И я там был...

1. Айри мягко покачивался в седле, то и дело отводя от лица хлесткие ветки. На деле тропа была достаточно широкой, чтобы ехать, не рискуя выколоть себе глаз. Не то, что для всадника – даже и для телеги, о чем свидетельствовали две поросшие травой колеи. Однако Дура с присущей ей стервозностью предпочитала шагать в сени деревьев, потому что – Айри не сомневался в этом ни секунды – его неудобство грело ей душу. Браться за поводья имело смысл лишь если он был готов начать очередное соревнование по упрямству. Он не был. Погруженный в свои мысли, Айри едва замечал лес вокруг. «У нас тут его никто терпеть не может». Тьфу, зараза! Да больно ты кому нужен, облезлый рыжий старикан. Ты и твои приятели-грабители, кичливо выдающие чистой воды разбой за мировоззренческую позицию. Свободный народ, как же! Разве что свободный от трудолюбия и чести. И от честности! Что за мразь в лицо привечает человека, а за спиной треплет про него гадости? Зачем, почему?! Айри шмыгнул носом и зло оттер рот рукавом. Ладно. Ладно. Обида клокотала у горла. В детстве, когда они с Лекрецией еще жили в деревне, сверстники нередко исключали его из своих игр. Мол, некогда забавляться, дел по хозяйству невпроворот – надо помочь матери с курами, надергать морковки, прополоть грядки, пока не вернулся отец и не надавал по шее за безделье... Айри в ответ на эти неловкие отмазки пожимал плечами и не особо удивлялся, полчаса спустя видя недавних «занятых» у реки, с криками и гиканьем дерущихся на игрушечных мечах. Росший в доме, где полки ломились от книг, шкатулки – от рун, а потолок был сплошь увешан магическими травами, он с пеленок понимал, что отличается от поселковых детей. К добру ли, к худу ли – но отличается. Ему это отличие искать их компании не мешало, пусть он и покривил бы душой, сказав, что видел в них равных. А если им мешает– что ж, это их дело. Боятся лазать с ним по деревьям – сова с ними, он полезет один! А они, когда Айри найдет дуб пораскидистей да поудобней да соорудит в его ветвях шалаш, еще сами прибегут да проситься станут! Так и бывало. Но почему-то ему казалось, что теперь, когда он вырос, все давно по-другому. Что тот, кто улыбается ему в лицо и приветственно обхватывает ладонями плечи, и правда рад его видеть. Что он давно вышагнул из бабушкиной тени, оброс собственной личностью, и уж дружба с Лисохвостами-то – настоящая, не зиждущаяся на расчете. И уж тем паче совершенно точно его и лишь его заслуга... К бесу Лисохвостов. И деревенских совершенно точно тоже к бесу! Лекреция всегда была одна, даже до того, как ушла в лес. Вот и он будет! И детишки всех народов и сословий Чагоса, обмирая от страха, станут слушать у костра истории о страшном чародее, живущем глубоко в чаще... Жилище которого стерегут тролли, ядовитые змеи, и, хм-м-м... ручные молнии?.. Который невредимым вернулся с Болот, познав там великую мудрость, который умеет убивать еле слышным шепотом и возвращать к жизни взмахом ресниц... Чьи волосы, черные, как вороново крыло, полощутся на ветру, зеленые глаза горят, словно волчьи, а... Ветка дикой яблоки с размаху хлестнула его по лицу, Айри дернулся и едва не навернулся из седла. Дура, тряхнув головой, радостно всхрапнула. - Совиный потрох, - прорычал он и дернул поводья, заставляя лошадь вернуться на тропу. Ящер, шагавший рядом, скосил на него взгляд, но ничего не сказал. Он вообще, насколько Айри успел заметить, очень любил ничего не говорить. Издавать какие-то звуки просто так, лишь чтобы сотрясти воздух, явно не входило у него в привычку. А может, у его народа так принято? Может, если представитель этого диковинного вида произнесет больше пяти слов