Valar morghulis - valar dohaeris

— Ты обещаешь, что не отойдешь от него ни на миг? — Рейнира подняла на него красные от усталости и бессонницы глаза. — Обещаю, что не спущу его с рук, — он наклонился и поцеловал ее в макушку. — Тебе надо поспать. — Деймон, я боюсь, что пока буду спать, он… — ее губы затряслись. — Нет. Я обещаю. Все будет хорошо. Но ты должна щадить себя. Помнишь, что сказал Герардис? — Да, — тихо отозвалась Рейнира, — молоко перегорит. — Вот именно. Иди отдыхай. Поцеловав сына в лоб, Рейнира еще раз взглянула на Деймона умоляющим взглядом и, пошатываясь, побрела к двери. Деймон проводил ее взглядом. Ребенок на руках шевельнулся. Деймон посмотрел на личико сына, и его пронзила острая жалость. Визерис родился маленький и слабый настолько, что мейстер думал, что он не проживет и двух часов. Но распростертой на родильном ложе матери, измученной долгими тяжелыми родами, об этом не сказали. Деймон почти не думал о сыне, его беспокоил поднявшийся у Рейниры жар. Он лишь сказал, что нарекает его Визерисом в честь деда-короля, и отдал заботам кормилиц. Сам он остался у постели жены, поминутно пробуя ее покрытый испариной лоб. Мейстер Герардис успокаивал его, говоря, что такое иногда случается с роженицами, если «битва чадородия» далась нелегко. К утру Рейнире и правда сделалось лучше. Жар спал, и она спросила о ребенке. — Мальчик очень слаб. У него нет сил даже кричать. Три кормилицы по очереди пытались дать ему грудь, но он отказывается есть. Рейнира поднялась. Отмахнувшись от служанки, которая хотела протереть ее влажной губкой, она потребовала принести ей ребенка. — Я сама его выкормлю. На моем молоке он быстро окрепнет. Она приложила ребенка к груди, но все было тщетно, у Визериса не было сил ее сосать. Молоко вытекало из его слабого ротика, он давился и тонко поскуливал, вместо того чтобы кричать во всю глотку, как это делают здоровые младенцы. Тогда-то и началась битва за его жизнь и длилась она вот уже два дня. Рейнира не отнимала от себя сына ни на миг. На Деймона никто не обращал внимания, но он все время был рядом за исключением нескольких часов, когда ему удалось забыться тяжелым сном в кресле. Когда Рейнира поняла, что силы ее на пределе, она призвала его со словами: — Я доверяю нашего сына только тебе. Молись всем Богам, которых знаешь, чтобы он не покинул нас. На щеках ее алел румянец, а глаза горели неистовством, как будто она была готова дать бой подступающей смерти. Но с какой бы яростью она ни гнала Неведомого, он неумолимо приближался. Каждую минуту Деймон с тревогой вглядывался в личико сына, страшась увидеть, как заостряются и восковеют его черты. Ребенок не шевелился у него на руках, и Деймону то и дело казалось, что он перестал дышать. С бьющимся сердцем он подносил палец к его ноздрям. Дышит. На мгновение накатывало облегчение, но следом маятник перемещался к отчаянию. Темнота наползала из углов, сочилась из окон и щелей. Деймон велел слугам принести в комнату свечи, факелы и разжечь камин. Пламя на время побеждало тьму. Но свечи таяли, факелы догорали, и дрова превращались в слабо мерцающие угли. Холод и тьма снова ползли по полу, стенам и потолку. Снаружи ударил колокол, отсчитывающий ночные стражи. Час волка наступил. Он думал, как взглянет ей в глаза, как скажет, что не уберег сына от смерти. Тьма залазила под кожу холодной змеей. Он закрыл глаза, перебирая лики богов. Деймон не знал, как правильно им молиться: в нем никогда не было смирения человека, стоящего на паперти с протянутой рукой. Он не любил просить ни у Богов, ни у людей. Молитвы удел бессильных. Надо сделать что-то. Но что? Ему вспомнилось, как король Джейхерис послал на Драконий камень за драконом для умирающей дочери, но его не успели доставить: Дейнерис умерла раньше. Он