Valar morghulis - valar dohaeris

В Харенхолле их ждала пустошь и разорение. Вокруг замка ни травинки, ни деревца, сплошь выжженная дотла земля. Скособоченные полуразрушенные острия башен, точно гнилые зубы, бросали на пепелище зловещую тень. Покружив над замком, Деймон с Крапивой посадили драконов на внутренний двор. Под каменными сводами Харенхолла гуляли сквозняки. Еще недавно здесь пылали пожары. От деревянных построек остались лишь обгорелые балки. На стенах копоть, а под ногами черная жижа. Деймон брезгливо осмотрелся по сторонам. Ни единой живой души — на первый взгляд. В заброшенные замки обычно стекается всякий сброд — разбойники, дезертиры, крестьяне из разоренных деревень. При виде драконов они могли попрятаться, и все же оставалась опасность получить стрелу в спину. Крапива решила отправиться на поиски припасов, Деймон велел ей быть осторожнее. — Далеко не уходи, и если что кричи во всю глотку. Она кивнула. Когда она вернулась, за ней шли с дюжину испуганных одетых в лохмотья людей. Чумазые мужчины, женщины и дети жались друг к другу, бросая полные ужаса взгляды на драконов. — Они говорят, еды тут нет. — Крапива махнула рукой в сторону людей. — Все, что было, забрали солдаты. Сами они жрут крыс и остатки корнеплодов, что удалось найти за стенами замка. На нижние ярусы и в кладовые они не ходят, говорят там полно мертвяков. Деймон не ответил. Нахмурившись, он смотрел на плещущиеся на ветру зеленые флаги. — Давно ли отбыл принц Эймонд? Но крестьяне молчали, продолжая испуганно таращиться. Крапива обрушила на их голову поток брани, затем вытащила вперед какого-то старика и велела ему отвечать на вопросы. — В новолуние, вашмилость, — возопил он, падая на колени. — Один? Он прикидывал, куда мог направиться Эймонд. Искать ли его в небе или поджидать, оставаясь на месте. — Нет, с Красной ведьмой. Деймон усмехнулся. Алис Риверс, по прозвищу Харенхолльская кормилица. В ночь после взятия Харенхолла она явилась к нему в покои. Высокая стройная и темноглазая — поговаривали, что она молочная сестра или даже внебрачная дочь Лионеля Стронга. Будто бы во время Великого Совета в Харренхолле она обносила гостей вином и пленила взоры не одного рыцаря и лорда. Молва шла впереди нее, но то была дурная молва — речные лорды советовали ему остерегаться чар Харренхолльской демоницы. Когда она появилась перед ним, он не удивился. Свет, шедший от камина, бросал на нее красноватые отсветы, напитывал огнем ее медные волосы, черные глаза, багряные одеяния и крупный рубин на шее. Алис прошлась по комнате, остановилась перед креслом, котором он сидел, и все так же оставаясь безмолвной, развязала пояс платья. Ткань с легким шелестом скользнула на пол, и Деймон готов был поклясться, что никогда не видел столь совершенного тела. Возможно тому причиной было освещение, но женщина стоявшая перед ним была столь прекрасна, что в этой красоте не оставалось ничего человеческого. Она напоминала чудовищ Эссоса, которых изображали с девичьими телами и звериными головами. В то время как его захлестывало отвращение, Алис видимо казалось, что ее вид лишил его дара речи. — Драконий принц, — начала она низким чарующим голосом. Мерцание рубина подрагивало и пульсировало в такт ее словам и от этого казалось, что голос одновременно шел из двух источников — изо рта и от камня на шее. — Примите мой дар — могущество Владыки Света. И вместе мы развеем тьму, сгустившуюся над вашим домом. Огонь в камине до этого лениво лизавший дрова, разъярился и загудел. Пламя вытянулось и перестало колебаться. Деймон ощутил мощь, исходившую от женщины, даже воздух вокруг стал густым, тяжелым неподвижным. Его смех развеял чары. Алис уже не была столь внушительна, она как будто уменьшилась, да и не казалась уже такой совершенной. Он поднял с пола ее одеяние и накинул ей на плечи. — Зря вы растрачиваете таланты по пустякам. Где-нибудь в перинных домах Лисса уже сделали бы себе имя. — Как вы маловерны, принц. Ваш разум подобен камню, а ваши глаза слепы. А жаль! — в ее голосе и правда проскользнуло сожаление, но на лице не отобразилось никаких чувств, точно это была маска, — Волей Владыки я бы открыла вам будущее. — А вы видимо не знаете будущего, раз пришли сюда. — Всегда есть надежда. — Даже так? Значит будущее изменчиво? Как удобно. А что если я например прикажу вас повесить? Причин для этого у меня предостаточно. Алис с улыбкой качнула головой. — Нет, Владыка предупредил бы меня. Я умру не здесь и не от вашей руки, принц. Ее спокойная уверенность пробуждала в нем гнев. Он подошел к ней и взял двумя пальцами ее лицо. — Не искушайте меня. Я люблю играть с Богами в чет-нечет. Она продолжала улыбаться, глядя ему в глаза, но соблазнить больше не пыталась — поняла, что успеха ей не достичь. А он хоть и боролся с собой, но знал — она права, приказа о ее казни он не отдаст. И дело тут не в жалости и даже не в справедливости — вчера он отправил на виселицу трех бедолаг за какой-то мелкий проступок — просто взглянул на них и понял, незачем тратить на этих человекоподобных скудный армейский провиант. У Алис грехов куда больше, но горела в ней та искра, которую не смеешь потушить без очень серьезных причин. А таковых у него не было. Он выпусти ее из рук и жестом указал на выход. Уже стоя в дверях, она обернулась и сказала: — Ошибка — отказаться от помощи Божества, когда сгущается мрак. Ночь темна и полна ужаса, запомните это, мой принц. Деймон не отрывал взгляда от темно-зеленых полотен с серебристым треглавым драконом. Он думал об Эймонде, воскрешая в памяти его облик. Еще юноша, но уже имеет репутацию воина и полководца. Не без помощи ренегата Коля конечно. Второй сын Зеленых объявил себя регентом и защитником королевства. И то что Эймонд отослал наставника от себя, говорит о том, что он не делится славой. Честолюбец с большими притязаниями. И Алис легко насадила его на крючок. В отличие от мальчишки, Деймон хорошо выучил природу шлюх, чтобы знать цену их словам и обещаниям. Надо бы при встрече преподать племяннику этот последний урок. — Что это там такое? — Крапива указала на черное от копоти сооружение в середине двора, напоминающее огромный каменный алтарь. — Принц каждый день сжигал там людей, добрая леди. Сперва перебил всех лордов, и даже дитят не пощадил, тем кто постарше отрубили головы, а младенцев насадили на пики. А потом уж взялся за всех без разбора. С подначки ведьмы он спалил септу, — старик бросил испуганный взгляд на алтарь, — а потом велел сложить на алтарь образы Семерых и притащить септона. Привязали его, значит, к образам-то и принц приказал дракону дыхнуть пламенем. Красная женщина стояла к огню ближе всех. Она выкрикивала какие-то заклинания, а камень на ее шее налился, будто кровавый зоб. — Интересные забавы. Как бы это понравилось его благочестивой мамочке? — пробормотал Деймон. Крапива поежилась. — Гадкое местечко. Летим отсюда, не хочу здесь оставаться. — Ты права. Нам нужно как можно скорее найти юного пироманта. Облетая крепостные стены, Караксес поджигал и срывал лапами зеленые флаги. Ночь они встретили у какой-то заброшенной мельницы. Крапива по доброте душевной поделилась с Харенхолльскими крестьянами остатками еды. Деймон предполагал, что они будут останавливаться в замках речных лордов, поэтому не подумал запастись провизией. Но он даже представить себе не мог, во что Эймонд и его армия превратят эти некогда цветущие земли. Впереди их ждала лишь мертвая вытоптанная пустошь. От плодородных рощ, лесов полных дичи остались только обугленные пеньки. Казалось, принц мстит не только людям, но и земле, которая их вскормила. Уцелевшая мельница, увитая лозами дикого винограда, торчала на отшибе, словно оазис посреди пустыни. Крапива в два счета развела костер. Сделав себе лучину, она нырнула куда-то в темноту. Через несколько минут он услышал ее торжествующий возглас. Девчонка вернулась с толстой крысой, наколотой на стилет. — Мясо, — радостно сообщила она. Освежевав тушку, Крапива насадила ее на ветку и стала поджаривать над огнем. Деймон сперва хотел отказаться от столь экзотического блюда. Но от мяса исходил настолько восхитительный аромат, что он не мог удержаться. И через несколько минут они вдвоем уплетали крысу, заедая галетами и запивая вином из меха. И Деймон мог бы поклясться, что в жизни ни ел ничего вкуснее. Крапива помалкивала. Ни то чтобы из смущения, скорее от привычки к одиночеству. А Деймон наоборот не прочь был перекинуться словом–другим. После Королевской гавани, тесноты ее грязных улиц, пропитанных сладковатым запахом крови, он впервые почувствовал себя свободно. Из темноты донеслось утробное ворчание и возня, затем хлопок — как будто парус развернулся на ветру — это Караксес расправил крылья. — Похоже нам всем придется затянуть пояса, — Крапива тоже посмотрела в сторону драконов. — с едой придется туго. — Не стоит