Больше, чем слова

Когда он просыпается на следующее утро, отпечаток руки на его щеке действительно превратился в неприятный синяк, который обесцветил его челюсть и сделал его еще бледнее, чем обычно. Он ненадолго задумывается о том, чтобы пробраться в комнату матери и взять у нее немного косметики, чтобы скрыть синяк, но отказывается от этой идеи, даже не встав с постели. У него нет нужных навыков, чтобы успешно замаскировать это безобразие, и в любом случае, не стоит рисковать гневом матери. Вместо этого он тратит всю дорогу до школы на придумывание достойных оправданий для следов на своем лице. Любой, кто посмотрит слишком пристально, сможет сказать, что они появились от руки, но он убеждает себя, что если он будет держать голову опущенной и избегать зрительного контакта с кем-либо, то сможет избежать внимания. Утро проходит в оцепенении, его внимание на уроках едва сосредоточено. Даже урок естествознания, его любимый предмет, проходит мимо него как в тумане. Единственное четкое воспоминание об этом утре — это то, как он споткнулся, проходя мимо Боуэра в коридоре. Жестокой ухмылки на лице Боуэра достаточно, чтобы вернуть его в сознание, и он собирает свои книги со знакомым чувством унижения, которое комом засело в животе. К тому времени, когда он рухнул на свое место на уроке немецкого языка, Аарон был измотан. Миссис Джонсон говорит, но Аарон едва может держать глаза открытыми, синяки на его лице пульсируют, а голень болит в том месте, где Боуэр поставил ему подножку. Он открывает тетрадь и бездельничает, обрывки немецких фраз проносятся над его головой, как щебечущие птицы. — Аарон? Эй, ты неважно выглядишь. Аарон моргает и поднимает взгляд. Макайла наклонилась к столу рядом с ним, обеспокоенно стиснув губы. Нил сидит неподалеку, не отрывая глаз от своего блокнота. Он внутренне сжимается, когда Макайла видит его плачевное состояние, и неловко улыбается ей. — Я в порядке, — лжет он, — просто немного устал, вот и все. Слишком засиделся за учебой вчера вечером. По тому, как она нахмурила брови, он понял, что она не верит. — Эти синяки выглядят болезненно, — говорит она. — Что случилось? Ты упал? Аарон смеется, звук фальшивый даже для его собственных ушей: — Да, вроде того. Я вчера перевернулся на велосипеде. — О, — говорит Макайла. — Подожди, разве ты обычно не ходишь в школу пешком? Как только вопрос покидает ее рот, звенит звонок, спасая Аарона от необходимости придумывать очередную ложь. Он поспешно встает и собирает свои вещи. — Увидимся, Макайла, — говорит он, выбегая из класса и игнорируя ее недоуменные протесты, пока идет на обед. Его желудок жалобно урчит, когда он входит в столовую, но его карманы все еще пусты после того, как Тильда забрала деньги, поэтому он смиряется с голодом, садится за свободный обеденный стол и достает учебник истории. Другие ученики входят, выстраиваясь в очередь, чтобы наполнить свои подносы. Аарон изо всех сил старается не обращать на это внимания; дело даже не в том, что он особенно любит школьный обед, но бывают дни, когда это единственная еда, которую он получает, поэтому он научился не привередничать. Он зарывается носом в учебник, предпочитая сосредоточиться на задании, несмотря на неприятную боль в животе. Он настолько сосредоточен на своем эссе, что почти не замечает внезапного стука подноса о стол рядом с ним. Аарон поднимает взгляд, раздосадованный внезапным прерыванием. Нил Хэтфорд опускается на сиденье рядом с ним и без приветствия лезет в свою сумку. Он хмурится, раздраженный. — Чем-то могу помочь? Нил поднимает голову и оценивающе оглядывает его, его взгляд останавливается на избитом лице Аарона. На мгновение Аарон задумывается, не собирается ли он спросить о синяках, но Нил снова удивляет его. — Может быть, — говорит он. — Ты хорошо разбираешься в естествознании? — Он берет в руки потрепанный учебник, который Аарон видел в классе, который он посещал в прошлом году. Аарон осторожно кивает: — Я неплохо разбираюсь. — Отлично, — говорит Нил, открывает учебник, достает листок бумаги и начинает делать пометки. Когда он ничего не уточняет, Аарон вздыхает и возвращается к домашнему заданию по истории, стараясь не смотреть на горячее блюдо, медленно остывающее на подносе Нила, пока тот конспектирует свое эссе. Он тупо смотрит на несколько абзацев, которые ему удалось записать, когда Нил снова заговорил. — Эукариотические клетки, — бормочет Нил, — они такие сложные. Почему у них так много частей? И какая, черт возьми, разница между ядром и