Глава 5: Разрушение
Если бы вы сказали Чимину неделю назад, в какой ситуации он окажется сейчас, он бы вам не поверил. Вместо того, чтобы описывать, что он чувствовал, было легче описать, что с ним происходит. По его шее стекали струйки пота. Воздух в его легких сбивался с каждым неглубоким вдохом. Его зрачки расширились, в то время как сердце болезненно стучало в груди. Он был слеп во многих отношениях, но теперь он мог ясно видеть метафорическую надпись на стене. Не было такой части Чимина, которая не знала бы, что он чувствует к Юнги, но это открытие, что он нравится Юнги в ответ, ошеломило его и заставило замолчать. Юнги, который обычно был таким тихим и сдержанным, который очень редко высказывал свое застенчивое мнение и у которого, казалось, была практически аллергия на разговоры о чем-либо, связанном с ним самим, сделал что-то очень нехарактерное. Он нашел способ заткнуть Чимина. И подумать только, для этого потребовалось всего три маленьких слова. (Три маленьких слова, которые Чимин прокручивал в голове снова и снова, бесконечно, потому что кто мог забыть это.) Чимин был в таком оцепенении, что потребовалась почти целая минута, прежде чем у него хватило мозгов сформулировать ответ. К сожалению, как только он собирался подтвердить свои чувства к другому мужчине, его остановили. — Не надо! — сказал Юнги, когда услышал, как Чимин делает быстрый вдох, чтобы заговорить. Чимин закрыл рот с отчетливым щелчком, потому что в этот момент он сделал бы все, о чем его попросил Юнги, если бы он просил его своим мягким, хриплым голосом. — Не говори, просто выслушай меня, — сказал Юнги, и как Чимин мог ему отказать? Он прижался к стене и слушал, как Юнги дышит. Вдох и выдох, глубокие, мягкие вдохи, от которых Чимин почти чувствовал щекотку внутри своего уха, как будто Юнги был рядом с ним, а не по другую сторону стены. — Я не говорил тебе этого, хотя уверен, что ты уже кое о чем догадывался, — сказал Юнги, — но я почти никогда не выхожу из своей квартиры. Максимум раз в неделю, если я смогу. Чимин удивленно отстранился. Он думал об этом, действительно думал об этом — и кусочки головоломки, наконец, стали вставать на свои места. Неудивительно, что он никак не мог понять расписание Юнги. Этот человек никогда не уходил. — У меня всегда были проблемы с людьми, с самого детства, — прошептал Юнги, — я никогда не чувствовал себя комфортно в толпе, и общение с незнакомыми людьми всегда заставляло меня волноваться до такой степени, что я не мог функционировать на публике. Мои мама и папа думали, что я поправлюсь, когда закончу школу, но мне стало только хуже. Чимин моргнул, его разум гудел, когда он пытался переварить то, что ему говорил Юнги. Это не имело смысла. Казалось, они двое все время разговаривали … Но был ли у Юнги когда-нибудь кто-нибудь в гостях? Нет, не был. И если подумать, он никогда раньше не слышал, чтобы Юнги упоминал кого-то из своих друзей. Чимин действительно не знал, что сказать. Как будто они поменялись местами — Юнги теперь говорил, а Чимин просто слушал. Это было единственное, что он мог сделать. — Я пытался, ты знаешь. Поступить в колледж и устроиться на работу. Но я просто не мог делать все по-нормальному. Потому что я ненормальный. Я несчастен. Я подавлен. Я гребаный неудачник во всем, что я делаю. И я могу это сказать, хорошо? Потому что это моя жизнь, которую я прожил. Юнги рассмеялся, и впервые этот звук причинил Чимину боль, которую он не мог объяснить. Смех Юнги обычно заставлял его сердце биться чаще, но сейчас от этого стало только больнее. — Думаю, я не хотел, чтобы ты меня видел, потому что не хотел, чтобы ты это знал, — сказал Юнги, его голос был хриплым, — потому что я боялся, что ты больше не захочешь со мной разговаривать. Я видел фильмы. Я читал книги. Я знаю, что люди хотят большего от отношений. И я, я не знаю, как много я могу тебе дать, п-потому что ты заслуживаешь всего мира, а я… у меня — ничего! Чимин больше не мог этого выносить. — Юнги! — Чимин пытался сказать — что-то, что угодно — он не был уверен, что именно вертелось у него на кончике языка, может быть, проклятие за то, что он не увидел этого раньше, может быть, извинение за то, что заставил Юнги чувствовать то, что он чувствовал. Было слишком много всего, что он хотел сказать другому мужчине, и никогда не хватало времени. — Не перебивай, пожалуйста. Это и так тяжело, — взмолился Юнги, и Чимину пришлось прикусить губу, чтобы слова не сорвались с его губ. Ему так сильно хотелось сказать что-нибудь. — Я думал, что смогу спрятаться здесь, в своей комнате, и меня больше никто никогда не побеспокоит, — сказал Юнги. — Я думал, что смогу запереть все свои чувства и выбросить ключ. Я думал, что это сделает меня счастливым. Но если мои отношения с тобой чему-то и научили меня, так это тому, что ты можешь нарушить все мои правила, и я все равно буду любить тебя. Ты ведь знаешь это, верно? Ты для меня все. Ты тоже для меня все, — тихо ответил Чимин, пытаясь сдержать