беспокоиться об этом. Здесь самые плодородные земли в Семи королевствах. — Если ваш племянник-поджигатель все не изгадил. — Не бойся. Уже завтра будем пировать в гостях у какого-нибудь лорда. Крапива бросила на него угрюмый взгляд через костер. — Да не нужны мне пиры и лорды, я и в чистом поле посплю — не растаю. Мне тошно от этого изуверства. Деймон тонкой косточкой выковыривал из зубов остатки мяса и с интересом поглядывал на Крапиву. Из всех драконьих бастардов о ней было известно меньше всех. Ее почти не видели в городе. От стражников Деймон знал, что девушка предпочитала людям общество своего дракона. Кем она была? Какой-то чернавкой из доков, мелкой бродяжкой, что ошивалась у пришвартовавшихся кораблей в поисках любой подручной работы — за медяк или миску баланды. Рассказывали, что она оседлала Овцекрада при помощи подкупа. Дракон любил лакомиться бараниной, и Крапива стала таскать ему овец — и откуда она только их брала — спустя какое-то время Овцекрад стал поджидать девушку, а она могла спокойно стоять рядом, наблюдая за его трапезой. И так день за днем, пока в один прекрасный день Крапива не забралась к нему на спину. Люди утверждали, что в ней не было драконьего семени, да и внешность ее никак не указывала на то, что кто-то из Таргариенов был причастен к ее рождению. Каштановые короткостриженые волосы, темные глаза и густые толстые брови — ни единого намека на валирийские черты. И все же приглядываясь к ней, Деймон уловил что-то смутно знакомое. Она повернула голову и в свете костра очерчивалась крутая линия нижней челюсти с выступающим подбородком. Вздернутая верхняя губа придавала лицу слегка капризное, но очаровательное выражение. Дыхание участилось, от вина, от запаха ночи, от приятного взору зрелища. Он смотрел на эти приоткрытые губы и думал — целовалась ли она? Не то чтобы ему самому хотелось это сделать, просто первое, что пришло на ум. А может она вытворяла ими что-то другое, менее невинное? Это уже куда вернее. Брала же она где-то этих чертовых овец. «Сверху наверное недурно смотрится, не всем шлюхам идет, но тем, у кого такие вот губки, как будто слегка вывернутые наружу.» Крапива верно и не подозревала отчего он так смотрит на нее, внимательно, с прищуром, и отчего легкая тень улыбки блуждает по его губам. Она повернулась анфасом и волшебство кончилось. Желтый свет обозначил кривой перебитый нос со шрамом посередине, плоский лоб с низкой линией роста волос и толстые густые брови отчего ее лицо становилось вечно недовольным. Деймон вздохнул, растянулся на земле глядя в небо. «Должно быть в ней есть драконья кровь, хоть и капля, но есть.» — Будем спать по очереди? — Нет нужды. Драконы чувствуют запах чужаков за версту, и сон у них чуткий. — Деймон приподнялся на локте и взглянул на свою спутницу, дрова в костре почти прогорели и ее облик тонул в темноте. Крапива лизнула грязный палец и выставила его перед собой. — Ветер с севера. Ночью будет холодно. Мне-то не страшно. Она похлопала свой спальный мешок из засаленных овечьих шкур. — А вы идите на мельницу. Стены если не от холода, то хотя бы от ветра защитят. — Я редко мерзну. Он поднялся с земли, сбросил свой подбитый мехом плащ и принялся снимать доспех. — Вам помочь? — Нет, его делали на заказ, так чтобы я мог справиться сам. Я драконий всадник и не могу везде таскать за собой оруженосца. — А я не нуждаюсь в этих железяках. — пожала плечами Крапива. — От огня они не защитят, разве что испекусь в них, как праздничный гусь. Деймон ухмыльнулся. — Да, от пламени они бесполезны. Но от стрел и болтов защитят. Любого можно заменить, кроме того кто правит драконом. Так что ты ценнее любого военачальника или лорда. Без всадника сила дракона становится огненным хаосом. Он больше не разбирает где свои, где чужие. Он хлопнул девушку по плечу. — Так что может передумаешь насчет «железяк» На следующий день с самого утра зарядил дождь. Деймон, у которого после ночёвки на холодной земли болела каждая мышца, проклял всех богов. Пришлось лететь выше облаков, отчего промокшая одежда чуть не примерзла к телу. Караксес хорошо знал запах Вхагар. Он почувствовал бы, если бы она оказалась поблизости. Но и драконицы и ее всадника словно след простыл. Иногда приходилось снижаться, чтобы не потерять из виду служивший ориентиром Трезубец. Сперва они нагрянули в город Харовея, вернее, то, что от него осталось, и обнаружили, что Эймонд провел здесь некоторое время. — День, может, два, — сообщила Крапива, полазив по развалинам. — Мерзавец не торопится, — покачал головой Деймон, — ну ничего. Когда мы нагоним его, он пожалеет. Крапива вытерла свое перепачканное сажей лицо рукавом ватника. — Хоть дождь перестал. — она посмотрела на небо. — Ночь будет ясная. Остановимся тут? Деймон покачал головой. — Летим, пока еще светло. Переночуем у Дарри. Надеюсь, Одноглазый там еще не побывал. Я мечтаю о кубке горячего вина со специями. Но этим мечтам не суждено было сбыться. От замка Дарри остались лишь черные руины. — Проклятье! — воскликнул Деймон. Он выхватил из ножен Темную Сестру и обрушил удары на обугленный древесный ствол. Выплеснув ярость, он воткнул меч в землю и тяжело оперся ладонями на навершие. Крапива легонько тронула его за плечо. — Я схожу к ручью, наберу воды и наловлю лягушек к ужину. — Жаренные лягушачьи лапки просто объедение. На вкус как голубятина, — мечтательно добавила она. Деймон изогнул губы в усмешке. Экзотическая кухня — почти как в Пентосе. Крысы и лягушки по-весстероски, это тебе не пироги с соловьиными язычками или овсянки, вымоченные в вине. Пока он спит на сырой земле, питаясь «дарами земли», одноглазый выблядок пьет вино и кувыркается со своей шлюхой на мягких перинах захваченных замков. А потом, сжигая после себя все дотла, веселится, представляя, как вытянется лицо «дядюшки». От одной этой мысли руки чесались немедленно придушить ублюдка и его ведьму, порубить на куски и скормить Караксесу. Руины крепости торчали на виду. Заходящее солнце пятнами накладывало золотой кракелюр на старинный камень. Вокруг замка образовалась черная плешь, а за ней бушевало разнотравье. Оттенки от нежно зеленого до насыщенно изумрудного с вкраплениями голубого, белого и желтого. Под холмом — быстрая стрелка ручья. Порыжелые на солнце травинки над молодой зеленью напоминали торчащую клоками, линялую шерсть. Здесь то среди трав, рядом с ручьем они и расположились. Деймон завидовал спокойствию Крапивы. Ее поминутно не душили то злость, то досада. Она все делала сама — потрошила лягушек, разводила костер, занималась стряпней — и все это с безмятежностью на лице, с отрешенным, немного мечтательным выражением глаз. И Деймон сам успокаивался, наблюдая за ней. В ее простой, ничем не примечательной внешности, проглядывала особая прелесть, земная и понятная, и оттого умиротворяющая. Таким женщинам не посвящают стихов и песен, не кладут венков к их ногам. Они — последняя отрада усталого путника, прошедшего сотни боев воина на склоне лет. «Зимние» жены, чья первозданная сущность открывается мужчине лишь под конец жизни. Деймон на мгновение взял ее грубую, покрытую мозолями руку с грязными обломанными ногтями. В ней не было ничего красивого, но она была приятная, теплая, надежная. Крапива была ниже, так что ее макушка едва доставала до его подбородка. Ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на него. Она улыбнулась, широко и искренне. Последние лучи заходящего солнца окрасили ее щеки в розовый, и от этого она казалась смущенной. Впрочем, это была лишь иллюзия, приятная мужскому самолюбию. Углядеть в бродяжке из трущоб образ Девы мог разве что романтический идиот. «Юноши и старики обычно не слишком взыскательны» Насмешливо одернул себя Деймон. — Как хорошо спать под открытым небом, — пробормотала Крапива, забираясь в свой спальный мешок. — Звезды прямо над головой. Деймон плотнее закутался в свой плащ. Он как раз мечтал о потолке над головой. Наутро он спустился к ручью и увидел Крапиву. Она стояла на четвереньках, пригоршней зачерпывала воду и пила. Она была без ватника, в холщовой рубахе навыпуск и шерстяной шапке. Умывшись, она повернула к нему разрумяненное от ледяной воды лицо, улыбнулась и помахала. И какое-то знакомое, уже пережитое чувство поднималось в его душе, даря тонкий укол наслаждения. — Крапива. Пора лететь. — сухо произнес он и тут же отвернулся. Но ее облик успел запечатлеться в его памяти в самых мельчайших подробностях. Он мог снова и снова видеть перед глазами ее румяные щеки и широкую улыбку. Это было приятно до дрожи, но и вызывало смутную тоску. Как будто просеиваешь через сито песок раз за разом, зная что однажды увидишь на сетке золото. Пролетая над Тихим островом, Деймон снизился над монастырем Семерых. Говорят, только истинно жаждущий искупления может прийти сюда, обойдя зыбучие пески и вопреки коварству прилива. Возделанные