нуклеолой? Разве это не одно и то же? Аарон качает головой: — Это совсем не одно и то же. Ты вообще смотришь на таблицу в книге? Нил пожимает плечами и наклоняет книгу к Аарону, чтобы тот мог видеть страницу. — На эту? — Да, — говорит Аарон, наклоняясь ближе, — смотри сюда, видишь? Это ядро, — он указывает на большую сферу в центре клетки. — А это, здесь, прямо в центре ядра? Это нуклеола. Нил моргает и смотрит на страницу: — Так подожди, в чем разница между цитоплазмой и цитоплазматической мембраной? Потому что для меня они все выглядят как закорючки. Аарон вздыхает и протягивает руку: — Дай свою тетрадку. Нил принимает это настороженным выражением лица: — Зачем? — Потому что, — нетерпеливо говорит Аарон, — я собираюсь записать определения и функции каждой части клетки. Ты их запомнишь, а потом я тебя опрошу в конце обеда. — О, — Нил снова моргает, выглядя удивленным. — Хорошо. Вот. Следующие десять минут никто из них не произносит ни слова, пока Аарон выписывает каждую часть анатомии клетки. Закончив, он отдает Нилу аккуратно написанные заметки и возвращается к своему эссе, но едва он поднял карандаш, как его снова прерывают. — Ты не ешь? — спросил Нил любопытным тоном. Аарон избегает его взгляда. — Не очень голоден, — говорит он, даже когда его желудок снова громко урчит. Возникает пауза, а затем раздается звук скребущегося по столу подноса. — Я ненавижу овощи, — объявляет Нил без предисловий. Аарон смотрит на него, подняв бровь. Нил пожимает плечами и откусывает яблоко, жестом показывая на свою тарелку: — В пирог положили горох и морковь. Он поднимает свои записи и делает вид, что изучает их: — Можешь взять его, если хочешь. Аарон прищурился на него, раздражение было острее, чем обычно, из-за голода: — Я не какой-то там благотворительный фонд. — Это не благотворительность, — немедленно отвечает Нил. — Это равноценный обмен. Считай это благодарностью за то, что помог мне с дурацкой домашней работой по естествознанию. Я просто хочу убедиться, что мы в расчете. Аарон смотрит на него недоверчивым взглядом, но Нил даже не вздрагивает. В нем борются гордость и голод, но в конце концов голод побеждает, и он тянется за подносом. — Ладно, — ворчит он. — Только на этот раз. — Конечно, — мягко говорит Нил, откусывая еще один кусочек яблока. — Кстати, ты можешь после этого объяснить, что такое прокариотические клетки? — Ты серьезно? — ворчит Аарон, поглощая свой пирог с гораздо большим энтузиазмом, чем он, вероятно, заслуживает. Когда он закончил, он отодвинул поднос и вздохнул: — Знаешь что? Конечно. Но сначала я сделаю некий тест тебе по эукариотическим клеткам.

***

Когда в тот день Аарон идет домой, он чувствует необычное благополучие. Конечно, его лицо все еще болит. Конечно, он получил несколько критических взглядов от своего учителя английского языка. Конечно, его шансы получить ужин в лучшем случае невелики. Но он думает, что, возможно, сегодня у него появился друг. Или что-то близкое к этому, по крайней мере. Он не возражал против компании Нила, несмотря на все его приставания с просьбами помочь с домашним заданием. Аарону даже нравилось объяснять ему, тем более что Нил охотно слушал. Это было… приятно. Когда тебя воспринимают всерьез, когда к тебе прислушиваются. И Нил не относился к нему как к человеку, которого нужно жалеть или смотреть на него свысока. Наоборот, он относился к Аарону как к равному. Поднимаясь по покосившимся ступеням, он подумал, удастся ли ему завтра снова посидеть с Нилом за обедом. Аарон надеятся, это была не просто одноразовая встреча. Он открывает входную дверь как можно тише и снимает обувь. Из гостиной доносится звук телевизора — верный признак того, что его мать дома. Бесшумно он проходит на кухню, пытаясь найти хоть какой-то намек на ужин, пока мама занята. Неудивительно, но все, что он может найти, это макароны и сыр в коробке в шкафу. Молока у них нет, поэтому он решает, что придется обойтись арахисовым маслом и водой. — Аарон, — зовет Тильда. — Это ты? Иди сюда. Аарон ставит коробку с макаронами обратно на полку и направляется в гостиную. Его мать растянулась на диване, ее глаза остеклены, а зрачки расширены. Аарон немного расслабляется при виде этого зрелища. Его мать обычно добрее, когда принимает таблетки, даже если она проводит весь день на диване. — Тебе что-то нужно, мам? — Иди сюда, — говорит она, похлопывая по диванной подушке рядом с собой. — Посиди со мной немного. Аарон бросает сумку на пол и садится на диван рядом с матерью. Она ошарашенно