Пиф-паф, Такер

Все еще 10 декабря, за год до 10 декабря От дня, изначально пошедшего наперекосяк, не стоит ждать ничего хорошего. Если с утра у тебя выкипает кофе из турки, потом ты, в спешке, наливаешь туда просроченного молока, предварительно не удостоверившись в его свежести, а после этого делаешь добротный глоток омерзительной жижи — нужно быть готовым, что блевотное послевкусие останется с тобой на весь день. Как будто богини судьбы предупреждают: «Сегодня звезды слились в созвездие Полной Жопы персонально для тебя, придурок. Даже не думай высовывать носа из дому, или пеняй сам на себя». Первым предупреждением для Твика стала провальная попытка позавтракать дома. Кофейня «Tweak Bros.», принадлежащая его родителям, всегда славилась своим отвратительным кофе. Но сегодня ученик превзошел своих учителей — приготовленное Твиком нечто можно было бы смело вносить в меню как сезонный напиток «отрава для недругов». Закажи это надоевшему боссу — получи увольнение в качестве рождественского подарка! Да и вместо аппетитно прожаренного хлеба, в тостере у него получились два рассыпающихся в руках уголька. Как вообще можно сжечь хлеб в машине, специально заточенной на то, чтобы в оптимально рассчитанное время по таймеру приготовить идеально хрустящие тосты? Пообедать толком Твику тоже не удалось. В противостоянии «навязчивые мысли о Крэйге Такере» против «базовые потребности», Крэйг Такер одержал уверенную победу. В итоге Твик успел лишь немного поковырять вилкой в своем предполагаемом обеде. Это было второе предупреждение. Конечно, это все еще не значило, что и дальше что-то пойдет не так. Однако сейчас Твик стоит в коридоре в компании Стэна, Кенни и, ну да, Крэйга, потому что с теста по литературе они оказались самым бесцеремонным образом выдворены. Мистер Эванс — дряхленький, скрюченный под тяжестью прожитых годов старик, назначенный старшим классам в прошлом году преподавателем литературы, с самого начала был обезумевшим фанатом Шекспира. Нет, не поклонником таланта или исследователем, специализирующимся на его творчестве, а именно, что — конкретно отъехавшим фанатом. За все полтора года, что старшеклассники находились под его руководством, им так и не удалось приобщиться хоть к какому-нибудь другому великому наследию английской литературы, чего уж говорить об американской. «Король Лир», «Отелло», «Гамлет», снова «Король Лир» — в приступе старческого слабоумия мистер Эванс периодически забывал о том, что они проходили, и никто из его подопечных не искрился желанием ему напоминать. Прескверный характер почтенного старца усугублялся глубокой моральной травмой, получаемой им в процессе бесконечно длящегося развода. Да, видимо, учителя в Южном парке работают за еду — иначе Твик никак не может объяснить их безудержное желание постоянно вываливать все свои проблемы на собственных учеников, а не специально обученных для этого психотерапевтов. Благодаря бесконечным жалобам мистера Эванса на собственную нелегкую долю, добрая половина школы знает этот абсолютно бесполезный факт: чета Эвансов разводится, потому что не сошлись характерами. Твик думает, они разводятся, потому что мистер Эванс всегда с гораздо большим энтузиазмом дрочил на мертвого драматурга, чем на собственную жену. Ну и в один из особо безумных любовных припадков мистеру Эвансу пришла в голову потрясающая в своем идиотизме идея: заставить старшеклассников в качестве контрольной работы сочинить собственные сонеты, ориентируясь на творчество Шекспира. Неизвестно, чего именно этим хотел добиться мистер Эванс: рождения нового литературного светила под собственным руководством или окончательного формирования ненависти у подростков к ни в чем не повинному поэту. Но именно так увидела свет легендарная рукопись — «Баллада о сиськах Бебе». То есть, на самом деле, никакая это была не баллада, и даже не сонет, и даже почти не о сиськах. Просто Клайд Донован, в попытке постичь азы любовной лирики, немного переусердствовал. В плохо рифмованном, скудном на языковые изыски своем творении, он честно описал все, что ему нравилось в Бебе — и ее золотистые волосы, и лучистые глаза, и легкий характер, и грациозные движения. И шикарные сиськи. Мистер Эванс счел это полнейшим издевательством, и чуть ли не личным