внезапный приступ слез, которые угрожали выплеснуться наружу. — Если бы ты только позволил мне сказать тебе. — Я-я чертовски напуган. Потому что я думал, что смогу справиться с этим. Я думал, что… если бы я мог просто... просто сохранить то счастье, которое ты мне дал, этого было бы достаточно, но... но ты продолжаешь ломать меня. То, что ты делаешь со мной, чертовски жестоко. — сказал Юнги, заставляя единственную слезинку скатиться по щеке Чимина. Чимин быстро вытер ее, но ее место занял другая, а затем еще одна. Чимин вытер лицо рукавом. Он слишком хорошо знал, насколько это больно, эта игра в пятнашки, в которую они вдвоем играли месяцами. Это измотало его до мозга костей. — Ты просто продолжал брать, Чимин. Ты просто продолжал забирать, и забирать, и разбирать меня на части, пока... пока во мне не осталось ничего, что не л-любит тебя, — признался Юнги, — потому что я действительно люблю тебя. От всего сердца. Сердце Чимина набухло и заболело одновременно, и он прижался лбом к стене. — Ю-Юнги, я… — Нет, прекрати, — сказал Юнги, звуча так, как будто он боролся (и терпел неудачу), чтобы сдержать собственные слезы. — Я не хочу это слышать! Я не думаю, что смог бы это вынести, если бы ты не хотел, чтобы я вернулся. Юнги был дураком. Если бы Чимин не был занят тем, чтобы заставить себя не плакать, он бы сам сказал об этом Юнги. Юнги не мог больше ошибаться в том, что чувствовал Чимин, потому что не было такого количества слов, которые Чимин мог бы использовать, чтобы хотя бы начать описывать то, как его сердце всегда замирало, когда Юнги говорил. Он хотел Юнги больше, чем когда-либо хотел чего-либо прежде в своей жизни. Если бы ирония ситуации не ранила его так глубоко, Чимин, возможно, посмеялся бы над этим. Вместо этого он сдерживал слезы. — Я просто… мне просто нужно немного времени, чтобы подумать, хорошо? — сказал Юнги, тяжело хватая ртом воздух, словно был на грани нервного срыва. Чимин ничего не мог сделать. Он даже не смог выдавить ни слова из своих онемевших губ, когда Юнги убежал, хлопнув дверью своей квартиры и оставив все позади. Чимин открыл свою дверь слишком поздно. Он мог только смотреть в спину Юнги, когда тот бежал по коридору, ни разу не оглянувшись, чтобы посмотреть, там ли еще Чимин. И Чимин был там. Он не мог уйти, не хотел. Он стоял там, у двери, ожидая, надеясь, что другой человек в конце концов вернется. Цветы, которые он купил, лежали наполовину растоптанными на земле, раздавленные точно так же, как кусочки сердца Чимина.—
— Юнги, я приготовила тебе манду. Я положу их для тебя здесь, на столе. Обязательно съешь их, когда проголодаешься, ладно? Юнги едва вспомнил, что нужно ответить, его разум был в таком тумане. К тому времени, когда он, наконец, разомкнул губы, чтобы промычать в знак признательности, его мама уже ушла. Сам он не вставал с родительского дивана с понедельника. Это было пять дней назад. На самом деле Юнги почти ничего не делал, разве что пялился на вьющиеся обои с узором пейсли в родительской гостиной. Это, и корил себя за то, что сказал дерьмо, которое не должен был говорить. С одной стороны, он был уверен, что и Намджун, и его врач похвалили бы его за то, что он рассказал Чимину, что он на самом деле чувствует. В тот день он был храбрее, чем когда-либо, и в тот момент было приятно избавиться от всего напряжения, которое он сдерживал внутри. С другой стороны, последствия были ужасны. Юнги был чертовым трусом. Это он знал. Если бы он не был одним из них, возможно, он остался бы там, чтобы услышать ответ Чимина. Это не должно было иметь значения, какой была бы реакция Чимина. Даже если бы его отвергли, жизнь все равно продолжалась, и Юнги знал, что лучше не разбивать себе сердце, поэтично рассуждая о паре красивых глаз и плюшевых губах. И все же, каждый раз, когда он думал об этих красивых глазах и плюшевых губах, он падал в одну и ту же черную дыру безумия, скатываясь в безумие, от которого ему хотелось зарыться головой в песок, как страусу, и кричать. Ну, либо так, либо продолжать строить глазки в стену и задумчиво вздыхать. Боже, он был жалок. Чимин, вероятно, уже смирился с этим. С ним. Уф. Одна только эта мысль заставила его еще немного умереть внутри. Юнги изо всех сил зажмурил глаза, пытаясь сфокусироваться на красных точках, которые взорвались на внутренней стороне его век, чтобы ему не пришлось думать о вещах, которые заставили бы его грустить. Но... разве он не хотел знать? — Блять! — воскликнул он, переворачиваясь лицом к спинке дивана. Одна из розовых подушек с кисточками, которыми его мама украсила диван, мешала ему. Юнги перекинул его через плечо, услышав глухой стук в другом конце комнаты, когда он неловко скрестил руки на груди. Он уберет ее обратно через несколько часов. До того, как папа вернется домой с работы. В противном случае пожилой мужчина наорал бы на него, помимо всего прочего, за то, что он неряха, и Юнги не был уверен, что выдержит еще одну порцию разочарования. Однако ему не позволили