в сутки, у него хвост отвалится? Или осыплется, словно снег с ели, жесткая серая чешуя? Так или иначе, Айри был благодарен ящеру за то, что тот не стал никак комментировать разговора Кирилиаса с Зайчатником, которого не мог не услышать. А может, Арр не понял, что говорили они об Айри? Или понял, но ему все равно? Если и так, тем лучше: обсуждать низкий уровень собственной популярности в кругу себе подобных Айри не стремился. А вот что другое, может, и обсудил бы. - Я, конечно, не настаиваю, - начал он таким тоном, что любому стало бы понятно – настаивает, и еще как, и будет продолжать настаивать до тех пор, пока ему не уступят, - но дорога нам предстоит долгая. Преполно времени, чтобы рассказать, зачем ты держишь путь в гиблые земли Болот. Ящер перешагнул через полуистлевший осиновый ствол, преграждавший дорогу. Дура, осторожно ступая тонкими ногами, последовала его примеру. Кобыла вообще держалась с ним удивительно дружелюбно – не кусалась, не плевалась и даже не особо возражала, когда Арр по незнанию рисковал приблизиться к ней на расстояние вытянутой руки. - Я сказал. Женьшень. - Он сказал! – Айри всплеснул руками. – Да будет тебе известно, что моя бабушка – опытнейшая знахарка. Можно сказать, настоящая ведьма! Если кто в землях Чагоса и разбирается в растениях, так это она! К ней даже лесинки за советом ходили – до того, как Лисохвосты открыли на них охоту, и те то ли оставили наши края, то ли обратно внутрь деревьев попрятались. Расскажи мне, что такое женьшень – авось и я смогу помочь. Она многому меня научила. - Люди... не знают. Его больше нигде нет. Только там... растет. - Почем тебе знать? Чай, твой народ в наших лесах шастает нечасто. А может, есть что-то похожее, что может сослужить тебе службу. Ящер покачал головой. - Мы... знаем. - Ладно, пусть так, упрямая твоя душа. У нас тоже говорят, что на Болотах встречаются растения, которых нигде больше не сыщешь. Магии в них, ух!.. А зачем тебе этот твой женьшень? Что он делает? Наверно, что-то поистине великое, раз ты бредешь за ним в такую даль! Наверное, раз его так мало, он очень дорог? Хочешь прослыть богачем и охмурить какую-то ящерку, мм? Арр, как и следовало ожидать, лишь бросил на него очередной нечитаемый взгляд и промолчал. Айри хотел было от щедрот своих снова предложить ему дурины услуги по части транспортировки поклажи, но передумал. Когда они только двинулись в путь, он предполагал, что его спутник с благодарностью примет приглашение путешествовать на лошадиной спине вместо того, чтобы сбивать ноги о лесные тропы. Конечно, ехать верхом вдвоем не столь же удобно, как в одиночку, да и Дура, давно привыкшая к его небольшому весу, вряд ли с благосклонностью отнеслась бы к дополнительному всаднику... однако ж если есть возможность ускорить путь да поберечь силы – отчего нет? Но ящер, выслушав его предложение, отказался так решительно, будто Айри предложил ему не ехать на кобыле верхом, а зарезать ее и съесть. И теперь шагал вперед в таком размеренном и неумолимом темпе, от которого любой человек враз бы умаялся. Айри бросил любопытный взгляд на его ноги. Сапог ящер не носил, как не носил и вообще какой-либо одежды, исключая широкую набедренную повязку, однако его ступни, заросшие твердой ороговелой чешуей, вряд ли уступали в прочности самой что ни на есть лучшей обуви. Словно в доказательство его догадки, под серой ступней хрустнула скорлупа выкатившегося на тропу грецкого ореха. По левую руку, за деревьями, шумела стремнина. Солнце клонилось к верхушкам деревьев. Лес заполонила нелюбящая полуденной жары мошкара. Склонившись к лошадиной шее, Айри на ходу протянул руку и ободрал верхушку побега