Топливо для писателя

Утром Гоголь был разбужен наглым вторжением Гуро в свою квартиру. Николай Васильевич сначала даже не понял, что это происходит не в его воображении, а на самом деле. Яков Петрович что-то говорит, вроде как поддерживает его. И даже пытается улыбаться. Но взгляд... Он будто усмехается прямо в душу. Словно знает, ЧЕМ занимался Гоголь ночью. Николай Васильевич неловко ёрзает в кресле и старается не смотреть собеседнику в глаза. Гуро манипулирует им даже не напрягаясь. А он и рад. И даже сам упрашивает взять его с собой в деревню из ночного видения. -5 минут на сборы! И он начинает в спешке бегать по квартире, разбудив Якима и закидывая вещи в сумку в случайном порядке. В дороге наступает неловкое молчание. Гоголь, чтобы избежать бессмысленного заполнения пауз, пытается спать. И каждый раз, когда он открывает глаза, Гуро что-то жуёт. Это раздражает. Идеальный человек при близком знакомстве оказался не так уж и идеален. Это хорошо. Это немного утешает. Ведь это значит, что в скором времени морок привлекательности развеется и вчерашний инцидент больше не повторится. Так, за самовнушением, Гоголь не заметил как они добрались до места. Уже в деревне, Гуро сразу потребовал эксгумации тела, проигнорировав религиозные традиции. Да и жить у местного начальника полиции отказался. И Гоголь вновь пошёл за ним будто привязал кто. Вечер прошёл относительно спокойно. Конечно если так можно назвать постоянные американские горки в общении с новым начальником. Он то подробно объяснял суть дела, то резко уводил разговор в какую то кровавую жуть, от которой у писателя спазмами сводило живот. Но в целом, даже вскрытие Гоголь пережил относительно благополучно и в обморок не падал. Это даже отметил Гуро и отпустил писаря прогуляться. Местность в серых тонах никак не облегчала тошноту и Гоголь спустился к реке, чтобы немного освежиться. Но вместо улучшения состояния, стало только хуже. В голове зашумело и он начал терять контроль над телом. А потом и вовсе провалился в галлюцинации. Среди прочих, был в них и Гуро, который на этот раз вскрывал уже его. И если всё остальное его пугало, то сейчас он выдохнул с облегчением и лишь удивился, как он будет ходить с такой большой дырой в груди? А то, что Гуро забрал его сердце, ну так что же? Оно и так его. Теперь буквально. Но удивление продлилось недолго и к Якову Петровичу подошла девушка. Та, что была в видении ещё в городе. «Они знакомы и как то связаны друг с другом? Встречаются? Гуро и есть всадник?» Эти мысли одна за другой мгновенно пролетели в голове и до ужаса напугали писателя. Он не знал, что из всего этого хуже. То ли то, что в страшных убийствах виноват человек, которого он знает лично, то ли то, что он абсолютно иррационально ревнует его. В страхе закричав, он очнулся в чужом доме. А рядом была девушка. Из видения. Николай Васильевич отогнал от себя видение и постарался произвести хорошее впечатление. Как ни странно ему это удалось. А быть может и нет. Но тем не менее, его пригласили на ужин. На миг, ему показалось, что его будто бы во что-то втягивают. Но лишь на миг. А после искренней улыбки девушки, эта мысль вылетела из головы. На ужине Лизе стало плохо и ему пришлось уехать. В лесу Гоголь своими глазами увидел всадника. Лошадь испугалась и понесла. У мельницы писатель не удержался в седле, упал и в панике заметался по земле, пытаясь встать. Тут к нему подошла девушка. -да успокойся ты. Никто за тобой не гонится. Гоголь покрутил головой. И в самом деле. Никакой погони не было. В разговоре, девушка упомянула, что