долго предаваться своим страданиям. Кто-то громко постучал во входную дверь, как раз в тот момент, когда он представлял, как Чимин стучит в дверь его дома. Это совпадение напугало его, и Юнги очень быстро сел. Он оглянулся через плечо, щурясь, пытаясь разглядеть фигуру сквозь мутное стекло двери. Это было слишком размыто, чтобы разобрать. — Мама? Кто-то у двери! — Он позвал, когда человек снова постучал. Ответа не последовало. Что на самом деле не было удивительно. Вероятно, она сидела наверху на кровати, снова смотря «Судебные файлы» вместе с котом. Раздался третий стук, и Юнги не видел другого выхода, кроме как позаботиться об этом самому. Он медленно направился к двери, страдальчески вздохнув и пробормотав несколько ругательств себе под нос. — Да, кто это? — крикнул Юнги, едва приоткрыв дверь. С другой стороны стоял молодой человек примерно его возраста, аккуратно подстриженный и хорошо одетый. Он не был таким красивым, как Чимин (опять же, кто вообще был красивее его?), но даже Юнги был вынужден признать, что этот мужчина был… раздражающе привлекательным. Как одна из моделей из каталогов универмага, которые его мама получила по почте. В одной руке мужчина держал плетеную корзину, в другой — несколько корейских кулинарных книг, и, как ни странно, смотрел на Юнги с каким-то удивлением и восторгом. Юнги прищурился. Это был какой-то свидетель Иеговы или что-то в этом роде? Может схема понци? — Нас не интересует то, что вы продаете, — пробормотал Юнги, собираясь снова закрыть дверь, когда молодой человек заговорил. — Юнги, это ты? — сказал мужчина очень знакомым голосом. Юнги сделал паузу, щурясь на мужчину перед собой. Это заняло секунду, но, когда наконец пришло осознание, оно было мгновенным. — Чонгук?! — недоверчиво сказал Юнги. Это определенно был поворот событий, которого Юнги не ожидал. — Что ты здесь делаешь? — спросил Юнги, открывая дверь чуть шире. Чонгук рассмеялся так, что это показалось чрезмерно громким, как будто он пытался выглядеть определенным образом, чего на самом деле не было. Это было странно, и Юнги не мог понять, почему. — Я, э-э, ну, моя мама, я имею в виду, она одолжила несколько книжек твоей мамы. Я имею в виду кулинарные книги, — сказал Чонгук. В его словах чувствовалась нервозность, и, если подумать, было ли это всего лишь воображением Юнги или другой мужчина выглядел немного вспотевшим? — И э-э-э, она попросила меня прийти и вернуть их. — О, — Юнги моргнул, спокойно забирая предложенные ему книги и ставя их на столик рядом с дверью, — наверное, спасибо. Он снова поднял глаза и обнаружил, что Чонгук пристально смотрит на него и не моргает. Юнги стало не по себе, и через несколько долгих мгновений он поерзал на месте, прочищая горло. — Итак, э-э, что это? — спросил Юнги, глядя на корзину. — О, это? — сказал Чонгук, словно впервые сам заметив корзину. — Ах да, моя мама также хотела, чтобы я принес твоей маме груши. Юнги кивнул и протянул руку, приподняв брови, ожидая, пока другой мужчина передаст их. Через секунду Чонгук, казалось, вырвался из чар, под которыми находился, моргая и неловко передавая корзину. — Это наши груши! С нашего грушевого дерева. Которое растет у нас во дворе. Я, э-э, да, — неуверенно закончил Чонгук, покраснев, когда Юнги потянулся, чтобы взять корзину из его рук, непреднамеренно позволив их пальцам соприкоснуться. Чонгук практически вырвал собственную руку из этого касания. — Спасибо, — сказал Юнги неестественным голосом, ставя корзину на пол. Он вытер руки о задние карманы, выдыхая воздух, пытаясь придумать, что еще можно было сказать. Ему не очень хотелось продолжать разговор, но он не знал, как его закончить, особенно учитывая тот факт, что Чонгук не собирался уходить в ближайшее время. — Нууу, как у тебя дела? — спросил Юнги. — Хорошо. Отлично! На самом деле. — сказал Чонгук, наклоняясь слишком близко, что доставляло дискомфорт. Юнги сделал шаг назад, неловко улыбаясь в ответ Чонгуку. — Да? — сказал Юнги, почесывая затылок. — Мама сказала мне, что тебя сделали партнером в твоей юридической фирме? Это отличная новость. Чонгук пожал плечами. — О, да, это, — пробормотал Чонгук, — это, э-э, не так захватывающе, как ты думаешь. Я ненавижу свою работу. По какой-то причине обрывки слов другого мужчины напомнили Юнги о его разговорах с Чимином о его разочарованиях в работе. О том, что принтер никогда не печатал в цвете. О том, как его босс может быть самым тупым менеджером на свете. В тот раз, когда Чимин потерял свою любимую кружку из-за похитителя чашек в местном офисе, он заказал еще одну с грубым сообщением, которое проявлялось только тогда, когда кружка была горячей. Боже, они часами смеялись над этим. Фамильярность, которую он разделил с Чимином, не была похожа на неловкий разговор, который у него сейчас был с Чонгуком. Это только заставило Юнги понять, как сильно он скучал по другому мужчине. — Мне жаль это слышать, — рассеянно сказал Юнги. — В любом случае, как насчет тебя? Как твои