веретенки. Ладонь наполнилась сизыми зернышками вызревших семян. Растерев их, он тщательно натер лицо и шею, а потом огладил и лошадиную морду. Неблагодарная Дура всхрапнула и прянула ушами. Ящер, с интересном следивший за его манипуляциями, последовал его примеру. Пора было думать о ночлеге. Они не несли с собой ни палатки, ни шатра, однако дрова для костра следовало собрать засветло, и собрать в количестве – в здешних лесах почти не водились тролли, а значит, можно было напороться на их естественного врага, привольно чувствующего себя в чаще в их отсутствие – волка. Сделав над собой усилие, Айри оттолкнул подальше досадные мысли о Лисохвостах и деревенских, и деловито заозирался по сторонам. Спустя какое-то время ему удалось разглядеть просвет в деревьях справа. Спешившись, он сошел с тропы, ведя лошадь в поводу, и вывел их к небольшой поляне, поросшей клевером и окруженной разлапистым ельником. Ящер сбросил со спины мешок и повел сильными плечами, разминая мышцы. Айри скосил глаза: эко ладно двигаются под серой чешуей литые мускулы! Да-а-а, это вам не барр, похожий на набитый камнями мешок, и уж подавно не слабосильный, хрупкий человек с тонкой кожей, мягонькими ногтями и бесполезными зубами. Интересно, все ли ящеры такие – словно любовно из светенника вылепленные? Или этот особенный, а остальные все кривые да косые? Айри задумчиво провел языком по кромке зубов, собирая остаток мандрагорной кислинки. Что ж, если так, славно, что ему достался хороший экземпляр. Меж тем Арр, пребывающий в блаженном неведении относительно лестных мыслей спутника, разгуливал по поляне. Он обошел ее кругом, поглядывая на деревья, потом вдоль и поперек, что-то высматривая, нюхая и попинывая. Наконец, закончив свои таинственные манипуляции, он успокоился, и, опустившись на колени, принялся рыть в дерне углубление для костра. Орудовал он руками. Стреножив и расседлав лошадь, Айри занялся поиском пригодного для костра дерева. Яростные грозы, то и дело стремительно обрушивающиеся на эти края и так же стремительно уносимые ветрами, не успевали как следует промочить лес в это время года: запустив руку поглубже под склонившиеся к земле пихтовые лапы, можно было без труда извлечь целую охапку пригодной для растопки сухой хвои. Встречавшийся в округе валежник, пусть и был сыроват, все равно годился для костра: мелкие ветки нетрудно очистить от не до конца высушенной солнцем коры, а дрова побольше сами подсохнут от занявшегося под ними огня перед тем, как разгореться. Он как раз укладывал на согнутый локоть очередную ветку, как вдруг его внимание привлек далекий крик – не птичий и уж точно не человеческий. На мгновение Айри замер, а потом, осознав, что за существо так кричит, схватился за нож на поясе. Он метнул быстрый взгляд в сторону ящера, чтобы понять, слышал ли тот то же, что и он, и заметил лишь хвост, мелькнувший за подлеском: Арр уже кинулся к реке. Айри побросал дрова и бросился следом. - Стой! – орал он на ходу. – Не приближайся к ним! Они врут, это ловушка! Ящер то ли не слышал его, то ли не слушал. Когда Айри, сшибая на бегу раскидистые папоротники, вылетел на берег, он уже готовился нырнуть. - Не делай этого! – в отчаянии крикнул Айри. Сердце колотилось, как сумасшедшее. – Арр! Поздно. Не медля, ящер оттолкнулся от осыпающегося под ногами берега и ринулся в воду. Над его увенчанной замысловатым гребнем головой сомкнулись стремительные воды Улыхи, и Айри на мгновение задохнулся, как будто сам оказался в пучине. Однако ящер почти сразу вынырнул, и, мощно загребая руками, поплыл к коряге, у которой барахтался и пищал гоблинский щенок. Летом и осенью широкая и глубокая Улыха