оскорблением. Поэтому уже недели три каждое занятие начинал с показательной порки несчастного Клайда. — Любой, — скрипящим голосом напоминал он, — кто попробует повторить идиотскую шутку Донована, должен знать, что последствия для него будут плачевные. Потом он вслух перечитывал те самые строки про сиськи и негодовал, насколько сильно отупела современная молодежь в целом, и Клайд — в частности. Разумеется, вся эта история вылилась в бесконечные подколы в сторону Клайда со стороны одноклассников, а позже и остальных учеников, через сарафанное радио узнававших об этом. А сам клайдов шедевр очень быстро разошелся на цитаты. «Классная шутка, чел!» — то и дело одобрительно говорили ему приятели. «Старый маразматик чуть не помер от злости!». Вот только Клайд не смеялся. Он сжимал кулаки, и затравленно смотрел в пол, и уголок его губ чуть подрагивал, когда мистер Эванс отчитывал его. Он бросал взгляды на Бебе, которую эта ситуация очевидно выводила из себя, и выглядел так, будто испытывает искреннее раскаяние. Он отмахивался от поздравлений с удачным пранком, и явно не чувствовал себя героем, наслаждающимся свалившейся на него славой. Твик думает, что человек, целенаправленно вознамерившийся провернуть шутку и успешно ее осуществивший, не стал бы себя так вести. Более того, он уверен, что так не стал бы вести себя Донован, рьяно стремившийся к популярности. Скорее это выглядело так… Будто Клайд действительно попытался искренне выразить свои чувства. Вот только получилось у него это грубо и топорно, и теперь он вынужден наблюдать, как в душу, которую он немножечко приоткрыл, плюют всем табором. Ожидать от Клайда, который имел дело с поэзией лишь когда слушал треки гэнгста рэперов о тачках, жопах и перестрелках, элегантного изложения собственных мыслей — все равно что дать пещерному человеку в руки мел и разочароваться, когда тот изобразит человечка из палочек и кружочков вместо «Рождения Венеры». Вероятно, Клайду еще и пришлось держать себя в руках и проявить капельку благоразумия, чтобы не закончить все это строчкой типа «Йоу, мазафака, йоу биииич». И каждый раз, когда Твик смотрит на такого Клайда, что-то внутри него понимающе отзывается. «Как только они узнают о твоих чувствах, тебя уничтожат» Что бы сделал Твик, оказавшись на его месте? Ну, то есть, для того, чтобы оказаться на месте Донована, извилины в мозгу Твика должны были бы разгладиться до состояния глянцевого шарика, но все равно? Тогда он написал бы что-нибудь в духе: «Член Крэйга такой классный. Я его, конечно, никогда не видел, но уверен, что он классный, потому что Крэйг классный. Йоу, мазафака, йоу биииич». Твик уверен, что после этого смог бы установить рекорд в спортивных состязаниях по скоростному исключению из школы. В любом случае, Твику кажется, что самая большая проблема Донована — то, что он влюбленный идиот. И не имеет никаких шансов с Бебе, теперь уж тем более. И… Так просто испытывать эмпатию, когда сам находишься в аналогичном положении, верно? Поэтому, когда сегодня мистер Эванс, под смешки и улюлюканье класса, в очередной раз завел шарманку об умственных способностях Клайда, Твика кольнуло особенно больно. Это невероятно раздражало и раньше, но должно было уже когда-нибудь прекратиться, если только перед их не слишком деликатным преподавателем не стояло педагогической цели довести Донована до самоубийства, тем самым очистив мир от отвратной поэзии. — Мистер Эванс, знаете, может быть Клайд не такой уж и тупой? Может быть, он просто пошел по программе дальше Шекспира, и успел добраться до двадцатого века? Может быть, если бы мы стали изучать хотя бы битников, у Вас бы не было такого культурного шока от слова «сиськи»? Все внимание переключилось на Твика, и это выводило из себя. Но хотя бы Клайд мог вздохнуть спокойно. — Если хочешь умничать, Твик, делай это где-нибудь в другом месте, — слащаво улыбаясь, посоветовал ему учитель. «Да ладно, и где же я должен это делать? — раздраженно подумал Твик, — В этом же вроде и смысл образования — умничать на уроках». — Просто у Твика обостренная вера в людей, — гоготнул Стэн, — кажется, он и вправду думает, что Клайд вообще способен читать что-то кроме журнала «Maxim». Мистер Эванс не успел ничего ответить, потому что Крэйг не упустил случая