***
Полночь. В доме СССР как всегда было тихо и спокойно. Только настенные часы в гостиной нарушали мертвую тишину своим беспрерывным тиканьем. Но в небольшой комнатке, на третьем этаже, спали тихо и мирно подопечные Союза. Все, кроме одного. Маленьний РСФСР никак не мог уснуть. Сколько он не пробовал лечь на другой бок, или, закрыв глаза, подумать о чем-нибудь приятном. Всё бесполезно. Сон будто специально обходил его стороной. Не выдержав всего этого, Россия сел на свою немного жесткую постель, и, укрывшись одеялом, потянулся к тумбочке, стоявшей возле его кровати, где были керосиновая лампа и детская Азбука. Положив возле себя книгу с лампочкой, мальчик с опаской начал смотреть на своих приемных братьев и сестер. Почему приемных? А дело всё в том, что они все тут приёмыши и подкидыши, чьи родители закончили свой бесславный век на полях сражений Гражданской войны, оставив своих детей обездоленными сиротами. Благо их вскоре взял под свою опеку Советский Союз, сочувствуя гибели своих братьев и сестер, решил воспитать и сделать из них достойных приемников своих родителей. Хотя, признаться честно, РСФСР даже и не помнил своих настоящих отца и мать, так как был ещё совсем маленьким, когда их не стало. Убедившись, что все спят и его никто не потревожит, мальчик вздохнул с облегчением и взглянул в окошко, за которым красовалась ночная Москва. Перейдя к делу, Россия взял в одну руку керосиноваю лампу, от которой излучался теплый свет, а во вторую Азбуку, которую уже заранее открыл на нужной странице. Мальчик медленно, с ошибками начал проговаривать эти противные буквы и слоги, некоторые из которых, хоть убей, но не выговоришь. Хотя, через полгода он должен был пойти в школу, и ему нужно было хорошенько подготовиться к первому классу. Вдруг раздался тяжелый скрип двери и во весь свой высокий рост перед РСФСР предстал Совет, который, увидя мальчика неспящим, нахмурился. От страха и ужаса у мальчика сердце ушло в пятки, а по всему телу побежали мурашки. Нет, он вовсе не боялся своего приёмного родителя, скорее очень уважал и любил, но то, что его спалили посреди ночи, как вора, очень напрягало Россию. — Ты почему не спишь?! — строго спросил Совет и, подойдя к РСФСР, стал гроздно на него смотреть. — Я-я, — испуганно произнес русский. — Никак не мог уснуть, отец. Ой, то есть, товарищ СССР. От услышанного Союз вдруг переменился. Он резко вдруг стал задумчивым и даже немного грустным. Присев на корточки перед своим воспитанником, Союз со всей добротой и лаской сказал: — Понимаю, тебе тяжело смириться с тем, что твои родители мертвы. Но поверь, я дествительно тебя очень сильно люблю. Так что лучше действительно называй меня отцом или папой. От таких слов у РСФСР из глаз потекли слезы, а сердце вдруг заболело. Сам того не хотя, Россия со всей своей силой обнял Совета и буквально повис на его шее. От такой реакции мальчика Союз еще больше расстроился. «Такой маленький, а уже сирота, правда я и сам виноват, что он рано им стал,» — пронеслось в голове старшего русского. Дабы успокоить Россию, СССР начал гладить того по спине, говоря что-то хорошее. В скором времени РСФСР окончательно пришел в себя и уснул добрым сном на плече своего отца.***
