На тебе сошелся клином

— Я думала, твоя мать ничему не научилась. Была ясная погода, впервые за два дня. Рейнис сидела на скамье в открытой галерее, разглядывая сияющую полоску моря, пока Люк делал вид, что не хочет уйти. Он слишком поздно заметил ее компанию, отвлекшись на Вхагар в небе и поражаясь огромной тени, отбрасываемой на королевские сады внизу. Слуги стояли в стороне, одна девушка держала поднос, стремясь угодить своей Почти королеве свежими фруктами. Двух дней было достаточно, чтобы шторм улегся. Мысленно Люк благодарил за это Кристона Коля. Он очень помог. — Я не совсем понимаю, о чем вы, бабушка. Лицо Рейнис дрогнуло, когда она услышала это обращение. Раньше Люк предпочитал уважительное «принцесса Рейнис», но после разрыва помолвки с Рейной ему хотелось ворошить гнездо неверия и отвращения к его происхождению. За столько лет пора было привыкнуть, что он Веларион. Впрочем, Рейнис была не из тех, кто позволял себя обыгрывать. Люк уже понял, что она предпочитала сама вставать на нужную сторону, если не видела смысла противоборствовать. — Когда-то я разговаривала здесь с твоей матерью. Она была еще молода, а Визерис искал себе новую жену, — Рейнис отправила в рот последнюю виноградину, но отмахнулась от служанки, когда та хотела обновить блюдо. — Я предупреждала ее, что если боги благословят Визериса сыном, ей никогда не стать королевой. Люк промолчал. Ему требовалось больше, чтобы закончить картину у себя в голове. И Рейнис не заставила его ждать. — Боги благословили, — усмехнулась она. — Твоя мать даже не попыталась что-либо сделать. Женщина, думающая, что клятвы мужчин что-то значат. Возражения вертелись у Люка на языке. Ему хотелось защитить, сказать, что его мать осознала свою ошибку и неоднократно корила себя за нее. Рейнис встретилась с ним взглядом и понимающе улыбнулась. Она встала и поправила свою юбку, давая знак служанке следовать за ней. Люк сцепил руки, надеясь услышать еще что-нибудь. — Уж не знаю, как она на это решилась и как смогла привлечь на свою сторону Деймона, но твоя мать определенно многому научилась, — бросила напоследок Рейнис. — Хотя, я уверена, она хочет быть королевой. Да, она хотела, подумал Люк, смотря на удаляющиеся фигуры. Но сейчас его мать и без короны держала Семь Королевств в своих руках. Красный замок уж точно. Информация об Эйгоне появилась накануне вечером — рыбаки видели на западе Эссоса сияющего дракона в небе, прекрасного и стремительного. Скрывшегося в облаках так же внезапно, как и появившегося до этого над их головами. Срочное собрание Малого совета было посвящено этой крупице информации, которую дополняли слухи, полученные от шпионов Лариса Стронга. В ближайшее время Эйгона ждали в Пентосе, и, как сказали Люку, Алисента громче всех требовала отправить за ним Дейрона на Тессарион. Как будто молодой дракон с не менее юным всадником могли настигнуть Солнечный Огонь до того, как Эйгон продолжит путь. Да и как Дейрон мог бы убедить Эйгона вернуться? Тащить силком на привязи? Что-то Люку подсказывало, что Эйгон чем злее был, тем умнее становился. Полети за ним Эймонд на Вхагар, что также было предложено, то слухи о гигантском боевом драконе успеют обогнуть Эссос еще до того, как в Красном замке узнают о новых перемещениях своего беглого короля. Джекейрис предложил сделать это тихо — просто отправить кого-то из доверенных и надежных людей за Эйгоном на корабле. Хотя, на самом деле, мало кто в Малом совете верил, что Эйгона удастся вернуть на трон. Он уже сбежал. Постепенно мастера склонялись к тому, что Эйгон слишком неуправляем и не самый хороший выбор. Медленно. Один за другим. Джекейрис на месте десницы, отвечающий от королевского имени, помогал наталкивать их на эту мысль. А вечером, после собрания Малого совета, Деймон за ужином смеялся над тем, какие молящие взгляды Алисента кидала на Лариса Стронга. — Она думает, что теперь, когда у нее почти нет защитников, он будет помогать ей, — усмехался Деймон, пользуясь тем, что Алисента после побега