***
Рейнира, душа моя, я видел корону из звезд, и ее топтали бесчисленные сапоги, размазывая по небесному окоему. Я видел протянутую руку владыки, и в ней горсть медяков. Я видел сияющие очи жестокого Бога. Он пел свою песнь, и всевидящая ночь откликалась грозовыми сполохами. Я видел тебя на нежной глади воды. В доспехах из дыма и соли. Я видел смех и объятия наших детей. Рейнира, дочь моего сердца, пламя моего естества. Пушистая щербатая краса. Рейнира, жестокая обезумленная любовь. Я иду дорогой огня, и ты ступай следом. Туда, где есть только свет, вечное лето и вечная жизнь. Валирийский.Божье Око
27 марта 2023 г. в 22:07
На закате тринадцатого дня замок накрыла тень, и была она черней любой тучи. Все птицы в богороще разом поднялись в воздух, горячий ветер погнал по двору опавшие листья. Дважды облетев Харренхолл, Эймонд посадил Вхагар на внешний двор ярдах в ста от Караксеса. Драконы злобно переглядывались; Караксес растопыривал крылья и шипел, пуская дым из ноздрей.
Принц Эймонд покачивался в седле, он был облачен не в темно-зеленое, но в черное. А его кираса пламенела золотом в лучах заходящего солнца. На груди сверкал его личный герб — треглавый дракон, заключенный в пламя. Позади Эймонда сидела Алис Риверс, черные волосы струились у нее за спиной. Отстегнувшись, Эймонд легко соскочил на землю, после чего помог своей женщине спешиться. Ее платье оттопыривал огромный живот.
«Сколько же времени прошло?»
Если бы он не делал зарубки на чардреве, то решил бы что годы.
— Ты выглядишь неважно, дядя, — Эймонд оглядел его с ног до головы. Его тонкие губы скривились в ухмылке. — Говорят, ты нас ищешь?
— Только тебя. Кто сказал тебе, что я здесь?
Эймонд положил руку на плечо Алис Риверс и притянул ее к себе.
— Моя леди. Она видела тебя в тучах и в горном пруду на закате, и в костре, который мы развели, чтобы приготовить ужин. Моей Алис открыто многое. Ты глупец, что прилетел сюда в одиночку.
— Будь я не один, тебя бы здесь не было.
— Но ты один, и я здесь.
Деймон почувствовал на себе внимательный взгляд Красной ведьмы. В ее темных немигающих глазах отражался багровый закат. Рубин на шее казался черным, только в центре подрагивала красноватая искра.
— Скажи, Эймонд, что тебя прельстило? Ее женские чары или помощь Красного демона?
— А что прельстило тебя в Рейнире? Ее попользованные Стронгом прелести или титул наследницы Железного трона?
— Даже не пытайся, Эймонд. Что толку обмениваться глупыми оскорблениями. Решим все раз и навсегда.
Эймонд кивнул.
— Пора свести счеты. Ты, дядюшка, зажился на свете.
— С этим я спорить не стану.
Деймон повернулся к Караксесу, и дракон склонил шею, чтобы принять седока. Эймонд подошел к Вхагар, схватился за седельные цепи и занес ногу.
— Нет!
Голос Алис прозвучал как удар бича, заставив обоих принцев замереть.
— Солнце садится. Ночь темна и полна ужаса. Сразитесь на рассвете, пред взором Владыки Света.
— Моя леди права, — Эймонд вернулся к Алис. — Сразимся на рассвете, пред взором богов и людей.
— Я бы предпочел не медлить.
— Потерпи, осталось недолго. Или ты так стремишься умереть?
Деймон посмотрел в лицо противнику. Говорят, что когда рождается Таргариен, боги бросают монету. Чьей-то монете так и не суждено упасть. Она так и будет лететь где-то в веках, вращаясь в воздухе, поворачиваясь к зрителям то аверсом, то реверсом. А, может, и не будет никаких зрителей? Для тех мальчишек — будущих мейстеров или лордов, что учат историю, будут изложены события до Танца и после. И где-то между две-три испорченные запёкшейся кровью страницы.
— Значит, встретимся на рассвете.
Деймон повернулся и зашагал в замок. Он решил провести последнюю ночь на вершине башни Великий Костер.
— Я понял.