Сказать, что положение Веймарской республики было плачевным — ничего не сказать. Оккупация промышленного развитого региона еще сильнее подорвала и без того его слабую и неустойчивую экономику. К тому же ввод оккупационных войск вызвал волну народного гнева. Его правительство перестало выплачивать репарации, а люди открыто отказывались подчиняться требованиям оккупантов, на заводах, транспорте и в госучреждениях. Проходили всеобщие забастовки. К тому же коммунисты в регионе устраивали акты саботажа и нападения на французкие войска. Всё это делалось конечно не без ведома Веймара, ведь именно он и призвал их проводить так называемую политику пассивного сопротивления, которая, по правде говоря, не увенчалась успехом. Разгневанные французы, не выдержав всего этого, ужесточились и даже бывало, что просто расстреливали митингующих на месте. Что будет дальше никто не знал... Веймар как обычно сидел у себя в кабинете и с грустью смотрел отчет об инфляции за прошедший месяц. Все было настолько плохо, что немец даже и не знал, как жить дальше, если он и его народ находятся на краю бездны. Обхватив свою голову, Веймарская республика тяжело вздохнул. Еще немного и у него точно случится нервный срыв... Вдруг полышался тяжелый стук в дверь. — Входите, — сказал Веймар и, придя в себя, отложил отчет куда подальше. Неторопливым шагом в комнату вошла Чехословакия и, увидя Веймара, грустно улыбнулась. — Ну здравствуй, — сказала тихо чешка и подошла к немцу. — Знаешь, в последнее время я очень много думала о тебе. Знаю, мы причиняли в прошлом друг другу слишком много боли. Но разреши мне помочь тебе, хотя бы потому что ты отец моих детей... От шока Веймарская республика едва не потерял дара речи, но, придя в себя, удивленно взглянул на девушку. Та, что раньше не могла и на дух его переносить, сама пришла к нему с просьбой помочь. Но что если это какая-то уловка, или что-то в этом роде? Веймар не знал, чего ожидать от Чехословакии, но, немного подумав, сказал: — Это ты из-за того, что произошло вчера? — холодно произнёс Веймар и, встав со стула, вплотную подошел к чешке. — Надо же, с чего это вдруг тебе стали интересны мои проблемы. Ну и как ты хочешь мне помочь? — Я могла бы поговорить с союзниками. Обьяснить, что ты не виноват в задержке репараций. Хотя, я не уверена, что они вообще станут меня слушать, — грустно ответила Чехословакия, искренне и даже немного наивно. — Но я обещаю тебе, что мы что-нибудь придумаем. В конце концов, ты не должен так страдать из-за ошибок наших родителей. Ты же сам знаешь, что они с нами сделали. От этих слов у Веймарской республики что-то дрогнуло в душе. Он смотрел в её голубые глаза, которые были словно вратами в светлую душу, что даже за многие годы так и оставалась незнакомой. Но Веймар чувствовал, что он даже близко не должен подпускать её к себе. Ведь долго на посту правителя он задержаться не сможет, а если она будет с ним слишком близка, то вместе с ним она погибнет. — Нам лучше соблюдать дистанцию, как раньше.., — тяжело сказал немец и отошел к окну, посмотря при этом на Чехословакию, которая была в явном недоумении. — Но пока лучше оставайся в Берлине, хотя бы на неделю. Так будет безопаснее. Сама знаешь, что в Европе ситуация напряженная. И да, скорее всего мне действительно будет нужна твоя помощь в управлении, иначе я просто окончательно перееду жить в Рейхстаг. — Да, конечно, — тепло ответила девушка. — Только я, наверное, пока выйду на несколько минут. Просто я обещала Фрицу помочь перевести один документ с венгерского на немецкий. — Да, конечно можешь выйти, — произнес немец, немного придя в себя. — Ведь ты говоришь на нем с самого детства. Услышав эти слова, Чехословакия побледнела, но, не задерживаясь ни на минуту вышла из кабинета, предварительно захлопнув за собой дверь. Пройдя несколько метров, девушке стало неважно. Перед глазами стали всплывать картинки из прошлого...***