братьями поля, рыбацкие пристани, мельница и наконец сама септа мирно возвышается на холме — здесь как будто никто и не знает о войне. Молчаливые братья, услышав в небесах рев дракона, не отрываются от своих дел. Наверное, тот же рев, только низкий и раскатистый, они слышали днем или двумя ранее и он не отвлек их от трудов, и не испугал. Эймонд не тронул монастырь — отметил про себя Деймон, поднимаясь выше. Обратно к облакам. — Летим до Девичьего Пруда, — крикнул он Крапиве, когда они поравнялись. Мысли его обратились к предстоящему ночлегу. Ему опротивело спать под открытым небом. Он хотел найти хоть один не тронутый Эймондом замок и сделать его своей ставкой. «Утром мы будем улетать на охоту, а вечером возвращаться. Есть нормальную еду и спать на кровати». — Мне было тогда десять, — Крапива вытерла рот рукавом и потянулась к кубку с вином. — Это была курица, старая и жилистая, а этот, — тут она грязно выругалась, — септон велел привязать меня к изгороди и всыпать двадцать палок. Чума на их головы, да разве же это справедливо? Смех Деймона заглушил ее протестующие возгласы. В Девичьем Пруде они наконец нашли долгожданный приют. До смерти перепуганный лорд Моутон обрадовался принцу так, будто сам Воин сошел к нему с небес, чтобы защитить. Он предоставил в их распоряжение лучшие покои, всю свою челядь, а так же все движимое и недвижимое имущество. — Оставьте мне разве что мой меч, чтобы я мог сражаться во имя королевы Рейниры. Деймон милостиво кивнул. Для дорогих гостей тут же накрыли стол и принесли бочонок лучшего вина. Выпив пару кубков за принца и его гостью, Моутон откланялся, оставив Деймона наедине с Крапивой. Девушку главным образом волновала еда, и перед ней на тарелке уже громоздилась приличная гора утиных и куриных костей. Вино развязало ей язык. Разомлев и разрумянившись, она стала рассказывать о своей жизни, не блещущей, впрочем, ничем примечательным. В основном она бродяжничала, иногда промышляла воровством. И на этом поприще у нее иногда случались неудачи, в основном, ее просто били и затем отпускали. Но однажды попытались запереть в септу, чтобы отдать в молчаливые сестры: — Черта им! Гнить среди этих жутких старух. Ты не представляешь, сколько среди септ сволочей и извращенок! — каким-то образом они перешли на «ты». Крапива все больше и больше забавляла его и он простил ей эту вольность, как и многие другие. — Вот как. Ты смеешься! Значит, двадцать палок справедливо за какую-то жалкую курицу? Да на ней и мяса-то не было! — Нет, — Деймон развалился в кресле, закинув ноги на стол. Его взгляд искрился весельем, и он снисходительно посматривал на разгоряченную собеседницу. — Но подумай сама, Крапива, что, если каждому идиоту дадут взять по курице? Плох тот лорд, что не сможет защитить свой курятник от грабежа. — Ты насмехаешься, потому что ты принц, и тебя-то ни разу не били палками. — Это верно. Будь я бродячим курохватом, то полностью разделял бы твое негодование. Крапива захохотала так, что вино полилось у нее из носа. Она была невежественна, от нее за версту несло драконом, да и вообще мылась она разве что под дождем, но Деймон находил ее все более интересной. Он снял ноги со стола, наклонился вперед и серьезно сказал: — Теперь та жизнь для тебя уже позади. Тебе не нужно больше воровать. И никто больше не посмеет ударить тебя. Тебя будут бояться, перед тобою будут трепетать. Твое слово — закон. Твое желание будет немедленно исполнено. Ты — драконья всадница, Крапива. Это великая честь, ты не представляешь какая. Даже для законнорождённых Таргариенов. — Правда? — Посуди сама. Из всех дочерей короля Джейхериса только моя мать летала на драконе. Крапива закатила глаза. — Потому что драконы полагаются только мальчикам? Деймон взял свой кубок и откинулся на спинку кресла. — Был еще бездраконный дядя Вейгон, но он был со странностями, — Деймон сделал большой глоток, — а вообще ты права. По мнению моего деда сыновья стоят выше дочерей, но что более важно они остаются в семье и драконы тоже. — Да, я поняла. Драконы должны быть только у Таргариенов. — Умница! — Тогда зачем вы отдали их нам? Вернее. я конечно понимаю, война и все такое. Но Ульф и Хью это же просто кровавые смердяки! — она брезгливо поморщилась, — слышал бы ты что они болтали после битвы в заливе. Мрази, которым ничего смертоносней палки в руки давать нельзя! Деймон поставил кубок, откинул голову назад и устало потер ладонями переносицу. — Не лей уксус на мои раны, — пробормотал он. Деймон надеялся, что в пылу битвы бастардов просто пристрелят. Но полагаться на случай — глупо. Когда война закончится, он разберется с ними сам. Особенно с Хью. Откуда только он взялся? Кузнец с Драконьего камня, перед которым сам Вермитор склонил шею. Кем был его отец? И снова мысль не дающая покоя. Обрывки воспоминаний. Последние годы королевы Алисанны — после смерти принцессы Гейль она возненавидела Королевскую Гавань и доживала свои дни в родовом имении Таргариенов. Принц Бейлон изредка летал навестить свою мать… — А твои дочери — драконьи всадницы? — Только Бейла, у Рейны нет дракона, — Деймон был рад снова вернуться к разговору. Молчание угнетало, а мысль что такой подонок как Хью может быть его сводным братом, возмущала. — А почему ты не отдал дракона дочери? — Она еще очень молода, чтобы сражаться. — Как я? — губы Крапивы насмешливо изогнулись. Деймон развел ладони и взглянул на нее исподлобья. — Как ты. Но ты не моя дочь. А я не Святой Отец, чтобы раздавать драконов даром. Глаза Крапивы сверкнули гневом, она подалась вперед и прошипела: — Ах вот как? Ну и прекрасно что я не твоя дочь. Овцекрад сам меня выбрал! И я воевала и воюю за вас сейчас, ваша Светлость! Она напоминала взъерошенного воробья. Маленькая, но дерзкая птичка, способная драться если понадобится. — Ты молодец, Крапива. — мягко произнес он, — При Глотке ты сражалась наравне с мужчинами. Ее лицо омрачилось, а ресницы дрогнули. — Не напоминай, это было ужасно. — Да. Но ты выстояла. И сейчас ты очень нужна… — он хотел сказать «мне», но произнес уклончивое «королевству» Она опустила глаза в пол и вздохнула. — Наверное, ты прав. Мне было плохо, но я смогла это преодолеть. Может когда-нибудь научусь жить по-другому. Но приказывать кому-то — знаешь, это не по мне. Я не хочу. Да и не смогу. Она опустила голову и обняла себя за плечи. Деймон поднялся и подошел к ней. Положив палец на ее подбородок, он заставил ее поднять голову и посмотреть себе в глаза. — Однажды ты проверишь. Следующий день не принес вестей; ни добрых, ни худых. И следующий. «…И там и тут мы натыкаемся на его следы — выжженную пустошь. Каким-то образом он стал неуловим. Как будто точно зная, где мы появимся в следующий раз, он дразнит нас. Он без сомнения гордится своей изобретательностью. Но скоро удача его покинет. Он ошибется, и тогда нашу войну можно считать выигранной.» — писал Деймон в столицу. Однако все это были пока только слова. В Хоггхоле Эймонд оставил для него глумливое послание во рту сожжённого лорда. «Ты думаешь, что вновь сможешь обставить меня, дядюшка. Но не волнуйся, совсем скоро твое имя добавится в список Черных мертвецов. А после твоей смерти ваши союзники разбегутся как зайцы. Бастарды, которым вы по глупости своей отдали лучших драконов, предадут вас, не сомневайся. Шлюха, что сидит на Железном троне, скоро падет. Она умрет последней, сперва увидит, как сгорят заживо ее ублюдки. А знаешь, если ты явишься один, и я убью тебя быстро, тогда я, возможно, попрошу у брата пощадить ее. Но если нет, я отдам ее своим солдатам в награду…» И дальше все в таком же духе. Деймон сжал пергамент в кулаке. Твареныш специально дразнит его. Хочет вызвать на поединок. Деймон не боялся боя один на один, хоть враг и силен в небе: Вхагар почти в два раза больше Караксеса. Используя свой опыт, он может превратить этот недостаток в преимущество. Деймон предполагал, что ему под силу победить Эймонда в одиночку, но какой ценой? Кое в чем мальчишка без сомнения прав. Он, Деймон, единственный, кто стоит между Рейнирой и поражением. — Эй! — Деймон обернулся и заметил среди развалин стройную фигурку Крапивы. Она махала ему рукой, чтобы он подошел. Демон напомнил себе, что надо бы отругать ее за непочтение и тут же отметил, как хорошо сидят мужские бриджи на ее длинных мускулистых ногах. Он подошел и увидел, что позади Крапивы жмется мальчик не старше десяти лет. — Это Эндрю. Я нашла его в сгоревшей конюшне. Мы возьмем его с собой. Деймон с сомнением взглянул на черного от копоти, оборванного отрока. — Кто он такой? Крапива пожала плечами. — Конюшонок. Его родители умерли, если о нем не позаботиться, он тоже умрет от холода или от голода. Деймон нахмурился. — Мы здесь не за тем, чтобы спасать несчастных конюшат. — Какая клятва у рыцаря? — Что? — Когда человека посвящают в рыцари и он клянется Семерым? Он