Эйгона ужинала в своих покоях, как и Хелейна с Эймондом. — Ларис Стронг. Он выберет путь получше. Он также добавлял следом, что проблемой оставался Эймонд. Возможный король-регент. И это было главным, что тревожило Люка на протяжении минувших двух дней. Люк представлял Эймонда с короной Эйгона Завоевателя на голове. Представлял, как он будет сидеть на Железном троне. Пытался угадать, какого десницу он выбрал бы себе. Действительно — Эймонд был хорош. Он был той самой занозой, которая не давала мастерам вздохнуть и полностью отдаться на милость «черной» части замка. Еще он был горд, честолюбив и злопамятен. И умен. Не тот человек, которым можно было бы управлять, если вы не кто-то особенный. Еще месяц назад Люк был уверен, что Эймонд с радостью наденет на себя корону Эйгона Завоевателя, если ему представится такая возможность. Он мог только догадываться, как сильно его дядя сейчас ненавидел Рейниру. Ни разу не встретив Эймонда лично, Люк слышал со сплетен слуг, что он каждый день терпеливо уговаривал Алисенту продолжать есть. Что навещал свою сестру, проверяя, надежна ли охрана ее детей. А еще периодически восклицал, как долго они все собираются играть в салочки с его братом и когда уже решат, кто будет править Семью Королевствам, раз это вызывает такие вопросы. Пока Люк в одиночестве угадывал, что будет дальше. Он мог видеть будущее во всех своих путях — вернувшийся на Драконий камень и знающий о свадьбе Эймонда, ставший Лордом Приливов, воюющий. Может быть, они с Эймондом даже убили бы друг друга. Но не сейчас. Этот путь он не знал. Что делать дальше? Как они должны жить? Почему Эймонд позволил Люку увидеть страх на своем лице, когда кровь Кристона Коля еще стекала у него по спине? Люк единственный раз в жизни присутствовал на Малом совете — и именно его там попытались убить. Это стало главной шуткой Джекейриса, когда тот освобождался от дел и навещал своих младших братьев. Сам он при этом почти не улыбался. Только один раз сказал, что все решится до конца недели. Однажды утром Люк проснулся со слипшимися ресницами, хотя на его лице не было никаких следов слез. Ему снился Эймонд, он помнил это хорошо — Вхагар, Штормовой предел, сапфир. Острые грани камней на стенах. Такой четкий мир. Слишком ясный для сна. Люку было страшно и холодно, он дрожал и хотел домой. Оставалось только ждать. В конце четвертого дня Люк не выдержал ужина. Напряжение в Красном замке нарастало и грозило лопнуть, что отражалось и на их семейных встречах. Джекейрис, через раз составлявший им компанию вместе с Бейлой, в этот день допоздна занимался письмами. Рейна и Бейла не выглядели так, будто хотят поддерживать беседу с кем-нибудь, кроме друг друга. Деймон с Рейнирой что-то обсуждали с Корлисом и Рейнис, которые взяли привычку ужинать вместе с ними. Поэтому Люк ушел, сославшись на усталость и желание пораньше лечь спать. Хорошо, что к нему сейчас было мало требований, кроме как общего благополучия. Он уже толкал дверь в свои покои, когда его окликнули. Эймонд спокойно прошел мимо караула, охранявшего крыло замка, где находились комнаты Люка и его младших братьев. Он выглядел утомленным и немного сонным, что с удивлением отметил Люк, различая влажный блеск единственного глаза. Это могло быть игрой света в полутьме коридора. — Эймонд, — Люк хотел поправить себя, сказать приветственно «дядя», но было слишком поздно. — Люцерис, — их разделяло достаточное расстояние в полтора шага. Если Эймонд был здесь так вовремя, значит, он точно знал, когда и в чьей компании Люк ходит по замку. Почему-то это успокаивало. — Я принес тебе то, что ты просил. У Люка зазвенело в ушах от этих слов, такими нереальными они ему показались. Он невольно открыл рот, но тут же закрыл, не зная, должен он улыбаться, плакать, благодарить или пытаться обнять Эймонда. Ему дали шанс. Несмотря на их семьи, несмотря на все остальное — Люку дали шанс. Оценивший реакцию, Эймонд довольно усмехнулся. — Прошу прощения, племянник, что не принес его тебе раньше, — добавил