В летнем саду дворца рано утром было как всегда спокойно. Птицы звонко пели, а листва тихо шелестела. И только в отдаленном углу сада на небольшой скамейке сидела прекрасная не по годам девушка лет девятнадцати и читала скучную книгу, которую она взяла в библиотеке своего отца, если этого человека она вооще имела право так назвать, ведь она была бастардом и фактически не имела прав и свобод. Её очень «любимая» семья каждый день унижала и оскорбляла при всем дворе, доводя беззащитную девушку. Порой ей так и хотелось взять, разбить какое-нибудь большое зеркало и перерезать себе горло одним из осколков, как когда-то сделалала её мать... — Чехословакия, ты здесь? — вдруг вдали послышался до боли знакомый и противный голос сестры Венгрии. Оторвавшись от книжки, чешка увидела недалеко венгерку, которая медленными шагами приблежалась все ближе к ней. Закрыв книгу резким движением, Чехословакия встала и подошла к своей сводной сестре. И вот перед ней стояла высокомерная особа, которой едва было за двадцать. Не обладающая ослепительной красотой, которая была у ее младшей сестры, мадьярка отличалась статностью и уверенностью в себе. Еë глубокий и душераздирающий взгляд был готов сломить любого. Но только Чехословакия никода не поддавалась манипуляциям Венгрии и всегда смотрела на нее с высоко поднятой головой. — Сестра, тебе что-то нужно от меня? — спросила чешка и отошла немного назад от сестры. — Да так-с, есть одно дело, — язвительно отвечала венгерка и положила свою руку на плечо Чехословакии. — Неожиданно и зачем-то сам отец хочет видеть. «Что?» — подумала Чехословакия, еле как скрывая своё удивление. Человек, который хотел всеми силами забыть о существовании собственной дочери, пусть даже и бастардке, хотел впервые за долгие годы поговорить с ней. Не успела чешка привести себя в порядок, как вдруг её грубо схватила за волосы мадьярка и тихо, как змея, стала шептать на ухо: «Не забывай только кто ты, грязнокровка! Ты всего лишь пустое место по сравнению со мной, законной наследницей!» После этих слов Венгрия резко откинула Чехословакию от себя так, что та упала на землю. Будучи в шоке от такого нахального поступка сестры, девушке хотелось встать и ударить со всей силы нахалке по лицу, но держа в себе крупицу гордости, чешка поднялась, стряхивая грязь со своего белого платья, и твердо пошла дальше. «Нужно все держать при себе и никода не идти на поводу у других» — говорила покойная мама Чехословакии, Королевство Богемия. Будучи недовольной реакцией сестры, Венгрия лишь недовольно фыркнула и пошла дальше по своим делам. Идя ко дворцу, Чехословакия испытывала на душе огромную тоску и боль, жившую вместе с ней долгие годы её бренного существования. Да, мать её действительно родила во грехе. Но разве её вина заключалась в том, что она появилась на свет? Вдруг тяжелые мысли Чехословакии прервались... Она стояла возле кабинета Австро-Венгерской Империи... Сердце девушки бешено забилось, по телу побежала дрожь, а глаза не знали, куда смотреть, но, набравшись смелости, чешка постучала. Тишина. Немного подождав, Чехословакия уж было недалеко отошла, как и прежде разочаровавшись, но вдруг раздался тихий и холодный голос отца: «Входите». Не став медлить, девушка осторожно вошла и немного поклонилась. В довольно простом и светлом помещении за своим столом сидел, подписывая очередные государственные бумаги, Австро-Венгрия. Совсем не замечая свою дочь, Империя с хмурым выражением лица продолжал делать свои дела. Чехословакии ничего не оставалось сделать, кроме как стыдливо опустить голову и молчать, покорно ожидая внимания отца. Через минуту, отложив всë, А-В перевел взгляд на дочь. — Ты чего там стоишь? На вот, присядь, — строго сказал австро-венгр и указал на рядом стоящий стул. Не проронив лишнего слова, девушка покорно подошла и села на стул. — Когда я в последний раз тебя так хорошо рассматривал? — хитро произнес Австро-Венгрия, глядя на дочь. — Ты и правда стала очень красивой, даже лучше своей матери-шлюхи. От этих слов чешка невольно