поддеть Стэна. — Ну, малышу Клайду хотя бы пришлось научиться читать, — отозвался он, — ведь у него не было рядом Брофловски или Тестабургер, которые бы делали это за него. — Еще один комментарий, — рявкнул учитель, — и вы втроем будете писать тест отдельно, после уроков! Ненадолго и в самом деле наступила тишина, в декорациях которой разыгрывалась пантомима: Крэйг демонстрировал Стэну сразу два средних пальца на обеих руках, а Стэн в ответ на языке жестов отвечал ему: «отсоси, Такер!». — Мистер Эванс, — голос Кенни во всеобщем молчании прозвучал особенно громко, — неужели вы думаете, что шикарные сиськи Бебе не заслуживают баллады? Ну и, конечно, класс взорвался хохотом. Местный шут Кенни — да, возможно ваш праздник будет испорчен, зато это абсолютно бесплатно! Учитель, покрасневший от ярости, с парадоксальной для его возраста прытью доскакал до двери, распахнул ее и указал рукой в направлении коридора. — Твик, Такер, Марш, Маккормик — на выход! Собственно, так они и оказались здесь. Кенни, паясничая и раскланиваясь во все стороны, наконец, выходит последним и закрывает за собой дверь. — Сука! — Стэн со злости ударяет кулаком об стену, — Сука, сука, сука! Ебаный старый мудак! — он разворачивается и сползает по стене вниз, обхватывая голову руками. — Маккормик, до тебя серьезно не доходит, что иногда стоит заткнуться, верно? — прищурившись, спрашивает Крэйг. — Пацаны, спокойно! — Кенни расслабленно потягивается, отчего его футболка задирается, и становится видно голый участок живота с приклеенным на нем пластырем. Очередная татуировка, и в таком месте? Твик надеется, что это не надпись «не чавкай», хотя это было бы вполне в духе Маккормика. — Мы, как настоящие воины, отстояли честь товарища и пали в неравной битве. Это просто небольшой перерыв перед реваншем, друзья Атос, Портос и Дратаньян. — Д’Артаньян, — поправляет его Крэйг с беспристрастным выражением лица. — Да, Дратаньян! Вот видишь, Крэйг, ты все-таки меня понимаешь! — Кенни коротко обнимает его за плечи и отходит вглубь коридора, — пойдемте покурим, что ли. Стэн, сгребая рюкзак с пола, поднимается на ноги, Крэйг следует за Кенни. Твик не видит никаких причин не идти с ними. Наказание, которое они получили, по сути, плевое. Урок литературы — последний, а значит «переписать тест после урока» означает подождать всего час. Да, мистер Эванс, скорее всего, даст им другую версию теста, но все равно у них не было готовых ответов на этот. Вот только у Стэна тренировка сразу после занятий, и, судя по всему, на носу какая-то особо важная игра — иначе бы он не был в такой ярости. У Крэйга — его киноклуб, и хоть он и не проявляет это так эмоционально, как Стэн, он тоже явно не в восторге от ситуации. Крэйг уважает членов своего клуба ровно в такой же степени, в какой считает их идиотами — и, скорее всего, полагает, что за этот час, без умелого его руководства, они посжигают все его раритетные пленки, или что-то типа того. У Твика, кстати, тоже собрание клуба драмы — но он уверен, что Бебе справится и без него. Кенни ведет их в местную спонтанно образовавшуюся курилку под лестницей. Официальное место для курения — на улице за забором, там учителя смотрят сквозь пальцы на вредные пристрастия старшеклассников, позволяя им делать, что вздумается. За курение в школе можно получить выговор, но на улице холодно, а сейчас все равно идет урок, а значит, нарваться на кого-то из преподов — риск минимальный. Твик бросает взгляд в сторону окна, и замечает силуэт около подоконника. Пип? Ну да, на подоконнике сидит Пип. И разговаривает сам с собой. Черт, это плохо. Очень, очень плохо. Стэн и Крэйг сейчас не в настроении, и вполне вероятно, не прочь спустить пар, а тут — этот долбаный лузер, занимающийся самым лузерским из всех возможных занятий. Они ведь могут просто его не заметить? Осталось совсем немного, они почти дошли, и есть вероятность, что они просто… Крэйг смотрит на Твика, и проследив за его взглядом, замечает Пипа. Стэн и Кенни останавливаются. Твик думает, что спасти Пипа сейчас может разве только тот факт, что с ними нет Картмана. Он трагически успел заразиться гриппом после обеда. Тем самым гриппом, которым обычно болеют перед важными контрольными. — Привет, Пип, — Крэйг присаживается рядом с ним