он слишком вежливо, красуясь перед чужими ушами. — Как видишь, мой брат спутал многие планы. Ему протянули небольшой мешочек из плотного темно-зеленого бархата. Люк взял его, даже не скрывая своего благоговения — осторожно обхватывая ладонями и чувствуя тяжесть камня внутри. Робкая счастливая улыбка сама расползлась по лицу. — Спасибо, — искренне шепнул он, чуть сжимая бархат пальцами. И замирая. Камень внутри был целым. Люк вскинул недоверчивый вопросительный взгляд, на который Эймонд хмыкнул, стирая со своего лица последнюю иллюзию вежливой улыбки. Он стоял перед ним напряженный каждым мускулом. — Дядя, — повторил Люк, с трудом подавляя обвиняющие нотки в голосе. Ему не верилось, что Эймонд не доверил ему самому сделать это. Починить. Поправить. — Хмм?.. Следующая догадка уколола острее. Невозможно. С ней Люк сглотнул вязкую слюну и приоткрыл дверь в свои покои еще шире. Эймонд перед ним оставался непроницаемым. — Дядя, пройди, пожалуйста. Думаю, мы должны вместе кое-что обсудить. Без лишних слов Эймонд прошел внутрь, и Люк последовал за ним, бросив последний оценивающий взгляд на рыцарей в стороне. Собственные комнаты показались Люку душными и чужими. Его дядя стоял у стола с кубками и кувшином воды, сцепив за спиной руки и терпеливо ожидая. Люк нервно облизал губы и сильней сжал мешочек. Эймонд ничего не сказал, когда он подошел ближе и потянул за шнурок, вываливая из бархата округлый холодный сапфир. Время шло. Сам Люк не мог понять, как долго смотрел на свою ладонь. Он не видел этот камень со Штормового предела, но он узнавал его — каждую мягкую грань, каждый перелив и глубину цвета. Осторожно перекатив сапфир к пальцам, он сжал его, согревая собственным теплом. Тихий вздох заставил поднять глаза. Глазная повязка обхватывала голову Эймонда, но Люк не мог позволить себе стянуть ее. Тем не менее, рука нерешительно тянулась вперед, и Эймонд сделал это сам. Молча поднял руки, ослабил ремешок и убрал со своего лица, откладывая в сторону. Стежки шрама у поврежденной глазницы и веки были покрасневшими. Сапфир сиял осторожными бликами, тонкая паутинка трещины шла вдоль камня, одним концом скрываясь под кожей там, где на скуле начинался старый след от ножа. Расколотый камень сидел в глазнице плотно. Люк не стал спрашивать, когда Эймонд сделал это или как он решился. Легкая сонливость, остаток действия макового молока, еще сквозила в Эймонде. Он медленно моргал, но не показывал каких-либо признаков того, что ему больно. Люк не знал, было ли это похоже на обычную рану, как которую ему зашивали на ноге на Ступенях, или новую потерю глаза. Сапфир в его ладони стал горячим, а в носу защипало. — Я люблю тебя, — прохрипел Люк, просто потому что хотел сказать это нормально. Больше не обвиняя Эймонда и не жалея о том, что он любит именно его. Ладонь Эймонда легла на его руку, все еще мертвой хваткой сжимающую сапфир. — Это действительно мучение, — успокаивающе ответил Эймонд, и Люк согласно закивал. Большой палец нежно провел по костяшкам пальцев, постепенно размыкая их. Сапфир вынули из руки Люка и осторожно положили на стол. — Любить тебя. Перебарывая скопившиеся внутри эмоции, Люк поднял лицо, слабо улыбаясь. Они с Эймондом лишь влажно прихватили губы друг друга, замирая на несколько секунд, после чего расстались. Люк дышал в плечо Эймонда, пока дыхание его дяди терялось где-то в волосах. На противоположной стене в щель залез маленький паук, и Люк бездумно отследил его путь взглядом. Эймонд сильнее сжал его, придвигая поближе. Они на самом деле так редко касались друг друга, но даже эти малые воспоминания за несколько дней разлуки в Красном замке заставляли Люка тосковать. Он обнял Эймонда в ответ, позволяя себе забыть о проблемах за дверями его комнат. Напряжение под пальцами Люка медленно уходило. Сердце Эймонда билось тяжело и ровно. Когда они оба отстранились, Люк еще успел подумать, что скажут рыцари о том, что его дядя слишком долго оставался с Люком в закрытых комнатах. За все те долгие