Пыльные Перья

Отель Лотте был хорошим всем: от расположения в историческом центре города и до золоченных холлов, высоких потолков и сверкающих улыбок персонала. Саша и все остальные чувствовали себя не на месте. Мятежный мрачно качал головой, держась поближе к Валли, будто ее сейчас, посреди этого сверкающего новизной шедевра дизайнерской мысли, кто-нибудь непременно атакует. Грин, как всегда, замечательно нейтральный, успокоенный, шел рядом с Сашей. Она была занята наблюдением — все вокруг казалось ей незнакомым. Посторонним. Люди вокруг, их человеческие дела, и что они будут делать дальше? Куда пойдут? На работу? Встречу? Саша пропустила и финальный инструктаж Валли, направленный на «Не подведите меня. Не доверяйте им. И даже не пытайтесь играть с ними. Они вас раскусят, и вы проиграете. Потому что эти люди — они древнее самого мира.» Мира, о котором я ничего не знаю. Вот это — это я понимаю. Виктор, генерал Кощеевой армии мертвецов. Это мне хорошо знакомо. Мертвецы Кощея не очень-то жалуют, потому что думают, что их смерть — его вина. Иван. И его бесконечный цикл перерождений. Мы говорим о нем, а неизменно вспоминаем солнце. Закаты и восходы. Иван знает, что такое умирать, может быть, это делает его чуточку человечнее? Его уязвимая смертность? Я ничего не знаю о девушке за стойкой, например. Не представляю, как она работает, и кто делает ей кофе по утрам. Едва ли домовой. Я так хочу этой жизни, до щекочущего, до смешного. Но я ничего. О них. Не знаю. Знала раньше. Знаю лучше Грина или лучше Марка. Но я здесь чужая. Саша вцепилась в лямку розового кожаного рюкзачка, плюшевая мягкая брелок-кошка размером с хорошую игрушку задорно качалась из стороны в сторону, и Саша тупо таращилась на ее отражение в зеркале. Вправо. Влево. Котенок был подарком Иглы, которого Саша с ее безобразным поведением, конечно, не заслужила, но получила все равно. Браслет был на своем привычном месте и перышки на нем тоже качались с тихим звоном. Вправо. Влево. Валли просила ее быть серьезнее, не брать хотя бы котенка, Саша только смеялась: «Я не иду туда, чтобы быть приличной, а если двух крутых сказочных товарищей можно смутить девочкой и кошечкой, то не такие уж они крутые, да?» Валли продолжала говорить, и они были почти на месте, их отражения тоже качнулись. Вправо. Влево. Саша ощутила руку Мятежного, которая стабилизировала ее немедленно, и тут же пропала, будто обжегшись. Ты едешь на встречу, встречу, которая может значить конец всего и сразу. Вокруг тебя два мира. Огромных. А ты вдруг совершенно четко понимаешь, что ты чужой в каждом из них. Где мне есть место? *** Саша ждала чего угодно, что дверь им откроют Двое из ларца, говорят, ларец давно перестал быть под деструктивной силой Сказки. Или отряд домовых. Может быть, из джакузи королевского люкса выползет и побудет швейцаром у золотого мальчика Сказки само Чудо-Юдо? Дверь открыл молодой мужчина, он казался едва старше тридцати и при этом не имел возраста вовсе. Гладкая, лишенная трещинок маска — спутник любого вечного жителя Сказки. Это не дичающие малые бесы. Это — совсем другая история. Высшие чины. Саше не нужно было даже спрашивать: «А это Иван?», это не Иван. Лицо, о которое можно порезаться, такая возмутительная четкость линий, туманное дыхание сказочного леса, и противоестественный холод. Саша против воли вспомнила всегда горячую кожу Грина. Сказка что, вся состоит из бесконечной игры температур?.. Его белая рубашка была расстегнута на две пуговицы и это, наверное, единственное, что в нем было неформального и нелинейного. — Виктор, — негромко проговорила Валли, достаточно четко и достаточно холодно, чтобы Саше пришлось давить искушение поежиться. Ей было интересно, улыбнется ли монохромный сказочный господин, она не уверена была, что он умел. И была права. Саша была удивительно хороша в том, чтобы замечать мелкие детали. Электрическое напряжение в воздухе. Смерть такая быстрая и такая жуткая. — Валентина, — и он не улыбался. Молча отошел в номер, пропуская их. Тени остались, безжизненные и послушные. Саша ждала запаха, или ощущения, но Виктор не пах ничем. Ни стерильностью, ни даже кожей. В номере пахло солнцем и теплом, дорогим парфюмом, но не Виктором, он не оставлял за собой ничего. Будто его и не было. Вот только он был, и он пережил их на множество сотен жизней. И какой смысл был в запахе и вкусе, в таких теплых руках и улыбках, если в конечном итоге — мы всего лишь прах? И наши тела неуклюжи. Неловки. И господи, что это за.. существо, которое вытаскивает всю черноту наизнанку, едва появившись на горизонте. Сашу мало интересовал окружающий интерьер, она знала только, что весь псевдонеформальный тон встречи был рассчитан на то, чтобы их смутить. Чтобы вытянуть их с родной территории, поставить в тупик. Виктор обернулся через плечо, он не пытался быть небрежен, просто человеческие птенцы интересовали его мало, они были крошечные и желторотые. Это несерьезно, это не заслуживало траты его ресурсов. — Меня зовут Виктор Воронич, располагайтесь, Иван сейчас будет. Не трудитесь, ваши имена мне известны. О, а я была готова к иголкам под ногти и поливанию ледяной водой в попытках эти самые имена из нас вытянуть. Прошу вас, Виктор, я все скажу. Страшно? Неловко? Не на месте? Обесценивай ситуацию. Пусть станет смешно и просто. Саша понятия не имела, может ли Виктор слышать мысли, но его взгляд мазнул по ней всего на секунду, будто принимая к сведению. После задержался на Валли. И Саша впервые подумала о том, что в Валли есть на что посмотреть. Ее каштановые волосы, ее зеленые, лесные глаза, ее угловатое лицо, будто