на подоконник. — познакомишь нас со своим другом? Крэйг говорит это вкрадчиво, своим привычным, спокойным голосом, без издевательской интонации. Как будто и в правду собирается присоединиться к этому странному диалогу между Пипом и его шизой. Но Твик знает, что все это — обманчиво. Пип молчит и только смотрит на него испуганно огромными, широко распахнутыми глазами. Он еле достает носками ботинок до пола — тогда как Крэйг в состоянии даже вытянуть ноги. Маленький, щуплый с вечно по-детски наивным выражением лица — Твик бы ни за что не подумал, что он вообще учится в старшей школе, если бы не знал, что он его одноклассник. Прибавить ко всему этому дурацкий стиль в одежде, будто из позапрошлого столетия — мальчик-иллюстрация, вырезанный из книг про Тома Сойера. — О, этот высокомерный ублюдок, кажется, не собирается со мной здороваться, — продолжает Крэйг, — что же ты не обучил его хорошим манерам, Пип? Твик знает, что будет дальше. Пип будет извиняться, Пип всегда извиняется. Он просит прощения когда его бьют, когда ему плюют в чай и когда обливают липкой газировкой. — На твоем месте, Такер, — внезапно тихо отвечает Пип, — я бы не стал разговаривать с ним в таком тоне. Стэн садится с другой стороны от Пипа, и тот оказывается зажатым между ними двумя. — Факер, ты бы по-осторожнее,— иронично протягивет Марш, — не оскорбляй его выдуманного бойфренда! Общество защиты невидимых гомиков уже взяло тебя на прицел! Пип поворачивает голову и смотрит прямо на Твика. «Не смотри на меня!» «Пожалуйста, не говори со мной!» Твик не хочет в это ввязываться. Твик — не при чем. Это не его дело. Почему-то становится трудно дышать. «Надо уйти, надо срочно уйти!» — Я пойду… покурить, — сдавленно говорит Твик. Он идет, стараясь не сорваться на бег, в противоположную от лестницы сторону, хватает куртку в раздевалке, наматывает дрожащими руками шарф, и только выбежав на улицу и глотнув свежего морозного воздуха, начинает приходить в себя. Снег падает огромными пухлыми хлопьями, прямо на глазах превращая все вокруг в сугробы. Почему-то это действует на Твика очень умиротворяюще. Он думает, что и сам не прочь лечь где-нибудь на дороге, и оказаться погребенным под толщей снега. И оттаять только весной. «Вместе с собачьим дерьмом и дохлыми червями». Твик чувствует легкое постукивание пальцев на своем плече и оборачивается. Сзади стоит Кенни. — Эй, Твик, не будет сигаретки? — Я не курю, — отрешенно отвечает он. — Ясно, — усмехается Маккормик, достает из кармана оранжевой парки пачку, и выцепив оттуда ртом сигарету, поджигает ее, чиркнув спичками. — Зачем ты спрашивал у меня, если у тебя есть свои? — Зачем ты вышел курить, если не куришь? — передразнивает его Кенни. Твику нечего ответить на это, да и он не особо хочет разговаривать, поэтому они просто стоят в молчании. Закончив, Кенни щелчком пальцев сбрасывает окурок куда-то в сугроб, но продолжает стоять, выжидающе глядя на Твика. — Хочешь что-то сказать? — сдается Твик. — Слушай, Твик, — немного замявшись, начинает Кенни, — дашь скатать на тесте? Твик удивленно поднимает на него глаза. Он был уверен, что Кенни, вообще-то, плевать хотел и на тест, и на пересдачу теста, и на свои оценки. — Почему ты спрашиваешь именно меня? — Твик думает, что он точно не тот человек, которого обычно просят о таком. — Твик, — Кенни складывает руки в умоляющем жесте, — кроме тебя с нами только Стэн и Такер, и я бы обязательно обратился к кому-нибудь из них, если бы хотел провести все каникулы в аду, бесконечно переписывая эту хуйню. Твику не нравится брать на себя ответственность. Он не очень-то и уверен и в собственных силах. А так, получается, что если он завалит тест, то его завалит и Кенни, и Твик будет виноват еще и в этом. Но Маккормик продолжает смотреть на него с мольбой, и Твик соглашается. «Лишь бы отвязался». — Спасибо, чел! Ты мой спаситель! — Кенни буквально душит его в объятиях, и направляется ко входу в школу, оставляя его в одиночестве. Твик слышит, как сделав несколько шагов, Маккормик вдруг останавливается. — Слушай, знаешь, они ведь его не тронули. Немного пошутили и все. Просто Стэн… — С чего ты взял, что мне не плевать? — раздраженно перебивает его Твик. — Да я просто сказал, — хмыкает Кенни и, наконец-то, уходит. Твик стоит