месяцы, прошедшие с момента извещения о смерти Визериса, впервые голова у Люка на утро была чистой и ясной. Он лежал под одеялом в коконе тепла, сонно щурясь от лучей солнца, падающих на кровать. Наспех надетая перед сном ночная рубашка перекрутилась в районе талии, доставляя небольшой дискомфорт и заставляя Люка недовольно ерзать, чтобы выправить на себе ткань. От этого она скрутилась еще больше, добавив к себе тянущую тупую боль в пояснице. Люк подтянулся на кровати, устраиваясь на подушках и окидывая взглядом комнату. В кресле у окна сидел полностью одетый Эймонд и лениво вертел в руке кинжал, пуская гладким лезвием блики по стенам. Люк смотрел на повязку, вернувшуюся на его лицо, и аккуратные светлые волосы. Почувствовав взгляд, Эймонд повернулся. — Ты мог еще спать, — вместо приветствия сказал он, пряча кинжал в ножны и поднимаясь со своего места. — Я бы разбудил тебя на смене караула. — В Красном замке нет тайн, — зачем-то вспомнил Люк. Он не отрывался от фигуры Эймонда, опасно приблизившегося к кровати. — Предлагаешь мне остаться до самого завтрака, который принесут твои верные служанки? Сохраним хотя бы крупицы приличий, Люцерис. — Приличий, — Люк улыбнулся, вспомнив, сколько приличий было ими обоими попрано минувшей ночью. Уже нельзя было исправить то, что произошло. Особенно то, что произошло во время борьбы за трон и под пристальным взглядом шпионов и доносчиков. Даже с серьезным лицом, но Эймонд все равно слабо улыбнулся. Он сел на край постели, придавливая одеяло своим весом, его ладонь упиралась в простыни прямо рядом с бедром Люка. — Ты очень беспокойно спишь. На Ступенях я списывал это на твои раны, но этой ночью ты оставил на мне достаточно синяков. Люк удивленно моргнул. — Ступенях? — как в той темноте Эймонд вообще мог разглядеть, как именно Люк спит. Сам-то он с трудом различал в темноте светлые волосы. В ответ на его удивление Эймонд почти весело хмыкнул. — Это было мое дежурство. Я следил. — Пфф, — Люк фыркнул. — Ты должен был оценивать обстановку, а не мой сон. — Ты стонал. Мне было любопытно. Вымучено простонав еще раз, Люк сполз по подушкам и попытался натянуть одеяло на голову, чему успешно помешал все еще сидевший на кровати Эймонд. Голос Люка был приглушен из-за возни за оставшийся кусок одеяла. — Мы добавили себе новых проблем. — Да. — Но я не жалею об этом. За их шутливой перепалкой Люк действительно не чувствовал ни угрызений совести, ни сожалений, ни страха. Дальнейшие проблемы для него легко оправдывались хотя бы одной ночью, когда все было на своих местах. В конце концов, они всегда успеют убить друг друга. Действительно успеют. Эймонд сидел рядом, пока не пришла пора уходить. Прежде чем осторожно выскользнуть за дверь, он внимательно посмотрел на Люка и сказал: — Постарайся починить. За этим скрывалась та невозможная помощь, которую Эймонд уже оказал. Ночью Люк все же спросил его, не доставляет ли проблем расколотый камень в глазнице и достаточно ли он отшлифован. Спустя непродолжительное молчание, Эймонд упомянул, что камень несколько дней готовили для кинжала, чтобы Люку было легче вернуть его в рукоять. Обмена «глаз» не планировалось, понимал Люк. Но он не уточнял, что стало причиной для такого решения. Было это до или после того, как на него пролилась кровь Кристона Коля. Люк не был дураком, он прекрасно оценивал положения каждого в Малом совете. Эймонд бы не успел. И Эймонд также это знал. За все утро к нему так никто и не пришел, если не считать слуг и сира Эррика, сообщившего о дневном собрании мастеров и лордов в тронном зале. Не то что Люк кого-то ждал, но он ни за что бы не поверил, что в Красном замке еще не было человека, не знающего об его странных отношениях с Эймондом. Поэтому он с тревогой ждал окончания собрания Малого совета, чтобы попытаться при возможности выпытать подробности у Джекейриса. Его брат не был готов к разговору, когда он нашел его. Джекейрис ходил кругами по своей комнате, и Люка поприветствовала Бейла с мягкой улыбкой и тяжелым