Деймон опускает взгляд на кровавое пятно на рубашке.
— И что ты отдал за это?
Эймонд кривит губы.
— Свою кровь. Неважно. Твоя жизнь в моих руках.
«Стоит ли оно того?»
— Поговорим?
Деймон соблазняет. Получить стилетом в грудь от призрака или видения — не та смерть, которую он ждет от богов. Если уж и впрямь надо умирать — он предпочитает сделать это в компании, пусть и не самой приятной.
— И о чем же?
— Что ты будешь делать, когда убьешь меня?
— Вернусь в Королевскую гавань. Освобожу мать и сестру. Убью твою королеву и оставшихся Стронгов. А насчет твоего сына я подумаю. Попроси меня оставить ему жизнь.
— Нет нужды. Я убил твоего сына, а ты убьешь моего. Это будет честно.
— Не моего. Эйгона. И откуда ты только берешь эти сказки, дядя?— На лице Эймонда насмешка и самоуверенность.
Деймон дергает уголком губ. Да какая теперь разница?
— Мне не жаль.
— Тебе не жаль, — задумчиво повторяет Эймонд. Его лицо нарочито спокойно, но губы плотно сжаты, до глубоких складок по краям. — Мне тоже будет не жаль. У коронованной суки в живых осталось двое щенков, правильно? Я дам ей выбрать, как твои люди дали выбрать Хелейне.
— Не стоит опускаться до оскорблений, Эймонд.
— Тебе только это волнует?
— Да.
Эймонд хмыкает, но склоняет голову, как бы извиняясь.
— А потом, когда убьешь всех, что дальше? Займешь трон? — задает Деймон главный вопрос. Тот ради которого Эймонд здесь.
Эймонд смеется. Искрится в бликах факельного света, перекатывая по губам торжествующую улыбку. Как актер, получивший реплику в представлении.
— Трон? — он приподнимает бровь, умолкая на мгновение.
— Думаешь, это моя цель? Да пусть его греет обгорелая задница Эйгона. У меня другие планы, дядя. Отец любил строить мертвые города. Что может быть хуже, чем поднимать из земли прах и любовно оглаживать его? В этом есть что-то мерзкое. Мертвое — мертво. Я предпочитаю смотреть вперед, не оборачиваясь. Ты видел карту? Семь королевств на ней — лишь небольшой клочок земель. В детстве я спрашивал у мейстеров, есть ли в мире создания, равные мощью драконам? Они говорили, что таких нет. Тогда почему Таргариены не владеют всем миром, спрашивал я. В ответ я слышал одни лишь отговорки. Тогда я был бессилен возразить. Теперь я знаю — возможно все. Боги пророчат, что я избран, как Эйгон Завоеватель. Но в отличие от него я не остановлюсь.
Где-то в своих фантазиях Эймонд уже купается в лучах славы. Уже говорит речи с вершины пьедестала. Божественным взглядом прозревает слепую полосу горизонта.
— Лавр ждет, когда придешь ты: все — твое. Бред и дурновкусие. Как мечтать выебать солнце.
Эймон зыркает на него глазом как менестрель, которому в лицо прилетел тухлый корнеплод, — освистанный и обруганный невежественной толпой. Деймон давит хохот. Все же во власти темных сил надо вести себя осторожней. Но Эймонд, каков глупец! Сильный, отважный, безумный дурак — хуже сочетания не придумаешь. Такой и впрямь способен много чего натворить, пока Неведомый не приберет руками его же окружения, как всегда бывает с тиранами. К лицу Эймонда приливает кровь, и оттого оно становится темнее, жгутами твердеют желваки и переносицу прорезает вертикальная складка.
— Предел твоих амбиций — отирать юбки глупой бабы, дядя. Ты разочаровал меня. Кажешься умнее, чем есть на самом деле.
— Я не боюсь разочаровывать. Это ты боишься. Как давно страх неотступно преследует тебя? Внутри тебя пусто, одна темнота.
— Со мной Владыка Света, он изгоняет тьму, — шипит, щетинится Эймонд, вторя пафосным речам Алис Риверс.
— Владыка Света тебе не поможет, как и Боги твоей матери.