теряла воды, однако под видимой степенной гладью все равно оставалась рекой могучей и сильной. Мощь ее течения сносила лошадь на перекате, и лесному зверью следовало во все времена года опасаться, спускаясь на водопой. Одно неверное движение, осыпавшийся под копытами берег – и не выгребешь из захватывающего течения, не спасешься. Много лет назад, когда люди только перестали воевать с баррами и полегоньку начали налаживать торговые отношения, поселковые пробовали использовать силу реки, чтобы переправлять кланам, живущим в горах за Подковой, лес. Сплавлялись бревна отлично, а вот выловить их у устья оказалось все равно, что остановить коня на полном скаку. Как и каждый деревенский, Айри с детства разумел, что, попав в сильное течение Улыхи, бороться с ним не надо – все равно не сдюжишь. Лучше дать воде нести тебя, сберегая силы, пока не подвернется низко нависшая ветка, за которую можно ухватиться, или течение не отнесет тебя ближе к берегу, где с водной мощью еще можно попробовать потягаться. Но что бы ты не делал, не вздумай грести к выступающим из воды сучьям или корягам в надежде уцепиться. У валежника течение сильнее, чем где-либо еще – могучий поток затянет вниз, под ствол, и вякнуть не успеешь. Гоблинский малец, очевидно, этого не знал – а может, забыл, испугавшись. А может, никуда он и не греб, а, наоборот, соскользнул с коряги вниз, и теперь силится влезть обратно? Гоблинская сука в лохмотьях и с привязанным к голове дырявым башмаком – надо думать, его мамаша – носилась по бревну, голося и заламывая жилистые коричневые лапы. - Помокай! – отрывисто тявкала она. Гоблины не разумели человеческую речь, но прекрасно наловчились заучивать отдельные слова. – Помокай меня, спасай! - Даже не думай, тварь! – заорал Айри что есть мочи и запустил в нее камнем. – Отойди на другую сторону коряги! Шаввар, мразь! Тронешь его – я с тебя шкуру живьем сдеру, видят совы! С тебя и с твоего мальца! Не делай вид, что не понимаешь! Гоблинша не послушалась. Заголосив еще пуще, она свесилась с бревна в отчаянной попытке дотянуться до тонущего щенка, ухватить его хоть за что-нибудь – лапу, ветхие лохмотья, волосы. У-у-у, зараза! Если не знать, и вправду сойдет за ополоумевшую от ужаса мамашу, всеми силами пытающуюся спасти своего детеныша. Айри снова пульнул в нее камнем и на этот раз попал. Гоблины были проклятьем Чагоса с тех пор, как премудрая Ситирица открыла свой желтый глаз, осветив землю солнечным светом. Мелкие, коричневые, зубастые, с надутыми пузцами и тонкими лапами-палочками, разумом они недалеко ушли от собак, вот только в отличие от тех бегали на двух ногах, а их цепкие когтистые пальцы без проблем рвали охотничьи силки Лисохвостов и отщелкивали задвижки на дверях курятников. Они были достаточно сообразительны, чтобы обзавестись своим простеньким наречьем, и часто пытались подражать людям: к примеру, напяливали на себя уворованную с бельевых веревок одежду. Правда, на то, чтобы разобраться, что именно и как следует надевать, соображалки у гоблинов не хватало, поэтому их часто можно было увидеть с натянутыми на руки штанинами или повязанной на шею женской юбкой. Питались они всем, что удавалось засунуть в рот и прожевать – падалью, насекомыми, змеиной шелухой, звериным дерьмом... и, конечно, мясом. Будучи первоклассными ворами, они с удовольствием таскали кур и ягнят... А однажды поймали и замучили отбившуюся от старших подружек маленькую барру. Сам Айри тогда был совсем мал, но Килириас рассказывал, будто от бедняжки почти ничего не осталось – обглоданный почти до костей, маленький трупик узнали лишь по клочку волос, украшенному с одной стороны сыромятным ремешком, а