нахмурилась, а руки сжались в кулаки. Да, её мама была не самым хорошим человеком, но чтобы так в открытую обзывать особу королевских кровей, пусть даже и не влиятельную... Чехословакия хотела бы возразить, но помня свое жалкое положение, не стала этого делать, а наоборот сказала: — Благодарю. — Ладно, не будем разговаривать о мелочах, а сразу к делу, — безразлично произнес А-В. — В последнее время я все чаще задумываюсь о будующем нашей семьи и народа. Я считаю необходимым принять одно решение, напрямую влияющее на твою жизнь. — И какое? — робко спросила Чехословакия — О заключении брака между тобой и старшим сыном ГИ — Веймарской республикой. От услышанного девушка побледнела, как полотно. Всю её сознательную жизнь к ней быль предвзятое отношение (особенно после смерти матери), хотя она была ничуть не хуже своих старших брата и сестры. И вдруг её решают выдать замуж за человека, про которого почти ничего не знала и не видела ни разу в жизни. Вдруг сжалось все в груди. Некотролирумая агрессия и гнев вот-вот вырвутся наружу. Глаза чешки вдруг стали серьезными. Чехословакия устала все терпеть и отдала волю чувствам: — Ты хочешь отдать меня за нелюбимого человека без моего согласия. Ты погубил мою мать и от меня хочешь избавиться, как от ненужной вещи!? От такого поведения чешки австро-венгр был в ярости. Кто она такая, чтобы так перед ним истерить? Жалкая девчонка, которая должна заткнутся и знать свое место. Встав и подойдя к ней, он ударил её по лицу, от чего та упала на пол, и взял за волосы. — Молчать! — срываясь на крик, говорил Австро-Венгрия. — Ты выйдешь за него и это даже не обсуждается! После этих слов Империя выпустил Чехословакию и отошел подальше. Поняв всю свою беспомощность, девушка со слезами на глазах выбежала из помещения. Бегая по длинным коридором дворца, она не обращала внимание ни на кого... Прибежав в свою отдаленную и крохотную комнату, Чехословакия тут же упала на скрипучию и старую постель. Она жила собачьей жизнью и прекрасно это осозновала. Даже мать, которую она так сильно любила, не посчитала нужным жить ради неё. И вдруг её хотят отдать за незнакомого человека, да и еще оказывается, что еще и троюродный брат. Какой этот немец? Красавец или урод, умный или глупый? Но если он все же и хороший человек, то девушка вряд ли сможет его полюбить, ведь она уже любила одного человека... И только ради него она была готова на все... Как только наступила ночь, Чехословакия, собрав небольшую сумку, тихо и осторожно выбежала из дома через потайной вход. Сбежать из дворца оказалось легче лёгкого, потому что семья к ней относилась ужасно и они не приставили к ней ни слуг, ни охранников. В итоге она стоит за стенами ненавистного дома. Она на свободе! Наконец-то закончились эти серые дни, это презрение, которым ее семья одаривала девушку. Чешка идёт на встречу приключениям!***
Приключениям?! Конечно, поверила она, что наконец выбралась из мрака. Смешно... Вся ее жизнь и есть беспробудная тьма, а от своей жизни не сбежать, только если ты не мёртв. Что ей сейчас и грозит. На нее напали. Оказалось что придворный проследил за ней и сообщил где она находиться разбойникам, которые ее сейчас окружили полудугой. Сбежать от них не выйдет, она пыталась и свернула себе лодыжку об ветку, валяющуюся под ногами. И сейчас у нее два исхода: или они ее убьют, или её похитят. Да уж, пока Чехословакия была недовольна жизнью, жизнь кончалась. У нее была иллюзия надежды, что она наконец-то нормально начнет жить... Расплата за иллюзии всегда одна: реальность, к которой она не готова. И вдруг в разбойника, который был ближе всего к ней, прилетело что-то, от чего он упал, начиная биться в конвульсиях. Неожиданно ее кто-то схватил