Пиф-паф, Такер

Десятое декабря, за год до десятого декабря Твик стоит в школьном кафетерии, нервно держа поднос. Перед ним — абсолютно нерешаемая задача, точно заставившая бы его вцепиться пальцами в волосы, если бы руки были свободны. Твик, конечно, про себя истерически смеётся. Если даже выбор столика для обеденного перекуса — это преграда, требующая от него неимоверных моральных усилий, то вся его жизнь, должно быть, конченая трагикомедия. Но факт остаётся фактом, а вокруг — макет социума в миниатюре, где у всякого есть своё определенное место. Не только в переносном смысле, но и в буквальном: каждый столик строго соответствует глупой школьной иерархии — от ви-ай-пи центра местечковой элиты до забытого богами угла неприкасаемых. И если и есть что-нибудь необычное в классовом устройстве старшей школы Южного парка, так это то, что тут образовалось сразу две правящих группировки, делящих власть и находящихся в молчаливом противостоянии, то и дело выливающимся в вялотекущую борьбу. Справа на ринге команда Стэна! Собственно сам Стэн — капитан школьной сборной по футболу, красавчик, умничка и в каждой жопе затычка. Идеальный главный герой для какой-нибудь второсортной подростковой комедии. Твик так и видит, как Стэн в ублюдочной замедленной съемке встряхивает головой, откидывая свою челку, и в это время сотни младшеклассниц по другую сторону экрана умирают от остановки сердца. Кайл, супер-лучший-друг Стэна, мозговой центр и вроде как моральный ориентир группы. Твик считает Кайла неплохим человеком, но до конца не понимает, как он может, постоянно наблюдая за тем, что творит Картман, до сих пор с ним тусоваться. Типа, каждый раз вставать в позу «ой, Картман такой говнюк, как же сильно он меня бесит», но при этом проводить в его компании большую часть времени? «Все это так неправильно, Картман, пожри говна, Картман» — и спокойно дожевывать сэндвич, прямо напротив него. Кайл и сам не брезгует посмеяться над уничижительными шутками Картмана, если они направлены не в его сторону, то и дело тактично забывая про собственные нравственные принципы. Кенни, вечный заложник образа плохого парня. Если где-то происходит катастрофа местечкового масштаба, а рядом оказывается Кенни, все вздыхают с облегчением. «О, ну это же Маккормик», «Ну, что с него взять, это Маккормик», «Кенни, кто же еще». Кенни не всегда виноват, но никогда ничего не отрицает — поэтому занимает высокое место в списке самых наказуемых старшеклассников. И если рассматривать в перспективе — из этой команды место у него самое незавидное. И Картман. Со стороны может показаться, что это просто местный клоун из хоррора категории «Б», забавляющийся тем, что постоянно изводит всех вокруг себе на потеху. Но Картман, увы, и мыслит и действует куда масштабнее, рьяно стараясь втиснуть все свои объёмные телеса в образ макиавеллевского персонажа. Мастер интриг и сплетен, он будто стоит за кулисами и дергает всех за ниточки, обращаясь с людьми как с собственными марионетками. И Твик уверен, что все, ну или почти все школьники боятся его — правда не совсем таким образом, как самому Картману бы хотелось. Страх, который вызывает Картман — это не раболепие, что испытывают подданные перед всемогущим правителем. И не смущающий трепет, который чувствуют фанаты при случайном столкновении с обожаемой звездой. Это самый настоящий первобытный ужас, который можно ощутить оказавшись, разве что, связанным в подвале напротив свихнувшегося потрошителя-рецидивиста, вооруженного бензопилой. У Картмана абсолютно нет границ, но есть все задатки маньяка, и преследовать несчастного, ставшего его мишенью, он будет со всей самоотверженностью. Твик боится, что если его жизнь однажды покатится к адским недрам, а планы рассыплются прахом над пепелищем тщетных усилий, то, оказавшись после всего этого в дурке, он может обнаружить, что делит палату именно с Картманом. Это куда сильнее мотивирует его следить за своим ментальным здоровьем, чем все увещевания школьного психолога. Слева на ринге — банда Крэйга! И если Стэн — главный герой мейнстримного кино для подростков, то Крэйг, конечно, главный герой артхауса. Заменить жизнерадостные аккорды поп-панка надрывным инди-роком, а открыто-дружелюбную Стэновскую улыбку ленивой ухмылкой Крэйга — и вся атмосфера старшей школы Южного парка читается совершенно по-другому. Стэн наслаждается своим положением, так как без ума от внимания. Крэйг — ну, потому что верный спутник любой власти — пусть даже такой мизерной, как гребаная школа, — это возможность контроля, а Крэйг помешан на контроле. Кажется, что именно благодаря тому, что Крэйг и Стэн — персонажи из разных вселенных, они, хоть и относятся друг к другу с некоторой прохладой, все-таки вполне удовлетворены нынешним раскладом, и способны сосуществовать относительно мирно. (Твик думает, что самым пошлым вариантом разрешения этого нелепого двоевластия стала бы развернувшаяся прямо перед выпускным война Алой и Белой розы, где вместо аристократов на обоих сторонах выступали бы отмороженные подростки, а вместо короны победитель торжественно получил бы пластиковое убожество из Волмарта с наспех наклеенными фальшивыми стразами, да бесполезный титул, действующий ровно одну ночь.) Где Крэйг — там и его вечный братан Клайд, которому, кажется, больше всех сдался социальный статус привилегированного школьного придурка, ради которого он лезет из кожи вон. Клайд настолько тщательно следит за трендами, что создаётся впечатление, что он вообще не носит ни одни свои кроссовки дольше месяца. Держать нос по ветру — его суперспособность, и если кто-то из инфлюенсеров, которых