принадлежащее подростку даже в ее тридцать с хвостиком. Валли не была классически красивой. Но Саша понимала, что в ней может нравиться. И не понимала, что может нравиться в Викторе, потому что с его стороны было холодно. Будто уснул в зимнюю ночь и уже знаешь, что не проснешься. Он не трудился быть человеком. Стоял неподвижно. Даже дышал будто через раз. Это красота мраморной статуи во дворце Ржавого Царства. Даже находясь с ними в одной комнате, он был от них безнадежно далек. Напряжение можно было есть ложкой, кто-то осторожно попытался задать вопрос о сроках и деталях ревизии, на что получил такой же равнодушный ответ, что детальную информацию они получат в день начала ревизии. Сегодня у них неформальная встреча, так давайте не будем нарушать ее тон. Напряжение можно было разбивать на куски и добавлять в чай, когда в дверях появился Иван. Вот черт. Это ли не самый красивый мальчик на этой дискотеке? Он не потрудился даже одеться, только красный шелковый халат с золотым узором, наброшенный нарочито небрежно, едва подвязанный. Волосы все еще влажные на кончиках, и сам он был будто отлит из чистейшего золота. Саша таких красивых людей еще не видела — а она видела достаточно. Но в полиции красоты Ивана нужно было бы объявить вне закона. С его бледной кожей, он светился изнутри при каждом шаге, с его золотыми волосами, с его зелеными глазами, не лесными, как у Валли, скорее изумрудными. Саша знала, как это работает, потому что сама проворачивала эту шутку сотню раз. Он прекрасно знал о том, какое впечатление производит, он прекрасно чувствовал себя в собственном юном теле. Иван знал, что взгляды всех присутствующих скрестились в одной точке пространства, знал и о том, что он владел комнатой с той самой секунды, как вошел в нее. Саша отметила про себя, что и Виктор исключением не был. Красота, яркая настолько, что почти резала глаза. Если он когда-то, пусть даже в самом первом своем рождении, был человеком, он бы об этом уже не вспомнил. Отринул свою человечность, как лишний, бесполезный концепт, просто потому что она не шла ему. Саша почти ругала себя за глупость. Наивно было ждать от него человечности просто потому что он смертен. Это только делало его еще более голодным. Еще более нетерпеливым, жадным до момента. Он весь был будто напружинен, двигался так, будто он охотится или танцует, а это не одно и то же? Все дети Сказки так или иначе рождались голодными и оставались такими до самого конца. Сейчас Иван улыбался, белозубо, как-то невыносимо вкусно, этот рот — только целовать. Он развел руки в приглашающем жесте: — Простите, что заставил вас ждать. Его голос не сделал проще, волшебство не рассыпалось. Волшебство превратилось в мед, густое и тягучее, набилось им в носы, потекло в легкие. В одном помещении с Иваном находиться было сложно. Валли прорезала это напряжение, поднялась на ноги, пересекла комнату в несколько быстрых шагов. Ее резкие движения, ее отсутствие улыбки, Валли, кажется, единственная помнила, зачем она здесь, у остальных Иван вызвал крайнюю степень бисексуальной паники и это могло бы быть приятным, если бы не было настолько выбивающим из колеи. Валли едва доставала ему до плеча, казалась на его фоне особенной маленькой. Саша наблюдала, как она протянула ему руку: — Валентина Климова, управляющая Центром. Мы рады видеть вас. Иван руку принял, Саше было интересно, какие у него ладони, и одновременно ей не хотелось его трогать. Сказка не просто была рядом с ним, она была им, и Саша была уверена, если его порезать — он будет кровоточить золотом. Сколько еще можно употребить слово золото в отношении одного человека? Бесконечное множество раз. — Жаль только, что повод настолько печальный, Валентина. Не представите мне своих подопечных? Они разомкнули рукопожатие, и Саша мысленно выдохнула, Валли не превратилась в золотую статую. Представления Саша слушала равнодушно, Валли не нервничала, была подчеркнуто нейтральна. И как ей это удавалось? Саша рассматривала ее расправленные плечи и прямую спину, надежно зажатая на диване между Мятежным и Грином, когда услышала собственное имя: «Александра Озерская», Саша вздрогнула, наполнив комнату звоном перышек. Изумрудные глаза сфокусировались на ее лице, Саша, наконец, подняла собственный взгляд. Будь как Валли. Не дрогни. Когда их взгляды встретились, Саша была готова. Она улыбалась, она почти удивилась, он смотрел пристально, будто считывал лицо, будто узнавал: — Мы могли встречаться? Саша издала негромкий смешок, провела рукой по волосам, перышки звенели. Иван ловил звук, будто он тоже казался ему знакомым. Сашу застало врасплох, насколько мягко и вкрадчиво звучал ее голос, она ждала, что будет тотально растеряна, но игра почему-то ее забавляла. Высокие потолки его королевского люкса, внимательный взгляд, она чувствовала еще один, скальпирующий, вероятно принадлежащий Виктору. Он упирался ровно ей висок. И все это было безумно весело, это было ново и это не было Центром. Пахло иначе. — Если только я окажусь вашей потерянной сестрой, — Саша потянула себя за прядь волос, указывая на очевидную схожесть в цвете, — В остальном, к сожалению, маловероятно. Если Саша была до конца честной с собой, то она не была уверена, что ей жаль. Ровно в эту секунду она ощутила прикосновение чьей-то ладони к спине, жест простой, но якорный, призванный удержать ее. Она не посмела обернуться, но момент развалился на кубики, чужое прикосновение было знакомым. Было своим. Было отсюда. Зрительный контакт был разорван, и Саша была благодарна Грину, она почему-то решила, что это Грин, за своевременное спасение. — Потрясающая