дела? Боже, я не видел тебя со старшей школы? — сказал Чонгук с зубастой ухмылкой, растянувшейся от уха до уха. — Да, эм, у меня все хорошо, — пробормотал Юнги, потирая переносицу, чувствуя, как начинается мигрень. Правда заключалась в том, что его жизнь была далеко не так хороша, как жизнь Чон Чонгука, но он точно не хотел думать об этом прямо сейчас. Особенно, когда этот человек стоял прямо перед ним. Но затем Чонгук сказал что-то, что заставило Юнги задуматься. — Ну, ты определенно хорошо выглядишь, — пробормотал другой мужчина, делая паузу, чтобы окинуть Юнги взглядом, который явно что-то значил. — Извини? — тупо ответил Юнги, пока его поджаренный мозг пытался осмыслить происходящее. — Я-я имею в виду, ты выглядишь действительно великолепно, — заикаясь, произнес Чонгук, снова краснея. — Похоже, жизнь после школы очень хорошо к тебе относилась. Юнги уставился на него. На хорошую, долгую, тяжелую минуту. Затем он прищурил глаза. — То же самое я мог бы сказать и о тебе, — сказал Юнги, осторожно прощупывая почву, — мама сказала мне, что ты скоро обручишься? — Хм? — Казалось, Чонгуку потребовалось мгновение, чтобы понять, что говорит Юнги. Как только он это сделал, он казался еще более взволнованным, отмахиваясь от вопроса быстрым бормотанием слов. — О, точно, это. Ага. Наверное. На самом деле я не очень хорошо знаю эту девушку, но у ее семьи есть деньги. Моя мама просто хочет, чтобы я остепенился. — А как насчет тебя, ты с кем-нибудь встречался? — Чонгук продолжал настаивать, заставляя Юнги еще больше заподозрить неладное. — Ну… — начал Юнги, собираясь сказать Чонгуку правду, когда Чонгук прервал его. — Знаешь, это забавно, я был безумно влюблен в тебя еще в старшей школе. Можно было продуть воздух между ушами Юнги, и он бы вышел прямо с другой стороны. Вот насколько пустым был его мозг. — Ты что? — тупо спросил он. — Ага, — сказал Чонгук с нервным смехом, становясь еще более красным, — Марк и Джексон все время ругали меня за тебя. Марк и Джексон. Двое самых популярных ребят в школе, не считая Чонгука, конечно. Юнги даже не думал, что они вообще знали, кто он такой. И подумать только, что все это время они, очевидно, говорили о нем. С Чонгуком. Что за хрень на самом деле. Юнги не обращал внимания на социальную иерархию старшей школы. Он был ошарашен, и он был уверен, что выражение его лица отражало это. — Вау, ну, я, я не уверен, что сказать об этом. — сумел он пробормотать через мгновение. — Держу пари, ты даже обо мне почти ничего не помнишь, — пробормотал Чонгук, глядя себе под ноги. — Мы разговаривали всего один или два раза. Я продолжал слишком нервничать. Юнги не смог удержаться от короткого, резкого смешка, потирая подбородок, пытаясь погрузиться в это чудесное новое событие в своей жизни. Долгое время он думал, что абсолютно ничего ни для кого не значил. Он был слишком напуган, чтобы разговаривать с кем-либо из страха быть отвергнутым, выученное поведение, которое сохранилось и во взрослой жизни. Но, возможно, было что-то, что можно было сказать о том, как Чонгук, казалось, не мог встретиться с ним взглядом. Как он нервничал, таким же, если подумать, иногда казался Чимин. Это было забавно, на самом деле, кто-то, кого он не видел годами, помог так просто взглянуть на жизнь Юнги в перспективе. Как проблемы, которые раньше казались такими безграничными и бесконечными, могли быть так внезапно устранены осознанием того, что все трудности, которые он испытывал в данный момент, он сам взвалил на себя. Что, если то, что Чимин хотел сказать ему, было тем, что Юнги хотел услышать? Что, если Чимин захочет его вернуть? Юнги не обратил особого внимания, когда Чонгук снова откашлялся. — В любом случае, э-э, я просто хотел спросить, если ты сегодня свободен, может, мы могли бы потусоваться вместе? — спросил Чонгук с улыбкой, которая ослепила бы его, если бы не тот факт, что он видел одну поярче. И когда это щелкнуло в его голове, тонко и медленно, единственная мысль, которая пришла ему в голову, была достаточно простой. Мне нужно увидеть Чимина. — Подумал про себя, с растущей решимостью. Юнги виновато улыбнулся стоящему перед ним обнадеженному мужчине. — Извини, у меня есть планы, — сказал он и закрыл дверь.—
Чимин сходил с ума. Он уже дважды отпросился с работы, потому что у него абсолютно не было ни желания, ни энергии, чтобы посвятить себя чему-либо, кроме как одиноко смотреть в стену. На другой стороне никого не было. Чимин знал это точно, потому что ничего не слышал с того дня, как Юнги ушел. Он понятия не имел, где был этот человек, не знал, как с ним связаться, не знал, как спросить, как он. Хуже всего было то, что он не мог сказать другому человеку о своих чувствах. Теперь он кипел на медленном огне, и это дошло до того, что он начал впадать в кататонию. Все, что он ел, было на вкус как пепел во рту, его пиво было безвкусным, и даже любимые альбомы не поднимали ему настроение. Он не был уверен, что Юнги надеялся извлечь из этого, кроме вечных страданий