— А, знаешь, да плевать на Богов. Боги — тоже инструмент. Если они помогают — хорошо. Если нет — пусть горят, мне не жалко. Люди — тоже инструмент, как ты не понимаешь? Их сотни тысяч, голодных и жадных до крови. И сейчас, когда мы дали им ее почувствовать, думаешь, они захотят остановиться? Нет, они уже не жаждут мира. Сейчас они даже его презирают. Все, что им нужно — отдать свою никчемную жизнь за большое справедливое дело. Сейчас они готовы ко всему, им легко навязать свою правоту и свою справедливость. Пляска смерти только началась, и лучше возглавить ее, чем быть поглощённым ею.
— А потом что? Пожары прогорят, и останется пепелище.
— Знаешь, я спрашивал у Алис, что там, на той стороне. Она говорит — точно никто не знает. Но были и те, что возвращались. Не многие, единицы. Они говорят, это страна сна и мрака. После смерти нет ничего, понимаешь? Даже пекла, которым пугают септоны, и того нет. Короткая земная жизнь это все что у нас есть. Но Боги дают нам шанс достичь славы и величия, надо только не упустить его. А в тебе нет и никогда не было веры. Ты растратил свою жизнь на удовольствия, так и не совершив ничего стоящего.
Губы Деймона растягиваются в ленивой улыбке.
— Алис солгала тебе или сказала полуправду. Никаких воскресших она не видела. Это надгробная надпись на могиле последнего валирийского пироманта. Приписка в конце его жизнеописания.
«O lēkia, raqiros, gaomagon daor jiōragon ēdrugī hen drinking se eating, jiōragon jomōzare, raqagon jorrāelagon, biarvī manaeragon, follow se desire hen prūmia tubis se bantis. Se underworld iksis iā tegun hen ēdrugon, oppressive sȳndror»
Видишь теперь разницу?
Я поступал как душа велит. Брал что хотел. Я любил и ненавидел — это было хорошо и чертовски приятно. Я не сожалею о себе. А ты будешь. Если смерть придет к тебе завтра или через год-другой, на что ты оглянешься? Чем успокоится твое сердце с последним вздохом?
— Ты мыслишь как обычный крестьянин. Только о себе да о своей лачуге. Когда ты успел растерять родовую гордость?
— Если под гордостью ты понимаешь грезы о мировом господстве, они покинули меня с тех пор, как я отложил дракона на палке. Да, вести пьяную кровью толпу может любой безумец. Да и то, просто потому, что он достаточно безумен. Но кровь — как вино, выветривается и следом наступает похмелье.
— А если не дать похмелью наступить?
Деймон рассмеялся в сторону.
— О, поверь мне, у меня есть в этом кое-какой опыт. Предел все равно наступит, и последствия будут куда ужаснее. Я понимаю, выбор у нас теперь невелик. Но твои откровения дали понять мне, что я избрал верный путь. Ты должен умереть, Эймонд.
Голос звучит обыденно, как будто он растолковывает детям урок из книжки. Эймонд — заложник своего страха, только гнев и стыд по очереди лижут его пустое нутро. Он и сам это переживал — мучительное желание быть великим и невозможность достичь желаемого. Холод по позвоночнику и липкий стыд, стремление к превосходству и горечь крушения — от того, что ты всегда второй, даже будучи первым во всем.
Лицо Эймонда сводит судорогой, единственный глаз широко раскрыт. Деймон смаргивает — тьма на миг проглатывает Эймонда, затем выплевывает обратно. Теперь он близко — острый, обезумленный, с кинжалом, приставленным к его горлу.
— Ты в моей власти, помнишь? — шипит он. Деймон опускает взгляд на побелевшие костяшки.
— Ну так сделай с этим что-нибудь.
Молчание. Острие кинжала едва заметно вибрирует. Вибрирует и сам Эймонд. С губ Деймона срывается короткий смешок.
— Кончай уже.
— Что?
— Когда так долго дрочишь, лучше бы кончить. Иначе момент будет упущен.
Эймонд отшатывается, будто укушенный. Затем в нем происходит борьба. И это не первый бой в его жизни. Бой со своей тенью. Он возвращает себе ледяное спокойствие. Улыбается победителем, но выходит слишком старательно, слишком по-школярски что ли. Эймонд — прилежный ученик. Вечный ученик. Тот, кто никогда не превзойдёт учителя.