смена, Валентина, — он сам едва ли был многим старше их, на вид в районе двадцати пяти, но это то, как они работали. Перерождались заново в схожих декорациях, вырастали, постепенно вспоминали себя, и на каком-то этапе повторяли ровно тот же сценарий. Сказка была записана путем множества повторений на самой земной тверди. Иван проходил этот путь множество раз, и все они были для него, да и для Виктора тоже, всего лишь декорацией. Жизнь скольких людей, простых людей, смертных людей, не застрахованных бесконечным циклом, гарантирующим их душе и их разуму, даже их памяти своеобразное бессмертие, он изменил необратимо? Даже не заметив. Иван занял кресло напротив них, Виктор замер рядом, его рука легко, естественно, легла на край спинки, он обозначал присутствие, не более. Саша прищурилась, Виктор тем временем, произнес негромко, и черт возьми, он мог покрыть инеем их ресницы, если бы стоял ближе. Саша за это была почти благодарна, потому что дышать золотым медом было невыносимо: — Валентина, не введешь нас в курс дела? Вне протокола, разумеется. Мятежный рядом фыркнул, громко, с вызовом. Саша в очередной раз восхитилась отчаянному суицидальному порыву, вот Виктор и от одного взгляда на него мороз по коже, Виктор и армия мертвецов за его спиной. И вот Мятежный, у которого ничего нет, кроме невероятной силы и быстрого восстановления. Сплошные жилистые руки, узкие бедра, широкие плечи и глаза чернее самой ночи. Невероятно смертный Мятежный. В присутствии Виктора он ощущался почти хрупким. — Вне протокола? Кажется, вы сами заявили, что сегодня мы не будем говорить о ревизии. Виктор повернул к нему голову, ему не нужно было даже угрожать, он сам был сплошной угрозой, последним дыханием. Любой бы побежал, достаточно было поворота головы, даже не взгляда. Мятежный остался сидеть, напряженный будто тетива. А я могу заставить его бежать. Совершенно неуместно подумала Саша, обнаружив себя лихорадочно сжимающей его бедро, прикрыв жест рюкзаком, плюшевым котенком, чем угодно. Помолчи. Пусть они скажут. Давай узнаем. Помолчи. — Друзья мои, давайте не будем ссориться. Мы все знаем, зачем мы здесь собрались. Сейчас нам нужна неформальная беседа, чтобы обсудить.. Ситуацию, — бархатный голос, даже там Саше слышались мелкие частички золота, жидкие, они не царапали вовсе. Иван улыбался, будто делал им всем комплимент, будто слова не резали — но резали, конечно же, резали. Беспощадно и горячо, — Мы имеем два трупа и не имеем никаких ответов. Имеем трех, простите, двух колдунов. И ноль ответов снова. Мы знаем, что им почти удалось вывести вас из строя, если бы не своевременное вмешательство наследия Григория. И его же счастливое наитие, — Грин негромко возразил, качая головой: «Это была Сашина идея» — и когда все взгляды снова обратились к ней, Саша повела плечами, будто сбрасывая комментарий. Лавры мастера военного дела ей не были нужны. Иван продолжил невозмутимо, откинувшись на спинку кресла, Виктор не убрал руку, никто из них не сбился: — Валентине доверили эту область как пришедшее в упадок место, нуждающееся в восстановлении, в то время, как могли осудить за революционные настроения и лишить всяческих привилегий вообще. И вы, моя дорогая, проделали феноменальную работу, навели здесь порядок. Видимо ровно на этом этапе что-то пошло не так и нечисть впустили сюда тоже вы. Эта область, я помню ее из прошлых жизней, помню ее даже в то время, когда территория нашего славного государства сюда не распространялась. Она всегда была тихим местом. Малые бесы. Соседство с территориями Великих Змеев, Григорий здесь оказался не просто так. Но откровенной падали здесь не было. Потому мне, лично мне, безумно любопытно, что могло произойти такого, что низшие существа вроде этих колдунов, явно заложивших свои души, оказались на территории этой тихой области. Что должно было произойти, какой запрет должен был быть нарушен? Кто впустил их? Это ведь никогда не случается просто так. В словах его мед и в словах его яд. Саша слушала, не пропуская ни звука, не сводила взгляда с его лица. Она чувствовала, что Грин рядом делает то же самое. Мятежный, несмотря на то, что Саша, наверняка, оставила на его ноге синяк, заговорил снова: — Встречный вопрос, в таком случае. Где была Москва когда Валли.. Валентина. Запросила дополнительных зрячих для отлова колдунов? Москва ограничилась тем, что дождалась, пока ситуация достигнет масштабов катастрофы и только после этого предприняла какие-то действия. И какие? Вместо помощи, Москва прислала ревизию. Как вышло, что Москва не в курсе, что это за твари и как с ними бороться, откуда они могли взяться. Когда мы просили доступ к вашим архивам и вашей информации, Москва тянула до тех пор, пока ситуация не стала критичной. Вы отрезали нас от всех ресурсов, и после этого ответили на все сообщения и призывы о помощи ревизией. Виктор все еще стоял как влитой, злые слова Мятежного от него отскакивали, едва касаясь кожи, смерзаясь еще на подлете. В комнате было тихо и холодно, будто умерло все живое, даже удушающий золотой мед Ивана на секунду отступил, пока не осталось совсем ничего. То самое ничего, когда в темноте ты видишь монстров. То самое ничего, которого ты так боишься. Боишься, что если смотреть в него слишком долго, оно заглянет в тебя в ответ. — Не испытывай мое терпение, мальчик. Как видишь, Москва здесь. И мы готовы оказать вам всяческое содействие. А заодно провести детальную инспекцию работы Центра. Так или иначе, а проход для тварей открыла не Москва. И следи за языком. В следующий раз я не буду так снисходителен. Теперь, Валентина, мы