На тебе сошелся клином

Голоса за нового правителя Семи Королевств были отданы в последний день недели в тишине Малого совета. Нетрудно было предугадать, на кого падет выбор мастеров на этот раз. В их редкие встречи с Эймондом, которые случались то в библиотеке, то на тренировочной площадке или даже в редких прогулках в саду, они оба иногда вскользь говорили о будущем — Красного замка, их большой семьи и их подданных. Разговоры, сперва осторожные и неприкасаемые, обретали под собой почву, обрастали мясом и ломали кости. Эймонд сам сказал ему, что даже с нежеланием мастеров подчиняться женщине, они все равно выберут Рейниру. Что он достоин короны, но не получит ее, потому что его трусливый брат-идиот в один единственный жалкий момент дал слабину. Позволил произойти всему этому. Что лучше было бы убить Джекейриса. Вхагар должна была перекусить Вермакса еще на пути к Красному замку, но он не желал быть убийцей родственников. Он не мог пролить кровь, не уничтожив тем самым собственную семью. Что самой главной угрозой сейчас был Деймон. А Эймонд, единственный способный выступить против него, не мог сделать этого ради безопасности своих матери и сестры. — Лучше было бы позволить всем сгореть, — ухмылялся Эймонд. — Позволить произойти чему угодно, но не дать моей шлюхе-сестрице взойти на Железный трон. В ответ Люк гневно обвинял Отто Хайтауэра, его змеиное шептание в уши собственной дочери и бесконечные скрытые оскорбления, которые преследовали Джекейриса, Люка и Джоффри с самого детства. Он запретил Эймонду еще когда-либо так обращаться к Рейнире. Люк схватился бы за оружие, но кинжала с ним не было. Они расстались у чардрева, но тем же вечером здесь же и целовали друг друга. И вот, решение было объявлено, а Рейнира готовилась предстать перед лордами и двором. Новая хозяйка Железного трона. Королева-регент. Титулы Рейниры легко слетали с языка Люка, но в мыслях ему было гораздо сложнее так по-новому открыто называть свою мать. Слуги споро убирали со стола пустые тарелки, пока Люк расправлялся с последним яблоком за беседой с Джекейрисом. Уютная трапеза подошла к концу, они были одни — последней им компанию составила Бейла, которая покинула стол, сжав напоследок руку Джекейриса. Его брат не постеснялся прижаться легким касанием губ к тыльной стороне ладони кузины, прежде чем она ушла. Против ожидания, но это проявление чувств не смутило Люка, как могло бы раньше. Он легко улыбнулся, хрустнув яблоком, и с любопытством посмотрел на письмо, поданное Джекейрису. Это был спокойный день, такой редкий в водопаде прошедших недель, и Люк старался насладиться каждым его мгновением. Все было мирно ровно до того момента, пока губы Джекейриса не дрогнули, а брови не сошлись на переносице. Прекратив жевать, Люк уставился на внимательное и обеспокоенное лицо брата. На то, как заметались зрачки по невидимым для Люка строчкам. За этим последовал долгий вздох. Джекейрис аккуратно сложил письмо, пряча его в рукаве дублета. — Что он пишет? Люк не мог быть точно уверен, но догадка казалась такой реальной в лице его брата. В том, каким он вдруг стал спокойным, как будто что-то окончательно улеглось у него в душе. — Кто? — спросил Джекейрис, впрочем, понятливо улыбнувшись. После еще одного долгого вздоха — смиренно покачал головой, пытаясь подавить таящийся в голосе скрытый смех. — Что в Пентосе просто ужасное молоко, но хорошие вина. И что их много, как и женщин. В Волантисе молоко неплохое, но ему никогда не приносят его нужной температуры, — Джекейрис еще раз поправил рукав, где было спрятано письмо. — Что он согласен с мыслями «своей дорогой супруги», что детям тоже это не помешает. Молоко, не вина и женщины. — Когда я предложил тебе так подшутить, я не думал, что он увлечется. Все должно было быть глупостью, способной позабавить Джекейриса, столь одинокого в Красном замке. Он никогда не рассказывал, в какой именно момент произошли изменения между ними всеми. Когда шутки превратились в привычки, а ссоры — в дружеские споры. С улиц донесся гулкий звон колокола. — Мне пора, — поднялся со своего места Джекейрис. — Увидимся уже в тронном зале. И, Люк… Между ними воцарилась неловкая тишина, ее можно было пощупать пальцем. Несколько дней Люк внутренне ждал этот момент, он без труда определил его. — Наша мать теперь королева-регент, — со вздохом продолжил