за руку и потащил за собой. — Чехословакия, ты как? — прозвучал знакомый голос. — Югославия?! Это ты? — Да, я, — сказал югослав,завернув в сторону одного старого дома. — Ты чего здесь делаешь? Эти уроды могли убить тебя! — Юго, понимаешь, я очень сильно хотела найти тебя, — грустно произнесла чешка. — Что случилось, дорогая? — неловко сказал Югославия и тревожно посмотрел девушке в глаза. Чехословакия знала, что их отношения были запретными, ведь родители были злейшими врагами, хотя они познакомились по чистой случайности. Будучи сыном печально известной Королевства Сербии, главной интригантки Европы и одной из самых противоречивых стран, Юго как-то хотел наладить отношения между гордой матерью и хитрым австро-венгром. Он не хотел войны, хотя бы не сейчас, ведь один локальный конфликт мог привести к большой войне в Европе. И чтобы избежать этого, югослав еще подростком сбежал из дома и принес присягу Австро-Венгрии от имени покойного отца. Многие годы он жил в тишине и забвении, будучи фактически бесправным политическим узником. Тоска по матери и родине медленно сводили его с ума. При дворе об него вечно обтирали ноги. Особенно его ненавидел этот проклятый Австро-Венгрия, который, впрочем, и натравил всех против него. Югославия все чаще начинал думать о смерти. Но однажды, в саду, он встретил её.. Югославии были абсолютно безразлична её красота и происхождение, больше всего его поразила смертельное одиночество и тоска, которой страдал и он сам. Словно встретил родственную душу и все же решил с ней познакомится... Никогда в жизни им не было так хорошо, как вместе. Словно все их проблемы куда-то исчезли, и они сами не заметили, как полюбили друга. И вот, стоя рядом с любимым, чешка должна была признаться, что отец хочет отдать её другому человеку, которого ни разу в жизни и не видела. Бежать от родственников куда подальше, где её не найдут, было смелым, но достаточно рискованным шагом. — Знаешь, я скоро должна была выйти замуж за человека, которого не знаю, — сказала девушка и обняла югослава. — Но этого не произойдет! Слышишь, я хочу сбежать хоть на край света с тобой! От этих слов Югославии как-то стало не по себе. В глубине души появилось смешанное чувство. С одной стороны, он понимал, что если они не сбегут, то будут глубоко несчастны до конца дней: его любимая девушка выйдет за другого, а самого снова накроет хандра и тоска по родине и семье. Но с другой, он опорочит долг наследника своей матери и будет всегда жить со страхом, что вот-вот тебя поймают. Но что же важнее? Любовь или долг? Югослав не мог опредилиться. Совесть то и делала, что мучила его. И подумав еще немного, Юго все же выбрал последнее, ведь честь народа была для него прежде всего. — Слушай, ты случайно не заболела? — холодно произнес Югославия и отстранился. — Ходишь тут ночью по городу совершенно спокойно и нападают на тебя бандиты. Хорошо, что я во время пришел, а то была бы уже на том свете. Но это еще ладно, ты тут говоришь дурь про какой-то побег. — Но... — Всë, хватит. Мы идем домой, пока нас не увидели. Схватив Чехословакию за руку, Югославия повел её, словно собаку на поводке. Будучи в шоке от такого поступка, девушка почувствовала обиду и разочарование. Любимый человек предал её. Голова начала кружится, а ноги переставали держать. Неужели это реальность, или это просто страшный сон? Но осознав ужас всего происходящего, чешка неожидано нашла в себе силы и вырвалась из цепких рук югослава. — Все же ты выбрал быть несчастным, — с сказала Чехословакия и с ненавистью посмотрела на него. — Ну, что ж, ты сам выбрал свой путь. После этих слов на глазах у девушки появились едва заметные слезы. Развернувшсиь, она как можно быстро убежала прочь, оставив Югославию совершено одного. Теперь между ними было все кончено...***