смотрит на него, ее взгляд скользит прямо по синяку в форме руки на его щеке. — Как сегодня прошла школа? — спрашивает она. Аарон удивленно моргает, что-то обнадеживающее и хрупкое шевелится в его груди от внезапного интереса матери к его жизни. — Все было… хорошо, — говорит он, немного запинаясь. — В классе все было нормально, я получил 94% за тест по естественным наукам на прошлой неделе. — Это хорошо, милый, — говорит Тильда, ее голос немного невнятен. — Очень хорошо. Аарон краснеет от похвалы, впитывая ее: — А сегодня за обедом я… — О, секундочку, детка, — говорит Тильда, прерывая его. Она берет пульт и увеличивает и без того оглушительную громкость телевизора: — Я хочу посмотреть новости. Аарон внутренне вздыхает и обращает свое внимание на телевизор. Там два диктора рассказывают о недавнем аресте. Их голоса доносятся до него, и он не может не прислушаться к сюжету. «Подозреваемая Лола Малкольм была наконец задержана после того, как почти три года скрывалась от полиции, после того как показания молодого свидетеля Натаниэля Веснински показали, что она была ключевым участником балтиморской преступной операции, возглавляемой его отцом, печально известным Натаном Веснински. Малкольм обвиняется по двенадцати пунктам в убийстве первой степени, пятнадцати пунктам в нападении и избиении, шести пунктам в пытках и множеству других обвинений.» Камера переключается на кадры судебного процесса, на которых запечатлен знакомый мальчик, не старше десяти лет, выглядящий невероятно маленьким на свидетельском месте. С испугом Аарон понимает, что это Нил. «У моего отца было много людей в его организации», — говорит юный Нил, его голос трещит в микрофоне прикрепленным к свидетельскому месту. — «Но Малкольмы были среди его самых доверенных людей». Аарон отворачивается, чувствуя, что лезет в нежелательные дела Нила, но от громкого телевизора не скрыться. «Оба получали огромное удовольствие, преподавая мне «уроки», — продолжает Нил, — «Им нравилось наказывать меня. Делать мне больно». — Его тоненький голосок слегка дрожит, несмотря на отстраненное выражение лица: — «Им это нравилось». К счастью, камера наконец отрубается. Аарон испускает вздох облегчения и смотрит на свою мать. Ее глаза прикованы к телевизору, хотя он не уверен, что последние пять минут она вообще вникала в происходящее. Женщина-диктор снова заговорила, ее выражение лица и тон были очень серьезными: «По окончании судебного процесса Натан Веснински был приговорен к пожизненному заключению без права на досрочное освобождение, хотя многие из его окружения все еще находятся под стражей в ожидании приговора. ФБР отказалось от комментариев по поводу последнего ареста, но ожидается, что судебный процесс начнется в следующем году. Передаю слово, Джону». «Спасибо, Алисия. Теперь о спорте. В эти выходные в первой игре сезона Эдгар Аллен сразится с Пенн Стейт…» Аарон отключился, его уши звенели от новой информации. Это был Нил за столом, или Натаниэль, или как там его звали. Так и должно было быть, сходство было слишком близким, чтобы это был один и тот же человек. Он не обращал особого внимания на суд над Веснински, когда он проходил. В то время его это мало интересовало; его жизнь и так была наполнена насилием и страданиями без того, чтобы впитывать каждую трагедию по телевизору. Но, несмотря на это, он слышал достаточно разговоров, которые люди вели тихим шепотом, чтобы понять, что Натан Веснински, или «Балтиморский мясник», как его окрестили в СМИ, был жестоким, кровожадным убийцей. Подумать только, что Нил был его сыном, что Нил был достаточно храбр, чтобы выступить против такой ужасающей фигуры и даже дать показания против него… Аарон содрогается при этой мысли. Он задается вопросом, сделал ли Нил все это в одиночку или рядом с ним была его мать. Он рассеянно оправдывается и поднимается наверх в свою комнату, всякий аппетит, который у него был раньше, давно пропал. Часть его отчаянно любопытствует, желая лишь одного — при первой же возможности сесть за школьный компьютер и прочитать все подробности судебного процесса, раскопать секреты прошлого Нила, к черту последствия. Однако другая его сторона помнит доброту мальчика, который сидел с ним сегодня за обедом. Помнит, как Нил не давил и не настаивал на очевидных травмах Аарона, помнит, как Нил уважал его личную жизнь, как он предложил свой обед в обмен на помощь в выполнении домашнего задания. Когда он ложится спать той ночью, он уже знает ответ. Если Нил не спросит, то и он не спросит.