знает про убийства больше, чем другие, но зачем-то подсыпала ему в чай снотворное. -всему своё время. Утром, Гоголь как ни странно, проснулся в собственной кровати. И ни на секунду не задумавшись, тут же рассказал Якову Петровичу про ночную прогулку. -я не знаю. Может и привиделось… -знаете, разница между сном и реальностью иногда небольшая. А для натур впечатлительных, вроде вас, она, эта разница, боюсь вообще отсутствует. Гоголь виновато отводит взгляд и старается отогнать воспоминания видений о собеседнике. Если разницы нет, то выходит, что всё, что он чувствует в своём воображении, реально? А другие? Они тоже видят в эти моменты те же видения? Щёки обдало жаром стыда и он постарался хлебнуть чая, чтобы скрыть это от собеседника. А Гуро будто бы мысли читает. С любопытством скользит взглядом по лицу Гоголя, явно наслаждаясь тем, как на его слова отреагировал писатель. -ну пойдёмте. -к-куда? -на мельницу — ухмылка на его лице становится шире. Он уходит и Гоголь, на секунду замешкавшись, бежит следом. Гуро его не ждёт. Никогда не ждёт. Абсолютно уверенный в том, что Гоголь пойдёт следом. И он идёт. Всегда. На месте конечно же выясняется, что всё это ему привиделось. Ну почти. Никакой мельницы нет уж лет 30. А вот убийства были и раньше. И свою крылатку он оставил тут. Значит всё же был здесь в реальности. Голова не соображает. -Яков Петрович, найдите мне, пожалуйста, в Петербурге хорошего доктора. -зачем? Ему будто бы интересно, насколько далеко могут зайти галлюцинации. И может ли воображение заменить реальную жизнь. Гоголь сдаётся. Сил играть в эти игры нет никаких. Тут его окликает Лиза. Она прекрасна. Но рядом, горит тот, о котором забыть невозможно. Гоголь оборачивается, чтобы познакомить их, но Гуро уходит. Досада просачивается во взгляд писателя, но он пытается это скрыть и ведёт Лизу прогуляться. Он даже рад короткой передышке. С Лизой легко. Она ему искренне симпатична. И он предпочёл не вспоминать никому не нужную ревность из видения. К тому же не было никаких признаков того, что они были между собой знакомы. А видения? Ну что же видения. Выходит, всё же есть разница между ними и реальностью. Ночью, к нему в реалистичном сне, пришла Оксана. Не помочь русалке причин не было. Хоть и было очень страшно. А утром, он растолкал Гуро и выдернул его на мельницу. Снова. Ещё даже до завтрака. Тот ворчит, но идёт с Гоголем. И как ни странно, находит оторванную человеческую руку. Ещё совсем свежую. Они почти бегом возвращаются в деревню. Владелица постоялого двора, где они остановились, оказывается без руки. Гоголь кидается за ней в догонку, а Яков Петрович обходит с другой стороны. На заднем дворе у сарая они встречаются. Ведьме бежать не куда. Но она больше и не пытается. Оставшейся рукой сжимает горло писателя, поднимая его над землёй. Он задыхается и в растерянности ищет взглядом Гуро. Тот немного с запозданием, достаёт клинок из трости. Она временно отпускает Гоголя и одной рукой зашвыривает следователя на крышу сарая, которая не выдерживает силы удара и веса его тела и проваливается внутрь. А женщина вновь начинает душить писателя. Гуро не выходит из сарая и надежда тает вместе с возможностью дышать. И когда Гоголь подумал, что так всё и закончится, помощь пришла совершенно неожиданно. Её застрелил начальник полиции. Следом за этим, со смехом, из сарая вышел Гуро. Гоголь подозрительно на него коситься, заново наполняя лёгкие воздухом. «Если он всадник, то значит, что она была у него в услужении. Моё убийство, наверняка его приказ. Мне помогать он не шибко то спешил. Но