Клайд считает авторитетными, скажет что носить разные носки — это вершина стиля, то будьте уверены, на следующий же день Клайд притащится в школу в разноцветных носках! А если, со слов этих же авторитетов, по новой модной повесточке, худи станут доспехами лузеров, то он без раздумий закопает все свои недавно любимые вещи на заднем дворе. Голосом разума в банде Крэйга является Токен, приятным бонусом ко всем положительным качествам которого идёт идеальная тусовочная хата. Вечеринки, устраиваемые в доме Блэка, по размаху с легкостью обходят не только остальные домашние рейвы старшеклассников, но и вполне способны конкурировать с настоящими клубными тусовками — по крайней мере, так утверждает Кенни, умудрившийся как-то достать себе фейковый ID и познать все запретные наслаждения взрослого мира. «Вечеринка дома у Токена» — это Событие, и каждый школьник Южного парка откровенно или втайне желает получить заветное приглашение. Еще один ценный кадр за этим столиком — местная знаменитость Джимми. У Джимми есть целых две вещи, возвышающие его над остальными сверстниками: успешная, пусть и по меркам крохотного городка, карьера стендапера и триста тысяч подписчиков на ютубе. Что касается женской части коронованных особей, то здесь все просто: Венди, «мисс идеальность», Тестабургер, по совместительству девушка Стэна Марша, по совместительству победительница всех подряд школьных конкурсов, по совместительству создательница десятков правозащитных проектов сомнительной полезности, по совместительству многократно переизбираемая на должность школьного президента… Твик считает весьма вероятным исходом, если, пока остальные среднестатистические выпускники будут вымаливать себе места в хоть каком-нибудь жалком местном колледже, Венди, восседая на троне, будет презрительно поочередно перебирать всех гонцов из Стенфорда, Йеля и Гарварда, снизошедших до посещения их захолустного городка, только чтобы заполучить такую невероятную персону в число абитуриентов. И Бебе Стивенс. Если закрыть глаза, и по буквам произнести «школьная королева», что первым придёт на ум? Главная черлидерша? Безупречно красивая блондинка? Модная икона? Разбивательница сердец? Ага, она. Бебе Стивенс. Где-то рядом с ней постоянно таскается ее свита, состоящая частично из черлидерш, частично из членов клуба драмы, но чаще всего ее можно застать с Венди. Крепкая дружба двух королев обусловлена тем, что их сферы влияния в школе вообще не пересекаются, вот и соперничать им не приходится. Следующая и самая многолюдная часть школьного общества это мирные жители, единственная цель которых — дожить до конца обучения спокойно и с комфортом, желательно успешно подмазавшись к местным небожителям и не скатившись до уровня убогих отщепенцев. Еще есть готы — оппозиция ради оппозиции, демонстративно противопоставляющие себя всем остальным. Для ребят, настойчиво насмехающихся над системой, они слишком хорошо в эту самую систему вписываются. Единственная позиция, на которой строится вся их ничтожная философия — «мы не такие как вы, гнусные конформисты». Парадоксально, но для того, чтобы чувствовать себя значимыми, им эти самые конформисты жизненно необходимы. Но, по крайней мере, готы могут постоять за себя — после нескольких конфликтов в средней школе, когда они не гнушались обороняться столовыми ножами и перцовыми баллончиками, они были признаны местными психами и оставлены в покое. Ну и заканчивается весь этот цирк, разумеется, на лузерах: Баттерс Стотч, не то блаженный, не то юродивый. Единственный, кому позволено иногда выползать из темного угла, если Эрик Картман соизволит с барского стола кинуть ему кость. Дог Пу, славная история аутсайдерства которого началась еще, видимо, с того момента, как его родители ласково назвали его этим выразительным именем. Скотт Малкинсон, шепелявый диабетик и карикатурный гик. И Пип. Полнейшая хуманизация самого понятия «дно». О, Твик должен отзываться о них как-то иначе? Испытывать сострадание к несчастным изгоям? Во первых, он не мать Тереза. Во вторых, мать Тереза была той еще сукой. И в третьих… Твику действительно глубоко отвратительна вся эта социальная иерархия, с незримыми запретами на общение, травлей, сплетнями, и погоней за сомнительными статусами. И он не имеет иллюзий относительно того, что сам не мог бы оказаться на дне. Но он не смеется вместе со всеми, когда кто-то в очередной раз отпускает издевательскую шутку, или скидывает поднос с завтраком, или забрасывает кеды в баскетбольное кольцо… Да, он не испытывает жалости. Он чувствует злость. Неужели вы, глумящиеся ублюдки, действительно испытываете наслаждение от того, чем занимаетесь? Вам кажется уморительным, когда кто-то настолько жалкий пресмыкается перед вами, или уползает в слезах, умоляя о снисхождении? Неужели вы, потерявшие человеческое достоинство слизни, не собираетесь никак этому противостоять? Так и будете молча проглатывать все их улюлюканья, уповая на собственную никчемность? Отвратительно. Отвратительно. Отвратительно. Твик точно уверен: что бы ни случилось, он никогда не позволит так с собой обращаться. Вообще-то Твику нравится думать, что сам он находится где-то вне этого множества, что он — одинокая точечка, небрежно поставленная за границей этого круга, внутри которого каждый день разыгрывается бесконечный маскарад. Да, это звучит ахренеть как высокомерно, но он ничего не может с собой поделать — ему кажется, что он сторонний наблюдатель, единственный зритель этого спектакля, сидящий на балконе, и иногда посматривающий в бинокль. Очевидный плюс этого положения, кроме того, что ему не приходится ходить с намертво