с другим – недоеденным ошметком скальпа. Именно тогда, проникнувшись горем и яростью барров, люди объединились с нелюбимыми соседями против общего врага. Про карательный поход во имя малютки Грки до сих пор слагали песни. Зарубить топором вонючего гоблина, разворошить и спалить дотла его смердящее гнездо – много доблести не надо, это не абы какой подвиг и гордиться тут нечем, однако тогдашний поход был делом другим. За несколько дней, проведенных в лесах близ Подковы, люди и барры сумели истребить гоблинскую заразу на много десятков лиг вокруг. Те, кого не пришибли, обратились в бегство, и долгое время от них не было ни слуху, ни духу. Только в последние годы проклятые существа снова стали казать нос рядом с людскими владениями. Ни у кого больше не поворачивался язык назвать их выходки безобидными. Айри надеялся, что когда-нибудь людям, баррам, или и тем и другим вместе, удастся придумать способ избавиться от их раз и навсегда. Ящер, между тем, уже добрался до бревна. Выхватив щенка из бурлящего между корней потока, он осторожно прижал негодника к груди и глубоко вонзил когти в кору, чтобы не дать течению утянуть себя вниз. Он держался в воде довольно уверенно, куда увереннее любого человека. Увидав, что ее детеныш спасен, гоблинша с шипением выхватила его у Арра из рук и бросилась в воду с другой стороны коряги. Несомая течением, она быстро заработала своими проворными коричневыми лапами. Щенок повис у нее на шее, и вскоре они скрылись из виду. Ящер выбрался из воды и двинулся на Айри. Выглядел он рассерженным. - Камни... зачем бросал?! А если б тебя так? - Зачем?! Слушай, ты не знаешь этих тварей! Гоблины – вредители, падальщики. Не говоря уж о том, что конченные подонки! Думаешь, она о своем дитяти пеклась? Да любой гоблин сожрет своего щенка, стоит ужину чуток припоздниться. А прикинуться пострадавшим и просить помощи, когда мимо проходит человек, забредший в лес в одиночестве – и вовсе любимая их забава. Ты бросаешься на помощь, а натыкаешься на засаду из десятков гоблинских выродков. Они, может, и безмозглая мелюзга, но если разом навалятся да начнут тыкать своими остро обглоданными палками... Перед прошлыми снегами один из деревенских благодаря такой фитюльке лишился глаза. - Нет, – ящер упрямо мотнул головой. – Он тонул. - Преблагая сова! Гоблины прекрасно плавают! И ныряют не хуже выдры! - Где же тогда засада? Айри в сердцах зачесал волосы назад. - Видно, у них хватило мозгов сообразить, что ты не человек. Наверное, испугались тебя, такого чешуйчатого да когтистого, и решили не нарываться. А может... – догадка вдруг кольнула внутри холодной иглой. – Черт подери! Наши вещи! Круто развернувшись, он со всех ног побежал назад, к поляне. Ящер, взлетев по насыпи, бросился за ним. Послышалось громкое ржание, и Айри выругался. Надо же быть таким идиотом! Совы, его сумела провести шайка чумазых гоблинов! Его, человека! С младых ногтей знакомого с повадками этой пакости! - А ну проваливайте, сучьи потроха! – заорал он что было мочи, продравшись сквозь кусты к поляне. – Брысь, ублюдки! Три гоблина, рывшиеся в седельных сумах, тут же заметались и бросились в разные стороны. Дура, яростно фыркая, попыталась приложить копытом еще одного, который по пояс зарылся в мешок Арра, но стяжка ограничила ее движение, и тому удалось улепетнуть. Айри бросился было вдогонку, сыпля гоблинскими проклятьями, но впустую – мелкие твари обладали невиданным проворством и явно знали эти места куда лучше него. Не помня себя от волнения, он упал на колени рядом с распотрошенными сумами. И едва не застонал от облегчения, увидев, что тупоумные мерзавцы основательно приложились к запасам