Чимина. Если Юнги пытался притвориться, будто ничего не произошло и что он не признался в любви к Чимину в вихре слез и чувств, тогда все, что он делал, это заставлял Чимина еще больше зацикливаться на этом моменте. Во всяком случае, его чувства только усилились за время, проведенное в разлуке. Оно выросло вдвое, втрое, однако — во много раз больше, до такой степени, что стало казаться всеохватывающим. Он любил Юнги до безумия. Говоря о вещах, все, что у него было от Юнги, это маска для лица, которую он уронил в коридоре, которую он привык сжимать в руках, когда слишком уставал разговаривать с пустыми стенами, как абсолютный сумасшедший. И ладно, это было странно, но он был влюблен на 10 000%, и держать это рядом было единственным, что давало ему утешение. Что еще он мог сделать? На самом деле, он составил список всего, что мог бы сделать. Прервать Юнги. Заставить Юнги выслушать его. Не дать Юнги уйти. Держать его за руку. Погладить его по волосам. Сказать ему, что у него красивый голос. Боже, это была пытка, не так ли? Этой игре в ожидание конца и края не видно. Он уже трижды кричал в подушки, и сегодня это была бы четвертая ночь подряд, если бы его не прервал звон телефона. Сначала Чимин даже не хотел проверять телефон. На самом деле в этом не было смысла, потому что не было ничего, что могло бы привлечь его внимание или поднять настроение. Но он все равно сделал это в припадке маниакальной энергии, потому что ему не оставалось ничего другого, кроме как бодрствовать и теряться в этих ужасных мыслях о том, что-если. Когда он разблокировал экран телефона, его встретило короткое сообщение с неизвестного номера. «Привет. Я получил твой номер от домовладельца», — гласил текст, предложения были написаны коротким отрывистым голосом, который Чимин мгновенно нашел знакомым. Чимин знал, кто это, даже если к нему не было прикреплено никакого имени. Он быстро сел, его сердце колотилось, пока он ждал, когда эти три точки что-то ему скажут. Что-нибудь. Чимину было все равно — ему просто, ему просто было нужно — «Это Юнги. Извини, что это так пугающе. В любом случае, мы должны поговорить.» «Встретимся в закусочной на углу 8-й улицы завтра в 18:00». «... пожалуйста.» Чимин с глухим стуком рухнул на диван, лежа в куче пыли, пуха и радости.—
Когда в то утро доктор Ким ответил на звонок от неизвестного абонента, он не ожидал, что услышит очень специфический голос одного из своих самых специфических пациентов. Поскольку он не ожидал этого (и в основном потому, что был в середине обеда), он почти сразу повесил трубку, недоверчиво глядя на свой телефон. Как, черт возьми, Юнги удалось раздобыть его номер? Ответом была его раздраженная секретарша, которая в итоге дала Юнги номер доктора после шестого звонка Юнги в течение одного часа. Конечно, он узнал бы ответ на этот вопрос позже, потому что всего через несколько минут после того, как он повесил трубку, Юнги безапелляционно ворвался в дверь его кабинета. Доктор Ким, откусивший половину бутерброда с салатом из тунца, изумленно уставился на него. Юнги прошелся вокруг стола, как одержимый, сжимая рукав пальто доктора Кима так сильно, что доктор ничего не мог сделать, кроме как подняться со своего места. Он едва успел бросить бутерброд обратно на стол и все еще торопливо вытирал хлебные крошки с подбородка, пока его быстро проводили через приемную. — Что?! В чем дело?! Куда мы идем?! Чт... я еще даже не закончил обедать! — Доктор Ким фыркнул и громко охнул, когда врезался лицом в дверь клиники. Казалось, что он был в каком-то мультфильме, птицы-кукушки летали над его головой, а глаза вращались, когда Юнги тащил его за собой. — Джин, нет времени объяснять, — сказал Юнги, хотя его едва ли быстрая походка противоречила любому чувству реальной срочности. — Мне просто нужно, чтобы ты пошел со мной. — Доктор Ким, — поправил доктор Ким, продолжая следовать за ним. В конце концов, это был его обеденный перерыв, и Юнги пробудил его интерес. Он был не из тех, кто сделал бы это для любого другого пациента, но опять же, Юнги был уникальным случаем. С Юнги он знаком уже много лет, и каким-то образом со временем этот странный маленький паршивец расположил к себе доктора Кима. Он никогда бы не признался в этом вслух, но он искренне хотел, чтобы Юнги поправился. Юнги был, наверное, самым нелепым пациентом, который у него когда-либо был, но доктор Ким заботился о нем. Искренне. Он был заинтересован в жизни и взаимоотношениях молодого человека больше, чем обычно должен быть заинтересован врач. Ну, что бы это ни было, это должно быть важно, — подумал про себя доктор Ким, отряхивая пальто, когда Юнги наконец отпустил его руку. Юнги не вытащил бы меня без причины.—