кликнул слугу. — Принесите из детской драконье яйцо принца Визериса. Кто-то из детей, — кажется, это была Рейна, — успел положить в колыбель брата яйцо. Об этом доложили драконоблюстители. Деймон даже не видел его, просто дал свое согласие. Слуга мгновенно обернулся. Он протянул Деймону яйцо и вышел. Оно было ядовито-зеленым, с алыми прожилками. Взяв его в руки, Деймон поразился, насколько оно теплое, даже горячее. Оно было живым, и алые прожилки, подсвеченные пламенем, напоминали ручейки лавы на вершине горы. И он понял: яйцо вот-вот вылупится. Если он положит его в камин, к часу соловья из скорлупы появится новый дракончик — ядовито-зеленый, с алыми перепонками на крыльях. Он перевел взгляд на сына и с ужасом осознал: как раз к часу соловья ребенок испустит последний слабенький вздох. И вдруг какая-то безумная мысль посетила его голову. Он раздвинул пеленку и положил туда яйцо, так, чтобы оно соприкасалось с тельцем Визериса. Он покачивал младенца, напевая ему на валирийском. Что это были за слова, быть может, отрывки древних заклинаний, почерпнутые им из старых фолиантов в Пентосе? Одна мысль огненной стежкой пронизывала ночь — пусть жизнь выйдет из драконьего яйца и перейдет к его сыну. Он не ведал такой магии, им двигало лишь одно безумное страстное желание, чтобы это сбылось. Бусину за бусиной он нанизывал его на невидимую нить, оплетая ею ребенка. Нерасторжимая связь. Нерушимые узы. Бред обезумленного горем отца. Так шли минуты, перетекая в часы. Колокол звякнул дважды. И вот чернота за окном сменилась серой зыбью. — Ты даже не садился, — он вздрогнул. Одна и та же мысль отщелкивалась снова и снова, и разум впал в состояние гипнотического оцепенения. Ее голос проник сквозь завесу и вернул его в комнату, залитую серым светом. — Похоже на то. Рейнира подошла и протянула руки. — Давай его сюда. Яйцо едва не выпало из пеленок, но Деймон успел подхватить его. Странно, оно было холодным, никакого внутреннего свечения. Наверное, то было порождение воспаленного сознания. Визерис закряхтел и захныкал. Рейнира снова попробовала дать ему грудь. Оба затаили дыхание. Ребенок стал пить, сперва слабо глотая, но становясь все жаднее. — Слава Богам! Слава Богам! — шептала Рейнира, по щекам ее текли слезы. Деймон взвесил на ладони яйцо. Оно напоминало лишь красивый камень. Чтобы то ни было, магия или божественное вмешательство — оно сработало. Дракон умер, а Визерис будет жить.

***

— Что с тобой на этот раз? Когда родился Эйгон, Рейнира, подражая своей бабке, привязала его к себе свивальником и поднялась в небо на Сиракс. И вот теперь, когда Деймон предложил взять Визериса с собой в полет, она вдруг замялась. — Мы только выходили его. Может, подождем, когда он окончательно окрепнет? — Он Таргариен, его место на спине дракона среди облаков. Вольный ветер лучше четырех стен разгоняет немочь. Рейнира отвела взгляд в сторону, всем видом показывая, что она не согласна. Это ее внезапное упрямство иногда бывало очень раздражающим. Деймон забрал у нее ребенка, давая понять, что сделает по-своему. Нянька запеленала его в одеяло, другая принесла овчинный конверт. Рейнира следила за ними, поджав губы. Вероятно, она досадовала, что на этот раз не сама летит с сыном. А может, это просто мимолетный каприз, навеянный недавними страхами. Он не желал разбираться. Молчит — ее дело. Погода была отличная, настоящий летний день. Косые солнечные лучи пронизывали невесомую туманную дымку. Усевшись в седло, Деймон крепко-накрепко привязал к себе свивальником конверт с ребенком. Караксес плавно взмыл в воздух, описал круг над замком и полетел к морю. Проскользив над водой, он стал медленно набирать высоту. Деймон заглянул в конверт. Ребенок мирно спал, посасывая большой палец. Деймон попытался растормошить