывает шляпой наросты на голове. Что-то с грохотом повалилось на пол за спиной, и Тео шарахнулся к столу, обернулся. — Боже, ты меня напугал, — с облегчением выдохнул он… пока не увидел взгляд. Возле кровати, на полу, в клубке запутавшегося одеяла, лежал Пол, и Тео подумал, что он случайно свалился, пока не заметил, что глаза Пола открыты и смотрели прямо напротив себя — на зеркало. И в этих серых, невероятно больших глазах с густыми ресницами отражались только непонимание и испуг. Медленно, не отрывая взгляда, Пол приподнялся на локте и продолжил смотреть в зеркало. Не моргал. Он словно впервые что-то увидел и не знал, как отреагировать: вроде бы, и боялся, но не шелохнулся, звука не издал и всё пристально и с любопытством всматривался в отражение. От его поведения Тео стало не по себе. Почему он так смотрит в зеркало? Он там что-то увидел? Наверняка это что-то серьёзное, раз Пол, который зачем-то притворялся спящим, открыл при Тео глаза и сдвинулся с места. Плавно, чтобы не напугать, Тео сделал пару шагов к Полу и искоса посмотрел в зеркало, прикинул, что так могло привлечь его внимание, — но в зеркале не виднелось ничего особенного: лишь кровать и пустая каменная стена. А может, Пол впервые увидел себя в отражении? Но это глупо — зеркала изобрели ещё в тринадцатом веке, Тео это точно помнил, и Пол, живя в семнадцатом-восемнадцатом веке, не мог ни разу не посмотреться в него. А может, Пол попросту не узнаёт себя? Что, если он как-то внешне изменился или, может, забыл за это время, как выглядит?.. — Эй, Пол… — негромко и певуче произнёс Тео. — В этом зеркале нет ничего страшного. Пол не шелохнулся, даже не взглянул на него. Всё таращился в зеркало. Он будто снова стал фарфоровой куклой со взъерошенными волосами, только в другой позе и с более обеспокоенным выражением лица. Чтобы привлечь к себе внимание, Тео плавно, чтобы не напугать, подошёл ближе к Полу, склонился над ним и невесомо коснулся его плеча. Снова ноль реакции. Простое, ничем не примечательное зеркало словно поглотило всё внимание Пола, и он не чувствовал, не слышал и не замечал ничего, что творилось вокруг него. — Пол, — позвал Тео громче, сильнее тряхнул за плечо. — Посмотри на меня. Только сейчас, моргнув, Пол посмотрел на отражение Тео в зеркале, опустил взгляд на его руку на своём плече, медленно обернулся, взглянул снизу вверх. Беспокойства в серых глазах Пола стало ещё больше. — В этом зеркале нет ничего страшного, — медленно, чётко и как можно дружелюбнее говорил Тео, глядя Полу в глаза. Ему нельзя было ошибиться. Даже если Пол не разберёт ни одного его слова, по интонациям и движениям Тео он может довериться ему и успокоиться. — И я не сделаю тебе плохо. Я Тео, — он указал на себя, чётко и певуче проговаривая каждую букву. — А ты По… — на мгновение Тео замялся, — Полди. Это имя словно больно ущипнуло Пола за бок, отчего он резко дёрнулся в сторону и вытаращился на Тео с приоткрытым ртом так, словно что-то вспомнил… и это что-то, кажется, было не самое приятное. В его глазах читался ужас. Когда Тео, запнувшись на полуслове, решил произнести настоящее имя Пола, он подумал, что это поможет ещё больше расположить его к себе, но эффект получился прямо-таки противоположный — теперь он боялся его и, кажется, был вот-вот готов впасть в панику. — Не волнуйся, — размеренно и приглушённо говорил Тео, медленно протягивая к Полу руки. — Ты в безопа… — Ааа! — громко и неожиданно крикнул тот и принялся судорожно отползать на локтях в сторону зеркала, а его глаза заблестели от слёз. Это очень плохо. Тео тяжело выдохнул и встал. Он искренне хотел помочь, но все его действия почему-то только сильнее пугали Пола, а значит, ему оставалось лишь одно — ждать. Возможно, он сам успокоится со временем. Тео уселся на полу в самой дальней от Пола части комнаты и, прикрывая глаза, тихо произнёс: — Всё будет хорошо. Но даже ему эта фраза не внушала доверия.