За исключением того, что, возможно, ее и не было. Во всяком случае, не той, которая имела бы смысл. — Ладно, объясни мне еще раз, почему я должен быть здесь? — Джин заворчал, ерзая на стуле, стараясь ничего не трогать на небрежно сколоченном, кишащем микробами столе посреди закусочной. Двое мужчин представляли собой настоящее зрелище, привлекая немало любопытных взглядов. Один из них был одет в униформу врача, со стетоскопом на шее. Другой мужчина яростно расхаживал рядом с ним, грыз ногти и выглядел невероятно напряженным. — Мне нужна поддержка, — объяснил Юнги, вообще ничего не объясняя. Он взглянул на лицо доктора Кима, со вздохом отметив его пустое, немигающее выражение. Юнги с шумом отодвинул один из стульев за столом, раздраженно оседлав его задом наперед. — Итак, я попросил своего соседа, о котором я с тобой говорил, Чимина, встретиться со мной здесь лично. И теперь я начинаю много думать и сомневаться в себе, что нехорошо. — Подожди, значит, твой друг Чимин никогда раньше не встречался с тобой лично? — спросил доктор Ким, по-совиному моргая и наклоняясь ближе. — Он не… мы никогда… слушай, это сложно, — сказал Юнги, покачивая ногой, закрыв глаза и пытаясь заставить себя успокоиться. Боже, он был так уверен в себе сегодня утром! Но вот он здесь, как обычно, нервничает. Через несколько минут Чимин войдет в эти двери, и Юнги не был уверен, что готов. Какое первое впечатление он должен был произвести? Черт, может быть, ему стоило принарядиться по такому случаю. Он не выглядел неряхой в этой толстовке, правда же? Черт возьми. Доктор Ким прочистил горло, и Юнги открыл глаза, чтобы увидеть, что другой мужчина смотрит на него. — Почему я здесь, Юнги? — спросил доктор сухим, раздраженным тоном. Юнги рванулся вперед, схватил доктора за руки и заставил их лечь на стол, который выглядел так, будто его не убирали годами. Доктор Ким поморщился, его пальцы чесались схватить маленькую бутылочку с дезинфицирующим средством для рук, которую он всегда прятал под курткой. — Вы должны мне помочь, док. Просто скажи мне, что я поступаю правильно, — взмолился Юнги, как будто просьба была вполне разумной. Доктор Ким прокрутил в голове свои стандартные ответы, задаваясь вопросом, как отреагирует другой мужчина, если он просто встанет и уйдет. Но темные глаза Юнги были настойчивыми и искренними, а доктор Ким был кем угодно, но не тем, кто мог уйти от того, кто просил его о помощи. — Юнги, — сказал доктор Ким, высвобождая одну из его рук, чтобы он мог похлопать другого мужчину по руке, — тебе не нужна моя помощь. Ты никогда не нуждался в моей помощи. Это то, что ты должен сделать самостоятельно. Сталкиваться с вещами, которые тебя пугают — часть человеческого опыта, и тебе не нужно, чтобы я говорил тебе, что ты достаточно хорош. Достаточно быть тобой. Ты слышишь меня, Юнги? Достаточно быть тобой. Юнги посмотрел ему прямо в глаза, и впервые доктор Ким понял, что наконец-то достучался до него. Он понял. Юнги открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но ему так и не удалось произнести ни слова, прежде чем дверь распахнулась, привлекая всеобщее внимание.Qu'Est-Ce Que T'Es Belle
— О боже, — одновременно произнесли Юнги и доктор Ким, когда вошел самый красивый мужчина, которого когда-либо видел доктор Ким, держа букет цветов и выглядя так, будто он сошел прямо с экрана какой-нибудь романтической комедия 80-х. Доктор Ким всегда считал себя самым красивым во всем мире, но даже он должен был признать, что идеально развевающиеся на ветру волосы и вздымающаяся грудь другого мужчины (идеально подчеркнутая единственной расстегнутой пуговицей) источали смехотворную сексуальную привлекательность. Он почти ожидал, что мужчина подплывет ближе, объявит: «Никто не ставит ребенка в угол», а затем поднимет Юнги, раскручивая его в воздухе, как пиццу, под мелодию The Time of My Life. Доктор Ким поправил свой галстук и провел руками по волосам, бессознательно пытаясь не выдать эмоции внешностью при виде другого человека. Он остановился на полпути, когда понял, где находится и что делает, и опустил руки по бокам. Повернувшись с застенчивой ухмылкой к человеку рядом с ним, доктор Ким сказал: — Это Чимин? Боже, ты никогда не говорил мне, что он такой красивый. Неудивительно, что ты… Он разговаривал с воздухом. Юнги там даже не было. Доктор Ким хмыкнул в замешательстве, оглядываясь еще раз, когда он понял, что рядом с ним вообще никого не было. Он повернулся в кресле, оглядевшись, пытаясь найти какие-либо следы пациента, с которым пришел. Единственное, что он обнаружил, были озадаченные взгляды зевак. — Что за… — пробормотал доктор Ким, но его прервал громкий звон мобильного телефона. Наблюдая за мечтой GQ о мужчине, который в настоящее время осматривал помещение, все еще выглядя невероятно привлекательным, доктор Ким принял звонок и поднес телефон к уху. — Доктор Ким слушает, кто это? — сказал он, только чтобы быть встреченным громкой и непонятной тарабарщиной. — Что — кто это — Юнги?! — прошипел доктор Ким, побледнев, когда лицо Чимина повернулось в его сторону. Доктор Ким пригнулся, чтобы избежать пронзительного взгляда Чимина, затыкая пальцем другое ухо. — Где ты, черт возьми?! — пискнул он. — Я-я-я-я в уборной, прости, я-я-я испугался, эм, ты