его, он отогнул край шкуры, чтобы соленый ветер прогнал сон. Но и это не помогло, малыш только хныкал и морщил нос, пытаясь отвернуться. Деймон оставил его в покое. Быть может, сына и не впечатлил его первый полет, зато завидная невозмутимость в столь необычных обстоятельствах без сомнения указывала на крепость духа. «Когда-нибудь из него выйдет прекрасный Десница», — усмехнулся про себя Деймон, приземляясь во дворе замка. Когда он рассказал обо всем жене, та только вздохнула. — Уж лучше так. Эйгон закатился в истерике и кричал до тех пор, пока я не спустилась на землю. — Ты не говорила об этом. На щеках Рейниры выступил румянец. — Люди бы углядели в этом дурной знак. И наши враги воспользовались бы этим, чтобы чернить нас. — Ты даже мне не сказала, — заметил Деймон, усаживаясь в кресло напротив окна. Рейнира подошла сзади и положила руки ему на плечи. — Не хотела расстраивать тебя. Деймон откинул голову и посмотрел на нее снизу вверх. — А я бы не расстроился. Когда матушка взяла новорожденного Визериса в полет, он улыбался всю дорогу. Отец, старые король и королева в один голос предрекли, что он станет величайшим драконьим всадником. Говорили, что подобно владыкам древности, его нога не будет ступать на землю. Но, как тебе известно, — Деймон усмехнулся краешком губ, — твой отец летал на драконе лишь однажды. Почти-бездраконный Таргариен. Все предсказания на его счет оказались ложными. Рейнира улыбнулась вслед за ним. Она провела ладонью по его волосам, наклонилась и поцеловала его в лоб. — Тебе всегда удается успокоить меня, любовь моя. Он поднял руки и обнял ее за шею. — Ты тоже могла бы утешить меня. Рейнира вывернулась, скользнув по его лицу шелком волос. Он думал: она под каким-нибудь предлогом уйдет, но она замерла у изголовья кресла, искоса глядя на него. Она будто размышляла, перебирая разные варианты. Подушками пальцев левой руки она поглаживала кольца на правой. Деймон, прищурившись, наблюдал за ней, как хищник из высокой травы. Она была похожа на олениху, готовую вскинуться и убежать при малейшем шорохе. — Сейчас? — хрипло спросила она, облизнув губы. Деймон поднялся и взял ее за руку. — Да. Он знал многих женщин, но никогда не задумывался над тем, что творится у них в головах. А опыт в прежнем браке оставил иной отпечаток. Легкая воздушная Лейна была его одалиской. Ей нравилось служить его желаниям. Она делала то, на что не каждая шлюха согласится, она любила любовь и все ее производные. Рейнира же была упрямой и гордой и в тоже время мятущейся и недоверчивой. Ей нравилось трахаться до самозабвения, обмениваясь быстрыми жаркими ласками. Все остальное она воспринимала как игры в доминирование, а в игре она, привыкшая к соперничеству, боялась потерпеть поражение. Постель из любовного гнездышка превращалась в арену переговоров, где каждая сторона выдвигает условия и рассматривает наилучшие для себя варианты. Деймон иногда забавлялся этим и уступал, а иногда раздражался и тогда во что бы то ни стало стремился выиграть бой. Покоряться ей и видеть ее побежденную, с трепещущими от негодования ноздрями, но с покорностью во взгляде было одинаково больно и одинаково сладко. Но слаще всего было, когда Рейнира вдруг бросала эти игры и проявляла истинное смирение, чистое трогательно-женственное подчинение. Вот от чего по-настоящему мутился рассудок, и по телу шел жар. И ему хотелось одного — пропитаться этим чувством насквозь, сохранить на коже, на обратной стороне век, на кончиках пальцев и языка. Ему хотелось упиваться ей, наслаждаться ее плотью, как голодный наслаждался вкусом хлеба и вина. Это было сродни откровению: Рейнира, в экстатическом смирении сосущая его член. И Боги, к которым он так страстно взывал в этот момент, не видели более чистосердечного преклонения.