клянется защищать слабых, разве не так? А ты рыцарь! А он — она указала на конюшонка — он слабый и нуждается в защите! Крапива сняла с себя видавший виды шерстяной плащ и набросила мальчику на плечи. Деймон покачал головой. — Мы не можем взять его. Ни его, ни других. Но мы поможем им, когда устраним причину их несчастий. Крапива хотела возразить, но Деймон жестом велел ей замолчать. Он остановился перед мальчиком, глядя на него сверху вниз. — Эндрю, да? Видишь ту серую гряду на горизонте? Это деревья, растущие вдоль Королевского Тракта. Не перепутаешь. По дороге прибьешься к крестьянам или торговцам. Но остерегайся солдатни. Ты знаешь какую-нибудь молитву? — Отец Всевышний помилуй нас… — забормотал мальчик, сжимаясь и отворачивая взгляд. — Молись богам, верь в то, что они не оставят тебя. И будешь жить. Вот. Он вытащил из кошеля на поясе горсть золотых монет и отдал мальчику. — Спрячь подальше и не показывай никому. В Королевской Гавани у тебя будет еда и ночлег. А теперь беги. Конюшонку не надо было повторять дважды. Он повернулся и точно заяц припустился через поле. Деймон смотрел ему вслед и гадал, сколько времени пройдет до того, как мальчишка нарвется на банду ублюдков, рыщущих в поисках поживы. Он повернулся к Крапиве, поймал ее умиленный, восхищенный взгляд. И тут же ощутил гнев — не на нее, на себя, за испытанное удовлетворение. Она поблагодарила его, в ответ он презрительно усмехнулся. — Хочешь правду? Я не помню клятву рыцаря — но пусть кто-то скажет что я не рыцарь и отправится к Неведомому. Мне плевать на мальчишку — этому я дал с дюжину драконов, целое состояние для вшивого щенка, а другому снесу голову с той же легкостью. Я Таргариен — одной рукой даю, другой — забираю. Мы сражаемся не за справедливость, справедливости в жизни нет. Мне нужно чтобы на Железном троне сидел толстый зад моей жены, а не тощая жопа Эйгона. Короли и принцы величайшие и ничтожнейшие из всех людей, для них «мы» — это всегда «я». Запомни, девочка моя. — последнее он произнес обманчиво нежным тоном, наклонившись над ней совсем низко. Двумя пальцами он взял ее за подбородок, но она с силой отбросила его руку и, вывернувшись, поспешила прочь. Щеки ее пылали, а глаза сделались блестящими. Он оскорбил ее лучшие чувства своим презрением. Он отвернулся, плотно сжав губы. Ни к чему все это. Он хотел одного: развязаться поскорее с этой историей и послать все в Пекло. И в первую очередь Крапиву. Девичий пруд стал отдохновением. Лоскутом нормальной жизни, где можно остановиться, чтобы набрать побольше воздуха в легкие. А потом опять нырнуть в знобкие утренние небеса. Одно такое утро застало его сидящим у окна и устало разглядывающим серую мутную даль, как бывало, он смотрел из своего солярия в Красном замке на копошившийся внизу людской муравейник. Палец его рассеянно скользил по поверхности сундука, стоявшего в оконной нише. — Что это значит? Крапива умела ходить тихо, как кошка. Он обернулся и проследил за ее взглядом. — Что это значит? Повторила она свой вопрос, указывая на крышку сундука. — То, что слуги у Моутонов лентяи? — Нет, эти знаки. — Это высокий валирийский. Perzys Ānogār. Пламя и Кровь, девиз моего дома. Пальцы Крапивы коснулись знаков, начертанных на пыльной поверхности. Легко, почти благоговейно. — Ты отдаешь команды своему дракону на этом языке? — Да. Считается, что драконы понимают только эту речь. — Я говорю с Овцекрадом на всеобщем, — заметила Крапива с некоторым вызовом в голосе. Деймон улыбнулся. Он легонько провел тыльной стороной ладони по ее щеке. — Да. Но я бы мог научить тебя валирийскому. Можем начать с самого простого. Ты бы хотела? — Да! Она вдруг покраснела и опустила глаза. — Почему ты так добр со мной? Как будто я особенная? Он бы мог ответить «потому что ты и есть особенная» но правда была в том, что в ней не было ничего особенного. Даже несмотря на то, что она драконья всадница. — Сам не знаю, — честно признался он. — я так устал от войны и от крови. Я старею. А ты излучаешь жизнь… Он снова повернулся к окну и посмотрел в серые, но уже подернутые предрассветным румянцем небеса. — Знаешь, давай сегодня останемся. — И что мы будем делать? — Хорошенько отмоем тебя. И переоденем. Хватит ходить, как замарашка, Крапива. — Значит, я не хороша такая, как есть? — мигом ощетинилась Крапива. Деймон рассмеялся такой непосредственности. — Ты хороша. А вот грязь и эти лохмотья… — он выразительно подцепил пальцами ворот ее рубахи. — …это скрывают. — Сир Моунтон, нет ли у вас для моей спутницы каких-нибудь платьев? — Мой принц, разумеется. Леди Моутон была так же стройна, как и леди Крапива и почти одного с ней роста. О, она знала толк в красоте. Парча, шелк, мирийское кружево. — Несите, — махнул рукой Деймон, — мы будем благодарны. А моя благодарность дорогого стоит. — Мой принц, мне достаточно чести, что вы мой гость. — сир Моунтон поклонился и вышел. — Леди Крапива, — прыснула со смеху девушка. — Звучит ужасно. — Это ведь прозвище, да? А как твое настоящее имя? Откинув голову на спинку кресла, Деймон разглядывал ее из-под полуприкрытых век. Девушка развела руками. — Крапива. Других имен я не знаю. Она машинально коснулась потертого кожаного мешочка на шнурке, висевшего на ее груди. Деймон улыбнулся. Его рука потянулась к ней, но затем мягко легла на подлокотник. — Твои сокровища? Крапива отступила на шаг, одарив его озорной улыбкой. — Я покажу тебе. Потом. Слуги тем временем притащили огромный чан и споро наполнили его горячей водой. Девушка-прислужница принесла губку, мыло и кувшин для поливания. — Мне помочь леди выкупаться? Деймон жестом велел ей уйти. — Оставь. Мы сами. — Мы? — Крапива приподняла брови. — Давай раздевайся и лезь в чан. Я закрою глаза, если ты так уж стыдлива. Крапива фыркнула. — Живя на улице, никто не стыдлив. Она развязала шнурок на вороте и стащила рубаху через голову. Деймон отвернулся. Но все же успел мельком увидеть ее обнаженную грудь. «Еще не время» А когда? Пора признать — он соскучился по женским ласкам и Крапива словно создана для того, чтобы дать ему забвение между битвами. До него донесся громкий всплеск. Это Крапива залезла в воду и теперь отфыркивалась, как молодой жеребенок, впервые попавший под дождь. — А теперь бери мочалку и мыло. — велел Деймон, глядя на торчащую из чана взъерошенную голову. — Мне и так хорошо, — пробурчала Крапива, плеская воду себе на плечи. Деймон скинул дуплет и закатал рукава по локоть. — Ну что ж, придется мне побыть твоей служанкой. Крапива возмущенно взвизгнула и попыталась его оттолкнуть, когда он начал ее намыливать. От этого у него случился приступ смеха. Крапива тоже принялась хохотать, но мыло попало ей в рот, и смех потонул в потоке отборной брани. За это он стал тереть ее лицо мочалкой, она зажмурилась, замычала и стала наугад плескать в него водой. Скоро он и сам весь вымок. Раздевшись и оставшись в одних кальсонах, он тоже залез в чан. Крапива окунулась с головой и вынырнула рядом с ним. Теперь ее распаренное лицо, по которому струйками стекала вода, было совсем близко. Ее ладони легли ему на грудь. — У тебя нет волос на груди, почему? — У валирийцев так бывает. — Совсем нет волос на теле? Он покачал головой, глядя на ее влажные приоткрытые губы. — Значит я не валирийка. Она взяла его руку и направила к низу живота и он коснулся жестких волос. Это было не то. Он любил гладкую кожу и на лобке и между ног. Но сейчас он хотел того, что чувствовал под пальцами, и собственное тело не давало соврать. Его рука скользнула ниже, а губы коснулись ее губ. Крапива оседлала его бедра, тонкая ткань кальсон разделяла их, осталось снять этот последний покров и отпустить на волю свое желание. Мгновение и он отпрянул от нее, тяжело дыша. — Не сейчас. — Мне уже шестнадцать. И я не девственница, — Крапива коснулась его шеи, но он перехватил ее руку. — Не сейчас, — повторил он, выбираясь из чана. Он схватил простыню и обернул вокруг бедер, чтобы скрыть от нее выпирающий член. Проклятье! Теперь он не понимал сам себя. Крапива вылезла из воды вслед за ним. С ее обнаженного тела, которого она ни капли не стеснялась, капала вода. Она как будто нарочно давала вдоволь рассмотреть себя: высокую грудь с темно-лиловыми сосками, округлые тугие бедра и тонкую талию, — все то, что было скрыто от взора за поношенным тряпьём. «Ну как? Теперь я достаточно хороша», — спрашивал ее лукавый взгляд. И эта самоуверенность показалась ему смешной. Кем она себя возомнила? Думает принц Деймон Таргариен вот так вот потеряет голову от деревенской дурочки с красивыми сиськами и упругой задницей? Он взял еще одну простынь и бросил ей. — Как высохнешь, подбери себе что-нибудь в сундуках леди Моутон. — сухо произнес он. Крапива насупилась. Ни то, ни то… Он вытаскивал из сундука очередное платье и тут же отбрасывал в сторону. Крапива хватала отвергнутое и прижимала к