выслушаем тебя. Валли не улыбалась, в эту секунду она была чуть больше похожа на Виктора. И Сашу эту беспокоило, на инстинктивном каком-то уровне. Она не хотела видеть Валли такой. Она ее такой не знала. — Марк приносит свои извинения, ему не следовало говорить с вами в таком тоне. Верно, Марк? — Мятежный ограничился судорожным кивком, Саша запоздало заметила, что он не дышал. Вздувшиеся вены на его шее, сжатые в кулаки руки, он все пытался сделать вдох, но не мог, видеть его таким беспомощным было жутко. Мятежный мог снести стену на силе чистой молодости и чистой ярости, а им играли как котенком. Он даже не поморщился, бровью не повел. Стоит как ни в чем и выжимает из Мятежного жизнь. Как же это возможно. Марк бы свалился здесь мертвым. А мы бы не заметили. Я всю жизнь думала, что магия — об осознанном волевом усилии. А он и есть — магия. Он и есть смерть. В любой из ее форм. Сегодня смерть выбрала форму господина в белой рубашке. Перед глазами полыхнуло, это секунда всего, маленькая раскаленная секунда, Саша чувствовала на себе два взгляда, заинтересованный Ивана и предупреждающий Валли. «Молчи, я сама». Валли продолжила: — Но, Виктор, вас я тоже прошу сменить тон, вы находитесь на вверенной мне территории, применения силы здесь регулируются теми же законами. Это мои подчиненные. И я отвечаю за них. Если я увижу прямую угрозу сотрудникам Центра, я вынуждена буду принять меры. Даже по отношению к вам, даже если мне придется дойти до самого Царя Ржавого Царства, — она перешла на «вы», Саша чувствовала ее ледяную, сокрушительную ярость. Не тронь моих детей. Не смей. Трогать. Моих. Детей. Валли не боялась смерти. Валли, когда дело касалось их, вообще ничего не боялась. При упоминании Кощея, Царя, Иван еле заметно поморщился, но в остальном наблюдал конфликт с бесконечным любопытством, ему было будто смешно, в глазах сверкали веселые, зеленые искорки. Саша почувствовала, как Мятежный под рюкзаком накрыл ее руку своей, размыкая ее захват на его бедре, осторожно, деликатно почти, она в эту секунду его не узнала. Он дышал ровно, Саша все еще наблюдала за лицом Ивана и собственный рюкзак с плюшевым котенком казались ей глупой защитой. Иван видел их насквозь. Саша улыбнулась в ответ, бессовестно, не думая даже скрываться. Хорошо, смотри. Мятежный осторожно сжал ее руку, на его языке это могло значить: «Я в порядке, не дергайся,» — и выпустил. Почему с тобой разговаривать проще без слов? Как только один из нас открывает рот, все обязательно портится. Саша прижала руку к себе и сконцентрировалась на Валли, она стояла где-то между ними и Иваном с Виктором, живой щит, четко и мерно перетягивая на себя все внимание. Маленькая, несгибаемая и совершенно бесстрашная Валли. — Мы начали не с той ноты, предлагаю оставить этот конфликт позади. А теперь позвольте ввести вас в курс дела. Как вы помните, все началось с видения... *** И так по кругу до бесконечности. «Александра, не могли бы в деталях описать видение? Что вы чувствовали в это время? Откуда наблюдали? А после, на поляне, как вам пришла идея бороться с колдунами огнем? Григорий, вам было нехорошо до того как вы дотронулись до останков колдуна или после Марк, я слышал, вам удалось найти зацепки в городе…» Мятежный вздохнул и в стотысячный раз проговорил: — Малые бесы беспокоятся. В городе неспокойно тоже, но я с уверенностью могу сказать, что кормятся они не в черте города. Их присутствие некомфортно для бесов, и они бы их уже выдали. Бесы боятся колдунов. Но они уже видели, что мы справились с одним из них, значит в теории можем очистить город полностью, и потому они их выдадут. Колдуны охренеть как хороши в том, чтобы быть незаметными, но даже невидимка оставляет невидимый след, город же чист. Это все, что я могу сказать. Но мы над этим работаем. Вот куда они постоянно пропадают.. Мысленно Саша была почти благодарна Валли за то, что та раз в жизни прислушалась к ее нежеланию участвовать в полевой работе и выдала непослушной подопечной кипу бумажек вместо того, чтобы отправить ее вместе с мальчиками общаться с бесами и искать следы по всем улицам, чердакам, а также подвалам этого большого бестолкового города. — Плюс, — осторожно ввернул Грин, Саша прислушивалась к нему и про себя восхищалась, он взвешивал каждое слово, — Пропадают животные. Мы обнаружили даже большое похищение в одном из местных приютов. Можно предположить, что постоянные человеческие жертвы, чтобы существовать, им не нужны. Мы отслеживаем статистику по покойникам, ничего похожего больше не встречалось. Зато бродячих и даже свободно гуляющих животных в области стало существенно меньше. Саша не хотела вспоминать, но вспомнила. Темные волосы, выразительные глаза, каждый раз светлые, бездумно пялящиеся в небо. Средний рост. Деликатные черты. Девушки не были похожи в целом, но имели массу общих черт. Если им не нужны были постоянные человеческие жертвы, то зачем? Выходит, это не просто так? Это не убийство ради самой тривиальной цели многих представителей нечисти — пожрать повкуснее? Но если они жрут котиков и песиков. То, что с девушками? Саша кожей чувствовала, что Грин думает о том же самом. Возможно, обсуждал те же расклады с Мятежным. И совершенно не торопился раскрывать все карты Сказочной элите. Из всех присутствующих Грин Истомин, наверное, был к ним ближе всех, хотя они никогда не назвали бы его равным. Несчастный полукровка. Не более. Они не трудились относиться как к равному хоть к кому-то из Центра. Иван и Виктор с момента первого столкновения были только безукоризненно вежливы. Саша про себя усмехалась, ведь дьявол, говорят, тоже всегда