и по ней не расстроился. У него таких наверное очень много.» Мысли, одна мрачнее другой заполнили голову писателя. В хате нашлись непонятные порошки и кровавый знак во второй комнате, который нашёл Гуро. «Зачем, зачем ему расследовать собственные преступления?» Ведь без него, местная полиция так бы и оставила эти убийства нераскрытыми. К ужину, у писателя настроение вообще сползло в ноль. И когда Гуро отказался ехать отмечать успешное дело, то сердце затопило благодарностью. Поднявшись наверх, он остановился в коридоре и развернулся лицом к следователю. -Яков Петрович, как вы себя чувствуете? -о, да ничего спасибо Он ответил легко, даже с какими то нотками веселья. В тёмном коридоре, его глаза были особенно темны. Тени, от пламени свечей, падали на лицо, маня подойти ближе и рассмотреть его получше. И Гоголь делает шаг. -я сегодня так испугался. За себя. И за Вас. Что всё закончится вот так. Гуро слегка наклоняет голову на бок, но не отходит. -Вам надо отдохнуть. День был трудным. Ложитесь спать. Завтра ехать в Петербург. Гоголь делает ещё шаг и умоляюще смотрит в глаза собеседнику. «Пойми. Пожалуйста, пойми. Я не смогу признаться!...» -мне кажется, что после такого я вообще не усну. -ну, это Вы сейчас так думаете. А вот снимите одежду, ляжете в прохладную постель и всё то у Вас получится. По взгляду, невозможно понять, понял он намёк или нет. Издевается или в самом деле имеет ввиду то, что говорит? Гоголь заходит в комнату. Внезапно, крошечная комнатка, становится невероятно большой и холодной. Хочется тепла. Тепла человеческого тела. Того, что остался в коридоре. Несмотря на ощущение холода, Гоголь расстёгивает сюртук и ждёт. Ждёт, что дверь откроется и можно будет крепко обнять и сдаться, вверив свою жизнь ему. И даже если это будет последняя ночь в его жизни, то и пусть. И действительно, будто услышав его мольбы, дверь открывается. Он в облегчении оборачивается, но на пороге стоит не тот, кого он ждал. Лиза. -мне сказали, что Вы завтра уезжаете. Мне будет Вас не хватать. -да...мне Вас тоже. - на секунду задумавшись, он понимает, что сказал что-то двоякое и продолжает, пытаясь исправить ситуацию — и этих мест, и этого воздуха… Но Лиза больше его не слушает и целует. Удивление смешивается с приятными ощущениями. И возбуждение, что он тщательно сдерживал в потрясающей близости от Гуро, отчаянно ищет выход. И Гоголь сдаётся. Уже в объятиях красавицы, ему приходит видение, будто бы он сейчас не только с Лизой, но и с Оксаной. В голове всё перемешивается. Как такое возможно? Что из этого реально? -проснись! Вскочив с кровати, Гоголь замечает отсвет пламени и выскакивает во двор в нижнем белье. Горит сарай. А в сарае, Гуро на клинках, дерётся с всадником. -Яков Петрович! - Гоголь в отчаянии зовёт его, не зная, что можно сделать и чем помочь. Гуро оборачивается, лишь на секунду, а после снова возвращает своё внимание на всадника. Гоголь бежит к сараю, но большая балка падает с потолка и в этот момент его оттаскивают подальше и крепко удерживают, не пуская внутрь. -нет! Нет!!! - он в истерике пытается вырваться из крепкой хватки помощника полицейского, но тщенно. Когда пожар удалось потушить и всё успокоилось, Гуро не вышел, живой и здоровый. Тело не нашли, но сомнений, быть не могло. Какой же он дурак! Как он мог его подозревать! Николай Васильевич не оплакивал следователя. Просто не мог. Сердце жгло от тоски, но ни одна слезинка так и не скатилась из его глаз, чтобы хоть немного ослабить боль потери. Он лишь бессильно лежал на кровати, уставившись в одну точку. -я в аду.