прилипшей на лицо маской, отыгрывая жалкую роль в школьной драме, это то, что у Твика действительно есть возможность выбора. Здесь у него есть негласное право присоединиться к любой из этих компаний, и никому и в голову не придёт, что это что-то из ряда вон выходящее. Твик может сходить на очередной голливудский блокбастер с бандой Крэйга; провести вечер, рубясь в приставку с Стэном, Кайлом, Кенни и Картманом; выбирать парики для очередной постановки школьного театра вместе с Бебе и ребятами из клуба; да и если готам потребуется человек извне, чтобы записать на видео очередную душещипательную видеодраму, они, скорее всего, обратятся к Твику… Иметь умеренно хорошие отношения со всеми — это удобно. Не иметь по-настоящему близких отношений ни с кем — это ласково копошащаяся склизкими щупальцами где-то в районе души тень одиночества, следующая за тобой даже в том случае, когда ты находишься в самом эпицентре событий. Твик очень старается не обращать на это внимания. И, конечно, щедро награждая каждого из сидящих в кафетерии язвительной характеристикой, Твик понимает, что его окружают живые люди. И за маской серого кардинала — жалкий Картман, так сильно поедающий себя изнутри за любые собственные недостатки, что готов бойцовской псиной кидаться на каждого, в ком видит их отражение. Ликующий каждый раз, когда находится кто-то, в чем-то хуже него — так, будто на их фоне он может казаться чуточку лучше. Принцесса Бебе, в действительности — немного наивная, смешливая девчонка, совсем не самовлюбленная, даже наоборот, постоянно сомневающаяся в собственных силах, добрая и отзывчивая. Блистательная Венди — трудолюбивая идеалистка, полностью заслужившая все свои достижения, работающая ради этого не покладая рук. Любимец толпы Стэн — верный и надежный друг, выбирающий себе товарищей не по степени полезности, а по зову сердца. Помешанный на шмотках Клайд — неуверенный в себе парнишка, старательно выстраивающий идеальный фасад, чтобы скрыть за ним отчаянный страх потеряться в тени своих выдающихся друзей. Крэйг Такер… Парень, невозмутимости которого могли бы позавидовать боги невозмутимости; Парень, что способен переплюнуть в храбрости всех рыцарей круглого стола с королем Артуром в придачу; Парень, в глазах которого постоянно отражается синее-синее море, или нет, незыблемо-спокойный Мировой океан, или нет, сам синий цвет образовался когда-то только для того, чтобы отражаться в гребаных глазах гребаного Такера… Ага, Ну да. Парень, в которого Твик до дрожи в пальцах, до безумия, до отвращения влюблён. Твик точно не знает, когда это началось. Ну, то есть, для того, чтобы падать в пропасть, нужно же для начала от чего-то оттолкнуться? Вот только ему кажется, что он летит уже целую бесконечность, и что рано или поздно он точно разобьется, и это только вопрос времени. Ему было лет девять, а может десять. Тогда они затеяли масштабную игру в противостояние темных и светлых эльфов. База светлых эльфов, во главе с Картманом, располагалась у Эрика дома — потому что он обладал неоспоримым талантом вить из собственной мамаши веревки, а соответственно — безграничной возможностью творить в его доме все, что вздумается. База темных эльфов — у Токена, и все были довольны этим раскладом, так как лишний раз побывать в дворце, которым этот дом казался на фоне остальных построек Южного парка, никто бы не отказался. Ну, разве что изначально был недоволен сам Токен — когда Картман объявил, что темными его команда должна быть, во первых, потому что Эрик ну никак не может играть роль плохого парня, а во вторых, потому что Токен чёрный. Потом они подрались, и дело как-то само собой урегулировалось. В общем, у Твика был выбор — присоединиться к команде светлых эльфов под предводительством Эрика Картмана, или уйти к Токену, став тёмным. А выбор всегда давался Твику нелегко. Поэтому он и застрял на распутье, бездумно теребя подол рубашки. Он ходил кругами, и из стороны в сторону, направляясь то к тропинке, которая вела к дому Картмана, то к дороге до Токена. Возможно, так бы он и остался нервным маятником болтаться до самого вечера, если бы вдруг его не окликнул знакомый голос. — Эй, Твик! Вскрикнув от неожиданности, Твик обернулся к источнику звука. Недалеко от дороги, среди помятой, желтеющей травы стоял Крэйг, щурясь от солнца. Твик, обрадовавшись, что ему не придётся принимать решение в одиночку, поспешил подойти к нему. — Аргх, Крэйг! Ты уже решил, чью сторону выберешь? — Ага, — ровным голосом ответил тот. Немного подождав, но так и не услышав разъяснений, Твик спросил ещё раз: — И кем ты будешь? — Я буду человеком, — гордо сообщил он. — Но так же нельзя, — округлил глаза Твик, — нужно принять чью-то сторону, грх… — Светлые эльфы — полные придурки. Темные эльфы — жалкие идиоты. Я принимаю свою сторону. Твик моргнул, и растерянно уставился на Крэйга. — А я… А что же мне делать? — Ну… ты тоже можешь принять свою сторону, если у тебя нет желания выбирать. Крэйг добавил Твику ещё один вариант, который, к сожалению, никак не облегчил его состояние, а, напротив, вызвал панический ужас. Остаться одному, в противовес двум армиям эльфов — это воистину максимальный уровень стресса! Крэйг, видимо, прочитав всю гамму эмоций на лице Твика, поспешил добавить: — Ну, или ты можешь присоединиться ко мне, если хочешь. — То есть, я буду человеком? — О, — мягко улыбнулся Крэйг, — ты можешь быть кем угодно. Хоть пришельцем из космоса. — Хорошо, — просиял Твик, — тогда я буду пришельцем из космоса, который с удовольствием принимает приглашение вступить в команду человека Крэйга в этом… королевстве… империи… Крэйг