был джентльменом, пусть это и история из другой сказки. Вот только им ни на секунду не давали расслабиться, не давали забыть, что они не принадлежали ни этой истории, ни этому кругу. Положа руку на сердце, расслабляться и чувствовать себя комфортно в их присутствии Саше хотелось в последнюю очередь. Это, как минимум, было бы невероятно глупо. А они не глупые. И очень хорошо, если все здесь присутствующие ненадолго об этом забудут. Потому про себя она благодарила Грина за эту тишину, толковать ее можно было как угодно. И еще один круг. Саша сползла на Грина, удобно устроив голову у него на плече — к черту протоколы, тем более беседа же идет вне его, правда? Она игнорировала предупреждающий взгляд Валли, вроде возьми себя в руки. Я не буду брать себя в руки, просто вообрази, такие допросы будут теперь ежедневным аттракционом. И если так, то я лучше прилягу. Она чувствовала руку Грина, жест по-настоящему защитный, когда он приобнял ее за талию. Вроде ничего особенного, но он был будто готов схватить всех присутствующих обитателей Центра и вылететь сразу в окно. Он не менялся в лице, не переставал вежливо улыбаться. Саша догадалась только по той причине, что успела хорошо изучить как он работает. От Грина пахло знакомо, привычно и от него было тепло. Она раньше не замечала, если честно, сколько в нем было воздуха. Что его происхождение — это не только об огне, оказывается, это об ощущении полета. Голос Ивана прозвучал неожиданно, Саша ощутила смену интонации: — Но мы, верно, вас утомили. Благодарим за встречу и за согласие посодействовать и встретиться в неформальной обстановке. Поверьте, нам бы очень хотелось, чтобы результаты ревизии были положительными, — в этот момент он бросил выразительный взгляд на Мятежного, который даже не потрудился скрыть то, как его перекосило. Иван продолжал, — В знак наших добрых намерений, примите эти приглашения. Он протянул Валли четыре сразу, Саша снова отметила позолоту и безупречный почерк, Мятежный уже стоял за плечом наставницы и негромко хмыкнул: — Не успели приехать, а уже погружаете город в атмосферу декаданса и московских буржуазных тусовок? Иван усмехался, широко, крайне удовлетворенно, и даже в его усмешке можно было утонуть, кто сказал, что это будет менее неотвратимо, чем была его улыбка? — Именно. Я бы даже сказал, что это будет в сказочных традициях, Москва вам бы тоже быстро наскучила. И да, это будет маскарад, советую выбрать нечто.. Экстраординарное. Саша отзеркалила его усмешку, поднимаясь и утягивая за собой Грина, прочь отсюда, прочь на воздух, на настоящий воздух, здесь все пропитано Сказкой и все ненастоящее. — О, разве Марк недостаточно экстраординарен ровно такой, как он есть? Самый красивый мальчик на этой дискотеке, золотой сказочный герой улыбался, глядя ей в спину: — Безусловно, ваш Марк — это отрада для моих глаз. Разве не вы все? Саша не знала, как на это реагировать, более того, ей не хотелось на это реагировать, они терпеливо дождались, пока Валли попрощается, тоже всецело по протоколу, Виктор не прощался вовсе, что-то подсказывало, что прощение в его исполнении — это нечто окончательное. Саша первой вылетела из номера. Было душно, и горели щеки, и она в самом деле никогда не видела таких красивых людей, но может быть их лучше и не видеть, потому что они не люди вовсе, и пахнут ладаном, чем-то сладким, и Сказкой. И слова у них — тот же золотистый ядовитый мед. *** Возвращение в Центр как всегда было шумным, Мятежный и Озерская переругивались, если в номере Ивана и произошли какие-то уникальные моменты единства, они были забыты едва все ступили на свежий воздух. Оттрепать друг друга за холки — это было привычнее и было понятнее. А все то, что случилось наверху — это неясно. И это страшно. И черт знает, что это было. Но ведь стая уцелела? А значит мы все сделали правильно. Саша чувствовала, как бешено вращаются шестеренки у нее в голове, пытаясь привести все к единому заключению. Валли отпирала двери — ключ у нее был всего один, и он был совершенно бесполезен, если находился в хоть чьих-то руках, кроме ее собственных. В Центр без его главы попасть было невозможно. Валли молчала всю дорогу, изредка сдержанно улыбалась их комментариям и шуткам, но ее разум был где-то очень далеко. И Саша на секунду задумалась, насколько же сильно Валли им доверяла, если позволяла телу оставаться неприкрытым, а себе уходить в глухую задумчивость, просто зная, что они рядом и, если что они справятся. Саша так часто упрекала ее в том, что она до сих пор обращается с ними как с детьми. Вот только детьми они не были уже давно. И Валли это прекрасно знала. В какой момент ты на самом деле перестаешь быть ребенком? — А Озерская, стоило увидеть наш новый всеобщий краш, тут же уплыла, — Мятежный усмехался, пропуская ее перед собой, следующий ядовитый комментарий летел ей в спину, — Мне пришлось тебя встряхнуть, чтобы ты перестала смотреть ему в рот, — он продолжил, очень похоже изображая Сашину манеру говорить, копируя ее выражение лица, — Если только я окажусь вашей потерянной сестрой, вашу мать, если бы не общий официально-пафосный тон этой встречи, я бы от смеха умер. Саша пораженно к нему развернулась, «встряхнуть тебя»? В смысле? Саша еще раз прокрутила воспоминание, вспомнила ладонь у себя на спине, надежный якорь, глаза у нее чуть расширились: — О, Маречек, пожалуйста, пожалуйста, мне так идут черные вуали. Но подожди это был ты? — и тут же недовольно застряла головой, отфыркиваясь как кошка, — Я уплыла? Ты сам себя вел как глупый подросток. Буржуазные московские тусовки. Не так смешно, а? Грин вмешался