Джекейрис, когда не дождался ничего, кроме молчания. — Вряд ли я останусь при ней десницей, чему я рад, собственно говоря. Я был десницей Эйгона, а матери нужен кто-то другой. Уж лучше вновь быть принцем Драконьего камня. Но я уверен, что Деймон смотрит куда дальше, чем в сегодняшний день… Я хотел сказать, что разрыв помолвки, это не свобода, Люк. Ты все еще будущий Лорд Приливов. Когда… когда придет время, будь осторожен. Не действуй сгоряча. — Обещаю. Казалось, что Джекейрис был удовлетворен ответом, но в дверях он снова выжидательно замер и недовольно добавил: — Хотя он мне не нравится. Я не понимаю тебя и против этого, и не я один. Но… не действуйте сгоряча. Вы оба. Ему тоже скажи. — Обязательно, — ответил Люк, но Джекейриса к этому моменту уже не было в комнате. Для того чтобы сдержать свое обещание, Люк должен был встретиться с Эймондом, что представлялось невозможным большую часть дня. В тронном зале его дядя стоял в компании своей семьи, и это был не тот момент, когда Люк мог спокойно подойти к нему и сказать «мой брат предупредил, что нам следует соблюдать хладнокровие при наших будущих помолвках». Обмен взглядами, увы, не был способен передать это предложение целиком. После их всех срочно собрали на Малом совете, буквально сгоняя из одного зала в другой. Не предполагалось, что Люк, Дейрон или кто-то еще не из членов совета будут там присутствовать, но на этом настояла сама Рейнира — исключение первого для королевы-регента заседания Малого совета. На этот раз, надеялся Люк, его никто не будет пытаться убить. Он лениво слушал распоряжения Рейниры, смены бессмысленных должностей, которые она проводила и думал, прав ли был Джекейрис в своих ожиданиях по будущему посту десницы. Но Рейнира отдала предпочтение другим новостям. — За то печальное время, пока наша семья была не в ладах, многое изменилось и многое стало ясным, — в зале Малого совета воцарилась тишина. — Благосклонность некоторых лордов, к сожалению, переменчива. Мой младший брат, его дитя или я — мы не можем доверять свои судьбы тем, кто не имеет верности. В своих мыслях Люк легко мог перечислить каждого из них, и первым было имя Борроса Баратеона. Ему показалось, что он знает, к чему все идет, но он не мог поверить в это. Рейнира не смотрела на него, когда называла лордов, особо расстроивших ее. Лорд Штормового предела не мог избежать гнева, клокочущего в его матери с того момента, как Люк передал ей все слова, прозвучавшие в тот далекий волнительный день из уст Баратеона. Стоило речи дойти до него, как Люк с трудом сдержал себя от желания нервно закусить губу. Он даже не смотрел на Эймонда, но краем глаза видел, как тот сидит нарочито расслабленно, положив одну руку на стол. — Между моим вторым братом, принцем Эймондом и одной из дочерей Борроса Баратеона, леди Кассандрой был заключен брачный договор. Насколько я знаю, основой для него послужили политические причины, — тут Рейнира мельком посмотрела на Эймонда, но тот остался безучастным. — Штормовой предел много значит для королевской семьи, и мы не можем обижать Борроса Баратеона. Но можем ли мы доверять ему? Возможно, такой жених — слишком большая честь для них. Со своей стороны я предлагаю расторгнуть эту помолвку, так как в ней исчезла нужда. Между мной и Эйгоном нет больше войны, я занимаю Железный трон лишь пока его сын не сможет взойти на него. Какая ложь. Поверил ли в нее хоть кто-то? Но никто не осмеливался даже улыбнуться. Кроме Эймонда, конечно. — Мы найдем, что предложить Борросу Баратеону, но это не должна быть вечная привязанность королевской крови. Если только мой брат не воспротивится этому и не пожелает, чтобы свадьба состоялась, то завтра же я отправлю письмо в Штормовой предел с нашими извинениями и предложениями более уместного договора. Внимание всех перешло на Эймонда, который повернул голову, улыбаясь посеревшей Алисенте и сжимая ее тонкую ладонь. Он не спешил отвечать, и в тишине зала можно было услышать его дыхание, хотя это могло быть только в воображении Люка. Увлеченный, Люк слишком поздно заметил, что, вопреки остальным, Рейнира смотрит именно на него. Это был неодобрительный и расстроенный взгляд. Он никогда прежде не ощущал на себе такого. В груди больно укололо, но Люк не отвел взгляда, упрямо встречая ее недовольство. — Я принимаю это решение. Слова Эймонда отвлекли, и