себе. — Почему нет? Смотри, какое красивое! — она с восторгом рассматривала вышивку на лифах, золотую тесьму, прорези на буффах. — Такое носят замужние леди. Он выбрал простое платье из палевого шелка с полоской орнамента, которая шла от середины ворота до самого подола. — Это лучше подойдет для твоего возраста. Пока Крапива надевала платье, Деймон изучал шкатулку с украшениями. Золото и жемчуга проскальзывали между его равнодушных пальцев. «Теперь у нас обоих есть кусочек нашего наследия» Где оно теперь, колье из валирийской стали? Некогда оно облекало девичью шею гордой принцессы, но королева предпочитает толстые золотые цепи с массивными пластинами. — Ой, дай посмотреть, — Крапива выглянул из-за его плеча. Деймон пододвинул к ней шкатулку. — Выбирай. Крапива с горящими глазами принялась перебирать сокровища. — Хочу вот эти серьги… И вот эту штуку, что это? — Тиара. — На шею? — Нет, на голову. В конце концов она надела на себя почти все: несколько цепей, ожерелье, тиару, браслеты, кольца на все пальцы и серьги. И, кажется, осталась собой вполне довольна. — Ну как? Теперь я леди? Он рассмеялся, а она подозрительно сощурилась. Деймон опять вспомнил Рейниру. Ребенком она обожала увешивать себя побрякушками. Ее легко было обрадовать новым кольцом, браслетом или цепочкой. Вмиг утратив веселье, он взглянул на Крапиву с какой-то безотчетной тоской. Какое волнующее и в тоже время тревожное чувство похожести. Кажется, прошли те времена, когда он искал мимолетное ускользающее сходство в каждой женщине, которой обладал. И вот опять. Нужно ли ему идти этой дорогой? Он перевел взгляд на свою раскрытую ладонь. Вот он, тонкий белый шрам — его линия судьбы. Слуги поставили на стол свечи и удалились. Темнело рано. Сюда, в Речные земли зима почти не приносила сильных заморозков, разве что ночи становились длиннее, да лили затяжные дожди, такие что солнце не показывалось неделями, а то и месяцами. Для них накрыли легкий ужин. Крапива сегодня была странно равнодушна к еде. Она кусала губы, бросая на него взгляды, полные исступленной надежды. Деймон же чувствовал себя одновременно раздосадованным и польщенным. Он не собирался отвечать на ее страсть, но в ней было что-то яростное, требовательное, созвучное его собственному внутреннему огню. Ее глаза казались черными или темно-лиловыми как поздний закат. Деймон отставил кубок с вином, и посмотрел на Крапиву долгим немигающим взглядом. «Она от крови дракона» Он протянул руку, чтобы погладить ее по щеке. Его пальцы скользнули по шее и как бы невзначай задержались на груди. Тонкая ткань ясно давала понять, как Крапива отозвалась на его прикосновение. Она затаила дыхание, натянутая как тетива. Над ее выпирающей верхней губкой бисером выступил пот, на длинной напряженной шее мелко подрагивала венка. Она вся была пропитана желанием, и оно передалось ему. — Ты правда хочешь этого? Я старше тебя на целую жизнь. Со мной у тебя нет будущего. Он не должен давать ей надежд. Одна ночь, может несколько. А потом все, их дороги вновь разойдутся. Крапива шагнула вплотную к нему и положила ему на плечо руку, он накрыл ее своей ладонью. — А я не думаю о будущем. Живу сейчас. Я люблю тебя и чувствую это…— она взяла его ладонь и приложила к груди. — Здесь, — затем опустила ее ниже живота, — и здесь. Он ласково посмотрел на нее. Легко усмехнулся, без веселья. Что бы не толкало их друг к другу, он больше не будет противиться этой силе. Он обнял ее за плечи и увлек в альков. — Теперь нам придется снимать все, — он усадил ее на кровать и прижался щекой к ее щеке. От Крапивы пахло цветочным мылом, и еще чем-то мускусным, дразнящим. Кожа была бархатистой и об нее хотелось тереться еще и еще. — Можно я оставлю эту штуку на голове? — Тиару? — Да! Нет, я все оставлю. — она вытянула руки, любуясь блеском золота. Он погладил ее предплечья. Зарывшись лбом в ее волосы, он прошептал: — Откуда же ты такая… Крапива, девчонка из доков… Она развернулась к нему, глядя с каким-то озорным и в тоже время торжественным выражением. — Подожди, я хочу кое-что тебе показать, — выдохнула она ему в губы. Она схватила с прикроватного столика свой мешочек с сокровищами, который носила на шее. Развязав его, она запустила туда пальцы и вытащила золотой перстень. — Вот! Подарочек от отца. Он изрядно надрался, трахнул мою мамашу и дал ей за это кольцо. А спустя девять лун родилась я. Бедняга-мать, она так любила рассказывать эту историю. А потом умерла от чахотки. Он, наверное, был какой-то большой лорд, смотри, что это за точки выбиты? Звезды? Деймон молчал. Она хранила свою тайну до последнего, чтобы выложить ее именно сейчас. Наверное, она хотела доказать таким образом, что хоть немного достойна его. Глупость, нелепость или Боги все же милосердны к нему? Он взял кольцо и повертел его между пальцев. — Это Ступени. Цепь островов, разделяющих Узкое и Летнее моря. — медленно проговорил он. Деймон надел перстень на мизинец и поднес к свече. Минуту-другую он не мигая разглядывал свои пальцы. Затем снял и со вздохом вернул кольцо Крапиве. Он притянул девушку к себе и поцеловал в лоб. — Спокойной ночи, Крапива. На ее молочной коже бисером блестит пот. Она двигается все быстрее. Вкус ее крови на губах дразнит, распаляет. Самый божественный напиток, крепкий, как смерть, сладкий, как воскрешение. Тела их двигаются в унисон. Перед взором Богов и драконов… gō se laesi hen Jaes se zaldrīzoti Из тумана появляются очертания драконов. Глаза зеленые, красные, желтые наблюдают. Они оба чувствуют их горячее дыхание, их взгляды, слышат музыку, что издают драконы. Тела вибрируют ей в такт. Танец с драконами… Liltre lēda Zaldrīzoti Наслаждение, бегущее по венам, собирается в паху. Вибрация наконец достигает своего предела. Ее серебряные волосы откинуты назад. На лице написан экстаз. И это то, что чувствует он сам, последний вдох, последний выдох и… Drakarys Все исчезает, распадается в ослепительной вспышке Он проснулся от собственного стона. Пережитое наслаждение было настолько подлинным, что … О Боги! Его источник вовсе и не был бесплотной фантазией. Испытывая ужас и отвращение, он сбросил Крапиву. Рывком сел и закрыл лицо руками. Пытаясь собраться с мыслями, он потирал лоб и крылья носа. Робкое прикосновение к плечу заставило его дернуться. По телу прошла дрожь. Крапива убрала руку. Он услышал, как она завозилась, отползая подальше. Его хриплому тяжелому дыханию вторили ее сдавленные всхлипы. — Я не понимаю, не понимаю, — тонким голосом произнесла она. Но лучше бы молчала. Сейчас он больше всего на свете хотел забыть о ней. Он проклинал ее за эту глупую неуместную влюбленность, он проклинал себя за то, что потворствовал ей. Не покажи она ему того перстня, кто знает, как далеко бы все зашло. «А ведь ты должен был подумать об этом, когда понял что в ней течет кровь дракона.» «Пекло!» Наконец Деймон нашел в себе силы повернуться, и увидел ее очертание у стены. Она сидела сжавшись, обнимая острые колени. Слова не шли с языка. Произнести это, да еще и вслух. Да лучше поскорее убраться из замка и отправиться искать Эймонда в одиночку. Сейчас он предпочитал оказаться лицом к лицу с племянником и его драконом. — Крапива, послушай. — голос охрип и ломался, Деймон прочистил горло и заговорил увереннее. — Это не твоя, это моя вина. Я не объяснился с тобой вчера, а должен был. Мы не можем быть любовниками, потому что… — он осекся. — Потому что ты женат на королеве, да? — подсказала она. Деймон набрал в легкие побольше воздуха. — Потому что я твой отец. Утром он первым делом позвал мейстера. В уме снова крутился их ночной разговор с Крапивой. Когда он признался ей… она расхохоталась ему в лицо! — Отец? Это ты из-за того дурацкого кольца? Да сколько вообще таких колец? — Одно. Я сделал его, когда меня нарекли королем Узкого моря. — И ты просто так отдал его шлюхе? Деймон пожал плечами, он не собирался носить это кольцо и даже не сразу обнаружил пропажу. — Мне пришлось отдать корону королю, так почему бы не отдать перстень шлюхе? — Даже если и так, допустим. Да у моей мамаши в тот день могло быть пятеро до тебя и после тебя столько же. — Значит, мое семя оказалось сильнее. Крапива фыркнула. — Нашел доказательство. Дурацкое кольцо! — Не кольцо. Дракон. И ты сама. Она молчала, и он принялся объяснять. — Я всегда знал, что ты из драконьего семени. Драконы не подчиняются обычным людям. В тебе есть черты, присущие женщинам моего Дома. Они-то и влекли меня к тебе. — Я видела королеву, и я ничем на нее не похожа, — огрызнулась Крапива. Деймон грустно усмехнулся. — Ты ошибаешься. — Знаешь что… Крапива вскочила и сжала кулаки. Минуту она уничтожающе сверкала на него глазами, готовясь произнести гневную тираду. Но то ли не находя слов, то ли не зная что сказать, она бросила сквозь зубы: — Да пошел ты! И выбежала из комнаты. Только он ее и видел. Через минуту он