***

— Рейнира! Служанка заканчивала расчесывать ее волосы, когда Деймон вошел в их спальню. Она повернула голову и улыбнулась. — Зачем приходили драконоблюстители? Нашли кладку Сиракс? — Нет. Сообщили, что сегодня ночью видели над драконьей горой одного из дикарей. Улыбка на ее лице погасла и сменилась тревожным выражением. — Каннибал? Деймон подошел к ней и погладил по щеке. — Не бойся. Вермитор, Среброкрылая и Караксес втроем защитят логово даже от Каннибала. Не думаю, что это он. По описанию похож на Овцекрада. Его, верно, привлекло блеяние овец и коз, которых вчера доставили для драконьей трапезы. Рейнира поежилась. — С тех пор, как я здесь, все время переживаю за Сиракс. Она такая любопытная и к тому же всю жизнь прожила в безопасности Королевской Гавани. Вдруг этот монстр набросится на нее? Говорят, он больше Балериона в его последние годы. Ты видел его? Деймон улыбнулся. — Пару раз. И то издали. Он огромный, но трудно судить, насколько. Те, кто видел его вблизи, уже никому ничего не расскажут. Он обнял жену. Ладони скользнули к полной груди, сжали ее. Халат в этом месте тут же стал влажным. Деймон прикрыл глаза и сжал зубы, с присвистом втянув воздух. Не выдержав этой пытки, он взял Рейниру на руки. Сам сел в кресло, усадив ее к себе на колени. Сорвав с ее плеч легкую кружевную ткань, он принялся слизывать молоко с набухших сосков. Она выгнулась в его руках, так что ее длинные волосы касались пола. — Деймон, отнеси меня в постель. Она гладила его плечи, все сильнее прижимала его голову к своей груди. У него звенело в ушах, в голове мутилось, а пах ныл от желания. Пекло, ну наконец-то воздержание закончено… Боги, нет! Это не быстро. А он шел сюда с каким-то намерением… — Ах да, Рейнира. Давай не сейчас, — хрипло пробормотал он, отрываясь от нее и переводя дыхание. — Вечером, когда у нас будет вся ночь впереди. Он поставил ее на ноги. — Я приглашаю тебя на прогулку. Хочу показать кое-что важное. Надень амазонку, нам предстоит тащиться в гору. — Если это надолго, я сперва покормлю детей. Деймон кивнул, глядя на пятна от молока на ее халате. Рейнира кликнула служанку и послала ее в детскую. Деймон бросил последний вожделеющий взгляд на полную грудь жены и вышел, предоставив ее в распоряжение своих сыновей. Путь на драконью гору был неблизкий, но брать лошадей они не стали. — Не хочу привлекать внимание к нашей прогулке, — объяснил жене Деймон. Пройдя две трети дороги, они сошли с широкого тракта, ведущего к Логову. Деймон указал ей на тропку, огибающую гору с востока и теряющуюся среди валунов. Тропинка уперлась в отвесный свод и какое-то время они шли вдоль него. Здесь было очень жарко, несмотря на то, что остров и зимой и летом овевали холодные ветра. Они остановились у расщелины, уходившей вглубь горы. — Нам туда. Деймон отвалил ближайший к стене камень, под которым лежали завернутые в тряпицу факелы. Из сумки он достал огниво, промасленную ветошь и высек искру. — Без света нам не обойтись, — сказал он, подавая жене факел. Они долго пробирались по узкому проходу. Иногда приходилось идти медленно, протискиваясь между скал. — Что ты затеял? — услышал он сдавленный голос жены. — Нашел драконью кладку? — Терпение, скоро ты все узнаешь. Наконец они выбрались из расщелины и оказались в просторной рукотворной пещере. — Мы внутри драконьей горы, — Деймон поднял факел выше и указал на три прохода, два из них — широкие около двадцати футов в высоту — располагались бок о бок прямо напротив них. Третий, который был у́же и гораздо ниже — в два человеческих роста, — открывался в восточной стене. Деймон указал на него жене, но стоило им сделать несколько шагов, как пещеру огласил раскатистый рык, от которого вздрогнули пол и стены. В широком проходе справа вспыхнуло и