провёл рукой в воздухе, показывая границы своей базы: — Зона, свободная от придурков. Так в противостоянии образовалось три стороны: королевство темных эльфов, империя светлых эльфов (потому что если у Токена королевство, то у Картмана, разумеется, должно быть что-то превосходящее в масштабе), и зона, свободная от придурков. Через некоторое время на горизонте появился Клайд. Он был крайне раздосадован, что из-за работы по дому, с которой ему пришлось помогать отцу, он вступил в игру слишком поздно — а значит все мало-мальски приличные роли уже были разобраны. Он уже не мог стать эльфом-полководцем, или эльфом-шпионом, или ещё каким-нибудь эльфом с занятием, не растаптывающим его самолюбие. В итоге, немного поразмыслив, Токен предложил ему стать эльфом-конюхом, а Картман и вовсе — королевским эльфошутом. Все это было ниже достоинства Клайда, поэтому он, обиженно сопя, неспешно шёл по дороге, пиная все попадающиеся ему под ноги камешки. — Клайд! — Твик помахал ему рукой, подзывая подойти. Вникнув в суть дела, Клайд с энтузиазмом воспринял идею Крэйга. — Скр-кр-кр, — Клайд, согнув руки, дёрганными движениями поворачивался из стороны в сторону, — пси-хо-ван-ный ро-бот у-бий-ца Клайд при-со-е-ди-ня-ет-ся к вам! Следующей была Венди. Она направлялась к базе Токена, потому что, попытавшись присоединиться к команде Картмана, получила отказ по причине «тупые девки не могут быть подданными светлейшего императора». Правда, потом Картман добавил, что может быть, только может быть, если Венди хорошенько поумоляет его, то его императорское высочество сжалится над ее ущербностью и, так уж и быть, примет ее в игру. После этого, гаденько смеясь, он ожидал ее решения. Решением Венди было дать Картману по яйцам, за что она и была изгнана. И если до этого ей хотелось просто немного развлечься, присоединившись к очередной глупой затее мальчишек, то теперь, пылая праведным гневом, она поклялась, что сраный император сраных светлых эльфов будет самым жалким образом разгромлен и уничтожен, и она приложит для этого все усилия. — А вы что тут делаете? — резко остановившись, с подозрением спросила она. После недолгих разъяснений Твика и Клайда, Венди успешно завербовалась, и так к «Зоне, свободной от придурков» присоединилась королева амазонок. Последним был Кайл. Он, узнав о существовании еще одной стороны в этой игре, пришел в лютый восторг. — Боже, ребята, — хохотал он, — Картман точно сдохнет от злости! Так «Зона, свободная от придурков» получила еще одного игрока — охотника на нечисть Кайла. А потом как-то оно все само завертелось. Посовещавшись, новоиспечённая команда со снисходительного согласия Крэйга приняла решение выдвигаться к месту финальной битвы. Собственно, в конце игры светлые и тёмные эльфы должны были схлестнуться в священной войне (беспорядочной драке стенка на стенку), и только та сторона, что первой в полном составе достигнет Магического Грота (свалки картонных коробок), могла считаться победившей. И когда они все-таки добрались до лесной полянки, на которой разворачивалось это эпическое сражение, битва была уже в самом разгаре. Пункта назначения пока достиг только Кенни, который, уже не обращая на происходящее никакого внимания и высунув язык от усердия, залипал в Стэнов Gameboy. Сам темный эльф Стэн, практически достигнув рубежа, был схвачен Картманом за обе ноги и, брыкаясь и извергая самые грязные ругательства, безуспешно пытался освободиться. Стэн был ловок и гибок, однако знатно уступал Картману в весовой категории, поэтому, хоть и отчаянно сопротивлялся, загребая пальцами землю и хватаясь за подвернувшиеся пучки травы, все-таки беспощадно и неотвратимо сносился этим бульдозером все дальше от вожделенной цели. Остальные участники баталии сражались с не меньшим остервенением, поэтому совсем неудивительно, что группировке Крэйга удалось беспрепятственно незамеченными добраться до Грота. — Эй, жиртрест! — с триумфом расхохотался Кайл, — Заканчивай, мы победили! Кайлу пришлось проорать это несколько раз, прежде чем распаленные битвой соперники начали останавливаться и недоуменно посматривать в их сторону. — Какого хрена, жиденыш? Тебя вообще сюда никто не приглашал, — проревел Картман, резко отпустив Стэна, отчего тот грохнулся на землю. — Ты конченый идиот, Картман, — злобно парировал Кайл, — по твоим собственным кретинским правилам мы создали собственный клан, достигли гребанного Грота, и, соответственно, победили! — Это должно было быть очевидным, что существует только два клана, без всяких дополнительных разъяснений! — Картман яростно сжал кулаки. — Мне что, нужно было писать отдельную расшифровку для тупых евреев? Ну, и по сути, все было так. Вот только Эрик не учёл сразу нескольких вещей. Во первых, большинство участников уже удовлетворили свою потребность в валянии в грязи, и были не против прекратить игру и занятся чем-то другим. Во вторых, всеобщая нелюбовь к Картману была таковой, что для многих собственная победа была не столь желанной, как поражение Картмана, даже от рук другой команды. И в третьих, уже на тот момент авторитет Крэйга был достаточным. И сочетание всех этих факторов привело к тому, что никто, кроме, собственно, Картмана, не был против того, чтобы признать победу за «Зоной, свободной от придурков» И тогда, Венди и Кайл наслаждались воплями Эрика. Клайд наслаждался тем, что оказался в команде победителей. Светлые и тёмные эльфы наслаждались отдыхом после отменной драки. А Твик наслаждался тем, что был на стороне Крэйга. И только Картман уязвлено шипел в бессильной злобе и ничем не наслаждался. Это был один из многих случаев, когда Крэйг получал