видишь Чимина? Что он делает? Он все еще там? Доктор Ким на секунду поднял взгляд и побледнел, когда увидел, что хозяйка указывает в его сторону. Лицо Чимина потемнело, когда он заметил, как доктор Ким украдкой поглядывает на него, и доктору пришлось пригнуться, когда другой мужчина начал приближаться к столу с яростной решимостью в глазах. — Юнги, — прошептал доктор Ким в свой телефон, — тащи сюда свою задницу, пока твой красавчик-бойфренд меня не избил! — Черт возьми, просто, эм, скажи ему, что у меня появились дела и… — Что?! Нет! Скажи ему это сам!! — Нет, нет, нет, не могу этого сделать, просто придумай какое-нибудь оправдание! — Черт возьми, я твой врач, а не твой личный помощник! Что, черт возьми, я должен ему сказать?! — Уххх, ну, может быть… — Ты не Юнги. — Послышался короткий отрывистый голос мужчины, который звучал так, словно собирался разорвать доктора Кима пополам. Доктор Ким резко подскочил на своем стуле, сглотнув, когда ощутил всю тяжесть цепкого взгляда другого мужчины. Юнги все еще бормотал ему на ухо, извергая чепуху, которую доктор Ким с трудом мог расшифровать, даже если бы он полностью сосредоточился на словах Юнги. Быстро подумав, доктор Ким закончил разговор, спрятав телефон обратно в карман, затем сел прямо и слегка кашлянул в кулак. — Чимин, верно? Глаза мужчины только сузились, когда он скрестил руки на груди, что означало, что доктор Ким был прав в своей оценке. — Я… друг Юнги, — сказал доктор Ким, редактируя правду в соответствии со своими потребностями. Когда мужчина ничего не ответил, кроме короткого кивка, доктор Ким что-то промычал, неловко шевеля большими пальцами на коленях. Он очень внимательно наблюдал за другим мужчиной. Доктор быстро разобрался с реакцией другого мужчины, обратив внимание на сжатую челюсть Чимина и побелевшую хватку над букетом. Если его интуиция была верна, то его пациенту вообще не о чем было беспокоиться. Чимин определенно был заинтересован Юнги. — Послушай, я буду краток ради нас обоих, потому что мы оба знаем, что тебе сейчас наплевать на меня, — сказал доктор Ким, привлекая внимание Чимина. — Я знаю Юнги уже некоторое время и никогда раньше не видел, чтобы он так себя вел по отношению к кому-то другому. Я не знаю, что ты сделал, но с тех пор, как он встретил тебя, он изменился. Хватка Чимина ослабла, и доктор Ким мог сказать, что мужчина внимательно слушал, суровый взгляд его глаз смягчился. — У Юнги много хороших качеств, даже если он сам не может увидеть ни одного из них. Его самая большая проблема в том, что он не верит в себя, но я думаю — надеюсь — что ты показал ему, что он того стоит. Потому это так, верно? Даже не задумываясь об этом, Чимин с большим рвением кивнул, развеяв последние опасения доктора Кима. — Итак, я этого не говорил, но я думаю, что ты найдешь кое-что очень интересное в мужском туалете, — сказал доктор Ким, вставая. Он бросил несколько купюр на стол, чтобы заплатить за нетронутые чашки холодного кофе, который они заказали, а затем улыбнулся Чимину, перегнувшись через стол, чтобы пожать ему руку. Другой мужчина принял ее после минутного раздумья, молча кивнув в знак благодарности, когда напряжение покинуло его позу. Прежде чем отпустить, доктор Ким еще немного подержал руку Чимина, убедившись, что другой мужчина смотрит на него, прежде чем сказать ему: — Не разбивай ему сердце, хорошо? Если выражение лица Чимина что-то и сказало доктору Киму, так это то, что ему вообще не о чем беспокоиться. Наблюдая, как другой мужчина идет в уборную с щенячьей любовью в глазах, доктор Ким вздохнул, позволяя на минуту ощутить, что он сделал что-то хорошее. Он проигнорировал жужжание своего телефона, позволив ему зазвонить в течение минуты, не отвечая на него.—
Юнги сидел на унитазе и лихорадочно набирал номер доктора Кима, ругаясь, когда его снова отправили на голосовую почту. Доктор Ким выключил свой телефон? Он был врачом, он не мог этого сделать, верно? Его руки тряслись, он возился с телефоном маслянистыми пальцами, когда пытался набрать тот же номер еще раз, но потом замер, услышав, как дверь открывается с громким скрипом. Четкие звонкие шаги дали знать о своем присутствии, когда кто-то вошел внутрь. Юнги вел себя так тихо, как только мог, отслеживая движением головы траекторию шагов, пока они медленно приближались к кабинкам. Юнги быстро оторвал ноги от пола, когда тот приблизился, закинул их на сиденье унитаза и присел над ним на корточки. Когда капля пота скатилась по его лбу, его глаза метнулись вниз. Шаги тихо остановились, как и пара очень красивых кожаных туфель прямо перед кабинкой, которую сейчас занимал Юнги. Юнги затаил дыхание на целую вечность… …и отпустил, когда туфли странным образом развернулись и ушли. В момент заблуждения Юнги почти подумал, что он в безопасности, поскольку кто бы это ни был (он знал, кто это был) теперь двигался к двери. Он мгновенно вернулся в состояние паники, когда понял, что человек подошел к двери, чтобы запереть ее, фактически заманив Юнги в ловушку в комнате с одним ужасающе четким «щелк».Allie X – Little Things