услышал звук бьющихся об пол и об стены предметов. Это Крапива громила свою спальню, выплескивая отчаяние. Он ее вполне понимал. Когда мейстер явился, Деймон уже одевался. — Вы можете оказать мне одну деликатную услугу? — Если это в моих силах, мой принц. — Вы можете приготовить Лунный чай? — Конечно, мой принц. — Как скоро? Мейстер замялся. — К счастью, у меня есть необходимые настои трав, так что мне потребуется не больше получаса. Деймон кивнул, бросив рассеянный взгляд на его смущенную физиономию. Уже стоя у дверей мейстер обернулся. — Отнести сразу в комнату леди? Это же для леди Крапивы? «Ну не для меня же, болван!» — Принесите сюда. Я сам отнесу. Крапива лежала в постели, свернувшись клубком и отвернувшись к стене. Он не видел ее лица, но точно знал, что она не спит. Он поставил поднос на прикроватный столик. Поднял валявшийся у стены табурет и сел около кровати. — Крапива, послушай меня. Давай забудем все, что случилось этой ночью. Она не отвечала, тогда он легко коснулся ее плеча, но она дернулась и еще сильнее сжалась. Ее выпирающие позвонки напоминали идущий по спине гребень дракона. — Ты-то может, и забудешь. Для Таргариенов это нормально — трахать своих родственников. Но меня Боги накажут за это. — Трахать своих дочерей ненормально даже для Таргариенов. — вздохнул Деймон. — Я принес тебе кое-что. Чай от последствий. Выпей, чтобы Боги не наказали нас еще сильнее. Она повернулась к нему, глядя на него красными от бессонницы и от слез глазами. — Думаешь, мы сможем? Забыть? Начать все сначала? — А у нас есть выбор? — Скажи, что ты чувствуешь? Он пожал плечами, скользнув взглядом по стене, на которой висел потертый гобелен. Деймон рассеяно принялся изучать сюжет: обнаженная дева, парящая над морем верхом на драконе, их головы соприкоснулись, а ее длинные волосы сплетались с его гребнем, как корни деревьев. Морской бог Мерлин, вместе с дочерями, несется по волнам на колеснице, запряженной морскими коньками. Подняв очи к небу, они взирают на деву и дракона и протягивают к ним руки. Внизу гобелена ткачи изобразили отрока в венце, на которого крылатые боги изливают из кувшина благодать. Вокруг отрока собрались звери и птицы, внимая его речам. Края совсем вытерлись, поэтому орнамента не различить. Почувствовав внимательный вопрошающий взгляд, Деймон вздохнул. Что она хочет от него услышать? По правде сказать сейчас он ничего не чувствовал. Крапива натянула на себе одеяло до самого подбородка. На ее лице появилось так знакомое ему уже выражение упрямства. — Можно, я пока не буду назвать тебя отцом? — Как хочешь. Он ущипнул ее за нос и поднялся. — А теперь пей, — он подал ей чашку и она приложилась губами к краю. Деймон терпеливо наблюдал, как она понемногу прихлебывает, морщась и бросая на него сердитые взгляды. И только когда она выпила все до последнего глотка, он забрал у нее чашку. — Молодец. — А теперь что? Полетим искать твоего чокнутого племянника? — Да. И вот еще что. Мейстер сказал, что в течении суток у тебя начнутся лунные дни, так что… э-э…будь к этому готова. — Вот же дерьмо! — простонала Крапива. Уронив голову на подушку, она спряталась под одеялом. Посчитав свою миссию выполненной, Деймон вышел. — Похоже, Эймонд побывал здесь накануне. Гляди, кое-где огонь еще тлеет. Я думаю, его предупреждает ведьма. — заметила Крапива, когда они приземлились в сожжённой деревеньке. — Похоже на то. Деймон одним ударом меча перерубил тонкое обожжённое деревце. Дым щипал глаза, запах гари лез в ноздри. Он стал его постоянным спутником, въелся в одежду, в кожу в волосы, вся пища что он ел, вода, что он пил имела копченный привкус. Вложив меч в ножны, Деймон направился к нетронутому огнем полю. Море желтой травы колыхалось до самого горизонта. Надо было многое обдумать. Этим утром прилетел ворон с письмом от Корлиса Велариона: в столице назревают беспорядки, а из Тамблтона нет вестей, хотя должны уже прийти. Сир Алин, узаконенный бастард, каким-то чудом отбил атаку дорнийцев, но флот Дрифтмарка был в плачевном состоянии. В битве при Глотке Веларионы потеряли большую часть кораблей, а Спайстаун был уничтожен и разграблен пиратами. Далтон Грейджой разорил Ланниспорт и убрался с ценными заложниками обратно на Железные острова. «На островитян надежды нет, они не лучше псов из Триархии, шакалы да воронье» Он должен быстрее разделаться с Эймондом и мчаться в столицу. Его беспокоил Тамблтон и войско Хайтауэров. А беспорядки в столице? Какого Неведомого Рейнира сидит сложа руки? У нее есть Аддам Веларион и Сиракс. Давно пора отправить весь Блошиный конец в седьмую Преисподнюю со всеми его шлюхами и проповедниками. Рейнира, будь она проклята! Сейчас он хотел отхлестать ее по щекам за мягкотелость. Трахнуть ее как следует, и в пекло все ее отговорки. Даже погружаясь в бездну отчаяния, он не был готов потерять ее навсегда. Он мысленно тряс Рейниру за плечи, целовал, брал ее себе. Услышав шуршание травы позади, Деймон оглянулся. Крапива натолкнулась на него и поспешно отступила. — Прости, я задумалась. — О чем? — спросил он, отвлекаясь от своих собственных горестей. Крапива не ответила. Она потянулась и сорвала золотистый пшеничный колос, бог знает откуда взявшийся среди разнотравья. Она принялась рассеяно вышелушивать зерна из плевел. Некоторые оказались подгнившие. Стряхнув шелуху, Крапива принялась подбрасывать их на ладони, пока не осталось всего несколько штук. Он протянул раскрытую ладонь, и она пересыпала в нее зерна. — Смотри какая у меня темная кожа по сравнению с твоей. Деймон кивнул. — И глаза и волосы — все другое, — продолжила Крапива, теперь они вышагивали бок о бок. — Ты уверен, что я твоя дочь? — Да. — он был уверен, также как и насчет других своих детей, хоть это и звучало нелепо. — Пусть кожа, волосы и глаза достались тебе от матери, но кровь в тебе течет моя. Кровь Древней Валирии. — Расскажи мне о Валирии, как появились драконы? — Первые драконы вышли из Тени. Боги привели их в наш мир. Они поселились среди исполинских гор, что звались Четырнадцать огней. Неподалёку жило племя пастухов. Те что вышли из Тени выбрали среди них последователей и обучили тайнам огненной магии. Так возникли первые пироманты. Они отобрали самых крепких детей из племени и ставили на них опыты, смешивая их кровь с драконьей. Не многие выжили. Но те кто выжил стали первыми драконьими владыками. — Ты хочешь сказать, в твоей… в нашей крови есть что-то особенное? То есть я хочу сказать по-настоящему, а не то чем гордятся знатные лорды, ставя себя выше простолюдинов? — Да, именно так. Драконы чувствуют что-то в нашей крови и отличают нас от других. Между драконом и всадником возникает особая связь. Что ты почувствовала, когда впервые оседлала Овцекрада? — Что… — Крапива вытерла рукавом лоб. Ее глаза были обращены к нему, но взгляд блуждал. Сперва тело как будто в огне. Вот тут — она ткнула себя в солнечное сплетение, — как будто клубок змей ворочается. Отвратительно. — она поежилась. — а потом дракон подо мной зарычал, тихо совсем, все его тело мелко задрожало. И это дрожь передалась мне, как будто мелкая рябь на воде, только во всем моем теле. И это была музыка, она рождалась в нем и передавалась мне. Мое тело стало таким легким, я пережила такое…ну знаешь как… — она бросила на него быстрый взгляд, вспыхнула и отвернулась. — Знаю, — улыбнулся Деймон. Он протянул к ней руку и хотел погладить по щеке, но она увернулась. — Не трогай меня пожалуйста, ладно? Ни в ее голосе, ни во взгляде он не увидел ни следа неприязни. Она лишь просила дать ей время, он отнесся к ее невысказанной просьбе с пониманием. Крапива была рядом. Они вели долгие разговоры по утрам, по вечерам во время ужина или на привалах близ разоренных Эймондом хуторов и деревень. Он делал вид, что его раздражает ее «чрезмерная» жалостливость ко всяким погорельцам и оборванцам, которые им порой встречались, даром что большинство из них были обычными бродягами, а то и вовсе разбойниками. Он закатывал глаза, когда она отдавала им всю еду, что слуги Моутонов давали им с собой. — Это воронье, которое ты прикормила, теперь будет преследовать нас повсюду, — говорил он. Крапива слушала его уставившись в землю и опустив плечи, но по ее упрямому лицу он понимал что в следующий раз она снова сделает по своему. В конце концов он бросил воспитывать ее, сделавшись наблюдателем. Крапива любила простые вещи. Она радовалась дождю, солнцу, траве, звездам и особенно еде и теплу. Ему нравилось смотреть, как из умудренной невзгодами женщины, выглядывает вдруг маленькая девочка, ищущая заботы и ласки. И как любому ребенку ей нравились сладости побрякушки и красивые вещи. Он велел сшить для нее костюм всадницы с серебряными пряжками в виде драконьих голов, точно такой же, как у Бейлы. Он лично дал указания портному, подкрепив свои слова золотом. После захвата Эймондом Речных