Дойдя до кабинета Фрица, Чехословакия пришла в себя после тяжких воспоминаний. Уже собравшись стучать в дверь, девушка вдруг почувствовала, что чья-то рука легла на плечо. От прикосновения Чехословакии стало не по себе, по спине пробежала дрожь, а сердце вот-вот уйдёт в пятки. Резко развернувшись, она увидела перед собой Рейха. Да и еще в каком состоянии! Его лицо было замученым и усталым, будто он не спал несколько дней. Руки немца то и дело нервно дергались, а от самого него пахло каким-то дешевым спиртом. — Рейх, что с тобой? — спросила осторожно девушка, стараясь отойти как можно дальше, чувствуя, что дело идет не к добру. — Да нет, со мной все в порядке, — ответил язвительно Третий Рейх и вплотную подошел к чешке. — Разве что только не взяли в академию, после чего еле как добрался на поезде, хотя это уже неважно. Самое главное теперь как-то помочь брату в управлении, а то, бедняга, даже постоять за себя не может, когда у него просто отбирают землю! Да и следовало бы оградить его от общения с такими шавками, как ты! Ведь все в нашей семье знают, какая ты у нас шлюха. После этих слов, Третий Рейх грубо прижал Чехословакию к стене и стал смотреть на неё своими безумными глазами. От волнения девушка не знала, что делать дальше. Зрачки расширились, а на лице появилась гримаса ужаса. Но преодолев свой страх, чешка все же смогла заговорить: — Рейхи, ты пьян! Ты сам не ведаешь, что творишь! Да, я понимаю тебе сейчас тяжело от того, что тебя не взяли на учебу, но нам всем сейчас не сладко. Давай пойдем к Веймару, поговорим, все спокойно обсудим. — Ах ты паршивая грязнокровка, думаешь, что я так легко тебе поверил? Я тебя ненавивидел с того момета, когда ты появилась в моей жизни, за твою наивность и безрассудство, а позже стал презирать за твое «происхождение». Я терпел тебя только потому, что меня просил об этом сначала отец, потом брат. Довольно! Я слишком долго терпел вас всех! Я очень долго прятался за маской веселого и милого мальчишки, ведь знал, как брату было тяжело. И только рисование было последним утешением. Но и этого меня лишили... — После чего ты и спился? — сзади послышался до боли знакомый для Третьего голос. Веймарская республика, подойдя со спокойным лицом к брату, положил свою руку на его узкое плечо, после чего по телу мадшего немца побежали мурашки и от страха он освободил напуганную Чехословакию, осторожно повернувшись к брату. — Ты понимаешь, что сейчас сделал? — гневным тоном начал говорить Веймар. — Ты оскорбил женщину, свою кузину! Обозвал грязнокровкой! Да и в публичном месте в состоянии алкогольного опьянения! Нет, тебе это просто так с рук не сойдёт. — Брат, прости, я просто очень сильно расстроился, — грустно сказал Третий Рейх. — Просто поступление в академию было делом всей моей жизни. — Нет, юноша, я больше не поверю ни единому Вашу слову, после всего того, что услышал от Вас. Захотел править наравне со мной? Ну что ж, есть для тебя работёнка. В Баварии серьёзные националистические настроения, мятежный регион вот-вот снова взбунтуется. Самому Баварии доверять я уже не могу, так что мне нужен верный человек, который будет мне докладывать все происходящее, а также проверять оппозицию. — Пожалуйста, не надо! Только не в Мюнхен! — сквозь слезы произнес Рейх и посмотрел с надеждой на старшего. — Только не говори, что я еще и буду жить с этим старым баварцем! Да он просто меня убьёт! Ты же знаешь, как он возненавидел всю нашу семью после гибели своей дочери от рук твоих полицаев. — Знаю, брат, но ничего не поделаешь, — язвительно сказал старший немец. — Завтра рано утром около дома за тобой подъедет машина, которая отвезёт