мягко, развел их по разным сторонам: — Давайте согласимся, что вы оба вели себя как животные, и какое счастье, что там был бедный Гриша, которому пришлось все выслушивать за вас, — видимо, он заметил вытянувшиеся лица Мятежного и Озерской, потому что выглядеть серьезным у него перестало получаться, в глазах плясали искорки. И в эту секунду остатки медового дурмана будто отпустили, дышать стало будто легче, Саша возмущенно воскликнула, — Но ты любишь нас! Грин вздохнул, печально покивал, а непослушная челка упала ему на глаза, у Саши кончики пальцев ныли, так хотелось до него дотронуться, и она точно знала, что их таких здесь как минимум двое. — Вы, к сожалению, любови моей жизни. Иногда я еще вспоминаю то время, когда вы умели общаться как люди.. Слышу ваши голоса.. Они смеялись, ровно в эту секунду было легко смеяться и было хорошо там, где они были, потому что липкое ощущение отпускало и потому что все они были здесь, и обижаться друг на друга было в эту секунду просто бесполезно. Сейчас можно забыться. А завтра мы посмотрим. Валли прервала их негромко, мягко ввинтившись в разговор: — Рада, что вы в хорошем настроении. У меня на сегодня еще есть работа, я буду у себя. А вот вы свободны, — уголки ее губ дрогнули, когда она на них смотрела. Валли пришлось привстать, а Мятежному чуть наклониться, чтобы она могла взлохматить ему волосы. Это потом он сделал недовольное лицо, это потом он беззлобно отпихнул ее руку в сторону, но момент, когда он наклонился, Саша застать успела, Валли невозмутимо продолжала: — И да, Гриша прав. Вы двое сегодня вели себя безобразно, но я вам это прощу, потому что не вы это начали, — Валли усмехнулась, добавив еле слышно, себе под нос, — Кто вообще встречает гостей в халате. Она двинулась вверх по лестнице первой, Саша терпеливо дождалась пока ее шаги затихнут наверху, обернулась на Мятежного и Грина и заявила: — Сейчас я иду в душ, мне нужно смыть эту тонну меда, такое количество просто вредно для кожи. А после мы с вами поговорим. Вам, уверена, тоже есть, чем поделиться. Так что за мной, господа. Мятежный и Грин переглянулись чуть растерянно, будто спрашивая друг у друга про какой именно мед она говорит. Так и не обнаружив достойного ответа, они молча двинулись по лестнице вверх, Саша маленькой розовой запятой с плюшевым котенком мелькала впереди и вид имела крайне воинственный. Старый Центр будто вздыхал с облегчением, приветствуя их дома. *** Говорить она начала еще в ванной, через открытую дверь. К вопросу «смывания меда» Саша действительно подошла ответственно, одурительно пахнущая апельсином и корицей шапка пены едва помещалась в ванную. Саша видела колено Мятежного, сидящего у нее на кровати, видела макушку Грина, он, видимо, лежал, устроив голову у друга на коленях. И прежде всего они в любом случае остаются друзьями. Как это работает? — Во-первых, я не оправдываюсь, Марк, но мне нужно это обозначить. Я понимаю, почему вся Сказка стояла перед ним на задних лапках. Да и стоит. Я не уплыла, в плане.. Господи, как это объяснить. Есть момент, когда человек тебе нравится? Как мне нравится Грин, например, — Мятежный громко и демонстративно фыркнул. Саша оценивающе оглядела батарею флакончиков рядом с ванной, будто прикидывая, чем удобнее будет в него запустить, но вместо этого подчеркнуто ровным тоном продолжила, — А есть такие люди, как Иван. Точнее не так. Опять. Таких людей нет. Он ни разу не человек. Эта его черта реально жуткая. Но он гипнотический, ты сразу чувствуешь с ним какую-то связь. Ты на него смотришь, как бандерлоги на мудрого Каа. Марк, ты неужели сам этого не ощутил? В ответ он издал довольный смешок: — Признаешь, значит, что ты обезьяна, наконец? — Саша закатила глаза настолько, что начала всерьез опасаться, что они там и останутся, но Мятежный уже успел отпустить эту тему. Он поморщился, Саша слышала это в его голосе, хотя и не могла разглядеть в эту минуту его лица, ей достаточно сказала одна только интонация. — Я ощутил, что он огромная заноза в заднице. И что он прекрасно осведомлен об эффекте, который оказывает на людей и ловко этим пользуется, — Мятежный помолчал несколько секунд, будто решаясь. — Но я сделаю тебе скидку. Я тоже это ощутил. Возможно, чутка слабее. Но это как раз легко объяснить. У меня толер буквально ко всему, помнишь? Я быстрее лечусь, хуже поддаюсь воздействию, ментальному в том числе. Так что то, что ваш Иван не сбил меня с ног — это, вероятно, большое спасибо моим личным особенностям. Истомин, не спи, ты что думаешь? Как для тебя это ощущалось? Грин издал довольный звук, судя по всему он потягивался, Саша задумчиво качнула ногой в ванной, ожидая ответа: — Я не сплю, я вас слушаю. А если серьезно, его воздействие или нет, хотя он им воспользуется непременно, но вы разве не заметили. Оно за этим и было. Сплошная демонстрация силы. Они недвусмысленно дали нам понять, что теперь они будут лезть в дела Центра с той интенсивностью, с которой сами пожелают. И мы ровным счетом ничего не сможем с этим сделать. Как перспектива? Вроде мы, конечно, договоры со Сказкой уважаем, но вы что-то сделали не так, а значит будете отвечать. Помните, как он выспрашивал про нарушение запретов? Саша не услышала, что ответил Мятежный, включила душ, чтобы окончательно избавиться от липкого ощущения. Несмотря на туманность сознания, это она заметить успела. Они будут лезть в дела Центра. И будут лезть в них бесцеремонным образом. Им даже статус ревизора для Виктора не нужен был. Саша хотела сказать, что ей не было дела до Центра со всем его содержимым. Но перед Центром у нее были обязательства, а значит