погасло алое зарево. Деймон отступил назад, потянув Рейниру за собой. Из черного коридора показалась драконья морда. Ноздри светились как две жаровни, а на бронзой чешуе танцевали искры. Опираясь на фаланги крыльев, украшенных когтями-полумесяцами, дракон выполз в залу. Он был поистине огромных размеров, таких, что свет факелов не мог объять его целиком. От поступи его могучих лап содрогался пол. Его рогатая голова качнулась на длинной шее и медленно повернулась в их сторону. Зрачки превратились в узкую линию, а из расширенных ноздрей вырвались тонкие струйки дыма. Деймон медленно поднял руку ладонью вперед: — Lykiri, Вермитор, Lykiri. Дракон недоверчиво повел мордой, гребень на голове стал дыбом, а пасть обнажила два ряда частых острых зубов. Горячая ядовитая слюна капала на пол и с громким шипением испарялась. Ноздри, которые было погасли и потемнели, опять наливались пламенем. Деймон, не сводя со зверя внимательного взгляда, достал кинжал и порезал себе палец. Растерев кровь по ладони, он снова вытянул руку вперед. Вермитор с присвистом втянул воздух. Деймон ждал. Прошло несколько мгновений, прежде чем дракон отвернулся, потеряв к ним интерес и направился к левому проходу, откуда послышалось призывное ворчание. — Это Среброкрылая, — шепнул Деймон жене, вытирая руку об полу плаща, — там их гнездо. — Вермитор медленно втянулся в тоннель, ударил на прощание шипастым хвостом по стене, отколов несколько камней, и исчез. Когда грохот его удаляющихся шагов стих в глубине горы, Деймон двинулся с места. — Зачем ты порезал себя? Запах крови мог его раздразнить, — тихо спросила Рейнира, пытаясь унять дрожь в голосе. — Это так, не будь я Таргариеном. Во мне течет кровь дракона, и я дал Вермитору ее почувствовать. Они пересекли пещеру и остановились у входа в тоннель в восточной стене. Деймон поднял факел выше и осветил валирийский иероглиф, начертанный на аркой — perzys. — Куда он ведет? — спросила Рейнира. Она сунулась в черное жерло и отпрянула, — оттуда так и пышет жаром. — Правильно, этот проход ведет вниз, к сердцу вулкана. К обсидиановым шахтам. — Как ты думаешь, для чего было нужно столько обсидиана? Деймон покачал головой. — Не знаю. Это как-то связано легендами про Азор Ахая и Долгую ночь. Старые сказки. Но я слышал и другое — обсидиановые жилы лишь прикрытие — якобы тут были залежи черной руды, из которой куют валирийскую сталь. Иногда я думаю, может, Эйнор… а ладно, твой отец сказал бы, что я богохульствую. Идем. — Так ты думаешь, что здесь была черная руда? Та, что во сто крат дороже золота и алмазов? — В тысячу крат, если быть точнее. И если она и была, то ее уже нет. А секреты ковки валирийской стали унес в могилу последний пиромант. Идем же. Они двинулись в путь по тоннелю. Идти было легко — дорога шла под уклон. Иногда на пути встречались небольшие трещины, из которых воняло серой. — Не вдыхай испарения, — предупредил Деймон. Становилось все жарче. Деймон весь промок под одеждой. По лицу тек пот. — Куда мы идем? — Скоро увидишь. Вот впереди показался красноватый отсвет. Кожу опалило огнем. Деймон натянул полу плаща на лицо до самых глаз и жестом показал Рейнире сделать так же. Они вышли на площадку, вырубленную в отвесной стене, от которой вниз шла лестница. — Рейнира, это сердце вулкана. Под ними разверзся огненный ад. Клокочущая преисподняя. Пламя, пожирающее самое себя, круговорот вечной жизни. Он взял ее за руку, и они стали осторожно спускаться. Лестница извивалась зигзагом. Одолев три пролета, они увидели еще одни тоннель и нырнули туда, спасаясь от ставшего невыносимым жара. Они прошли с дюжину шагов и уперлись в каменную дверь. Деймон навалился, и она подалась, открывая проход. — Что это? — ахнула Рейнира, входя вслед за ним в вырубленную в скале