потеря внимания была схожа с обретенной после заключения свободой. Люк подавил судорожный вздох, осознав, что не дышал с того самого момента, как встретился глазами со своей матерью. Он нашел Деймона, надеясь или нет на то, что по отчиму сможет опередить исход всего этого и свою дальнейшую судьбу. Деймон послал ему кривую ухмылку. Одна сторона Люка металась в страхе. Он постарался утешиться мыслями, не слушая дальнейших обсуждений Малого совета, что Деймон и Рейнира на самом деле были похожи на него и Эймонда. Но его беспокойная сторона шептала, что его мать и отчим в первую очередь — мужчина и женщина. Ну и, конечно, Рейнира не вырезала в детстве глаз своему возлюбленному. После Малого совета Эймонд сам нашел его. Ему пришлось это сделать позже желаемого, потому что первым делом Люк оказался в плену рук Рейниры. Она осторожно поцеловала его в лоб и сжала плечо, что лучше всего остального демонстрировало ее неуверенность в себе и в Люке. — Милый мой, — тем не менее, она оставалась его матерью. — Я хочу, чтобы ты поговорил со мной об этом. — Конечно, мама. Люку не хотелось врать ей, он убеждал себя, что просто ничего не говорил все это время, но сейчас ему пришлось сделать выбор — соврать. Он не был готов говорить с ней об Эймонде. Никогда. Уж лучше ей расскажут все Деймон или Джекейрис. В зависимости от того, как много они уже знают. — Но позже?.. — с надеждой попросил Люк, бегая взглядом по спинам уходивших из зала лордов. — Позже, — позволила Рейнира. Было бы хорошо оттянуть это время на все возможные часы, дни и недели. Корону можно было благословить, если бы она достаточно заняла мысли Рейниры, впервые сдвинув ее детей на второе место. В Красном замке не было уединенного места, не в этот день, который официально можно было называть праздником. Ни тихого коридора, ни темного угла, ни успокаивающих одиноких садов. Были только комнаты. Эймонд привел его в свои покои, не впервые за все их встречи, но впервые — уверенно и открыто. Со словами, что Темная сестра уже впивалась в его шею и он вполне может привыкнуть к этому острому чувству. Люк смеялся, пока на них удивленно смотрели встречные обитатели замка. Никто из них не догадывался, конечно, с какой целью два принца собирались уединиться в покоях, но для сплетен хватало и того, что они просто шли рядом. Когда Люк послушно передал Эймонду слова Джекейриса, тот лишь хмыкнул и чуть наклонил голову вбок. — Этого стоит ожидать, — признал он, как и то, что рано или поздно Джекейрис и Люк покинут Красный замок. Один отправится на Драконий камень со своей супругой, второй — на Дрифтмарк. В случае Люка еще было время, прежде чем настанет пора ему занять Плавниковый трон. То, в чем корила себя его мать, она решила восполнить их долгим общим настоящим в Красном замке. Ни капли беспокойства не проявилось в поведении Эймонда, ни капли — в мыслях Люка. Расставание казалось далеким. Их все еще не разлучили, и вряд ли собирались делать это в ближайшее время. — Они считают, что могут использовать нас, — вслух размышлял Люк, пока его щеки были в плену чужих рук. Эймонд придирчиво рассматривал его. — Глупо, — только и сказал он. Разве можно было использовать что-то настолько хрупкое, как они? Одно неосторожное движение, и оба расколются, развалятся и больше ни на что не будут годны. Чуть отстранившись, Люк позволил Эймонду отстегнуть у него с бедра ножны — причину, по которой днем накануне у них не было возможности посвятить время друг другу. Тем же взглядом, что и лицо Люка ранее, Эймонд осматривал кинжал и аккуратно вставленный в рукоять сапфир. Люку пришлось достаточно побегать, чтобы найти подходящего мастера и способ, каким можно было создать хотя бы иллюзию целостности. Драгоценный камень был плотно закреплен нитью валирийской стали. Люк несколько раз со страхом пытался расшатать сапфир, но его обхватывала тонкая паутина. Остаток своей жизни Люк решил быть более бережным. — Как хрупко, taoba, — заключил Эймонд, пока Люк пальцами потирал линию шрама на его скуле. — Kessa, — выдохнул Люк ему в губы. Он понятия не имел, как будет жить, если из его мира исчезнет Эймонд. Из их искалеченного неустойчивого мира. Это же сказал ему и Эймонд, когда они оба пережили острый приступ влечения, на время растворившись друг в друге. Им нужно быть друг с другом очень бережными весь остаток их общей жизни.