Земель торговля в Девичьем Пруду почти сошла на нет — купцы бежали в Чаячий город, спасая свое добро. Но владения Моутонов теперь служили перевалочным пунктом торговцам, бежавшим из охваченного войной Сумеречного Дола. У них Деймон скупал различные вещицы: отрезы тонкого полотна для нижнего белья, шкатулки, черепаховые гребни, заколки и украшения из золота, серебра и драконьей кости. Каждый день перед полетом или за ужином он дарил Крапиве новый подарок и с удовольствием наблюдал, как ее глаза загораются восторгом. Однажды он преподнес ей браавосский тонкий кинжал: рукоять из драконьей кости была украшена россыпью лиловых и зеленых самоцветов, а на лезвии по всей длине отчеканен змееподобный дракон. — Осторожно, он очень острый, — предупредил Деймон, когда она хотела потрогать пальцем острие. Крапива вдела кинжал в ножны и закрепила на поясе. — Боги, какая красота! Спасибо! — она рванулась к нему, как будто хотела броситься на шею. Ее глаза были широко распахнуты, а губы — влажны и приоткрыты. Он инстинктивно развел руки, чтобы подхватить ее, но она вдруг застыла, точно натолкнувшись на невидимое препятствие. Глаза погасли, а уголки сжатых губ поползли вниз. Деймон отступил назад. — Пустяки! Тебе не нужно благодарить меня, — произнес он небрежным тоном, сцепив что есть силы руки за спиной, — это все лишь небольшие знаки внимания тебе, как моей дочери. Седлай пока Овцекрада, мне нужно переговорить со стражей. Он вышел из ее комнаты и спустился во внутренний двор. Там ожидали вернувшиеся из дозора разведчики. Деймон стал расспрашивать о новостях. Один из них замешкался с ответом и тут же испытал на себе гнев дракона. Не без некоторого чувства вины Деймон понял, что Крапива была первым его произведением, которое он старался окружить отеческой заботой. — Когда мы вернемся, я узаконю тебя, и ты будешь жить в Красном замке, — однажды сказал он ей. Они сидели в таверне и потягивали местный эль, без сомнения лучший во всем Семи Королевствах. Крапива улыбнулась, но потом нахмурилась. — Твоей королеве это не понравится. — Ей придется смириться. Он вдруг почувствовал мрачное удовлетворение. Рейнира будет в бешенстве. И поделом. За то, что ранила его. За то, что оставила. За то, что подсовывала ему свою верную шлюху. — Что между вами происходит? — робко спросила Крапива. — Ты ведь любишь ее? Деймон ответил не сразу. Он не хотел говорить с ней о Рейнире. Объяснять ей что к чему, это было сложно даже для него самого. Прищурившись, он глянул в окно из которого открывался вид на пристань. — С Рейнирой у меня нечто большее. На всеобщем языке нет подходящего слова. Наши судьбы связаны. Она Рerzys hen ñuha ānogar. Моя Валирийская Жена. — Что это значит? — Нерасторжимый брак. Высшие супруги делили одну судьбу и покидали этот мир вместе. Perzys geron lēda nyke. — То есть, если один из них умирал, второй добровольно сжигал себя? Деймон усмехнулся, глядя в ее округлившиеся глаза. — Да, но в поздней империи уже никто не сжигал себя заживо. Остались только нерушимые узы. Крапива вдруг издала короткий смешок и густо покраснела. — Знаешь, я тут подумала. Они ведь не знают что я твоя дочь. Думают, что мы… — Любовники, — закончил за нее Деймон, — это уж наверняка. Но не думаю что Моутон станет докладывать о своих соображениях в Королевскую гавань. Он верен мне, да к тому же не глуп. — Да я не о том. Вдруг мы погибнем сражаясь с твоим племянником и наша тайна умрет вместе с нами. Про нас сложат какую-нибудь песню или легенду? Деймон откинул голову и расхохотался. — О Деймоне-дураке и его юной возлюбленной, леди Крапиве? * Она пожала плечами, искоса глядя на него каким-то задавленным взглядом. Деймон подсел к ней, обнял за плечи и легонько поцеловал в макушку. — Я предпочитаю валирийские сказки, девочка. — Эйгон и его сестры, Висенья и Рейнис высадились в устье Черноводной… В этот вечер он преподнес ей книгу о завоеваниях Эйгона, с прекрасными цветными иллюстрациями. Крапива пока не умела читать, и Деймон хотел обратиться к мейстреу Норрену, чтобы тот позанимался с ней по утрам. А пока он сам читал ей, попутно показывая картинки. — Ммм, — рассеянно промычала Крапива и потянулась к жареному поросенку. Деймон легонько стукнул ее по руке. — Что я только что сказал? — Что-то там про Эйгона с сестрами? Деймон захлопнул книгу. — Я пожалуй пойду к себе. — он поднялся, но она вцепилась в его руку. — Не уходи пожалуйста. Прости, но это так трудно. От истории Валирии у меня уже голова кругом пошла. Как вообще можно запомнить столько имен, названий и событий? — Надо слушать, а не мечтать о жареной свинье. Крапива картинно закатила глаза. — Но ты только взгляни на эту миленькую свинку! Она убрана, как принцесса на свадебном пиру. Крапива подняла пальцем кончик носа и хрюкнула. Деймон засмеялся. — Ах, ваше высочество! — запищала Крапива, — позвольте мне отрезать вот тот сладкий кусочек от вашего бока! — и она принялась кромсать свинью при помощи двух ножей. Деймон смотрел, как она жадно ест, продолжая улыбаться. Когда-нибудь придется устроить ей настоящую взбучку. Он гадал, как она, живя на улице, могла сохранить доброту и столь детскую непосредственность? Он видел детей, живших в Блошином конце, у них были злые глаза стариков. Невинность их уходила, как только они начинали познавать этот мир. Мисария однажды сказала ему, что ее начали продавать мужчинам, когда ей сровнялось семь лет. А как это было с Крапивой? Поймав ее за воровством, какой-нибудь пьяный септон сперва избил ее, а затем привязал к лавке и изнасиловал? Сколько ей было? Семь, десять, двенадцать? И вот она перед ним, не озлобленная и не сломленная. Радующаяся каждому новому дню. Как можно любить этот и так прогнивший мир, глядя на него из сточной канавы? Он бы не смог. А она смогла. Стук в дверь прервал его размышления. — Входите! На пороге появился мейстер Норрен. — Прошу прощения, мой принц. — он поклонился. Деймон кивком ответил на приветствие. — Что привело вас в столь поздний час? Какое-то срочное дело? Мейстер подошел и молча положил на стол свернутое письмо. — Вот, — произнес он и потупил взор. Деймон протянул руку. С каким-то странным волнением он заметил на сломанном сургуче оттиск личной печати королевы. «Лорд Манфрид, спешу лично предупредить вас — в стенах вашего дома затевается большое предательство против короны. Речь идет о девке по прозвищу Крапива. В этой змее, как очевидно каждому, нет ни капли драконьей крови. Но она ведьма, поэтому при помощи чар заполучила дракона. Своим колдовством она приворожила моего принца и теперь склоняет его к измене. Цели ее ясны — она жаждет моей смерти и смерти моих сыновей, чтобы самой стать королевой. Я призываю вас исполнить клятву верности. Казните Крапиву незамедлительно, таков мой приказ. Голову ее пришлите мне. Лорду мужу моему, принцу Деймону Таргариену вреда не причиняйте. Как только чары спадут, скажите ему, чтобы как свершит задуманное, летел в Королевскую гавань. Мы нуждаемся в нем. Получив письмо, не мешкайте, исполняйте, что вам велено. Я жду хороших вестей. Рейнира, Первая своего имени, Королева Андалов, Ройнаров и Первых Людей, Леди Семи Королевств, Защитница Государства.» С тихим шелестом пергамент выпал из рук. Нет, он не верил, не хотел верить! Но письмо было написано ее рукой, и печать была ее личная. Это чудовище, что именем королевы повелевало нарушить священную клятву гостеприимства, не могло быть Рейнирой. Его Рейнирой. Нет, невозможно. Она мертва. Но кто управляет той бледной тенью, что все еще занимает Железный трон? Да, почерк и печать Рейниры, но в каждом слове лишь мерзость и тлен, достойные разве что крысы, паразита или…пиявки. — Что в письме? — тихо спросила Крапива. — Слова королевы — дело рук шлюхи, — тяжело поднявшись, Деймон обнажил Темную сестру. — Люди лорда Моутона ждут за дверью, я так полагаю? Что ж, исполняйте приказ, но предупреждаю, ваша гвардия сильно поредеет. Мейстер Норрен упал на колени. — Пощадите, мой принц. Я пришел один, и никто в замке не знает об этом письме. Даже лорд Манфрид. Я… я нарушил обет мейстера, — он виновато опустил голову. — Мейстер ты плохой, но человек хороший. — Деймон вложил меч в ножны. — А теперь иди и до утра никому не говори ни слова. Деймон едва слышал, как закрылась дверь. Оглушенный и низвергнутый во тьму, он стоял, глядя в одну точку. Крапива вертела в руках письмо — читать она не умела — не спуская с Деймона испуганного взгляда. — Что? Скажи мне, умоляю. Большие потери? — Неисчислимые. — Королева? С ней что-то случилось? — дрожащим голосом спросила Крапива. — Она…она умерла? — Королева жива. Рейнира умерла. И я скоро умру. — Но… Но я не понимаю, разве… Деймон приложил палец к ее губам. — Ш-ш-ш, не надо об этом. Не думай ни о чем плохом. Это к тебе не относится. Сегодня, моя девочка, мы будем спать здесь вместе. Ты прижмешься ко мне, как котенок