все, ради чего Эрик отчаянно рвал жопу, не прикладывая ни толики усилий. Твик был уверен, что, если бы Картман знал, как задеть Крэйга, если бы нашёл в его броне хоть малейшую брешь, он бы вцепился в него со всей яростью. Но, увы и ах, Крэйг был ему не по зубам. И из сотен таких крошечных пазлов-моментов жизни, изначально складывалась непреодолимая тяга Твика к дружбе с Крэйгом. Ну, то есть, как — к дружбе. Твик не совсем уверен, что даже когда они были детьми, то весь тот набор эмоций, чувств и переживаний, что он испытывал по отношению к Крэйгу, можно было охарактеризовать как «дружба». Да и в целом, здесь он до сих пор запинался в терминологии — если такие разные отношения Кайла и Стэна, или Кайла и Картмана, или Картмана и Стотча, все это было дружбой, то само это понятие растягивалось до вселенских масштабов и конкретно обесценивалось. В конечном итоге, в детстве всегда все гораздо проще: тусуешься с кем-нибудь пару дней подряд — и вы уже братаны, поиграли месяц в приставку на летних каникулах — и можно торжественно скреплять капелькой крови из пальца договор о вечном товариществе. Вот только звоночки были уже тогда. Блуждающие в поисках ответов на вечные вопросы предки Твика безбожно часто меняли собственную религию, то нарекая себя кришнаитами, то синтоистами, то буддистами, то вообще какими-нибудь скандинавскими неоязычниками, с сакральным воодушевлением каждый раз объявляя ему о том, что теперь он, разумеется, тоже автоматически становился последователем этих самых религий. Ему было почти ничего не понятно. Пантеоны богов сменяли друг друга с такой же скоростью, как Пэрис Хилтон меняла своих бойфрендов, превращаясь в его голове в трудноперевариваемую кашу из множества лиц, рогов, копыт и характеров. Но концепцию в целом он уловил довольно странным образом, и как-то так вышло, что пока его одноклассники с пеной у рта спорили о том, кто же на самом деле получит приглашения в рай — иудеи, католики, протестанты или мормоны, Твик верил в то, что Крэйг Такер непременно станет божеством после смерти. А потом случился тот-самый-пубертат, действующий на подростков как луна на оборотней — и пока кто-то из его одногодок превращался в обезумевших от похоти чудовищ, кто-то — в депрессивных нытиков, страдающих от неразделенной первой любви, Твик с ужасом осознавал, что все, что он чувствует к Крэйгу, уже не может помещаться даже в самое условное определение слова «дружба». По крайней мере его мизерных запасов оптимизма хватило на то, чтобы найти в этом хоть какие-то плюсы. Ведь когда перед тобой возникает сразу несколько проблем, самая большая загораживает собой более незначительные — поэтому Твик почти не успел посокрушаться по поводу осознания собственной гомосексуальности, бросив все силы на то, чтобы избавиться от влюбленности конкретно в чертового Такера. Да и к тому же, в большинстве религий, в которые родители наряжали его чаще, чем в костюмы на Хэллоуин, не было осуждений за подобного рода отношения. То есть, в его мировоззрении не сформировался пунктик, заставлявший бы его вставать на колени и вымаливать прощения у Иисуса за то, что он предал род человеческий, или что-то типа того. Но, черт, почему именно Крэйг? Если насчет себя Твик абсолютно уверен, то что будет, если, каким-нибудь образом, о его секрете станет известно всем? Южный парк — это не Сан-Франциско и не Нью-Йорк, он прекрасно понимает, что публичный каминг-аут здесь может стать социальным самоубийством. И он практически уверен, что сможет пережить, если кто-то будет смотреть на него с презрением или отвращением. Но он не уверен, что сможет пережить, если на него так смотреть будет Крэйг. И да, Твику очень хочется назвать себя реалистом. Но это будет ложью самой глупой и бесполезной — ложью перед самим собой. Потому что Твик — параноик. Однако в данной ситуации и реалистом быть достаточно, для того, чтобы понять — влюбляться в лучшего друга это абсолютно конченый номер, когда ты парень. Даже в большинстве фильмов гей, влюбленный в лучшего друга — максимум забавная карикатура, призванная развлекать зрителя. В кино для геев и про геев — трагический герой, мучающийся собственной нелепостью. Твик, конечно, мог бы надеяться, что он — счастливое исключение из правил. Но он скорее поверит в то, что прямо сейчас прилетит сова и принесет ему письмо из Хогвартса, или, что если он достаточно долго просидит в шкафу, то с той стороны поскребется лев Аслан, и, сияя мудростью, коронует его и пригласит освобождать Нарнию. Поэтому, вплоть до настоящего дня, Твик всеми силами пытается выгнать Крэйга из своей головы. Твик попробовал знакомиться на сайтах для свиданий. Разумеется, только тогда, когда он с родителями был на каникулах где-нибудь подальше от Южного парка, где все знали друг друга и сплетни разлетались со сверхзвуковой скоростью. И, какими бы разными, интересными, потрясающими собеседниками не были все эти парни, у них всегда были существенные недостатки: «Недостаточно Крэйг» «Недостаточно Такер» А однажды, когда Твику не посчастливилось слечь с воспалением легких и провести не самые лучшие недели собственной жизни в местной больнице, он испытал некое подобие заинтересованности к девчонке, что абсолютно его удивило. Однако, еще немножечко поковырявшись в себе, он обнаружил, что все, что ему в ней понравилось, было, в той или иной степени, отражениями черт Крэйга. То есть, где-то на каком-то уровне его глупый мозг счел ее в чем-то на него похожей, и радостно отсыпал немного того сумасшествия, что полагалось на долю Такера. Тогда Твик подумал, что стоит пересмотреть все свои представления о себе и