на улице вплоть до начала следующего урока. Только когда школьники уже начинают стайками покидать здание, спеша вырваться на свободу, он находит в себе решимость вернуться. И, совершенно случайно, проходит мимо нужного кабинета немного дальше. Совершенно случайно доходит практически до лестницы. Совершенно случайно смотрит на то самое окно, где сидел Пип. Пип все еще там. И, вроде как, с ним действительно все в порядке — по крайней мере настолько, насколько может быть все в порядке с человеком, который черт знает сколько времени вслух разговаривает сам с собой. Твик с облегчением выдыхает и поворачивается, собираясь отправиться на пересдачу, как замечает периферийным зрением собеседника Пипа. «Кто-то из готов?» — думает он. Что? Собеседника? Твик резко оборачивается. Пип все так же сидит на окне в одиночестве, в той же позе, только теперь он повернул голову, и смотрит прямо на Твика. И — улыбается. В этой части коридора никто не может вкрутить лампочки добрые полгода, а на улице уже достаточно темно, и обрамленное только искусственным светом уличного фонаря лицо Пипа почему-то выглядит жутким. По спине Твика пробегает озноб, и он бегом возвращается к кабинету, врывается в класс, закидывает сумку на парту и пытается отдышаться. — Твик, все-таки решил осчастливить нас своим присутствием? — мистер Эванс выдает ему лист с вопросами. Все остальные собратья по несчастью уже в кабинете. Крэйг садится по правую руку от Твика, Кенни за парту сзади, а Стэн в отдалении, у самого окна. Оттуда открывается вид на спортивную площадку, и Твик думает, что Стэн собирается всю отработку просидеть, глядя с тоской, как его товарищи по команде тренируются без него. Твик достает свою толстую тетрадь «для всего подряд», вырывает оттуда пару листочков. Тест кажется не таким сложным, и он проставляет все ответы минут за пятнадцать, после чего дублирует их на вырванный лист для Кенни и передает назад. — А мне? — Твик слышит шепот у самого своего уха. Отклонившись на стуле и держась за его парту, над ним нависает Крэйг, находясь в слишком интимной близости. — Хорошо, — шипит Твик, ошалев от такого наглого нарушения его личного пространства. Гребаный Такер удовлетворенно возвращается на безопасное расстояние вместе со своим гребаным стулом, и Твик снова переписывает ответы, попутно пытаясь привести дыхание в норму. Закончив, он протягивает ему листок, и Крэйг на секунду касается своими пальцами его ладони. «Успокойся, Твик, просто успокойся!» Он поспешно отворачивается от Крэйга, и видит возмущенное лицо Стэна. «Не дадите мне ответы, я спалю, что вы списываете» — на языке жестов сообщает Марш Твику. Серьезно, Брофловски нужно ставить прижизненный памятник, за то, что тащит на своем горбу этих дебилов. Твику кажется ироничным тот факт, что язык жестов, которому их заставили обучаться в младших классах в музее толерантности, чтобы взрастить в детях сочувствие и понимание, в быту оказался очень удобным средством для совершения всякого рода мелких афер. — Крэйг, отдашь потом это Стэну, — тихо говорит он. Крэйг снова пододвигается к нему. — Не-а, — шепчет он с полуулыбкой, — ты написал это для меня, пусть Маккормик отдает. Твик физически ощущает, как краснеет. «Он с тобой не флиртует!» «Прекрати, прекрати, прекрати думать об этом, чертов извращенец!» Кенни в это время комкает листок и метким движением отправляет его прямо в лицо Маршу. Все, миссия Твика здесь закончена. Он сдает свой тест, не в силах больше находиться в кабинете. И, выходя из школьных ворот, Твик, наконец-то, чувствует себя более-менее в безопасности. Провел в школе еще один день и не умер — ахренеть какое достижение, конечно. — Твик! — слышит он радостный голос Бебе. Она хватает его под локоть, едва не поскользнувшись на льду, еле-еле удержав равновесие. Твик думает, что зимнюю обувь на каблуках явно придумал какой-то женоненавистник, стремящийся таким образом осуществить злодейский план по геноциду модниц. — Ты все это время ждала меня здесь? — с сочувствием спрашивает Твик. — Собрание закончилось недавно, — отвечает она, — хочу сообщить тебе кое-какие новости. Не против, если я провожу тебя до дома? — Бебе, — устало отвечает он, — пожалуйста, скажи, что хочешь рассказать что-то хорошее. Бебе виновато улыбается.