вздохом. Она оставила их, но Люк продолжил молча наблюдать за беспокойством брата. — Они, наконец, смирились с тем, что не вернут Эйгона, — в итоге сказал Джекейрис, резко останавливаясь у окна. — По крайней мере, не в ближайшие месяцы. — Железный трон займешь ты? — предположил Люк, сам не веря в свою мысль. — Ты хороший десница. — Меня никто не ждет на Железном троне, Люк, — Джекейрис раздраженно провел рукой по волосам и нахмурился, смотря на город за его окном. Люк узнал своего брата, вспыльчивого и не терпящего обид. — У Эйгона есть наследник, которому нужен регент. Есть только два варианта для этого. Эймонд и наша мать. Все, что Джекейрис не договорил, Люк увидел в его глазах. Без Отто, без Кристона Коля и ярой поддержки Лариса Стронга посадить на трон второго сына для мастеров было гораздо большей проблемой, чем когда-то тайно короновать Эйгона. Не будь их сейчас в Красном замке, справиться с одним Джекейрисом было бы нетрудно, но они были. Их мать так внезапно напомнила, что всегда была Отрадой королевства. Ненавязчиво говорила, что ей первой был обещан Железный трон, но она «присягнула Эйгону в угоду традициям». По крайней мере, так передал ее слова с Малого совета Джекейрис. После этого Люк бросился в комнаты Рейниры. Он старался не бежать, но все равно ускорялся на каждом повороте. Цепочка в его голове завершалась последними звеньями, обхватывая голову, шею, руки и ноги. «Не раньше того, как Эйгон сам захочет признать себя законным правителем». Рейнира сидела за столом и перебирала свои многочисленные бусы и ожерелья, как делала всегда, погружаясь глубоко в мысли. В ней не было сомнения или неуверенности в том, что мастера выберут не ее, она как будто уже носила звание королевы-регента. Что может быть лучше — так великодушно взойти на трон, опекая наследника своего беглого брата. — Мой милый мальчик, — Рейнира приветствовала его, как и всегда, тепло и мягко. — Что привело тебя? У Люка не было времени обдумывать свои слова, иначе он бы никогда не задал вопрос, сдавшись под материнской любовью. — Как ты убедила Эйгона отказаться от трона? Двери были плотно закрыты, но Люк все равно затравленно огляделся, боясь увидеть Деймона или кого-то из слуг. Он собрал всю свою волю и еще раз внимательно посмотрел на Рейниру, сверкавшую светлыми глазами. Она улыбнулась ему, но искренности в ее улыбке было мало. Как если бы он был еще ребенком за ее юбкой, а она говорила ему, что на столе лежит вовсе не та курица, с которой он игрался во дворе утром. Нежелание раскрывать всю правду. — Я этого не делала, — просто сказала она. Люк верил. Если бы Рейнира призывала Эйгона спрятаться в бочке и плыть в Эссос в роли мандарина, он бы начал войну, забыв даже слово «дипломатия». Эйгон бы не отдал ей трон. Он слишком боялся за свою жизнь. Она давила на что-то другое. — Я просто с ним говорила, — признала Рейнира под его пытливым неудовлетворенным взглядом. — Когда-нибудь я все объясню. И тебе, и твоему брату. Это «когда-нибудь» могло наступить через год-два, десять лет или тогда, когда его пожилая мать будет находиться на смертном одре и замаливать свои грехи. Но Люк мог подождать. — Мы в безопасности? Мы теперь в безопасности? — спросил он главное. — Мы никогда не можем быть в безопасности, но да. Думаю, да. — Мы все в безопасности? Вся наша семья? — продолжил настаивать Люк. Рейнира сдалась. — Конечно, мой милый. Было бы странно отсылать семью Эйгона в изгнание, хотя Деймон на таком и настаивал, посмеялась Рейнира. Но Люк с трудом разделял ее ложное веселье. Ему было важно, чтобы все они оставались вместе. Если это так, он мог бы смириться со всем остальным. Оставался последний вопрос, который Люк задал уже уходя. — Джейхейрис. В итоге королем все равно будет он? Бусы Рейниры скрылись в тяжелой расписной шкатулке. Его мать опустила голову, размышляя над ответом или не желая его давать. — Он еще так юн, — выдохнула она. — Мы оба знаем, что за годы многое может измениться. Очень многое. — Увидим через несколько лет.