найти персональное обозначение «Крейгосексуальность» в каком-нибудь списке идентичностей. Или, в его случае, искать «Крейгосексуальность» уже скорее стоило в справочнике по психическим отклонениям. Вот так и вышло, что сейчас дилемма Твика на самом деле выглядит довольно печальным образом. Безумец внутри кричит: «Ты должен, должен сесть с Крэйгом! Чего тебе это стоит? Никто не будет против! Это твое место!». Но Твик почему-то думает, что приближаться к Крэйгу слишком близко для него равносильно смерти. «Не подлетай близко к солнцу, Икар!». «Подумай о своих крыльях, Икар!». И, если выбирать стихию для Крэйга, это точно будет земля, ну или на крайний случай лед, но никак не огонь, но Твик готов поклясться, что если будет долго находиться с ним рядом, то сгорит заживо. Он считает, что все это до ужаса нечестно — пока для кого-то любовь это бабочки в животе, томительная нега, и все в таком засахарено-романтичном духе, у него — гребаное болото, в котором умрешь от страха и обезвоживания, если не будешь двигаться, или тебя будет засасывать все глубже, если попытаешься освободиться. Твик сжимает поднос так отчаянно, что уже побелели пальцы. Он точно стоит так уже больше минуты, и ему кажется, что еще немного — и он обернется уродливой каменной горгульей, что на веки останется в кафетерии в назидание остальным школьникам. «Никогда не влюбляйтесь в Крэйга Такера» — будет написано на постаменте. Он глубоко вздыхает и делает шаг. «Почему я просто не могу сдохнуть?» — проносится у него голове. — Бебс, Венди, вы не против? — говорит он вслух, поспешно подходя к их столику и отрезая себе все пути к отступлению. — Зачем ты каждый раз спрашиваешь, Твикс? — Смеется Бебе, а на ее щеках появляются ямочки, мгновенно разбивая ее образ ледяной королевы. Венди молча улыбается и кивает, и Твик садится напротив подруг, наконец, с облегчением ставя поднос на стол. Он явно прервал их оживленный диалог, но девчонки вроде бы и не против этого. Венди при этом умудряется одновременно просматривать конспекты, готовясь к сегодняшнему экзамену. — Твик, ты выглядишь взволнованным, переживаешь из-за теста? — Венди смеряет его одним из своих фирменных пронзительных взглядов, от чего Твику становится не по себе. Окей, теперь он знает, что Тестабургер может одновременно не только вести диалог с Бебе и читать конспект, но и при этом наблюдать за тем, что происходит вокруг. Твик не совсем понимает, вызывает ли это у него восхищение или ужас. — Знаешь что, — продолжает она, — просто представь самое страшное, что может случиться. Я всегда делаю так, помогает не разочаровываться. Твик смотрит на нее с сомнением. Да, он понимает, что Венди говорит это абсолютно без задней мысли. Обычный щедрый жест дружеской поддержки, но лично для него этот совет полностью нерабочий. Он может предположить, как это должно выглядеть в воображении Венди. Она представляет,как получает отметку «E». Ну, то есть, в ее случае, конечно, не «E», а, например, «A-». После этого тяжелейшего потрясения, она берет себя в руки, налегает на учебу еще сильнее, и, в конце концов, успешно пересдает работу, попутно получая еще несколько «отлично» за сверхъестественное упорство. Все, инцидент исчерпан. В случае Твика все по-другому. И это не потому, что он не такой способный, как Венди, или не такой старательный, как Венди, это и так очевидно. Все дело в том, что когда Твику нужно представить «что-нибудь максимально плохое», у него пропадают границы реального. Например, так: Твик сдает свою работу. Их старенький преподаватель по литературе, просматривая этот шедевр бездарности, трагически умирает от инфаркта, не в силах пережить такое потрясение. В процессе расследования этого происшествия, в руки полиции попадают каракули Твика, и несчастные, всем отделом читая это, постепенно сходят с ума. После этого полиция больше не может нормально функционировать, и в Южном парке наступает анархия. Перестрелки, наркокартели, организованная преступность — и в этом всем будет виноват он! Твик может стать серийным убийцей, если завалит контрольную? Какой бред. Твик знает, что ему нужно думать о чем-то хорошем, но даже такие мысли все равно лучший вариант, чем нескончаемый Крэйг Такер в его голове. — Ой, Венди, — Бебе театрально закатывает глаза, — что такого страшного вообще может случиться на экзамене? В любом случае, нам с Твиком не понадобятся идеальные отметки, потому что, — она притягивает Твика за руку и шутливо шепчет ему на ухо, но достаточно громко, чтобы услышала Венди, — мы ведь собираемся стать звёздами Голливуда! — Конечно, — Твик поддерживает ее нарочито-серьезным голосом, пытаясь не рассмеяться. — В любом случае нам придётся, ведь у нас просто нет другого плана. Венди неодобрительно фыркает. Но легкомысленный подход Бебе вполне устраивает Твика. Он не может точно сказать, насколько амбициозна она на самом деле и действительно ли готова прорываться к своей мечте, однако он сам не ждёт от своего будущего слишком многого. Когда-то в средней школе Бебе затащила его в клуб драмы, и внезапно оказалось, что у него есть немного таланта. Вообще-то это было довольно приятно — осознавать, что у него хоть что-то получается. Твик никогда не был достаточно целеустремлённым, чтобы осознанно идти к чему-то шаг за шагом, скорее он просто плыл по течению. Поэтому он думает, что даже если он будет сниматься в рекламе газировки, или изображать трупы в фильмах, что выпускаются сразу на DVD, или выплясывать в костюме человека-паука перед толпой дошкольников на детских днях рождениях — все это уже вполне удовлетворит его, если при этом ему получится свалить из Южного