порядки, которые здесь наведет Виктор — это ее головная боль. Медовый голос Ивана — это ее головная боль. И честное слово, сказочный золотой мальчик Иван Ахматов был последним, о ком она хотела думать в душе. *** Саша появилась в дверях ванной, надежно завернутая в халат, минут через десять, как раз чтобы успеть застать кусок разговора про грядущий маскарад. — Еще одна вещь мне никак не дает покоя, знаете? Взгляды немедленно обратились в ее сторону, Саша задумчиво провела рукой по лицу, пытаясь припомнить последние события. Грин протянул к ней руку, предлагая сесть рядом. Саша, конечно, руку поймала, ей казалось это почти забавным, но события недавнего разговора уже успели стать туманными. Ты входишь в Ржавое царство и возвращаешься через двадцать лет, а кажется, что через двадцать секунд. А кажется, что не уходил вообще. А было ли оно? Они ведь даже не коснулись самого Царства. — Не знаю, заметили ли вы. Но я практически уверена, что Виктор и Иван любовники. Я, честно говоря, понятия не имею, чем это грозит лично нам. Но деталь-то важная, верно? Саша всем существом чувствовала буравящий взгляд Мятежного, он не потрудился быть сколько-то терпимым, и Саша успела вспомнить, что они находятся в глухой ссоре. О причинах ее тоже вспомнила, оттого его комментарий показался особенно хлестким: — А тебе обязательно превратить все в дурацкий ром-ком, да? Ну какое тебе дело, кто с кем спит? Грин осторожно подтолкнул его локтем, тактично, но настойчиво призывая к молчанию. Взгляд Грина искал Сашины глаза, и до нее дошло только что, он ни на минуту не терял сосредоточения, пока Мятежный позволял себе валять дурака, пока она плескалась в ванной, пытаясь утопить призрак Ивана, Грин думал. Возможно, им бы стоило тоже: — С чего ты взяла? Саша не могла дать внятного объяснения, эти вещи для нее были очевидны, висели в воздухе, собирай да рассматривай под лупой, ровно также, как они были очевидны с Мятежным, правда в этом случае у нее был шанс наблюдать его дольше. Саша задумчиво куснула губу, все еще чувствовала пальцы Грина на запястье, он вел указательным по вене вверх и вниз, слушал пульсирующий там ток крови и казался ей настоящим путешественником. — Это.. Не имеет объяснения. Просто то, как он стоит, его положение в пространстве относительно Ивана. То, насколько Виктор привычен к его прикосновению, вы же видели, Иван динамичный очень, Виктор ни разу не передвинул руки? И у него лицо, знаете.. Было такое, будто он готов любую ерунду ради Ивана сотворить. Это просто.. Черт. Ну неужели вы не заметили, иногда между людьми в воздухе есть напряжение. И оно там было? Мятежный все еще смотрел на нее с зашкаливающим скептицизмом, чем медленно, но верно приводил Сашу в состояние пылающей спички: — Виктор для него? Не наоборот? Это ведь Иван потащился в эту глушь, разве нет? Саша снова покачала головой, хотя понимала, почему такая логика была Мятежному ближе: — Он его.. пропускает. Принц всей сказки или нет. Но Виктор командует мертвецами. Виктор вечен. Ревизия предписана именно Виктору. И он разрешает Ивану вести переговоры. Мне как-то было интересно, что там произошло у них с Валли, я решила покопаться, что за кадр наш Генерал Ржавого Царства. Он.. Результатер. Он деятель. Он не даст кому-то делать работу за себя, и он редко приходит миловать и вести пустые беседы. Он идет за чем-то. Так что нет, под нож бросится Виктор. Разве все эти божки подземелий не готовы убить за живое, горячее и теплое? Разве не так это работает? Ответом ей стали сплошные знаки вопроса у них в глазах, Саша на более развернутый ответ и осторожно предложила: — Ну.. Кощей ведь этих девушек не просто так похищал? Сказка всегда тянулась к жизни. А Иван.. Иван — сама жизнь. Рядом с ним дышать сложно, насколько он живой. Насколько все раскрывается. Честное слово, я думала деревянный стол перед нами расцветет. В нем жизни столько, что любая другая жизнь рядом с ним кажется какой-то неполной. Меня это тревожит даже. Грин, да даже твой отец с твоей матерью! Прости, что говорю об этом, но.. Она ведь была зрячей, не творением Сказки. Ты должен понимать. Грин задумчиво повел плечами, и может быть говорить о домах и семьях в таком контексте неправильно, но Саше нужно было. Саше было просто необходимо быть услышанной, и если эти мальчишки со сплошной лобной костью вместо мозгов не хотят ее слушать.. — Мама этот выбор сделала сама. Мы потому настолько.. противоречивые фигуры. Мама предложила ему себя сама. Это знаешь.. Ее публичное заявление. Вроде никто не будет диктовать мне мою судьбу, никто не скажет мне, что делать. Сначала это. После мама решила родить героя, получился я.. Я это к чему. Это необязательно о притяжении к теплу, просто.. Саша молчала несколько секунд, ожидая, что он соберется, что он продолжит, пропуская его, давая ему эту возможность, но Грин молчал, тогда она закончила за него: — Но он согласился. Сказка всегда тянулась к жизни. Может он и не тепла искал, Великий Огненный Змей. Но одно, Гриша, я знаю точно. Им скучно. Им всегда одуреть как скучно, такая долгая жизнь, такие одинаковые сценарии, дорожка протоптанная, и каждый раз ступаешь за самим собой след в след. И предложение твоей матери — это с ума сойти как забавно. Это что-то новое. И он согласился. Они всегда голодны, и они всегда скучают. А мы, смертные, со своими крошечными короткими жизнями, знамениты своей порывистостью и безрассудными поступками. Иван — первый из нас. Лучший из нас. Вот и все. Саша поднялась, взволнованно прошла по комнате, густой белый ковер надежно съедал звуки ее шагов, в голове все продолжало гореть: — Наконец, если вы мне не верите, посмотрите на Валли. У нее нет твоего толера, Марк. Но Иван ее бесит, прямо под шкуру лезет. Мы не знаем, из-за чего Валли и Виктор расстались. Так? А может все-таки знаем? Мятежный поднял руки в побежденном жесте, Саша заметила это давно — в последние дни он избегал на нее смотреть, будто она была живым напоминанием. Будто ему было стыдно. Будто он сожалел. И Саша бы почти ему поверила. Во всяком случае ей жутко, до больного, хотелось в это верить, вот только Саша Озерская может быть и была мечтательницей. Но мечты с реальностью не путала никогда. Мятежный не смотрел на нее, говорил в пространство: — Хорошо. Допустим. Они любовники. Что это дает? Грин издал негромкий звук, будто, наконец, улавливая ход мыслей: — Только то, что это личное. Убийства — это безусловно отвратительный прецедент. Но он не требует ревизии всей сказочной верхушкой. И особенно он не требует лишнего столкновения Виктора и Валли. Марк, мы здесь столько лет, ты такое помнишь? Мятежный снова несогласно мотнул головой, по неведомым причинам абсолютно все, что связано с Виктором и Иваном он воспринимал в штыки, Саша это кожей чувствовала, он бы лучше вцепился им в глотки: — Может, они просто не захотели расставаться. Саша взорвалась, раздраженная без причины то ли его несогласием, то ли его неприятием, то ли тем, как глупо он избегает взгляда: — Он — Виктор мать его Воронич. Он — древний как мир Генерал Сказки. А не влюбленный тупой щенок. Он не ты и не я, он древнее самого понятия любви. И если бы для работы ему нужно было оставить нашего золотого мальчика в Москве — он бы это сделал. Что я пытаюсь сказать, так это, что здесь все не просто так! Саша слышала треск, и Саша слышала волнения в воздухе, она отвернулась к окну, разозленная и почти обиженная, безуспешно пытаясь отдышаться, Лишь бы не видеть его глупое лицо. Но треск стал громче, ощутимее. Треск звал ее прямо из окна и когда она отодвинула плотную штору, то замерла на секунду, а после с силой дернула на себя дверь балкона: — Одуреть. Просто. Охренеть. Идите сюда. Быстро идите сюда! Она выскочила на балкон первой, маленькая и легкая, и в эту секунду была безумно благодарна мальчикам, просто за то, что в этот раз они не заставили просить себя дважды. Нарастающий шок в ее голосе был достаточным поводом исполнить просьбу немедленно. Она чувствовала их у себя за спиной и одновременно чувствовала себя такой крошечной перед огромным черным гигантом неба. По нему, неотвратимо, яростно, змеился зеленый луч. Казался совершенно живым, он трещал, будто пытался достучаться до них, и на секунду Саша забыла как дышать, забыла, чья рука крепко сжимает ее локоть. — Aurora Borealis.. Грин выдохнул завороженно, рядом с ее ухом, и на секунду дышать перестали они все. Саша Озерская видела людей, высыпающих на балконы дома напротив, видела любопытные носы, прилипшие к окнам. А после это перестало быть значительным, потому что зеленые волны в небе походили на море или не походили ни на что вовсе, что она за свою недлинную жизнь видела. Саше казалось, что она видит там чьи-то лица или может быть это были их собственные отражения. Небо на фоне казалось чернильным, а звуки города на секунду умерли, зеленое зарево в небе было невозможным и город внизу замолчал, не в силах вынести его восхитительной мощи. В городе над Волгой не бывает северных сияний. Они на то и северные, что случаются бесконечно далеко отсюда, и завтра они найдут этому дурацкий научный обоснуй. В городе над Волгой не бывает северных сияний, но город над Волгой, а вместе с ним весь мир, забыл, что Сказка живет и сделал ее дикой, сделал ее голодной и непокорной. Сказка пришла за ними, открыла дорогу. С балкона Сашиной комнаты, если очень постараться, было видно кусочек реки, с Волги всегда было холодно, особенно в октябре, и Саша ежилась, а Волга, огромная и неповторимая сила, окрасилась в зеленый, отражая зарево и делая его по-настоящему бесконечным, существующим вне пространства и времени. Этот вечер приветствовал кого-то или этот вечер грозил перевернуть все с ног на голову. — Так просто не бывает.. Это невозможно, — еле слышно выдохнула Саша, не сводя глаз с неба. И даже если это зрелище сейчас их убьет, уже одним тем фактом, что дышать было невозможно — невозможно вспомнить, как же это делать. То Саша была не против уйти именно так. Грин, завороженный, отозвался рядом, точно также, задохнувшись. — Кажется, теперь бывает. И мне в этом какой-то.. Не знаю. Перелом видится? Разве возможно быть прежним, увидев нечто подобное? И посреди нашего города. В одном ты права точно, это невозможно. Но мы все это видим. И с ума сойти. Как красиво. Зеленый змей разгорался в небе все ярче, находился постоянном движении, умножал свои силы, прикасаясь к реке. МОИ были крошечной точкой в пространстве, впитывая великолепие зрачками, и душами, всем своим существом, четко зная, что вот этот момент в памяти останется и они в нем останутся тоже. Зеленый змей говорил с ними, равнодушно пожирал темноту неба, и Саша не понимала его слов. Может быть, он был дальним родственником Грина. Бессмертным прадедом. Может быть, Грин понимал его гул и его треск лучше? И если все так, то дай нам еще немного времени. Прошу тебя. Зеленое зарево — момент, растянутый до размеров бесконечности, когда весь город замер у своих окон, забыл о работающих ноутбуках и забыл, как дышать, потому что больше это было не нужно. Когда весь город столпился у окон, пораженный, восторженный. Когда весь город над Волгой верил в чудо и верил в Сказку. Именно в тот момент, когда город уже забыл, как это — верить.