Юнги выронил телефон, из-за чего батарея вывалилась из задней части и покатилась по полу. Он зажал ладонями рот, зажмурив глаза, стараясь не следить за звуком шагов, когда они снова приближались к нему. Он знал, не глядя, что, когда шум прекратится, эти туфли снова окажутся прямо перед его кабинкой. Так оно и было. Его сердцебиение участилось, отбивая хаотический ритм так громко, что он чувствовал, как это сотрясает его кости. Дверь с силой затряслась, когда в нее кто-то постучал. — З-занято! — хрипло выкрикнул Юнги, голосом выше обычного. Он не знал, что толкнуло его на это, кроме чистого безумия. Стук стал только настойчивее. — Юнги, — наконец сказал Чимин, нарушая сосредоточенность Юнги. — Пожалуйста, я знаю, что ты там. — Я не знаю, о ком ты говоришь! — сказал Юнги тем же дурацким голосом, который, как они оба знали, абсолютно никого не обманывает. — Юнги, пожалуйста, — умолял Чимин, продолжая стучать в дверь, громче, и громче, и громче, — Пожалуйста, почему бы тебе просто не впустить меня! Голос Чимина сорвался на последнем слове, как и решимость Юнги сохранить невидимость. Но он не мог, просто не мог этого сделать. Его пальцы замерли, и он не мог дотянуться, чтобы открыть дверь, даже когда объект его мечтаний был там, умоляя впустить его. По какой-то причине Юнги был в ужасе, и если эта проклятая дверь была единственной вещью, защищающей от разбитого сердца, то чего еще можно было ожидать от него?! Но затем он увидел, как Чимин рухнул на колени. — Юнги, — взмолился Чимин, как будто имя Юнги было единственным, что он знал. Теперь он перестал колотить в дверь, и это, в сочетании с болью в голосе Чимина, причиняло Юнги боль во всех смыслах. — Хорошо, тебе не обязательно — просто выслушай меня, ладно? — отчаянно сказал Чимин. — Просто послушай меня. Просто позволь мне рассказать тебе, что я чувствую к тебе, потому что это убивает меня, и я больше не могу этого терпеть. — Я люблю тебя, Юнги, — признался Чимин, — я люблю тебя уже несколько недель, и, если бы ты хоть раз открыл свою дверь, ты бы увидел, что я так долго ждал тебя, Юнги! — Я терпеливо ждал, чтобы увидеть тебя, я терпеливо ждал, чтобы прикоснуться к тебе, взять тебя за руку, поцеловать тебя, и, боже, самое меньшее, что ты мог сделать, это избавить меня от моих страданий, — засмеялся Чимин, влажно и грубо, как будто он плакал. — Так что, пожалуйста, Юнги. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, детка, я люблю тебя, я любил тебя так долго, ты разбиваешь мне сердце, так что просто впусти меня! Юнги отпер дверь. И снова влюбился. Чимин посмотрел на него снизу вверх, с влажными глазами, плачущий и запыхающийся, с букетом цветов в руках, выглядя таким же красивым, как в первый день, когда Юнги увидел его через дверной глазок своей квартиры. И хотя он искал в этих великолепных глазах хоть какие-то признаки отвращения или неодобрения, вместо этого он находил любовь, которая всегда была там. И когда Чимин впервые посмотрел на Юнги, он посмотрел на Юнги так, как никто никогда не смотрел на него раньше. Как будто Юнги чего-то стоит. Как будто Юнги был всем миром. Прежде чем Юнги успел сказать хоть слово, прежде чем он смог объяснить свой внешний вид или пошутить на свой счет, Чимин бросился вперед. Юнги изо всех сил пытался сохранить равновесие, когда упал назад в кабинку, дико размахивая руками, прежде чем его заключили в самые сильные и теплые объятия, которые он когда-либо испытывал. С упавшего на пол букета, как снег, слетали лепестки цветов. Пыльца прилипла к ресницам Юнги, и он заморгал сквозь дымку. Его вздох был заглушен горячими, влажными губами, которые встретились с его собственными в беспорядке зубов и языка. Он неудержимо застонал, нехарактерно пронзительно, так, что это смутило бы его, если бы он не был так отвлечен языком Чимина в своем рту. Чимин целовал Юнги так, как будто тот умирал от голода, проводя руками по каждому дюйму тела Юнги, рисуя кончиками пальцев на его бедрах, спине и шее и запоминая это. — Я люблю тебя, я люблю тебя, блять, я так чертовски сильно люблю тебя, — продолжал бормотать Чимин снова и снова, словно мантру, целуя Юнги в шею, вдыхая опьяняющий аромат бледной кожи Юнги и постанывая, когда его штаны натянулись. Юнги задыхался, словно умирая, его спина выгнулась, когда пальцы скользнули под рубашку, одна рука прошлась по позвоночнику, а другая пробежалась вверх по груди, хватая все, что только могла, и похотливо поглаживая части его тела, отчего ноги Юнги слабели. — Чимин, — всхлипнул Юнги, обнимая мужчину, которого он любил. Он хотел этого, хотел, чтобы все внимание Чимина принадлежало ему. Он хотел почувствовать, как сильно другой мужчина любит его по безошибочной пульсации члена, прижатого к его собственному. И когда он невидяще смотрел на потолочную плитку, задыхаясь от удовольствия, Юнги впервые не чувствовал ничего, кроме чистой, всепоглощающей радости.