— Провоцируй сколько хочешь. Я и правда думал над тем, чтобы убить тебя сейчас. Но это обесценит мою победу. Тот путь, что мне уготован, должен начаться здесь. Гордись, дядя. Люди будут отсчитывать время, начиная с твоей смерти. Не волнуйся, перед потомками ты предстанешь героем. Чем больше твоя слава, тем ярче моя восходящая звезда. Мы сразимся на восходе.
Эймонд разражается презрительным смехом. Вкладывает кинжал в ножны и салютует ладонью, намереваясь уйти.
— Эймонд! — Лениво оборачивается, бросая взгляд через плечо.
Деймон улыбается. И в чьих руках власть, а?
— Ты уже потерпел поражение. Я же сказал — кончай сейчас.
— Да кто ты такой? Твое время прошло, запомни!
Я голос в твоей голове. Я твоя Тень. Я — дозорный на Стене, куда ты изгнал меня давным-давно. Деймон затягивает паузу. Заставляет ждать.
— Иди. Я все сказал.
И стекло бесстрастности опять идет трещинами. Эймонд выглядит разъярённым — желваки на скулах полосуют лицо тенями, зрачок поглотил радужку, и теперь единственный глаз таращится черной дырой.
И опять борьба, кистенём Эймонд вколачивает обратно рвущиеся чувства. Сглатывает. И уходит.
Оцепенение спадает, но на веки будто свинца налили. Деймон медленно съезжает по стене, голова клонится к коленям. И последнее, о чем он думает: что там, под этой проклятой повязкой? И кажется ему, что завтра он узнает ответ.
Свет упал на лицо, пробираясь под веки. Голова гудела, как с похмелья, но стоило подняться на ноги, тяжести как не бывало. В крови заиграло возбуждение, и улыбка расцвела на губах. Что-то крутилось в памяти. Разговор с Эймондом. Какой-то ночной бред. Он опустил глаза и увидел красное пятно на рубашке. Пальцем потрогал там, куда коснулся кинжал. Саднило. Значит, взаправду был тот разговор. Теперь уже и неважно.
Эймонд ждал его во дворе в полном снаряжении. Шлем он держал в руках. Увидев Деймона без доспеха, лишь при мече, Эймонд насмешливо поднял брови.
— Что же ты, дядя, считаешь себя неуязвимым? А, может, ты хочешь унизить меня, сделав мою победу слишком легкой, таков твой план?
Деймон рассмеялся. Самовлюбленный болван.
— Я рассчитываю победить тебя и так. Но довольно болтовни. Смотри, — он указал на ясные небеса, — кажется, Владыка Света расчистил сегодня небо, чтобы посмотреть, как выступит его кандидат.
— Вы зря смеетесь над Божеством, принц, — фигура Алис Риверс возникла у арки. — Суд Владыки всегда правый, и скоро вы в этом убедитесь.
Она подошла к Эймонду и вместо слов прощания поцеловала его в лоб.
— Я буду смотреть за поединком с Великого Костра.
Она развернулась, чтобы уйти. Что-то в ней изменилось, но Деймон не стал останавливать на этом внимание.
И вот они одни. Друг против друга. Эймонд опустил голову, как будто его вдруг одолели сомнения. Он сделал несколько шагов и остановился перед Деймоном.
— Дядя, я хочу сказать тебе напоследок. Сразиться с тобой — это честь, — он протянул руку, но Деймон не пожал ее.
Прежде чем они разошлись, Эймонд поднес руку к лицу и сорвал повязку. В пустой глазнице ледяным светом мерцал сапфир.
— Те, кто видел это, уже мертвы, — тихо произнес Эймонд. На него падала тень от башни, золото доспеха потемнело, а яркая синева сапфира придавала его бледному лицу голубоватый оттенок.
Караксес склонил перед Деймоном шею, и тот с трудом взобрался в седло. Эймонд легко вскочил на Вхагар, тщательно пристегнув себя четырьмя короткими цепями к седлу. Деймон этого делать не стал. Караксес дохнул пламенем, Вхагар взревела, и оба поднялись в небо.
Деймон быстро скрылся за облаками. Вхагар была старше и намного крупнее, а потому тяжелее. Она набирала высоту медленно, все шире описывая круги над водами Божьего Ока. Рассвет разгорался все ярче, и спокойное озеро сверкало, как лист кованой меди.