к матери. Ты когда-нибудь болела? — Да, — ее губы тряслись, а глаза наливались слезами. Она понимала, что случилось нечто ужасное. И что она ничего не может с этим поделать. — И никто не согревал тебя, не сидел всю ночь над твоей постелью? Никто не гладил твой мокрый лоб? Она покачала головой. — Давай поступим так — сегодня я буду все это делать. — Почему ты так говоришь? А завтра? Что будет завтра? — отчаянно воскликнула Крапива — А завтра еще не наступило. «У нас с тобой будет разное завтра» Она рванулась к нему и прижалась щекой к его груди. — Я никак не смогу расплатиться с тобой за все те годы, что ты была одна. Но сегодня я попробую сделать хотя бы малость. Дать тебе того тепла, которое ты заслуживаешь. — Ты и так много дал мне. Он со вздохом обнял ее и прижал к себе. Они легли не раздеваясь, так и не размыкая объятий. Он прятал ее на груди, укачивая как дитя, а она беззвучно плакала. — Первый танец жениха и невесты! Играет музыка. Лейнор берет ее за руку и выводит на середину залы. Как она красива! Словно богиня из древних валирийских легенд. Как обнаженная Сиракс, вытканная на старинном гобелене верхом на драконе, дующая в магический рог. Белое платье облегает тонкий стан. Оно прекрасно, но прекраснее любой рукотворной красоты ее жемчужная кожа, ее серебряные волосы, собранные в высокую прическу. Он любуется движением ее головы, танцем ее белой руки. Их с Лейнором руки порхают, не переплетаясь. Он ощущает восторг и ликование одновременно. Он знает то, чего другие не знают. Она принадлежит ему. Но вот зала постепенно наполняется танцующими. Чьи-то фигуры то и дело заслоняют ее от его взора. Ему это не нравится. Он встает и идет сквозь толпу. Идет к ней. Но сколько шагов он бы не сделал, расстояние между ними не уменьшается. Безликие лорды и леди снуют между ними, и их становится все больше. В нем поднимается гнев, и он отталкивает людей с дороги. Рейнира! Она оборачивается на зов, и на ее лице расцветает улыбка. Но вот в шаге от нее вырастает рыцарь. — Сир Криспин? — Сир Кристон Коль, мой принц Он видит их впереди, никто больше не заслоняет обзор. Еще мгновение, и рыцарь прижимает ее к себе и целует в губы. — Вы всегда будете моей королевой. Она дергается, откидывается назад и безжизненно обвисает на его руке. Невозможно двигаться, невозможно кричать. Он может лишь наблюдать, как на белом лифе платья вокруг рукояти кинжала расцветает красный цветок, как струйка крови стекает из уголка губ, и тяжелые густые капли падают на пол. Капли шипят, сворачиваются и превращаются в маленьких драконов. Драконы кричат и бьют крыльями, они плюются огнем, и вот уже между ним и Рейнирой поднимается стена пламени. Теперь он может двигаться и, не раздумывая, бросается в пламя. К ней. И все громче становится Песнь, неслышенная доселе многие годы Деймон резко открыл глаза и увидел, что комнату заполняет рассветный полумрак. Он не сразу понял, где находится, сон был очень яркий. Перед глазами стояла ее неестественно вывернутая, свисающая плетью белая рука. Ее запрокинутый подбородок и кровь, стекающая по щеке. И опять они горят вместе. Крапива спала, уткнувшись щекой в его грудь. Сердце его защемило от боли приближавшийся разлуки. Но так надо. Он не может больше подвергать ее опасности. Слишком она дорога, чтобы сгореть вместе с ним. Деймон нежно поцеловал девушку в макушку. — Просыпайся, девочка моя. — Нет, — она зарылась лицом в его рубашку. — Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, хочу, чтобы она длилась вечно. — Так не бывает. — Деймон сел. Он все еще прижимал Крапиву к себе. — Послушай. Если бы я мог. Если бы я мог оставить тебя рядом с собой, я бы оставил, клянусь жизнью. Ты спасла меня от моей тьмы. Ты мой свет. Мое искупление. Моя последняя любовь. Больше у меня ничего не будет. Только смерть. Крапива обхватила его лицо своими горячими ладонями. — Тебе не надо умирать. Что бы там не случилось. Давай улетим? Улетим вместе, хоть на край света? Она принялась покрывать его лицо быстрыми поцелуями, шепча словно в горячечном бреду: — Прошу. Прошу. Прошу. Усилием воли он оторвал ее от себя. — Я не могу, — глухо произнес он. Она попыталась снова обнять его, но он уклонился. — Почему? Ты же сказал, что там все кончено. — Valar dohaeris — все должны служить. Он тяжело поднялся и потянулся к кожаному колету, лежавшему на сундуке. Пристегнув к поясу меч, он обернулся к Крапиве. — Мне больше нечего сказать, считай, что мы попрощались. Я надеюсь, ты поймешь и простишь меня однажды. Жду тебя во дворе. Она не смотрела на него, борясь со слезами. И только обреченно кивнула. Когда он был уже у двери, она крикнула. — Подожди! Я так и не сказала тебе! Я люблю тебя, Кера. Он вышел из замка и направился в Богорощу. Под ногами зашуршали опавшие листья. Зима почти оголила Чардрево. Кое-где еще трепались на ветру пожелтевшие листки. Последнее время они с Крапивой часто бывали здесь. Утром перед полетом они иногда разговаривали, разглядывая вырезанный на стволе скорбный лик. Крапива кое-что знала про старых богов северян. — В доках жила одна старуха. Она была родом из Последнего очага. Мы приносили ей устриц, а она за это кормила нас супом. Она рассказывала нам сказки про Детей Леса, про великанов, живущих за Стеной. Про Долгую ночь и Белых Ходоков, что ездили верхом на огромных ледяных пауках. Крапива потрогала многовековой ствол. — Думаешь, это лицо вырезали Первые люди? Деймон пожал плечами. — Наверное. — Ты когда-нибудь видел Стену? Он покачал головой. — Не люблю холод. — А я бы хотела увидеть. Стену и то, что за ней, может, даже повстречать великанов или Детей леса. — О, не думаю, что это приятная компания. Наклонив голову на бок, он взглянул на Крапиву. — Gevie. — с улыбкой произнес он. — Что? — Ты надела новый плащ, он тебе очень идет. — он коснулся капюшона своего последнего подарка, темно-красного бархатного плаща, подбитого куньим мехом. Она потупила взор, а щеки ее слегка зарумянились. — Ну что, теперь я похожа на леди? — С каждым днем все больше. — Я никогда не думала об этом. Но теперь мне приятно быть красивой. Она снова повернулась к чардреву, может, для того чтобы скрыть проступившие на лице чувства. — Говорят, что глаза чардрев зрячие. Старые боги наблюдают за нами и ткут из наших судеб полотно жизни. Северяне приносят обеты у этих деревьев, совершают свадьбы, похороны. — Проводят церемонию имянаречения. Мы тоже так делаем. Выбираем имена детям в Богороще. Эйгону Завоевателю понравилась эта традиция, и он перенес ее в наш Дом. — Да-а, — Крапива закрыла глаза и задрала лицо, слушая шепот ветра в ветвях. — Дейма, — промолвил он, не сводя с нее задумчивого взгляда. — Дейма Таргариен. — Кто это? — Ты. Он взял ее за руки и развернул лицом к себе. — Я нарекаю тебя Деймой Таргариен. Ныне и впредь, перед взорами Старых и Новых богов. — Дейма, — прошептала она, как бы примеряя на себя новое имя. На ее губах расцвела счастливая улыбка. — Мне нравится. Почему ты решил назвать меня так? Он сильнее сжал ее теплые руки в своих ладонях. — Я так захотел. Потому что ты моя. И только моя. Рычание дракона вывело его из воспоминаний. В последний раз обернувшись на Богорощу, Деймон зашагал во двор. Овцекрад уже был оседлан. Из-за поворота появилась Крапива, таща на веревке черного барана. Остановившись в нескольких шагах от дракона, она вынула из-за пояса кинжал и перерезала барану горло. — Ешь, — бросила она. Деймон, стоя в стороне, молча наблюдал за этой сценой. Крапива подняла на него искаженное гневом и страданием лицо. Ее взгляд одновременно и молил его передумать, и кричал: гореть тебе в седьмой преисподней, за то, что ты дал мне, а потом сам же отнял. Ее кожаный дублет был перепачкан кровью, а волосы трепал ветер. По щекам ее катились слезы. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, жадно, не отрываясь, запоминая каждую отдельную деталь этой последней встречи. Но когда Овцекрад закончил свою трапезу, Крапива направилась к нему и взобралась на спину. — Взлетай! — крикнула она. Дракон взмахнул своими черными крыльями и взмыл в рассветное небо. «Прощай, малышка. Ты всего лишь разбила мое сердце. А Рейнира разбила мою жизнь.» Последний луч восходящего солнца исчез за темным облаком. Караксес поднял голову и издал дикий вопль. Крапива повернула к Крабьей бухте и скрылась в тумане. Деймон вернулся в замок и спросил у стражника, где лорд Моунтон. — Завтракает в большом зале, мой принц. Когда Деймон вошел, Манфрид Моутон поднялся и с поклоном предложил разделить с ним трапезу. — С удовольствием. Слуги поставили перед ним приборы и положили вареной говядины со свеклой. Деймон налил себе вина и преломил лепешку. — Я пришел попрощаться. У меня к вам последняя просьба. Разошлите воронов в Речные земли. Оповестите всех. Если к ним заявится мой племянник, пусть передадут ему: я жду его в Харренхолле. Один.