еды, но не тронули самого ценного. Схватив вышитый мешочек, Айри раздергал завязки, высыпал руны прямо на траву и жадно заскользил по ним ладонями. Здесь, все здесь, на месте, с ним... Интересно, которая из сов в ответе за тугодумие гоблинов? На всякий случай Айри горячо поблагодарил обеих. И передернулся, представив, как остался бы в лесу без единой руны – беззащитный, хрупкий, ни на что не годный... все равно, что забулдыга, с пьяных глаз выпершийся голым на мороз. Он обернулся было к ящеру, чтобы обрадовать его этой новостью, но при виде выражения его лица слова застряли в горле. Арр, уже успев перетрясти свой мешок, теперь сидел перед ним на пятках и молча смотрел в никуда. - Что случилось? – испугался Айри. - Пропало что-то важное? Скорей, давай отправимся за ними. Они наверняка потащили все в свое гнездо, и если стая не очень большая, можем спугнуть их и обшарить его. Правда, смердит в этих норах страшно... Что мы ищем? - Огниво, - ответил ящер, поднимаясь. - Огниво? - Чтобы... делать огонь. - Он явно волновался, но выдавали его волнение лишь более, чем обычно, сбивчивый выговор и нервное метание хвоста. - Без огня... мне не дойти. Айри, уже навострившийся устраивать погоню, опустил узды и широко улыбнулся. - Забудь о нем. Пусть подавятся. - Нет. Огонь... - Будет тебе огонь. 2. Оранжевые языки пламени весело облизывали сложенные шалашом ветви. Искры улетали вверх, в прохладную звездную темноту, и Айри провожал их взглядом, обняв тонкую скатку одеял и подперев подбородок ладонью. Где-то там, в костре, в самой его сердцевине, лежала руна огня. Уложенный на землю буквицей вверх, этот тщательно отшлифованный каменный шестигранник сначала теплел, потом становился горячим, а вскоре раскалялся так, что с легкостью поджигал растопку. Полезная вещица, если только ты достаточно внимателен, чтобы случайно не выронить ее где ни попадя и не спалить половину леса или собственный дом. Айри усмехнулся, представив, какая участь постигла бы гоблинов и их отвратительные норы, если бы у них хватило времени как следует обчистить его поклажу. Ему не удалось добиться восхищения ящера. Да что там, у него даже удивления этого чешуйчатого истукана вызвать не получилось! Может, конечно, Арр и заинтересовался, когда над укрытой пучком хвои руной закурился дымок, но виду не подал и спросить ничего не спросил. Его тяжелое молчание и то, как он устроился по другую сторону костра, за рваной завесой пламени, подсказало Айри, что ящер чем-то недоволен. Им, надо думать? Прекрасно, именно этого ему и не хватало. Мало того, что проклятая Анкретт в эту самую минуту наверняка скачет у Греда на сморщенном стручке, мало того, что Килириас, которого он всегда считал другом и наставником, мнит его чем-то вроде репея на своей штанине, и даже собственная лошадь на дух его не переносит... теперь и новый знакомец, похоже, сложил о нем некое нелестное мнение. А ведь он провел в компании Айри едва ли полный день! «Знать, и дня довольно», всколыхнулось в душе темное, глубинное. - Славная штука, - сказал Айри с нарочитой беззаботностью и потыкал огненную руну палочкой. – В походе первое дело. У меня и другие, не менее полезные есть. Вот, к примеру, эта синенькая с многими гранями, видишь? Каждая грань за другую вредную мелочь отвечает. Если вот эта, с высеченной змеей, голой земли касается, то ни одной гадюке, ни одному ужу к нам ночью не подобраться. Она их отпугивает, ясно? Я ее на ночь поставлю. А самое занятное в ней знаешь, что? Что когда змеиная грань касается земли, в воздухе оказывается комариная! Так что и над ухом жужжать никто не будет. Это бабушка моя придумала так их совмещать, как в жизни