парка и никогда не работать в кофейне предков. — Кстати, — Бебе наклоняется к Венди, заботливо поправляя той спадающую на лицо прядь волос, — мы точно поставим в следующем году что-то грандиозное. Нужно оставить след в истории этого городишки! Не хочешь присоединиться к нам? Лицо Венди на секунду приобретает задумчивое выражение, но она быстро принимает решение. Разумеется, Венди хочет участвовать в любом мало-мальски значимом событии в школе, ведь все это превратится в плюсики в ее резюме для поступления. — Если какую-нибудь небольшую роль, — соглашается она, — то я с удовольствием. Могу уговорить Стэна, если вам не хватает людей, хотя… — Венди заговорщически улыбается Бебе, — Я бы на вашем месте позвала Такера и ребят из его клуба. Кино и театр, это же очень близко, да? В любом случае, мне кажется, он не страдает от отсутствия свободного времени. — Не думаю, что это хорошая идея, — протягивает Бебе. — Крэйг, конечно, красавчик, но весь возможный спектр его эмоций… Вот какую роль мне ему дать, самого сексуального дерева в лесу? Твику в этот момент хочется несколько раз приложиться лицом об стол. Каким образом заурядный разговор об экзаменах и планах на будущее опять сводится к Крэйгу? — Ну, Твик, если Бебе отказывается, по крайней мере ты можешь позвать его помочь, — пожимает плечами Венди, продолжая улыбаться. Бебе явно смущена, а Твик все больше раздражается. — Думаю не стоит, — продолжает настаивать Бебе, — к тому же, — хихикает она, — Твик, кажется, Крэйга терпеть не может. Твик ошеломлённо отрывает взгляд от своей тарелки с рисом, к которой не успел даже притронуться, и тут же встречается глазами с Венди, недоуменно приподнявшей бровь. — Разве? — спрашивает она у Твика, — Мне казалось, что вы друзья или что-то вроде того? Твик начинает паниковать. Это обсуждение вообще-то застало его врасплох. А Бебе уверена, что он ненавидит Крэйга, потому что Твик сам ненароком приложил к этому все усилия. Все началось с того, что он однажды решил: по законам жанра Бебе рано или поздно должна начать встречаться с Крэйгом. Если Венди забрала себе в парни Стэна, то, разумеется, оставшийся король несомненно должен образовать пару со второй королевой. Ничего сверхъестественного — дикие законы школьных джунглей. Но он тут же себя успокаивал. «Хватит себя накручивать, Твик», «Сам придумал, сам расстроился». Однако, эта мысль, хоть и была закинута на самую пыльную антресоль на складе бесполезных переживаний Твика, все-таки не исчезла окончательно. А потом Бебе действительно влюбилась в Крэйга. И крошечный страх, до этого лишь изредка высовывавший любопытную мордочку из своей пещеры, перейдя на диету из вспышек отчаяния, постепенно превратился в упитанного монстра. Ведь Твику уже начало казаться, что он примирился со своим помешательством. Да, Крэйг постоянно где-то рядом, и поэтому, только поэтому, Твик никак не может с собой совладать, стереть все осточертелые чувства, забыть, забить, успокоиться. Крэйг для него — все равно что Беатриче для Данте, недосягаемое существо небесного порядка, которым он может любоваться только с безопасного расстояния. Разница разве только в том, что вся иллюзия«невинного и платонического» чувства давно была похоронена под плотскими фантазиями да мокрыми снами. Но и здесь Твик все еще пытается себя контролировать. Сколько бы он не представлял, как Крэйг, в несвойственной для него манере смущаясь, приглашает его на свидание, или как они вместе распаковывают рождественские подарки, или как трахаются в пустом кабинете, предварительно умыкнув ключи у зазевавшегося завхоза, он понимает: ничему из этого никогда не суждено воплотиться в жизни. И чем больше этих стеклянных замков он настроит в своей фантазии, тем больше осколков окажется в его сердце, когда все эти хрупкие конструкции разобьются вдребезги при столкновении с реальностью. И Твику невыносимо больно даже думать о том, что в действительности, то, что абсолютно невозможно для него, может легко получить какая-нибудь девчонка, даже такая замечательная, как Бебе. Твик знает о жизни Такера слишком многое. Они достаточно долго считались друзьями, но после того, как Крэйг постепенно неизбежно отдалился от него, будто выстроив незримую стену, оказалось, что сам Твик не способен отцепиться от него в ответ. От остатков детской дружбы «навеки» остались только нейтрально-приятельские отношения — снаружи, и вот это вот уродливое чувство, уничтожающее, уничтожающее, уничтожающее его — внутри. Почему это произошло? Крэйг все про него понял, и, вместо того, чтобы сказать ему в лицо, что он больной ублюдок, решил держать дистанцию? Крэйг презирает его? Наверняка нет. В конечном итоге, Твик и сам не старался поддерживать эти глупые отношения. Так называемая «дружба» — это прошлое, которое ни за что не вернуть. «Крэйг+Твик» — это будущее, которое никогда не наступит. Да, он логически понимает, что самое правильное решение — держаться от Крэйга как можно дальше, но все равно каждый раз срывается. Так Твик становится сталкером. Твик уверен, что он самый частый гость на страничке Крэйга на фейсбуке. Твик знает, какие фильмы он любит, на каких вечеринках он бывает, что ему подарили родители на день рождения и какого числа умерла его очередная морская свинка. Твик и сам начинает смотреть все эти идиотские фильмы, в которых ноль сюжета и только заумная тягомотина на все минуты хронометража. Потом он смотрит обзоры на эти фильмы от напыщенных кинокритиков, потому что сам ни черта не понимает. Потом он представляет, как все же набирается смелости, подходит к Крэйгу и вываливает ему всю эту информацию. И тот, в полном