комнату. — Моя гордость. Incubator. — сказал Деймон, обводя рукой помещение. — Что? Деймон воткнул факел в держатель и присел на корточки. — Попробуй, какой здесь пол. Она послушно последовала его примеру. — На нем можно жарить яйца. — Да, — он достал из сумки флягу с водой и приложил к пересохшим губам, затем отдал ее жене. — Интересно, кто-нибудь спускался по той лестнице до конца? — Я. Почти. Он вспомнил, как огонь звал его, а в черно-красных сгустках крови Планетоса вставали неясные образы. Как после он вернулся в замок: обожжённый, полуослепший. Мисария вскрикнула и выронила кувшин с вином. Всю ночь он метался в лихорадке, а кожа на лице еще несколько седмиц слазила клоками. — Зачем ты это сделал? — Не знаю, — нехотя ответил он. — Чтобы испытать себя. Обычный человек тут не выдержал бы дольше десяти минут, но мы — Таргариены из рода драконьих владык. Говорят, первые из нас были Неопалимыми. Они управляли драконами с помощью магических рогов. Они могли войти в пламя и выйти оттуда не тронутыми им. Отчасти у нас у всех есть этот дар, но мы долго разбавляли нашу кровь, и теперь наша устойчивость к огню лишь немного выше, чем у обычных людей. Рейнира улыбнулась. — Помнишь, когда я была маленькой, мы держали пальцы над свечкой, кто дольше? — Да, ты была очень упрямая и обожгла палец. А потом твоя мать ругала меня. Деймон достал кинжал, поддел им кусок плитки, затем вытащил ее и указал жене на углубление в полу. — Видишь? В ячейках из обсидиана лежала дюжина драконьих яиц. Почти все — кладки Сиракс от Караксеса, и два от Среброкрылой и Вермитора. — Ты хочешь вывести их? — Нет, пока нет. Там внутри им тепло, как в родном коконе, но жара здесь недостаточно для вылупления, только хватает, чтобы яйца сохраняли жизнеспособность. Это значит, что здесь они могут пролежать сотни лет и не окаменеют. Он задумчиво покачал головой, и перевел взгляд на Рейниру. — Некогда Валирия была величайшей империей нашего мира. Ни один враг не мог противостоять пламени тысячи драконов. Рок обратил могущество в прах за считанные часы. Но не постигнет ли нас свой собственный Рок? Только время покажет. — Ты думаешь о войне с Зелеными, о настоящей, Lilāre lēda zaldrīzoti? — Я не знаю, Рейнира, все возможно. Я лишь хочу, чтобы наше наследие не пропало зря. У моего друга принца Реджио в Пентосе огромная библиотека, там я нашел многое из того, что было утрачено здесь с тех пор, как мы приняли андальские традиции. Он подошел к Рейнире и обнял ее. — Мы вернем Дому Дракона былое величие. Мы восстановим забытые традиции наших предков, обратимся к их великой культуре. Вот моя единственная цель. Нам не нужен трон для достижения власти. Она у нас в крови. Нам и только нам подчиняются драконы. От них исходит наше превосходство над другими. Она погладила его по щеке. — Когда ты все это придумал? — Я размышлял об этом, еще когда жил здесь в изгнании. Но тогда было недосуг. Я был молод, меня душили амбиции. Теперь же я взялся за исполнение своего замысла вплотную. — Значит, яйца будут храниться здесь? — Да, и мы будем сами контролировать численность наших драконов. Я хочу, чтобы ты разделила эту тайну со мной. Придет время, и мы передадим ее нашим наследникам. Это хранилище рассчитано на пятьдесят яиц, но если понадобится, мы построим еще. Рейнира приподняла уголок губ в полуулыбке. — Ты хочешь заполонить драконами и Таргариенами весь Вестерос? Его рука прошлась по ее талии и животу, еще не до конца втянувшемуся после родов. — Почему нет? У нас уже семеро Таргариенов и будут еще. — Я тоже твой Incubator? —Iksā se perzys hen ñuha ānogar Она посмотрела на него широко распахнутыми глазами. Он заглянул в них и увидел свое отражение. — Рейнира, — прошептал он, касаясь лбом ее лба. — Я хочу показать тебе еще кое-что.