часто бывает надобно. Здорово, а? Арр издал неопределенный звук. То ли согласился, то ли к черту послал... А никак и велел заткнуться? Айри заерзал и переполз со своей скаткой немного вбок, чтобы видеть его лицо. Ящер исследовал собственные когти, что-то там подрезал и подскабливал. И не обращал на него внимания. - Хочешь? – спросил Айри и протянул ему половинку яблока. Тишина. - Я тебя чем-то обидел? Ящер коротко глянул в его сторону. - Нет. - Тогда чего ты дуешься на меня, словно мышь на крупу? Если я чем-то тебе неприятен, говори прямо, иначе мне не узнать. Коли тишины да молчания хочется, тем паче скажи! Вада говорит, треп про магию мало кому интересен, да я знай забываю, ведь трудно мне такое в голове уложить... Арр едва заметно качнул головой. Некоторое время он молчал, неторопливо поворачивая в пальцах короткий нож. Айри вдруг заметил, что коготь на большом пальце у него отломлен почти начисто – из того места, откуда торчал черный обломок, сочилось что-то премерзкое. Да и прочие выглядели неважно – сплошь расщепленные, треснутые... - Ты... Правда дал бы ему утонуть? – наконец тихо спросил Арр. - Кому? Щенку? Ох... Как объяснить пришельцу, незнакомому с их землей и их жизнью, как глубоко в людях засела ненависть к гоблинам? Что немыслимо и думать о том, чтобы помочь выжить существу, которое, дай-то срок, украсит свою шею ожерельем из косточек – куриных, кошачьих... детских. - Дал бы, - честно ответил Айри. – Скажешь, сердца у меня нет? Ты и сам убедился, что все это лишь представление. - А вдруг бы нет? Вдруг... Однажды... Вправду? И - хорошая. Добрая. - Хороший и добрый гоблин? Нет такого чуда под крыльями сов, пойми ты. Все они воры и убийцы, и тот щенок, которого ты вытащил, таким же станет. Неужто у твоего народа нет врага, которого давят всегда и везде, без всякой жалости? Арр задумался. - Есть. Такие, что... Обязательно надо убить. Но... в бою. Не маленький тонет... А мать плачет, просит... Айри вспыхнул. - Так, значит, я подонок, по-твоему? Сволочь бессердечная? А ты, стало быть, такой благородный и возвышенный! Неспособный бросить гоблинское отродье в беде! Легко, наверное, рассуждать, когда не из твоей деревни воруют младенцев, чтобы снасильничать и сожрать. Нож в чешуйчатых пальцах замер. Арр наконец поднял голову и встретился с ним взглядом. Некоторое время они смотрели друг на друга: Айри – с вызовом, ящер – с абсолютно нечитаемым выражением. В отблесках огня его лицо казалось высеченным из камня. - Прости, - наконец сказал он. – Я... не обидеть. Я не знаю вашей жизни. Его слова, как всегда отрывистые и тяжеловесные, будто вывернутые из земли булыжники, прозвучали искренне. Посопев еще немного для порядка, Айри дернул плечом. - Пустое. На самом деле, я тебя понимаю. Сам я, наверное, тоже оторопел бы, откажись кто при мне собаку из воды тянуть, или там птицу какую... Ты не думай, я не сволочь какая. Бывает иногда, что злюсь... и тогда внутри все вспыхивает, и трудно удержаться... Но я никому не желаю зла, если только они вперед мне его не уготовили. А гоблины, они... мало того, что творят ужасные вещи людям и баррам – они и друг другу союзники лишь до поры до времени. Ударь мороз – один забьет другого ради клочка шкуры, случись голод – сосед оттяпает у соседа руку и сожрет, пока тот рядом умирает в муках. Один из Лисохвостов рассказывал, как наткнулся в лесу на такую же самку со щенками. Так та, стоило ему натянуть тетиву, живо закрылась от него собственной дочкой. Ящер молчал. - Сам-то я их не убивал, - признался Айри. – Хоть и считаю, что они заслуживают смерти. Но, наверное, смог бы. А ведь так-то я и мышь пристукнуть не в состоянии. Веришь