потрясении от его, Твика, разносторонней осведомленности, торжественным голосом признается ему в любви до гробовой доски… Стоп. Очередной поворот не туда. Разумеется, этого никогда не случится. И Твику вполне достаточно просто быть сторонним наблюдателем, маленьким безобидным психом, исподтишка подглядывающим за объектом своего обожания. Но ему становится страшно до тошноты, стоит только подумать о том, что даже эта условная идиллия может быть в один миг разрушена. Что ему каждый день придется наблюдать за тем, как кто-то воплощает в жизнь все его, Твика, мечты, реализовать которые у него никогда не было ни единой возможности. Твик думает что Крэйг никогда не был заинтересован в отношениях, ну, или, по крайней мере, никогда не пытался как-то это форсировать. Но, опять-таки, это стиль жизни Крэйга — получать максимальный профит с минимальными усилиями. Может быть, он только и ждет, как такая невероятно положительная во всех смыслах красотка, как Бебе, сама предоставит себя в качестве подношения, и ему только и останется, что лениво спросить: «Детка, станешь моей девушкой?». И в старшей школе Южного парка образуется очередная счастливая парочка, а маленькому безобидному психу придется умирать каждую минуту, смотря на это, или выцарапать себе глаза. Твик, на самом деле, не то чтобы закоренелый злодей. Он точно не собирается похищать Крэйга и держать его в подвале, или избавляться от всех его гипотетических девушек, строя козни из ревности — по шкале от адекватного человека до Эрика Картмана он все еще в условной норме. Конечно, Крэйг имеет право на личную жизнь, а Твик не имеет никакого права ему препятствовать. Но Твик — не святой. Он еще не преисполнился благостью до такой степени, чтобы от всего сердца заявить: «Я просто хочу, чтобы он был счастлив!», и самолично свести голубков всем на радость. Когда-нибудь Твик покинет этот город, и уедет далеко-далеко. И однажды он обнаружит, что просматривает страницу Крэйга все реже. Потом и его образ растворится где-то в прошлом, уступая место новым людям, новым впечатлениям и новым переживаниям. И, может быть, они встретятся лет через десять, и тогда Твик расскажет Крэйгу обо всем. Ничего уже не будет иметь никакого значения, и они просто посмеются над этим, наконец-то расставшись добрыми друзьями. Но сейчас Твик просто хочет… Оттянуть момент столкновения с неизбежным. Поэтому каждый раз, когда Бебе начинает, с прытью ошалелой фанатки, растекаться в чествовании достоинств Такера, Твик всегда спешит ей возразить. — Крэйг всегда такой спокойный, — умиляется Бебе. — Ага, ты имеешь в виду, неимоверный зануда, — бурчит Твик в ответ. — А я раньше и не замечала, какой Крэйг умный! — отмечает она с блеском в глазах. — Разве что во вселенной, где слова «умный» и «сноб» являются синонимами, — Твик закатывает глаза. — Крэйг такой высокий, — шепчет она, наблюдая, как Такер безо всяких усилий достает какой-то пыльный учебник по просьбе преподавателя, — наверное, это очень удобно. Твик сглатывает, понимая, что на это ему нечего возразить. Крэйг действительно высокий. Вот только Твик еле сдерживается, чтобы не закричать на всю школу: «Бебе, твою мать, купи себе уже стремянку и успокойся!». И, пытаясь вразумить летающую в облаках одноклассницу, Твик невольно задумывается. Может быть, он сможет убедить и себя? Ведь у Крэйга действительно есть недостатки. И тогда Твик фокусируется на них, старательно создавая в своей голове чудище Франкенштейна. Он цепляется за любые мелкие отрицательные черты, гротескно доводя их до уровня пороков. Получается омерзительное нечто, очень отдаленно напоминающее Крэйга, но Твик торжествует. Теперь-то, когда это уродливое подобие в его фантазиях вытеснит старого Такера, практически ставшего идолом, все станет по-другому? И, воодушевленный этим предположением, Твик начинает проигрывать заново все сокровенные сцены, меняя прежнего Крэйга на нового, сотканного исключительно из недостатков. Сначала это кажется забавным. Потом Твик понимает, что, собственно, все еще не испытывает отвращения, или ненависти, или любой другой негативной эмоции. Потом Твик представляет, как Крэйг смотрит на него самым надменным из своих взглядов и целует его, и снова смотрит на него, кривя рот в максимально злобной из всех отпечатанных в памяти Твика ухмылок, а потом снова целует, а потом как-то так происходит, что Твик запускает руку в свои пижамные штаны, пока в его воображении это делает ублюдочный двойник Крэйга… Потом Твик лежит на кровати тупо уставясь в стену и совершенно не моргая. Он чувствует, как подушка намокает от слез — ну, потому что это нормальная реакция пересохших глаз. А еще потому, что Твику кажется, что он уже абсолютно кончился как человек, и ничего ему не поможет. Бебе, кстати, тоже не особо переубедилась. Собственно, все, чего он добился — теперь она думает, что Твик ненавидит Крэйга. И вот сейчас Венди пристально наблюдает за ним, и Твик должен что-то ответить. — Я нормально отношусь к Крэйгу, — старательно выдавливая из себя ровный голос, говорит Твик, — ничего против него не имею. И Твик заставляет себя не отводить глаз, когда Венди продолжает сканировать его взглядом. Он только надеется, что никак не выдает себя, потому что кажется, его лицо начало гореть. Почему вообще он чувствует себя как преступник из камеры смертников на допросе, в последней попытке пытающийся отмазаться от гильотины? — Ну и хорошо, — улыбается Венди, — можете спросить его сегодня на вечеринке у Токена. —Точно, — оживленно отвечает Бебе, — Твик, ты ведь пойдешь? Твик отвечает, что пойдет, и пытается улыбаться максимально убедительно.