тебя в Мюнхен. Вопрос закрыт, можешь идти домой, вещи у тебя уже собраны. После этих слов на душе Третьего Рейха вдруг появилась некая злоба и обида на брата. Из-за какой-то слабоумной его ссылают самый опасный регион, где он будет жить со старым придурком и терпеть его издевательства. Но выбора у него не было. «Ты ещё об этом пожалеешь, братец, ой как ещё пожалеешь!» — подумал Рейх, прежде чем уйти. Несколько секунд Веймар стоял в недоумении от слов брата, но, придя в себя, посмотрел на стоявшую в углу зашуганую чешку, которая тоже не поняла, что произошло, но, успокоившись, сказала: — Может, ты слишком строго с ним? Ведь он, наверное, не специально все это сделал. Человек по-пьяни и не такое скажет. К тому же у него только что рухнула мечта... — Не переживай за него, — подойдя к девушке, немец немного улыбнулся. — К тому же Австрия сказал, что он просто попал в не очень хорошую компанию, когда возвращался обратно, где, собственно говоря, и дали ему глотнуть «немного», после чего всех чуть не отвезли в участок. Я еле как дововорился с твоим братом, чтобы его отпустили и вернули обратно на поезде. Но, видимо, во время поезки он так и не пришел в себя. Конечно, мне обидно, что так все вышло и мне искренне жалко Рейха. Я даже был готов простить его за пьянку, но услышав, что он говорил тебе...В общем лишней строгости никогда не помешает. Да и ссылаю я его, по правде говоря, всего лишь на несколько месяцев. Пусть поработает, а то в Берлине помрёт от скуки. — Рада слышать. Но, надеюсь, он не является сторонником националистов, которые ненавидят славян, ведь он назвал меня грязнокровкой и причем есть, за что... — Нет, не думаю, что он стороник этой концепции. Он, конечно, просто проговорился, просто отец часто при жизни называл славян «неполноценными» людьми, но как-то он все же допустил наш брак... Вдруг неожиданно открылась дверь и в коридор вышел обеспокоенный слуга и первым делом перевел свой взгляд на Чехословакию. — Госпожа, я вас жду и жду, а вас всё нет и нет. Потом и вовсе стал слышать какие-то странные звуки. — Не переживай, Фриц, все хорошо, — мило улыбаясь, произнесла девушка. — Я уже иду, не переживай, только возьмем с собой господина Веймара, чтобы он там не одичал в одиночесте. — Но у меня дела! — возмущенно ответил немец и недовольно посмотрел на девушку. — Ничего страшного. Посидишь, отдохнёшь с нами, а то весь уже какой бледный и худой от своей работы. А потом вместе прогуляемся вечером на свежем воздухе. Должна же я ведь как-то тебя отблагодарить за то, что заступился за меня. На слеудующий день, рано утром, стоя возле дома, Третий Рейх размышлял над предстоящей поездкой. Обида на брата уже не была такой сильной, к тому же прошлым вечером брат сказал, что ни капельки не сердится на него и даже сочувствует ему. Но одна мысль о том, что его брат снова буде какое-то время жить с Чехословакией, приводила его в ужас. Сразу после войны между его братом и «женой» произошел разрыв. Как же он тогда был счастлив. Ведь с самого рождения он не любил славян, считал их недалекими и слаборазвитыми. Так и при самой первой встречи с чешкой он испытал такое отвращение, которое не испытывал никогда в жизни. Эта строптивая грязнокровка сразу после брака с его братом начала наводить в их доме свои порядки, да и Веймар из улыбчивого и веселого юнца правратился в серьезного мужчину. Нередко доставалось и Рейху, над которым Чехословакия нередко смеялась каждый раз, когда немец пытался поставить её на место. Одним словом — шалава. Но не успел он поразмыслить, как подъехала машина, и, сев в неё, немец приказал водителю ехать. Прощаясь с видами родного Берлина, Рейх все вновь и вновь повторял про себя: «Куда теперь заведёт дальше?»