ли – на днях одна полевка запуталась в сетке, которой бабушка огораживает свои лечебные травы. И так, значит, жалостливо попискивала да лапками скреб-скреб. Пыталась удрать, а никак! Ну, я накурил ее сон-травой, чтобы не боялась, выпутал, и уж взял было веник... а потом отнес за ручей и выпустил. Вада с бабушкой, коли б узнали, поди, меня самого бы веником... Он не знал, зачем рассказывает это, зачем почти оправдывается перед ящером. Что-то внутри как будто требовало расположения этого существа, истово хотело ощутить его одобрение, заслужить лишнюю крупицу того чувства, которое бывает, когда знаешь – вы вместе, заодно. Похоже Айри чувствовал себя, когда с плохо скрываемым воодушевлением демонстрировал Лекреции собственные хлипкие успехи в руноделии, добивался дружбы Лисохвостов, или – вспомнить стыдно – хвастал перед сверстниками из деревни да стервой-Анкретт. Ящер сделал лицом что-то, что в неверном свете костра, разбрасывающего кругом танцующие тени, можно было принять за улыбку. Событие было настолько из ряда вон, что Айри даже сел ровнее и мотнул головой, откидывая назад волосы. - Можно спросить? – начал было он, и, не дожидаясь ответа, выпалил: - Отчего ты такой молчаливый? Ни слова из тебя не вытянешь. - Плохо... умею говорить. Не помню... все ваши слова. Нужно думать. - У вас говорят по-другому? - Да. Для материка своих скромных размеров Чагос был весьма богат различными наречьями, но почти все они являлись ответвлениями чистого чаагосса, на котором говорили и писали Бросившие. Барры обожали выкидывать из языка гласные, отчего их речь походила на скрежетание камней, гоблины, подражая людям, перебрасывались тявканьем и короткими исковерканными словцами, не в силах намудрить хоть сколько-нибудь длинной фразы. И тех, и других Айри понимал, как понимал и рев одомашенного тролля Лекреции, и угрожающую пульсацию блуждающего огонька. И они по большей части понимали его. Без витиеватых подробностей и задушевных бесед, но за долгие годы жизни бок о бок разные существа Чагоса научились уразумевать друг друга. Интересно, на что похож язык ящеров? Поймет ли Айри что-нибудь, заговори Арр вдруг по-своему? - Откуда же ты знаешь чаагосс? - Из книг. - Вот оно как! Ну тогда смотри, спрашивай, ежели чего непонятно. Меня тебе стесняться нечего, можешь хоть совсем вкривь да вкось вещать, нашего брата этим делом не удивишь. Половина деревенских дурней лопочут, словно дети неразумные, ошибку на ошибке лепят, а ведь для них этот язык родной! И еще, если вдруг, - внезапная мысль заставила его понуриться, - если вдруг... Тебе мешает, что я вечно языком чешу, то ты можешь... Я имею в виду, ты скажи, и я... - Нет, - прервал его ящер, и внутри вместо скопившейся было тяжести разлилось теплое, приятное. – Нет... Интересно. Ты - говори. Айри пожал ладонями плечи в знак признательности и одарил его самой широкой из своих улыбок. Довольно зажмурившись, он немного отодвинулся от костра – щеки и лоб затеплились от жаркого огня. Пошебуршив в костре палочкой, он подгреб руну к краю и осторожно откатил в сторону, чтобы остыла. Следовало дождаться углей, чтобы начать готовить еду. Вдруг Арр резко вдохнул, и Айри увидел, как один из когтей, с которыми он возился, отслоился и шмякнулся на землю. - Что с тобой? – воскликнул он. Неужели Арр повредил себе когти, когда цеплялся за бревно? – Что случилось?! Ящер некоторое время смотрел на валяющийся на земле коготь. В том месте, где он крепился к пальцу, тошнотворно поблескивало. На его лице не отражалось боли, и мгновенный испуг тоже ушел. Он подцепил коготь кончиком ножа и запустил в костер. - Ничего нового, - сказал он равнодушно. – Я... умираю.